* * *
Я был в пути, но я не знал,
во сне иль наяву.
Там серп луны прилежно жал
молочную траву.
В полях лежали облака.
Со стоном рос тростник.
Взлетала шумная река
на черный горный пик.
На той горе горел огонь
священного костра.
И мчался рысью красный конь
с полночи до утра.
Дымился светлый небосвод.
Спускались люди с гор.
И был подобен плеску вод
их странный разговор.
* * *
Перебирая каменные четки,
Ручей в горах творил свою молитву.
И в бликах солнца, острых точно бритва,
Звучали согласованно и четко
И северный холодный звук органа,
И западные струны клавесина,
И южный рокот барабана,
И тот - восточный голос муэдзина.
* * *
Есть буйных трав осенних немота.
Есть белый голос - талая вода.
Есть черный волос срезанной косы.
Есть призрачность холодная росы.
Но тогда и смерть человека
столь обычна, что вроде ее и нет!...
* * *
по мотивам " Ши цзин" - 'Книги Песен'
Утренний свет над водой пролетал,
белый туман к берегам отогнал.
Белый туман, ты побудь в камышах.
Юная девушка так хороша!
В речке вода и мягка, и тепла.
Юная девушка в речку вошла.
Белый клубится туман перед ней,
девушку скроет от взоров людей.
Гладкая кожа бела и нежна.
Взоров нескромных бояться должна.
С гибкой тростинкою схож ее стан.
Гуще становится белый туман.
* * *
(опубликовано в журнале 'Новый мир', 1998, ?12)
На китайских картинах не горы,
а души гор,
не дерево с корнем кривым и серебристою кроной,
а дерева душа - печальна и стара,
не журчащий ручей с ключевою водой,
а играющая душа молодой воды.
Там душа человека с душою книги в руках
слушает душу музыки южного ветра.
Души китайских картин
хранят в особых футлярах,
сделанных мастерами
давно ушедших времен.
* * *
Ночь зажигает звезд ритуальные числа.
Вещи лишаются красок, объема и смысла.
Все исчезает бесследно в дыхании чистом.
Тени вещей заполняют земные пределы.
Ждет неудача сегодня зачатое дело.
Новой Луны поднимается темное тело.
* * *
В смутном чувстве рождаешься ты.
Звучащее слово, страшась наготы,
бежит в бормотанье и шепот.
Художнику чудится варваров топот,
и кистью большою он прячет картину
в безумии пятен, сплетении линий.
Так хочется к людям иного наречья!
Но новой разлукой становится встреча.
Поскольку за тайной - не новая тайна,
а скучное знание, знание-майна.
И снова ты хочешь забыть и уйти,
и хочешь найти совершенство пути.
Забыты слова и заброшены кисти,
и гаснут огни относительных истин.
Но в сумерках жить невозможно душе,
и горек ей вкус абсолюта,
и манят ее десять тысяч вещей
и радостный голос минуты.
Вот только сказать ты не можешь об этом,
и длинную речь мы с тобой затеваем...
Собаку мою - безудержную в лае -
считаю я самым великим поэтом!
* * *
Сады, где внизу текут реки (рай)
В этом сне наяву
бесконечно мгновение длится,
беспредельно раскрыто
в обе стороны времени.
В этом месте сошлись
все тропинки земли,
неба облачные пути,
и прямые дороги
благородных мужей.
Ничего не исчезло:
те же солнце и звезды,
те же женские ласки,
те же шрамы на теле,
та же грязь в колее.
Ничего не осталось:
ни высоких мечтаний,
ни бездонных отчаяний.
Даже горе стало частью
обязательного счастья.
Даже радости безумие
отрешенней египетской мумии.
Над равниною светом наполненной
словно водоросли под волнами
на бессонных качелях вечности
качаются сны человеческие.
* * *
Желтые верблюды (ад)
Здесь конец - это снова начало.
А начало - начало конца.
Падая вверх, птица кричала,
рожденная не из яйца.
По кругу за тенью тень
врага преследует враг.
Здесь каждый стрелок - мишень.
А свет чернее,
чем мрак.
Твоя рука на плече
впереди идущего.
Обернется - увидишь себя.
Позади идущего
рука на твоем плече.
Обернешься - увидишь себя.
Здесь нет сна.
Ночь ярче дня.
Здесь до самого дна
колодцы полны огня.
Прошедшую жизнь как подачку
бросили на нищенское блюдо.
Вот и вся твоя пища отныне!
Бессонно идут по пустыне
караваны желтых верблюдов,
жующих вечности жвачку.
* * *
ВРЕМЕНА ГОДА
Абсолют
Ждать весны, чтоб рисовать цветы.
Лета ждать, чтоб в лете раствориться.
И слагать осенние стихи.
И зимою к очагу стремиться.
* * *
Весна
Капли на березовой ветке.
Не иней растаявший -
Весенний дождь!
Безветреная оттепель. Крики птиц.
Следы капели на снегу
как тысячи маленьких лапок
птенцов Весны.
Мой рыжий щенок, увязая в снегу,
добрался до ветки и замер...
Почудилось?
Ах, он еще не знает,
что есть весна!
* * *
Лето
Белое небо. Дерево у дороги.
Безветрие и тишина.
Путник услышал сердце свое.
* * *
Вьюнок
Пока солнце еще не поднялось с земли
И роса не вернулась на небо,
Так нежен и чист! -
Утренний голос цветка.
Как яблоко большое налитое
среди листвы созрела тайна эта:
Весенний сок перебродил за лето
в тягучий хмель осеннего покоя
И бьется, бьется сердце травяное.
* * *
Осень
Как в луже небо глубоко
средь желтых листьев!
Два воробья слетели вниз напиться.
Осенних костров над землею плывет дымок.
Слабое солнце в далеких плывет облаках.
Осенней волною уносит и радость, и страх.
Слабые ветры уносят мертвый листок.
* * *
" ...Алые клены увидишь,
Листья сорвешь, любуясь... "
принцесса Нукада
Красные клены -
Два дерева среди берез зеленых.
Как два стиха из дальней страны,
Что в сердце мое
Восточный ветер принес.
* * *
Зима
Между утром и долгим вечером,
будто горсть сухого снега на ветру,
едва мелькнет
день декабря!
По всем приметам зимний день прекрасно начат:
Деревья живы, солнце светит, снег лежит!
Над крышей дома линия электропередачи,
А в небе ярко-синем белый дракон удачи!
Перед рассветом в черно-белом мире
стволов и снега
ветвей и неба
ворона пролетит
и пробежит собака...
* * *
Ворона
Белый зимний туман.
Уходящий автобус...
Под крылом у вороны
сугробы,
дорога,
и я.
На сосне на желтой ветви
сидит ворона круглая, как шар.
Морозный ветер огибает сосны.
Ворона спит. Летит по небу пар.
Земля затвердела, и небо открылось,
И солнце гуляет в вершинах берез.
Внизу в очарованном инеем мире
Ворона проносится, вытянув нос!
Сверкание воды.
Вороны крики.
И светлая сосна!
С обломанного дерева ворона отсыревшая
Ах! жалобно так тявкает! И клюв у ней дрожит.
А у меня запазухой один щенок пригревшийся:
- Воронам нужно каркать! - он хрипло говорит.
Над домом красное солнце высунулось.
Прокричала ворона. Ухнул мороз...
Объятый инеем лес зазвенел.
Снег и солнце.
Ветер блестящий,
сверкающий блестками инея.
Небо синее
среди деревьев в вышине.
И крик вороны в тишине.
* * *
Любовь к древнекитайскому
Я хотел бы работать грузчиком
в винно-водочном магазине,
натянув халат темно-синий,
ворочать тяжелые ящики,
потеть волосатой грудью,
материться охрипшей глоткой,
и курить сигареты без фильтра,
сплевывая в проход.
И не знать ничего на свете!
Но не пить ни капли вина.
И домой приходя с работы,
на засов запирая двери,
облачившись в халат с кистями,
под желтой настольной лампой
склонившись над черными знаками
древних китайских книг,
пить черный имперский чай!
* * *
Золотая голова
Я под яблоней сидел
в привокзальном скверике
и на Голову глядел
Золотую.
Солнце падало за Дом
Железнодорожников.
Голова была окутана
сиянием.
Я спросил Владимира Ильича:
"Ни хрена себе случилась История?!"
Но Владимир Ильич промолчал,
только в небо глядел светло-синее.
Мимо бабушка прошла,
подобрала бутылочку.
Из буржуйского кафе
громыхнула музыка.
Тут и поезд подошел,
я в Москву поехал.
А в городке провинциальном,
в скверике привокзальном
Золотая Голова все глядела,
как закат умирал
оранжевый.
* * *
Ночной гость
Налей мне темного вина,
Того, что старые поэты
Нам завещали пить до дна,
До дна ночи, что значит - до рассвета.
Пусть черный шелк потрачен молью звезд,
Или не звезд - а города огней,
Сегодня у меня высокий гость,
Любимая! нам темного вина налей!
Застанет нас врасплох суровый свет,
Замолкнет вдруг взволнованная речь
На полуслове.
Я оглянусь - и гостя уже нет.
Лишь из кувшина темное вино все будет течь
Подобно крови.
* * *
Тысячелистника белое поле и сосны вдали.
Тысячи дней между нами туманом легли.
Не перейти через поле по узкой тропе.
Вниз уплываю по времени желтой реке.
Вдоль берегов бесконечной равнины простор.
Друга я встречу, чтоб долгий вести разговор.
О тысячелистнике детства закончу рассказ,
а желтые воды уже разделяют и нас.
Солнце уходит, и мрак обступает ночной.
Тысячелистника белое поле горит надо мной.
* * *
В тумане светлом деревья из пустоты
Выходят на край земли.
В тумане светлом увидишь детство.
Увидеть его нельзя!
В тумане светлом любовь безответна.
Была ли она, была?
В тумане светлом деревья в пустоту
Уходят с края земли.
* * *
| 