Вернуться к оглавлению

Вернуться к предыдущей главе

Перейти к следующей главе

ЧАСТЬ II.

ГЛАВА 2.2.  ЧЕРЕЗ ПЕРЕВАЛ КИЗГЫШ-БАШ

Утром Абдула привел своего серого для вьюка и в 8 часов мы выступили из аула по знакомой уже нам Кизгышской тропе. Пасмурное перед этим небо проводило нас мелким дождем, но дождь вскоре прекратился и день превратился в сплошное солнечное сияние. Идти налегке, по веселой солнечной тропе среди леса, кустов и полянок в цветах с порхающим миром насекомых, с широкой голубой рекой справа, было одно удовольствие. Не прошли мы и полукилометра от аула, как Абдула обратил наше внимание на зайца, гуляющего по сосново-еловому лесу в двух-трех десятках шагов от нас. Спросив нашего согласия, Абдула вытащил нашу берданку из чехла и отправился за зайцем туда, куда, по его выражению, "они поехали". Большой серовато-рыжий заяц преспокойно успел удрать, а через полсотни шагов встретился другой заяц, охота на которого дала те же результаты. По дороге Абдула несколько раз пытался ловить форель, но и он поймал только три штуки, которые мы впоследствии по недосмотру сожгли в костре, вместо того, чтобы их испечь.          План нашего первого кольцевого маршрута был таков. Через перевал Кизгыш-Баш неизвестный картам, но о котором мы узнали в прошлом году, спуститься к верховьям Бзыби, где у нарзана существует туземный самодеятельный курорт. Оттуда, взяв на себя груз на 6 дней и, расставшись с Абдулой, пройти по Абхазии до перевала Наур, перевалить его, после чего изучить верховья Псыша, куда этот перевал выводит. Абдула же, вернувшись в Аул и, взяв дополнительное продовольствие, ждет нас через 5 дней после расставания с ним у устья Аманауза на Псыше.          Долина Кизгыш и ущелье Кизгыш-Баша были мной описаны в главе 5. Мы ее прошли благополучно, в том числе и оба брода вдоль реки и через нее. Позднейшие туристы писали, что иногда это опасно и требует переправы с помощью веревки. Километрах в 4-6 от аула, по словам Абдулы, водятся еще олени, считаемые обычно сохранившимися лишь западнее в заповеднике. Кавказский благородный олень - очень крупное, красивое животное с сильно разветвленными рогами и Абдула ручался, что на иле, покрывающем островки на реке, мы найдем много оленьих следов. К сожалению, время этого уже не позволяло, да помешали и подъехавшие карачаевцы. Когда такие попутчики бывали Абдула всегда нас торопил, норовя идти с ними и болтать. Нас же это не интересовало, мешало нашим наблюдениям.          Лагерь мы поставили на прошлогоднем месте у коша, у слияния двух истоков Кизгыш-Баша, хотя лучше было бы поставить его повыше, у последнего коша в ловом ущелье, где лежит перевал. В прошлом же году нам говорили, что перевал лежит в правом ущелье. Из рассмотрения карты нам перевал казался вероятнее именно в левом ущелье, которое к тому же ближе к минеральному источнику на Бзыби,          Пока мы варили свой традиционный ужин - гречневую кашу и чай, нас осаждали карачаевцы из коша, убеждавшие нас, при подстрекательстве Абдулы, купить барашка. Хотя они спрашивали прошлогоднюю цену - 5 рублей без шкуры, сейчас это было нам ни к чему. Когда мы решительно отказались от покупки, все карачаевцы сразу ушли к нашему удовольствию. Ушел тотчас же с ними угощаться на кош и Абдула, презиравший нашу кашу. На коше нам дали бесплатно чайник айрана, но такого скверного, что мы его вылили под сурдинку.          Ночь была звездная и довольно теплая.          В 1958 году Е.Холодовский обнаружил трудный перевал с истока собственно Кизгыша или Кизгыша Южного выводящий на Бзыбь выше по течению. Он описан им во 2-й книге сборника "Туристские тропы" (М.1959). Названный исток раньше называли Малым Кизгышем.          Абдула предупреждал, что знает дорогу только до перевала и что надо выйти как можно раньше, чтобы попасть к нарзану засветло. Тем не менее, хотя в 5 часов я всех разбудил, вышли мы только в 8, так как кроме обычных сборов пришлось отобрать продовольствие и вещи, которые Абдула должен был оставить в коше на хранение, чтобы потом встретить нас с ними на Псыше. Таких вещей осталось так мало, что было даже обидно платить за их доставку на лошади. Лошадь Абдулы, имеющая блудливый характер, после долгих поисков была найдена и водворена обратно на кош, что тоже нас задержало, как и карачаевцы, пришедшие просить хлеба для больной девочки и сухого чая для больной женщины.          По знакомому нам ущелью мы пошли довольно быстро, хотя вьюки по 35 фунтов, давали себя сильно чувствовать. Мне особенно мешала бурка, помещавшаяся внутри плечевых ремней рюкзака за спиной. Из-за этого центр моей тяжести был сильно отнесен назад и мешал сохранять равновесие при лазании по курчавым скалам и бараньим лбам для подъема от травянистого трога на верхнюю террасу, на которой лежал ледник. Бурка толкалась о скалы и не раз чуть не сбросила меня с обрыва. Абдуле тоже пришлось взять часть груза и свою бурку, которую он укрепил разумнее - вертикальным цилиндром.          Хотя в этом году мы были тут почти на 3 недели раньше, чем в прошлом, снега было столько же и все наши наблюдения изменений в трех ледниках ущелья подтвердились. Место перевала по-видимому тождественно с седловиной 1425с (3040м) одноверстной карты и от ледников путь к перевалу можно угадать, но из ущелья сам перевал не виден. Из под среднего, наименьшего из трех ледника вытекает о террасы вниз довольно крутой каскад. Соседние скалы заросли рододендроном или представляют крутые бараньи лбы. Путь на перевал таков. Идут прямо по гладкому, отчасти засыпанному камнями дну ущелья почти до самого низа этого каскада, под которым лежит широкий снежный завал. Далее есть два пути, сходящиеся около снежных полей примыкающих и отчасти покрывающих этот ледник В. Левый путь идет по бараньим лбам и очень крутым склонам в рододендронах вблизи левого берега каскада. Другой путь, правее, идет по менее крутому травянисто-скалистому склону в сторону ледника А, а затем по узкой террасе поворачивает к леднику В. Этот путь легче и по нему изредка проводят даже лошадей, но мы убедились в правоте Абдулы, говорившего, что тут вести лошадь может только тот, кому не жалко ее потерять или покалечить. Эта часть пути самая трудная как по крутизне, которую приходится преодолевать иногда на четвереньках, так и потому, что приходится шагать как бы по высоким ступенькам, подтягивая вое тело на одной ноге на большую высоту. На этом подъеме пришлось попыхтеть отчасти и из-за того, что с нами пошел кузен Абдулы Хали Тотоев, с которым Абдула не хотел расставаться. Хали же был налегке, так как нес лишь несколько карачаевских шляп с целью продать их выгодно на курорте. Но можно было пожалеть и его, так как небольшая и вообще еще проблематичная выучка требовала от него столь трудного перевала и четырех дней ходьбы и то при хорошей погоде.          Преодолев гнусные бараньи лбы и обрывы в рододендронах, мы взяли довольно круто влево и пошли по довольно пологому снежнику. Снег на ярком солнце слепил сильно и темные очки помогали но я их не люблю, т.к. в них освещение кажется сумрачным и даже грозовым. До этого снега была половина подъема. Остальной путь, постепенно сворачивавший вправо по снежным полям, редко выходил на маленькие срединные морены или на скалы. На леднике были только зачатки трещин и ручейки, камешки и тонкая ноздреватая корочка делали излишними кошки, бесполезно болтавшиеся в рюкзаке. Впрочем, мы не успели их наладить и от единственной пары их на четверых все равно было бы мало толку. Все три ледника свободны от трещин, ледниковых столбов и воронок, хотя поверхности их почти без снега. Большие трещины есть только у концов ледников обрывающихся на высоких террасах. О начала подъема по снегу, я быстро заблудился в ориентировке скал. Между ледниками С и В снизу видны две острые скалы, а на подъеме в этой стороне их оказалось несколько, да еще какие-то перегородки, быстро манившие вид. Вправо от главного каскада видна седловина, через которую видимо можно подойти к леднику А. Вершину 1649с (3518м) которую некоторые называют Канишистрой, я не отождествил и вообще с ней большая путаница. Так называется одно урочище на северном склоне Чедымского хребта за Бзыбью, также называет Динник какую-то вершину в истоке самого Кизгыша (Южного), а Панютин 3-ю вершину на Кизгыш-Баше. На склоне вершины 1585с (ЗЗ89м), стоящей между двумя истоками Кизгыш-Баша, перед вершиной 1649с мы видели на узком карнизе двух туров. Самый крутой подъем был по снегу перед самым перевалом. Над снегом порхали какие-то бабочки. Еще два десятка метров подъема по скале вывели на самый перевал - довольно острую седловину длиною 8 метров, засыпанную крупными камнями. Здесь мы сложили каменный тур и в него в коробке из-под зубного порошка "Пионер" оставили записку о прохождении перевала.          Уже на подъеме к перевалу нас стали беспокоить облака, которые все увеличиваясь в количестве и темнея клубились за гребном на его южном склоне. С перевала мы увидели очень мало. Назад где облаков не было, была видна только часть ближайшей части Кизгышского ледника В и часть ущелья. На юг, в Абхазию вид должен бил бы быть чудесен, но сейчас из бездны развернувшейся под нашими ногами вставал клубами серый туман. Вниз на несколько сот метров уходила страшно крутая движущаяся осыпь. Под ней сквозь туман проглядывало огромное снежное поле, а справа под вершиной 1616с свешивался голубой, потрескавшийся ледник. Он имеет совсем другую форму и положение чем на карте. По карте он лежит много ниже перевала под осыпью и вытянут по долготе, на деле же он круто свисает под самой вершиной 1616с и вытянут в широтном направлении. Он весь покрыт крупными трещинами, лежит много правее перевала и обрывается примерно на высоте 3100-3200м. Если под снежным полем, образующим ниже него уступ и лежит фирн глетчер, то последний совершенно самостоятелен. Весь этот глубокий южный цирк, в середине которого мы перевалили, завален крупнейшими осыпями.          С перевала, называемого Кизгыш-Баш (точнее его надо называть Кизгыш- Баш западный, в отличие от Кизгыш-Баша южного, упоминавшегося ранее) нам встретились трое жителей Абхазии идущих в Архыз. Другой абхазец, одетый для горца очень странно, - в косоворотке, длинных брюках и в кепке, поднялся к нам на перевал с юга. Абдула не без изумления спросил его, кивая на головоломную осыпь, уходящую вниз: "Это и есть дорога?" - "Самый лучший дорога", равнодушно ответил абхазец.          Скатившись по осыпи до снега, а за ним по такой же новой осыпи, мы попали в древний кар, заваленный камнями и снежниками. Вокруг нас сквозь туман проглядывали скалистые стены котловины в пятках снега, а вдали, на юг просвечивал Чедымский хребет в снегах и облаках. Ниже этого снежного кара и небольшого, частью подрытого травой и цветами уступа лежит самый большой и древний Кар. С него, покрытого низкой травой и желтыми лютиками падает водопадом ручей и уже прямо под ним круто вниз уходит к Бзыби Ущелье, на правом склоне которого, среди первых сосен и кустарников, у самой границы леса, видны незатейливые постройки туземного курорта и самый источник с ржавыми пятнами вдоль его истока. От переднего края кара среди альпийских лугов и осыпей началась каменистая тропа, круто спускающаяся зигзагами прямо к нарзану.          В глубине, в лесах прячется ущелье истоков Бзыби и частично видны ущелья Псыквы и Убуша.          Нарзан помечен на карте, но о курорте я нигде не встречал упоминаний. Между тем, как говорили потом, это самый знаменитый в Абхазии нарзан, так как минеральных источников в Абхазии мало. В предыдущий год за сезон его посетило несколько тысяч человек и одновременно возле него жило до 600 человек. Мы застали здесь всего лишь около полусотни "курортников", представителей чуть ли не всех пленен Кавказа: имеретин, мингрел, абхазцев, греков, грузин, карачаевцев, сванов, армян и только русских не было. Нарзан оказался довольно вкусен, но беден газом. Крепость его мне показалась невелика. Анализ его в 1924 году делал Басарней из Сухума. Предполагалось взять его в Государственную эксплуатацию, но, видимо из-за его труднодоступности, при нас он еще оставался в частной аренде. В этом году его арендовали один русский, довольно интеллигентного вида, и грузин или абхазец в гетрах.          Арендатора нарзана, которых мы застали, устроили тут нарзанные "ванны", за пользование которыми они взимали мзду. Только за мзду же разрешалось и пить нарзан, но с нас, как с экспедиции, взять деньги за пробу нарзана они постеснялись. До внешности здание "ванн" походило на дачную уборную. Это была околоченная из дранок будочка, в которой стояла единственная выдолбленная из дерева колода, где в ледяной воде нарзана купался очередной больной. Конечно, никакого врачебного надзора здесь не было и все купались сколько могли по настроению и по своим средствам. Вокруг источника, по крутому и каменистому склону горы заросшему лесом, кустами и травой разбросаны балаганы, без окон из дранок, в них и живут курортники, спящие прямо на земле. Возле них и у родника сидели люди оглядывавшие нас подозрительно, но и мы не на шутку перепугались бы, встретившись с любым из них один на один. Это впечатление подогревалось и прежде слышанными запугиваниями, и Абдулой, повторявшим предостережения против местного населения южного склона.          На курорте все было очень дорого, баранины не было совсем, а козлятина, от которой у многих бывают рези в животе, стоила 40 коп фунт. Я не мог понять, почему окрестные кошевщики не нагонят сюда овец при столь большой выгоде их продажи. Абдула со своим кузеном хотели было ночевать на курорте, собираясь торговать шляпами и надеясь на какое-то угощение, но мы настояли поставить лагерь дальше. Не рискуя оставаться среди этих разноплеменников мы прошли по горизонтальной тропе и в расстоянии 1 км от курорта на остром хребтике среди сосен прилепились лагерем.          Отмечу кое-что из наших ботанических наблюдений. По обе стороны перевала ниже ледников и осыпей росли лютики, незабудки и альпийские колокольчики, уменьшающиеся в росте с высотой места, генецианы, римская ромашка. На северном склоне около рододендронов встречалась редкая фиолетовая ромашка. На южном склоне рододендроны не встречались совсем, а луга пестрели исключительно лютиками.

Вернуться к оглавлению

Вернуться к предыдущей главе

Перейти к следующей главе