Документ взят из кэша поисковой машины. Адрес оригинального документа : http://hist.msu.ru/Labs/UkrBel/Osipian.doc Дата изменения: Wed Apr 8 17:55:00 2009 Дата индексирования: Mon Oct 1 23:16:35 2012 Кодировка: koi8-r

А.Л. Осипян

Этно-конфессиональные меньшинства
в Польском королевстве во второй половине XIV - первой половине XV??
вв.: на примере «городских наций» Львова


В позднесредневековом Львове существовало четыре городских нации. По
какому принципу горожане были объединены в эти нации, возможен ли был
переход из одной нации в другую, и отличались ли эти нации от современных
нам? Каковы были лимиты толерантности присущие мещанству и чем они
отличались от шляхетского социума? Вот те основные вопросы, которые были
поставлены нами в этом выступлении.

gens et natio: значение и применение на практике

Поскольку делопроизводство в городском магистрате велось на латинском
языке, мы, рассмотрим значение понятия natio в позднем средневековье. У
древних римлян термины gens и natio были фактически синонимами. Их значение
совпадало по большинству позиций. Gens имел значение род, родовая община,
клан, племя, народность, народ, происхождение, потомок, отпрыск, вид,
порода. Однокоренное и близкое по значению слово genus - происхождение
(Graecus genere - грек по-происхождению), род, племя, народ - применялось
как обобщение не только по отношению к людям - genus hominum - род
человеческий, человечество, но и по отношению к животному миру - genus
ferarum - звериный народ (ср. русское «лесной народ»), genus avium - птичий
народ («царство пернатых»), genus piscium - рыбий народ («рыбье царство»).
Близкородственные слова: generatio - рождение, родословие, поколение,
generator - родитель, generatrix - родительница, genesis - рождение,
происхождение, genitura - рождение. Таким образом, вся эта группа слов
обозначает нечто связанное с понятием «рождать» и указывает на «родство»,
«происхождение» из одного «рода» от одних «родителей». Gens как род,
родовая община, клан, племя, народность, народ означал совокупность людей,
связанных между собой генеалогически.[1]
Natio имело во много сходное значение - рождение, происхождение, род,
племя, народность, народ, нация. Этот термин также мог указывать на
этническое происхождение человека: natione Medus - мидянин по-
происхождению. Хотя и в меньшей мере, но также применялся по отношению к
животным, например, порода (лошадей). Natio - так римляне называли богиню
рождения. Действительно, близкородственные слова также указывали на тесную
связь с понятием «рождать»: nativitas - рождение, поколение, nativus -
рожденный, родившийся, natura - рождение, natus - сын, рожденный,
родившийся, происходящий (Macedo natus - македонянин по-происхождению). Оба
слова могли выступать и в связке, взаимно дополняя друг друга, например,
nationes ejus gentes - народы одного/общего происхождения. Вместе с тем,
natio имело и существенное отличие от gens, а именно, natio означало не
только сообщества объединенные генеалогически, но и социальные образования
- класс, сословие, каста, разряд, слой, секта (религиозная), школа
(философская), предполагающие общность на основе юридических прав,
имущественного ценза, верований, политических и иных групповых
интересов.[2]
Со временем именно это отличие становится определяющим в значении
термина natio.
Вот, по нашему мнению, те критерии, которым соответствует общность
людей, объединяемая позднесредневековыми авторами под понятием gens: общее
происхождение (и соответствующие генеалогические легенды), язык, внешний
вид (фигура, черты лица, одежда, оружие, украшения), кухня (еда, напитки,
поведение за столом), проживание в определенной природно-климатической
среде (горы, степи, леса, острова), жилища, занятия (земледелие, кочевое
скотоводство, торговля, производство определенных изделий, разбой), способы
ведения войны, обычаи (свадебные, погребальные, военные), верования и
суеверия (особенно у язычников), а также некие специфические черты,
характерные именно для этой группы, и высмеиваемые соседними народами в так
называемых «этнических» шутках.
Под термином natio в позднесредневековой Европе понималась
совокупность подданных некоего правителя (за исключением рабов, сервов и
слуг) или представителей определенной конфессии. В силу первой или второй
причин границы этой общности очерчены определенными, общими для всех членов
группы, обязательствами (уплата налогов, выполнение определенных
повинностей) и, юридически закрепленными, правами (та или иная степень
участия в работе сословно-представительских органов власти или
самоуправления, собственные законы и отдельный суд) и ограничениями (запрет
на приобретение земли или определенные занятия). Как правило, политическую
нацию составляли все, кто с оружием в руках служил монарху (от всех
свободных боеспособных мужчин в эпоху «варварских королевств» до
исключительно дворянства в более поздние периоды). В позднесредневековой
Европе существовали и университетские нации, формировавшиеся из студентов
подданных того или иного правителя (императора, короля, герцога), например,
французская, бургундская, немецкая, польская и т.п. Наконец, с середины XIV
века формируются городские нации в поликонфессиональных городах восточных
земель Короны Польской и Великом княжестве Литовском.
Таким образом, в одном государстве, под властью одного монарха может
быть несколько этно-культурных gentes, но только одна политическая natio
как совокупность представителей привилегированного военно-служилого
сословия. В то же время, в одном государстве может быть несколько различных
религиозных общин, также обозначаемых термином nationes, поскольку в
средние века принадлежность к определенной конфессии автоматически
предполагает юридическую обособленность и определенный правовой статус.
Общее между политической, конфессиональной и университетской natio то, что
во всех трех случаях natio имеет юридические границы, а ее представители -
общий для всех правовой статус, отделяющий их от представителей иных
nationes. В то же время, gens это совокупность людей с общей культурой,
унаследованной от предков, и могущей быть описанной в этнографических
категориях, компактно проживающих в одной местности. В gens человек
рождается, в то время как natio предполагает возможность выбора -
социальную и географическую мобильность. В течение жизни человек может
поменять вероисповедание, перейти на службу к другому правителю, быть
принятым в дворянское сословие или быть изгнанным из него. Gens
предполагает пассивное проживание в местности рождения, переезд за ее
пределы приводит к утрате связи, но членом новой gens человек стать не
может, он по прежнему говорит на своем диалекте, который вместе с прочими
чертами, характерными для его gens, отделяет его от представителей иных
gentes и может служить поводом для насмешек. Член natio, даже переехав в
другой город или местность, остается представителем своей natio.

стратегии различения

Среди прочих княжеств Руси Галицко-Волынское, пожалуй, быстрее других
оправилось от последствий монгольского нашествия. В немалой степени этому
способствовала активная градостроительная политика Галицкого князя Даниила
Романовича. Дабы восполнить потери городского населения, нанесенные
монгольским нашествием 1241 г., Даниил привлекал в свои владения
иностранных поселенцев. Особое предпочтение отдавалось немецким колонистам
(здесь Даниил следовал примеру своих соседей - правителей Польши, Чехии и
Венгрии), которым на новых землях даровалось право на самоуправление (т.н.
«немецкое право») и отдельный суд во главе с войтом (нем. Vogt, польск.
wojt). Очевидно, подобным же образом происходило тогда и заселение Львова.
В 1349 г. Львов, как и вся Галицкая Русь был завоеван польским королем
Казимиром III (1333-1370). Своей грамотой от 17 июня 1356 г. король даровал
Львову (а именно горожанам-католикам) право на самоуправление и
судопроизводство по немецкому (магдебургскому) праву: «Всему упомянутому
городу и всем, кто живет и находится в нем, даруем названное выше
магдебургское право, однако, из-за особого нашего расположения к иным
народам[3], живущим в этом городе, а именно: армянам, иудеям, сарацинам,
русинам и иным народам какого-либо происхождения/состояния и/или статуса,
проявляя исключительную милость, желаем сохранить их в соответствии с их
неизменными обрядами и правами, даруя им возможность любые, в том числе и
уголовные дела, кои возникнут между ними самими или между ними и иными,
решать по магдебургскому праву и перед войтом в соответствии с поданным и
внесенным ими прошением». Очень характерная стилизация - король дарует
привилегию всему городу и всем, кто живет и находится в нем, и иным (!)
народам. То есть всем и при этом еще иным помимо этих всех! Таким образом,
весь город и все в нем живущие - это исключительно мещане-католики. А иным
народам права даруются исключительно в силу «особого расположения» (ex
speciali nostro favore) короля. То есть, иные нации a priori не являются
членами городской общины (civitas). Здесь же указаны и критерии городских
наций - «обряды и права», то есть религия и, связанное с ней право:
судебники, судопроизводство, присяги судей, тяжущихся сторон и свидетелей.
Таким образом, признавая за некатолическими общинами (aliis gentibus)
их давние права, Казимир III давал им возможность решать свои тяжбы в
городском суде, состоявшем из мещан-католиков во главе с войтом. Вместе с
тем, король оставлял каждой из некатолических наций право сохранить свои
отдельные суды: «А если откажутся судиться по магдебургскому праву, коим
упомянутый выше город должен пользоваться, тогда упомянутые нации: армяне,
иудеи, сарацины, татары, русины и все иные нации, кои там (в городе) будут
находиться, могут поставить и решить любой вопрос в соответствии с правом
своей нации, но при председательстве городского войта на том (их) суде».
(Именно так в дальнейшем обстояли дела - членов определенной
конфессиональной группы судят их единоверцы в соответствии с судебниками,
базирующимися на их истолковании священного писания, с присягами судей и
участников процесса в культовом здании и по правилам их конфессии).
Из этой оговорки следует, что все эти общины сложились как автономные
«нации» еще до польского завоевания. Казимир III, таким образом, всего лишь
утвердил существовавший до него порядок вещей, когда каждая община имела
свой суд и свои законы, дабы не настраивать против себя большинство
населения главного города недавно завоеванной провинции (борьба за
обладание Галицкой Русью продлилась до 1387 г.).
Также показательно, что в первом случае, когда речь идет о том, что
«иные народы» также могут судиться в городском суде магдебургского
(немецкого) права, употреблен термин «aliis gentibus», отсылающий к
этнографическим критериям различения (язык, культура, происхождение). Во
втором случае, когда король разрешает каждой общине иметь свой суд и
судопроизводство, т.е. быть юридически автономной от магистрата мещан-
католиков, употреблен термин «naciones» и «nacionis iure» (национальное
право).
Мещане-католики, занимавшие господствующее положение в управлении
городом и распоряжении городскими финансами и имуществом, стремились
всячески ограничить экономическую деятельность «схизматиков», «еретиков» и
иудеев. Львовские армяне должны были платить многие подати и пошлины, от
которых были освобождены мещане-католики. Торговая деятельность армянских
купцов была ограничена как в самом Львове, так и еще больше за его
пределами в Польском королевстве, ибо на армян не распространялись
привилегии, дарованные городу Львову. Поэтому нет ничего удивительного, что
некоторые армяне, вероятно наиболее предприимчивые купцы, стремились
получить "городское гражданство" - быть принятыми в «городскую общину
немецкого права» (т.е. в общину мещан-католиков) дабы избежать налагаемых
на них неравных условий конкурентной борьбы. Конечно, верхушка «городской
общины» (патрициат) всячески препятствовала проникновению «еретиков», не
желая делить с ними монопольное привилегированное положение. За 200 лет
(1405-1604 гг.) к городскому праву (ius civile) было принято всего лишь 68
армян (как львовских, так и приезжих) из общего числа принятых в 3 614
человек! То есть менее 2%.
В этих условиях, наиболее реальным путем для принятия к магдебургскому
праву для богатых армян было получение специальной королевской грамоты, что
случалось довольно редко. Первый известный нам случай зафиксирован грамотой
Владислава II от 2 октября 1427 г. Король дарует "верному нашему львовскому
купцу, армянину Тишко, сыну покойного Миссира" (fidelis nostri Tischkonis,
Armeni filii olim Missier, mercatoris Leopoliensis) и его потомкам
"городское гражданство" (Iurique Theutonico maidburgensi), а также
различные права и вольности, коими пользовались лишь мещане-католики.
Вероятно, основанием для монаршей милости в подобных случаях служил
полученный от купца кредит, за который король расплачивался не деньгами, а
привилегиями. Впрочем, король не мог слишком уж злоупотреблять своим
правом, дабы не испортить отношения с верными мещанами-католиками. Поэтому
подобные грамоты выдавались довольно редко и существенными оговорками. Так,
например, король даровал городское гражданство армянам Сеньку, Хачилу и
Мелешку, переселившимся во Львов из Луцка, уточняя, однако, что они не
освобождаются от уплаты пошлин.[4] Подобное решение проблемы не так сильно
раздражало мещан-католиков, армянина освобождало от некоторых юридических
ограничений (но не налогов) и открывало доступ на рынки прочих городов
Польского королевства, а королю позволяло не только творить весьма
рентабельные "добрые дела", но и сохранять объем налоговых поступлений в
казну. Очевидно, именно этими соображениями мотивирован указ Владислава III
от 29 февраля 1440 г.: «Мы, желая армян, кои живут в нашем городе Львове,
воедино соединить, так чтобы те, кто одной веры, также стали участниками
одного права и устава, чтобы один другому лучше и достойнее могли помогать
и чтобы наши прибыли выросли, постановляем по совету баронов наших, решаем
и решили посредством этого, что все армяне и каждый из них в отдельности в
армянской вере живущие, коих немало со своего армянского права перешло на
право немецкое и им пользуются и должны пользоваться следующим образом, что
сколько бы раз те наши армяне нами как наши подданные не были бы призваны
для какого-либо налога или сбора, все единодушно (omnes unanimiter), в
соответствии с тяглом каждого из них, налоги и оплаты, наложенные на них
нами, пусть соберут и отдадут».
То есть, перешедшие под юрисдикцию «немецкого права», но оставшиеся
прихожанами Армянской церкви, эти армяне рассматривались короной как члены
одной армянской религиозной общины/«нации», совместно выплачивающей налоги
и сборы. Таким образом, именно конфессиональная принадлежность являлась
определяющим фактором идентификации.
В 1461-1462 гг. армянский войт Кристко/Христин просил короля Казимира
IV (1447-1492) об инкорпорации всей армянской общины Львова в немецкое
право, чтобы таким образом избежать постоянных юридических трений между
двумя общинами (и, конечно же, получить равные с католиками права). Король
отказал армянам в этой просьбе, «чтобы они лучше и достойнее наши и наших
преемников прибыли могли наполнять». 23 ноября 1462 г. Казимир IV
постановил, что все армяне, как своего, так и немецкого права, должны
совместно платить все налоги и сборы. В позиции королевской власти
преобладал фискальный интерес. Поэтому все подданные Короны польской
(львовские мещане) армянского вероисповедания рассматривались как единое
целое. И хотя в 1469 г. король урезал автономию армянской общины Львова,
ликвидировав должность отдельного армянского войта, ее независимость в
судопроизводстве была сохранена. В этой же грамоте, а также в 1476 г.
Казимир IV вновь подтвердил, что все армяне, как в городе, так и за его
пределами, живущие на своем, немецком или каком-либо ином праве, должны
совместно отвечать за уплату всех королевских контрибуций, даней и налогов.
Сохранение отдельной армянской нации, с 1469 г. формально поставленной под
контроль городского войта, было выгодно и мещанам-католикам, поскольку
только они считались полноправными «гражданами» города (Christiani cives),
а армяне (и прочие не-католики) только жителями (inhabitantes, incolis).
Таким образом, дискриминация осуществлялась не по этническому
признаку, хотя городские общины и назывались "нациями", а по
конфессиональному. Т.е. любой русин, армянин или "татарин", принявший
католицизм, автоматически переходил под юрисдикцию католической общины
(немецкого права) и, в случае соответствия требованиям (быть
законнорожденным, обладать недвижимостью в городе и иметь стабильный
источник доходов определенного уровня), мог получить "городское
гражданство", т.е. стать полноправным мещанином.

религиозные конверсии и национальные маркеры

Во Львове сложились и просуществовали несколько веков четыре общины -
католики, русины (т.е. православные), армяне и иудеи. Основным критерием,
относящим горожанина к той или иной «нации», была конфессиональная
принадлежность. Поменяв вероисповедание, мещанин переходил под юрисдикцию
соответствующей «нации». Например, к «русинам» также относились
православные греки и «волохи» (молдаване), в небольшом количестве
проживавшие во Львове. Таким образом, термин «русин», который мы
воспринимаем как этноним, в юридической практике позднего средневековья
являлся, прежде всего, конфессионимом. С другой стороны, православные
жители Короны польской и Великого княжества Литовского (в большинстве своем
этнические русины) в документах часто фигурируют под собирательным
названием «люди греческой веры» (т.е. этноним «греки» тут выступает в
значении конфессионима «православные»), но также и как «люди греческой веры
руського обряда» и «люди руськой веры». Городская нация и религиозная
община выступают как синонимы и в первом специальном описании города Львова
Topographia civitatis Leopolitanae, составленном местным аптекарем Яном
Алембеком между 1603-1605 годами. «Во Львове проживают главным образом
четыре нации, четыре исповедуются веры».
С середины XIV в. привилегированное положение в городе занимают
католики (в позднесредневековых латинских источниках термины «христиане» и
«католики» использовались как синонимы). Для их проживания во второй
половине XIV в. к югу от старого «княжьего» города возводится новый
«готический» Львов, в котором русинам, армянам и иудеям разрешалось жить
только в отдельных кварталах - улицах с соответствующими названиями.
Большинство не-католиков проживало за пределами городских стен - на
предместьях: Татарском (впоследствии переименовано на Краковское - бывший
город княжьих времен), Галицком и Подзамче (находилось под юрисдикцией
замка, т.е. королевского старосты). Всячески поощрялось переселение в город
католиков. Также поощрялся и переход в католицизм иноверцев. Нации не-
католиков не имели права препятствовать обращению своих единоверцев. Об
этом прямо сказано в декрете Владислава ??? от 17 июля 1444 г.: «Если же
некий свободный человек из тех армян Богом воодушевленный захочет принять
святую купель очищения, такого армянина без каких-либо препятствий должны
отпустить».
Случаи конверсии имели место и раньше, но после завоевания края
Казимиром I?? в 1349 г. наиболее притягательной конфессией стал католицизм.
Во второй половине XIV в. во Львове жило довольно много армян, принявших
унию с Римско-католической церковью. Наряду с престолом армянского
епископа, учрежденным во Львове в 1363 г. (под юрисдикцией которого
пребывали все прихожане Армянской церкви в Польском королевстве и Великом
княжестве Литовском), в 1370-х в городе также проживал и армянский
униатский епископ Якоб. Однако, отдельная армяно-католическая община во
Львове так и не сформировалась. Местные армяно-католики в начале XV в.
растворились в католической общине. В решении Перемышльского
католического епископа Мацея, принятом им 29 мая 1408 г., прямо сказано о
миссионерской деятельности среди местных армян, русинов и татар.
«Татары» упомянуты в грамоте Казимира III Львову (1356 г.) наряду с
прочими не-католиками - русинами, армянами, сарацинами и иудеями. В 1387 г.
молодая польская королева Ядвига отвоевала Галицкую Русь у своей старшей
сестры Марии Венгерской (заточенной в то время в темницу в Буде
собственными баронами). 8 марта того же года Ядвига подтвердила Львову все
права и привилегии, и пообещала "всем русинам, армянам, сарацинам и иудеям
и каждого из них при их правах сохранять". Как видим, в отличие от грамоты
1356 г. здесь уже нет упоминания о "татарах", поскольку ими не была создана
юридически автономная община. Как уже отмечалось, подобные общины
создавались на конфессиональной основе, львовские же "татары" были
этнической, а не конфессиональной группой. Их упоминание в качестве
отдельной общины в грамоте 1356 г. очевидно связано с особым социальным
статусом "татар". Во второй половине XIII - XIV вв. "татары" (т.е.
тюркоязычные львовяне), вероятнее всего, были военными поселенцами. По
нашему мнению, они являлись потомками половцев (куманов/команов, кыпчаков),
во время монгольского нашествия перешедших на службу к князю Даниилу и
осевших в его владениях.[5] Во Львове «татары» жили в северной части
города, получившей название «Татарского предместья».[6]
В отличие от прочих общин, образованных по религиозному признаку,
«татары» (половцы) были военно-служебной группой. Их особый статус
обеспечивался службой князю. Так обстояли дела у половцев осевших в Венгрии
в 1240-х годах. Однако, уже король Ласло IV в 1279 г. лишает венгерских
половцев отдельного суда и подчиняет их юрисдикции обычных судей также как
и прочих подданных. Свой статус львовские половцы утратили между 1356 и
1387 гг., ибо поляки (в 1372-1387 гг. венгры) рассматривали их как
ненадежный элемент. Утратив свою военную функцию, львовские половцы
автоматически утратили и юридический статус своей общины, ибо не
существовало какой-либо «татарской» религии, а язычников, если таковые еще
оставались на тот момент, никто в католической стране терпеть не собирался.
Очевидно, во второй половине XIV - начале XV вв. происходит адаптация
"татар" в уже существующие общины в зависимости от их конфессиональной
принадлежности. По нашему мнению, на эти процессы указывают многочисленные
тюркские имена у членов католической, православной (русинской) и армянской
общин, встречающиеся в актовых книгах того времени (в частности в наиболее
ранних городских книгах Львова (1382 -1389, 1404-1426, 1441-1448 гг.).
Соответственно, половцы армянского вероисповедания теперь становились
членами армянской общины и со временем уже рассматривались не как «татары»,
а как «армяне».[7] Чуть позже, вероятно, подобные изменения претерпевала и
их самоидентификация.
В наиболее ранней сохранившейся актовой книге (1382-1389 гг.)
зафиксированы сделки купли-продажи и финансовые операции львовских мещан
между собой и с приезжими купцами. Поскольку ко второй половине XIV в.
термин «татарин» вытеснил «кумана», то и в актах этой книги половцев
следует искать под индикатором «Tartarus», а не «Cumanus». Учитывая, что
среди местных половцев навряд ли было много крупных купцов и ростовщиков,
не приходится рассчитывать на большое число упоминаний в записях. Тем не
менее, в актах есть несколько сделок, где фигурируют особы с измененной
идентичностью. Так, 8 августа 1386 г. упоминается Андреаш татарин католик.
18 сентября 1387 г. Доротея, вдова Андрея католика, продает свою лавку
(армянину) Амирбею, сыну Ассила. Судя по тому, что Андрей имя вполне
типичное для католика, индикатор «католик» в записи указывает на то, что
для городского нотариуса и окружающих, Андрей все еще оставался новым
человеком в католической общине. 16 января 1387 г. упомянут еще один
носитель тюркского имени - «почтенный муж Карачбей католик». Индикатор
«католик» после столь экзотического имени должен был указывать, что это
«наш», ибо у прочих членов католической общины, всевозможных Гансов,
Генрихов, Николаев, Бартоломео и т.п., подобных индикаторов не было. Это
свои, а индикаторы Armenus, Ruthenus, Iudaeus, Tartarus указывали на
принадлежность к иным общинам. В случае явно не-католического имени, как,
например, Амирбей, сын Ассила, индикатор Armenus также мог не ставиться,
слишком уж все очевидно. В записи от 26 октября 1384 г. упомянуты дом и
имущество Ширбея русина. Судя по всему, это мог быть татарин/половец
православного вероисповедания. Теперь городскими властями он рассматривался
как русин, т.е. член православной общины. Но не только половцы меняли
конфессиональную, а значит и общинную/национальную принадлежность.
Весьма многочисленны случаи перехода армян в католицизм. Так, 13 мая
1382 г. сделку с Якобом греком заключил Качадур армянин католического
вероисповедания. В прочих записях он фигурирует как Качадур католик. 9
августа 1385 г. Иоанн и Петр братья армяне католической веры с матерью их
Мамуш продают свою часть дома около армянской церкви двум другим армянам. 5
ноября 1382 г. упомянут Сиркис (Саркис) католик. 31 августа 1384 г. Саим,
вдова Иолбея католика, продает свой дом армянскому священнику Иванису.
Ранее, 30 марта 1384 г. «Саимнелик, вдова Иолбея торговца, лично, и со
своей дочерью Анной, свою лавку продала армянину Хербиту» [Карапету]. В
этот же день «Саин, вдова Иолбея торговца, наследство и все свое имущество,
движимое и недвижимое, дочери своей Анне по собственной воле передает». Как
видим, во всех трех случаях речь идет об одной и той же женщине,
непривычное имя которой писари каждый раз передавали в разных вариациях.
Саин может означать «добрая», а мелик употреблялось у армян как обозначение
принадлежности к дворянам и благородства вообще (от араб. мелек - «царь»).
Т.е. Саинмелик - имя дезидератив - «добрая госпожа»[8]. Свой дом и лавку
она продает армянам - вероятно, они были расположены в армянском квартале
города. Скорее всего, ее покойный супруг Иолбей до перехода в католицизм
был армянином. Однако наиболее показательным примером перемены идентичности
может служить господин Иоанн некогда армянин, а теперь католик (18 мая 1384
г.). Наконец, среди членов армянской общины (1382-1389 гг.) масса носителей
тюркских имен. Вот далеко не полный их перечень: Abusco, Amyrbey, Asslan,
Attabey (Athabey, Atlabey, Atlhabey, Achtibey), Petrus Buha, Cotlubey,
Cotlusch, Czaban/Czoban, Iolbey, Kystustur, Orus, Saray, Sewoncz/Sewnucz,
Tholak, Tochbey. Женщины, конечно, упоминаются гораздо реже, но зато в их
именнике явное преобладание тюркских имен: Bemolik, Cotlumelik, Mamusz,
Saymnelyk/Saym/Sayn, Sennachaton, Thormelyk, Zolmelyk.
Наиболее ценный материал содержат реестры налогоплательщиков 1405-1417
гг. (в том числе реестры армянской общины 1407, 1416 и 1417 гг.), ибо тут
упомянуты все львовские горожане - владельцы недвижимости, а не только
наиболее деятельные и богатые как в книге 1382-1389 гг.
В реестре 1405 г. среди католиков фигурирует Керекбей католик. В
списках 1406 и 1410 гг. он упомянут как Стефан Керекбей, а в записи от 14
декабря 1411 г. - просто Керекбей. Вероятно, его имя происходит от тюрк.
kerДk - «нужный». Так могли назвать долгожданного сына, особенно, если до
этого рождались дочери. (Сравни русское имя Ждан, Жданко и Неждан).
Очевидно, что католиком он стал уже будучи широко известным под именем
Керекбей, а Стефан - имя, полученное после крещения. В реестре от 3 декабря
1408 г. зафиксирован дом Андрея Хасбея. Незадолго до того, 18 января 1408
г. он упомянут среди особ, принятых во львовскую городскую общину. Причем,
в отличие от прочих новоиспеченных граждан Львова, прибывших из 16 разных
городов (Польского королевства, а также Фрайбурга, Вроцлава и Серета) с
рекомендательными письмами, в случае с Хасбеем нет упоминания ни места его
прежнего проживания, ни какой-либо письменной рекомендации. Вероятно, он и
до этого жил во Львове, его тут знали и рекомендации ему не были нужны. Не
менее примечательной личностью был и Юрко Корк, фигурирующий в реестрах
1405-1414 гг. В переводе с тюркского «корк» означает «красота». Очевидно,
это либо прозвище, данное, безусловно, в тюркоязычной среде, либо имя-
благое пожелание (дезидератив), полученное при рождении и фигурирующее
наряду с христианским именем Георгий в его украинизированной форме Юрко. В
реестре 1413 г. указана профессия Юрка - толмач. Вероятно, он переводил с
тюркского языка. Стефан Керекбей, Андрей Хасбей и Юрко Корк неоднократно
упоминаются при заключении сделок, где фигурируют перец, камка и прочие
восточные товары, что указывает на их участие в восточной торговле или
связи с купцами из восточных стран.
В реестрах начала XV в. встречается целая группа лиц с индикатором
«татарин», но христианским именем, причем, как правило, в латинской форме,
что указывает на католическое вероисповедание их носителей. Это Петр
татарин, Михал татарин, Пашко татарин, Ганс татарин из Галича, Ганс
татарин, Давид татарин, Ходор (Федор) татарин, Маргарита татарка.
Большинство из них фигурирует в реестрах уплаты оброка с огородов (census
ortorum) 1407, 1409 гг., собранного на Галицком предместье. Судя по
небольшим суммам, которые они внесли - в среднем по одному фертону (12
грошей) - эти «татары» могут быть отнесены к огородникам. В этих же
реестрах повторяется запись о татарах, живших около городского рва, и
заплативших оброка 9 фертонов. В обоих случаях никто не назван по имени, да
и сумма выплаты ничтожна - 9 фертонов (т.е. 108 грошей или 2,25 марки).
Очевидно, здесь речь также идет об огородниках. Вероятно эти «татары» не
имели городского гражданства и, несмотря на принадлежность к католической
общине все еще рассматривались как «чужие» и второсортные (имущественный
ценз) по отношению к добропорядочным бюргерам-католикам (преимущественно
немцам).
В реестрах 1405, 1406, 1408 (2 января и 3 декабря), 1410, 1411, гг.
среди прочих горожан упомянут Мингильбей. В реестре 1414 г. он фигурирует
как Мингельбей католик. Учитывая с какими вариантами городские писари
записывали подобные экзотические имена, к тезкам Мингильбея можно отнести
Мейдельбейна и Миндельбейна, зафиксированных в списке налогоплательщиков
армянской общины от 18 мая 1416 г. В переводе с тюркского «мин» -
«родинка», Менгли означает «имеющий родинку», а Менглибей - «богатый
родинками». У тюркских народов родинка считалась признаком счастья, а
рождение ребенка с родинкой или родимым пятном - хорошей приметой. 7
сентября 1436 г. в актах упоминается Маргарита, вдова Доминика Мингельбея,
продающая свой дом. Очевидно, эту Маргариту можно отождествить с Маргаритой
татаркой. Христианское имя Мингельбея - Доминик, может указывать на то, что
он был крещен доминиканцами, появившимися во Львове в 1370-х годах.
В списках налогоплательщиков 1405-1416 гг. фигурирует житель Галицкого
предместья, кузнец Ногай. Почти в одно время с Ногаем на предместье (super
murum) жил его коллега с еще более звучным именем - кузнец Мамай,
неоднократно упоминавшийся в актовых записях 1422 г. в связи с выплатой
разных сборов, в том числе и поземельного налога (solarium). Также на
Галицком предместье жил некий Бытомир (1405 г.), плательщик оброка с
огородов (1409 г.). В 1414 г. он же упомянут как Ганс Битомир, а в 1416 г.
уже как Быттамир татарин. Т.е. этот татарский огородник упоминался как под
своим тюркским именем, полученным при рождении, так и под христианским -
Ганс (Иоанн), полученным при крещении. Одновременно с татарином Гансом
Битамиром во Львове проживал некий Атака Читамир, фигурирующий в списке
налогоплательщиков армянской общины 1405 г.
Именник львовских армян может служить индикатором процессов
ассимиляции части половцев в армянской общине. Некоторые из них имели
двойные имена, тюркское, данное при рождении, и христианское, полученное
при крещении: Петр Буга («бык»), Совунч Аракел («радость»), Захария
Кутлубей («богатый счастьем»), Юрко Корк («красота»). Двойное именование
характерно именно для случаев, где одно имя христианское, а другое нет, и
практически отсутствуют пары, где оба имени христианские. Подобная ситуация
сложилась в это же время среди православных половцев Крыма, рабов,
крещенных генуэзцами, и тюрок-несториан в районе Иссык-Куля. Сходные
процессы имели место и среди руськой шляхты, в XV в. принимавшей
католицизм. Повторно крещенные, они в дальнейшем выступали под обоими
именами - католическим и православным.
Из общего числа половцев, осевших на Руси, «арменизировалась» лишь
небольшая часть, остальные приняли православие или католицизм. В
католической и православной среде потомки половцев утратили и язык, и
идентичность. В армянской же общине, в силу ее религиозной обособленности и
функциональности языка в международной торговле, кыпчакский язык
сохранился.
Таким образом, городские нации формировались по конфессиональному
признаку и смена конфессии влекла за собой переход в другую нацию,
поскольку была связана с целым комплексом юридических вопросов - отдельные
законы и суд у каждой конфессии, свидетельство и присяга в суде, совместная
выплата налогов представителями определенной конфессии, наличие или
отсутствие налоговых льгот и прочих привилегий.

лимиты толерантности

Многие польские историки, исследующие проблемы толерантности в Речи
Посполитой, как правило, делают выводы о веротерпимости на основании
анализа ситуации в шляхетской среде, игнорируя при этом, отношения в среде
мещанства.
В средневековье полиэтничность окружения (двора, дворянства) того или
иного монарха рассматривалась как несомненное свидетельство его могущества.
По мнению польского историка Игоря Конколевского[9] в Польском королевстве
ситуация меняется в XVI в.: местное дворянство не хочет терпеть иноземцев
при королевском дворе в силу как политических, так и экономических причин.
По его мнению, начало отрефлексированной ксенофобии в Речи Посполитой
связано с выборами короля 1572-1574 гг. и 1575-1576 гг. В многочисленных
политических памфлетах формируется неприязненная оценка кандидатов
(Габсбургов и Ивана Грозного), политического режима в их странах и
культурных особенностей их подданных, т.е. немцев и московитов. С одной
стороны, существовала угроза, что новые монархи попытаются распространить в
Речи Посполитой политические практики Империи и Московии, угрожающие
свободам шляхты, с другой стороны, их избрание на польский престол могло
сопровождаться притоком ко двору иноземцев, и оттеснению поляков на второй
план.
Тем не менее, представители различных этносов и конфессий уже на
протяжении веков жили в Польском королевстве, как правило, на основании
привилегий, полученных от королей. Терпимость по отношению к ним
сохранялась, поскольку эти этно-конфессиональные группы занимали
определенные функциональные ниши в обществе. Хотелось бы еще раз
подчеркнуть существенные отличия в отношении шляхты и мещанства к этим
группам.
Отношение шляхты к местным иноземцам предполагало более широкие
лимиты толерантности и функциональные ниши. Позитивно оценивалась
деятельность итальянцев в качестве архитекторов, врачей и купцов, немцев -
купцов и ремесленников, армян - купцов, переводчиков и посланцев (ко дворам
султана, шаха и хана), татар (так называемые «литовские татары») - служилой
легкой конницы, евреев - ростовщиков и арендаторов имений.
В то же время, местные мещане-католики гораздо менее терпимо
относились к иноземцам и иноверцам. Их позиция характеризовалась большей
ксенофобией, более узкими лимитами толерантности и функциональными нишами,
допустимыми для деятельности иноземцев и иноверцев. Позитивно оценивалась
деятельность армян в качестве купцов, торгующих со странами Востока, но не
внутри Королевства, и ремесленников, производящих определенные виды изделий
(сафьянники, ювелиры), т.е. в тех сферах, где они не составляли конкуренции
мещанам-католикам. Не вызывала критики деятельность татар в качестве
огородников (во Львове) и извозчиков (в Литве). Значительную часть мещан-
католиков Львова составляли потомки немецких переселенцев. Кроме того,
город был расположен на землях Руси с преимущественно православным
русинским населением. Поэтому в среде львовских мещан-католиков не было
неприязненного отношения к выходцам из Италии, не говоря уже о немцах. Все
они составляли единую общину в чужеродном окружении. В то же время, в
Кракове деятельность итальянцев встречала острую критику мещан. Итальянцы
рассматривались как распространители излишней роскоши - как посредством
завоза товаров на местный рынок, так и посредством деятельности в сфере
искусства (получение высокооплачиваемых заказов при дворе короля и
магнатов). Они составляют конкуренцию местным купцам и ремесленникам и
способствуют оттоку денег из Королевства. В среде профессоров Краковской
академии известна негативная оценка поездок юношества на учебу в немецкие
земли. Повсеместно существовала неприязнь к шотландским торговцам (шкотам),
наводнившим Речь Посполитую в XVII в. В мещанской среде они зачастую
удостаивались прозвища «шотландские бродяги». Чрезвычайно негативно
оценивалась деятельность евреев во всех сферах экономики. Во многих городах
им вообще было запрещено проживать на постоянной основе.
Более узкие лимиты толерантности были характерны для королевских
городов, где мещане имели широкое самоуправление и старались использовать
юридический инструментарий для ограничения деятельности нежелательных
конкурентов. Поэтому для XVII-XVIII вв. характерно переселение значительной
части горожан не-католиков в частновладельческие города, принадлежавшие
магнатам. Владельцы городов были заинтересованы в получении максимальной
прибыли от налогоплательщиков-горожан, поэтому через практику раздачи
привилегий создавали фактически равные условия для экономической
деятельности всех этно-конфессиональных групп. Это способствовало росту и
развитию магнатских городов («местечек») и упадку королевских городов.
Таким образом, и в шляхетской и в мещанской среде терпимость или
нетерпимость к иным этно-конфессиональным группам была обусловлена
конкуренцией с ними в определенных сферах деятельности - политической для
шляхты, и экономической для мещан.


-----------------------
[1] Дворецкий И.Х. Латинско-русский словарь. М.: Рус. яз.-Медиа, 2003.
С.346-347.
[2] Дворецкий И.Х. Ук. соч. С.504-505.
[3] Здесь и далее выделено нами.
[4] Армяне, принявшие немецкое право (Armeni, qui sunt in iure Theutunico),
выходили из-под юрисдикции армянского войта и суда.
[5] «Половци Данилови» неоднократно упоминаются в середине Х??? в. в
Галицко-Волынской летописи.
[6] Там до сих пор сохранилась улица Татарская.
[7] Во второй половине XIV в. подобные процессы были характерны и для
крымских половцев. Теперь быть мусульманином означало быть татарином, а
православные половцы автоматически рассматривались как греки.
[8] Можно также предположить, что Saymnelyk это искаженное тюркское слово
sЖvЭnmek - «радость», «наслаждение» или sevmeklik, sЖvmeklik, sЖjmeklik -
«любовь» - имена типичные при имянаречении девочек у многих народов.
[9] K?kolewski I. Kwestie gospodarcze a ksenofobia szlachty w
Rzeczypospolitej w ?wietle literatury propagandowej pierwszego
bezkrСlewia// Mi?dzy Zachodem a Wschodem. - T.IV. - ?ycie gospodarcze
Rzeczypospolitej w XVI-XVIII wieku/ Pod red. Jacka Wijaczki. - Toru?: Adam
Marsza?ek, 2007. - S.58-67; K?kolewski I. Mi?dzy korupcj? a ksenofobi?.
Zmiany w postrzeganiu zjawiska korupcji w dawnej Rzeczypospolitej. Zarys
problemu// Przegl?d Historyczny. - 2007. - T.98. - Zs.1. - S.11-26.