Алексей Алешковский

Don`t cry for me, Argentina!..

МЕТАФОРА, (...) перенесение свойств одного предмета (явления или аспекта бытия) на другой, по принципу их сходства в к.-л. отношении или по контрасту.

Литературный энциклопедический словарь.

Я даже не представлял себе, что все так плохо, - негромко сказал он. – Прошлый раз я только проехал от аэропорта до «Националя» и обратно.

Сейчас зима, сэр Найджел. Зимой всегда хуже.

Фредерик Форсайт. «Икона».

Мы живем в ожидании чуда. Чудеса, которые происходят на глазах, не в счет. Мы живем в ожидании какого-нибудь конкретного чуда, - желательно, обозначенного на карте. Последним было недолгое и напрасное ожидание аргентинского экономического чуда. Немецкое у нас не прижилось, польское не случилось, японским и не пахнет. Впрочем, более абстрактные вещи до нас, кажется, доходят, - типа азиатского кризиса.

Отчего география чуда так причудлива?.. От неразборчивого низкопоклонства – перед Западом ли, Востоком ли; от всемирной ли отзывчивости, обнаруженной в негритянско-русской душе за век до перестройки еще Достоевским; или вообще оттого, что география – наука не дворянская?

Впрочем, не будем задаваться риторическими вопросами, и вернемся к уроку географии от сентября месяца с.г. Что мы знаем об Аргентине? Знаем, что там тепло, и для подготовки к зиме не нужен Чубайс. Знаем, что есть там бифштексы по 800 грамм, Фолклендские острова, Эвита, Мадонна и Перон.

А что еще можем мы знать об Аргентине? Что мы Аргентине и что нам Аргентина? Курильские острова прижились у нас лучше, чем у них Фолклендские. Может быть, на этом основании мы рассчитываем, что их чудо способно прижиться у нас лучше, чем им могло бы приглянуться... наше? Взгляд испуганного иностранца всегда пытается обнаружить повод для оптимизма…

Только что на полках московских книжных магазинов появился перевод нового романа Фредерика Форсайта «Икона». Речь в нем идет о том, как ветераны СИС и ЦРУ под руководством «совета Линкольна» (нечто вроде мирового правительства) ликвидировали угрозу возникновения фашистской диктатуры в России.

Действие романа происходит в 1999 году, когда «Запад в конце концов отказался вливать средства в бездонную российскую бочку и иностранные инвесторы, даже те, которые были связаны с мафией, отвернулись от России. Российская экономика, как изнасилованная беженка военного времени, лежала на обочине и умирала от безысходности».

Московская действительность до иноземного вмешательства выглядит так: «Грузовик, вильнув в сторону, пошел перед ними, и они увидели заднюю часть кузова. При повороте приоткрылся брезент, и на секунду стали видны ряды ног - завернутых в тряпье человеческих ступней. Тела. Замерзшие как камень тела, сложенные, словно вязанки дров, одно на другое.

- Фургон для трупов, - коротко объяснил Винсент. – Утренняя смена. Каждую ночь умирает по пятьсот человек, в подворотнях, на набережной».

Отношения русского народа с языком более сложны, нежели отношения с реальностью. Новости, в которых звучат страшные и манящие слова «дефолт», «Аргентина», «Фишер», «виагра» или «привязка рубля к доллару» воспринимаются более трепетно, чем плохо забытые очереди за макаронами или стиральным порошком. Причем воспринимаются они скорее как метафоры, нежели как обозначения чего-то, имеющего прямое отношение к реальной жизни.

Что же такое метафора применительно к финансовому кризису? Метафора, к примеру, это то, что мы – в жопе («финансовый кризис», поясним, не метафора, а эвфемизм). То, что мы в Аргентине – примерно то же самое. Но более приятное (Бродский, кстати, различал метафоры нисходящие и восходящие).

Сейчас нетрудно заметить, что народ реагирует на происходящее не столько стоически, сколько безразлично. Видимо, примерно таким же образом власть реагирует на народ – как на неизбежное зло, мешающее проведению блестяще задуманных реформ (совершенно неважно, какого толка). Или, лучше сказать, как метафору этого зла.

Борис Федоров в одном из телевизионных интервью обиженно заявил недавно примерно следующее: «Вы хотите, чтобы вам отдали деньги, все и сразу? Нате! Получите свою гиперинфляцию!» Народ в России более терпелив, чем власть. Знаменитую фразу Кеннеди на совковый можно было бы перевести так: не спрашивай, что тебе может дать родина, - подумай, что еще она может у тебя отобрать…

Власть воспринимает будущее как метафору. Причем, в виде полярных альтернатив – или как п..дец, или как чудо. И никого не удивляют парадоксы отечественного сознания, в котором п..дец может быть только своим, а чудо – только аргентинским.

Фредерик Форсайт знает, как обустроить Россию при помощи альтернативного чуда с берегов туманного Альбиона. Англия и тут готова дать Аргентине сто очков вперед. В конце концов, эта метафора ничем не хуже других.

«Зима отступала. Температура поднялась до семи градусов выше нуля, и сияло солнце. Из березовых рощ и сосновых лесов, окружавших маленький аэродром, предназначенный для специальных рейсов, веяло влажной землей и пробуждающейся природой.

Перед зданием аэропорта ожидала большая делегация во главе с Марковым, в нее входили спикер Думы, лидеры всех крупных партий, начальники штабов и патриарх Алексий Второй.

Из самолета вышел призванный Думой пятидесятисемилетний принц английского дома Виндзоров».

Как сладок и приятен дым отечества, попахивающий английским камином! Может, и не стоило тратить время на Аргентину?..

(1998)