ЗАЧЕМ КРЕМЛЮ СОВЕТ ФЕДЕРАЦИИ?

'Что такое Совет Федерации?' Именно так - просто и со вкусом - прозвучал в аудитории вопрос американского аспиранта. Попытка автора этих строк объяснить функции данного института и его место в политической системе России имела почти анекдотический результат. На неплохом русском языке была воспроизведена сакраментальная фраза: 'Это невозможно понять, это можно только запомнить!'

Но Бог с ними, с американцами. Мы и сами-то зачастую путаемся в дебрях родного государственного устройства и не можем решить, что такое хорошо и что такое плохо.

Совет Федерации действительно является наиболее загадочным институтом, чей потенциал и чью перспективу очень непросто конкретизировать. В политических кругах сложилось устойчивое представление о том, что руководящая роль Совета Федерации неуклонно возрастает. Почти как у незабвенной КПСС, которая долго убеждала всех в собственном всесилии и, наконец, уверовала в это сама. Возможно, что-то подобное происходит и с нашей верхней палатой.

Тот, кто еще помнит 1993 год, должен помнить и то, в каком пожарном порядке формировался этот новый, небывалый в отечественной истории институт. Пре-зидентской власти в предшествующие два года не удалось выстроить сколько-нибудь эффективную управленческую вертикаль. Государственная машина шла враз-нос, и Борису Ельцину поневоле пришлось резко поднять статус глав регио-нальных администраций. Российским территориям были дарованы эле-мен-ты государственности. Значительная часть нормотворческих и распорядительных функций была передана в регионы.

В настоящее время Совет Федерации как корпорация региональных элит полезен Кремлю, потому что:

во-первых, взял на себя решение практически всех вопросов, связанных с организацией жизни на уровне субъектов Федерации и ниже. Под это уже подведена местная правовая база, которая вяло конфликтует с федеральным законодательством. Никто, по большому счету, не заинтересован в распутывании частных юридических проблем, потому что это влечет за собой постановку проблем политических. Кстати говоря, перспектива 'феодализации' России (или, если угодно, 'подлинного федерализма') резко повышает востребованность Кремля на поли-ти-че-ском поле. Считается, что кто бы не сидел за Стеной, он заинтересован в интег-рации российского пространства и блокировании сепаратистских поползновений;

во-вторых, позволяет особенно не беспокоиться относительно неприемлемого усиления в регионах влияния общефедеральных политических партий, в первую очередь - КПРФ. Тот или иной оппозиционный политик, набрав необходимый вес и избравшись губернатором или председателем законодательного собрания, интегрируется в более статусное сообщество и, как правило, теряет интерес к партийным делам и перспективам. В результате уже традиционно оппозиционная Кремлю Государственная Дума не в состоянии монополизировать право представлять в федеральном Центре региональные и даже локальные интересы;

в-третьих, мешает трансформации отдельных региональных лидеров в политических деятелей общефедерального масштаба. Совет Федерации изначально представляет собой сообщество равных. Разумеется, среди них могут быть те, которые равнее, и даже первые среди равных. Но выдвижение одного, безусловно авторитетного для всех остальных политика чрезвычайно затруднено. С точки зрения Кремля, залогом этого является поддержание некоторого - не обязательно высокого - уровня внутренней конфликтности в Совете Федерации. Так как наибольшие ресурсы самоусиления имеются у руководителя столицы, именно по отношению к нему и культивируется некая 'идеология оби-женных людей'. (Ведь не может же, на самом деле, равный нам по статусу губернатор играть в верхней палате доминирующую роль!) Поэтому не следует сводить противоречия между Кремлем и московским мэром исклю-чительно к личностным моментам;

в-четвертых, помогает в нужный момент мобилизовать так называемый 'электоральный ресурс'. Существует устойчивое представление, что в целом ряде регионов президенты и губернаторы - то ли ценой своего авторитета, то ли какими-то более прозаическими способами - способны оказать решающее воздействие на итоги выборных кампаний. Президентские выборы 1996 года возвели данную гипотезу в ранг физического закона. И только сумасшедший будет пытаться публично оспаривать физический закон;

и, наконец, в-пятых, фактически блокирует вероятные попытки конституционной трансформации политической системы. Чрезвычайная сложность проведения поправок к Конституции через верхнюю палату и законодательные собрания субъектов Федерации предопределяет стабильность власти Президента, которую он обрел в декабре 1993 года. В особых ситуациях Совет Федерации в состоянии санкционировать запуск конституционных трансформаций, но только при условии если Президент будет готов пойти на дальнейшее значительное перераспределение властных полномочий. Возможно, что сегодня подоб--ная особая ситуация как раз и вызревает. Это проявляется в ускорении подготовительной работы, направленной на российско-белорусскую интеграцию. Формирование некой конфедеративной надстройки над ныне союзными государствами даст возможность Б.Ельцину не только продлить свою политическую карьеру, но и перемешать карты всем основным центрам силы в России.

Нетрудно заметить, что 'полезности' эти весьма относительны. В зависимости от того, как складывается ситуация, как развиваются отношения между Кремлем и Советом Федерации, перечисленный 'позитив' может трансформироваться в 'негатив'. В определенном смысле Борис Ельцин оказался заложником доброй воли корпорации сенаторов. Пока эта воля в общем и целом добрая.

Однако искушение испытать судьбу велико. Многие голосования, заявления, интервью последних месяцев это подтверждают. Нет особых сомнений, что сенат - при большом желании - в состоянии загнать президентскую власть в угол и громко продиктовать новые 'правила жизни здесь'.

Сомнения имеются относительно дальнейшего. Какой тогда будет руководящая роль Совета Федерации? Чем и как он будет руководить?

Вместо футурологических измышлений логично напомнить заинтересованным лицам недавнюю историю стратегических бомбардировщиков Ту-160 и Ту-95, дислоцировавшихся до распада СССР под Житомиром. Украинская элита поначалу сочла их неотъемлемой чертой молодой незалежной державности. Но очень скоро оказалось, что подобного рода 'игрушки' не вмещаются ни в один украинский кар-ман. В конечном счете их пришлось вернуть по принадлежности - в Россию, чей госу-дарственный масштаб пока еще позволяет оперировать 'советским' наследием.

Кто и как распорядится наследием российским, если Совет Федерации в полной мере использует свои возможности против Кремля - кто бы не был его хозяином?