Портал | Содержание | О нас | Авторам | Новости | Первая десятка | Дискуссионный клуб | Научный форум | Отправить открытку

Если бы мы всегда подражали в технологии Западу, Гагарин никогда бы не стал первым.

К сожалению, история Северной Кореи после 1945 г. и, особенно, после окончания Корейской войны и поныне недостаточно хорошо изучена как нашей, так и мировой историографией. Развитие исследований до недавнего времени сдерживалось в первую очередь недостатком материалов. После 1990 г. ситуация стала заметно улучшаться, но большинство новых материалов относится к первым годам после Освобождения страны, к периоду от падения колониального режима (1945 г.) до начала Корейской войны (1950 г.), в то время как последующий период 1953-1965 гг. во многом остается "белым пятном" северокорейской истории. Между тем, пятидесятые годы – это важнейший период развития КНДР, эпоха, когда происходило формирование той политической и социально-экономической структуры, которая в целом существует в этой стране и поныне.

В настоящей статье вкратце рассматривается история политической борьбы в северокорейском руководстве в 1945-1960 гг. и формирование режима единоличной власти Ким Ир Сена. Поскольку настоящая статья во многом перекликается со статьей о кризисе 1956 года, которая тоже входит в состав настоящего сборника, в ней сделаны необходимые сокращения, и основное внимание уделяется тем событиям, которые предшествовали драматическому выступлению оппозиции на августовском (1956) Пленуме ЦК ТПК, в частности – ликвидации "внутренней группировки", а также событиям конца пятидесятых годов.

---

Путь к абсолютной власти был для Ким Ир Сена долог и труден, в борьбе за то, чтобы стать единоличным диктатором, ему пришлось проявить немало ума, выдержки и изворотливости. Борьба эта растянулась на многие десятилетия, но наиболее важным, тяжелым и, по сути, решающим ее периодом стали пятидесятые годы, когда группировке Ким Ир Сена пришлось иметь дело с наиболее могущественными и опасными соперниками, устранить которых с политической арены было не так-то просто.

Как известно, после разгрома Японии в августе 1945 г. территория Кореи в соответствии с Потсдамскими договорённостями оказалась расчленённой по 38-й параллели: северная часть страны вошла в советскую зону оккупации, в то время как на юге высадились американские войска. Естественно, что в условиях начинавшейся "холодной войны" обе великие державы сделали все для того, чтобы в находящихся под их управлением районах пришли к власти выгодные им политические силы. При активной поддержке и под постоянным контролем советской оккупационной администрации в Северной Корее началось строительство "нового общества", которое, разумеется, было ничем иным как несколько модифицированной применительно к корейским условиям копией Советского Союза начала пятидесятых годов. В этом отношении советская политика в Северной Корее принципиально мало отличалась от той, которая проводилась в находившихся под советским контролем странах Восточной Европы.

Однако на советскую тактику оказывало немалое влияние то обстоятельство, что в Северной Корее, в отличие от большинства восточноевропейских государств, поначалу было практически невозможно опираться на местных коммунистов. Корейское коммунистическое движение было в целом очень слабо, а в Северной Корее коммунистов вообще практически не было.

Первые коммунистические группы появились в Корее (и среди корейцев в Китае и России) вскоре после 1917 г., однако отношения между этими группами были весьма напряженными. Вся ранняя история корейского коммунистического движения была заполнена столкновениями различных фракций, которые ожесточенно боролись за признание своего формального лидерства со стороны Коминтерна. В 1925 г. при посредничестве Коминтерна была создана нелегальная Компартия Кореи, но просуществовала она недолго. Большинство ее руководителей было арестовано японской полицией буквально через несколько месяцев, а сама Компартия была в 1928 г. распущена специальным решением Исполкома Коминтерна. Причиной этого, весьма необычного, решения стали фракционные дрязги, которые не прекращались и после формального объединения соперничающих коммунистических групп. {*1}

В силу этого перед советскими военными властями с первых же недель оккупации со всей остротой встал "кадровый вопрос": в Северной Корее почти не было местных коммунистов, которых можно было бы назначать на ответственные посты. В этой обстановке советское военно-политическое руководство оказалось вынужденным делать ставку не столько на местных коммунистов, которых было очень мало и которые, вдобавок, зачастую казались недостаточно надёжными, сколько на возвращающихся в Северную Корею из-за границы эмигрантов (предпочтение при этом, понятно, отдавалось тем, кто прибывал в Корею из СССР). В силу этого формировавшаяся под прямым руководством советских властей политическая элита КНДР изначально оказалась весьма разнородной, в неё вошли представители нескольких группировок, весьма отличающиеся по своему жизненному и политическому опыту. В сочетании с традиционно характерной для корейской политической жизни фракционностью, это обстоятельство делало в перспективе неизбежной острую борьбу в северокорейской верхушке.

В руководстве КНДР середины сороковых годов чётко выделялись 4 фракции: "местная", "яньаньская", "советская" и "партизанская". До 1945 г. эти группировки действовали изолировано и не поддерживали друг с другом почти никаких контактов, так что большинство их руководителей впервые узнало о существовании друг друга лишь в 1945-46 гг.

Политическая история Северной Кореи в 1945-1960 гг. – это, в первую очередь, история борьбы группировок, история того, как Ким Ир Сен и его сторонники (изначально – сравнительно малочисленные) сумели потеснить и уничтожить остальные группировки и установить в стране режим неограниченной личной власти Великого Вождя. Во многих отношениях для Ким Ир Сена 1945-1960 гг. были тем же, чем для Сталина – период 1924-1936 гг. И Сталин в 1924, и Ким Ир Сен в 1945 были лишь "первыми среди равных", они действовали в окружении куда более авторитетных политических деятелей, и были вынуждены постоянно учитывать наличие оппозиции как внутри, так и за пределами партии. К 1936 г. Сталин, и к 1960 г. Ким Ир Сен стали неограниченными диктаторами, каждое слово которых было законом для всех их подданных.

Что же представляли из себя 4 группировки? В "местную" группировку входили те корейские коммунисты, которые в годы японского колониального режима вели нелегальную работу в самой Корее. В августе 1945 г., сразу после Освобождения Кореи, в Сеуле было объявлено о восстановлении Компартии Кореи и избраны ее временные руководящие органы. Во главе воссозданной Компартии оказался ветеран корейского коммунистического движения Пак Хон Ён – один из основателей Компартии Кореи 1925 г. В начале 1930-х гг. Пак Хон Ён недолго жил в СССР, однако вскоре он вернулся в Корею, где неоднократно арестовывался японскими властями, но, выйдя из тюрьмы, вновь возвращался к революционной деятельности. К 1945 г. он был бесспорным лидером всего коммунистического движения в Корее. {*2}
В то же время надо помнить, что первоначально и сам Пак Хон Ён, и почти все лидеры "внутренней" группировки действовали в Сеуле, то есть в той части Кореи, которая с начала сентября 1945 года оказалась под американским контролем.

Влияние и авторитет воссозданной компартии стали быстро расти. На первых порах "сеульская" партия была (или, скорее, считалась) общенациональной, то есть ей подчинялись как коммунисты Юга, так и (формально) коммунисты Севера. Однако уже в начале 1946 г. Ким Ир Сен при поддержке советских военных властей вывел партийные организации Севера из подчинения Сеулу. К концу 1945 г. Компартия была одной из самых влиятельных политических сил на Юге, и именно ее активисты (многие из которых были членами коммунистических организаций до 1945 г.) и составили основу "внутренней" группировки.

"Яньаньскую" группировку составили те деятели корейского коммунистического движения, которые в 20-30-е гг. покинули страну и уехали в Китай, который тогда, наряду с СССР, был одним из важнейших центров корейской коммунистической эмиграции. Первоначально они в основном находились в Шанхае, но впоследствии, по мере расширения японской агрессии в Китае, многие эмигранты оказались в маленьком городке Яньань, где в те годы располагалась штаб-квартира китайской компартии. Там, в Яньани, в 1942 г. была создана "Лига независимости" (полное название: "Северокитайская Лига независимости Кореи") – наиболее крупная из всех существовавших за рубежом корейских коммунистических организаций. Лидером и "Лиги независимости", и всей яньаньской фракции стал известный учёный-лингвист Ким Ду Бон. Ким Ду Бон, однако, во многом сторонился практической политики. Первый глава северокорейского государства так и остался в корейской истории скорее как выдающийся лингвист, а не как политик. Поэтому практическими делами яньанской фракции руководил Чхве Чхан-ик, ветеран коммунистического движения. {*3} Кроме интеллигентов-эмигрантов, в яньанскую группировку входили многие корейцы, воевавшие в частях китайской Компартии, в рядах 8-й и Новой 4-й Армий. Наиболее известным из этих корейских военных был генерал Ким Му Чжон (более известный под своим псевдонимом Му Чжон), которому суждено было сыграть немалую роль на первых этапах Корейской войны.

"Советская" группировка состояла из многочисленных советских корейцев, которых советское командование с осени 1945 г. стало направлять на работу в КНДР. На первых порах все они служили в органах советской оккупационной администрации, но уже с 1946 г. начался массовый переход советских корейцев на работу в учреждения формирующегося северокорейского режима. Надо сказать, что между "яньаньской" и "советской" группами существовало немаловажное отличие: если большую часть "яньаньцев" составляли люди, родившиеся и долго жившие в самой Корее, то среди приехавших в Пхеньян советских корейцев почти не было тех, кто в своё время эмигрировал в СССР из Кореи по политическим причинам, спасаясь от преследований японской полиции.
У этого обстоятельства есть простое и печальное объяснение: в ходе репрессий 1937 г. почти все жившие в СССР корейские политические эмигранты были обвинены в шпионаже в пользу Японии и уничтожены. Поэтому "советская" группировка состояла из людей, которые не только выросли в СССР, но до этого времени в Корее никогда не бывали и никаких связей с ней не поддерживали (у тех, кто имел неосторожность поддерживать такие связи, было куда меньше шансов пережить 1937 г.).
Исключением были советские корейцы, отправленные в Корею по линии Коминтерна или разведывательных служб, но их количество было очень невелико. В большинстве своём советские корейцы до прибытия в КНДР были школьными учителями, однако некоторую часть этой группировки составляли те немногие корейцы – партийные работники среднего и низшего звена, которым удалось уцелеть в годы сталинских репрессий и насильственного переселения с Дальнего Востока в Среднюю Азию. Количество направленных в КНДР советских корейцев было весьма значительным – несколько сот человек, в своём большинстве занявших в Северной Корее заметные посты. {*4}

"Партизанская" группировка состояла из бывших участников партизанского движения в Маньчжурии во главе с Ким Ир Сеном. Как известно, после захвата Маньчжурии Японией в 1931 г. на оккупированной территории началось партизанское движение, в котором принимали участие как китайцы, так и жившие на этой территории корейцы. К концу 1930-х гг. положение партизан заметно ухудшилось: японцам удалось нанести партизанским отрядам ряд тяжелейших поражений и фактически сломить вооружённое сопротивление. Немногие уцелевшие партизаны с боями отступили на советскую территорию, где из них летом 1942 г. была сформирована 88-я отдельная бригада. Командиром 1-го (корейского) батальона этой бригады (остальные батальоны состояли преимущественно из китайцев) был назначен Ким Ир Сен, один из известных партизанских командиров, перешедший советско-китайскую границу в конце 1940 г.

После победы над Японией солдаты и офицеры 88-й бригады были направлены в Маньчжурию и Корею, чтобы в качестве советских военнослужащих обеспечивать связи между местным населением и советскими войсками. Так, Ким Ир Сен прибыл в Пхеньян как помощник советского коменданта города. Однако молодой капитан Советской Армии, в прошлом – маньчжурский партизан, быстро привлек внимание советских генералов, которые как раз тогда начали искать наиболее подходящего кандидата на пост руководителя формировавшегося под советским контролем северокорейского государства. Робкие попытки наладить сотрудничество с националистами провалились, и с конца 1945 г. советские военные власти явно сделали ставку на Ким Ир Сена. Уже в декабре 1945 г. Ким Ир Сен был назначен секретарем северокорейского бюро Компартии Кореи, которое на первых порах подчинялось находившемуся в Сеуле ЦК с Пак Хон Ёном во главе. {*5}

В течение весны 1946 г. с формальной зависимостью северокорейского бюро Компартии Кореи от сеульского ЦК было покончено. К апрелю-маю в Пхеньяне уже действовала отдельная Компартия Северной Кореи, в руководство которой вошли в основном представители "партизанской" и "советской" группировок. Вошли в нее также и те, крайне немногочисленные, корейские коммунисты, которые или действовали на территории Северной Кореи до 1945 г., или прибыли туда в первые месяцы после Освобождения, и которые в силу этого были тесно связаны с "внутренней" группировкой. Сеульское ЦК продолжало руководить коммунистическими организациями в южной части страны, которые были превращены в отдельную Коммунистическую партию Южной Кореи.

Зима 1945/1946 гг. стала временем массового возвращения корейских эмигрантов из Китая. Надо сказать, что советские военные власти явно относились к "янаньцам" с определенным подозрением, что, скорее всего, было отражением уже существовавшей скрытой напряженности в отношениях между Москвой и китайскими коммунистами. В частности, советские власти сорвали предпринятую в октябре 1945 г. попытку ввести на территорию Кореи сформированные в Китае корейские коммунистические части. {*6}

Большинство "яньаньцев" вернулось в Корею в конце 1945 г., но, за некоторыми исключениями, они в Компартию Кореи не вступили. Вместо этого в феврале 1946 г. на базе "Лиги независимости" ими была создана Новая народная партия, программа которой была в целом марксистской, но, по сравнению с программой коммунистов, отличалась заметно меньшим радикализмом требований. В Северной Корее, таким образом, возникла аномальная ситуация: в ней фактически существовало две марксистские партии, что нарушало принцип "одна страна – одна партия" всегда существовавший в коммунистическом движении. Понятно, что советское руководство (и лично Сталин) летом 1946 г. приказали организовать слияние обеих партий. {*7}
В августе 1946 г. Новая народная партия объединилась с Компартией, образовав Трудовую партию Северной Кореи. Формальным ее руководителем стал Ким Ду Бон, но реальная власть сосредоточилась в руках Ким Ир Сена. {*8} Создание отдельной и независимой от Сеула Компартии Северной Кореи, а потом и ее преемницы – Трудовой партии Северной Кореи стало важным шагом на пути к установлению режима единоличной власти Ким Ир Сена. Возникновение самостоятельной партии означало, что коммунистические организации Севера выводились из под контроля более авторитетного сеульского центра. Ким Ир Сен становился хозяином положения на той территории, которая неизбежно превращалась в главную базу коммунистического движения в стране.

Анализ состава ЦК, избранного на Первом съезде ТПСК, позволяет сделать весьма любопытные наблюдения о расстановке сил внутри партии в этот период. В состав первого ЦК входило 43 человека, а в состав его Постоянного комитета (орган, аналогичный позднейшему Политбюро) – 13 человек.

Табл.1. Фракционный состав ЦК ТПСК первого созыва (1946 г.)
 

	Советская Фракция	Яньаньская фракция	Внутренняя фракция	Партизанск. фракция	Неизв.
Пост.ком.ЦК ЦК в целом	3 8	6 15	2 10	2 4	0 6

Таблица составлена по данным Вада Харуки, но с некоторыми изменениями:

Вада Харуки. Ким Иль Сонъ-гва манчжу ханъиль чончжэнъ. Сеул, Чханъчжак-ква пипхёнъса, 1992. С.310-312 {*9}

Из списка хорошо видно, что в это время роль бывших партизан была ещё не очень велика. В своём большинстве они не имели ни опыта, ни образования, необходимого для деятельности на заметных государственных постах, и поэтому неизбежно оказались поначалу оттерты на второй план. Обращает на себя внимание и то, что сравнительно слабо были представлены в высшем эшелоне ЦК старые подпольщики, наиболее заметные из которых в этот момент действовали в Сеуле и в созданную в Пхеньяне Трудовую Партию Северной Кореи не вошли. В то же время советская и, особенно, яньаньская группировки, как можно видеть из таблицы, были представлены в руководящем органе новой партии очень обильно. Любопытно отметить, что 22 члена первого состава ЦК (ровно половина) впоследствии были репрессированы {*10}. Впрочем, реальное количество репрессированных больше, так как во многих случаях люди, о которых переставала упоминать северокорейская печать, также становились жертвами репрессий, о которых просто не объявлялось открыто.

Несколько позднее в результате слияния ряда левых партий Юга в Сеуле была создана Трудовая партия Южной Кореи, руководителем которой стал Пак Хон Ён, бывший лидер общекорейской компартии. Действовала партия нелегально. После того как 7 сентября 1946 г. американские военные власти отдали приказ об аресте ее лидеров во главе с Пак Хон Ёном, большая часть партийного руководства в 1946-1947 г. перешла на Север и находилась в Пхеньяне. {*11}
По мере обострения отношений между Севером и Югом и приближения Корейской войны, тактика южнокорейских коммунистов становилась все более жесткой: политические забастовки, восстания, партизанские операции стали обычными методами их деятельности.

В 1946-1949 гг. на территории Северной Кореи действовали две сети партийных организаций: северокорейская и южнокорейская. Последняя, впрочем, была не очень многочисленной, и играла роль тыловой базы южнокорейского подполья. На территории Севера находилась, в частности, школа, которая готовила кадры для партизанских и диверсионных операций, многочисленные склады, мастерские, типографии и радиостанции – словом, вся сложная инфраструктура, без которой невозможно ведение интенсивной партизанской войны. Однако тот факт, что южнокорейские партийные организации действовали на территории, где хозяином положения был Ким Ир Сен и "его" партия, и что они во многом зависели от военно-технической, материальной и финансовой помощи, предоставляемой правительством Ким Ир Сена (или – советским властями через правительство Ким Ир Сена), означало немалую реальную зависимость южан от северного руководства.

Окончательное подтверждение новый, зависимый, статус южнокорейских коммунистов получил в июне 1949 г., когда произошло слияние Трудовых партий Севера и Юга в единую Трудовую партию Кореи (ТПК). Председателем новой партии стал Ким Ир Сен, в то время как Пак Хон Ён, который еще 4 годами ранее был бесспорным лидером всех корейских коммунистов, должен был удовлетвориться достаточно скромным постом заместителя председателя партии. Другим заместителем Ким Ир Сена стал Хо Га И, неформальный лидер советских корейцев, великолепный организатор и знаток партийной бюрократии.

До конца сороковых годов все непростые политические маневры производились, скорее, по инициативе советских властей, а не Ким Ир Сена и его окружения. Едва ли можно сомневаться в том, что все три важнейшие события этого периода истории ТПК – обособление Компартии Северной Кореи, слияние левых партий в Трудовую Партию на Севере и слияние левых партий на Юге – были результатами прямых распоряжений советских властей. {*12}
По-видимому, советские власти выступили инициаторами и слияния Трудовых партий Севера и Юга в 1949 г. {*13} Поскольку в тот момент Ким Ир Сен воспринимался в Москве как идеальный "наш человек в Пхеньяне", его интересы и интересы советских властей в целом совпадали. Основная цель всех этих разделений и слияний была достаточно ясна:
во-первых, – создать единую общекорейскую коммунистическую партию,
во-вторых, – обеспечить руководящее положение в этой партии за Ким Ир Сеном, который в силу ряда причин представлялся наиболее приемлемым для СССР кандидатом на этот пост.
К концу 40-х гг. обе эти задачи были успешно решены.

Нельзя не заметить, что в 1945-1946 гг. партизанская группировка была наименее влиятельной и, казалось, что большинство ее членов, несмотря на их бесспорные заслуги перед корейским коммунистическим движением, имеет весьма мало шансов на заметную карьеру (не говоря уж об установлении собственной монополии на власть). Бывшие партизаны,
во-первых, в своем большинстве не имели достаточного образования. В то время как среди ведущих членов остальных группировок высшее образование было обычным явлением, если не нормой, очень немногие партизаны смогли окончить даже среднюю школу, а некоторые из них были просто неграмотны {*14}
Не имели они, во-вторых, и настоящей известности в стране. Во внутренней и яньаньской группировках было немало людей, которые на протяжении долгого времени находились в центре политической и культурной жизни колониальной Кореи, деятелей, имена которых к 1945 г. немало значили для корейской интеллигенции. Напротив, большинство партизан было выходцами из бедных крестьянских семей Маньчжурии и Северной Кореи, и их имена едва ли были известны кому-либо за пределами их родных деревень. {*15}
В-третьих, у партизан не было и практического опыта, который был бы полезен в условиях строительства социалистической Кореи (в этом отношении советские корейцы, бывшие профессиональные управленцы и чиновники, были вне конкуренции). Конечно, партизаны имели некоторый военный опыт, но даже и он был достаточно ограничен и не всегда применим к условиям регулярной армии.

Однако, несмотря на эти очевидные недостатки, именно партизаны в конце концов вышли победителями из фракционной борьбы. Решающую роль в этом сыграло то, что советские власти сделали ставку на Ким Ир Сена, и превратили бывшего капитана Советской Армии в правителя Северной Кореи. После этого Ким Ир Сен начал последовательную борьбу за укрепление своей власти, и его опорой в этой борьбе были преданные ему бывшие партизаны. Впрочем, не только личная преданность (роль которой нельзя ни отрицать, ни преуменьшать), но и вполне материальные и карьерные интересы заставляли партизан группироваться вокруг будущего Великого вождя.
Бывшим партизанам без поддержки сверху было бы невозможно конкурировать в борьбе за посты и влияние с "яньаньцами" или с советскими корейцами, многие из которых обладали и образованием, и немалым административным опытом. Ким Ир Сен также знал, что всегда может рассчитывать на безусловную поддержку своих товарищей по оружию. В шестидесятые годы члены партизанской группировки почти монополизировали высшую власть в стране, и, позднее, передали свои привилегии по наследству своим детям. Можно быть уверенным в том, что полная победа изначально слабой партизанской группировки была бы немыслимо, если бы не сознательная линия Ким Ир Сена на карьерное выдвижение в первую очередь своих былых соратников.

К концу сороковых годов Ким Ир Сен стал руководителем северокорейской партии и государства, печать все чаще стала именовать его "Вождем" (кор. сурёнъ) – термин, ранее применявшийся по отношению к Ленину и Сталину. Однако лидерство Ким Ир Сена в конце 40-х гг. было весьма условным.
С одной стороны, его жестко ограничивали советские представители и советники, без консультации с которыми не могло быть принято ни одно сколь-либо важное решение.
С другой стороны, Ким Ир Сену приходилось считаться с наличием в руководстве КНДР и ТПК 4 группировок и лавировать между ними при проведении тех или иных решений.
Ким Ир Сен стремился к полноте власти, но получить ее он мог, лишь отделавшись от советского контроля и нейтрализовав своих возможных противников из трех "чужих" группировок. На протяжении 50-х гг. Ким Ир Сену удалось справиться с этими двумя труднейшими задачами и стать полновластным правителем Северной Кореи. То, каким образом Ким Ир Сен сумел выйти из под советского контроля – тема отдельного исследования. Здесь же нам хотелось бы сосредоточиться на том, как Ким Ир Сену и его окружению удалось разделаться с многочисленными и опасными конкурентами из других фракций тогдашнего северокорейского руководства и сосредоточить в своих руках неограниченную власть.

Различие 4 фракций было весьма чётким. Конечно, возможны были и некоторые сложные случаи, когда один и тот же человек мог быть отнесен сразу к нескольким группировкам. Такой неоднозначной фигурой была, например, Пак Чжон Э (Вера Цой). Она долго жила в СССР, потом была заброшена для нелегальной работы в Корею, установила там связи с местными подпольщиками, но после Освобождения одной из первых стала ориентироваться на партизан Ким Ир Сена. Она, таким образом, может быть отнесена сразу к трем фракциям. Однако эта и ещё несколько подобных ситуаций нетипичны, в целом грани между фракциями были весьма чёткими и принадлежность человека к той или иной конкретной группировке обычно не вызывала сомнений ни у него самого, ни у окружающих. Это был не его выбор, а естественная производная его биографии, того, откуда в 1945-1948 гг. он прибыл в Корею, и того, что он делал до 1945 г.

До конца 1940-х гг. противоречия между 4 основными фракциями загонялись вглубь. Немалую роль играли в этом и советские власти, которые не без основания опасались обострения фракционной борьбы, и, выдвигая на первый план Ким Ир Сена и "советскую" группировку, в то самое время старались обеспечивать некоторое равновесие сил. Это равновесие очень хорошо заметно при анализе состава ЦК ТПК второго созыва, сформированного в марте 1948 г., в котором существовало чуть ли не арифметическое равенство всех 4 группировок. Особенно ярко это проявилось в его высшем, наиболее важном эшелоне, то есть в его Постоянном Комитете (так тогда называлось Политбюро). В состав Постоянного Комитета вошло 15 человек. Три группировки (советская, яньаньская и внутренняя) имели там по четыре представителя, а партизанская – три, так что равенство было просто идеальным. {*16}

Тем не менее, отношения между группировками уже с самого начала не были идилличными. Представители каждой из фракций, связанные общим прошлым, общими взглядами и привычками, держались особняком, у каждой фракции был свой круг неформального общения, свои признанные и полупризнанные лидеры. Так, среди "советской" группировки на первый план довольно быстро выдвинулся А.И.Хегай, в доме которого постоянно собирались советские корейцы.
Взаимная настороженность между фракциями тоже давала себя знать с самого начала. Представители "местной" группировки относились с подозрением к "янаньцам" и "советским" как к эмигрантам, не имевшим отношения к собственно подпольной борьбе. "Партизаны" недолюбливали "советских", считая их как бы и вовсе ненастоящими корейцами, а те, в свою очередь, свысока относились "партизанам" как к людям малообразованным и не имеющим никакого опыта хозяйственного и административного руководства. Список этих противоречий можно было бы продолжать довольно долго, даже сейчас, спустя полвека, в ходе бесед с участниками тех событий автору не раз приходилось ощущать, каких заметных масштабов достигала эта взаимная неприязнь или, по меньшей мере, отчуждение в корейском руководстве рубежа 40-х и 50-х годов {*17}
Питательной почвой для этих разногласий служила корейская политическая культура, для которой всегда была характерна тяга к фракционности, дроблению. Ким Ир Сен умело воспользовался этими разногласиями.

Напряжённость в отношениях группировок периодически прорывалась уже в первые годы существования КНДР. Так, один из советских корейцев рассказывал мне, что уже в 1947 г. он слышал о том, что в своём кругу многие из бывших партизан не только очень зло отзывались о выходцах из СССР и Китая, но и говорили, что со временем надеются отделаться от этих людей. {*18} В то же время тогда такие мысли приходилось держать при себе: фракционная борьба жестко пресекалась.

Некоторые из советских дипломатов и военных с самого начала осознавали, что фракционность является серьезной потенциальной угрозой для стабильности нового режима. Подтверждением этому стало письмо, которое 20 апреля 1948 г. В.В.Ковыженко направил в ЦК КПСС. В настоящее время копия этого письма находится в архиве автора. В то время В.В.Ковыженко, впоследствии – известный дипломат, был работником Политуправления 25-й армии. В своем письме В.В.Ковыженко коротко обрисовал фракционный состав северокорейского руководства. Он выделил четыре группировки в тогдашнем руководстве ТПК:
1) бывшие подпольщики (руководителем их он считал Пак Хон Ёна);
2) вернувшиеся из Китая эмигранты-партизаны (к ним, помимо Ким Ир Сена и Чхве Ён Гона, он также относил и Ким Му Чжона);
3) советские корейцы;
4) вернувшиеся их Китая эмигранты-интеллигенты во главе с Ким Ду Боном.
По-видимому, письмо В.В.Ковыженко является первым официальным документом, в котором о существовании группировок в ТПК заявлено с полной четкостью. Следует отметить, что В.В.Ковыженко ни в коем случае не относит Ким Ир Сена и его партизан к советской группировке (как довольно долго делали зарубежные наблюдатели). Другая любопытная черта письма: хотя оно и было написано за полтора года до формального объединения Трудовых партий Севера и Юга, они фактически рассматриваются как единая организация. В.В.Ковыженко даже упоминает мимоходом о предстоящем их объединении как о деле, в принципе, решенном.

Письмо заполнено подробными описаниями конфликтов и интриг между фракциями, которые уже к 1948 г. достигли немалого размаха. При этом особое внимание уделяется кампании против выходцев с Юга и лично против Пак Хон Ёна, отношения к которому в официальном уже тогда было натянутым. По словам В.В.Ковыженко: "Уже в конце 1946 г. стало заметно это охлаждение Ким Ир Сена, имеющего слабость прислушиваться к льстецам и подхалимам, по отношению к Пак Хон Ёну и его товарищам из Южной Кореи".
Можно привести только один их множества эпизодов, о которых идет речь в письме. Еще в 1946 г. Шабшин, в те времена – сотрудник советской военной разведки, активно общавшийся с Пак Хон Ёном и высоко его ценивший, написал (под корейским псевдонимом) статью под названием "Пак Хон Ён – великий патриот корейского народа". Однако официальные корейские газеты отказывались печатать эту статью, ссылаясь на то, что она вызовет неудовольствие Ким Ир Сена. Только после "определенного нажима" (выражение Ковыженко) со стороны советской военной администрации, в которой Шабшин играл тогда немалую роль, статью все-таки напечатали. Тем не менее, ее название было изменено на более безобидное "Пак Хон Ён – один из видных деятелей Кореи". Рассказывает В.В.Ковыженко и о слежке, которую люди Ким Ир Сена вели за выходцами с Юга.

По поводу причин всех этих разногласий, В.В.Ковыженко замечает: "В основе всех недоразумений и натянутых отношений между этими группами лежат не какие-либо принципиальные расхождения по важнейшим политическим вопросам (в этом отношении между руководством обеих партий имеется достаточное единство взглядов), а личные интересы – борьба за руководящие посты, при общей склонности корейских деятелей к групповщине и всевозможным взаимным интригам, что усугубляется недостатком опыта и политической зрелости".
В.В Кавыженко говорит, что он обсуждал ситуацию с советскими генералами – Н.Г.Лебедевым и А.А.Романенко, а также с полковником Игнатьевым, но принятые теми меры оказались неэффективными: отношения между группировками продолжали ухудшаться. Сейчас, спустя полвека, мы не можем не отдать должное анализу В.В. Ковыженко. Последующие события полностью подтвердили его оценки.

Хотя, как мы видим, некоторые акции Ким Ир Сена и его сторонников и вызывали в Москве беспокойство, но в целом до 1950 г. интересы советских властей и Ким Ир Сена в целом совпадали. Однако в начале 50-х гг. положение Кореи существенно изменилось. Корейская война, начавшаяся летом 1950 г. внезапным нападением Севера на Юг, вопреки ожиданиям северокорейского руководства, разделявшимися Москвой и Пекином, не привела к объединению страны под знаменами КНДР. Наоборот, только вступление на территорию Корейского полуострова китайских частей (т.н."китайских народных добровольцев") спасло северян от полного разгрома. Естественно, что присутствие на Севере китайских войск, которые взяли на себя основную тяжесть ведения военных действий, привело к усилению там китайского влияния за счёт советского, которое заметно слабело, хотя все равно осталось значительным. В то же время, Ким Ир Сен в условиях войны окончательно завершил консолидацию своей власти, и более не нуждался в советской поддержке. Наоборот, можно предположить, что постоянный советский контроль стал все более раздражать его. К счастью для Ким Ир Сена, новая ситуация позволяла ему начать постепенное освобождение от этого контроля.

Первым признаком того, что Ким Ир Сен изменил свою линию поведения, стало устранение А.И.Хегая, лидера "советской" группировки, бывшего советского партработника, который одно время даже занимал пост Первого Секретаря ТПК (сам Ким Ир Сен был Председателем партии). Для Ким Ир Сена А.И. Хегай был одним из символов советского контроля, от которого так хотелось отделаться. О роли А.И.Хегая в создании ТПК и о его трагической судьбе речь идет в другом месте, сейчас же достаточно сказать, что в ноябре 1951 г. он был снят со своего поста, а летом 1953 года погиб. Официально было сообщено о его самоубийстве, однако ряд обстоятельств заставляет предполагать, что в действительности он был убит. {*19}

Одновременно с этим Ким Ир Сен нанес удар и по яньаньской группировке. 21 декабря 1950 г., то есть сразу же после того, как китайское вмешательство спасло КНДР от полного разгрома, в Канге, у китайской границы, собрался экстренный пленум ЦК ТПК. В ходе Пленума Ким Ир Сен возложил на ряд северокорейских руководителей ответственность за недавние поражения. Среди обвиненных был и Му Чжон, наиболее известный из яньаньских генералов. Все "виновные" были исключены из партии, но вскоре те из них, кто принадлежал к "партизанской группировке" были реабилитированы и впоследствии сделали немалую карьеру. Исключением стал Му Чжон, которому пришлось вернуться в Китай, где он вскоре умер. {*20}
В конце войны Ким Ир Сен устранил и другого заметного лидера яньаньцев – Пак Ир У. По слухам, непосредственной причиной падения этого видного политика, доверенного лица Мао в Корее, стали его резкие критические высказывания в адрес Ким Ир Сена. Вероятно, однако, что Ким Ир Сен также стремился нейтрализовать человека, который явно становился реальным лидером "яньаньской группировки", да и вообще приобрел слишком большое влияние в стране. {*21}

Расправа с А.И.Хегаем и Пак Ир У ослабила позиции и советских, и китайских корейцев, но в тех условиях Ким Ир Сен не мог начинать серьезную атаку против них: слишком велик был риск прямого вмешательства Москвы или Пекина. Первый свой удар "партизаны" нанесли по "местной" группировке, которая не имела особых связей ни в Китае, ни в СССР и поэтому не могла рассчитывать на защиту извне. Более того, судя по воспоминаниям некоторых советских дипломатов, в Москве с некоторым подозрением относились к Пак Хон Ёну и его сторонникам – бывшим коминтерновцам, долгое время работавшим в условиях сначала японской, а потом американской оккупации. Лишённые внешней поддержки, бывшие подпольщики становились наиболее удобными и безопасными жертвами, к борьбе с которыми можно было привлечь не только "партизан", но и представителей других группировок. Кроме того, в конце 1952 г., когда война уже явно завершалась, вопрос о контроле над партизанскими и подпольными группами на Юге был уже не так важен, поэтому возможное негативное влияние расправы с "местной" группировкой на отношения с нелегальными организациями Юга и с партизанским движением там можно было до определенной степени игнорировать.

Сигналом к атаке на "местную" группировку стала большая речь, с которой Ким Ир Сен выступил на декабрьском (1952 г.) пленуме ЦК ТПК. Хотя в речи (по крайней мере, в том ее варианте, что публикуется сейчас в открытых корейских изданиях) почти не было прямых упоминаний деятелей "местной" группировки, но многочисленные обличения фракционизма имели вполне определённую направленность. {*22} Куда более конкретно на этом пленуме высказывался Пак Чхан Ок, секретарь ЦК ТПК, который после отстранения А.И.Хегая претендовал на роль ведущего деятеля "советской" группировки (и, увы, отличался немалой активностью во фракционных интригах). В своих выступлениях он жестко критиковал многих бывших руководителей Трудовой Партии Южной Кореи. {*23}

15 января 1953 г., то есть непосредственно после декабрьского пленума, Пак Чхан Ок жаловался первому секретарю советского посольства В.А.Васюкевичу на конфликты и грызню группировок. По его словам, в конце 1952 г. эти конфликты заметно обострились. О положении дел в руководстве ЦК ТПК он сказал: "Работать крайне трудно. Те или иные мероприятия партии и правительства проводятся медленно, под большим нажимом... Ряд партийных и государственных работников не доверяет сообщениям корейского радио. Усилились пережитки сектантства и группировщины, "недовольные" стараются привлечь на свою сторону колеблющихся и т.п... Положение дел было таково, что необходимо было этот вопрос поставить на V пленуме ЦК, что и было сделано Ким Ир Сеном в его докладе... При постановке этого вопроса на Пленуме ЦК преследовались следующие три цели: во-первых, серьезно предупредить всех фракционеров, что партия будет вести решительную борьбу против любых проявлений фракционной деятельности в партии; во-вторых, отколоть от фракционеров колеблющихся, менее устойчивых членов партии и в-третьих, дать возможность партийным организациям поднять на должную высоту критику и самокритику и этим самым улучшить работу партийных организаций, поднять на более высокий уровень работу партийного и государственного аппарата {*24}

После декабрьского пленума положение "местной" группировки ухудшилось, а вскоре начались и аресты. В самом начале 1953 г. по Пхеньяну распространились слухи о якобы имевшей место неудачной попытке государственного переворота. Вслед за этим стало известно об аресте ряда руководителей "местной" группировки. Это были в большинстве своём люди, связанные с проводившейся на Севере подготовкой партизанских отрядов и диверсионных групп, предназначенных для действий в Южной Корее. Именно их и обвинили в подготовке переворота.

В конце марта или в начале апреля со своих постов были сняты лидер внутренней группировки (а в свое время – и всего корейского коммунистического движения) министр иностранных дел Пак Хон Ён и министр государственного контроля Ли Сын Ёп. Ли Сын Ёп был тут же арестован по абсурдному, но вполне в сталинских традициях выдержанному обвинению в "шпионаже в пользу США", а Пак Хон Ёна ненадолго оставили на свободе.

4 апреля 1953 г. первый секретарь советского посольства В.А. Васюкевич по поручению советского посла посетил Пак Чхан Ока, чтобы выяснить ситуацию после недавних арестов и уточнить, кто именно из числа выходцев из Южной Кореи по-прежнему входит в состав правительства. По-видимому, посол хотел знать, кого из тогдашнего пхеньянского руководства отныне следует считать "живыми трупами", обреченными падению или смерти в ближайшем будущем. Пак Чхан Ок, который, подобно многим руководителям других группировок, был весьма рад низвержению внутренней группировки, сообщил требуемые сведения.
В тот момент в партийном и государственном аппарате, а также в различных общественных организациях находилось на руководящих постах более 500 членов Трудовой Партии, в разное время прибывших из Южной Кореи: 82 человека на руководящей партийной работе, 237 человек в органах народной власти и 186 человек в различных кооперативных и общественных организациях и органах печати. Пак Чхан Ок даже в этой связи постарался уколоть своего главного противника – А.И. Хегая, к тому времени уже мертвого. Пак Чхан Ок заметил, что именно А.И.Хегай некогда назначил на руководящие посты "слишком много" бывших подпольщиков. Однако, по словам Пак Чхан Ока "в связи с раскрытием заговорщицкой группы во главе с Ли Сын Епом ЦК ТПК принимает меры к более тщательному изучению указанных руководящих работников, прибывших из Южной Кореи" (иначе говоря, готовит чистку – А.Л.) {*25}
Впоследствии Пак Чхан Ок постоянно информировал советское посольство о том, как развиваются события вокруг дела Пак Хон Ёна – Ли Сын Ёпа, и каждый раз, когда следствию удавалось выбить из арестованных очередные абсурдные признания, сообщал о них советским дипломатам.

3 августа 1953 г., всего через неделю после подписания перемирия, которое положило конец Корейской войне, в Пхеньяне открылся первый в истории КНДР крупный политический процесс. Впрочем, ему суждено было стать и последним таким процессом, так как суд над Пак Хон Ёном носил полузакрытый характер, а впоследствии северокорейский режим вообще отказался от организации пышных судебных спектаклей.

Процесс продолжался 4 дня. Перед Верховным судом КНДР предстали 12 человек во главе с Ли Сын Ёпом, бывшим секретарем ЦК ТПК. Все обвиняемые были ветеранами коммунистического движения, после Освобождения входили в высшее руководство Трудовой Партии Южной Кореи, а к моменту ареста находились на весьма заметных постах в КНДР, занимаясь главным образом руководством деятельностью подполья и партизанских отрядов на юге страны. Кроме Ли Сын Ёпа, среди обвиняемых выделялись Пэ Чхоль, бывший заведующий так называемым "отделом связи" ЦК ТПК – специальным подразделением, которое занималось организацией нелегальной деятельности в Южной Корее, его заместители Пак Сын Вон и Юн Сун Даль, заместитель министра пропаганды Чо Иль Мён. Против них было выдвинуто четыре основных обвинения: подготовка государственного переворота; подрыв коммунистического движения на юге страны; сотрудничество с японской полицией в годы оккупации; шпионаж в пользу США {*26}

Кроме того, инкриминировалась подсудимым и подготовка прямых подрывных акций. Так, обвиняемый No.1 – Ли Сын Ёп заявил, что еще в июле 1950 г. Нобл сообщил ему, что американцы намечают на конец сентября 1950 г. высадку крупного десанта в Корее и последующее наступление до корейско-китайской границы. По словам Ли Сын Ёпа, Нобл потребовал организовать в Пхеньяне восстание в поддержку наступающих американо-южнокорейских войск. {*24} Пожалуй, вот тут чувство меры определенно изменило организаторам процесса. Даже если отвлечься от того обстоятельства, что, как нам сейчас хорошо известно, само планирование Инчхонской операции началось только в конце июля {*28}, и что само решение пересечь 38-ю параллель было принято уже в ходе боевых действий, весьма странной выглядит мысль о том, что американцы сообщили своему агенту столь секретную информацию как конкретную дату высадки, да еще за 2 месяца до самой операции!

Однако главным из выдвинутых было обвинение в подготовке военного переворота. Как было заявлено на суде и послушно подтверждено подсудимыми, подготовка этого переворота началась еще в сентябре 1951 г., причем дата его неоднократно переносилась и в конце концов он был, дескать, намечен на первый выходной сентября 1952 г. {*29} Заговорщики якобы собирались сместить Ким Ир Сена и людей из его ближайшего окружения и сформировать новое правительство. На суде был даже сообщен его примерный состав: премьер-министр Пак Хон Ён, его заместители – Чан Си У и Чу Ён Ха, первый секретарь ЦК ТПК – Ли Сын Ёп. {*30}
Переворот должен был, как утверждалось, произведен силами подчинявшихся обвиняемым отрядов Кымгансанского училища – центра по подготовке партизанских и разведывательно-диверсионных формирований для действий на Юге. Разумеется, прозвучала (хотя как-то робко, неохотно и малодетализировано) также и неизбежная тема планировавшейся американской поддержки: дескать, в случае переворота американцы собирались высадить десант в Вонсане и Анчжу.

Обвинение это было вполне фантастическим, так как подчинявшиеся "заговорщикам" военные силы состояли лишь из нескольких рот, вооруженных только лёгким оружием. В то же время в стране находились китайские войска, которые едва ли бы смирились с подобной попыткой, да и советское влияние оставалось еще огромным. {*31} Еще более далеки от реальности были заявления о том, что некоторые обвиняемые с давнего времени были агентами японской полиции, а потом перешли на службу к американцам, что они систематически предавали южнокорейское подполье, участвовали в диверсионно-вредительской деятельности против КНДР.

Надо сказать, что у обвинения не сходились концы с концами. Американскими исследователями (в первую очередь Со Дэ Суком) в обвинительных документах был обнаружен целый ряд убийственных противоречий. Так, один из обвиняемых показал, что летом 1950 г. получал инструкции о ведении подрывной деятельности от американского дипломата А.Нобла, которого в действительности в это время вообще не было в Корее. {*32}

Обвиняемые, как уже говорилось, охотно каялись и подтверждали показания друг друга. Ничего подобного известному выступлению Райчо Костова, который на аналогичном процессе в Софии в последний момент отказался от всех предъявленных ему обвинений и фактически сорвал столь хорошо задуманный спектакль, или даже уклончиво-неопределенному поведению Бухарина (впоследствии, как мы увидим, повторенному Пак Хон Ёном), на процессе Ли Сын Ёпа не произошло. Все обвиняемые приняли активное участие в этом спектакле.
Конечно, можно гадать на тему того, как организаторам процесса удалось добиться такого пассивно-покорного поведения от обвиняемых, некоторые из которых ранее не раз имели случаи проявить немалое мужество. Разнообразных предположений на этот счет как в связи с московскими процессами, так и в связи с их позднейшими копиями пятидесятых годов в странах Восточной Европы, высказывалось, как известно, немало. Как бы то ни было, обвиняемые играли свои роли без запинок. Например, Ли Кан Гук (к моменту ареста – высокопоставленный сотрудник Минвнешторга) начал свое выступление с заявления: "Я – добровольный цепной пес американского империализма!" и впоследствии не раз повторял эту самохарактеристику.

Особенно ярко выразился весь характер процесса в его последний день (6 августа 1953 г.), когда перед вынесением приговора слово было предоставлено адвокатам, а потом – и самим подсудимым. Симптоматично, что защитники даже не попытались поставить под сомнение ни один из эпизодов обвинения (это могло бы нарушить стройный замысел процесса), а, наоборот, все как один начинали свои речи с признания безусловной доказанности всех обвинений. Впрочем, во многих случаях речь защитников по своему тону не слишком отличалась от прокурорской. Так, адвокат Ли Сын Ёпа заявил: "Если говорить о Ли Сын Ёпе, то он, хотя и называл себя коммунистом, был носителем мелкобуржуазной идеологии, человеком, который так и не смог преодолеть влияния отсталого и реакционного буржуазного национализма" . {*33} В таком же духе высказались и остальные защитники, речи которых были построены по одному стандартному шаблону: признание бесспорной и полной доказанности обвинения, рассуждения о социальном происхождении и биографии, которая делала подзащитных носителями реакционной идеологии как бы помимо их воли и, наконец, просьба о снисхождении. Ходатайствуя о смягчении приговора, адвокаты обычно призывали суд учесть непролетарское происхождение подсудимых, вызванную этим склонность к "мелкобуржуазному национализму", и искреннее раскаяние, выразившееся, в частности, в активном сотрудничестве с судом и следствием.

Когда подсудимым было предоставлено последнее слово, все они каялись и говорили о готовности принять любое наказание. Вообще по стандартности своей структуры последние слова всех подсудимых не уступали речам адвокатов. Создается впечатление, что кто-то из высших организаторов процесса (шеф тайной полиции Пан Хак Се? сам Ким Ир Сен? кто-нибудь еще, но весьма заметного ранга?) сначала указал, о чем должны примерно говорить подсудимые в своем последнем слове, а уж потом их речи были составлены в соответствии с этой схемой. Сам Ли Сын Ёп сказал: "Я благодарен за то, что мне предоставили защитника и возможность свободно высказываться в течение 4 дней этого суда. Какое бы суровое наказание мне не определил суд, я приму его с радостью. Если бы у меня было две жизни, то отнять их обе – и то мало было бы!" Ли Кан Гук заявил: "Я глубоко благодарен Родине и народу за то, что мне предоставлена возможность умереть порядочным человеком, который открытым покаянием в совершённых преступлениях очистился перед народом!" Чо Ен Бок попросил у суда разрешения обратиться к детям со следующим предсмертное призывом: "Изо всех сил боритесь с американским империализмом, который сделал Вашего отца злобным врагом Родины!". В таком духе высказались и все остальные. Пытавшийся покончить с собой в тюрьме писатель Лим Хва выразил свое раскаяние и по этому поводу, сказав, что "желание умереть в страхе перед судом народа делает преступления ещё гнуснее и отвратительнее", и затем, как и многие подсудимые, поблагодарил за предоставленную ему возможность умереть после покаяния на суде. Судебный фарс заканчивался трагикомедией . {*34}

После этого суд удалился на совещание. Продолжалось оно около часа (надо было соблюсти проформу!). По его окончании был, наконец, объявлен и приговор. Все подсудимые были признаны виновными по всем предъявленным им обвинениям. Приговор практически точно соответствовал тому, на котором настаивал в своей речи прокурор: 10 человек были приговорены к смертной казни, а двое – к продолжительным срокам тюремного заключения . {*35}

Произошедшее в Пхеньяне в 1953 г. не было чем-то уникальным. Как известно, начало 50-х гг. почти во всех социалистических странах было ознаменовано процессами против ряда крупных деятелей коммунистического движения, которые по сути копировали московские процессы 30-х гг. (процесс Ласло Райка в Венгрии, процесс Трайчо Костова в Болгарии, процесс Рудольфа Сланского в Чехословакии). По-видимому, целью организаторов этих пышных судебных спектаклей было устранение потенциально ненадёжных элементов и устрашение недовольных. Как и в Корее, жертвами процессов в большинстве случаев были бывшие активные участники нелегальной борьбы, люди, в своё время тесно связанные с Коминтерном . {*36}

Образцом, на который явно ориентировались организаторы суда над Ли Сын Ёпом и другими бывшими руководителями Трудовой партии Южной Кореи послужили, безусловно, московские процессы 1930-х гг. К ним восходит и основная идея – посадить на скамью подсудимых все бывшее руководство правящей партии, обвинив его в шпионско-диверсионной деятельности и заговоре, и конкретные формы ее осуществления. Как и на московских процессах середины тридцатых годов, заседания суда проходили в Военной коллегии Верховного суда, но проводились открыто, с формальным соблюдением основных юридических норм: на суде происходил опрос свидетелей (13 человек), у всех подсудимых были адвокаты, в зал допускались корреспонденты, а отчеты с процесса печатались в газетах.
Так же как и Москве 1937 г., следствию удалось полностью сломить обвиняемых и сделать их активными участниками спектакля. Надо сказать, что в целом организация подобных театрализованных процессов впоследствии была отнюдь не типична для северокорейской юстиции, которая в последующие времена предпочитала келейные, тайные методы расправы с врагами. По-видимому, эта показная открытость и попытки соблюсти какие-то внешние юридические нормы, проявившиеся на процессе Ли Сын Ёпа, было результатом советского влияния, которое тогда было ещё очень сильным.

Во время процесса над Ли Сын Ёпом, лидер "внутренней" группировки Пак Хо Ён еще не был формально арестован, но, как ясно из материалов советского посольства, к тому времени (по меньшей мере, с конца июля) он уже находился под домашним арестом . {*37} В ходе процесса его имя упоминалось многократно, в соответствии с "показаниями" подсудимых он должен был стать главой нового правительства страны в случае успеха якобы планировавшегося переворота. VI расширенный пленум ЦК ТПК, который проходил в Пхеньяне с 5 по 9 августа, то есть сразу после окончания процесса Ли Сын Ёпа, постановил исключить Пак Хон Ёна из партии и предать его суду. Этим же пленумом Министерству внутренних дел поручено провести тщательное расследование всей деятельности Пак Хон Ёна . {*38}

Однако суд над Пак Хон Ёном, состоявшийся 15 декабря 1955 г., проводился уже по другому сценарию. Подготовка этого процесса затянулась на два с половиной года. Несмотря на все усилия властей, попытки устроить ещё один крупный процесс закончились неудачей: хотя под давлением следствия Пак Хон Ён и признался в шпионаже и других преступлениях, никого из других деятелей "местной" группировки он не оговорил. К концу 1955 г., когда суд над Пак Хон Ёном всё-таки состоялся, ситуация в мире и, в особенности, в коммунистическом лагере изменилась, организация нового крупного гласного процесса стала уже нежелательной и, с точки зрения северокорейского руководства, излишней, поэтому суд над бывшим руководителем корейской компартии проводился в полузакрытом порядке.
Показательно и то, что суд шёл всего 8 часов. Были и другие признаки отхода от декоративной псевдозаконности, столь характерной для сталинских "показательных процессов" – в частности, у подсудимого не было адвоката, а в качестве председателя на суде выступал Чхве Ён Гон, бывший партизанский командир и личный друг Ким Ир Сена, который, однако, не имел никакого формального отношения к судебной системе . {*39}

Обвиняли Пак Хон Ёна в том, что он уже с 1939 г. был американским агентом, в первые месяцы после Освобождения по заданию американцев вел подрывную работу в Компартии и вообще среди левых сил, организовывал убийства подпольщиков, а в конце концов вместе с Ли Сын Ёпом и другими бывшими руководителями внутренней группировки попытался произвести государственный переворот и захватить власть в КНДР.

Формально и этот процесс считался открытым, но в в зал были допущены лишь тщательно отобранные зрители. Присутствовавший на процессе Кан Сан Хо говорит, что Пак Хон Ён держался мужественно, обвинение в шпионаже признал, но заявил, что единственной его "шпионской задачей" был захват власти в стране и поэтому никакой конкретной шпионской деятельностью не занимался, никаких сведений американцам не передавал, никаких сообщников не имел. Выдвинутые против Пак Хон Ена обвинения звучали весьма фантастически, и по словам Кан Сан Хо, многие в северокорейской элите им не поверили, хотя, кончено, эти скептики были достаточно осторожны и предпочитали свои сомнения держать при себе.

Трибунал приговорил его к смертной казни. Однако, по сообщению Кан Сан Хо, который в те годы был заместителем министра внутренних дел КНДР, приговор не был тогда приведен в исполнение, так как от Пак Хон Ёна пытались-таки добиться дополнительных показаний, которые потом можно было бы использовать во внутренней борьбе. Расстреляли Пак Хон Ёна, по его словам, только осенью 1956 года, в ходе бурных событий, последовавших за августовским (1956 г.) пленумом ЦК ТПК . {*40}

Вслед за пхеньянским процессом 1953 г. по всей Северной Корее прошли аресты бывших активистов Трудовой Партии Южной Кореи, которых обвиняли в шпионаже и фракционной деятельности. Это не следует понимать в том смысле, что "внутренняя" фракция была ликвидирована в одночасье – многие не столь заметные выходцы с Юга на первых порах избежали репрессий. Тем не менее, после процессов Ли Сын Ёпа и Пак Хон Ёна "местная" группировка лишилась практически всех своих руководителей, и поэтому те ее члены, что уцелели в 1953-1956 гг., стали лёгкими жертвами репрессий в последующие года. Практически во второй половине 1950-х гг. "местная" группировка прекратила своё существование. Уничтожение ее было проведено в основном силами бывших партизан, но при активном или пассивном участии многих представителей "советской" и "яньаньской" фракций, которые с недоверием относились к бывшим подпольщикам и рассчитывали участием в расправе с ними укрепить своё положение. Ставка Ким Ир Сена на разногласия между группировками оказалась верной.

После расправы с "местной" группировкой следующими жертвами чисток логически становились две оставшиеся фракции – "советская" и "яньаньская", тем более, что изменившаяся к середине 1950-х гг. ситуация в мире делала возможным такой поворот внутренней политики Ким Ир Сена. Начало критики Сталина в СССР привело к осложнению советско-китайских отношений, а это дало северокорейскому руководству такие возможности для маневра и проведения более независимой политической линии, о которых оно раньше не могло и мечтать. Кроме того, развернувшаяся в СССР в середине 1950-х гг. острая внутриполитическая борьба во многом ослабила активность внешней политики СССР, снизила риск прямого советского вмешательства. В то же самое время в критике Сталина Ким Ир Сен не мог не видеть определенной угрозы и для себя.

В декабре 1955 г. Ким Ир Сен организовал короткую атаку на ряд ведущих деятелей советской группировки, которые были обвинены в том, что "проводили неправильную политику в области литературы." Ряд видных советских корейцев, в том числе и их лидер Пак Чхан Ок потеряли свои посты. Однако вскоре события приняли совсем другой оборот: против Ким Ир Сена открыто выступило несколько заметных деятелей "яньаньской" группировки. Произошло это на августовском (1956 г.) пленуме ЦК ТПК.

Недовольные политикой Ким Ир Сена "яньаньцы" решили воспользоваться той обстановкой, которая сложилась в мире после ХХ съезда КПСС. Оппозиционеры, во главе которых стали министр торговли КНДР "яньанец" Юн Гон Хым и реальный лидер лидер "яньаньской группировки Чхве Чхан Ик задумали выступить с критикой Ким Ир Сена на одном из пленумов ЦК партии и обвинить его в насаждении культа своей личности, диктаторских методах управления страной, разнообразных просчетах и ошибках. Им удалось привлечь на свою сторону и нескольких советских корейцев, в том числе и Пак Чхан Ока, который был ущемлен своей недавней опалой. В то же время участие советских корейцев в заговоре было в целом весьма ограниченным, и он оставался по сути актом яньаньской группировки (подробнее об августовских событиях речь идти в другой главе). {*41}

Однако, о их планах заговорщиков стало известно и к моменту созыва пленума у Ким Ир Сена и его сторонников уже было все готово к отпору. Во время августовского (1956 г.) пленума ЦК ТПК оппозиционеры стали критиковать Ким Ир Сена за нарушение социалистической законности, насаждение культа личности. Однако дальнейшие события стали развиваться в соответствии с планами Ким Ир Сена: большинство членов ЦК не поддержало заговорщиков, которые были исключены из партии и посажены под домашний арест. Юн Гон Хыму и некоторым другим участникам заговора удалось бежать в Китай. Однако большинство осталось в Корее, где уже в сентябре развернулись чистка партийного аппарата, из которого удаляли сторонников заговорщиков.

Когда в Москве и Пекине узнали о происшедшем, было решено отправить в Пхеньян совместную советско-китайскую делегацию для того, чтобы разобраться в происходящем и "поправить" руководство ТПК. Во главе делегации были поставлены А.И.Микоян и Пэн Дэ-хуай. Делегация добилась от Ким Ир Сена созыва нового, сентябрьского (1956 г.) пленума ЦК ТПК. На этом пленуме было принято решение об официальной реабилитации участников августовского выступления. Однако Ким Ир Сен отнюдь не был расположен выполнять эти решения, принятые под столь явным нажимом. Люди, о формальной реабилитации которых было объявлено на сентябрьском пленуме, на свои посты так и не вернулись. Более того, на рубеже 1956-57 гг. "борьба за разоблачение фракционеров" развернулась с невиданной силой.

С конца 1956 г. в северокорейскую политическую практику вошли массовые проверки на благонадёжность – т.н. "идеологические проверки". "Идеологическая проверка" представляла из себя целую серию допросов, которым подвергали заподозренного. Зачастую эти допросы длились сутками и сопровождались обязательными публичными покаяниями перед сослуживцами на специальных собраниях. В большинстве случаев "идеологическая проверка" была лишь прелюдией к аресту.

Первыми жертвами "идеологических проверок" были "яньаньцы", но уже в 1958 г. ими все чаще становились и некоторые выходцы из СССР. Кстати, именно в те дни в практику деятельности северокорейских карательных органов вошли публичные расстрелы на стадионах, практикующиеся и по сей день. В результате массовых чисток и жестких репрессий, продолжавшихся в течение примерно двух лет, "яньаньская" группировка была полностью разгромлена и прекратила своё существование. Среди жертв этой волны террора был и авторитетнейший руководитель "яньаньцев", крупный ученый-лингвист и революционер Ким Ду Бон, который был первым Председателем Трудовой партии Северной Кореи. Некоторые представители "яньанской" группировки ещё оставались на тех или иных постах, но влияние их было незначительным и продолжало быстро сокращаться, а уж об их действиях в качестве какой-то единой силы больше не могло быть и речи.

После устранения "яньаньской" группировки последней ненадёжной с точки зрения Ким Ир Сена фракцией в корейском руководстве стали бывшие советские корейцы. К концу пятидесятых годов они уже не были неприкосновенными, как десятилетием раньше. Советское влияние на Северную Корею вообще существенно снизилось во время Корейской войны, а советско-китайский конфликт и постоянные столкновения в советском руководстве делал прямое советское вмешательство в защиту советских корейцев практически невозможным.

Первые аресты членов "советской" группировки произошли осенью и зимой 1958 г., а к следующему году они приняли массовый характер. Осенью и зимой 1958 г. были арестованы Ким Чхиль Сон (бывший начальник штаба флота), Пак И Ван (бывший заместитель председателя Совета министров) и ряд других советских корейцев, занимавших заметные посты . {*42} К 1959 г. аресты стали массовыми. Члены советской группировки исчезали один за другим. Хотя в условиях установившегося тогда в северокорейском обществе произвола узнать что-либо о судьбе арестованных и предъявленных им обвинениях обычно было невозможно, стало известно, что как правило советских корейцев обвиняли в проведении "фракционной антипартийной деятельности". Таким образом, кампания по борьбе с "фракционерами", первоначально направленная против "яньаньской" группировки, плавно и незаметно перешла в кампанию по уничтожению и изгнанию советских корейцев. Порою поводы для репрессий были совсем ничтожны. Так, несколько человек пострадали из-за того, что употребили русское слово "партизанщина". За это их обвинили в антипартизанских настроениях, нападках на "Великого Вождя". Впрочем, во многих случаях не было нужды даже и в таких формальных поводах: люди просто исчезали, не оставляя никаких следов.

Охлаждение советско-корейских отношений и усиление репрессий привело к тому, что связи с Советским Союзом превратилась для бывших советских корейцев в из источника привилегий в источник угрозы. Некоторые из представителей "советской" группировки попытались приспособится к новой ситуации и даже принимали участие в расправах с другими советскими корейцами, рассчитывая таким образом заслужить благосклонность Ким Ир Сена. Так, например, повели себя Пан Хак Се, Нам Ир, Пак Ден Ай. Однако подавляющее большинство стало думать лишь об одном: как бы поскорее вернуться на Родину. С 1958 г., сразу же после первых арестов, начался массовый выезд членов "советской" группировки в СССР, завершившийся к концу 1960 г. {*43}

К сожалению, советское посольство ничего не делало для того, чтобы предотвратить расправу или как-то спасти арестованных, большинство которых вплоть до того времени оставалось советскими гражданами. Опасаясь, что попытки защитить кого-либо будут восприняты как "вмешательство во внутренние дела", посольство воздерживалось от них, так как хотело любой ценой предотвратить дальнейшее ухудшение советско-северокорейских отношений. По крайней мере, поверенный в делах СССР А.М.Петров еще 10 февраля 1956 г. сказал Ким Ир Сену (цитируется официальный дневник): "Я ответил, что, по мнению Советского правительства, лица, из числа советских корейцев, допустившие проступки, не могут их укрывать путем выезда в Советский Союз. Следовательно, каждый, допустивший проступок, должен отвечать за него на месте и может быть использован на меньшей работе, чем это было до свершения проступка". {*44}

Фактически советские корейцы оказались преданы и брошены советским руководством на произвол судьбы. В этом, увы, проявилось достаточно типичное для советской политики пренебрежительное отношение к своим гражданам и склонность жертвовать ими во имя того, что правительство считает "высшими интересами".

Впрочем, осторожность это в целом может быть ещё как-то объяснена понятным опасением непродуманными действиями обострить и без того быстро запутывавшуюся ситуацию в советско-корейских отношениях. Хуже другое: даже в том случае, если корейская сторона разрешала тому или иному члену советской группировки выехать из Кореи, советские власти рассматривали вопрос о выдаче разрешений на въезд в СССР обычным порядком, в течение нескольких месяцев. Некоторым это ожидание стоило жизни. {*45}
Впрочем, было бы несправедливо не сказать и о том, что некоторые из сотрудников консульства сделали всё возможное для того, чтобы помочь многим членам советской группировки, желающим вернуться в СССР (например, можно упомянуть действия В.П. Ткаченко, впоследствии – заведующего корейским корейским сектором ЦК КПСС . {*46}). Однако в целом советское посольство действовало очень пассивно.

Едва ли не единственным исключением стало дело Николая Пака (Пак Киль Нама), бывшего начальника Инженерного управления КНА. В 1958 или 1959 г. Н.Пак был арестован и провел 40 дней в тюрьме, подвергаясь "идеологической проверке". После своего освобождения он сразу же укрылся в советском посольстве, на квартире советского военного атташе генерала Мальчевского. После долгих переговоров советское посольство получило согласие корейских властей на выезд Пак Киль Нама. Под охраной советских офицеров он был доставлен в аэропорт и самолетом вылетел в СССР. Столь решительные действия посольства были вызваны тем, что жена Пак Киль Нама ещё с юности имела неплохие связи в высшем эшелоне советского руководства (по слухам, она хорошо знала Ворошилова и некоторых других высших руководителей). Используя эти связи, она смогла добиться того, что Советское правительство потребовало от посольство организовать выезд Пак Киль Нама в СССР. Однако, повторяю, этот случай никак нельзя назвать типичным . {*47}

Главной целью действий северокорейского руководства было отнюдь не физическое, а политическое уничтожение советской группировки, наиболее же надёжным путем решения этой задачи было вытеснение их с политической арены и вообще из страны. И "идеологические проверки", и аресты некоторых заметных советских корейцев скорее были в первую очередь частью кампании запугивания. Если кто-либо из советских корейцев заявлял о своем желании уехать, то в конце 1950-х гг. ему ещё, как правило, не препятствовали. Наоборот, во многих случаях корейские власти сами предлагали тем или иным советским корейцам уезжать. В 1959 г., например, начальник Генерального штаба специально собрал всех служивших на высших армейских постах советских корейцев и сказал, что все, кто хочет, могут спокойно уезжать к себе домой. {*48} Часто такие предложения делались в индивидуальном порядке. Например, Ю Сон Хуну, бывшему ректору Университета имени Ким Ир Сена, было предложено уехать в СССР "отдохнуть и полечиться" . {*49}

Таким образом, к концу 1950-х гг. борьба фракций в корейском руководстве закончилась полной победой Ким Ир Сена и его "партизанской" группировки. Ким Ир Сен сумел использовать раздиравшие северокорейскую правящую элиту серьезные противоречия и уничтожить своих противников поодиночке, а в некоторых случаях – и натравить их друг на друга. Закреплена победы Ким Ир Сена была на IV съезде ТПК, который прошёл под знаком безудержного прославления "Великого Вождя". Отразилось это, конечно, и на персональном составе высшего органа партии.

Табл. Состав ЦК ТПК, избранного на IV съезде (1961 г.). В скобках для сравнения приводятся данные по составу ЦК, избранного предыдущим Ш съездом (1956 г.).
 

	Советская фракция	Яньаньская фракция	Внутренняя фракция	Партизанск. фракция	Проч,. неизв.
Пост.ком-т ЦК в целом	2(2) 2(10)	1(2) 3(18)	1(1) 3(9)	6(5) 37(11)	1(1) 40(23)

Таблица составлена по данным Вада Харуки, но с изменениями:

Вада Харуки. Ким Иль Сон-гва манчжу ханиль чончжэн. Сеул: Чханчжак-ква пипхёнса, 1992. С.310-312

Как видно из таблицы, в составе ЦК 1961 г., которое можно назвать "первым кимирсеновским", полное преобладание получили бывшие партизаны, хотя там ещё сохранялось некоторое количество представителей других фракций. Нельзя не заметить и того, что перемены в значительно меньшей степени затронули высший эшелон руководства, чем все ЦК в целом. Как ни парадоксально, именно на самом высшем уровне – в составе Постоянного Комитета (Политбюро) ЦК ТПК на тот момент сохранилось наибольшее количество представителей уничтожаемых группировок. Видимо, на этом уровне, когда речь уже шла о совершенно конкретных и лично ему известных личностях, Ким Ир Сен мог себе позволить отобрать нескольких человек, которым, по его мнению, можно было бы доверять. Так, от советской группировки в ЦК вошли Пак Чжон Э и Нам Ир – люди, чья личная преданность Ким Ир Сену была к тому времени неоднократно проверена (оба были не только членами ЦК, но и членами Постоянного Комитета).

Впрочем, и судьба многих из этих специально отобранных людей в итоге сложилась достаточно печально. Летом 1968 г. Пак Чжон Э неожиданно исчезла с северокорейской политической сцены, чтобы через два десятилетия вновь появится на самых второстепенных ролях, а Нам Ир погиб в автокатастрофе при таинственных обстоятельствах в 1976 г. Жертвой чисток стал и Ким Чхан Ман, выходец из яньаньской группировки, который тоже очень рано перешел на сторону Ким Ир Сена и стал одним из самых активных пропагандистов Великого Вождя. Ким Чхан Ман исчез с политической арены в мае 1966 г. и, по слухам, вскоре умер в ссылке, работая в одном из сельскохозяйственных кооперативов . {*50}

При рассмотрении состава сформированного в 1961 г. руководства следует обратить внимание также на то, что в нем по сравнению с 1956 г. существенно (с 23 до 40) увеличилось количество тех членов ЦК, которые в нашей таблице отнесены к графе "Прочие, неизвестно". Многие из этих "других" были молодыми или сравнительно молодыми технократами, выдвинувшимися в период послевоенного восстановления северокорейской экономики, обязанными своим возвышением именно Ким Ир Сену и преданными лично ему.

---

Установление режима личной власти Ким Ир Сена в Северной Корее заняло немногим менее 15 лет. Первоначально сам Ким Ир Сен по влиянию существенно уступал многим коммунистическим лидерам, а возглавляемая им партизанская группировка была самой слабой. Однако то обстоятельство, что именно он был избран советскими властями на роль северокорейского лидера, определило его успех.

На первом этапе борьбы консолидации режима (от создания Северокорейского бюро Компартии Кореи в октябре 1945 г. и до слияния Трудовых партий Севера и Юга в июне 1949 г.) основные решения принимались советскими военными властями, а Ким Ир Сен был их достаточно послушным орудием. Главной целью довольно сложных маневров, предпринимавшихся в тот период, было создание единой общекорейской коммунистической партии, которая контролировалась бы Ким Ир Сеном и, через него, советскими властями. С этой целью советская администрация постаралась ограничить влияние как яньаньских коммунистов, так и местных подпольщиков. В результате к концу 1940-х гг. в Северной Корее возникло примерное равновесие сил между четырьмя основными фракциями ТПК, а сам Ким Ир Сен превратился в бесспорного лидера режима.

На втором этапе (от начала Корейской войны в июне 1950 г. и до завершения чисток в 1960-1961 гг.), Ким Ир Сен – сначала робко, а потом все решительнее и решительнее – стал дистанцироваться от советской политики и советских интересов, и вести свою собственную политическую игру. В борьбе за консолидацию режима он опирался на бывших маньчжурских партизан, которые были связаны с ним как узами личной преданности, так и политическими интересами.

В 1950-1953 гг. Ким Ир Сен осторожно устранил нескольких наиболее опасных представителей советской и яньаньской фракций. Однако основные его усилия были направлены на подготовку удара против третьей – внутренней – фракции, которая не имела зарубежных покровителей, и в силу этого была особо уязвима. В 1953-1955 гг. внутренняя фракция была разгромлена: ее лидеры были убиты, а большинство их сторонников оказалось в тюрьмах или потеряло всякое влияние. При этом Ким Ир Сен и его окружение, ловко используя фракционные распри, добились поддержки или благожелательного нейтралитета со стороны как яньаньской, так и советской фракций.

Параллельно Ким Ир Сен начал выходить из под советского влияния, что в условиях развертывающейся десталинизации было понятно и (с его точки зрения) вполне разумно. В 1955 г. Ким Ир Сен предпринял краткую атаку на советских корейцев, которых он, повидимому, считал следующей жертвой. Однако вскоре Ким Ир Сену самому пришлось обороняться: в 1956 г. яньаньская фракция попыталась добиться его устранения. Выступление яньаньцев (и некоторых лидеров советских корейцев), известное как "августовский инцидент", окончилось их сокрушительным поражением и стало сигналом к началу наступления на яньаньскую фракцию, в целом ликвидированную в 1957-1959 гг. За этим последовала и окончательная ликвидация советской фракции, большинство деятелей которой было вынуждено вернуться в СССР.

Таким образом, к началу шестидесятых годов процесс консолидации власти был завершен. К тому времени не только окончательно утвердилась система единоличной власти Ким Ир Сена, но и произошли серьезные изменения во внутренней и внешней политике страны. В культуре, экономике, государственном управлении произошёл отход от рабского копирования советских образцов, началось проведение линии "чучхе" (да и само это слово впервые стало активно использоваться именно тогда), постоянное подчеркивание превосходства всего корейского над всем иностранным. Заметно более независимой стала и внешняя политика: из былого послушного советского сателлита Северная Корея превратилась в страну, более или менее ловко лавирующую между СССР и Китаем и старающуюся использовать себе на благо противоречия этих двух гигантов. Одновременно произошло существенное ужесточение режима, урезание и без того почти символических свобод, которыми пользовались северокорейцы в пятидесятые годы. Все эти перемены стали возможными только после уничтожения фракций и во многом были результатом этого процесса.

ПРИМЕЧАНИЯ.

*1. Литература, посвященная ранней истории коммунистического движения в Корее, не очень обширна. Помимо южнокорейских публикаций, можно назвать работы Р.Скалапино и Ли Чон-сика, а также Со Дэ-сука:

Dae-sook Suh. The Korean Communist Movement, 1918-1948. Princeton, "Princeton University Press", 1967.

Robert Scalapino & Chong-sik Lee. Communism in Korea. Berkley, "The University of Califrnia Press", 1972.

*2. Подробное исследование политической и публицистической деятельности Пак Хон Ёна см.:

Пак Чонъ-со:нъ. Пак Хон Ён рон. Сеул, "Инган саранъ", 1992.

*3. Сим Чи-ён. Итхёчжин хёкмёнъга-ый чосанъ: Ким Ду Бонъ ёнгу. Сеул, "Инган саранъ", 1993. С.74-86.

*4. Более подробная информация о советских корейцах содержится в соответствующем разделе настоящей книги.

*5. Suh Dae-sook. Kim Il Sung. The North Korean Leader. New York, "Columbia University Press", 1988. P.71.

*6. Подробное изложение событий, основанное на интервью с их участниками, см.: Мирок Чосон минчжучжуый инмин конхвагук. Сеул, "Чунъан ильбо са", 1992. С.148-155.

*7. В настоящее время есть все основания утверждать, что решение о слиянии партий было принято (или, точнее, доведено до корейских лидеров) летом 1946 г., во время тайного визита Ким Ир Сена и Пак Хо Ёна в Москву:

Мирок Чосон минчжучжуый инмин конхвагук. Сеул, "Чунъан ильбо са", 1992. С.235-241.

Появившаяся в последнее время информация показывает, что само создание Новой народной партии в феврале 1946 г. могло быть специально задумано советскими властями и северокорейскими левыми как способ подорвать популярность независимой и потенциально оппозиционной право-националистической Демократической партии. Именно этим может объясняться умеренность программы Новой народной партии. См.:

Мирок Чосон минчжучжуый инмин конхвагук (ха). Сеул, "Чунъан ильбо са", 1993. С.78-83.

*8. Литература об объединении партий сейчас весьма обширна. Можно назвать:

Сим Чи-ён. Итхёчжин хёкмёнъга-ый чосанъ: Ким Ду-бонъ ёнгу. Сеул, "Инган саранъ", 1993. Сс. 118-124.

Ряд новых материалов, касающихся закулисных маневров в руководстве обеих партий и действий советской стороны, опубликован в:
Мирок Чосон минчжучжуый инмин конхвагук (ха)… С.223-228.

*9. Внесенные нами в таблицу изменения связаны с двумя обстоятельствами. Во-первых, Пак Чжон Э отнесена не к "внутренней", а к "советской" группировке. Во-вторых, мы не согласны с решением Вада Харуки отнести всех тех членов ЦК, которые до 1945 г. находились на территории Северной Кореи, к "внутренней" группировке. Большинство этих людей (а их в составе ЦК насчитывалось 15), до 1945 г. не имели никаких контактов с нелегальным коммунистическим движением, и их путь к власти начался уже после Освобождения. Некоторые из них были первыми северокорейскими технократами, другие представляли из себя партийных работников более традиционного типа. Однако, они вступили в партию они уже после Освобождения, и единственной партией, которую они знали, была для них именно партия Ким Ир Сена, которому они, подобно партизанам, были обязаны своей карьерой. И по жизненному опыту, и по мировоззрению они не имели с "внутренней" группировкой ничего общего.

*10. Подсчет по: Пукхан инмёнъ сачжон (Биографический словарь Северной Кореи). Сеул, 1990.

*11. На протяжении долгого времени было известно, что сам Пак Хон Ён окончательно перешёл на Север вскоре после неудачи октябрьского восстания 1946 г. [Ян Хан Мо. Намноданъ-ый моллак-гва Пак Хон Ён-ый чхвеху (Гибель Трудовой партии Южной Кореи и конец Пак Хон Ёна). – "Пукхан", 1985, #8]. Собранные в последние годы материалы позволили уточнить время перехода, который, скорее всего, произошел 6 октября. См.: "Чунъан ильбо", 5 мая 1995

Чон Хён Су. 'Штыков ильги'-га мальханын пукхан чонъгвон-ый сонълип квачжонъ. "Ёкса пипхёнъ", # 30, 1995. С.154.

*12. Роль советских властей в слиянии Трудовых партий Севера и Юга хорошо показывает цитата из официального документа, меморандума на имя А.А.Жданова, секретаря ЦК. Цитата эта довольно велика, но ее стоит привести целиком:

"Для содействия и ускорения решения вопроса объединения компартии, Народной партии и Новой народной партии в Южной Корее, генерал-лейтенант тов. Сорокин (начальник Политуправления Приморского округа, в подчинении у которого находилась 25-я армия – А.Л.) предлагает провести следующие мероприятия:

1. Отправить от имени лидеров демократических партий Северной Корее письмо Ё Ун Хёну с требованием проводить в дальнейшем твердую линию в вопросе объединения левых партий в Южной Корее. В случае если это письмо не окажет должного воздействия на Ё Ун Хёна, лидером объединенной партии в Южной Корее вместо него подготовить Хо Хона.

2. Опубликовать в печати решения компартии и Новой народной партии, одобряющие исключение из рядов этих партий в Южной Корее раскольников, оппозиционеров, противодействующих объединению левых партий в Южной Корее, как пособников реакции и врагов демократии.

3. Открыть широкую пропагандистскую компанию с целью разоблачения деятельности реакции на юге Кореи.

Лидера Новой народной партии в Южной Корее Пэк Нам Уна решением ЦК Новой народной партии отозвать для работы в Северной Корее"

Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории, фонд 17, опись 128, дело 205.

Из документа хорошо видна степень советского контроля. Любопытно, что из текста видно, что первоначально руководителем объединенной партии на Юге должен был стать не Пак Хон Ён, а Ё Ун Хён (или же Хо Хон), то есть деятель с явными прокоммунистическими симпатиями, но не коммунист в строгом смысле слова. Иначе говоря, и на Юге должен был быть разыгран тот же сценарий, что и на Севере, где формальным главой партии стал не лидер коммунистов Ким Ир Сен, а руководитель Новой Народной партии Ким Ду Бон.

*13. В апреле 1948 г. В.В.Ковыженко (тогда – полковник, служивший в 25-й армии) направил письмо в ЦК КПСС, в котором мимоходом говорит: "в будущем, когда придет время для объединения Трудовой партии Северной и Южной Кореи" (письмо В.В. Ковыженко Л.С.Баранову, 20 апреля 1948 г. Архив автора). Из этого видно, что идея слияния существовала уже тогда, за год с лишним до того момента, когда объединение партий действительно произошло.

*14. По подсчетам Вада Харуки, ведущего эксперта по истории корейского партизанского движения в Маньчжурии, из 36 партизан, о социальном происхождении которых имеются сведения, 30 было выходцами из низов (крестьяне и низшие городские слои). Показательно, что только об одном из партизан известно, что он имел законченное высшее образование, да и количество бывших партизан, учившихся в средней школе, было невелико – семь (большинство при этом курса не закончило). Как отмечает Вада Харуки, "Подавляющее большинство партизан составляли люди, которые до момента вступления в партизанские отряды не имели возможности получить какое-либо образование". См.:

Вада Харуки. Ким Иль Сонъ-гва манчжу ханъиль чончжэнъ. Сеул, "Чханчжак-ква пипхёнъ са", 1992. С.302-303.

*15. Вада Харуки удалось выявить сведения о месте рождения 35 партизан. 20 из них происходило из отдаленных (и отсталых) северо-восточных провинций Северная и Южная Хамген, еще 8 родилось в Маньчжурии, и 2 – в иных районах Китая. Ни один из партизан не был рожден в Сеуле, и единицы происходили из наиболее развитых и политически значительных провинций центральной Кореи:

Вада Харуки. Ким Иль Сонъ-гва манчжу ханъиль чончжэнъ… С.301-302.

*16. Список северокорейского Политбюро (с включением в него избранных позднее членов) приведен в:

Dae-sook Suh. Korean Communism, 1945-1980: A Reference Guide to the Political System. Honolulu, "The University of Hawaii Press", 1981.

*17. Интервью с Ким Чханом. Ташкент, 15 января 1991 г.

Интервью с Ю Сон Гором, 22 января 1991 года, Ташкент.

*18. Запись беседы с Ю Сон Гором. Ташкент, 22 января 1991 г.

Ю Сон Гор - советский учитель (впоследствии - офицер милиции), в 1945-1960 гг. находился на работе в КНДР, где занимал ряд заметных постов в армии.

*19. Подробные данные о жизни и деятельности А.И.Хегая читатель может найти в статье, которая включена в настоящую книгу.

*20. Suh Dae-sook. Kim Il Sung. The North Korean Leader… P.122-123.

Подробнее о судьбе Му Чжона см.:

Мирок Чосон минчжучжуый инмин конхвагук. Сеул: Чунъан ильбо са, 1992. С.135-148.

*21. О падении Пак Ир У, в частности, см.:

Suh Dae-sook. Kim Il Sung. The North Korean Leader… P.142.

*22. Ким Ир Сен. Сочинения. Пхеньян, 1980-.Т.7. С.386.

*23. Пукхан чонълам (Северокорейское обозрение). Сеул, "Пукхан ёнгусо", 1983. С.294.

*24. Запись беседы Васюкевича В.А. (первый секретарь Посольства СССР в КНДР) с Пак Чхан Оком (секретарь ЦК ТПК) 15 января 1953 года. Архив внешней политики Российской Федерации, ф.0102, оп.9, д.9, п.44.

*25. Запись беседы Васюкевича В.А. (первый секретарь Посольства СССР в КНДР) с Пак Чхан Оком (секретарь ЦК ТПК) 15 января 1953 года. АВП, ф.0102, оп.9, д.9, п.44&

*26. Подробный отчет о процессе, в частности, был опубликован Ким Нам Сиком в его исследовании по истории Трудовой партии Южной Кореи. См.: Ким Нам Сик. Намноданъ (Трудовая партия Южной Кореи). Сеул, "Толь пегэ", 1984. С.480-506. Этим текстом мы пользуемся в настоящей статье.

*27. Там же, с.489.

*28. Stokesbury J. A Short Story of the Korean War. New York, "William Morrow & Co. ", 1988. С.68.

*29. Ким Нам Сик. Указ. соч. С.483.

*30. Ким Нам Сик. Указ. соч. С.575.

*31. Когда 3 годами позже яньаньская группировка действительно попыталась добиться отстранения Ким Ир Сена, первое, что сделали заговорщики - установили контакт с советским (а, возможно, и китайским) посольством и попытались заручиться хотя бы пассивной поддержкой Москвы. Было ясно, что без такой поддержки любая акция против Кима будет обречена на неудачу. В еще большей степени это было справедливо в 1952 г., и понятно, что в условиях продолжающейся войны ни советское, ни китайское правительство не допустили бы насильственной смены режима.

*32. Suh Dae-suk. Kim Il Song. P.132.

*33. Ким Нам Сик. Указ. соч. С.600.

*34. Ким Нам Сик. Указ. соч. С.600-603.

*35. Ли И Хва. Хангук кындэ хендэ са сачжон (Словарь по новой и новейшей истории Кореи). Сеул, 1990. C.305-306.

*36. В связи с этим встает деликатный вопрос о степени непосредственного участия советских представителей в подготовке и проведении процесса 1953 г. Как явствует из опубликованных в последнее время материалов, в подготовке почти всех восточноевропейских процессов начала 50-х гг. участвовали советские советники, работавшие в службах безопасности этих стран. Относится ли это к Корее?

Имеющиеся у меня материалы (в частности записи бесед с проживающим ныне в Петербурге бывшим заместителем министра внутренних дел КНДР Кан Сан Хо) заставляют в этом сомневаться. По его словам, хотя в корейском МВД и было несколько советников из СССР, но они, видимо, непосредственного участия в подготовке процесса над Ли Сын Ёпом и другими не принимали. Впрочем, не исключено, что со временем будут обнаружены факты и свидетельства, которые заставят исследователей придти и к иному, прямо противоположному, выводу. Ведь Кан Сан Хо во время подготовки процесса еще в МВД не работал, а сходство пхеньянского процесса с московскими столь велико, что заставляет задуматься о том, не обошлось ли дело и тут без прямых наставников. В любом случае, сама концепция процесса явно советская по своему происхождению.

Из доступных на настоящий момент материалов не ясно, какова была советская позиция по отношению к процессу. В известных документах посольства он упоминается мимоходом, чуть ли не как второстепенное событие. Создается впечатление, что советские дипломаты не очень верили официальной версии, но, в то же самое время, не горели и желанием ее опровергать. Однако это не исключает того, что, скажем, советники МВД могли принимать участие в подготовке процесса, получая указания из Москвы исключительно или преимущественно по своим каналам.

*37. Дневник поверенного в делах С.П. Суздалева. 27 июля 1953 г. АВП, ф.0102, оп.9, д.9, п.44.

*38. Дневник поверенного в делах С.П.Суздалева. 10 августа 1953 г. АВП, ф.0102, оп.9, д.9, п.44.

*39. Материалы процесса Пак Хон Ёна см.: Ким Нам Сик. Намнодан (Трудовая партия Южной Кореи), С.506-511.

*40 . Запись беседы с Кан Сан Хо. Ленинград, 30 ноября 1989 г.

Кан Сан Хо - советский журналист и партийный работник, в 1945-1959 гг. на работе в КНДР, занимал ряд постов: директор Высшей партийной школы, зам. министра внутренних дел и др.

Большинство южнокорейских специалистов считает, что приговор Пак Ха Ёну был приведен в исполнение почти сразу после вынесения. Однако к мнению Кан Сан Хо стоит прислушаться, особенно если учесть, что на процессе Пак Хон Ена в качестве свидетелей появлялись Ли Сун Гым и Чо Иль Мен, которые были приговорены к смерти на процессе Ли Сын Ёпа двумя годами ранее.

*41. Более подробная информация о событиях 1956 г. содержится в специальной статье, также вошедшей в настоящую книгу.

*42. Интервью с Пак З.П., 1 февраля 1991 г.

*43. Некоторым удавалось выехать и позднее. Например, в 1961 г. в СССР смог вернулся Сон Вон Сик (бывший зав. с/х отделом ЦК) со своей семьей.

Следует также отметить, что не всегда эмиграция в СССР означала, что совершивший этот шаг человек принадлежал к "советской группировке". Так, посол КНДР в СССР Ли Сан Чжо, хотя и эмигрировал в СССР (точнее, просто отказался вернуться в Пхеньян из Москвы после своего отзыва, написав предварительно Ким Ир Сену письмо, созвучное знаменитому письму Раскольникова Сталину), был заметным членом "яньаньской группировки". Вместе с ним в России оказались ещё несколько второстепенных "яньаньцев". Среди не вернувшихся из СССР в Корею аспирантов и стажеров также были и люди из "внутренней группировки".

*44. Дневник временного поверенного в делах А.М.Петрова за 9-15 февраля 1956 г. АВП, ф.0102, оп.12, д.6, п.68.

*45. Интервью с Кан Сан Хо, 30 ноября 1990 г., Ленинград.

*46. Интервью с Ю Сон Гором, 22 января 1991 г.

*47. Интервью с Кан Сан Хо, 7 марта 1990 г.

Интервью с Г.К.Плотниковым, 1 февраля 1990 г.

*48. Интервью с Сим Су Чхолем, 17 января 1991 г.

*49. Интервью с С.П.Югаем, январь 1990 г.

*50. Пукхан инмёнъ сачжон. Сеул, "Чунъан ильбо са", 1990. С.119.

---

Статья была напечатана в книге А.Н.Ланьков "Северная Корея: вчера и сегодня" (Москва, "Восточная литература", 1995). Представленный автором для публикации на сайте вариант сильно переработан и расширен. Copyright (c) "Русский переплет"