Документ взят из кэша поисковой машины. Адрес оригинального документа : http://www.philol.msu.ru/~humlang/modela/osnsod.htm
Дата изменения: Fri Apr 11 00:00:00 2003
Дата индексирования: Tue Oct 2 09:59:28 2012
Кодировка: Windows-1251
Basic contents
Язык Человека - лист рассылки по общему языкознанию

лист рассылки

 

ПОЛИКАРПОВ Анатолий Анатольевич 

 

ЦИКЛИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ В СТАНОВЛЕНИИ ЛЕКСИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ ЯЗЫКА:

МОДЕЛИРОВАНИЕ И ЭКСПЕРИМЕНТ

5. Выводы по обзору исследований закономерностей исторического развития лексики

Проблема закономерностей, в том числе причинной обусловленности языкового развития, вызывала в истории лингвистики, пожалуй, наиболее ожесточенные споры. Языкознание прошло путь от внешне наивно-романтических причинных объяснений развития языка родоначальниками научного языкознания ("порча", "деградация", "изношенность" современного языка в сравнении с его прежним, "классическим" состоянием - в работах Р. Раска, Я. Гримма, В. Гумбольдта, Ф. Боппа) и лингвистами второй половины XIX века ("прогресс" языка, заключавшийся в его аналитизации - А.А. Потебня, О.Есперсен и др. ) к отрицанию в структуральной школе какой-либо возможности и даже иногда необходимости объяснения исторических процессов, а потом снова, во второй половине XX-го века - к попыткам объяснения языка как коммуникативного феномена, зависящего в своем устройстве от характеристик коммуникативной ситуации в обществе.

Что касается позитивистского нигилизма в отношении причинного исследования языковой динамики, то он в наиболее явной форме был представлен работами Ф. де Соссюра. В частности, он опирался на представления о системности синхронных состояний языка и бессистемности любых диахронических переходов [Соссюр, 1977, с. 118 и др.] (см. сноску 2), а отсюда и бессмысленности, ненаучности постановки вопроса о том, чем эти изменения вызываются. При этом, однако, как в трудах Ф. де Соссюра, так и в трудах его последователей искусно обходился вопрос о том, откуда же берется наблюдаемая в устройстве языка системность, определенная организованность. Ссылки на "внутренние законы" развития ни к чему не приводили (см. сноску 3). Загадочность устойчивости языковой системы ко внешним, обязательно, по Соссюру, деструктивным воздействиям, мистичность следующей из наблюдаемой все-таки системности объекта его способность к "исправлению" индуцированных извне деструктивных явлений длительное время оставались неразрешенными.

Дурным тоном в лингвистике длительное время считалось вообще ставить вопрос о причинах языковых изменений. Позитивистские установки дескриптивизма в лингвистике, господствовавшего в середине 20-го века, диктовали примат метода (методик, принципов описания) над принципами теории (объяснения и прогнозирования) существования языкового феномена. Только в последние десятилетия постановка вопроса о движущих силах и механизмах эволюции языка снова стала заметной в науке. Более того, проблемы исторической динамики естественного языка после длительного периода почти полного пренебрежения начинают осознаваться как центральные, наиболее значительные для теоретического языкознания (см. сноску 4), т.к. только изучение истории объекта позволяет познать его наиболее полно, обнаружить и синтезировать в теории его многообразные стороны, объяснить его сущность и разнообразные ее проявления.

Причиной такого изменения положения является осознание лингвистами того, что история существования языка во времени и пространстве является единственной формой проявления его реальной жизни. Причем подобная теоретическая ориентация современного языкознания до сих пор во многих отношениях является осознанным или неосознанным возвратом к тому "психологизму" и "социологизму", который был свойственен лингвистике XIX - начала XX вв. в ее лучших проявлениях (И.А. Бодуэн де Куртене, Г.Пауль, У.Д.Уитни, Н.Крушевский, Г.Шухардт и др.). Причем, действительно, потенциал тех открытий, который содержится в работах названных ученых, до сих пор не оценен в полной мере. Обращение к их работам сегодня имеет не только историческое значение.

Синтезирующая, системная тенденция является ведущей чертой становления современной науки о языке (как и современной науки в целом). В различных участках этой науки накапливаются элементы того знания, которое позволяет взглянуть на язык как целое в пределах другого, более обширного целого, вскрыть реальные системные механизмы его полного бытия-становления. Подход к познанию языка как целостности позволяет углубить видение и частных проблем устройства языка на каждом отдельном уровне и участке его организации, т.к. через межуровневые и межподсистемные связи и зависимости обнаруживаются такие свойства и особенности устройства языка на каждом из его участков, которые при изолированном рассмотрении просто не могут себя каким-либо образом проявить, и поэтому до поры до времени необнаруживаемы.

Историческая лингвистика из участка языкознания, совсем недавно казавшегося старомодным, превращается в один из центральных его разделов. В последние десятилетия пишутся крупные монографии по широкому кругу вопросов анализа исторической динамики языка [Lehman, Malkiel, 1968; 1982; Fisiac, 1980; 1984; 1985; 1988; 1990; Labov, 1996; Hock, 1991; Lehman, 1973; Bynon, 1977; Anttila, 1972; 1988; Embleton, 1986; Dorian, 1989; Brevik, Jahr, 1989, Traugott, Romain, 1985; McMahon, 1994; Romain, 1982; Benvenist, 1970; Dyen, 1997; Серебренников, 1974; Андреев 1986; Гамкрелидзе, Иванов, 1984; Климов, 1980; Трубачев, 1960; Бенвенист, 1995]. Ведется интенсивная работа по сбору и анализу историко-лингвистических данных, в том числе по созданию фундаментальных этимологических и исторических словарей по различным ветвям индоевропейской семьи языков, а также по другим языковым семьям и макросемьям. Начиная с 1971 г., регулярно, раз в 2 года, проводится Международная конференция по исторической лингвистике (см. Труды, начиная с 1-ой конференции [Anderson, Jones, 1974] и т.п.).

Отдельные уровни, подсистемы языка обнаруживают в более эксплицитном виде, чем другие уровни и подсистемы, общие тенденции развития системы языка в целом и, тем самым, являются наиболее важными в анализе процесса его развития участками прорыва в построении общей теоретической картины языковой динамики. К таким подсистемам языка, на наш взгляд, относится лексика.

Однако весьма распространенным до последнего времени продолжало оставаться понимание лексического уровня языка как наименее системной (а то и вовсе бессистемной) его части, отличающейся по этому признаку от фонологического и грамматического уровней. Причины подобного взгляда не только субъективно-методологичны, связаны не только с незрелостью лингвистической теоретической мысли. Действительно, при последовательном системно-теоретическом подходе сложно представить существование в некоторой системе таких ее составных компонентов, которые в отличие от других компонентов, не обладали бы свойством системности. Причины существования таких взглядов, которые допускают подобное противоречие, скорее, связаны с объективной сложностью той большой системы, которой является лексика, с многообразием, многосторонностью, неоднозначностью и переплетением связей в ней. Эта специфика лексикологического объекта затрудняет вскрытие принципов его системной организации и системных принципов его развития (иногда вплоть до отрицания этих принципов), определяет вероятностный характер их реализации и, в то же время, в силу массовидности фактического материала этого уровня языка, определяет его особый доказательный статус.

От отрицания закономерности в системном развитии языков, от разрыва в моделях синхронического и диахронического аспектов языков современная лингвистика приходит к формулированию ряда эмпирически наблюдаемых тенденций системного развития лексики. Среди них, например, следующие:

 

Однако большая часть из этих тенденций, как правило, рассматривается изолированно, вне связи с другими, наблюдаемыми в истории языка, что обуславливает неполноту интерпретации наблюдаемых фактов, а также пропуск, 'неопознание' других существенных явлений языковой эволюции. Что, впрочем, не случайно, так как без развитой онтологической модели существования языка постановка вопросов о механизме взаимосвязи его различных параметров и тенденций их развития оказывается невозможной. Вместе с тем, как показывает анализ истории вопроса, лингвистика конца 19-ого-начала 20-го веков, особенно в трудах представителей Казанской школы, заложила прочные основания онтологического понимания языка как инструмента коммуникативной деятельности и как ее порождения, явления индивидуального и социального одновременно, достаточно стабильного, чтобы быть общепонятным средством и способным к изменению, если этого требуют коммуникативные обстоятельства.

Особенно показательной в этом отношении является рассмотренная в обзоре проблема факторов и закономерностей аналитико-синтетических перестроек типа языка, специфического отображения этих перестроек в лексике (Р.Раск, В.Гумбольдт, Я.Гримм, Г.Шухардт, У.Д.Уитни, И.А.Бодуэн де Куртене, Л.В.Щерба, Б.Гавранек и др.).

Основным выводом из проведенного в диссертации исследования является необходимость серьезного многоспектного - системного - рассмотрения онтологических оснований устройства и функционирования-развития языка.

Для этого во 2-ой главе диссертации 'Теоретические предпосылки моделирования языковой динамики' проводится работа по обоснованию необходимости системного подхода к проблеме познания сущности языка, осуществляется попытка типологического определения языка и ситуативных факторов, для него существенных (построение эколого-семиотической модели языка). Вслед за этим следует построение модели жизненного цикла слова и проверка в 3-ей главе "Эмпирическая проверка прогнозируемых закономерностей исторического становления лексики" ряда предсказаний, осуществляемых в ней.

В данном реферате соотнесение с теми или иными экспериментальными данными проводится, как правило, вслед за изложением очередного теоретического положения.

 

6. Эколого-семиотическая модель языка

 Эколого-семиотическая модель языка является моделью ситуативной адаптации и самоорганизации языка на универсальном, типологическом и функционально-стилистическом уровнях его организации. Язык в этой модели определяется как особый вид естественных классификационных систем. Классификационные (категоризационные) процессы заключаются в отражении живым существом окружающей среды в форме образов, затем в их сравнении и сцеплении-ассоциации за счет учета повторяющихся в образах признаков, а также в последовательном обобщении, генерализации, т.е. выделении-усилении общих, повторяющихся и опущении специфических компонентов из содержания исходных образов. На основе генерализующих процессов в отражающей сфере любого живого существа могут образовываться и постоянно образуются все более и более абстрактные образы, представляющие как определенную предметную иерархию, "пирамиду" образов с расширяющимся объемом области объектов, подпадающих под каждый из более абстрактных образов, так и определенные иерархии аспектуальных абстракций, являющихся обобщением свойств, присущих объектам из самых различных участков предметной иерархии.

Классификационные процессы служат основой для ориентации, для выживания живых существ в свойственной им среде. Типичный набор ситуаций жизнедеятельности индивидов данного вида живых существ заставляет формировать в отражающей сфере каждого из них набор сходных объектных и аспектуальных "пирамид", образуемых по разным основаниям, существенным для ориентации в среде. Наиболее специфические, наиболее конкретные образы соответствуют самым индивидуальным видам и свойствам ситуаций жизнедеятельности; более абстрактные образы относятся к более общим, устойчивым, повторяющимся характеристикам и типам ситуаций, общим для многих (в пределе - для всех индивидуумов данного вида).

Сообразно реальной изменчивости ситуаций жизнедеятельности наиболее изменчивым является в любой классификационной системе уровень первичных образов. Существенные изменения в системе образов этого уровня могут отобразиться только в некоторых изменениях на последующих уровнях - уровнях более обобщенных категорий-образов. Наиболее устойчивы и независимы от ситуативных изменений абстракции наиболее высоких уровней.

Ситуации практической жизнедеятельности формируют практические естественные классификационные системы. Ситуации коммуникативной жизнедеятельности формируют коммуникативные естественные классификационные системы - языки. Коммуникативные ситуации противопоставлены практическим ситуациям тем, что в них ставятся и достигаются цели не непосредственно практически значимые (как то: добывание пищи, нахождение укрытия, убегание от хищников и т.п.), а заключающиеся в "передаче" информации партнерам по общению, которая загодя пополняет ту или иную индивидуальную 'пирамиду' абстракций, чтобы впоследствии (а то и немедленно) использоваться при необходимости в тех или иных практических актах жизнедеятельности для реализации целей выживания. Тем самым, ситуации коммуникации являются, в конечном счете, функционально-вспомогательными, зависящими от практических ситуаций, служащими им. Автономность коммуникативных ситуаций от вплетения в цепи практической жизнедеятельности может быть только временной, зависимость от них в конце концов будет обязательно проявлена. Это, в частности, предопределяет зависимость основных моментов исторической динамики коммуникативных систем (и языков, как их главных компонентов) от тех изменений, которые происходят в социально-экономической сфере общества.

Существенную функцию в языковых классификационных системах выполняют особые коммуникативные абстракции, называемые значениями. Функция этого вида социолизованных абстракций заключается в том, что посредством активации значений в голове партнера (достигаемой, в свою очередь, через активацию программы построения и посылку некоторых физических объектов-посредников, называемых знаками), можно ему намекнуть на какие-то иные, более специфические, ситуативно значимые образы - смыслы. Тем самым реализуется возможность для членов одного коллектива 'достраивать', расширять индивидуальные практические классификации, прибегая к использованию опыта других членов коллектива.

 В качестве значений в языке могут использоваться какие-либо из достаточно абстрактных (а поэтому и весьма вероятно схожих у всех членов данного коллектива) образов, прежде выработанных в ходе той или иной практической деятельности в данном коллективе. Однако в ходе коммуникативной деятельности на их основе могут вырабатываться и специальные, только в коммуникации используемые значения - значения служебных слов и служебных морфем (на основе длительного, направляемого коммуникативными предпочтениями абстрагирования тех значений, которые исходно могли ничем не отличаться от их прототипов - практических абстракций).

Достаточно высокий, в среднем, уровень абстрактности значений, их относительная немногочисленность в сравнении со смыслами способствует поддержанию относительного тождества набора значений у каждого из членов коллектива, способствует практическому единству языка (достигаемому на основе взаимного общения-обучения членов данного коллектива).

Знаков меньше, чем значений, так что любой знак, хотя бы в потенции, многозначен, обладает в акте коммуникаций той или иной степенью полисемической неопределенности, трудности для получателя осуществления выбора правильного значения из числа тех, которые свойственны полученному знаку.

Значений меньше, чем смыслов. Так что каждое значение многосмысленно, обладает определенной степенью смысловой неопределенности.

Снятие получателем полисемической и смысловой неопределенности производится на основе учета им всей совокупной избыточности речевого контекста общения, включающего в себя общность жизненной базы и базы текущей ситуативной апперцепции общающихся, а также за счет усилий отправителя по учету и созданию условий для направленного восприятия-догадки получателем полученных намеков. При прочих равных глобальных и ситуативно-апперцепционных обстоятельствах объем контекстуально-текстовой информации, необходимый и достаточный для снятия полисемической и смысловой неопределенности каждого очередного знака, зависит, в среднем, именно от полисемической неопределенности знака и смысловой неопределенности каждого из его значений. Причем, при прочих равных контекстуальных условиях, чем данная единица более нагружена значениями, тем она более семантически неопределенна, более трудна для разрешения получателем свойственной ей полисемии. В свою очередь, средний уровень полисемической и смысловой нагруженности, а значит, и общей относительной трудности (при прочих равных условиях) правильного истолкования каждого из лексических знаков в данном языке зависит от того, насколько, в зависимости от типологических причин, относительно богат словарь данного языка. Носитель относительно более аналитических языков, обладая более ограниченным лексемным словарем, чем носитель относительно более синтетических (например, носитель современного английского в сравнении с современным русским) в типовой ситуации вынужден при выражении одного и того же содержания тратить пропорционально относительной бедности своего языка больше лексических знаков. Что, впрочем, не говорит о том, что носители аналитических языков более неэкономны в своих речевых произведениях, чем их коллеги - носители относительно более синтетических языков, так как средняя длина каждой из лексических единиц в результате действия оптимизирующих тенденций в более ограниченном лексическом наборе становится меньше.

Поскольку язык как особая классификационная система является вспомогательной подсистемой, помогающей реализовать цели успешного совместного выживания членов данного коллектива, постольку характеристики той практики, в которую включен коллектив, должны тем или иным образом отражаться на характеристиках языка. Среди подобных характеристик в качестве наиболее важных для формирования типологических и функционально-стилистических характеристик языков нами выделяются следующие:

Каждый из этих факторов в той или иной степени сказывается на системных особенностях формируемого в определенных исторических условиях языка или на особенностях его функционально-стилистического расслоения.

Для понимания глубинного механизма действия этих факторов необходимо прежде всего разобраться в "элементарной клеточке" эволюционных отношений, которая названа нами моделью жизненного цикла знака. Поскольку, как показывает анализ, базовые процессы являются общими как для морфемных, так и для лексических и фразеологических знаков, а также поскольку на лексическом уровне они представлены в наиболее эксплицитном виде, постольку он и был выбран в качестве основного, исходного для моделирования этих процессов. Основная "клеточная" модель эволюционных отношений в настоящей работе - "модель жизненного цикла слова". Полученные на лексическом уровне выводы достаточно органично переносятся (с определенными уточнениями) на эволюционные механизмы существования морфемных и фразеологических единиц (а также, возможно, синтаксических).

2 Ж. Вандриес утверждал, что языковое развитие подобно калейдоскопу, различные картинки в котором есть результат случайного внешнего встряхивания [Вандриес, 1937]. (обратно в текст)

3 В ряде случаев, как, например, в работах Б.А.Серебренникова, наблюдалось закономерное движение от "внутренних законов" [1970] к "вероятностным" [1974], т.е. хотя и непоследовательным, недостаточным и несистематичным, но причинно-коммуникативным объяснениям. (обратно в текст)

4 См., например: Taylor, John R. Linguistic Categorization. Prototypes in Linguistic Theory. 2nd ed. - N.Y.: Oxford University Press, 1995: Geeraerts, Dirk. Diachronic Prototype Semantics. A Contribution to Historical Lexicology. - N.Y.: Oxford University Press, 1997. (обратно в текст)

[ начало статьи ] [ главная страница ] [ далее ]