 |
Астронет: И. С. Шкловский/РФФИ Разум, Жизнь, Вселенная http://variable-stars.ru/db/msg/1174018/1_1.htm |
| Оглавление | | | Воспоминания |
Профессор М.М.Агрест
(СФТИ, Сухуми; Чарльстон,
США)
Когда в течение почти полувека непрерывно крепко дружишь с человеком, ощущаешь постоянную потребность общаться с ним изустно или эпистолярно, легко и открыто делишься с ним как заботами и переживаниями, так и радостями и успехами, без боязни излагаешь ему фантастические свои идеи и проекты, а он, будучи истинно выдающейся личностью, легко и незаметно опускается до твоего уровня, невыносимо трудно писать о нем, употребляя глагол был.
С Иосифом Самуиловичем я впервые встретился в июле 1938 г. в приемной начальника отдела аспирантуры в Нармкомате просвещения на Чистых Прудах в г. Москве. У нас обоих были справки об успешной сдаче вступительных экзаменов и о том, что мы являемся желательными кандидатами в аспирантуру Государственного Астрономического Института им. П.К.Штернберга. В Наркомате мы должны были получить официальное направление в аспирантуру ГАИШ. Но, из-за непонятного тогда для нас бюрократизма, этого направления нам пришлось ждать в течение трех месяцев. Меня лично судьба вознаградила за эти горестные три месяца почти полувековой счастливой дружбой с одним из самых выдающихся ученых, замечательным человеком Иосифом Самуиловичем Шкловским.
Уже с первых минут знакомства Иосиф Самуилович поразил меня своей кипучей энергией, большими знаниями, широтой научных интересов и планов, блестящей памятью и особой широтой души. Он очень любил и хорошо знал поэзию, и свою речь всегда удачно "инкрустировал" ее перлами. Наряду с этим он проявлял ненасытную жажду узнать новое. Он был не только прекрасным рассказчиком, но и не менее замечательным слушателем.
В те дни лета 1938 г. у нас был выработан постоянный маршрут для прогулок и бесед. Этот маршрут остался в нашей памяти под именем "Трассы дружбы". По окончании каждого безрезультатного "рабочего дня" ожидания на Чистых Прудах мы спускались по Сретенскому и Рождественскому бульварам к Трубной площади, поворачивали направо на Цветной бульвар и дальше шли до Центрального Дома Красной Армии. Мы были молоды, неустроенность и невзгоды легче переносились; очень быстро отвлекались от очередной неудачи, увлеченно делились информацией и философствовали на разные темы. Даже после того, как нас зачислили в аспирантуру ГАИШ, мы часто выходили на "Трассу дружбы", чтобы свободно поделиться планами на будущее в науке и в жизни.
Сколько радужных планов создавалось, сколько захватывающих фантастических идей высказывал уже тогда Иосиф Самуилович! Особо привлекало меня в нем то, что, обсуждая какой-либо конкретный вопрос естественных или социальных наук, он никогда не оставался на поверхности явления или проблемы, а стремился проникнуть как можно глубже - до философской сущности обсуждаемого вопроса. До последнего дня жизни Иосиф Самуилович образно представлялся мне изумительным генератором идей и эмоций. В то же время он стоит предо мною и человеком, обладающим другим противоположным качеством - жадно впитывать в себя все то, что ранее уже было накоплено в науке. Он обладал редким даром извлекать из любого источника информации значительно больше, чем многие другие находили в нем. Выдающийся математик и мыслитель Давид Гильберт тонко заметил, что "открытия в науке рождаются в парадоксах и кончаются тривиальностями". Иосиф Самуилович, таким образом, самой своей сущностью был сотворен для свершения открытий, которыми он одарил науку. Он непрестанно заботился о перспективах развития астрофизики и науки в целом. Даже в своем последнем письме от 9-го февраля 1985 г., которое он писал, будучи уже тяжело больным, он высказал большую свою заботу о судьбе дальнейших планов исследований (у нас и за рубежом) близкого и далекого Космоса.
Открытия А.Эйнштейна в науке и его многогранная деятельность в различных сферах жизни были настолько существенны для нашего века, что Эйнштейн казался самой сущностью жизни. Его уход из жизни поэтому не воспринимался разумом в течение длительного времени. Подобное этим чувствам испытывают те, кто общался с могучим жизнеутверждающим мыслителем - Иосифом Самуиловичем, в связи с его уходом из жизни в расцвете творческой активности. Эти же чувства, на мой взгляд, материализовал немецкий астрофизик Вольфган Пристер, прилагая к своей статье "Нейтрино и судьба Вселенной" им самим нарисованные портреты выдающихся ученых нашего века. В этой галерее ученых Пристер поместил портрет Иосифа Самуиловича рядом с портретом А.Эйнштейна.
Штрихи к портрету И.С.Шкловского
Иосиф Самуилович Шкловский безусловно принадлежит к небольшой когорте выдающихся людей XX века, ему было не чуждо все хорошее, человеческое. Он глубоко любил и высоко ценил человеческую красоту. Он был трогательно любящим сыном и искренне предан друзьям. Эти его качества я узнал и почувствовал в первые же минуты нашего счастливого знакомства в сентябре 1938 г., когда мы стояли в очереди на прием к инспектору Наркомпроса тов. Кожушко, добиваясь его разрешения на зачисление в аспирантуру Государственного астрономического института им.Штернберга после успешно сданных экзаменов.
Я имел тогда неосторожность заметить, что за нами стоит симпатичная девушка, и спросить его, не добивается ли она тоже зачисления в аспирантуру ГАИШ.
Иосиф резко повернулся в сторону девушки, несколько задержал свой взгляд опытного ценителя женской красоты и ничего не сказал. Я почувствовал некоторую неловкость, мне показалось, что мой новый знакомый несколько удивлен "О чем думает этот молодой человек в минуты, когда решается его судьба?" Но вдруг он также резко повернулся ко мне и сказал: "Бог даст, и нас зачислят в аспирантуру ГАИШ - мы будем часто встречаться и я познакомлю Вас с настоящей красавицей".
Но прошло много месяцев, прежде чем я увидел эту красавицу. Ею оказалась его родная мать, и она действительно была красива. В то время она была уже пожилая бабушка, но совсем нетрудно было представить, как красива она была в молодости. Она выросла в бедной еврейской семье, но ее исключительная красота, доброта и природный ум покорили будущего отца Иосифа. От него-то он и унаследовал свои выдающиеся интеллектуальные способности. Природа щедро одарила Иосифа: с раннего детства проявилась его феноменальная память, его детский ум ненасытно усваивал все новое, и оно фотографически закреплялось навеки в его памяти. Также с детства проявилось его острое художественное зрение, которому чутко подчинялись пальцы его рук. Сохранились очень интересные его детские зарисовки. Поразительны рисунки, сделанные им на ходу и собранные на отдельных страницах в недавно опубликованных его книгах на русском и английском языках.
Уже в отрочестве стал проявляться его острый и глубокий ум, которым он блистал до последнего дня жизни и который запечатлен в оставленном им богатом научном и литературном наследии. Манерой его речи была скороговорка, которая часто скрывала его сущность, поэтому многим он казался сухим. На самом же деле Иосиф Самуилович был остро чувствительным и трогательно нежным человеком. Чтобы убедиться в этом, достаточно было один раз услышать его разговор со своей мамой, которую он всегда называл "мамочкой". В одно это слово он вкладывал ярко, зримо и ощутимо столько нежности, столько любви, что не могло не оставить в восхищении любого свидетеля. Но не только к матери он проявлял так открыто свое чувствительное сердце.
Иосиф Самуилович был частым и всегда желанным гостем в нашем доме, где бы мы ни жили, за исключением тех трех лет с 1948 по 1951 гг., когда мы жили в Арзамасе 16. Летом 1976 г. он приехал к нам в Сухуми, чтобы поздравить нас с рождением у нас первой внученьки (до этого мы имели только внуков). В это время появилась в нашем спокойном районе Сухуми группа хулиганов, которая явно избирательно начала выбивать окна в квартирах. Сперва были выбиты окна в квартире нашего сына Эммануила на первом этаже нашего дома. После этого они стали выбивать стекла нашей квартиры на втором этаже. Один случай был крайне опасным: камень, пробив окно, пролетел всю длину комнаты и упал на кроватку, где лежала наша крошка Сусанночка. Чудом было то, что в это мгновение ее мама Раиса наклонилась над ее кроваткой и удар камня приняла на себя.
Зная чувствительность Иосифа Самуиловича, мы с женой решили не рассказывать ему сразу о случившемся. Гость тут же направился в комнату к незнакомке. Сусанночка мирно спала в своей кроватке, совсем не реагируя на то, что на нее смотрит выдающийся ученый XX века. "Какая красивенькая девочка," - восхитился он. И тут наша дочь Раиса, не знавшая о нашем с женой решении не рассказывать гостю о поступках хулиганов, подробно рассказала Иосифу о том, какую опасность перенесла вчера эта красивая малютка. Лицо Иосифа Самуиловича мгновенно изменилось, и глаза его наполнились слезами.
Волнению его не было границ, но он был человеком немедленных действий. По его настоянию я обратился к министру внутренних дел Абхазии с требованием установления немедленной охраны нашего дома и принять меры по поиску хулиганов. Все это было исполнено. Зачинщик хулиганства был вскоре найден, им оказался соседский сынок, который попытался скрыться далеко от Сухуми - в Пятигорске.
Таким чутким и деятельным человеком был Иосиф Самуилович в жизни.
| В начало страницы |
Сухумские воспоминания
Лариса и Эммануил Агрест
(Сухуми, СССР;
Чарльстон, США)
Каждая сухумская осень была как праздник для нас. Спадала жара, воздух и морская вода становились нежными, теплыми и обволакивающими. В воздухе плыли одурманивающие, пряные запахи цветов. Уезжали многочисленные и шумные гости, и наступала тишина. Иосиф Самуилович воспринимался как неотделимая часть сухумской осени, он приезжал в сентябре почти каждый год. Иногда его приезд совпадал с Рош Ашана, и тогда мы вместе ели мед с яблоками. Большой жизнелюб и тонкий ценитель всего красивого и оригинального, он наслаждался природой, теплым морем и видневшимися вдалеке вечными снегами кавказских гор. Подолгу не вылезая из воды, вместе с нами делал большие заплывы, несмотря на перенесенный инфаркт. Потом мы лежали на песке нашего чудесного пляжа, читали стихи, болтали, подшучивая друг над другом. У Иосифа Самуиловича была великолепная память (как он сам называл ее - фотографическая), он помнил несметное количество стихов и любил читать их. У нас сохранилась старая магнитофонная запись с его голосом. Он читает "Страна Керосиния".
Небо зеленое, трава синяя Желтая надпись: "Страна Керосиния". Ходят по улице люди-разини. Держится жизнь на одном керосине. Рацион керосина в стране той убогий, Только бы двигались руки да ноги...
Кажется, он говорил, что это стихи Слуцкого. Читал он слегка картавя, очень эмоционально, тем самым усиливая эффект. Можно было позавидовать его острословию, да и мы (в особенности Лариса) старались не отставать. А по вечерам, после чая мы выходили на балкон покурить и слушали его увлекательные разнообразные истории. Рассказчик он был великолепный. Закончив очередную пикантную историю или найдя меткое четкое словцо или определение, он иронически щурил глаза и как-то по особенному втягивал ноздрями воздух, наслаждаясь произведенным на окружающих (в особенности на молодых и красивых женщин) впечатлением, и вообще радовался жизни. А как он однажды смеялся, когда мы рассказали ему, что в Киевско-Печерской Лавре видели его книгу "Жизнь, Вселенная, Разум" в отделе атеистической литературы и пропаганды! Потом, правда, то ли всерьез, то ли в шутку рассердился и сказал, что это им так не пройдет. Иногда он ездил с нами на сухумский многоязычный, как Вавилон, базар, который буйно расцветал всеми цветами и запахами. Ходил между рядами, приценивался, вступал в разговор с продавцами.
Одно из моих первых воспоминаний об Иосифе Самуиловиче относится к 50-м годам, когда мне было 8 - 10 лет. Я всегда с радостью воспринимал известие, что к нам в гости в Сухуми приезжает лучший друг моего отца Иосиф. Я как завороженный слушал (когда мне позволяли) их вечные необыкновенно эмоциональные споры на всевозможные темы - от общефилосовских и космологических до политических. В тот день я находился в гостиной и, как всегда, слушал. Как жаль, что в те далекие годы у меня не было магнитофона, чтобы записать все, чего я, конечно, не мог запомнить. Случилось так, что Иосиф Самуилович, по-видимому, хотел рассказать анекдот или нечто другое, что заведомо было не для детских ушей. Родители попросили меня что-то сделать (по моему глубокому убеждению, абсолютно не требующее срочного исполнения). Я всячески сопротивлялся и не хотел уходить из комнаты, чем вывел Иосифа Самуиловича из себя. А вообще-то он любил общаться с молодыми людьми и даже детьми. Однажды в один из своих приездов в Сухуми он застал нашего сына Игорька, которому тогда было года 4, больным с высокой температурой. Шея малыша была обмотана шерстяным шарфом, он, естественно, капризничал. Иосиф Самойлович взял малыша на колени и, пытаясь его развлечь, стал что-то рассказывать, иллюстрируя свое повествование забавными рисунками. Много лет спустя, когда мы в спешке бежали из объятого межнациональной войной Сухуми, мы перебирали наш семейный архив и, пытаясь отобрать самое памятное и дорогое, конечно, сохранили и привезли с собой в Чарльстон тот самый листок с рисунками Иосифа Самуиловича.
Однажды после вкусного семейного обеда в родительском доме мы втроем, Иосиф Самуилович, моя жена Лариса и я, вышли на балкон покурить. Во время таких перекуров каждый раз мы слышали новые увлекательные истории. Это было вскоре после убийства в Далласе Джона Кеннеди. Иосиф Самуилович был в США с лекциями. В то время он уже достиг второй космической скорости. Так он называл разрешение властей на поездку в кап. страну, первая космическая скорость - это разрешение на поездку в Болгарию или другую социалистическую страну. Приехав в Даллас, он непременно захотел отыскать кабачок "Карусель", которым владел когда- то Джек Руби. С трудом удалось ему отыскать кабачок. Он был крайне удивлен, что многие американцы не только не знают, где он находится, но и не слышали о таковом. В кабачке в то время уже располагалась школа бокса для подростков. Все столы и стулья были сдвинуты в угол помещения. На одном из столов И.С. увидел пепельницу, явно некогда принадлежавшую, как и столы со стульями, кабачку. Спросив разрешения у огромного черного парня - тренера юных боксеров, Иосиф Самуилович взял эту пепельницу на память о кабачке "Карусель", владельцем которого раньше был Джек Руби.
Как-то Иосиф Самуилович рассказал, как ему преподали урок гражданского мышления. В один из его приездов в США он был приглашен на Кристмас погостить у его американского коллеги дома. В один из вечеров он остался дома с двумя сыновьями хозяина, студентами, приехавшими на каникулы домой. Как он рассказывал нам, между ними завязалась живая непринужденная беседа. Была также затронута больная тогда тема - тема убийства президента Кеннеди. Во время этой дискуссии один из молодых людей спросил Иосифа Самуиловича, почему тот все время акцентирует слово "президент", а не говорит об убийстве гражданина США мистера Джона Кеннеди.
Помнится, как Иосиф Самуилович часто говорил, что его приезд в Сухуми каким-то роковым образом связан с мировыми событиями. То Карибский кризис, то заговор против Хрущева, то еще что-то. Как-то Иосиф Самуилович приехал, как всегда, осенью и остановился в гостинице "Тбилиси". Через несколько дней после его приезда он позвонил к нам домой и попросил нас приехать к нему. По его голосу мы сразу поняли, что что-то случилось. Когда мы примчались, то увидели Иосифа Самуиловича, бледного, с перебинтованной головой. Оказывается, в этот день он пошел гулять по набережной и вдруг, буквально за несколько минут, небо стало черным и налетел страшный ураган. Все бросились искать укрытия. Он забежал в битком набитый холл гостиницы "Тбилиси". Неожиданно сильный порыв ветра хлопнул незакрытым окном, и один из осколков вонзился в лоб Иосифа Самуиловича. Его увезли в скорую и наложили швы и сделали все, что положено. Единственным пострадавшим был он. По этому поводу он вспомнил один фантастический рассказ, который он читал когда-то. Некий ученый в результате долгих трудов и сложных математических расчетов определил, что скоро наступит Катаклизм и вся суша, кроме одного острова, пойдет под воду. Он один эвакуировался на этот остров, так как люди не поверили в его расчеты. В указанный день действительно начались катаклизмы, но под воду ушел только один единственный остров с незадачливым пророком - тот попутал знак в вычислениях. "Вот так произошло и со мной" - сказал Иосиф Самуилович, иронизируя над самим собой со свойственным ему сарказмом. В этот его приезд в солнечный Сухуми все вокруг осталось без изменений и в политике и в природе, а сам он в какой то момент оказался в смертельной опасности. Несмотря на то, что он чувствовал себя отвратительно - сильно болела голова, в какой-то мере отпуск был отравлен, он не мог отказать себе в удовольствии представить происшедшее в комическом виде.
Вспоминается еще одна интересная история, которую рассказал Иосиф Самуилович на балконе. Он был приглашен на одно из заседаний ЮНЕСКО. Несмотря на то, что командировочные были выданы, как всегда, смехотворно малые и рассчитаны были только на положенные рабочие дни, он не преминул воспользоваться возможностью задержаться в Париже после окончания заседаний ЮНЕСКО до конца срока, указанного в визе. Да и кто бы отказался от возможности посмотреть Париж? А тем более Иосиф Самуилович! И вот он, взяв карты города и метро, принялся разрабатывать оптимальные маршруты, как при минимальных расходах максимально посмотреть Париж. Он все рассчитал: сколько денег уйдет на билеты н метро, сколько на автобус. Благо завтрак входил в стоимость гостиницы. Стакан сока или воды дополнял его дневной рацион. Рано утром он выходил из гостиницы, ехал в метро в намеченный заранее район. Поздно вечером, еле живой от усталости и скудного питания, он возвращался в гостиницу. А на следующее утро опять ехал куда-то. Однажды, гуляя по Люксембургскому саду, Иосиф Самуилович присел отдохнуть на один из красивых стульчиков, которые стояли на расстоянии друг от друга. Он вытянул ноги и удобно устроился, созерцая все вокруг. Вдруг он услышал русскую речь за своей спиной. Обернувшись, он увидел двух очень пожилых дам, которые стоя оживленно беседовали. Они очень обрадовались, когда Иосиф Самуилович обратился к ним по-русски и предложил присесть на стульчики. "Нет, мы лучше постоим" - сказали они. Причину их отказа он понял несколько позже, когда узнал, что стульчики платные. За удовольствие посидеть и отдохнуть ему пришлось заплатить два франка. Эта была солидная брешь в его парижском бюджете.
Одна из пожилых дам жила до революции в Тбилиси. Ее отцу принадлежал большой дом в старом районе Тбилиси. "Будете в Тбилиси - просила она со слезами на глазах - найдите этот дом и поклонитесь ему". У Иосифа Самуиловича как раз была запланирована поездка в Тбилиси. Он разыскал и улицу, и тот дом, где некогда жила молоденькая девушка со своей семьей. Иосиф Самуилович стоял и смотрел на этот дом, вспоминая лицо старушки, у которой долгие годы иммиграции не стерли памяти о родном доме.
| В начало страницы |
Засл.работник культуры РСФСР Б.Е.Белицкий
Медленно, со множеством длительных остановок, двигался наш эшелон на восток, перенося нас, студентов МГУ, из привычной московской среды в далекий Ашхабад. На одной из наших бесчисленных стоянок - кажется, где- то в степях Казахстана - и познакомился я с широкоплечим, очкастым юношей, с легкостью рубившим дрова для печурок, которыми мы отапливали наши вагоны - "телятники".
"Аспирант... астроном..." - шепнул мне коллега-третьекурсник, кивая с уважением на "очкарика".
Так я познакомился со Шкловским.
Многое в нем не могло не импонировать нам, молодым студентам. В отличие от многих из нас, Иосиф привычно справлялся даже с тяжелой физической работой. Не удивительно - ведь он имел за плечами опыт работы десятником на строительстве железной дороги в Сибири. Наверное, меня тянуло к нему и собственное увлечение астрономией в школьные годы. Но особенно поражала его широкая эрудиция - не только в естественных науках, но и в истории, международном праве и, особенно, в литературе...
В Ашхабаде мы некоторое время жили в одном общежитии, но вскоре меня призвали в армию, и мы расстались на долгие годы...
Судьба распорядилась так, что после войны мне пришлось сменить приобретенную в Университете специальность физико-химика на профессию журналиста и переводчика. Мы с Иосифом потеряли друг друга из вида. Разумеется, я с восхищением следил за его великолепными работами по физике Солнца, по космическому радиоизлучению, по эволюции звезд и по излучению Крабовидной туманности. Зачитывался я и его книгой "Вселенная, жизнь, разум"... Но, как бывает, занятые каждый своей работой, мы не встречались.
3атем, летом 1971 года, вдруг раздался телефонный звонок.
"Борис? Говорит Иосиф Шкловский... Ты меня не забыл?"
Оказалось, что Иосиф приступил к организации Бюраканского советско- американского симпозиума по проблеме внеземных цивилизаций. Нужен был человек, хорошо владеющий английским языком, а я владел им с детства) и знакомый с научной терминологией. Вот Иосиф и вспомнил обо мне...
В Бюракане, а впоследствии и на других международных встречах, мне не раз приходилось переводить яркие, изобилующие парадоксами выступления Иосифа. Чего стоят одни лишь такие пущенные им в оборот - в контексте этой проблемы - остроумные и образные выражения, как "космическое чудо" и "презумпция естественности"!...
В ходе этой совместной работы снова окрепла наша дружба студенческих лет. Иосиф давал мне читать свои литературные опыты, делился планами в этом жанре...
Увы, его болезнь и смерть не позволили ему осуществить многое из задуманного.
| В начало страницы |
Кандидат физ.-мат.наук В.С.Бердичевская (ГАИШ)
Впервые я увидела И.С.Шкловского в 1938 году на дворе Астрономического института на Пресне. Невысокий юноша в очках о любопытством разглядывал старинное одноэтажное здание обсерватории и дворик, заросший травой, с поленницей березовых дров - настоящий "поленовский московский дворик", как он сам вспоминал потом. В тот год Иосиф Шкловский, в числе нескольких выпускников физфака, был принят в аспирантуру Астрономического института. Это был первый опыт привлечения физиков в астрономию. Нам, физикам, предстояло изучение астрономии "с нуля", но мы видели, что Иосиф не собирается расставаться с теоретической физикой. Я помню его с книгой Гайтлера (Квантовая теория излучения) под мышкой, а мы корпели над "курсом общей астрономии" Полака. На явления астрономии, на чудо солнечной короны он смотрел глазами физика.
За два года аспирантуры мы узнали друг друга. Осталась в памяти последняя мирная встреча нового 1941 года, когда остроумный, задорный Иосиф смешил нас своими рассказами и придумывал нам юмористические темы будущих диссертаций.
Началась война. Иосиф был освобожден от армии из-за плохого зрения. Университет был эвакуирован в Ашхабад. Я помню большой зал средней школы, где рядами стояли кровати. На одной из них часто подолгу лежал Иосиф.
Никто не подозревал тогда, что это кажущееся безделье было наполнено напряженной работой над созданием теории солнечной короны. Работа эта прерывалась, когда надо было, вместе с товарищами, приносить пищу для всего коллектива - несколько ведер "супа" - воды, в которой плавали редкие комочки ржаной муки. С питанием было трудно, а тут весной в пустыне появились черепахи. Черепаховый промысел стал некоторым подспорьем. Иосиф был одним из самых активных и азартных охотников.
Он легко знакомился с разными людьми - в дороге, во время поездок расспрашивал их об их профессии, об условиях труда и быта; слушал рассказы рыболова, охотника - все ему было интересно; он жадно впитывал все, что давала жизнь. Любил искусство, сам рисовал. Его портретные наброски карандашом или пером, часто на клочке бумаги, метко передавали характер.
Он любил и хорошо знал историю. Среди его друзей были специалисты- историки, с которыми он, как равный, обсуждал исторические события. Нередко историки получали от него новое освещение фактов. Его блестящая память хранила цифры и даты, которые он умел по-новому сопоставлять и анализировать. Он говорил: "я люблю число". Любовь к числу в астрофизике проявлялась в блестящем умении оперировать "порядками величины".
Физик по университетскому образованию, став астрономом, Иосиф Шкловский говорил, что уже не мог бы связать себя с физикой земных лабораторий - "масштабы не те!". Его работы всегда основывались на наблюдениях; он чувствовал "поэзию факта", особенно ярко проявляющуюся в астрономии. Его исторические исследования вспышек сверхновых - это ли не поэзия?
Первые послевоенные годы были богаты творческими достижениями Иосифа Самуиловича: была завершена теория солнечной короны, приближалось рождение радиоастрономии, зрел замечательный синтез астрономии и современной физики. А один из главных участников этого процесса числился в это время младшим лаборантом ГАИШ, получал хлебную карточку "служащего" и очень маленькую зарплату, но решительно отказывался перейти в другое учреждение на более выгодные условия; не прорывая научной работы, он пилил дрова и топил печь в маленьком домике ГАИШа.
В 1947 году Иосиф участвовал в экспедиции в Бразилию на наблюдение солнечного затмения. Вернувшись, он ярко и увлекательно рассказывал о заокеанских странах; впереди было еще много поездок в Америку и Европу, но однажды, описывая все виденное, он заключил свой рассказ словами: "а знаешь, я все таки не мог бы там жить".
Иосиф Самуилович Шкловский всю жизнь работал стремительно и напряженно. Каждое сообщение о новых наблюденных фактах он оценивал и делал из него выводы, которые обычно скоро подтверждались. Иначе случилось со смелой гипотезой искусственного происхождения спутников Марса, которая не получила дальнейшего развития. Научные педанты не прощали ему смелости и риска. Но молодежи, мне кажется, нужно учиться такому бесстрашию. Он всегда окружен друзьями и учениками - большой группой талантливых молодых астрофизиков. Но его острое слово, разящее как пушкинская эпиграмма, направленное против рутинеров, создавало ему немало врагов.
Каждый человек, встречавшийся с Иосифом Самуиловичем Шкловским, не забудет его искристой веселости, меткого остроумия, его задор, блеск ума. Беседа с ним вовлекала в широкий круг идей, встреча с ним была событием в жизни. Молодежь училась у него молодости, а мне посчатливилось многие годы удивляться и радоваться неиссякаемости его дарования.
| В начало страницы |
Кандидат физ.-мат.наук Н.Б.Григорьева (ГАИШ)
Познакомились мы со Шкловским в апреле 1943 года в Свердловске. Вскоре стало известно, что университет, а вместе с ним и ГАИШ (кроме службы времени), возвращается в Москву. Началась предотъездная работа: демонтаж инструментов, укладка и т.д. Молодых сильных мужчин было четверо: Шкловский, Пикельнер, Северный и Мустель. Вот на них и легла главная тяжесть.
То же повторилось и по приезде в Москву. Кроме этих работ, сразу же начались наблюдения Солнца. В службе Солнца под руководством Мустеля работали Шкловский, Бугославская и я. Ежедневно результаты наблюдений направлялись в соответствующие инстанции.
Однажды Шкловского поразила группа Солнечных пятен, видимая невооруженным глазом. Он поспешил сообщить об этом в газету, но в порыве увлечения определил координаты неверно. Пришлось сообщение исправлять, к счастью, его не успели отправить.
Когда И.С. занимался своей диссертацией и где, учитывая, что условия жизни в общежитии барачного типа с семьей в одной комнате к этому не располагали, сказать затруднительно. Скорее всего, он это делал в ночные часы в ГАИШ. И хотя руководителем у него числился Н.Н.Парийский, практически работа шла совершенно самостоятельно. Позднее в своих аспирантах И.С. очень ценил самостоятельность и умение работать в любых условиях.
Между тем трудовая деятельность Шкловского продолжалась: пилка и колка дров (запасы для зимнего отопления ГАИШ) и, наконец, двухмесячное пребывание на торфоразработках.
Защита кандидатской диссертации состоялась 13/IV 1944 г. на тему "Электронная температура в астрофизике". Оппонент Э.Р.Мустель (позднее на защите докторской, состоявшейся в ноябре 1949 года он же был оппонентом) отметил, что в одном месте соискатель ошибся на порядок, зато в другом месте такая же ошибка была в другом направлении и окончательно результат получился вполне достоверным. Собственно кандидатская была уже подготовкой к той теме, которая долго интересовала И.С. и в которой он добился всеобщего признания - это физика солнечной короны. Будучи творцом "горячей" короны и зная о физике ее все, что можно знать, увидеть корону ему долго не удавалось.
И.С. участвует в экспедиции в Рыбинск для наблюдения солнечного затмения в 1945 году, в экспедиции 1947 года в Бразилию, но погода портится как раз в день затмения. В 1952 году он решает не ехать в экспедицию, и корона предстает перед наблюдателями во всей своей красе. Очень не скоро И.С. удается увидеть корону, но не с земли, а с самолета.
Преподавательская деятельность И.С.Шкловского началась еще в старом ГАИШ'е с чтения курса "Теоретической физики". В дальнейшем он читал и значительно более интересные для него курсы. Еcли тема его увлекала, он читал блестяще, увлекая аудиторию, но если почему, либо было ему неинтересно или настроения читать не было, то лекция еле плелась и при окончании и сам лектор и слушатели вздыхали с облегчением. Но чаще лекции были хороши как по содержанию, так и по форме. Очень жаль, что уйдя из ГАИШ, он практически расстался с лекционной работой и, вообще со студентами.
Шкловский обладал удивительным чувством нового в науке, казалось того, что только еще едва намечалось. Это относится как к солнечной короне, новым звездам, так и к радиоастрономии. Он справедливо считал себя отцом советской радиоастрономии. И.С. чувствовал новое и в эксперименте, хотя сам был в нем не силен, и всегда был готов оказать помощь молодому человеку, связавшему свою судьбу с новым и неизведанным. Шкловский любил быть окруженным молодыми. Может быть, потому, что никогда сам не стал старым. Кроме того, ему было нужно, чтобы им гордились и восхищались.
В жизни И.С. было только два человека, которые были для него непререкаемым авторитетом - Г.А.Шайн и С.Б.Пикельнер. Их мнение для него было важным, и с ним он всегда считался. Такое отношение к ним, может быть, было вызвано тем, что эти два человека обладали бескорыстной преданностью науке и необыкновенной скромностью, т.е. теми качествами, которых самому Шкловскому не хватало. Ему были нужны слава и признание.
Шкловский прожил полную волнений, успехов и огорчений жизнь и умер внезапно, оставив после себя глубокий след в науке и в памяти друзей и недругов.
| В начало страницы |
Доктор физ.-мат. наук Г.С.Иванов-Холодный (ИЗМИРАН)
Первое мое знакомство с И.С. состоялось очень давно, в 1948 г. Мы учились на третьем курсе физфака МГУ, когда впервые началось чтение курса лекций по астрофизике, что было новшеством для весьма консервативного факультета. Лекции читал мало кому известный молодой И.С. Значительный интерес у студентов вызывало не только то, что лекции были блестящими по форме.
Как и в других выступлениях И.С., в его лекциях захватывала и увлекала подкупающая слушателей манера И.С. подавать материал в острой полемической форме. Помнится, лекции проходили в Актовом Зале Гидрометслужбы, вблизи от прежнего расположения ГАИШ, но на значительном расстоянии от Моховой. Тем не менее, на них всегда собиралось большое количество студентов. А после окончания Университета наш курс "поставил" в астрофизику рекордное за все время число молодых специалистов-физиков - немногим менее 10, среди них только на Крымскую Астрофизическую Обсерваторию - Веру Хохлову, Майю Сигал, Эмиля Дубова и др. Несомненно, курс лекций И.С. тут сыграл основную роль.
Мне запомнилось, что лекции И.С. отличались глубиной, цельностью, подкупающей искренностью и воодушевлением, в них передавалось дыхание новых, еще нерешенных проблем физики космоса, захватывающих идей познания физических законов, действующих в астрофизике, развитии звезд и Вселенной. Вероятно, попадая в аудиторию молодых студентов- физиков, жаждущих новых знаний, информации о проблемах новых приложений физики, лектор сам удивительно преображался, раскрывал свое богатое воображение. Как мы узнали позже, И.С. в то время вел ожесточенные споры с начетчиками от идеологии и с астрономами-консерваторами, защищая от нападок новые физические подходы в астрономии, даже такое привычное для нас понятие "плазма", не говоря уж об учете вновь открытых закономерностей физики плазмы, без чего теперь немыслимо понимание никаких процессов в астрофизике.
Следующие встречи с И.С. были на обсерватории в Симеизе, куда я в 1950 г. приехал работать после окончания МГУ, а И.С. приезжал в летний период поработать по приглашению директора обсерватории Г.А.Шайна. Общий климат определяло нарастание творческого подъема и в астрономии, обусловленное успехами послевоенного восстановительного периода. Благотворность влияния жизни в Симеизской обсерватории на творчество И.С. известна и неоднократно описана. Обратимся лишь к одному эпизоду, показывающему искрометность оригинального и правильного мышления И.С.
Нам, молодым специалистам, пришлось туго с жильем, поскольку помещение в выстроенном для нас новом доме занимала приехавшая из Ленинграда почетная бригада проф. В.И.Красовского и Калиняка. Они привезли с собой секретный тогда высокочувствительный ЭОП. Проводилась очень перспективная и важная работа по измерению излучения Центра Галактики в инфракрасных лучах. В качестве побочного результата они получили впервые до 12000 ангстрем спектр очень интенсивного, но мало исследованного в то время инфракрасного излучения ночного неба. Результаты этих наблюдений вместе с интерпретацией предполагалось доложить на Ученом Совете обсерватории. Лишь накануне вечером И.С. ознакомился с этими данными. А после доклада В.И. Красовского на Ученом Совете он выступил с критикой приведенной интерпретации и предложением совсем иной идеи, по которой источником свечения ночного неба, и при том самым интенсивным, служит не стабильная молекула, а короткоживущий радикал гидроксила ОН. Это была нестандартная мысль в духе И.С., В.И.Красовский был вне себя, сильно обижен, устроил, по своему обыкновению, тут же на Ученом Совете грубый скандал с обвинением в том, что у него что-то там украли и т.д. Деликатный человек Г.А.Шайн был повержен в замешательство и чрезвычайную неловкость. Нам, молодым ученым, был преподан урок неприличной грубости и нетерпимости среди уважаемых нами ученых. Мы чувствовали себя оскорбленными. Надо сказать, приводившееся объяснение И.С. оказалось абсолютно правильным, и до сих пор в аэрономии используется именно его версия, тогда как версия В.И.Красовского была отвергнута. Замечу, что спустя 5 - 6 лет я увидел в Москве, в кабинете В.И. Красовского еще один стол, за которым работает "его сотрудник" И.С.Шкловский. Мир ради таланта и высоких бесценных идей науки был восстановлен.
У нас с И.С. всегда были теплые и дружеские отношения. Для меня были образцом путь И.С. в науке, его метод определения наиболее важных и принципиальных проблем, физический подход и способ решения конкретных задач астрофизики и космической физики на основе применения физических законов и представлений. При встрече И.С. часто готов был поделиться беспокоившими его мыслями, мнениями. Это был результат близких и дружеских отношений, сложившихся в особой благодатной атмосфере Крымской обсерватории.
Хорошо помню одну из наших последних встреч на конференции-школе по космической физике, проходившей в январе 1984 г. в Доме Науки в Лиелупе под Ригой. Обстановка располагала к хорошему разговору и не ограниченным временем обсуждениям. Тогда у И.С. уже образовался большой пакет острых и порой обличительно-памфлетных воспоминаний, вошедших впоследствии в виде новелл в книгу "Эшелон". Мы говорили о том, что значили для него требующие от него творческого напряжения и сосредоточения рассказы.
Это была потребность души, стремление не только к самовыражению, но и утоление жажды, я бы сказал, изложить свое понимание окружающего его мира, общества и поведения связанных с наукой и отдаленных его представителей. Как будто чувствуя приближение смерти, он торопился донести все это до своих близких соратников и сторонников, учеников и продолжателей. Действительно, для них воспоминания И.С. вскоре стали не только памятью, но и заветом и заповедью. Общественная реакция на "Эшелон" оказалась много более широкой и более значимой, чем это тогда виделось автору. Новеллы продолжают служить острым оружием против остающейся еще в свете лжи, клеветы и несправедливости.
| В начало страницы | | | Оглавление | | | Воспоминания |