Астронет: А. И. Еремеева «Как беззаконная комета…» http://variable-stars.ru/db/msg/1866686 |
30.12.2022 7:41 | А. И. Еремеева
Предыстория. Полвека тумана…
Татьяна Вениаминовна Водопьянова (1901 – 1977) (рис. 1) была одной из первых научных сотрудников ГАИШ МГУ, его отдела небесной механики, и первых добровольцев-ополченцев Великой Отечественной войны, став медсестрой, спасала и вывозила из под огня противника раненых в октябре 1941 года во время тяжелых боев под Ельней. При выходе наших войск из окружения она оказалась на оккупированной территории, а после ее освобождения в январе 1942 г. … на 5 лет в лагере НКВД. Ее военная и послевоенная судьба многие годы оставалась весьма туманной, известной лишь на уровне слухов и догадок.
Рис.1. Татьяна Вениаминовна Водопьянова (1901 – 1977). Фото 1940/41 гг.
Ничего еще не зная об этом, я познакомилась с Т. В. Водопьяновой в середине 70-х годов, работая (в 1971 – 1979) в Комитете по метеоритам (КМЕТ) АН СССР. В эти годы она была приглашена для упорядочения обширных архивных материалов КМЕТ. Татьяна Вениаминовна помогала мне иногда в работе над переводами с французского некоторых материалов XVIII –XIX вв. для моей монографии по истории метеоритики 1. С этой целью я приходила к ней домой, в ее чудовищно прокуренную однокомнатную квартирку (она нещадно курила и была очень нервным, замкнутым человеком). И лишь после ее кончины передо мною стала проступать драматическая судьба этого человека, жившего под многолетним грузом клейма «пособника немецких захватчиков», оклеветанного и чудовищно несправедливо осужденного, хотя с первых же дней Великой Отечественной войны добровольно ушедшего на фронт… Она познакомила меня с удивительным человеком сходной судьбы, Ниной Дмитриевной Монич (Герасимовой, 1906 – 1996), специалистом в области германских языков. На ее долю выпали те же тяжкие испытания войны. Опубликованные ныне ее воспоминания, написанные после четырнадцати лет тюрем и ссылки, а затем... полной реабилитации, отразившие не одну, а десятки судеб страшной поры политических репрессий 30-х - 40-х гг. в СССР, являются своего рода подвигом. Из бесед и рукописных воспоминаний Н. Д. Монич (над которыми мне выпало счастье работать с 1980-х гг., а позднее опубликовать их в виде фрагментов и, наконец, книги 2) я впервые узнала о необычной судьбе самой Татьяны Вениаминовны, с которой они впервые встретились… в камере Бутырской тюрьмы… Последний раз мы с Н.Д. посетили Татьяну Вениаминовну в больнице, где она спустя несколько дней скончалась от тяжелой желтухи (заразившись, когда ухаживала вроде бы за больным братом…). Она не была для меня близким человеком. В круговерти экспедиций и все большего погружения в историю метеоритики я упустила из внимания дальнейшие события 3. Не знаю даже дня ее кончины и где она похоронена. Лишь вернувшись в конце 80-х (после ликвидации КМЕТ как самостоятельного учреждения) в МГУ, став сотрудником ГАИШ, я при подготовке научно-мемориальной конференции к 50-летию окончания второй мировой войны и нашей Великой Отечественной (организатор конференции ГАИШ, место проведения Пулково, 1995г.) приступила к поискам материалов и сведений о Т.В Водопьяновой.
Из письменных и записанных мною на диктофон воспоминаний о войне ее участников-ветеранов, и, прежде всего, из бесед в апреле 1995 г. с профессором Г. Ф. Ситником (1911 – 1996), также бывшим ополченцем-добровольцем, мне стали известны некоторые новые детали судьбы Татьяны Вениаминовны Водопьяновой.
В тяжелейшие начальные месяцы войны треть научного состава ГАИШ ушла в ополчение. Большинство ополченцев погибли, часто в безвестности. Но Т.В. Водопьяновой, по ее же словам, выпала судьба еще более худшая…
Из интервью Г.Ф.Ситника я узнала, что «…Водопьянова Татьяна Вениаминовна (1903 [?!]-1977) окончила МГУ в 1925 г. и до войны работала в ГАИШ в отделе небесной механики, занимаясь исследованием орбит комет. С началом войны вступила добровольцем в 8-ую Краснопресненскую дивизию, где работала в медсанбате сестрой милосердия. Участвовала в боях в районе села Уварово, Ельненского р-на Смоленской области. Занималась эвакуацией раненых из района боев. С последней машиной отправила раненого сотрудника ГАИШ М. П. Косачевского, а сама – места не было – так и осталась...» «Дальнейшая судьба ее, – пишет Ситник в рукописи своих воспоминаний о войне, – оказалась сложной: вместе с ранеными, опекаемыми ею, она попала в плен 4. По окончании войны она якобы некоторое время выполняла задания академика Г. А. Шайна…» Время написания первой части воспоминаний Г. Ф. Ситника (50-е гг.) наложило на них свой отпечаток: о том, что Татьяна Вениаминовна из одного, фашистского, плена (как думал Ситник и другие бывшие коллеги Т.В.) тут же попала в другой – в застенки НКВД, упоминать было нельзя. О послевоенной судьбе Т.В. Водопьяновой в интервью 1995г Г.Ф.Ситник рассказал: «Я, конечно, встречался [с Т.В. после войны], но ничего не мог поделать в устройстве ее. Ее арестовали... потом ее выпустили. Но в институте на работу ее не принимали, … а затем, до своей кончины, она работала в Комитете по метеоритам (последнее я уже знала сама), выполняя вычисления по заданию академика В. Г. Фесенкова». Эти первые отрывочные сведения о ней стали темой моего краткого доклада на Пулковской конференции. При подготовке публикации материалов конференции 5 в марте 1996 г. я случайно обнаружила необычное «Научное завещание» Т.В.Водопьяновой, оставленное перед уходом на фронт (см ниже). В конце 1996 г. в разговоре со мной вдова Г.Ф. Ситника Клавдия Степановна Ситник (1924 – 2012, а к началу войны 17-летняя сотрудница ГАИШ Клава Бычкова) живо вспоминала бурное собрание сотрудников летом 41-го и выступление Т.В.Водопьяновой, решившей, как и ряд других, более молодых сотрудников, добровольно идти на фронт, и припомнила, что одно время после освобождения она работала в Киеве, у исследователя комет С.К.Всехсвятского. (О работе Водопьяновой у Шайна мне ничего найти не удалось. Упоминание о ней оказалось ошибкой или просто оговоркой Г.Ф.).
Этим исчерпывались отрывочные и нередко взаимопротиворечивые сведения о Т.В.Водопьяновой (даже годом ее рождения назывался то 1901, то 1903). В течение почти полувека ее жизнь и судьба после октября 1941 г. оставались практически неизвестными, без надежды что-либо узнать о ней (сама она категорически избегала разговоров и о войне, и о себе…). Она была одинокой, не имела своей семьи и, казалось, так и ушла бесследно в небытие …
Неожиданное открытие.
Наша сотрудница Музея ГАИШ Ирина Константиновна Лапина, зная о моем интересе к теме, тесно и умело общающаяся с интернетом, рискнула летом 2022 г. (после ряда неудачных попыток) вновь закинуть в телесеть, казалось, безнадежный запрос – на имя «Т.В.Водопьянова». (Мы не раз говорили о возможном наличии документов о ней в подмосковных военных архивах, но как подступиться к ним, не будучи ее родственниками, не знали 6. – Самой Ирине Константиновне таким путем удалось найти там документы о военной судьбе своего пропавшего без вести деда.) И свершилось почти чудо: интернет выдал ответ – адрес таких материалов… в ГАРФ 7 (фонд 10035, опись 1, дело П-25637, 123 лл. с оборотами). Как выяснилось, они были переданы туда лишь в мае 2022 г.). Это делало их доступными. Их обработка потребовала немалого времени и труда (многие – рукописные, на плохой синей бумаге – едва читались). Часть летнего отпуска и осень 2022г. ушли на копирование архивных материалов (88 и 26 копий на мобильный телефон с переводом их для доступности изучения на компьютер и даже с переводом от руки рукописных документов в читаемые на экране ПК печатные). Эти бесценные материалы включают рукописную автобиографию Т.В.Водопьяновой (декабрь 1949г.), тексты ее допросов в Особом отделе НКВД (январь – апрель 1942г.), также частью рукописные (поражающие безграмотностью их составителей!), обвинительные акты (упорно повторяющие надуманные обвинения!) и неоднократные письма-обращения Т.В. Водопьяновой в «высшие» органы в отчаянных попытках – в течение 12 (!) лет – добиться правды. Это – пять безответных обращений к наркому (а позднее министру) внутренних дел СССР Л.П.Берии (1944 – 1952); к верховному прокурору СССР Базарову (14.12.1945, лл.116-118) и тогда же к маршалу Ворошилову (лл.119,119 об.); наконец, к самому Сталину (16.12.1949, лл. 67-67 об.); а также непосредственно в Военную прокуратуру СССР – с заявлениями-просьбами о пересмотре ее Дела и снятии с нее несправедливого обвинения (1950, 1952), также остававшиеся без последствий, с резолюциями: отказать.
Эти архивные материалы раскрывают истинную, самоотверженную жизнь и драматическую судьбу, неординарность и высокую нравственность, настоящий патриотизм автора этих обращений, наконец, ее безоглядную (даже … наивно-эмоциональную, без оглядки на последствия, в чем, возможно, нашла отражение сама ее далекая от приземленной реальности «неземная» профессия…) смелость, проявлявшуюся при вынужденных контактах с врагами и вызывавшую неожиданную реакцию – уважение даже у немецких офицеров, оказывавшихся «побежденными» при таких контактах не только ее смелостью, но внутренней силой духа, убежденностью, интеллигентностью 8 …
Из автобиографии. Путь в науку.
Татьяна Вениаминовна Водопьянова родилась в г. Маргелан Ферганской обл. (в дальнейшем в Узбекской ССР) 20.01.1901г. Называя себя русской, она уточняет – казачка. Ее отец Вениамин Петрович Водопьянов (1866 – 1943) 9 (рис. 2) принадлежал к служивому
Рис.2. Вениамин Петрович Водопьянов (1866 – 1943)
Оренбургскому казачеству, дошел до высоких званий есаула и войскового старшины (его называют иногда подполковником), был участником русско-японской войны 1904 –5гг., имел 4 высоких военных награды и даже побывал, будучи раненым, в японском плену. В 1913г. вышел в отставку по здоровью. В Гражданскую войну (1918) принимал участие в борьбе против большевиков. В дальнейшем – пенсионер и писатель-историк, написал книгу по истории казачества в Сибири (издана лишь в наши дни). Но в протоколы допросов Т.В. Водопьяновой следователи НКВД старательно вставляли лишь одно: «дочь подполковника царской армии»). Дважды женатый В.П. Водопьянов имел девять детей: из трех девочек, родившихся в 90-е годы XIX в., одна умерла в раннем детстве; в ХХ в. старшей была Татьяна, имевшая сестру Елену,1906 г.р. и четырех братьев – Георгия (1903), Олега (1910), Игоря (1912) и Александра (1918). Первая жена, Лидия Петровна (урожд. Ветберг) 10, видимо, мать восьмерых детей, кроме, последнего (о нем Татьяна Вениаминовна нигде не упоминает), была домохозяйкой. После отставки отца родители жили в с. Степное Челябинской области. Последним местом жительства матери (семья, видимо, ок. 1917 г. распалась) и младшей сестры с мужем стал Ашхабад.
Начало пути Татьяны в науку напоминает… путь Михаила Ломоносова. Увлекшись математикой и астрономией в ранние годы, она после сдачи в 1919 г. экзаменов на аттестат зрелости в Оренбургской гимназии и отправив заявление о поступлении в МГУ, в мае 1920 г. (как только возобновилась связь Сибири с Москвой) пошла в Москву пешком, взяв с собою лишь кусок хлеба и связку любимых книг по математике. Однако, дойдя за три дня (300 км!) до Челябинска и разбив ноги, нашла приют у местных жителей и была устроена ими на работу в почтово-телеграфную контору. Получив ответ о зачислении на физ.-мат. отделение 1-го МГУ, была переведена на Центральный телеграф и уехала в Москву. Не имея поддержки от родных, совмещала учебу с работой статистика Центрального Статистического Управления, а также медсестры в «невропсихиатрической» клинике. После трудных лет учебы (голод, болезни – тиф, малокровие мозга), она, окончив университет в 1925 г., вынуждена была вернуться на некоторое время домой для помощи тяжело больной старшей сестре и заботы о младших братьях и сестре 11. В Москве в 1928г. Т.В. стала внештатным, а с 1929г. штатным научным сотрудником первого в России Государственного астрофизического института (ГАФИ), созданного (1922) и возглавлявшегося В.Г.Фесенковым. С преобразованием ГАФИ (в результате объединения с АГНИИ МГУ и университетской обсерваторией на Пресне) в ГАИШ при МГУ (1931 г., она называет 1932-й) Т.В. Водопьянова перешла в него, оставаясь научным сотрудником отдела небесной механики (в тематику которого, начиная с ГАФИ до 1937 г. входила и так наз. динамическая космогония). В 1940 г. она получила звание ассистента кометной кафедры мехмата МГУ.
«Наконец я пошла по своему пути», – записала она в автобиографии 12.
Научная работа.
Научную работу Т.В. Водопьянова начала в ГАФИ в секторе небесной механики и космогонии, уже вскоре став ближайшей сотрудницей («правой рукой») Н.Д.Моисеева (1902 – 1955), создавшего московскую научную школу небесной механики. В ее задачи он включил и решение проблем космогонии – на основе изучения движений небесных тел, введя и название для этого нового направления – «динамическая космогония» (в дальнейшем, однако, показавшего свою искусственную ограниченность и оставленного). В ГАИШ Т.В. занялась кометами, в сотрудничестве с Н.Д. Моисеевым и проф. С.В.Орловым (1880 – 1958) – учителем Моисеева и учеником Ф.А. Бредихина (1831 – 1904), основателя московской научной астрофизической школы, положившего начало исследованиям в нашей стране физики комет, Предметом исследований для Т.В. стали сначала (1932 г.) условия видимости и обнаружения комет, хвосты комет – их структура и яркость, с анализом результатов Ф.А. Бредихина и ряда зарубежных астрономов. Исследовав зависимость яркости кометы от ее расстояния до Солнца, она приходит к выводу о стандартной для оптики обратноквадратичной зависимости ее для ядра, но намного более быстро растущей (обратно четвертой степени расстояния) для хвоста, а для кометы в целом ~ 1/r3 и делает вывод о независимости яркости кометы от расстояния до Земли (сентябрь 1938 г.). Но еще раньше, весной 1938 г. Водопьянова начинает работать над кандидатской диссертацией по наиболее сложной (и до сих пор дискуссионной) проблеме, связанной с космогонией комет. Научным руководителем ее становится предложивший ей эту тему С.В. Орлов,, возглавивший только что созданный тогда в ГАИШ по его инициативе отдел кометной астрономии. Продолжая вслед за Бредихиным исследования физики комет (в дальнейшем, в 1949 г. он получит за них Сталинскую премию и звание члена-корреспондента АН СССР), С.В. Орлов не прошел мимо и самой загадочной проблемы космогонии Солнечной системы – происхождения комет . К этой работе он и привлек Т.В. Водопьянову как сильного математика и специалиста небесного механика . Исследователи московской, бредихинской научной школы С.В. Орлов, И.С.Астапович, Т.В. Водопьянова уже вскоре становятся авторитетным и для зарубежных астрономов отечественным центром исследований по кометной космогонии.
О состоянии проблемы к 1940 г. и полученных Т.В.Водопьяновой результатах в первой части диссертации.
К этому времени все еще обсуждались две гипотезы – межзвездного происхождения комет (Лаплас, начало XIX в.) и, напротив, генетической связи комет с Солнечной системой (Лагранж, 1812г,, Скиапарелли, сер. XIX в.). Долгопериодические кометы все еще считались, по Лапласу, захваченными из мирового пространства. Проблема периодических была загадкой. По Бредихину, периодические кометы – оторвавшиеся фаагменты параболических. Покровский утверждал реальность дробления комет (1918), а периодические кометы считал результатом столкновения и распада долгопериодических. Всехсвятский (1933) развивая гипотезу Лагранжа, но ошибочно (как и многие до сих пор!) приписывая ему идею происхождения комет при взрывах на поверхности больших планет («эруптивная гипотеза Лагранжа» 13), допускал такие взрывные процессы на Юпитере. С.В. Орлов выдвинул гипотезу происхождения периодических комет в результате взаимодействий малых тел Солнечной системы (1939). Но конкретизируя гипотезу, он допускал, что , источником комет может быть вещество астероидов, выбиваемое из них при катастрофических ударах в них метеоритов, которые считал намного более плотными малыми космическими телами. Он также допускал и вторичное дробление комет под ударами метеоритов, особенно при прохождении кометы сквозь метеорные потоки [??!!].
Для проверки и подтверждения гипотезы необходимо было найти следы таких катастроф – места пересечения нескольких кометных орбит в одной точке (или малой области) неба 14. Трудоемкими вычислениями для их выявления и занялась Т.В.Водопьянова. Доказательством реальности таких областей или точек пересечения орбит родственных комет, составляющих одно «семейство», служило бы характерное расположение полюсов их орбит (на большом круге сферы, или же, в проекции на плоскость эклиптики, на одной прямой), а также пересечение их плоскостей по одной прямой. Материалом служил новый каталог из 435 комет японского астронома Ямомото, наблюдавшихся с 1700 по 1936 г. С этой целью Т.В. вычислила гелиоцентрические эклиптикальные координаты полюсов всех 435 комет упомянутого каталога (для периодических комет только в первом их появлении). В результате ею было выделено «27 групп, обнимающих в различных комбинациях 125 кометных орбит. Из 27 групп орбит ею было выделено 47семейств, 17 из которых являются именно семействами (местами рождения новых комет при катастрофических соударениях тел иной природы), а 30 – «подсемействами» – результатами дробления комет, уже принадлежавшими тому или иному семейству.
Места катастроф с образованием комет по исследованию распределения выделенных Т.В. групп, или семейств комет оказывались между Венерой и Марсом и в меньшей степени между Марсом и Юпитером, то есть ближе к Солнцу, где, как полагал Орлов, больше метеоритов (?!). Исследования Т.В. подтверждали, по ее мнению, идею Орлова о происхождении комет в результате распада малых тел Солнечной системы, опровергая гипотезу С.К.Всехсвятского. Результаты Водопьяновой были опубликованы в 1940 г., став первой частью ее кандидатской диссертации 15. Правда, сама Т.В. отметила уже тогда , что пересечение нескольких кометных орбит (сплетавщихся порой в сложный клубок) может свидетельствовать и о разрушении (например, в результате внешнего воздействия) уже существующей кометы, свидетельством дробления, «размножения» комет, в связи с чем она пришла к выводу о необходимости различать семейства (или группы) и подсемейства, возникавшие как потомки одной кометы. Поэтому Т.В. считала необходимым продолжить исследования. Дальнейшие драматические события, однако, не позволили это сделать.
Хотя проблема кометной космогонии до сих пор считается дискуссионной (кроме достаточно обоснованного факта происхождения комет в пределах Солнечной системы, но и отказа от идеи их происхождения при взрывах на планетах или их спутниках –более поздняя гипотеза Всехсвятского), гипотеза Орлова в свете современных знаний не выдерживает критики. Кометы как существенно ледяные тела, главной составляющей которых являются замерзшие вода и газы – весьма ядовитые соединения углерода – циан (CN), метан (CH4) и т.п., не имеют ничего общего с астероидами – твердыми телами, лишенными и льдов, и газов, из-за близости к Солнцу (даже в главном их поясе). Не выдерживает критики и идея Орлова о дроблении комет при прохождении сквозь метеорные потоки. Еще в 1866 г. Скиапарелли показал, что сами метеорные потоки – это результат постепенного разрушения кометы (видимо, Орлов полагал, по созвучию названий, что метеорный поток это поток из твердых плотных тед – метеоритов, что также до сих пор нередко повторяется в литературе, но лишь в популярной). Их объединяет лишь то, что все это малые тела Солнечной системы. Метеоритами же правильно называть не род самостоятельных малых тел в космосе, а лишь осколки астероидов, не сгоревшие при входе в атмосферу Земли (в виде болидов) и достигшие ее поверхности. Недаром после кончины С.В. Орлова и тема, и отдел его в ГАИШ были закрыты 16.
Вернувшись к своей работе, Т.В. Водопьянова как человек с явно исследовательским, критическим складом ума и признанный небесный механик, по всей вероятности, вышла бы и на свой собственный путь в изучении комет, если бы не драматический поворот событий, сломавший всю ее дальнейшую жизнь (в чем немалую роль – как ни горько это признавать – сыграло и равнодушие к ее судьбе, даже после освобождения и полной реабилитации (!), со стороны ее бывших ближайших коллег).
Конец мирной жизни…
«Но неожиданно, – продолжает Т.В. Водопьянова в автобиографии, – разразилась Великая Отечественная Война и я почувствовала, что я не только астроном, но еще и гражданин и патриот своей Родины…» «… В день объявления войны, – вспоминал Г.Ф. Ситник , – из граммофона неслось на всю улицу «Если завтра война… В четверг [26.06] на Ученом Совете в ГАИШ собрались сотрудники… и председатель Краснопресненского райисполкома задал вопрос, кто хочет вступить в Народное ополчение. Подняли руки Ситник, Хмелев, Флоря, Б.А.Воронцов-Вельяминов, … Косачевский (имевший на правой руке только три пальца), Водопьянова очень активна была – хотела помогать раненным» 17.
Из небольшого тогда научного штата ГАИШ (в 1939г. 40 сотрудников, а вместе с аспирантами и студентами – около 50 чел.) больше трети ушли на фронт (18, помимо призванных сотрудников из технического персонала, сведения о которых не сохранились – общий штат насчитывал 72 чел.). Судьба ополченцев была для большинства трагической: октябрьские ожесточенные бои у села Уварово под г. Ельня (Смоленская обл.) и окружение, из которого выйти удалось немногим…
Неожиданная находка через полвека...
В марте 1996г. в небольшой комнатке старинного деревянного флигелька на территории старой университетской обсерватории на Пресне (ныне музея ГАИШ) среди не разобранных еще архивных материалов, при первом же «разведочном» просмотре их мне неожиданно попались в одной из тетрадей пара пожелтевших листков из блокнота с необычным заглавием: «Научное завещание» и подписью: «Т.Водопьянова». Взглянула на дату–– 1 июля 1941 г.! Так и пахнуло войной) … Передо мной был документ, пролежавший в безвестности 55 лет и живо воскресивший состояние советских людей в тот грозный год, когда для большинства из них внезапно обрушились все планы мирной жизни… 18. (рис.3).
Рис.3. Научное завещание Т.В.Водопьяновой
«Научное завещание» Т. В. Водопьяновой.
Уходя на работу медсестры и стремясь попасть на фронт, я прошу оставить материалы моей работы неиспользованными до моего возвращения с медработы. Этот материал являлся базой для моей кандидатской диссертации. В 1942 г. я собиралась дать статью-сводку проведенной работы и перейти к вычислению поправок за возмущения для вычисления «неизменных элементов» для комет какого-либо семейства, чтобы проверить возможность их сближения в одной точке по времени. (Учесть фактор времени). Сейчас можно было бы дать статью о системах кометы Tempel 1866 I и Spitaler'a. (Обратить внимание на расположение периодических комет на чертеже. Они образуют кольцо (Хираямы? 19).
В случае моего затянувшегося отсутствия, вредящего развитию основной тематики кафедры, продолжение этой работы или ее использование прошу согласовать со мной. Адрес моей сестры, где будет известно о моей судьбе: Ашхабад, ул. Возрождения, 78 (Сестра – Елена В. Водопьянова, мать – Лидия П. Водопьянова). В случае моей смерти материалы передаю в пользование проф. С.В.Орлову, в случае несчастья с ним – проф. Н. Д. Моисееву, если последний пожелает, проверив фактор времени, как-то использовать мои вычисления для работы своей кафедры.
П/п: Т. Водопьянова 1.VII.1941 г.
Приложение 20: 1. Опись материала.
2. Сетку Каврайского, находящуюся у т. Станюковича или т. Ворошилова, прошу передать в фонд библиотеки для общего пользования».
В Приложении приводилась опись рабочих тетрадей с перечнем полученных ею результатов, опубликованных (в статье в А.Ж. 1940.XVII, 6) и предварительных – как материал для второй части статьи.. Там же мельком упоминались затруднения при составлении графиков в связи с недавно (в 1940 г.) перенесенным энцефалитом: «точки прыгали».
« Приложения:
Опись рабочих тетрадей.
1. Тетрадь, содержащая элементы каталога Yamomoto, приведенные к эпохе 1900.0 (нет перевода повторных появлений периодических комет ).
2. 2 чертежа нанесенных прямоуг. координат полюсов орбит.
3. Тетрадь I. Определение семейств комет по признаку пересечения орбит. Случаи 1 – 124 (группы I – VII). Вошло в статью в А.Ж. 1940, XVII, 6.
4. Тетрадь II. Содержание то же, что и в предыдущей. Случаи 125 – 130 (группы VIII – XX). Вошло в статью в А.Ж. 1940, XVII, 6.
5. Тетрадь III. Случаи 231 21 – 284 (гр. XXI – XXVII). Вошли в упомянутую статью. Случаи 285 – 337 начаты для второй части статьи. Пользоваться ими без проверки можно только для попарных пересечений, т.к. группы взяты очень грубо и их надо расчленить.
6. Блок-нот IV. Случаи 334 22 – 368. Тоже без проверки геометрического смысла групп пользоваться ими нельзя. Виновен энцефалит, т. к. точки прыгали на чертеже, и я не смогла собрать их на одну прямую или оценить близость к ней
7. Тетрадь V.
8. Начата новая тетрадь со строгой проверкой чертежа и групп. Взята новая нумерация Группы I – XX. Случаи 1 – 225. Результаты докладывались на заседаниях кафедры с декабря 1940г. по май 1941г. Группа ХХ осталась незаконченной: Она должна дополнить систему к. Spitaler’а. Построена орбита для кометы 1886 I Tempel. Точки пересечения орбит комет 1886 I и ряда других легли вблизи этой орбиты, [показывая связь ?– нрзбр два слова по зачеркнутому тексту]. Не вычислена и не построена орбита кометы Spitaler’a. Вычисления орбиты к. Tempel и гелиоц[ентрические] экл[иптические] коорд. точек пересечения оставила у [себя ? – нрзбр], т.к. хочу сдать С.В. чертеж.
Т.Водопьянова».
Из приведенного полного текста этого необычного и действительно «Научного завещания» Т.В. видно, что работа была прервана в самом разгаре. Судьба материалов, описанных в приложениях, неизвестна.
Уход медсестрой на фронт.
«…1-го [в др. документах 3.-го] июля, – продолжает Т.В.Водопьянова в автобиографии,– я поступила на курсы медсестер РОКК при МГУ. По окончании их (3.09.41) была мобилизована в Красную Армию и по личному ходатайству зачислена в Медсанбат 8-й Московской Краснопресненской Стрелковой ополченческой дивизии». 24.09 Т.В. вместе с 12-ью медсестрами из МГУ и 15 сандружинницами от Краснопресненского р-на прибыла на фронт к месту дислокации дивизии под г. Ярцево Смоленской обл. и была назначена хирургической сестрой в мед.-сан. батальон. 3- го октября ополченцы вступили в бой под Ельней, прибыв туда «к моменту трагического исхода 54-дневного сражения». Дивизия, почти сразу попав под сильнейший минометный обстрел, километрах в 30 от Вязьмы оказалась в полосе отступления наших войск, а после Вязьмы, на пути к г. Гжатску, под угрозой окружения.
«Мне был поручен грузовик с ранеными, – пишет Т.В. , – и до последнего часа я вывозила его из всех бомбежек и обстрелов» 23.
Выход из вражеского кольца преграждали немецкие десанты. К 5 октября мед.- сан. батальон прекратил свое существование (из-за утраты части людей, машин и обозов). «8-го октября во время очередного боя с десантным отрядом противника, – продолжает она, – я была контужена в грудь и голову. Но я не оставила своего госпиталя-грузовика. В этот же день после следующего боя я осталась одна на поле сражения среди убитых и раненых, оказывая последним мед. помощь под минометным обстрелом противника, имевшего целью то ли добить раненых и батарею, то ли метившего в меня...».
В тот же день остатки мед.сан.батальона дивизии влились в другие воинские части, также пробивавшиеся из окружения. Т.В. Водопьянова и здесь, выполняя приказ, переправляет автомашину с ранеными, пока немцы вновь не отрезают нашим путь к отступлению. Перед очередным боем, на вопрос, как быть с ранеными (сан.машин, очевидно, уже не было, а главное не было и горючего) – оставаться ли и попасть в плен или уходить – она получает противоречивые приказания: оставить раненых и уходить (якобы за машинами для них); оставаться в лесу вместе с ними и ждать последующих распоряжений 24 … Под сильным минометным огнем, ползая между орудиями, она вытаскивает раненых из воды и талого снега (в раннее холодное предзимье 41-го) и укладывает их на сухом месте вблизи деревьев, а чтобы им не было холодно, ищет одеяла в ранцах убитых красноармейцев. К вечеру 8.10 на поле сражения появилась новая группа военных во главе с генералом и комиссаром. Они приказывают ей следовать за ними на Гжатск, сказав о раненых: «Завтра вы на машине за ними приедете» [?!]. (Раненые, обрадованные обещанием, сами просят ее об этом. – Но осознавал ли кто тогда, кроме, очевидно, генерала и комиссара.., весь трагизм невыполнимости обещания?!...) 25. Слушаясь их, она пошла вместе с ними 26. Но неожиданно сказались последствия контузии, она не могла поспевать за бойцами и примкнула к пулеметному отряду, имевшему задание отвлечь внимание немцев. В тот же день «во время атаки, – пишет Т.В., – наш отряд был перебит. У нас был один станковый пулемет [т.е. легендарный «максим» времен Гражданской войны!…] против десятка немецких автоматов» 27. Подобрав тяжело раненого в живот бойца и перевязав его, она решила вернуться в лес к своим раненым, но в ночной темноте, меняя направление из-за немецких «кукушек»-снайперов, заблудилась и лишь к рассвету вышла, по голосам, к новым частям своих. Сдав раненого, которого уже «тащила на себе», и сама потеряла сознание …
Те же самые трагические дни октября 1941 года, когда лавина превосходивших по вооружению немецких войск докатилась – что еще недавно казалось невероятным, немыслимым ! – до подступов к Москве, глубоко врезались в память это переживших…
В октябре 41-го (из интервью Г.Ф.Ситника, 1995)
Уже 3 окт., едва вступив в бой, 8-я дивизия подверглась сильнейшему обстрелу, и ее остатки влились в другие части. Г.Ф. вспоминал: «Тяжело было видеть, как люди, боевая техника, танки, артиллерия откатывались на восток сплошным потоком, который прерывался только бомбежками противника. Не чувствовалось никакого управления. Части и соединения перемешались. ... Это я написал, - пояснил он мне, - 30 или 40 лет тому назад, а не сейчас. И был осторожным... Потому что тогда меня могли обвинить за это черт знает, в чем... (Воспоминания Г.Ф. Ситника до конца 90-х оставались неопубликованными.)
Получив уже 4 октября приказ отвести в тыл группу разрозненных красноармейцев с техникой, Г.Ф. пережил врезавшийся ему в память эпизод, который и описал: «Днем 7-го октября в Кубинке я увидел генерала с 5-ью звездочками в петлицах. Я попросил разрешения обратиться к нему, представился и спросил, где сейчас может находиться 8-я Краснопресненская дивизия. Он мне ответил совсем необычно: "Молодой человек! Вы спрашиваете, где находится ваша дивизия... А мы не знаем, где наши армии!" Дальнейший разговор наш прервал налет около 20 немецких бомбардировщиков, выстроившихся для пикирования и бомбежки. Нам пришлось расползаться в разные стороны». Много лет спустя, прочитав воспоминания маршала Г.К.Жукова, Григорий Федорович понял, что встретился тогда под Кубинкой именно с ним…
15.10.41 - Из воспоминаний Н.Д. Монич
С драматической картиной октябрьского отступления я неожиданно встретилась при подготовке к печати воспоминаний Нины Дмитриевны Герасимовой (Монич). Лишь 15 октября 1941 г. она вырвалась, наконец, из своей Академии химической защиты, где была сотрудником кафедры немецкого языка (раньше директор не отпускал: срочно шло составление инструкций на немецком для «допросов» немцев и т.п.), чтобы вывезти двух своих малолетних детей и престарелых родителей из Тарусы (куда отвезла их летом, подальше от московских бомбежек и где, казалось, они были в безопасности… И вдруг… немцы под Москвой! Муж был давно на фронте). Машину, по военному времени, директор дать уже не мог. Добираться надо было своим ходом. Она вспоминала: «…поезда ходили только до Подольска. пароходы по Оке давно уже не ходили. Оставался один выход: идти до Тарусы пешком, около 35 км, по шоссе. … Что же я увидела?! Зрелище печальное и неожиданное, невероятное для меня! ... Живой поток людей, рогатого скота, повозок, катившийся по шоссе мне навстречу… Запомнилась мне понурая корова, на шее которой болтались мешки с вещами, а на спине сидели деревенские ребятишки с кошкой. Но это было еще не все. Страшнее всего был вид наших отступающих войск. Солдаты шли по шоссе, по колено в жидкой грязи, все забрызганные, серые, понурые, молчаливые... Прокатились эти две лавины – и на шоссе образовалась страшная пустота, как безвоздушное пространство…» 28.
В последних попытках выйти из окружения… Почти по Джеку Лондону…
В эти же дни октября 41-го вместе с новым сводным отрядом (набралось до 1000 человек) Т.В. Водопьянова продолжила выход из окружения… Ответив отказом на предложение сдаться и вызвав тем самым усилившийся минометный обстрел, шли ночью, днем, не разжигая костров, скрывались в лесу. 15 октября после переправы вброд через замерзающую реку и перехода ползком через торфяные болота по снегу и воде, командир отряда сказал: «Мы перешли передовую немецкую линию. Вперед на Можайск!» Бойцы зашагали. Но Т.В. выбилась из сил и падала (контузия, помимо головной боли и одышки, нарушила центр равновесия), ее поднимали, но она снова падала… Наконец, почувствовала, как врач взял ее руку и, проверив пульс, сказал: «Готова. Следуем дальше» 29. Это было ночью в лесу под Бородино… Но она не была «готова» и, собрав последние силы, поползла за ними (почти как герой повести Джека Лондона «Любовь к жизни»…). Вот как описывала она это в обращении к Берии: « … я собрала последние силы и будучи не в состоянии подняться на ноги, поползла за ними по дороге, утопая в воде и снеге. Встретив двух раненых бойцов, я попросила их поднять меня и взять под руки, обещая вывести их к деревне. Мне это удалось. Бойцы довели меня до первого дома и сдали на попечение хозяйки. Она уложила меня в мокрой обледенелой шинели на раскаленную русскую печь. Я же была в полубессознательном состоянии. Паром от мокрой одежды мне обожгло все тело, а на бедре оказалась громадная рана [которую ей лечили в течение месяев в Лубянской и Бутырской тюрьмах]. Утром хозяйка объявила о появлении немцев и я, одев вместо шинели ее старую ватную кофту 30, потащилась несмотря на страшную боль в ноге, держа путь на Можайск. Я шла день и ночь». Встретив на пути молодую женщину, назвавшуюся работником НКВД, Т.В. уничтожила по ее требованию свои документы, чтобы они не попали к немцам. Пройдя вместе с нею беспрепятственно через Верею, уже занятую немцами, и оставшись затем одна, она взяла направление на Наро-Фоминск, после того как Можайск был занят немцами, а в дальнейшем вынуждена была поменять и это направление и идти на Звенигород» 31. По дороге посоветовала держаться его группе бойцов, скрывавшихся в лесах, и, как она узнала через много лет, они благополучно дошли до Москвы. Они не хотели оставлять ее, но она «не приняла их жертвы, т.к. из-за ноги не могла быть им товарищем в пути».
Не дойдя до ст.Дорохово (на Московско - Белорусской ж.д.) ок. 12 км , она выбилась из сил и упала на дороге, возле колхоза Петропавловское. Проезжавший колхозник подобрал ее утопающей в заполненной водой глубокой дорожной колее и привез в дер. Ивановское, где ее «оттерли и отогрели». Но в связи с угрозой появлении немцев она пошла дальше, в Петропавловское (в 1 ½ км), где нашла приют у колхозницы Анастасии Власьевны Шматковой. В этот же день, к вечеру 31 октября, в деревню вошли немцы. «Так я застряла на занятой врагом территории, твердо веря в скорое возвращение Красной Армии» – написала она в автобиографии.
На оккупированной земле. Необычная «беженка» из Москвы…
С Т.В. Водопьяновой в доме, куда вошли немцы, оказался боец, узбек по национальности, больной воспалением легких. Немцы сразу обратили на него внимание: «Азиат, азиат!», а офицер сухо приказал: «Вывести его и убрать». Подчиняясь, по ее словам, какому-то внутреннему порыву, шепнув бойцу: «Уходи!», она заговорила с немцами по-немецки 32. Они, услышав родную речь, «удивленные и обрадованные», переключили внимание на нее. Бойцу с помощью хозяйки удалось скрыться. Но это погубило ее: на утро начался грабеж, хозяйка пустила слух, что ее жиличка говорит по-немецки и к ней потянулся народ с отчаянными просьбами защитить их перед начальником отряда от бесчинства солдат. Не в силах отказать им, она написала от их имени несколько таких обращений-жалоб, часть имела успех.
В конце ноября немцев сменил в деревне французский легион. Свободно владея французским, Татьяна Вениаминовна слышала, как «шумные и экспансивные» легионеры «ругали немцев за взятие Парижа, за голод во Франции, заставивший их воевать с русскими» и, очевидно, не удержалась от разговора с ними… «За коммунистическую пропаганду» среди французов командир легиона 29.11.41г. приговаривает ее к расстрелу. Вот как описала она это в автобиографии: «Меня повели к лесу (штык в спину, револьвер к сердцу…). Мне не была страшна смерть за Родину. Я ни слова не сказала своим конвоирам. Идя на смерть, я смотрела на ясное синее небо и вдруг, в одно мгновение, передо мной расширились границы видимости, и мне казалось, что я вижу всю Вселенную. Конвоиры [немец и француз] поставили меня у березы и о чем-то начали спорить». Потом [видимо, по настоянию немца] они привели ее в немецкий штаб в деревню Ивановское, доложив, что она «опасная женщина и что ее необходимо уничтожить». Она ни о чем не просила немцев ... Скорее всего, ее спас тогда, как она подумала, антагонизм между немецким и французским командованием: «Только французы могут бояться даже женщин», – сказал один из немецких офицеров.
На вопрос, кто она такая, Т.В. , «быть может, находясь под гипнозом своего видения», а также опасаясь провокационных вопросов, скрыв свою принадлежность к Красной армии и выдав себя за беженку из Москвы, сообщила, что она астроном, научный сотрудник МГУ, назвала свою фамилию и московский адрес, добавив, что подтвердить ее слова могут профессора из Берлина и Парижа, знакомые с ее работами, а также академик из Копенгагена, с которым ей довелось лично встречаться в Москве (назвав и фамилии этих ученых , в т.ч. известного французского исследователя комет Бальде) 33.
Впоследствии, прочитав в опубликованном предсмертном письме Эрнста Тельмана о попытке применения к нему гипноза при допросе, Т.В. поняла, что и ее подвергли тогда своего рода гипнозу…
Возможно, известную роль в ее судьбе сыграло тогда и то, что при штабе находился, немецкий офицер-астроном, которому была знакома ее фамилия по ее работам. Однако от профессионального разговора с ним она отказалась: «Мы с Вами поговорим, когда кончится война. Сейчас мы враги» 34. Еще более смелым был ее ответ в немецком штабе, куда ее привели после несостоявшегося расстрела конвоиры:
«На вопрос о том, кто я такая, – писалв Т.В. в обращении к Верховному прокурору Базарову из лагеря 14.12.1945,– я ответила, что я беженка из Москвы, скрывалась от бомбежки в Вязьме, но после ее занятия пробираюсь обратно в Москву к детям. На вопрос о своей партийности я ответила, что я беспартийная, но что я дочь своего народа, что я верна своему Правительству, выбранному народом. Мы враги и вы можете меня расстрелять» 35. Явно не ожидавший такого ответа и, видимо, даже несколько опешив, немецкий офицер вдруг сказал: «Мы честных врагов не расстреливаем» 36. (И это – замена расстрела арестом также станет пунктом обвинения Т.В. в Особом отделе НКВД.)
После этого немцы стали называть ее «фрау астрономер» 37, но взяли необычную московскую «беженку» под наблюдение до особого распоряжения, приказав ей жить в дер. Новоникольское, фактически под домашним арестом, ближе к штабу (даже водили под конвоем). Она категорически отказалась быть официальной переводчицей за вознаграждение (предпочтя разделять голодное существование с другими беженцами 38), но все же вынуждена была дней десять выполнять роль неофициального переводчика при общении немецкого коменданта с русским старостой деревни 39. Еще более примечательна сцена, описанная Т.В. Водопьяновой в последнем обращении к Берии (1952 г.): «У меня был единственный разговор с одним фашистом, студентом Гейдельбергского ун-та, как он отрекомендовался, филологом, пришедшим посмотреть на советскую женщину-астронома. Когда он стал с пафосом кричать о том, что они идут по пути побед на Москву, у меня вырвалось: “Вы идете по дороге Наполеона”. На что он заорал: “Мы предусмотрели все его ошибки!” У него не было при себе оружия, и он был пьян, может быть, поэтому он не прикончил меня» 40.
В ответ на обвинение в разговорах с немцами на немецком языке, что якобы способствовало «сближению их с населением» и о своих контактах в оккупации она писала там же: « … ребятишки деревни бегали именно ко мне, а не к кому-либо другому, чтоб принести листовки, сброшенные с советского самолета, или сообщить о том, что видели в лесу партизана. Одного из них [мальчишку 14 лет] из д. Ивановское я отстояла от расстрела за кражу рождественских подарков…. С помощью этих маленьких гаврошей я и организовала слежку за немцами при их подготовке к отступлению, когда у меня возникло подозрение, что они при отступлении минируют некоторые объекты» 41.
По своей инициативе она действительно разговаривала с немецкими солдатами, оказавшимися рабочими, а некоторые и коммунистами (доверившимися ей и даже предупреждавшими жителей о приходе в деревню СС-овцев! Ее даже запирали при этом в избе.)
В начале января один немецкий солдат из конвоя (под которым ее водили), назвавший себя коммунистом (он был из Рура, она запомнила только его имя – Эрих), предупредил ее о том что ее хотят отправить в Германию и чтобы она скрылась. Воспользовавшись суматохой, начавшейся у немцев после их поражения под Акуловым близ Кубинки 42, она вернулась в Петропавловское, где не было воинских частей. О своих взаимоотношениях с жителями деревни Т.В. писала: «Я их лечила, помогала в их горе, как умела, отстаивая жизнь, скотину, инвентарь…»
13-го января с утра последний отряд отступавших немцев, уходя, зажег деревню. Татьяна Вениаминовна тотчас организовала тушение пожара, помогала вытаскивать детей и имущество, «за хвост вытащила из горящего стойла корову»… Им почти удалось затушить пожар. Но трое солдат (немцы наблюдали все это в бинокль) вернулись, один из них избил ее прикладом, и они снова стали поджигать деревню. На ее просьбы оставить хотя бы два дома для женщин и детей, среди которых было много больных. один из немцев, наконец, «сдался» и отдал распоряжение: затушить два дома, куда стали переносить больных и детей. На дворе было –42o. Далее она пишет: «Вдруг раздалась пулеметная очередь и из-за сугробов показались наши бойцы в белых маскхалатах. Это была наша разведка. Мы бросились к бойцам». Она обратилась к командиру отряда с просьбой взять ее с собой. Когда она уходила, народ провожал ее возгласами, запавшими ей в душу: «Возвращайся к нам и будь нашим председателем колхоза!..» Не случись этого, с горечью писала Т.В. впоследствии в одном из своих обращений, ее имя могло бы оставить иную о ней память…[скорее, просто осталось бы неизвестным] Но это счастливое долгожданное событие стало для Татьяны Вениаминовны и началом пути на ее Голгофу…
Неожиданная расплата……
13-го января 1942 г. к вечеру Т.В. Водопьянова пришла с разведкой в штаб Красной Армии. Ночью ее отправили в Особый отдел НКВД, где предъявили ордер на задержание, т. к. у нее не было документов (которые она уничтожила, проходя через Верею). В Особом отделе она передала собранные ею самой и с помощью местных ребят (которых она называет, по Гюго, маленькими гаврошами) сведения о минировании дорог, о расположении окопов, о состоянии и особенностях немецкого транспорта и горючего, даже о наиболее удобном времени их бомбежки (она собирала эти сведения и личными наблюдениями, и в разговорах с немецкими солдатами-антифашистами). Эти сведения тут же, по прямому проводу были переданы в штаб армии (и помогли при наступлении на Верею и Можайск). Оценив все это, начальник Особого отдела потребовал передать задержанную в свой отдел для работы: «С этой женщиной можно делать большие дела!»… Ему обещали, но лишь после выяснения ее личности. Однако на допросах оценка собранных и переданных ею сведений оказалась иной: «Мы Вас не уполномочили на это» [?!],– сказал ей следователь НКВД. – «Но на это меня уполномочило мое сердце».– написала Татьяна Вениаминовна в последнем обращении к Берии (1952), где еще раз и детально проанализировала (показав их необоснованность) все предъявленные ей обвинения, в том числе и в разговорах с немцами на немецком языке. Вместо этого, вызвав у нее. настоящее потрясение психики, ее через несколько дней направили в Покровскую тюрьму в г. Голицыно, близ Кубинки, а 22.0I.42 в Москву, в Лубянскую и затем в Бутырскую тюрьму. 22-го февраля ей предъявили ордер на арест. Обманом уговорили подписать обвинение. Хотя уже на предварительном следствии она отказалась от первых своих показаний, подписанных при первом допросе (16.01.42) в состоянии шока от неожиданных и чудовищных обрушенных на нее обвинений в том, что она якобы бросила на произвол судьбы раненых на поле боя, что сотрудничала с немецкими захватчиками, обнаружив знание немецого и даже сообщив о своих связях (?!) с немцами-учеными… Следователь обещал ей, что она все сможет объяснить на суде. Но никакого суда не было. Все решила «Тройка» – Особое совещание при НКВД (на основании нарочитых и по сути надуманных, безграмотных обвинений от ретивых в своем рвении – действовавших по принципу «сила есть, ума не надо» – уполномоченных исполнителей, лейтенантов и сержантов, наводнивших нижние слои НКВД). 22-го июня ей зачитали обвинительное постановление Особого Совещания НКВД Московской области и 8 июля 1942 г. она была осуждена по мрачно «знаменитой» политической статье 58, п.1б– «За пособничество немецким захватчикам 5 лет исправительно-трудовых работ в лагере» (рис.4).
Рис.4. Т.В.Водопьянова после ареста, 1942 г.
Наиболее ретивый следователь некто М.Ларин с садистским удовлетворением даже информировал ее о том, что полтора месяца прокуратура не давала санкции на ее арест, но он-таки его добился! В полном отчаянье она объявила голодовку в Бутырской тюрьме и даже пыталась покончить жизнь самоубийством – разбить голову о стену камеры… 43. Оказавшись на две ночи 8 – 9 августа 1942г. в Бутырке, она встретилась и познакомилась со своим товарищем по несчастью, Ниной Дмитриевной Монич, которая первой и поведала о ее военной судьбе.
Из воспоминаний Н.Д. Монич, 1942 г.).
«... Должна описать еще одну встречу, тоже происшедшую в Бутырках в последний месяц моего там пребывания. Стояли жаркие августовские дни [1942-го года. – А. Е.] и такие же жаркие душные ночи. Ни одного дуновения не проникало за решетки нашего окна. Душный спертый воздух в камере был похож на жаркое облако. Камера была узкая и длинная. Одно окно. Слева и справа вдоль стен сплошные нары. Теснота невероятная. Лежали не только на нарах, но и на полу. <.... > И вот в одну такую душную ночь, когда все спали, двери камеры открылись и впустили еще одну новенькую. Это было совсем не диво! Камеры осужденных в это время все были переполнены, и все же непрерывно приводили еще и еще, особенно ночью. Все спали, никто даже не шевелился, когда приходили новые и тщетно пытались устроиться где-то среди спящих. Часто новеньким приходилось садиться прямо на пол около «параши», хотя вонь в том углу всегда была невыносимая!
Я плохо спала и в эту минуту, когда в камеру впустили новенькую, почему-то проснулась и поглядела на вошедшую. При ярком свете электрической лампы, всю ночь горевшей в камере, я увидела, как через спящие тела пробирается невысокая женщина в военной форме. Она была коротко острижена, по-мужски, и даже лицом напоминала мужчину. Но больше всего меня поразило выражение ее лица. Видно было, что она даже не видит, куда идет, не знает – зачем ее привели сюда... Что она видит перед собой что-то совсем другое и спешит догнать свое видение... Женщина прошла к окну, отодвинула лежащих там и легла – лицом к окну, спиной к камере. Ночь продолжалась.
На следующее утро, когда камера проснулась и прошли обычные процедуры утренней поверки, умывания, раздачи хлеба и проч. и все занялись обычными делами – в ожидании прогулки на дворе, которая служила большим развлечением! – эта женщина все продолжала лежать у окна, не шевелясь и ни с кем не разговаривая. Я искоса наблюдала за ней, сидя на своем месте. Еще ночью эта женщина поразила меня своим видом. Такого страшного лица я ни разу не видела среди окружавших меня женщин. Новенькая открыла глаза, долго смотрела в небо, – на полоску неба, видневшуюся в нашем окне за каменной стеной двора. Вдруг она приподнялась, встала, прошла несколько шагов по камере и, поравнявшись с моими досками, остановилась, схватила меня за руку и сказала:
«Переходи сейчас же ко мне рядом!» Неожиданные слова ее звучали
тоном приказа.
Я с недоумением смотрела на нее, но молча встала, забрала свой мешок и перебралась
на доски к окну. Весь день мы просто сидели рядом и почти все время молчали.
Но когда
наступила ночь, начали шепотом разговаривать и проговорили до утра.
– Зачем вы позвали меня? – спросила я. – Ведь вы меня не знаете.
– Я видела твои глаза, – ответила женщина.
Ее звали Татьяной. Она была медсестрой. Попала под Ельней в окружение. С боем выходили из окружения. Не хватало машин, чтобы вывозить раненых. Татьяна отстала от своих, чтобы найти машину. Попала в плен. Бежала. По дороге была контужена в голову и в ногу. Добиралась ползком до наших. Потеряла сознание. Очнулась одна в лесу. Чудом осталась жива. Была задержана, заподозрена в шпионаже, отправлена в тюрьму, осуждена.
Теперь я поняла, почему она мне в первую минуту показалась похожей на подстреленную
дикую птицу! Так сильно было ее возбуждение, возмущение всего ее существа от чудовищной
несправедливости, ее постигшей! Она хотела бороться за свою правду, верила, что ей
удастся еще оправдаться, хотя приговор уже был вынесен – пять лет, по какой-то
военной
статье. Но в те минуты, когда ее надежда гасла, она была близка к безумию.
Прошел еще один день. Мы сидели рядом, кажется, держались за руки, но молчали. Наступила
еще ночь, последняя ночь. Мы опять начали тихо разговаривать.
– В какой же Вы работали больнице в Москве, до войны? –
спросила я
– Я никогда не работала в больнице. Я окончила трехмесячные курсы
медсестер и пошла на фронт.
– Но кем же Вы были прежде? До войны?
– Я астроном, – последовал ответ.
Тут наш разговор неожиданно принял совершенно личный характер. Оказалось, что моя новая знакомая много лет работала вместе с другом моей юности, с которым я рассталась при выходе моем замуж. Теперь она многое смогла рассказать мне о днях давно прошедших. Мы обменялись именами и адресами, чтобы постараться еще увидеться в жизни. Утром Татьяну увели, а я осталась еще на некоторое время» 44.
Да, это была Татьяна Вениаминовна Водопьянова, сотрудничавшая в ГАИШ с известным астрономом Р. В. Куницким (1890 –1975). Именно по портрету, неизменно в течение многих лет стоявшему на его рабочем столе (рис. 5), она «узнала» Нину Дмитриевну, неожиданно встретившись с нею в камере Бутырской тюрьмы в августе 42-го.
Рис.5. Нина Дмитриевна Монич (Герасимова)(1906 – 1996).
Фото 30-х гг…
Свои воспоминания Нина Дмитриевна Монич закончила в 1965 г., передав машинописную сокращенную их версию (опасаясь еще называть фамилии) на суд К. Симонову (для возможной рекомендации для их опубликования). Его впечатление было сильным, хотя поначалу и противоречивым, оценка высокой. Однако… публикацию их он посчитал пока невозможной (только что сняли Хрущева и начался откат в отношении к «культу личности Сталина», как и оглашению репрессий в СССР…). Попросил только оставить рукопись у него … Видимо, для Т.В.Водопьяновой (которую Н.Д.Монич разыскала, вернувшись в конце 50-х из ссылки) эти воспоминания остались неизвестными (судя по неточностям в рассказе Н.Д. о ее истории, воспроизведенной по памяти через 20 с лишним лет…) 45.
ГУЛАГ. ИТЛ в Караганде 46.
10.08.42 Татьяна Вениаминовна была отправлена по этапу в Караганду с ее губительным климатом, в особое, штрафное Коктункульское отделение ИТЛ НКВД на тяжелейшие земляные работы. Заболев вскоре пеллагрой, она была переведена в инвалиды, но лишь самой легкой IV группы, и только за полгода до конца срока переведена в III группу, но также работающих инвалидов … Уже в лагере, осознав всю несправедливость своего осуждения за поведение и на поле боя с ранеными, и в оккупации, она уже с 1944г. начала свою многолетнюю борьбу за восстановление справедливости, в защиту своего настоящего облика советского человека – патриота, гражданина своей родины, добровольно ушедшего на фронт, и не в последнюю очередь человека, избравшего путь научных исследований в любимой астрономии, которую оставила на время в суровые годы войны и к которой всеми силами стремилась вернуться. Борьба явно была неравной – письма и обращения ее оставались без ответа. За нее пытались бороться и ее родные, и знакомые этой семьи, но столь же безответно 47.
Однако и в верхах НКВД нашлись-таки люди с неутраченным качеством порядочности и объективности. В 1945г. после ее четвертого обращения к Берии (от 7.02.1945 г. 48) в ГАИШ поступил из НКВД (!) запрос на характеристику Т.В.Водопьяновой, возможно, впервые приоткрывший судьбу его бесследно исчезнувшей сотрудницы. (Подобное общение с «органами» вызывало тогда обычно у человека лишь чувство опасности, если не ужаса…). В такой обстановке, при полной неизвестности ее судьбы, написать ее взялся не кто-либо из бывших прямых коллег Т.В., а Константин Алексеевич Куликов (1902 – 1987) – человек большого гражданского мужества, принципиальности, представитель старой, то есть идейной, партийной гвардии (уберегавший в 30-е гг. ГАИШ вместе с его директором В.Г.Фесенковым от массовых репрессий ), уважаемый всеми «дядя Костя», за подписью: «Бывший зам. директора ГАИШ, член ВКП(б)». Специально отметив, что Водопьянова не только видный ученый, но и настоящий советский человек (знал, куда пишет), он по народному мудро (будучи сам профессором «из народа»), с очевидностью стремясь нейтрализовать (неизвестные ему, но, конечно, политические) обвинения Т.В., специально обратил внимание и на особенности ее психического здоровья… 49.
Характеристика на Водопьянову Татьяну Вениаминовну
Ассистент Т.В.Водопьянова работала в Гос .Астрофизическом институте примерно с 1926 года. После слияния астрономических учреждений в Москве работала в ГАИШ. Ее работы по кометной астрономии касались механических проблем: определения типа кометных хвостов и происхождения комет. Работы проходили успешно. Ею был собран большой материал и произведено много вычислений. Предварительное сообщение было напечатано в Астр. Журн. перед войной. Она обнаружила связанные физически семейства комет, что имеет серьезное космогоническое значение. Напечатано около 10-ти научных работ. [В ходатайстве следователя НКВД от 1945 это упомянуто! ] По своему характеру Т.В.Водопьянова была очень скромна. Высказывалась очень редко, но, во всяком случае, производила впечатление советского человека. Чуждых суждений, действий или высказываний, например, за ней, не замечал. Жаловалась все время на состояние здоровья. Нужно сказать, что психическая сторона организма, на мой взгляд, у нее не в порядке. Она все время жаловалась, что ее все не любят, не уважают и ждут, когда она совершенно исчезнет. Говорила неоднократно, что ей нужно покончить с собой самоубийством. В начале войны она ушла добровольно на курсы медсестер. С тех пор я о ней никаких сведений не имею.
Бывший зам.директора ГАИШ
чл. ВКП(б)
Куликов
11/VI - 45 50 (рис.6)
Рис.6. Характеристика Т.В.Водопьяновой от К.А.Куликова, 1945г.
Характеристика «сработала». Дело Т.В. Водопьяновой впервые было пересмотрено, заново проанализированы ее действия и показания соседей в оккупации, выяснена ее невиновность. Но ходатайство о снижении срока до уже отбытого и об освобождении (1945), поддержанное в 1946 г., было все же отклонено – после получения из Карлага совсем иной «характеристики » от секретной службы ИТЛ… Самой Т.В. все это осталось, разумеется, неизвестным.
«…Как беззаконная комета в кругу расчисленном светил».
Дальнейшая судьба Т.В.Водопьяновой почти буквально отразила эти пушкинские строки. 22 февраля 1947 г., отбыв полный срок заключения, Татьяна Вениаминовна вышла на «свободу». Но именно в кавычках. Начались ее мытарства как человека-изгоя – без права жить в крупных городах, а следовательно и в научных центрах, работать по специальности. Так, полученное, было, ею такое приглашение на работу в Иркутск встретило непреодолимую преграду: пункт 39 статьи о паспортизации не позволял получить прописку и, приехав в Иркутск, она тщетно ждала решения этого вопроса, вынужденная отмечаться каждые три дня в милиции (не сбежала бы…). Она то оставалась безработной, то получала случайную временную работу далекую от научной, но и с нее ее быстро увольняли, несмотря на добросовестное отношению к любому делу, из-за клейма «изменника родины» и не снятой судимости. Вынужденно меняя разрешенные места жительства в поисках работы, она побывала во многих местах – начав с г. Александрова Владимирской обл,, в Иркутской, Крымской областях (в Симеизе), была не раз уборщицей – в доме отдыха, а затем там же сестрой-хозяйкой, работала садовником, медсестрой, чернорабочей, кассиром, счетоводом, была зав.библиотекой, даже домработницей…, найдя, наконец, с 1949г., более постоянное место в селе Васильево в Юдинском районе Тат. АССР на нелегкой работе обмерщицы (бревен?) на лесокомбинате, где ей посчастливилось даже провести однажды курс астрономии в 10-м классе школы рабочей молодежи… (Но там же, надорвавшись на тяжелой физической работе, она перенесла в начале 1953 г. и тяжелую операцию – подшивание почки.)
Несмотря на безответность или отклонение всех ее просьб и заявлений она продолжала свою борьбу против неправедных обвинений. Борьба стоила ей 12-ти лет жизни в положении изгоя, той самой всеми гонимой «беззаконной кометы» в расчисленном «кругу светил» – даже в лице своих прежних коллег, предпочитавших уберечь от ненужных «возмущений» устойчивые орбиты своей жизни … Ее хлопоты о снятии судимости после неоднократных отказов (1950, 1952 гг.) удались только в 1953 г., после смерти Сталина и принятии Указа амнистии уже через 22 дня – 27.03.1953 г. Этим указом был снят, наконец,и запрет на выбор места проживания. Но ГАИШ, ее Alma- мater, ее так и не принял. Лишь недавно, весной 2022 г. в случайном разговоре с сотрудницей отдела небесной механики В.М.Чепуровой я услышала от нее новые подробности о Т.В. (уточненные ею осенью после моего сообщения – презентации о Т.В. Водопьяновой в ГАИШ). Они были получены ею, тогда молодым астрономом, при ее встрече в Киевском университете в 1971 г. с проф. С.К.Всехсвятским (1905 – 1984), также некогда (до 1935 г.) сотрудником ГАИШ, а с 1939 г. работавшим в КГУ. Передавая ему порученный ей привет от его бывшего коллеги проф. Г.Н.Дубошина (1904 – 1986), возглавившего отдел небесной механики ГАИШ после кончины в 1955г. его бессменного первого руководителя и основателя Н.Д.Моисеева, она впервые услышала от него рассказ об исчезнувшей с гаишевского небосклона Т.В. Водопьяновой. По словам Всехсвятского (как утверждает Чепурова), Т.В. Водопьянова вроде бы уже в 1947 г.[?!] 51 приезжала в ГАИШ, чтобы встретиться со старыми коллегами в надежде вернуться к любимой работе, которую вынуждена была так внезапно и решительно прервать, уходя в 1941-м на фронт… Впервые узнав т.о. о Водопьяновой и передавая ответный привет из Киева проф. Дубошину, В.М.Чепурова услышала его возмущение позицией в те дальние уже годы «московских чинодралов». Но даже если этот приезд случился весной 1953г., ее встреча со своей Alma-mater не оправдала ее надежд. Ни ее прежний научный руководитель, бессменный зав. каф. комет С.В.Орлов, в 1943 – 1952 гг. директор ГАИШ, ни главный партийный деятель института Н..Д.Моисеев, ближайшим сотрудником и «правой рукой» которого она была с конца 20-х гг. еще в ГАФИ, ничем не обнадежили ее. Даже если это было до амнистии, то, казалось бы, при встрече с неожиданно «воскресшей» своей не просто сотрудницей, но добровольцем-ополченцем у ее коллег не мог не возникнуть вопрос – Что же с нею приключилось в трагические дни октября 41-го?! Всем было известно в ГАИШ от самого М.П. Косачевского о его спасении Т.В.Водопьяновой ценой собственной свободы, да и бывший ополченец-доброволец Г.Ф.Ситник уже вернулся с фронта ... Отчего же никто не спросил ее, что же с нею случилось в те страшные дни октябрьского отступления под Москвой? О какой-либо реакции С.В.Орлова на ее появление в ГАИШ ничего неизвестно и даже о реакции… К.А. Куликова. А зав. Отделом Н.Д. Моисеев с «большевистской прямотой» (как об этом рассказала К.С.Ситник) сказал ей: «Ты же понимаешь, что взять тебя я не могу». И все. – Мрачная тень ее осуждения «органами» внушала недоверие, страх, боязнь, по меньшей мере, опасения контактов с нею… В этом и состоял страшный смысл существования и после освобождения на положении изгоя, делавшем ее жизнь и «на свободе» пыткой, о чем она из письма в письмо повторяла в своих неустанных обращениях и заявлениях в самые высокие органы страны… В это время (если не в 47-ом, что представляется все же мало вероятным, то не позднее марта 1953г.), случайно встретив Т.В. в ГАИШе в слезах, Всехсвятский и пригласил ее в Киев себе в помощники (как весьма незаурядного небесного механика- вычислителя, к тому же специалиста по кометам 52).
Она уехала в Киев, где с 1/VII-1953г. выполняла задания проф. Всехсвятского в КГУ на кафедре астрономии – сначала неофициально, а с 1.02.1954 г. оформленная ст. лаборантом – и, видимо, оставалась там до 1958г. Но и добрый поступок С.К. Всехсвятского не вернул ее имя в сообщество астрономов как самостоятельного исследователя Для готовившегося им обширного каталога абсолютных величин комет с описанием их истории и физических характеристик (что и составляет особую ценность этого главного его труда 53) Т.В. Водопьянова, владея основными европейскими языками, провела колоссальную историко-исследовательскую работу по выявлению и переводу сведений о кометах, для чего ею, как она написала в своем последнем заявлении с просьбой о реабилитации (1956 г.), была «использована почти вся иностранная литература с 1900 г., имевшаяся в книгохранилищах Киева, Москвы и Ленинграда. В результате чрезвычайно напряженной работы, этот труд был закончен в январе 1956 г. Помимо этого, – писала она там же, – мной закончено составление дополнения к этому каталогу, опубликованное в виде отдельных сводок и сводной статьи (подготовленной к печати)» 54. Но автор книги ограничился в отношении нее (по сути соавтора), в отличие от пространных благодарностей в предисловии другим, общими скупыми словами: «Отмечаю также помощь сотрудницы кафедры кометной астрономии КГУ Т.В.Водопьяновой», не упомянув даже, в чем же состояла эта «помощь», и подарил ей книгу с надписью Т.Водопьяновой, 10.VII.1958, даже без традиционной в таких случаях собственной подписи. (Этот экземпляр книги позднее попал в нашу семейную библиотеку.) Не упоминает он ее имени и говоря о дополнениях к каталогу. Видимо, и в Киеве ей было отказано в равноправии… Между тем не угасавшее стремление Т.В. Водопьяновой к самостоятельной научной работе проявилось и в ее последнем заявлении, от 16.07.1956г. в Военную прокуратуру с просьбой о полной реабилитации 55. Еще раз проанализировав свои поступки, она пишет: « … Находясь на оккупированной врагом территории, я, зная немецкий язык, допускала, в интересах Родины, говорить и даже писать на немецком языке. Эти выступления были связаны с защитой советских людей, бойцов Красной Армии, колхозников и их детей, которым со стороны фашистов грозили смерть или насилие. Страдая вместе со своим народом, перенося вместе с ними голод, холод, лишения и притеснения со стороны врага, я не могла допустить мысли, что мое поведение будет истолковано как преступление. Но если бы даже я знала о той жестокой каре, которая ждет меня, Я НЕ МОГЛА БЫ ПОСТУПИТЬ ИНАЧЕ» [выделено в машинописном тексте Т.В.]. <…> Сейчас мне 55 лет. С 1/IV-1956 г. я получаю пенсию по старости, но, несмотря на надорванное здоровье, я продолжаю работать до настоящего времени и готова приступить к новому большому исследованию, прерванному пятнадцать лет тому назад в связи с уходом на фронт. Однако тяжелые бытовые условия, отсутствие самостоятельной прописки, непрерывное напоминание о моей судимости, гнетут меня, сковывают мою инициативу и не позволяют мне ощущать себя полноправной гражданкой Советского Союза. Сознание своей моральной невиновности поддерживало меня в эти долгие годы испытаний, которые не окончились до настоящего времени. <…>. Немногие годы, что мне остались, я хотела бы прожить с сознанием признания моей невиновности со стороны Правительства и советского общества. Я прошу пересмотреть мое дело, полностью реабилитировать меня и навсегда снять с меня клеймо «пособника немецких захватчиков» 56.
С начавшейся после ХХ съезда партии (февраль 1956г) массовой реабилитацией сотен тысяч невинно осужденных в нашей стране это заявление нашло быстрый отклик: Уже 31 августа 1956 г. из Военной прокуратуры МВО 57 в Военный трибунал МВО от имени военного прокурора был направлен «ПРОТЕСТ (в порядке надзора)» с новым пересмотром ее дела и прошением о полной ее реабилитации, за чем последовало заседание Военного трибунала 4.10.56 с заключением, почти повторявшим заключительную часть протеста (но, в отличие от него, в виде рукописного текста), а затем указание от 11 октября из Военной Прокуратуры (с пометкой о передаче к исполнению 17.окт) срочно доставить копию документа о реабилитации Т.В. в КГУ Киева для вручения ей (и в два других, официальных адреса):
/л.121/ (На бланке, текст рукописный, что отражено здесь курсивом)
«ОПРЕДЕЛЕНИЕ № Н-4259/ос
Военный трибунал Московского военного округа в составе
председательствующего полковника юстиции
Давальцова
(нрзбр)
членов полковника юстиции Калинина
и подполковника юстиции Парфенова
рассмотрел в заседании 4 октября 1956 г. надзорный протест Военного прокурора Московского военного округа на постановление Особого Совещания при НКВД СССР от 8 июля 1942 г., по которому Водопьянова Татьяна Вениаминовна 1901 года рождения, уроженка гор. Маргелан Ферганской области Узбекской ССР, до ареста 22 февраля 1942 года медицинская сестра медсанбата 8-й Краснопресненской стрелковой дивизии, находившейся на Западном фронте, «За пособничество немецким захватчикам» была заключена в исправительно-трудовой лагерь на пять лет.
Заслушав доклад тов. Калинина и заключение пом. Военного прокурора Московского военного округа майора юстиции Бочкарева об удовлетворении протеста,Военный трибунал округа
УСТАНОВИЛ:
Водопьяновой было вменено в вину то, что она, находясь в начале Отечественной войны в составе действующей Красной армии в должности медицинской /л.121 об./ сестры , оказавшись в окружении, бросила на поле боя раненых. Находясь на оккупированной территории, Водопьянова общалась с оккупантами, будучи вызвана в немецкий штаб, сообщила об имевшейся ранее связи с немецкими учеными, сообщила немцам свой адрес и место прежней работы, выполняла роль переводчицы при немецком коменданте и старосте. В протесте Военный прокурор указывает, что Водопьянова, будучи научным сотрудником МГУ, в июле 1941 года добровольно поступила на службу в действующую Советскую Армию в качестве медицинской сестры и, находясь на фронте, по независящим от нее причинам, в составе подразделения оказалась в окружении противника, а затем была задержана немцами. Допрошенные по делу Шансков, Зятева, Шматкова, Миронов и Шкиндер показали о том, что за время пребывания Водопьяновой на оккупированной территории она никаких преступлений не совершала 58. Невиновность Водопьяновой была установлена при проверке материалов дела в 1945 году и несмотря на заключение об этом дело все же прекращено не было. Считая, что Водопьянова была репрессирована [новый появляющийся в документах, теперь уже МВД, термин!] неосновательно [Увы! Все еще хромает грамматика – надо бы: необоснованно.], прокурор ставит вопрос об отмене постановления Особого Совещания и прекращении дела на основании ст.4,п.5 УПК РСФСР. Проверив материалы дела и соглашаясь с доводами, изложенными в протесте прокурора,/л.122/ Военный трибунал Округа
ОПРЕДЕЛИЛ:
постановление Особого Совещания при НКВД СССР от 8-го июля 1942г. в отношении ВОДОПЬЯНОВОЙ Татьяны Вениаминовны отменить и дело о ней прекратить за отсутствием состава преступления.
Председательствующий п/п
Члены п/п ; п/п
И все…
За скобками остались вычеркнутые из жизни пять лет лагерей, потерянное здоровье и годы полного бесправия, когда лишь внутренняя гордость, осознание своей правоты и любовь к науке не позволяли Т.В. оборвать свою жизнь, хотя она и закончила последнее обращение к Берии от 7.V. 1952 г. (еще из села Васильево в ТАССР, где жизнь оставалась для нее пыткой, продолжая наносить новые удары) словами Долорес Ибаррури: «Лучше смерть на ногах, чем жизнь на коленях», снова взывая о справедливости и не ведая еще (как и весь наш народ), какие, уже близкие тогда политические и идеологические потрясения ожидают страну и саму ее «политическую элиту»…
Видимо, летом 1958 г., когда вся польза для КГУ от Т.В.Водопьяновой была извлечена, она вернулась в Москву. Но после смерти С.В. Орлова (12.01.1958) тема его была закрыта, отдел комет ликвидирован и хотя ее «родной» небесномеханический отдел, уже с новым руководителем проф. Г.Н.Дубошиным, благополучно действовал, ГАИШ для нее оказался утерянным навсегда 59. Неизвестно, пыталась ли Татьяна Вениаминовна снова вернуться в ГАИШ (после первого полученного там «холодного душа») или хотя бы получить материалы своей диссертации… Все кануло в лету…
Академик В.Г.Фесенков, у которого она начинала в 20-е гг. в ГАФИ свой научный путь, пригласил ее в КМЕТ (как позднее и меня на очередном крутом повороте моей научной карьеры), где мы и встретились.
Последним отголоском событий тех давних лет стала неожиданно переданная мне одной из старейших сотрудниц отдела небесной механики ГАИШ в 2020 г. 60 медаль для Т.В.Водопьяновой в честь ХХХ-летия Победы, поступившая в отдел из МГУ в 1975 г. и 40 (!!) лет пролежавшая там в безвестности … А мы в те годы вместе с Татьяной Вениаминовной работали в КМЕТ, в ГАИШе действовал Совет ветеранов под руководством Г.Ф.Ситника… И никто не попытался тогда найти адресата награды 61.
Печальный финал
Уход Татьяны Вениаминовны Водопьяновой из жизни происходил в состоянии одинокого, замкнувшегося в себе человека… При нашем последнем приходе к ней она встретила нас - своего ближайшего друга Нину Дмитриевну Монич – полными жесткой горечи словами: «Пришли смотреть, как я умираю…», на что Н.Д. с душевной болью воскликнула: «Ну что ты, Таня!..»
Она ушла, так и не дождавшись признания от своих коллег и возвращения в их круг, к своей любимой астрономии…
Между тем медаль к ХХХ-летию Победы – награда Т.В. Водопьяновой могла бы многое изменить… Такого признания от Правительства и от советского общества она ждала всю жизнь, отстаивая свою правду и личное достоинство Человека и Гражданина своей страны, но такой «встречи» (рис.7) не случилось.
Рис.7. Несостоявшаяся встреча
Послесловие автора.
Мне остается выразить свою глубочайшую признательность хранителям нашей истории из военных архивов Подмосковья и ГАРФ, как и открывшей их для меня И.К. Лапиной, благодаря которым эта страница истории ГАИШ и судьба нашего Настоящего Человека не канула бесследно в небытие. Я глубоко признательна также М.С. Халгатяну и А.Ю. Тушкановой за помощь в фотосъемке части материалов ГАРФ.
Научные публикации Водопьяновой Т.В.
Определение типов хвостов кометы 1903 IV(Borrelly). //Астрон. журнал, 1932,т.IX, с.3 – 4.
Определение типов хвостов комет 1882 II и 1899 I. // Астрон.журн. 1933, т.Х, вып.2, с. 187 – 189.
О влиянии условий видимости на открываемость комет. // Труды ГАИШ, 1935,т.6, вып.1, с.67 –103. М-Л, ОНТИ НКТП,
О результатах исследования 125 кометных орбит с точки зрения их взаимного пересечения. М.:Изд-во АН СССР,1940 т.XVII, №6, с. 33 – 53 (53 –56 фр.резюме);
То же. – Бюллетень ГАИШ №6, 1940,с. 3 – 25.
Литература и архивные источники.
Всехсвятский С.К. Физические характеристики комет. М.: Гос. изд-во физ.- мат.лит- ры,1958, 575 с.
ГАРФ, фонд 10035,оп.1, дело П-25637, 123 лл. с об..
Еремеева А.И. «В двойном плену». – В сб.: «Астрономия на крутых поворотах ХХ века». Дубна, Феникс+,1997, с. 83 – 85.
Еремеева А.И. [Сбой на 23-м километре…] – Колл. моногр. «Путь в профессию: Институт истории естествознания и техники в воспоминаниях сотрудников » //Фандо Р.А. — отв. ред; Илизаров С.С. — автор идеи, составитель, редактор. М.: Янус-К, 2022. С. 128—138.
Монич Н. Второе рождение [фрагменты] // «Воля». Вып. 6 –7, 1997, с.351 – 353.
Монич (Герасимова). Второе рождение. М.: «Возвращение». 2015, 349 с.(81 – 84).
Ситник Г.Ф. ГАИШ в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 гг. (Машинописный вариант воспоминаний 50-х, 90-х гг ). –– Архив семьи Г.Ф.Ситника (ныне хранящийся в семье его дочери Т.Г.Ситник).
Примечания
1После окончания мехмата МГУ (1954) и неожиданного для меня распределения в Институт истории естествознания и техники АН СССР (ныне ИИЕТ РАН), по заявке оттуда, поскольку в нем не было тогда специалиста астронома, я под воздействием окружавших меня маститых историков науки, по сути приобрела эту новую и глубоко увлекшую меня специальность. После защиты диссертации (по первой научной монографии «Вселенная Гершеля. Космологические и космогонические идеи и открытия», 1966), столкнувшись в идеологической борьбе за объективность истории науки с тогдашним руководством ин-та (см. в колл. монографии «Путь в профессию…», 2022, с. 128 – 138) , должна была в 1967 г. перейти в Астросовет АН СССР. А затем, по той же причине при новой необходимости менять место работы, оказалась, по приглашению акад. В.Г. Фесенкова (1889 – 1972), в возглавлявшемся им Комитете по метеоритам (КМЕТ АН СССР), где занялась историей метеоритики, наряду с участием в экспедициях (в том числе и по исторической тематике).
2Н.Д Монич (Герасимова). «Второе рождение. 1941 – 1952». М.: Возвращение, 2015, 345 с.., (См. также: Воля (журнал узников тоталитарных систем), № 6-7, 1997, с. 351 – 353; Астрономия на крутых поворотах ХХ века. Дубна, Феникс+, 1997, с.83 – 90).
3Наряду с участием в ежегодных экспедициях в район знаменитого Сихотэ-Алинского метеоритного дождя, летом 1977г. я спешно готовила и «свою» вторую экспедицию в горную тайгу в верховьях Енисея , где вместе с энтузиастами из Красноярска нам предстояло восстановить утерянное место первоначальной находки (1749) метеорита Палласово Железо – родоначальника научной метеоритики.
4О спасении его Т.В. небесный механик М.П. Косачевский не раз рассказывал своим молодым сотрудникам, будучи уверен, что сама она не только попала в плен, но и побывала в концентрационном лагере немцев. И то и другое оказалось ошибкой.
5«Астрономия на крутых поворотах ХХ века». Дубна, Феникс+, 1997, 475 с.
6О родных Т.В. тогда было известно лишь одно: ее мать и сестра погибли во время катастрофического ашхабадского землетрясения 1948 года.
7Государственный архив Российской Федерации
8 То же проявилось и в судьбе Н.Д. Монич, обнаруживая совершенно неожиданную и мало известную сторону войны – победу не оружием, а силою личности.
9 См. Википедия. Водопьянов Вениамин Петрович.
10 В ее биографии в интернете есть загадка с ее отчеством. Как и ее муж, она была дочерью военного – отставного подполковника Генриха Яковлевича Ветберга.
11 В обращении к маршалу СССР К.Е.Ворошилову в том же 1949 г. (ГАРФ ,л.119), она писала, что ушла в июле 1941г. добровольно на фронт, уже «имея на фронте приемного сына-племянника (19-ти лет)» (т.е.1922 г.р.), о чем, похоже,, в ГАИШе никто не знал. Очевидноо, сестра ее умерла, и она приняла опеку над ее тогда 3-летним ребенком. О дальнейшей его судьбе после 1941г. нигде не упоминается, видимо, погиб.
12 ГАРФ, лл.68 – 69 об.(4 стр.).
13 В действительности Ж. Л. Лагранж в своей последней статье 1812г., исходя из гипотезы Г.В. Ольберса о происхождении открытых тогда первых четырех малых планет в результате разрушения большой гипотетической планеты, которая согласно правилу Тициуса – Боде должна была бы существовать между Марсом и Юпитером, высказал мысль, что и кометы могли бы произойти при таком разрушении большой планеты.
14 Именно открытие первых четырех астероидов в такой малой области породило идею разрыва большой планеты между Марсом и Юпитером («планета Ольберса»). Эту идею происхождения астероидов в наше время возрождал и С.В.Орлов, дав гипотетической планете новое имя – Фаэтон.
15 О результатах исследования 125 кометных орбит с точки зрения их взаимного пересечения. //АЖ, 1940, т.XVII, №6, с.33 – 56.
16 Новая и наиболее, с нашей точки зрения, перспективная гипотеза о происхождении и о месте комет во Вселенной была предложена в конце 80-х гг. в ГАИШ Ф.А.Цициным (1931 – 2005) на смену известному образу Облака Оорта (как промежуточному шагу в решении проблемы). Развивавшаяся сначала, в 90-е гг., совместно с рядом коллег – небесных механиков и звездников, – на основе его идеи изначального существования так наз. реликтового резервуара кометных тел в Солнечной системе, – она была развита им к 2004 г. в широкую целостную, с историческим подходом к решению проблемы, научную концепцию РР КТ СС (Ф.А.Цицин. «Очерки современной космогонии Солнечной системы. Истоки. Проблемы. Горизонты. Дубна, Феникс+, 2009, 356 с., треть моногорафии посвящена новой космогонии комет). В настоящее время сделан ее перевод на английский язык для намеченного второго дополненного издания, уже на двух языках, в печатном и электронном виде.
17 Из интервью Г.Ф. Ситника 19.04.1995г.
18 ….Меня с двумя моими двоюродными братьями (всем по 12 – 13 лет) и 71-летней бабушкой война застала в украинской глубинке в 25 км от г. Гадяча… Нас тогда в буквальном смысле спас мой отец (уже в августе там случился один из первых «котлов» окружения), По настоянию моей решительной мамы (при опасениях и возражениях отца моих братьев, более осведомленного ответственного работника Совнаркома, члена партии, уже вскоре ушедшего затем добровольцем на фронт) отец, несмотря на всю сложность обстановки, сумел добраться до нас уже 8 июля. Через Гадяч, Полтаву, с первой волной беженцев из Житомира , избежав первой, в ту же ночь 11.07 бомбежки вокзала в Харькове, пробившись через море народа на «фартук» - железную площадку между вагонами поезда,– мы 13.07 в 5-6 утра приехали в Москву. А 18.07, переждав по дороге в Химки на речной вокзал первую воздушную тревогу (как говорили потом, еще учебную), вечером уже плыли в Татарию в эвакуацию, где и сами подростками стали «трудовым тылом» в большом совхозе Красный ключ на берегу Камы под Елабугой. Мама до октября 41-го воевала в Москве на работе с зажигалками, отец, инженер-изобретатель в области с/х техники, получив в военкомате ответ – ждите, был мобилизован на московский военный авиазавод, участвовал в его эвакуации и налаживании работы в г.Кирове, при первом снеге еще в цехах без крыши (почти как в фильме «Особое задание»…) и всю войну выпускал самолеты, совершенствовал бомбометание… Другие – взрослые братья, племянники, зятья были с первых дней войны на фронтах… Трое погибли… От дистрофии едва не погиб и отец, хотя и в тылу…
19 К.Хираяма (1874 – 1943) известный японский астроном, занимавшийся аналогичными проблемами: открыл генетически связанные семейства астероидов (см. Колчинский и др. Астрономы. Биогр. справочник, 1986)
20 Основной текст Завещания был впервые опубликован в сб. Астрономия на крутых поворотах ХХ века. Дубна, 1997,с.89 – 90. Здесь оно впервые приводится полностью.
21 Так в рукописном оригинале.
22 Так в рукописном оригинале.
23 Видимо, тогда-то она и спасла М.П. Косачевского. Ни о каком собственном отъезде Т.В. (не состоявшемся якобы лишь из-за. нехватки места в сан.машине, как об этом рассказывал Косачевский , а за ним повторил Ситник) , с очевидностью, не могло быть и речи.
24 Из первого допроса в Особом отделе НКВД 16.01.42г. (ГАРФ, лл.12,13)
25 Между тем в текстах всех допросов (двух 16.01 и затем 14.04. 1942 г.) и обвинительных актов упорно повторяется в качестве ее главного преступления : бросила раненых на поле боя. В одном из допросов ее спросили-таки, как фамилия генерала, отдавшего ей приказ оставить раненых, на что она ответила – не знаю.
26 Из обращения к Верховному прокурору СССР Базарову (ГАРФ, лл.116 – 118).
27 Очевидно, упоминание ею о подобном в 1942 – 43 гг., в первые годы пребывания в Карагандинском ИТЛ и вменялось ей в дополнительную вину (как распространение пораженческих настроений) в донесениях о ней секретной службы, следившей за заключенными.. Эти донесения долгое время препятствовали снятию с нее судимости (даже после того, как следователи НКГБ МО уже в 1945 г., впервые пересмотрев ее дело, убедились в ее невиновности и ходатайствовали о ее досрочном освобождении).….
28 Н.Д. Монич (Герасимова). «Второе рождение».с.13 – 14.
29 Из 4-го обращения к Берии ( янв.1945); из письма верховному прокурору Базарову (дек.1945) и заявления о реабилитации, (16.VII.1956). – ГАРФ, лл. 47 об.,109, 117.
30 На одном из допросов в ответ на вопрос, в какой одежде она была на оккупированной территории, Т.В. ответила, что в штатской, поменяв свою военную форму на старую кофту в деревне Волково Верейского района и тем скрыв в дальнейшем свою принадлежность к Красной армии. Поэтому она и не была никогда в плену, выдав себя за беженку из Москвы.
32 На первом допросе в НКВД на вопрос о знании иностранных языков она ответила, что свободно говорит на французском, недостаточно владеет немецкие и может читать по английски. Немецкий мог быть знаком ей с детства, поскольку ее мать имела немецкие корни.
33 « На допросе немецкий офицер мне дал следующие вопросы: Партийность, кто Вы? На что я ответила беспартийная, являюсь ассистентом Московского университета. Одновременно я указала немецкому офицеру, что если он хочет узнать, кто я, то могут справиться у директора Берлинского вычислительного института, профессора Штраке, у которого имеются мои научные работы, а также у Парижского профессора Бальде и копенгагенского академика Штрамгрена, который в 1937 г. был в городе Москве и лично знает меня» . – Из первоо допроса 16.01,42, ГАРФ. лл. 16,17. Сообщение немцам «о своей связи (!!) с немцами-учеными» (как и о профессии и московском адресе), также станет одним из главных против нее обвинений.
34 ГАРФ,л.111.Из заявления Т.В. в военную прокуратуру СССР от 16.VII.1956 г. с просьбой о реабилитации.
36 Там же, лл.47 об,.117об .(Из писем Т.В. к Берии (7.02.45) и прокурору Базарову (14.12.45).
37 Там же, л. 17. – Об «уровне» оперуполномоченных НКВД ярко свидетельствует заданный ей на допросе вопрос: «Почему вам немцы дали такую кличку [!?] и что она значит?» Ответом ее было – потому что я работала астрономом в МГУ в ин-те им. Штернберга (ни в одном документе о Т.В. никто так и не смог правильно написать эту фамилию, что, впрочем, характерно … и для современного интернета!).
38 Питаясь мороженой картошкой да иногда кониной, если удавалось откопать из-под снега убитую лошадь Чтобы избежать упреков хозяйки, у которой жила, в том, что она, отказавшись работать у немцев за деньги (?!), объедает ее, Т.В. ходила молотить рожь и приносила заработанное зерно в дом.
39 С русским именем и о странной для русской деревни немецкой фамилией Шкиндер. Арестованный тогда же, в январе 1942, он умер в августе в тюрьме. Ни он, ни другие допрошенные по ее «делу» крестьяне-соседи не могли ничего другого сказать, кроме подтверждения вызовов Т.В. в немецкий штаб, что, вплоть до 1956 г. , уже рассматривалось в НКВД как доказательство ее вины.
42 Видимо, в ходе начавшегося 6.12.1941 первого, знаменитого наступления наших войск под Москвой
44 Монич (Герасимова)Н.Д. 1997;2015.
45 Опубликовать этот фрагмент мне удалось лишь в 1997г. (в журнале «Воля» № 6-7 и в сб. «Астрономия на крутых поворотах ХХ века») и лишь в 2015г. в полной книге воспоминаний Н.Д. «Второе рождение. 1941 – 1952». 350 с.( с дополнением ее письма ко мне с рассказом о своей е юности, неожиданно оказавшейся связанной с именами тех же наших известных астрономов, которые в 1966 г. выступали оппонентами на моей защите… . ) и с моим большим Послесловием. Предисловием к книге стал первый отзыв о рукописи Константина Симонова.
46 На ее бескрайних «просторах» отбывала свой столь же незаслуженный 10-летний срок Н.Д. Монич (1942 – 1952)
47 В ее виновность не поверили и ее родные. Из лагеря, отбыв там уже три года на тяжелых земляных работах, потеряв здоровье, она писала об этом 7.02.1945, уже в третьем своем обращении \к Берии, в надежде на справедливость «Я прошу Вас помочь мне вернуться к моей научной работе или к моей семье, которая берет меня, как, инвалида , на свое иждивение и неоднократно о том ходатайствует во всех органах НКВД (в ГУЛАГе и в местном (нрзбр) управлении Карлага). В частности заслуженным деятелем науки проф. Сахаровым,[Кто это?] помимо упомянутых инстанций, было направлено ходатайство о том же на имя тов.Сталина. Имея на фронте двух приемных сыновей-летчиков брата [в 1949г. в письме к Ворошилову она упомянет и о своем, 19-ти лет, также бывшем с 1941г. на фронте, – См. зд. примеч. 11] Георгия Вениаминовича Водопьянова, четырехкратно награжденного орденами, защитника Ленинграда, другого брата Игоря Вениаминовича Водопьянова, инвалида Отечественной войны, сестру военного врача, я одна ложусь темным пятном на свою семью. Я прошу учесть военную обстановку 1941 г., отсутствие политического руководства в то время, мою неопытность в судебных и, как астронома, в житейских делах. Подписывая обвинительный акт, предъявленный мне следователем, как схему, я думала на суде вложить в нее то истинное содержание о своей верности Родине, Кр.Армии, своему народу, которую я сохраняла даже перед лицом смерти. Суда не было. Схема обвинения была, по-видимому, признана Особым Совещанием как признание в преступлениях, которых я никогда не совершала» (ГАРФ, л.47, 47 об).
48 Римский номер месяца нечеткий, с правкой: I или II, но в документах о пересмотре дела был принят за февраль. В письме к Л.П.Берии от 28.07.45 Т.В., однако, упоминает о своих предыдущих обращениях к нему в апреле и июле 1944 и в январе 1945).
49 И вновь поражает сходство судьбы Т.В. и Н.Д. (а вернее общность окружавшей их атмосферы тогдашней жизни): лишь добыв от знакомого психиатра справку о якобы своей психической неустойчивости, Нине Дмитриевне удалось в свое время, в 30-е годы, «отбиться» от настойчивого предложения со стороны «органов» НКВД быть… осведомителем, сообщая о поведении даже своих близких людей.
51 Это представляется мне маловероятным (до паспортной амнистии и снятии судимости), разве что в качестве первой разведки…
52 Возможно, к счастью для Т.В. , не зная даже, что в своей диссертации она, подтверждая гипотезу Орлова, опровергала его собственную…
53 Всехсвятский С.К. Физические характеристики комет. М.: Гос. изд-во физ.-мат.лит-ры, 1958, 575 с.
58 Это были те же старые материалы допросов начала 1942-го, фигурировавшие в прежних документах в деле Т.В. как доказательство (!) ее вины. Шматкова – хозяйка дома, у которой жила Т.В.; Шкиндер – русский староста деревни, скончавшийся в тюрьме уже в августе 1942г., остальные – деревенские жители, соседи, с которыми пришлось общаться Т.В. в оккупации.
59 Невольно приходит на ум сравнение подобной ситуации в моем ИИЕТ АН СССР, где наш отдел истории физ.-мат. наук уже в 1956 г. пополнили два новых сотрудника, бывшие узники ГУЛАГа, с десятками лет тюрем и ссылок за плечами, а в ближайшие годы уже защитившие свои докторские диссертации (хотя они даже не были прежде москвичами, а были ленинградцами)! Огромную роль в их судьбе, даже в ускорении их реабилитации сыграл тогда совершенно необыкновенный человек – руководитель нашего Отдела А.Т.Григорьян, член партии и блестящий авторитетный в академии организатор науки, а главное человек большой души. Это – к вопросу о роли личности в истории…
60Возможно как отклик на опубликование в 2015 г.книги Н.Д. Монич (Герасимовой), которую я всем (и не только в ГАИШ) дарила , чтобы ее уникальные воспоминания о Т.В. стали широко известными. – Книга была издана на мои личные средства, и мне выдали большое количество «авторских» экземпляров.
61На мой недоуменный вопрос – Как это могло случиться?! – Чепурова высказала возможную причину: в те годы ученым секретарем отдела (которому, очевидно, и была передана медаль) был сотрудник, известный своим полным равнодушием и к самой науке., и тем более к общественной жизни и истории института… Ныне эта не нашедшая своего адресата награда находится в Музее ГАИШ, в числе экспонатов, хранящих память о наших участниках Великой Отечественной войны.