А.В.Кудрявцев кандидат исторических
наук, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН
ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ "ТРАДИЦИОННЫЙ ИСЛАМ"
ПРОТИВОЯДИЕМ ОТ РЕЛИГИОЗНОГО ЭКСТРЕМИЗМА? (ПРИМЕР СЕВЕРНОГО
КАВКАЗА)
В последние годы в России, а также в "мусульманских"
странах СНГ, все громче раздаются голоса в пользу "традиционного
ислама" как антипода экстремистским исламским течениям
(прежде всего так называемому ваххабизму) и эффективного средства
в борьбе с этой угрозой.
Прежде всего говорят об этом главы мусульманских Духовных
управлений - ЦДУМ, Координационного центра мусульман Северного
Кавказа (в который входят духовные лидеры мусульман республик
и краев региона). Апеллируя к государству, муфтии добиваются
от него прямой политической, моральной, а также материальной
поддержки, мотивируя это прежде всего необходимостью вести
борьбу с религиозным экстремизмом.
Со своей стороны, государство, в лице представителей как центральной,
так и местных властей, охотно поддерживают в этом отношении
мусульманских лидеров. Например, на прошедшей в октябре прошлого
года встрече министра культуры РФ Михаила Швыдкого и первого
заместителя полпреда президента РФ в Южном федеральном округе
Александра Коробейникова с муфтиями Северного Кавказа главным
вопросом был "вопрос о поддержке властями на Северном
Кавказе традиционного ислама, противостоящего религиозному
экстремизму, который порождает терроризм".
Еще один пример, на этот раз - рекомендация обозревателя НГ
Мехмана Гафарлы властям двух среднеазиатских государств: "руководству
как Узбекистана, так и Киргизии, где ваххабиты широко развернули
свою деятельность, лучше было бы искать поддержку и среди
самих мусульманских организаций, и прежде всего высших духовных
управлений мусульман этих республик. Одним словом, искать
поддержку среди мусульман и их организаций, исповедующих традиционный
ислам, для борьбы с ваххабитскими сектантами".
Оставим в стороне вопрос о том, насколько поддержка государством
той или иной религии либо того или иного течения внутри этой
религии соответствует нормам светского законодательства России
и других постсоветских государств. Заметим в скобках, что
в том или ином виде такая поддержка практикуется во многих
странах Запада, где гораздо больше чтут законы, и где существуют
прочные традиции светской (а не атеистической) государственности.
Подойдем к этой проблеме исключительно с точки зрения "целесообразности",
т. е., попробуем ответить на вопрос: способен ли в принципе
"традиционный ислам" служить противоядием от религиозного
экстремизма? На наш взгляд, в реальности он едва ли в состоянии
выполнять эту функцию, и более того, в определенном смысле
способствует распространению "крайних" исламских
течений.
Наглядный тому пример - ситуация на российском Северном Кавказе.
Именно в этом регионе в последние годы властно заявляют о
себе экстремистские исламские течения. И именно на Северном
Кавказе, более чем в других мусульманских регионах России,
сильны позиции "традиционного ислама".
Если говорить о салафитских ("ваххабитских") группах
(именно эти группы, нередко называемые "сектантскими",
обычно обвиняют в религиозном экстремизме), то, как известно,
они появились и получили широкое распространение прежде всего
в Дагестане и Чечне. Именно эти две республики стали в 90-е
годы основным очагом, откуда "ваххабизм" начал свое
триумфальное шествие по всему Северному Кавказу и даже проник
в некоторые другие регионы России.
Нетрудно заметить, что Чечня и Дагестан - республики, где
традиционные социальные структуры сохранились в гораздо большей
степени, чем в других уголках Северного Кавказа и вообще "российского
мусульманского микромира" - остаются по сей день своего
рода заповедниками "традиционного ислама". Для Северо-Восточного
Кавказа (в него входит и Ингушетия) традиционным является
суннитский ислам (в основном шафиитского толка). Здесь он
существует преимущественно в форме тарикатизма (мюридизма)
с характерными для него почитанием святых и делением верующих
на многочисленные религиозные вирды -"секты" последователей
того или иного устаза (наставника, учителя).
Пережившие антирелигиозные гонения советских времен, тарикаты
и вирды приняли самое активное участие в исламском возрождении
перестроечных и послеперестроечных лет. Мюридские группы вышли
из полуподполья, последователи кадирийского тариката (подвергавшиеся
наибольшим репрессиям в советские годы) открыто стали совершать
свой "громкий зикр". В Дагестане и отпавшей Чечне
в начале 90-х годов произошло сращивание этого "народного"
традиционного ислама с исламом "официальным": вновь
созданные республиканские муфтияты оказались под мощным влиянием
мюридских групп.
Однако в те же годы наряду с признаками "возрождением",
обозначились и признаки явного кризиса северокавказского "традиционного
ислама". Часть мусульманской молодежи стала во имя "чистоты
ислама" открыто критиковать религиозную практику большинства
единоверцев (особенно почитание святых), порицать деление
мусульман на тарикаты и вирды. Под тем же предлогом она отвергала
многие национальные обычаи (например, "уважение"
старших по возрасту) как не санкционированные исламом. Этих
мусульманских диссидентов и назвали "ваххабитами".
Принято считать, что "ваххабизм" был занесен на
Северный Кавказ (как и в другие мусульманские регионы бывшего
СССР) заграничными проповедниками. Этот тезис трудно подвергнуть
сомнению. Однако очевидно и то, что для развития этого феномена
имелась определенная почва в виде несоответствия архаичного
"традиционного ислама" социальным и духовным запросам
определенной части молодого поколения мусульман. Конфликт
между новым "спросом на ислам " и архаичным "предложением"
обострялся возможностью жителей региона изучать ислам в зарубежных
мусульманских странах. В некоторых из них (например, в Саудовской
Аравии) почитание святых было давно искоренено, в других носило
маргинальный характер.
В жарких диспутах, ставших в 90-е годы типичной формой взаимоотношений
между "тарикатистами" и "ваххабитами"
традиционные религиозные авторитеты часто уступали по уровню
подготовки (а также, что немаловажно, знанию арабского языка)
адептам "чистого ислама". Это и не удивительно:
сельские муллы часто в лучшем случае знали арабские буквы
и помнили наизусть священные тексты, но по-настоящему не владели
языком Корана. Для "ваххабитов" же учителями выступали
носители языка, приезжавшие в качестве миссионеров и преподавателей
религиозных центров.
Несомненно, за критикой "традиционного ислама" стояло
и стремление части молодежи к освобождению от освященных им
архаичных социальных отношений, т. е. к известной социально-культурной
модернизации. Был здесь силен и элемент социального протеста
против коррупции, разгула преступности, "мафиозного бизнеса"
и других плодов постсоветского "дикого капитализма"
с местной спецификой - против всего того, с чем представители
господствующего "традиционалистского" течения не
могли или не желали бороться.
Противоречия между двумя направлениями в исламе не могли не
вылиться в острые конфликты, в том числе вооруженные (Дагестан,
Чечня). Весьма показательно, что в Чечне, где обретенная де-факто
независимость привела в конечном счете к провозглашению ислама
государственной религией, "традиционному исламу"
не удалось сдержать распространения "ваххабизма".
В Дагестане этот конфликт привел к известным событиям осени
1999 г. в селах т. н. Кадарской зоны (Буйнакского района)
и был "разрешен" лишь массированным вмешательством
федеральных войск, после чего дагестанские власти прибегли
к широкомасштабным репрессиям против "ваххабитов".
Практика показывает, что "традиционный ислам" может
эффективно выступать против "ваххабитов" не столько
как идейная сила, сколько выполняя функцию религиозного санкционирования
административных, полицейских и/или военных мероприятий властей,
предпринимаемых против исламских "диссидентов".
Примечательно и то, что и сам "традиционный ислам"
в определенных обстоятельствах может санкционировать проявления
политического радикализма и экстремизма. В конце концов "чеченская
революция" 1991 г. проходила под "аккомпанемент"
традиционного кадирийского зикра, а федеральным силам в первую
чеченскую кампанию было не легче от того, что джихад им объявил
не "ваххабит" Хаттаб, а тогдашний муфтий Ахмад Кадыров,
последовательный поборник чеченского "традиционного ислама".
Вышесказанное не означает, что "традиционный ислам"
вообще лишен всякого антиэкстремистского потенциала. Бесспорно,
подавляющее большинство мусульман Северного Кавказа не идет
и не хочет идти за проповедниками террора и насилия. Важно
лишь понимать, что экстремизм, по большому счету, не порождается
той или иной "сектантской" идеологией. Наоборот,
будучи порожден в каждом случае конкретными социальными и
политическими причинами, он "выбирает" для себя
наиболее приемлемое идейное обоснование.
Конечно, в сложившейся на Северном Кавказе ситуации однозначная
поддержка государством "традиционалистов" в их борьбе
против "ваххабитов" на первый взгляд выглядит логичной
и оправданной. Однако на этом пути есть и подводные камни.
Государственная (административная, военная и пр.) поддержка
обеспечивает структурам "традиционного" ислама "физическое"
преимущество перед их религиозными оппонентами. Однако грубое
вмешательство светской власти во внутримусульманский конфликт
может привести к обратному эффекту, компрометируя "традиционалистов"
в глазах наиболее политизированной части мусульманской молодежи,
что, в свою очередь, создает предпосылки и для ее религиозной
радикализации.