Место пост-советского пространства в структуре международных отношений. Возникшие на пост-советском пространстве государства изначально столкнулись с объективной необходимостью поиска своей 'международно-структурной идентичности'. Республики бывшего СССР встали перед выбором - начать процесс форми-рования нового международно-политического региона либо включиться в тот или иной уже существующий [1]. Вторая возможность была полноценно использована при-балтийскими странами. Для других государств на обозримую перспективу такая воз-можность маловероятна. Ни один регион, граничащий с СНГ, пока не может по объек-тивным причинам (зачастую несмотря на субъективные желания) абсорбировать ка-кое-либо из государств, возникших после распада Советского Союза, на условиях выше маргинального участия. Здесь свою роль играет то, что по его внешним грани-цам оказались расположены страны, чья собственная международно-региональная идентичность носила весьма размытый характер, что в сочетании с протекавшими в них внутренними процессами снижало их 'абсорбирующий' потенциал. Так, на на-чало 1990-х гг. бывшие социалистические страны ЦВЕ, примыкавшие к европейским государствам пост-советского пространства - Поль-ша, Словакия, Венгрия, Румыния, - были, скорее, объектом европейской политики, чем субъектом пост-советской (мо-жет быть, за исключением Румынии, чей культурно-идеологический потенциал вли-ял на ситуацию в Молдове). Другими сло-вами, европейские страны СНГ в своем субъек-тивном стремлении к новой международной идентичности натолкнулись на лимитрофную зону, то есть периферию другого международно-политического региона (или - просто на слабый международно-политический регион, если ЦВЕ считать таковым).

На азиатском направлении ситуация была несколько сложнее. Очевидно, что южноазиатская подсистема соприкасалась с азиатским регионом СНГ своим наибо-лее слабым звеном - Афганистаном, - и втягивание той же Центральной Азии в южноазиатскую подсистему могло быть только негативное. Это стало еще более очевидным с приходом к власти в Кабуле талибов. На такое не могла пойти любая здравомыслящая национальная элита. Соответственно, политика центральноазиатских государств стала политикой намеренного дистанцирования от региона Южной Азии, хотя его этно-конфессиональные параметры имеют много общего с Цент-ральной Азией. Также очевидно, что такой крупнейший игрок международной системы, как Китай, также вряд ли мог сыграть роль элемента притяжения, хотя бы в силу того, что центральноазиатское направление в политике Пекина на начало 1990-х гг. было третьестепенным, а вектор экономического развития страны был задан в юго-восточном, или шире - океанском направлении. Наращивание китайского внимания к центральноазиатскому направлению происходит только с середины 1990-х гг., что, в частности, демонстрирует существование Шанхайской пятерки[2], инициированной Китаем.

Вопрос о возможности включенности Центральной Азии и Закавказья в подсистему международных отношений на Ближнем и Среднем Востоке еще более сложен. Очевидно, что активность Турции и Ирана на центральноазиатском направлении чрезвычайно высока. Вместе с тем, автономность действий Турции сковывается ее включенностью в систему отношений евро-атлантического сообщества, и любое серьезное расширение независимого влияния Анкары в этом регионе объективно усиливает ее вес в евро-атлантическом сообществе, что не всегда приветствуется его участниками. Активизация Турции на азиатском театре пост-со-вет-ского пространства потребовала значительного финансово-экономического потенциала, которого, как это стало очевидным в конце 1990-х гг., у самой Анкары было недостаточно[3]. Попытка отвлечения политических и финансово-экономи-че-ских ресурсов с других направлений внешней политики явно вела к ухудшению международного положения Турции, что в сочетании с экономическими неурядицами снизило темпы турецкого продвижения в Центральную Азию и Закавказье.

Что касается Ирана, то деятельность Тегерана на пост-советском пространстве это, скорее, проявление вынужденной концентрации его международных связей на этом направлении в ситуации своеобразной полу-блокады со стороны значительной части мирового сообщества. С постепенным размыванием состояния изоляции произойдет диверсификация международных связей, которая достигнет, как ми-нимум, уровня шахского периода. Вряд ли Иран способен к абсорбции в ближневосточный региональный расклад большой группы стран со столь разнонаправленными интересами, как государства Центральной Азии и Закавказья. Скорее, Иран продолжит играть роль шарнира, связывающего три плоскости - Ближний Восток, Южную Азию и Центральную Азию-Закавказье. Вместе с тем, все рассуждения, касающиеся азиатского фланга Содружества, не отрицают значительной роли всех указанных игроков в Центральной Азии и Закавказье, а также наличия трансграничных процессов и тенденций (распространение политического ислама, специфичность внутриполитических режимов, сходство социально-экономических проблем и т.п.). Все это очевидно, ведь барьер государственной границы СССР уже десять лет как сломан.

Учитывая вышесказанное, какое-либо достоверное прогнозирование международ-но-структурных изменений в этом регионе, на среднесрочную перспективу, нереально. Вместе с тем, на долгосрочную перспективу остается открытым вопрос, насколько долговечным является пост-советский международно-политический регион. Не является ли он переходным к другим очертаниям. В принципе, мы видим, что по-добные процессы могут происходить. Так, международно-политический регион ЦВЕ, появившийся в качестве такового с распадом социалистического лагеря, постепенно дрейфует в сторону самоликвидации в результате своего сближения со странами ЕС.

Итак, появление международно-политического региона на пост-советском про-странстве было объективно предопределено, как предопределено и наличие хотя бы минимальных институционализированных механизмов его организации, схожих с общепринятыми в мировой практике. Это, в свою очередь, объясняется тем, что стра-ны, его составляющие, при всех издержках, являются странами конвенционального международно-политического поведения. Элиты этих стран были составной частью советской элиты, которая на протяжении полувека активно формировала нормы и традиции современного меж-ду-народного поведения или, в качестве биполярного лидера, 'одобряла' нарабо-тан-ное другими участниками междуна-родного сообщества.

СНГ как структурирующий механизм пост-советского пространства и про-блема множественности 'форматов'. На настоящий момент Содружество стало неотъемлемым элементом евразийской политической системы, реальностью, которая существует независимо от того или иного субъективного отношения к ней. СНГ обеспечивает институционально-организационную и, в определенной степени, нор-мативно-пра-вовую общность государств пост-советского пространства. Очевидно, что Содружество - 'зонтичная организация', выполняющая функции элементарного структурирования пространства бывшего СССР. Рассуждения о ненужности СНГ лежат в той же плоскости, что и рассуждения о ненужности ОБСЕ или ООН, то есть в плоскости непрофессионального и, как следствие, ошибочного подхода к международным отношениям. Если Содружество и не оправдало ожиданий, то только чрезвычайно завышенных. СНГ ничуть не хуже любой региональной организации, хотя до уровня интеграционного объединения ему далеко. При этом между первым и вторым есть существенная разница, о чем будет сказано ниже.

Оптимальная стратегическая линия развития Содружества видится в поддержании 'большого' СНГ в рабочем состоянии в сочетании с развитием многоформатной и разноскоростной интеграции. В среднесрочной перспективе СНГ вполне может быть преобразовано из региональной организации в интеграционное объединение. Первый шаг в этом направлении может быть сделан через создание зоны свободной торговли[4] и платежного союза.

Как ни парадоксально, но на ближайшую перспективу многоформатная и разно-скоростная интеграция одна из немногих формул, приемлемых для всех стран Содружества. Следует подчеркнуть здесь слово 'интеграция' (хотя бы просто в смыс-ле - 'сближение'). Тенденция к блокированию с целью 'совместной дезинтеграции' вовне пост-советского пространства представляется преодоленной. Время показыва-ет, что 'форматы' начинают накладываться друг на друга и получается довольно тесное ядро СНГ, с определенными полями возможностей для государств, предпочитающих воздерживаться от более тесного сближения по тем или иным параметрам.

Очевидно, что процесс 'форматирования', создания 'клубов по интересам' - это процесс объективный. Не надо этого бояться. То же самое происходит и в между-народных организациях, например, в ООН (региональные группы, группы ad hoc, группы по интересам и т.п.), в интеграционных объединениях. Так, 1990-е гг. для ЕС стали периодом субрегионального блокирования, возникновения значительного числа инициатив. Даже в сфере обороны и безопасности страны - члены ЕС позво-ляли себе формировать альянсы с конкретными задачами, которые шли несколько вперед или 'в сторону' от направления общего движения Евросоюза. Примерами этому могут быть Еврокорпус, как изначально франко-германская инициатива, Евромарфор и т.п. В целом же, если взглянуть на международно-поли-ти-ческий регион Западной Европы в его 'классический', биполярный, период, то мы увидим, что там 'уживались' такие форматы, как Европейские Сообщества, ЗЕС, НАТО и ЕАСТ, созданная Великобританией в пику франкодоминируемому ЕЭС. За полвека европейцы наработали целый ряд механизмов сведения воедино этих форматов, которые изначально строились на разных идеологических базах - атлантизма и европеизма, - при этом приверженцы последнего делились на федералистов и их противников.

В СНГ проблема состоит в том, чтобы клубостроительство не разрушило Содружества. То, что клубы могут не только развиваться, но и постепенно 'затухать', в 2000-2001 гг. демонстрирует ГУУАМ. Подробнее об этом будет сказано ниже.

Безопасность на пост-советском пространстве. Нормальное функционирова-ние любого регионального пространства, в том числе и СНГ, предполагает наличие механизмов реагирования на угрозы и вызовы военно-силового характера. Современ--ным механизмом такого типа является коллективная безопасность. Она предполага-ет не только, и даже не столько, совместную реакцию на агрессию против участников того или иного союза извне, сколько возможность предотвращения военно-силовой нестабильности, исходящей из-нутри самого союза. Термин 'коллективная безопас-ность' в начале 1990-х гг. стал одним из наиболее модных политических словосоче-таний. Его употребляли и применительно к Европе, и к пост-советскому пространству.

15 мая 1992 г. Арменией, Белоруссией, Казахстаном, Киргизией, РФ, Таджикистаном, Узбекистаном был пописан Договор о коллективной безопасности, действующий и ныне. Примечательно, что он не предусматривает абсолютно никаких специфических мер коллективной безопасности, в нем ничего не говорится о действиях на случай агрессии одного государства-участника СНГ против другого. Фактически это - договор, причем весьма слабый, о коллективной обороне. Впрочем, и положения о коллективной обороне в нем прописаны очень слабо и не соответствуют современным реалиям.

Из нынешнего Договора можно выделить лишь одну статью, которая реально 'сработала' во благо России. Это статья 7, в которой говорится, что 'размещение и функционирование объектов системы коллективной безопасности на тер-ритории государств-участников регулируется специальными соглашениями'. Данное положение облегчило заключение двусторонних соглашений России с участ-никами ДКБ и позволило отрегулировать статус российских военных объектов на территории быв--ших союзных республик. Кроме того, положительную роль ДКБ сыграл в качестве юридического обоснования создания Объединенной системы ПВО СНГ, соглашение о которой было подписано 10 февраля 1995 г.

Непроработанность самой идеи коллективной безопасности в СНГ проявляется и в ряде других международно-правовых актов Содружества. Раздел третий Уста-ва СНГ 'Кол-лек-тивная безопасность и военно-политическое сотрудничество' также не да-ет чет-ко-го представления о коллективной безопасности и грубо смешивает понятия 'кол-лек-тив-ная оборона' и 'коллективная безопасность'. Даже 'Концепция коллективной без-опас-ности государств-участников ДКБ' (от 10 февраля 1995 г.) пере-числяет все источники возможной внешней угрозы, но также ничего не говорит об угрозе конфликтов между участниками; не говорится в ней и о реальных мерах в угрожаемой ситуации.

Вместе с тем, в рамках Содружества уже вполне осознана пагубность конфликтов т.н. 'низкой интенсивности'. Какой бы ни была их природа - межэтнические, религиозные конфликты, гражданские войны - они разрушают стабильность в СНГ. Погасить их и минимизировать их выбросы в общее пространство Содружества реально могут только сами государства СНГ, с помощью миротворческих сил и инструментов превентивного и постконфликтного регулирования, соз-да-ваемых в Содружестве. С международно-правой точки зрения СНГ является региональной организацией с правом осуществления миротворческих операций, что, соответственно, освобождает государств-участников от необходимости вмешательства сторонних сил в дела Со-дру-жества, дает возможность выбирать схему проведения мероприятий, связанных с урегулированием конфликтов. Подобная ситуация максимально выгодна России, ко-торая является наиболее активным, а чаще всего и единственным реальным участником миротворческих операций.

Помимо миротворчества важнейшим элементом реальной, а не декларативной коллективной безопасности Содружества является сотрудничество по охране внеш-них границ СНГ, которое позволяет сохранять контроль Российской Федерации за ситуацией на дальних подступах к собственным границам.

Таким образом, реальное строительство системы коллективной безопасности СНГ велось не через Договор о коллективной безопасности, а через нормативно-до-говорную базу по сопряженной, но достаточно специфической про-блематике. При этом круг государств, подписавших документы по вопросам миротворчества, шире круга участников ДКБ, миротворческие операции в Содружестве по-прежне-му получают консенсусную поддержку всех государств СНГ - это происходит регулярно при продлении срока мандата контингентов.

Интересно, что сотрудничество в области обороны и безопасности прошло наиболее сложный по сравнению с другими направлениями путь. Изначально Договор о коллективной безопасности охватывал большинство стран Содружества. Потом - после выхода из него Грузии, Азербайджана и Узбекистана - он превращается в своеобразный 'формат' среди себе подобных. Сейчас же происходит своеобразное и постепенное возвращение к более широкому сотрудничеству в области обороны и безопасности, в частности - через создание в рамках 'большого СНГ' Антитеррористического центра, через фактическое возвращение Узбекистана к силовому взаимодействию с РФ. Станет ли этот процесс тенденцией или затормозится в ближайшее время, пока неясно.

Следует также отметить, что, в отличие от начального периода функционирования СНГ, на данный момент, как минимум, для части стран Содружества - южного фланга - присутствует единый и вполне ощутимый источник нестабильности - Афганистан, который в сочетании с возрастанием внутренней нестабильности в Центральной Азии подвигает государства СНГ на реальные шаги по созданию эффективной системы безопасности. Последние решения саммита участников ДКБ это наглядно продемонстрировали.

Потенциал географического разлома и мегаформаты. Когда говорят о 'форматах' в рамках Содружества и подозревают их в потенциально дестабилизирующей роли в отношении СНГ в целом, очень часто упускается из виду проблема мегаформатов. В СНГ (и во внешней политики России в отношении СНГ) наметилась проблема автономизации азиатского и европейского флангов Содружества, при более жестком внутреннем единстве азиатского блока. Речь идет о единстве не в плане 'хорошего и беспроблемного отношения друг к другу', а в плане значительного числа вызовов и направлений взаимодействия, которые являются приоритетными одновременно для всех государств этого южного мегаформата. Значительным фактором, формирующим это единство, является Каспий.

Дальнейшая автономизация этих двух направлений ставит вопрос о том, насколь-ко она возможна в рамках единого международно-политического региона. Динамичность международных отношений на Центральноазиатско-Закавказском фланге намного вы-ше, чем на европейском. Это объясняется, как уже было сказано, восстановлением гео-политического единства нескольких объективно взаимосвязанных 'плоскостей' - Центральной Азии, Закавказья (а точнее - Кавказа), Ближнего и Среднего Востока, Южной Азии. Европейский фланг, у которого в принципе имелся субъективный шанс воссоединиться с регионом ЦВЕ, - при соответствующем гипотетическом развитии, а также при сохранении на будущее ЦВЕ как самостоятельного меж-дународно-поли-ти-ческого региона, - в настоящий момент, скорее, превращается в лимитрофный пояс по границам расширяющегося ЕС. Именно эта 'разделенность', как ни странно, может стать серьезной угрозой Содружеству в дальнейшем. В такой ситуации поиск консенсу-са становится не столько проблемой 'Россия - государство СНГ', как это происходит сейчас, сколько проблемой 'европейское государство СНГ - азиатское государство СНГ'.

Нормативно-правовые аспекты функционирования. Без изменения нормативно-правовой основы СНГ обеспечить интеграцию на пост-советском пространстве до-ста-точно проблематично. Ошибка была заложена изначально. СНГ - это организа-ция, а не интеграционное объединение, пусть слабое. Интеграционное объединение хотя бы на минимальном уровне в отдельных секторах предусматривает делегирование су-ве-ренитета. Хотя оно (объединение) и может быть по форме международной организа-цией. В начале 1990-х гг. вопрос ставился таким образом: 'международная организация или конфедерация'. Эта изначальная теоретическая ошибка сказывается и сейчас.

В СНГ вызревание сотрудничества шло по двум векторам. Первый - создание рамочной нормативно-правовой базы сотрудничества политического характера. Развитие этого вектора пришлось на 1991-1993 гг. Второй вектор - выстраивание низового уровня нормативной базы, прежде всего мягкого конвенционного законодательства, значительную роль в котором сыграли хозяйствующие субъекты, как пост-советского пространства, так и извне. Серединный элемент - 'управленческий' слой нормативно-правовой базы - остается невыстроенным. Это объясняется как неготовностью лидеров спуститься с политико-декларативного уровня, так и неспособностью национальных бизнес-сообществ пролоббировать этот сектор. От-сут-ствие этого наиболее заметного слоя регулирования и порождает пессимизм 'не-внимательного наблюдателя' в отношении СНГ.

Вместе с тем, здесь есть положительные подвижки. Они происходят, прежде всего, по линии таких форматов, как российско-белорусский союз, Евразэс, где нарабатываются необходимая правовая база и механизмы взаимодействия, которые со временем могут быть перенесены на уровень 'большого' СНГ.

Значительную роль в формировании 'прикладного' сектора правового поля иг-ра-ют международные организации, различного рода международные правовые инсти-туты. Как следствие, вступление одной или нескольких стран во взаимодействие с той или иной влиятельной правовой институцией приводит к изменению их отношений с другими государствами СНГ и затем - к тенденции модификации правового поля и в других государствах. Яркими примерами этого является участие в Совете Европы или в Европейской Энергетической Хартии, организация трансграничного регионального сотрудничества по сценариям, опробованным в ЕС и с ЕС.

Проблема единого политического процесса на пост-советском пространстве. СНГ не стало важной частью внутреннего политического поля государств-участников. Вместе с тем, это кардинально необходимо, так как может стать мотором реального сближения. В этом вопросе очень показателен пример возникновения европейской интеграции. 'Европейская идея' стала еще в 1930-1940-е гг. составной частью идеологии как социал-демократических, так и центристско-христианских партий, которые, соперничая между собой, продвигали идею интеграции.

В прикладном плане здесь можно указать на проблему парламентаризма в Содру-жестве и проблему информационного пространства. Межпарламентская ассам-б--лея СНГ остается сугубо формальным органом, даже сам принцип комплектования которого - делегирование национальных парламентских депутаций - не служит превращению Ассамблеи в механизм мобилизации и организации политических сил. Обращаясь же к Союзу России и Белоруссии, мы видим, что там все же предусмотрено формирование пусть и слабого, но парламентского механизма.

Отсутствие единого политического процесса на территории стран СНГ приводит к 'провисанию' единого информационного поля, так как сфера информа-ции (преж-де всего ее новостная составляющая) является производным от полити-че-ско-го процесса. В противном случае единое информационное пространство вряд ли возможно.

Диаспора и гуманитарное пространство. Консолидированная диаспора может стать эффективным инструментом выстраивания взаимоотношений между государ-ством проживания и Россией. В отличие от традиционных мировых диаспор, российская диаспора нового зарубежья находится в стадии затянувшегося становления. При этом есть сильное сомнение в том, что оно базируется на той идентичности, которая была характерна для русскоязычных граждан бывшего СССР. За про-шед-шие десять лет произошло естественное размывание советских сценариев вклю-чен-но-сти в местные общества, выросло поколение, которое не имеет ни пред-став-ле-ния, ни возможности оперирования по тем сценариям, по которым входили в контакт с окружающей этно-конфессиональной средой их родители. Вместе с тем, отсутствие доминирующей поколенческой группы ведет к размыванию диаспоры. Ее объектив-ная консолидация может произойти тогда, когда смена поколений будет завершена.

Настоящий период характеризуется именно становлением идентичности диаспоры, формированием ее отношения к России. В такой ситуации чрезвычайно значимым представляется наличие последовательной и максимально приближенной к реалиям политики России в отношении диаспоры. В противном случае не исключено ее разложение как самостоятельной общности.

С проблемой диаспоры тесно связана проблема гуманитарного пространства. Организованные формы этого феномена рухнули еще в начале 1990-х годов. Имели место слом единой системы образования и национализация гуманитарного и общественно-научного знания, прежде всего исторических наук. В последующие годы по объективным и субъективным причинам шло снижения значения русского языка как средства социализации в республиках бывшего СССР и т.п. Вместе с тем, ухудшение экономической ситуации подтолкнуло значительные массы людей к трудовой миграции, регулярным выездам для работы из стран проживания в Россию - все это не давало прерваться связям низового уровня, сохраняло элементар-ную 'обжитость' пост-советской гуманитарной среды для миллионов рядовых граж-дан. Парадоксаль-но, но факт, что одним из немногих достижений, которое хоть как-то приближает СНГ к интеграционному объединению, является относительно свободный переток рабочей силы, стихийной гуманитарной составляющей. В такой ситу-а-ции какие-либо долго-срочные меры по введению барьеров на пути этих перетоков можно считать страте-гической ошибкой, ломающей объективное единство пост-советского пространства.

Каспий: политико-энергетический узел. Умирающий ГУУАМ? Как уже отмечалось, значительная часть процессов и тенденций, проблемных узлов СНГ было унаследовано от советского периода. Вместе с тем, есть проблемный узел, который формируется уже после распада СССР. Речь идет о Каспийском регионе и его месте на мировой политико-энергетической карте. Новые прикаспийские государства включены в глобальную нефтяную игру[5]. Структура интересов этих государств и внерегиональных участников приводит зачастую к до-статочно сложным, хотя и не-долговечным политическим построениям, одним из которых является блок ГУУАМ.

Принципиальным в отношении ГУУАМ является то, что в настоящий момент прак-тически утеряна изначальная энергетическая составляющая данного альянса. ГУУАМ выстраивался под идею энерготранспортного коридора 'Восток-Запад' и в значитель-ной степени под реализацию проекта Евросоюза ТРАСЕКА. Сейчас с окончательным выбором маршрута Баку-Джейхан в качестве основного экспортного трубопровода теряется смысл последнего звена ГУУАМа - Украины и Молдовы. С экономической точки зрения транспортировка через возможный транс-черно-мор--ский трубопровод или же танкерные перевозки оказываются заведомо невыгодными. А транспортировка энер-горесурсов исключительно по политическим соображе-ни-ям либо ради поддержания энергобаланса Молдовы или Украины пока не находит серьезных спонсоров. Более то-го, расширение энергодиалога между ЕС и Россией позволит нашей стране увеличить поставки энергоносителей на европейский рынок и без новых трубопроводов через Ук-раину или Молдову. В этой ситуации у изначального экономического спонсора ГУУАМа (именно экономического, так как политическим были США) появляется заинтересован-ность в модификации существующих российских маршрутов или в строительстве но-вых, которые также оказываются российско-ориентированными. В этой связи уже про-исходит постепенная двусторонняя ревизия (на уровне экспертов и неформальных кон-сультаций) целей и направлений развития таких проектов, как ТРАСЕКА и ИННОГЕЙТ. Очевидно, что уже на следующем саммите РФ-ЕС (осень 2001 г.), который предполагается в значительной степени посвятить энергодиалогу, будут расставлены новые акценты, и ситуация с ГУУАМом окажется еще более ясной и неприятной для альянса.

Что касается США, то здесь политические интересы нынешней администрации приходят в противоречие с интересами экономическими и, как представляется, последние могут оказаться превалирующими.

Своей политикой в Каспийском регионе администрация Клинтона стремилась блокировать Россию и Иран одновременно. Именно поэтому транспортный коридор 'Восток-Запад' без участия этих двух стран казался оптимальным. Сейчас администрация Буша меняет этот подход на взаимное сдерживание Ирана и России силами друг друга через объективно конкурирующие интересы. В такой ситуации у США возникает необходимость, как минимум, в создании меридианального направления энергопотоков, с тем чтобы эти две страны конкурировали за транзит энергоресурсов, при этом объективно создавая дополнительную диверсификацию мирового энергетического рынка. При этом Иран - не пассивный игрок, а объективный конкурент России на рынке энергоносителей.

Очевидно также, что администрация Буша отказывается от исключительной ставки на Турцию, чему способствовал и экономический кризис в этой стране, который Анкара еще на дальних подступах пыталась блокировать с помощью наращивания энергетического сотрудничества с Россией. (Ярким примером здесь является газотранспортный проект 'Голубой поток'.)

В принципиальном плане следует иметь в виду, что сейчас перед США стоят серьезные проблемы в сфере энергетики, которые не могут быть отодви-нуты на второй план политическими вопросами. Это меняет место и роль России в энергопроектах США. Так, в своем официальном докладе (апрель 2001 г.) Группа по разработке национальной политики в области энергетики рекомендует президенту США 'отдать распоряжение государственному секретарю, министрам торговли и энергетики еще больше сфокуси-роваться на обсуждении с Россией вопросов энергетики и создания благоприятного инвестиционного климата. Группа: рекомендует президенту дать указание государст-венному секретарю, министрам торговли и энергетики помочь компаниям США в их диалоге по вопросам создания благоприятного для инвестиций и торговли климата'. Эти задачи невыполнимы при выдвижении явно антироссийских политических проек-тов.

Предшествовавшие встрече глав государств ГУУАМ (Ялта, 5-6 июня 2001 г.) заявления президента Грузии демонстрируют новую тенденцию в ГУУАМ, а именно - к наращиванию его энергосоставляющей. Так, в широко цитировавшемся выступлении по национальному радио Э.Шевар-д-надзе заявил, что новыми членами альянса могут стать Румыния и Болгария. В частности, грузинский лидер обещал обсудить этот воп-рос с румынским президентом И.Илиеску на их ближайшей встрече. Очевидно, что дан-ное предложение было инспирировано не самим Э.Шеварднадзе или кем-либо из грузинских кругов, так как Грузия уже получила свою долю транзита энергоресурсов в виде трубопровода Баку-Супса и получит еще в случае реализации проекта Баку-Джей-хан. Инициатором здесь могли выступить или Вашингтон, или сами указанные страны, что гораздо менее опасно. Речь идет о том, чтобы подвести под украинско-молдав-ское звено утерянную энергетическую целесообразность. Впрочем, результат этого про-ек-та с учетом требуемых затрат будет нулевым или даже отрицательным. Но на короткое время появляется определенный пропагандистский эффект - ГУУАМ выходит на взаимодействие с относительно реальными кандидатами на участие в Евросоюзе.

Вместе с тем, данная идея, как ни странно, имеет позитивные для России стороны: энергопоток в Румынию и Болгарию может быть организован за счет продления КТК или танкерных перевозок из Новороссийска напрямую в болгарские или румынские порты (или в украинские, если есть необходимость). Учитывая, что КТК примет большую нефть уже в конце 2001 г., подобная перспектива вполне реальна. В этом плане положительную роль может сыграть Евросоюз, который объективно заинтересован в улучшении экономической ситуации в наиболее проблемных странах-кандидатах на вступление в ЕС. Таким образом, перспективы, озвученные Э.Шерварднадзе, могут стать частью энергодиалога РФ-ЕС.

В принципиальном же плане применительно к ГУУАМ российскому внешнепо-литическому сообществу необходимо 'творчески развить' заявление В.В.Пути-на на заключительной пресс-конференции саммита в Минске о том, что 'регио-наль-ные ор-ганизации в СНГ - ГУУАМ и Евразийское экономическое сообщество - не ослабля-ют Содружества, а дополняют его'. Для размывания антироссийской сущности ГУУАМ нашей стране следует серьезно продумать проблему своего участия в этом альянсе.

В своем развитии СНГ уже преодолело примитивный сценарий 'или интеграция, или дезинтеграция'. Процессы, происходящие в Содружестве, имеют более сложный характер. Отношения на пост-советском пространстве становятся полноценными международными отношениями. Это свидетельствует о том, что оно оформ-ляется в международный регион. СНГ при этом является фактором изначального структурирования пространства, и эта его роль пока еще не сыграна до конца.

[1] Под международно-политическим регионом понимается пространственная единица, обладающая специфическим набором типологических параметров, предающих ей некоторую целостность и автономию в международных отношениях в целом. Другими словами, это - совокупность явлений международной жизни, протекающих в определенных территориально-временных координатах, явлений, объединенных общей логикой. Подробнее о проблеме региона применительно к СНГ см.: Мальгин А.В. К обеспечению региональной стабильности в СНГ // Россия и международные режимы безопасности. М.: МОНФ. 1998.

[2] С 14 июня 2001 г., после присоединения к этому форуму Узбекистана, 'пятерка' преобразована в Шанхайскую организацию сотрудничества.

[3] Факт серьезного разочарования в деле создания единого тюркского мира, в том числе по указанным причинам, наглядно демонстрирует прошедшая весной 2001 г. в Анкаре 7-я встреча глав 'тюркских' государств Центральной Азии и Закавказья.

[4]В ходе Минского саммита СНГ (1 июня 2001 г.) Россия подписала с государствами-участниками СНГ (за исключением Украины) двусторонние соглашения о свободной торгов-ле, которые при их реализации могут стать опорным элементом зоны свободной торговли.

[5] Подробнее см.: Мальгин А.В. Каспийская нефть и безопасность России // Власть. 1999. ? 3; Мальгин А.В. Основные направления политики России в отношении каспийских энергоресурсов // Международные и внутренние аспекты регулирования политических и социальных конфликтов в РФ. М.: МОНФ, 1999.

Е.М. Кожокин ПОЛИТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА И ТРАНСФОРМАЦИЯ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ИНСТИТУТОВ НА ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ
В.В. Дегоев ПОЛИТИЧЕСКИЕ АРХЕТИПЫ В ОТНОШЕНИЯХ МЕЖДУ РОССИЕЙ И ЗАКАВКАЗЬЕМ
И.Д. Звягельская К ВОПРОСУ ОБ УГРОЗАХ БЕЗОПАСНОСТИ В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ
Р.З. Мирзоев СОТРУДНИЧЕСТВО КАК ФАКТОР МИРА И СТАБИЛЬНОСТИ
А.Л. Мошес СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ И ПЕРСПЕКТИВЫ РОССИЙСКО-УКРАИНСКИХ ОТНОШЕНИЙ
А.А. Игнатенко СССР-СНГ: НОВЫЙ ВЫЗОВ -НАВЯЗАННАЯ ИЗВНЕ РЕЛИГИОЗНАЯ ВОЙНА
ОБ АВТОРАХ