Документ взят из кэша поисковой машины. Адрес оригинального документа : http://www.philol.msu.ru/~discours/images/stories/essays/Sarkisyan.doc Дата изменения: Tue Apr 22 11:24:58 2008 Дата индексирования: Sat Sep 6 04:47:54 2008 Кодировка: koi8-r

Что такое филолог в моем понимании? - на пути к профессиональной
идентичности

Неизвестно, кому принадлежит афоризм «Язык используется либо для
выражения мыслей, либо для сокрытия мыслей, либо вместо мыслей», но
бесспорным является то, что любой человек, независимо от его личностно-
интеллектуального развития, использует язык как основную и наиболее
распространенную систему ввода-вывода информации. Вы можете прожить
спокойную жизнь, не зная, что такое интеграл, не зная, в каком году
закончилась Столетняя война, но как, скажите мне, вы сможете являться
полноценным членом человеческого общества, не используя словесный язык (не
будем принимать во внимание патологии и редкие случаи людей, постигших
судьбу Маугли). Итак, язык делает человека человеком. Овладение им - это
процесс, который в первые годы нашей жизни почти от нас не зависит, а в
течение времени в большинстве своем совершенствуется. Ни физики, ни
математики не могут отрицать того, что язык - основа культуры человечества,
да и всего общества людей, следовательно, филологию, изучающую язык и все,
что с ним связано, уместно считать одной из наиболее существенных
дисциплин.
Понимание этого приходит после курса «введение в языкознание» на первом
году обучения; а поступить на филологический факультет вас толкает какое-то
внутреннее влечение, которое незаметно для себя открываешь, когда
осознаешь, что, несмотря на слякоть или стужу, ты не хочешь прогулять урок
английского в школе, когда, читая «Трех мушкетеров» Дюма, не пропускаешь
фразы на латыни, а пытаешься угадать их значение, не смотря перевод. Если
же вы координативный билингв (кем являюсь и я), то тяга к языкам рождается
сама с собой, в детстве, незаметно для ребенка. В большинстве своем эта
тяга так и остается просто тягой, не имея своего продолжения, иногда же это
влечение перерастает в призвание. Мой случай один из таковых.
С достижением сознательного возраста меня начала интересовать проблема
диалектов и многочисленных заимствований в современном армянском языке.
Удивительно, насколько армянские диалекты отличаются друг от друга, а также
от литературного языка. Большинство людей, живущих в разных регионах
страны, могут с трудом различить лишь отдельные слова, из сказанного
собеседником, либо и вовсе его не понять. Этот феномен имеет место и в
итальянском языке, многие диалекты которого претендуют на автономность от
italiano standard. (Удивительно, что даже для названия литературного
итальянского языка было использовано заимствованное слово: чтобы никто не
ссорился). Этот фактор был одним из решающих и подтолкнул меня на глубокое
изучение «языка Данте». В будущем я планирую усовершенствовать свои знания
армянского языка, а после заняться дипломатической деятельностью, блистая
своим фундаментальным гуманитарным образованием, укрепить дружбу между
Арменией (моей родиной), Россией (моим домом) и Италией (страной, которую,
как сказал Марк Твен, Бог создал по замыслу Микеланджело).
По собственному опыту скажу, что, если вы филолог, то издержки вашей
профессии предусматривают ответ на довольно глупый вопрос: «А чем вы там
занимаетесь? Учите английский?» И тут мы должны с увлечением объяснить,
что филология - это отнюдь не только вездесущий английский язык, филология
- это лингвистика, литературоведение, изучение иностранных языков, история
и многое другое. И действительно, профессия филолога распространяется не
только на гуманитарные сферы, а охватывает также широкий спектр других
наук. В идеале филолог обязан знать все, что может быть полезно для анализа
текста и характеристики языков: от анатомии человека до географии, от
истории религий до знания уголовного сленга. Чем разносторонней филолог,
тем он профессиональней. Из этого можно сделать вывод, что на нашем
факультете не хватает многих дисциплин, в особенности мировой истории. Но
так как время не «резиновое» ( "Извольте мне простить ненужный"
вульгаризм), то будущим филологам остается расширять свою эрудицию в
свободное от учебы время, если оно обнаруживается, что бывает крайне редко.
В наш же век глобализации филолог - это инструмент синтеза различных
культур и народов. Итак, будем же гордиться нашей миссией!


Муки от текста
или
ответ Франца Кафки Ролану Барту («Удовольствие от текста»)

В строгом смысле слова, Кафка не мог отвечать Барту: рассказ «В
исправительной колонии» написан в 1913 - 1914 гг., а работа Барта
«Удовольствие от текста» - спустя 60 лет. Однако именно в свете концепции
Барта ответ на текст может быть написан раньше, чем сам текст, ведь каждое
новое произведение, прочитанное человеком, добавляет что-то в познание им
старых текстов. Говоря иными словами, Кафка-до-Барта и Кафка-после-Барта -
это два разных текста, вот почему можно говорить об «ответе» на «реплику»
60 лет спустя.
Почему именно эти две работы представляются взаимосвязанными?
Теоретическая работа и художественное произведение объединены одним
важнейшим фактором - идеей воздействия текста на человека, потребления и
прочитывания текста в не совсем традиционном понимании этого слова.
Барт, говоря об удовольствии, испытываемом при прочтении текста, писал:
«Что доставляет мне удовольствие в повествовательном тексте, так это не его
содержание и даже не его структура, но скорее те складки, в которые я
сминаю его красочную поверхность: я скольжу по тексту глазами, перескакиваю
через отдельные места, отрываю взгляд от книги, вновь в нее погружаюсь. Во
всем этом нет ничего общего с той бездонной трещиной, которая под действием
текста-наслаждения разверзается в недрах самого языка». Создается ощущение,
что речь идет о некоем эротическом наслаждении: текст можно сминать,
скользить по нему, погружаться в него.
У Кафки процесс познания текста превращается в мучение. «Но как
затихает преступник на шестом часу! Просветление мысли наступает и у самых
тупых. Это начинается вокруг глаз. И отсюда распространяется. Это зрелище
так соблазнительно, что ты готов сам лечь рядом под борону. Вообще-то
ничего нового больше не происходит, просто осужденный начинает разбирать
надпись, он сосредоточивается, как бы прислушиваясь. Вы видели, разобрать
надпись нелегко и глазами; а наш осужденный разбирает ее своими ранами».
Обратим внимание, в обоих случаях человек постигает текст телом,
однако, по мысли Барта, это наслаждение, а по мысли Кафки - мучение. Текст
у Кафки становится орудием, способом и смыслом казни: на теле преступника с
помощью сложнейшего аппарата пишут некое высказывание, «прочитывание»
которого и есть казнь.
Во многих культурах казнь сопровождается словом: так, предавая человека
проклятию, в древнерусской традиции могли оставить его привязанным к
столбу, оставить рядом палки и табличку, на которой было написано, какое
преступление совершил этот человек. Каждый проходящий мимо мог прочесть и
ударить его столько раз, сколько хотел. Когда публично побивали камнями
Магдалину, Иисус «что-то писал на песке» - возможно, это был не текст-
убийство, но текст-спасение», а его самого, в свою очередь, распяли с
доской, на которой было написано «Иисус Назарянин, Царь Иудейский». В
арабских странах существует наказание (правда, не смертельное) через
оскорбление словом - в случае какого-либо проступка (например, человек не
поливал свои комнатные цветы и позволил им засохнуть или плохо обращался со
своим домашним животным) преступника выводят на центральную площадь города
и сообщают во всеуслышание, что Аллах создал его человеком, а он ведет себя
подобно свинье. Сродни этому ритуалу и подвергание остракизму в Древней
Греции.
Однако, Кафка закладывал в текст еще более глубокие связи. «В
исправительной колонии» - рассказ, написанный в течение работы над
«Процессом». Герой «Процесса» подвергается осуждению и затем казни
неизвестно за что - сам он этого так и не узнает, а герои, ведущие
следствие и встречающиеся ему в романе, ведут себя согласно своей особой
логике, будто бы им прекрасно известна причина следствия, ареста и казни,
но казать ее они по каким-то причинам не могут. В этом романе Кафки, как и
в «Замке», представлена жестокая, абсурдная пародия на чешскую бюрократию
(в ту эпоху еще и помноженную на бюрократию Австро-Венгерской Империи):
человек может годами ждать назначения или быть осужден ни за что. Слово
становится орудием убийства, причиной и целью казни. Можно вспомнить, как в
романе Я. Гашека «Похождения бравого солдата Швейка» людей сажают в тюрьму
за неудачные комментарии к убийству эрцгерцога Фердинанда («Если кого где
убьют, то так ему и надо. Не будь болваном и растяпой и не давай себя
убивать» или «Государя императора засидели мухи» - имелся в виду портрет,
висящий в трактире). Причем и осужденный Йозеф К. в «Процессе», и
осужденный в рассказе «В исправительной колонии» никогда не поймут, за что
они подвергаются казни. Слово, написанное на теле преступника с помощью
бороны, настолько сложно изображается, что даже на бумаге его прочесть
невозможно, а преступник к тому же и не знает наречия, на котором говорит
офицер, следовательно, вряд ли прочел бы искомое слово (слова) даже в
нормальной каллиграфии.
Текст, по Барту, может стать поводом для почти эротического
наслаждения. Но не меньше шансов, что он станет безликим, неясным и
недешифруемым убийцей, как в рассказе Кафки.