Говорящий и слушатель. Формулы и свободные выражения.
Грамматические типы. Построение предложений.
Говорящий и слушатель
Сущностью языка является человеческая деятельность - дея-тельность одного
индивида, направленная на передачу его мыслей другому индивиду, и деятельность
этого другого, направленная на понимание мыслей первого. Если мы хотим понять
природу языка и, в частности, ту его область, которая изучается грамматикой, мы
не должны упускать из виду упомянутых двух людей - произво-дящего и
воспринимающего речь, назовем их проще - говоря-щим и слушателем. В прежние
времена этот процесс оста-вался незамеченным; слова и формы слов рассматривались
как естественные предметы, существующие сами по себе. В значительной мере это
объяснялось, вероятно, чрезмерным вниманием к написан-ным или напечатанным
словам; однако такая концепция совершенно несостоятельна, что можно ясно
понять, если хоть сколько-нибудь вдуматься в этот вопрос.
Мы называем двух людей - производящего и воспринимающего речь - говорящим и
слушателем. Произносимое и слышимое слово есть первоначальная форма языка,
гораздо более важная, чем его вторичная форма, проявляющаяся в письме (печати) и
чтении. Со-вершенно очевидно, что произносимое и слышимое слово обладало
первостепенной важностью и в течение тех неисчислимых веков, когда человечество
еще не изобрело письменности или когда оно пользовалось ею в ограниченных
пределах. Но даже и теперь, в наш век широкого распространения газет,
подавляющее большин-ство людей гораздо больше говорит, чем пишет. Во всяком
слу-чае, невозможно понять, что такое язык и как он развивается, если не
исходить постоянно и прежде всего из процесса говорения и слушания и если хотя
бы на мгновение забыть о том, что письмо - только заменитель устной речи.
Написанное слово подобно мумии до тех пор, пока кто-нибудь не оживит его,
мысленно превратив в соответствующее слово устной речи.
Грамматист всегда должен быть начеку, чтобы избежать ло-вушек, в которые его
может завести орфография. Вот несколько очень простых примеров. Окончание
множественного числа существитель-ных и 3-го лица единственного числа настоящего
времени глаго-лов у таких слов, как ends 'концы', 'кончает', locks 'запоры',
'запирает', rises 'подъемы', 'поднимается', одинаково по написа-нию - -s; но в
действительности мы имеем три различных оконча-ния, что видно из их фонетической
транскрипции [endz, l O ks, raiziz]. Точно так же окончание -ed в написании
соответствует трем раз-личным окончаниям в произношении, например: sailed
'плыл', locked 'запер', ended 'кончил' [seild, l O kt, endid]. Исходя из
на-писания, можно подумать, что формы прошедшего времени paid 'платил' и said
'сказал' образуются одинаково, но отлично от формы stayed 'остался'; однако в
действительности paid и stayed образуются по общему правилу [peid, steid], a
said с сокращенным глас-ным [sed] представляет собой неправильное образование.
Если пись-менная речь признает только одно слово there, то устная речь
раз-личает и по звучанию и по значению (также и грамматическому) два слова
there; ср., например, предложение There [ Dq ] were many people there [' DF ћ q
] 'Там было много народу'. Длительность, уда-рение и интонация, очень плохо
отраженные или совсем не отра-женные на письме, играют важную роль в грамматике
устного языка, и это постоянно напоминает нам о важной истине: грам-матика
должна в первую очередь иметь дело со звуками и лишь во вторую очередь - с
буквами.
Формулы и свободные выражения
Если теперь, после приведенных предварительных замечаний, мы обратимся к
психологической стороне языковой деятельности, то прежде всего заметим важное
различие между формулами или единицами типа формул и свободными выражениями. Ряд
единиц язы-ка, причем любого языка, имеет характер формул; иначе говоря, в них
никто ничего не может изменить. Так, выражение How do you do ? 'Как поживаете?'
в корне отлично от выражения I gave the boy a lump of sugar 'Я дал мальчику
кусок сахару'. В пер-вом предложении ничего изменить нельзя: нельзя даже
переста-вить ударение, сказав How do you do?, или сделать паузу между
словами. И в отличие от прежних времен в наши дни не принято говорить How does
your father do? или How did you do? Правда, еще можно, сказав How do you do?
нескольким присутствующим, изменить ударение и произнести And how do you
do, little Mary? Но фактически How do you do? нужно считать застывшей форму-лой.
То же относится и к Good morning!, Thank you, Beg your pardon и другим
выражениям подобного рода. Разумеется, такую формулу можно подвергнуть анализу и
показать, что она состоит из нескольких слов; но она воспринимается и трактуется
как целое, значение которого может быть совершенно отличным от значений
составляющих его слов, взятых в отдельности. Beg your pardon,- например, часто
означает 'Пожалуйста, повторите, что Вы сказали; я не совсем расслышал'; How do
you do? теперь уже не являет-ся вопросом, требующим ответа, и т. д.
Легко заметить, что предложение I gave the boy a lump of sugar имеет иной
характер. В нем можно выделить ударением любое из полнозначных слов, сделать
паузу, например после boy, заменить местоимение I местоимением he или she, а
глагол gave - глаголом lent или вместо the boy поставить Tom и т. д. Можно
вставить в предложение слово never и произвести другие изме-нения. В то время
как при употреблении формул все дело в па-мяти и в воспроизведении усвоенного,
свободные выражения тре-буют умственной деятельности иного рода; говорящий
должен создавать их в каждом конкретном случае заново, включая в предложение
необходимые для этого случая слова. Полученное таким образом предложение может в
том или ином отношении совпадать с тем, что говорящий слышал или произносил
ранее; это не меняет сути дела. Важно то, что, создавая предложение, говорящий
опирается на определенный образец. Независимо от того, какие слова он подбирает,
он строит предложение по этому образцу. И даже без специальной подготовки в
области грамма-тики мы чувствуем, что предложения
John gave Mary the apple
' Джон дал Мери яблоко ',
My uncle lent the joiner five shillings
'Мой дядя одолжил столяру 5 шиллингов'
являются аналогичными, т. е. что они созданы по единому образцу. В обоих
случаях налицо один и тот же тип предложения. Слова, из которых состоят эти
предложения, различны, но тип один и тот же.
Как же возникают такие типы предложений в сознании гово-рящего? Маленький
ребенок не знает грамматических правил, согласно которым подлежащее занимает
первое место, а косвен-ное дополнение всегда стоит перед прямым; и все же без
подго-товки в области грамматики он извлекает из бесчисленного коли-чества
предложений, которые он слышал и усвоил, достаточно опре-деленное понятие об их
структуре и может построить подобное предложение сам. Разумеется, трудно или
невозможно охаракте-ризовать это понятие без таких терминов, как подлежащее,
глагол и т. п. Когда ребенок произносит правильное предложение, постро-енное по
определенному образцу, ни он, ни его слушатели не в состоянии определить,
является ли оно чем-то новым, созданным им самим, или же предложением, которое
он слышал прежде в точно таком же виде. Важно здесь только то, что ребенка
понимают и будут понимать впредь, если его предложение соответствует языковым
нормам того общества, в котором- он живет. Если бы это был ребенок француз, он
слышал бы бесконечное множество таких предложений как
Pierre donne une pomme à Jean
' Пьер дает яблоко Жану ',
Louise a donné sa poupée à sa soeur
'Луиза дала куклу своей сестре' и др.,
и в случае необходимости мог бы сказать что-нибудь вроде:
Il va donner un sou à се pauvre enfant
'Он собирается дать су этому бедному ребенку'.
Немецкий ребенок, соответственно, построил бы свое предло-жение по иному типу
- с dem и der вместо французского а и т. д. (Ср. ' Language ', гл. VII ).
Таким образом, свободные выражения можно определить как соединения языковых
единиц, созданные на данный случай по определенному образцу, который возник в
подсознании говоря-щего в результате того, что он слышал огромное количество
предложений, имеющих общие черты. Отсюда следует, что разли-чие между свободными
выражениями и формулами в ряде случаев улавливается трудно; его можно обнаружить
только при помощи тщательного анализа: для слушающего те и другие на первый
взгляд кажутся совершенно одинаковыми, и при этом формулы могут играть и
действительно играют большую роль в выработке моделей в сознании говорящих, тем
более что многие из них встречаются очень часто. Приведем еще несколько
примеров.
Чем является предложение Long live the King! 'Да здравст-вует король!' -
формулой или свободным выражением? Составить бесчисленное количество предложений
по этому образцу невоз-можно. Такие сочетания, как Late die the King! 'Да
продлится жизнь короля!' (букв. 'Да умрет король поздно!'), Soon come the train!
'Да прибудет скорее поезд!', не употребляются в наше время для выражения
желания. С другой стороны, можно сказать Long live the Queen! 'Да здравствует
королева!', или the Presi-dent 'президент', или Mr. Johnson. Иными словами, тип
предло-жения, в котором на первом месте стоит наречие, за ним следует глагол в
сослагательном наклонении и, наконец, подлежащее, а все вместе выражает желание,
совершенно вышел из употребле-ния как продуктивный образец. Выражения же,
которые еще упо-требляются, представляют собой пережитки этого типа. Таким
образом, предложение Long live the King! следует рассматривать так: оно состоит
из формулы Long live, в основе которой лежит мертвый тип, и любого подлежащего.
Поэтому мы находим здесь тип предложения, имеющий употребление, гораздо бо-лее
ограниченное в наше время, чем в ранние эпохи развития английского языка.
В статье Дж. Ройса по вопросам этики я нашел принцип, сформулированный
следующим образом: Loyal is that loyally does- 'Лоялен тот, кто поступает
лояльно'. Это предложение звучит не-естественно, поскольку автор построил его по
образцу пословицы Handsome is that handsome does 'Красив тот, кто красиво
посту-пает'; но он совершенно не считается с тем, что как бы оно ни
вос-принималось прежде, в момент его создания, теперь оно является фактически
лишь формулой, на что указывает употребление отно-сительного that без
определяемого слова и порядок слов.
Различие между формулами и свободными выражениями про-низывает все разделы
грамматики. В морфологии подобное разли-чие обнаруживается во флективных формах.
Форма множествен-ного числа eyen 'глаза' стала выходить из употребления в XVI
в.; теперь она мертва. Но когда-то не только это слово, но и тип, по которому
оно было образовано, являлись живыми элементами английского языка. Единственным
сохранившимся до наших дней случаем образования множественного числа путем
прибавления окончания -en к единственному числу является слово oxen 'волы'.
Теперь оно живет в качестве формулы, а его тип уже давно вымер.
В то же время shoen 'башмаки', fone 'враги', eyen 'глаза', kine 'коровы' были
вытеснены формами shoes, foes, eyes, cows, или, иначе говоря, множественное
число этих слов было переоформлено в соответствии с живым типом, который мы
находим в kings, lines, stones ('короли', 'ли-нии', 'камни') и др. Этот тип стал
сейчас настолько универсаль-ным, что ему следуют все новые слова: bicycles
'велосипеды', photos 'фотографии', kodaks 'фотоаппараты кодак', aeroplanes
'самолеты', hooligans 'хулиганы', ions 'ионы', stunts 'фокусы' и др. Когда
впервые было произнесено eyes вместо eyen, оно явилось аналогическим
образованием по типу слов, уже имевших окончание множественного числа -s. Теперь
же, когда ребенок в первый раз говорит eyes, невозможно решить, воспроизводит ли
он ранее слышанную форму множественного числа, или же, ус-воив форму
единственного числа eye, добавляет к ней окончание -s (фонетически [z]) в
соответствии с тем типом, который он вы-делил из множества подобных слов.
Результат в обоих случаях один и тот же. Если бы свободное сочетание языковых
элемен-тов, которое производит индивидуум, не совпадало в подавляю-щем
большинстве случаев с традиционной формой, то развитие языка испытывало бы
затруднения; нелегко было бы пользоваться языком, если бы говорящему приходилось
обременять свою память запоминанием каждого элемента в отдельности.
Как можно заметить, 'типом' в морфологии является то, что принято называть
правильными образованиями, неправильные же образования представляют собой
'формулы'.
В теории словообразования принято выделять продуктивные и непродуктивные
суффиксы. Примером продуктивного суффикса может служить суффикс -ness, поскольку
можно образовать такие- новые слова, как weariness 'усталость', closeness
'духота', perverseness 'упрямство' и т. д. Наоборот, суффикс -lock в составе
слова wedlock 'супружество' является непродуктивным, так же как и суффикс -th в
словах width 'ширина', breadth 'ширина', health 'здоровье'; попытка Раскина
создать слово illth по аналогии с wealth 'богатство' не имела успеха;
по-видимому, ни одного но-вого слова с таким суффиксом за несколько сот лет не
появилось. Это еще раз иллюстрирует сказанное выше: тип 'прилагательное + -ness'
все еще живет, в то время как wedlock и другие при-веденные выше слова с
суффиксом -th являются формулами ныне мертвого типа. Однако последний был живым,
когда образовалось слово width. В те отдаленные времена можно было прибавить это
окончание (тогда оно звучало приблизительно -iюu) к любому при-лагательному. С
течением времени это окончание свелось к звуку ю (th), и одновременно подвергся
изменению гласный первого слога. В результате суффикс перестал быть
продуктивным. По-этому человеку, не знающему исторической грамматики, невозможно
увидеть, что такие пары слов, как long : length, broad : breadth, wide : width,
deep : depth, whole : health, dear : dearth, представляют собой один и тот же
тип образования. Эти слова передавались из поколения в поколение как некие
единства, т. е. формулы. Когда же появлялась потребность в новом 'абстрактном
существитель-ном' (я пользуюсь здесь обычным термином для таких слов), то
обращались уже не к суффиксу -th, а к суффиксу -ness, присо-единение которого не
сопровождалось изменением прилагательного и поэтому не вызывало затруднений.
Те же соображения остаются в силе и для сложных слов. Возьмем три древних
сложных слова, включающих hūs 'дом', - hūsbōnde, hūsюing, hūswīf. Все они
образованы по обычному типу, характерному для древних сложных слов; те, кто
впервые создал эти слова, сообразовались с обычными правилами; таким образом,
первоначально эти слова представляли собой свободные выражения. Но, переходя из
поколения в поколение, они стали трактоваться как цельные, нечленимые слова и
поэтому подвер-глись обычным звуковым изменениям: долгий гласный ū сокра-тился;
[s] озвончилось перед звонкими звуками; [ю] после [s] пере-шло в [t]; [w] и [f]
исчезли, а гласные второго компонента редуцировались. В результате появились
современные формы hus-band 'муж', husting(s) 'трибуна', hussy 'женщина дурного
пове-дения' - фонетически [h A zb q nd, h A sti N z, h A zi]. Первоначальная
прочная связь со словом hūs постепенно ослабела, особенно после перехода долгого
и в дифтонг - house. Наряду с расхождением по форме появились не менее
значительные расхождения по значе-нию, так что никому, кроме лиц, занимающихся
этимологией, не придет в голову связывать слова husband, hustings или hussy со
Словом house. С точки зрения современной живой речи эти три- слова не являются
сложными; они стали, согласно терминологии, принятой здесь, формулами и
находятся в одном ряду с другими двусложными словами неясного или забытого
происхождения, та-кими, например, как sopha 'диван' или cousin 'кузен'.
Что касается слова huswif, то здесь обнаруживаются различ-ные степени
изоляции по отношению к словам house и wife 'жена'. Hussy [h A zi] в значении
'женщина дурного поведения' утратило всякую связь с обоими компонентами; однако
для устаревшего значения 'игольник' в старых словарях засвидетельствованы
раз-личные формы, в которых проявляются противоречивые тенденции: ср. huswife [h
A zwaif], hussif [h A zif], hussive. Кроме того, в значе-нии 'хозяйка дoма' мы
находим housewife, где форма обоих ком-понентов полностью сохранилась; но это,
по-видимому, срав-нительно недавнее новообразование; его не признавал, например,
еще Эльфинстон в 1765 г. Таким образом, тенденция пре-вратить древнее сложное
слово в формулу в большей или мень-шей степени встречает сопротивление со
стороны живого чувства языка, которое в некоторых значениях воспринимает это
сложное слово как свободное выражение; иначе говоря, люди продолжали соединять
два конкретных компонента, не думая о существовании формулы, которая более или
менее окаменела по звучанию и по значению. И это далеко не редкое явление: слово
grindstone в ка-честве формулы стало произноситься [grinst q n] с обычным
сокра-щением гласного в обоих компонентах; однако победила тенденция трактовать
grindstone как свободное сочетание, что нашло отра-жение в широко
распространенном произношении [graindstoun]; в слове waistcoat 'жилет'
появляется новое звучание [weistkout] вместо [wesk q t], характерного для
формулы; произношение слова fearful 'страшный' орфоэписты XVIII в. дают как
'ferful', но те-перь оно всегда произносится [fi q f(u)l]. Другие примеры
приве-дены в моей книге 'A Modern English Grammar'. I, 4. 34 и cл.
Нечто подобное можно увидеть и в словах, которые не являются сложными. В
среднеанглийский период мы находим краткие глас-ные у многих прилагательных в
сравнительной степени: deppre, grettre при deep 'глубокий', great (greet)
'великий'. Некоторые из этих форм сравнительной степени превратились в формулы и
как таковые были переданы последующим поколениям. В современном языке из
подобных форм встречаются только latter 'последний' и utter 'полный',
сохранившие краткие гласные в результате от-рыва от форм положительной степени
late и out и известного се-мантического обособления. Но другие формы
сравнительной степени были заново образованы как свободные сочетания - deeper,
greater, а также later и outer, которые гораздо ближе связаны с late и out, чем
latter и utter.
Сходные явления мы находим в области ударения. Разумеется, дети выучивают
ударение, так же, как они выучивают и звуки- каждого слова, так что и в этом
смысле произношение слова есть определенная формула. Однако в некоторых словах
возможно столкновение двух норм ударения, ибо слова как свободные выра-жения
могут иногда создаваться в момент речи. Как правило, при-лагательные на -able,
-ible имеют ударение на четвертом слоге от конца в силу ритмического принципа.
Согласно этому принципу, гласный, отделенный одним (слабым) слогом от
первоначального ударения, теперь всегда несет ударение: ср. 'despicable
'презрен-ный' (первоначально, как во французском языке, " despi'cable),
'comparable 'сравнимый', ?lamentable 'прискорбный', 'preferable
'предпочтительный' и др. У некоторых из этих слов в результате ритмического
принципа ударным оказывается тот же самый слог, что и у соответствующего
глагола: con'siderable 'значительный', 'violable 'нарушимый'. Но у других
прилагательных дело обстоит иначе. При свободном образовании, если бы говорящий
исходил из глагола и затем присоединял -able, акцентуация была бы иной:
прилагательное, соответствующее глаголу ac'cept, у Шекс-пира и у некоторых
других поэтов звучало 'acceptable; та же формула сохранилась и при чтении
молитвенника. Однако в других случаях слово перестроилось и стало звучать
ac'ceptable; refutable звучало ['refjut q bl], но теперь более обычным стало
[ri'fjut q bl]; 'respectable уступило место re'spectable; шекспировское и
спенсеровское 'detestable было заменено de'testable, которое находим у
Мильтона; в слове admirable 'превосходный' новому произношению [ q d'mair q
bl] не удалось вытеснить старое произношение [' x dmir q bl]; однако у огромного
большинства прилагательных полностью по-бедила аналогия или свободное
образование: a'greeable 'приятный', de'plorable 'плачевный', re'markable
'замечательный', irre'sistible 'неотразимый'. Аналогичная борьба наблюдается и у
слов с дру-гими окончаниями: 'confessor и con'fessor 'исповедник', ca'pitalist и
'capitalist 'капиталист', de'monstrative и 'demonstrative 'убеди-тельный' и др.
Иногда изменяется и значение слов: сво-бодное образование сохраняет не только
ударение, но и значение слова, от которого оно образовано, а формула занимает
более или менее обособленное положение (примеры см. в 'A Modern English
Grammar', гл. V). В британском произношении advertise-ment [ q d'v q ћtizm q nt]
'объявление' видна традиционная формула, в то время как американское
произношение [ "x dv q 'taizm q nt] или [' x dv q" taizm q nt] представляет
собой свободное образование от основы глагола.
Различие между формулами и свободными сочетаниями за-трагивает также и
порядок слов. Одного примера будет достаточно: пока some + thing является
свободным сочетанием двух элемен-тов, которые ощущаются как таковые, между ними
по общему правилу можно вставить другое прилагательное - some good thing. Однако
как только something становится застывшей формулой,- его уже нельзя расчленить,
и прилагательное должно следовать за ним: something good. Ср. также различие
между прежним They turned each to other и современным They turned to
each other 'Они повернулись друг к другу'.
Сращение некогда самостоятельных компонентов в формулу не всегда бывает
одинаково завершенным: если в случае breakfast это сращение проявляется и в
произношении [brekf q st] (при [breik, faћst]) и в формах he breakfasts,
breakfasted (ранее breaks fast, broke fast), то в случае take place оно не
доведено до такой сте-пени, но тем не менее это выражение тоже представляет
собой форму-лу со значением 'иметь место, случаться'; она ведет себя не так, как
глагол take с другим дополнением; другое дополнение при take может в некоторых
случаях быть поставлено на первое место (a book he took) или может стать
подлежащим в пассивной кон-струкции (the book was taken); но в отношении take
place ни то, ни другое невозможно.
Разумеется, нельзя отрицать и наличие сомнительных случаев: иногда трудно
сказать, имеем ли мы дело с формулой или нет; однако установлено, что различие
между формулами и свободными сочетаниями охватывает всю сферу языковой
деятельности. Фор-мулой может быть целое предложение или группа слов, одно слово
или часть слова, т. е. неважно, каков ее состав; важно, чтобы живым чувством
языка она воспринималась как нечто еди-ное, не членимое и не разложимое так, как
членятся и разлага-ются свободные сочетания. Тип, или образец, к которому
восходит формула, может исчезнуть из языка или еще существовать в языке; но тип,
по которому строится свободное сочетание, должен быть обязательно живым; поэтому
формулы могут быть как правиль-ными, так и неправильными, но свободные сочетания
всегда обна-руживают правильное образование.
Грамматические типы
Процесс возникновения грамматических типов, или образцов, в сознании
начинающих говорить детей поистине поразителен, и во многих случаях мы находим
любопытные примеры его влияния на историю языков. В немецком языке приставка
ge-, которая могла присоединяться сначала к любой форме глагола для выражения
закон-ченности действия, с течением времени стала связываться специально с
причастием прошедшего времени. В глаголе essen 'есть' (инф.) произошло, однако,
естественное слияние гласного приставки и начального гласного самого глагола и
таким образом возникла форма gessen; эта форма была воспринята как формула, и в
ней перестал выделяться тот префикс, который выделяется в формах getrunken
'выпитый', gegangen 'ушедший', gesehen 'виденный' и др.; затем в сочетаниях типа
Ich habe getrunken und gessen- 'Я попил и поел' gessen было воспринято как
неполная форма и дополнено приставкой ge- (ich habe getrunken und gegessen);
парал-лелизм был восстановлен.
Грамматические навыки могут, таким образом, привести к тому, что с
определенной точки зрения можно назвать избыточностью. Нечто подобное имеет
место во многих случаях употребления it. В современных языках перед сказуемым
всегда стоит подлежащее, а поэтому предложение без подлежащего воспринимается
как не-полное. В более ранние времена при таких глаголах, как лат. pluit 'идет
дождь', ningit 'идет снег' и др., никакого местоимения не требовалось (в
итальянском языке до сих пор сохранилось piove, nevica); однако по аналогии с
бесчисленными сочетаниями типа I come 'я прихожу', he comes 'он приходит' и др.
в английском языке было добавлено it, откуда it rains 'идет дождь', it snows
'идет снег' и др. и соответственно во французском, немецком, датском и других
языках - il pleut 'идет дождь', es regnet, del regner. Было правильно замечено,
что необходимость место-имения начали ощущать особенно тогда, когда стали
выражать различие между утверждением и вопросом с помощью порядка слов (er kommt
'он идет', kommt er? 'идет ли он?'). Точно таким же образом теперь можно
выразить различие между es regnet и regnet es?
Такие глаголы, как rain, snow, первоначально употреблялись без подлежащего.
Поскольку даже теперь очень трудно логически определить, что обозначает
подлежащее it и какое оно имеет зна-чение, многие ученые [5] рассматривают его
просто как грамматиче-ский прием, подводящий предложение под обычный тип. Бывают
и такие случаи, когда в предложении имеется реальное подлежа-щее, но мы
почему-то вводим местоимение it. Например, можно сказать То find one's way in
London is not easy 'Ориентироваться в Лондоне не легко'; однако считают более
удобным инфинитив сразу не вводить; но и в этом случае мы не начинаем с глагола
и не говорим Is not easy to find one's way in London, поскольку мы привыкли, что
предложения, начинающиеся с глагола, являются вопросительными. Мы говорим: It is
not easy и т. д. Точно так же можно сказать: That Newton was a great genius
cannot be denied 'Что Ньютон был великим гением, нельзя отрицать'. Однако, если
мы не хотим начинать с подчиненного предложения, приходится сказать It cannot be
denied that Newton was a great genius. В таких предложениях it является
представителем сле-дующего за ним инфинитива или придаточного предложения,
по-добно тому как в предложении Не is a great scoundrel, that hus-band of hers
'Он большой мерзавец, ее муж' he является пред-ставителем слов that husband of
hers. Ср. также разговорное- предложение It is perfectly wonderful the way in
which he remem-bers things 'Прямо удивительно, как он все помнит'. Было бы
неловко сказать She made that he had committed many offences appear clearly 'Она
показала ясно, что он совершил много про-ступков', где грамматические компоненты
были бы расположены гак, как это обычно бывает при сочетании make appear
'пока-зать' (She made his guilt appear clearly 'Она ясно показала его вину').
Эта неловкость устраняется постановкой it перед инфини - тивом : She made it
appear clearly that he had committed many offences.
Таким образом, получается, что многие правила употребления it обусловлены, с
одной стороны, стремлением говорящего соблю-дать определенные образцы построения
предложения, характерные для бесчисленного количества предложений с другими
подлежащими или дополнениями, а, с другой стороны, стремлением избежать
громоздких конструкций, которые могут привести иногда к непра-вильному пониманию
предложения.
Подобным же образом надо объяснить и правила употребления вспомогательного
глагола do в вопросительных предложениях. В целом для английского языка
характерна тенденция ставить подлежащее перед сказуемым; но ей противостоит
другая тенден-ция - выражать вопрос обратным порядком слов 'глагол -
подле-жащее', например в устарелом предложении Writes he? 'Пишет ли он?' ( ср .
нем . Schreibt er? и франц . Écrit-il?). Наряду с этим во многих вопросительных
предложениях встречается и такой поря-док слов: 'вспомогательный глагол -
подлежащее - глагол' (Can he write? 'Может ли он писать?', Will he write? 'Будет
ли он писать?', Has he written? 'Написал ли он?' и др.). В такой кон-струкции
полнозначный глагол стоит после подлежащего, как и в обычных утвердительных
предложениях. Создание компромиссных форм типа Does he write? 'Пишет ли он?'
дало возможность при-мирить две противоположные тенденции: с формальной точки
зре-ния глагол, хотя и неполнозначный, стоит перед подлежащим для выражения
вопроса, с другой стороны, подлежащее стоит перед смысловым глаголом.
Вспомогательный глагол, однако, не нужен, если подлежащим в предложении служит
вопросительное место-имение (Who writes?), поскольку оно, естественно, ставится
на пер-вое место, и, таким образом, предложение и без does соответ-ствует общему
образцу [6]
.-
Построение предложений
Предложение (если оставить в стороне готовые формулы) не возникает в сознании
говорящего сразу, а создается постепенно в процессе речи. Правда, это не всегда
бывает так наглядно, как в нижеследующем примере. Предположим, что я встретил
кого-нибудь и хочу рассказать ему что-то. Я начинаю разговор таким образом :
There I saw Tom Brown and Mrs. Hart and Miss Johnstone and Colonel Dutton...
'Там я видел Тома Брауна, и миссис Харт, и мисс Джонстон, и полковника
Даттона...' Начиная перечисление, я еще не решил, скольких лиц я упомяну и в
каком порядке назову их. Поэтому в каждом случае мне приходится употреб-лять
союз 'и'. Если же, с другой стороны, приступая к рассказу, я знаю точно, кого
упомяну, я употреблю and только перед по-следним именем и опущу его в остальных
случаях. Кроме того, здесь есть и другое различие: в первом случае (There I saw
Tom Brown, and Mrs. Hart, and Miss Johnstone, and Colonel Dutton) я произношу
каждое имя с понижением тона, как будто собираюсь закончить предложение, а во
втором случае (There I saw Tom Brown, Mis. Hart, Miss Johnstone, and Colonel
Dutton) все имена, кроме последнего, произносится с повышением тона. Ясно, что
вторая конструкция, предполагающая точный предварительный замысел предложения в
целом, более свойственна письменной речи, а первая - устной. Однако и писатели
могут иногда прибегать к разговорному стилю в этом и в других случаях. Одним из
крупных мастеров разговорного стиля в английской литературе был Дефо, у
которого, в частности, находим: Our God made the whole world, and you, and I,
and all things 'Наш господь сотворил весь мир, и вас, и меня, и все (на земле)'
('Робинзон Крузо', 2. 178). Здесь на то, что предложение создается постепенно,
шаг за шагом, указывает и форма I вместо mе.
Исходя из этого, можно объяснить многие отступления от синтаксических правил,
например такие случаи, как Нее that rewards me, heaven reward him 'Тот, кто
вознаграждает меня, да вознаг-радит его небо' (Шекспир). Если писатель употребил
местоимение thou 'ты', он, несомненно, употребит и глагольную форму с
окон-чанием -st, если глагол стоит сразу после местоимения; в против-ном случае
он может забыть об этом и употребить глагольную форму, соответствующую
местоимению you, которое может всплыть в его уме подсознательно. Так , у
Шекспира : Thou stroakst me and made much of me (' Буря ', 1. 2.
333). Также и Байрон , обра - щаясь к Сулле : Thou, who didst subdue Thy
country's foes ere thou wouldst pause to feel The wrath of thy own
wrongs, or reap the due Of hoarded vengeance... thou who with thy frown
Annihi-lated senates... thou didst lay down (' Чайльд Гарольд ',
IV. 83). Такие переходы у Байрона встречаются нередко.-
Подобным же образом часто иссякает влияние союза if, тре-бующего
сослагательного наклонения, когда вдали от союза стоит второй глагол. Ср . у
Шекспира : If Hamlet from himseife be tane away, And when he's not
himselfe, do's wrong Laertes, Then Ham-let does it not (' Гамлет ', V. 2.
245); If he be a whoremonger, and comes before him, he were as
good go a mile on his errand (' Мера за меру ', III. 2. 37). Также у Раскина :
But if the mass of good things be inexhaustible, and there are
horses for everybody, - why is not every beggar on horseback? У миссис
Уорд : A woman may chat with whomsoever she likes, provided it be a time
of holiday, and she is not betraying her art [7] .
Каждый, кто будет внимательно вслушиваться в обычный раз-говор, найдет
многочисленные подтверждения тому, что говоря-щий строит предложение постепенно.
По мере построения пред-ложения он может изменить первоначальный план сообщения
своих мыслей; он может запнуться, прервать изложение и, наконец, построить
предложение совершенно иначе, чем оно было задумано ранее. В письменной речи (в
частности, в печати) это явление, называемое анаколуфом, встречается,
конечно, значи-тельно реже; но ученым известно, что оно встречается и здесь.
В качестве иллюстрации я позволю себе привести отрывок из шекспировского 'Короля
Лира' (IV. 3. 19 и сл.), который не тре-бует никаких комментариев. В самом
раннем издании кварто этот отрывок изложен так (в издании фолио вся сцена
опущена):
Patience and sorrow strove,
Who should expresse her goodliest [ . ] You have seene,
Sun shine and raine at once, her smiles and teares,
Were like a better way those happie smilets,
That playd on her ripe lip seeme[d] not to know,
What guests were in her eyes which parted thence,
As pearles from diamonds dropt [. ] In briefe,
Sorow would be a raritie most beloued,
If all could so become it [8] .
Некоторые издатели отказываются от попытки найти какой - либо смысл в строках
20-21, в то время как другие считают , что слова like a better way искажены , и
стараются исправить их самыми различными путями (Were link'd a better way, Were
like a better day, Were like a better May, Were like a wetter May, Were like an
April day, Were like a bridal day, Were like a better-ing day и т . п .;
подробнее см . в кембриджском издании ). Но никакого исправления не потребуется,
если обратить внимание на то, что это говорит придворный, привыкший к
жеманно-утончен-ному стилю выражения своих мыслей. В этих двух маленьких сценах
(действие III, сцена 1 и сцена, приведенная здесь) он не может говорить просто и
естественно; он постоянно ищет новых сравнений и получает большое удовольствие
от неожиданных слов и выражений. Поэтому я прочел бы этот отрывок следующим
образом, изменив лишь пунктуацию:
You have seen
Sunshine and rain at once; her smiles and teares
Were like -
'Вы видели сиянье солнца и дождь одновременно; ее улыбки и слезы были
подобны... '
(Произнося эти слова с повышением тона и с небольшой паузой после like, он
старается найти красивое сравнение, но не удовлет-ворен тем, что ему приходит на
ум, и говорит себе: 'Нет, я выра-жусь иначе'):
- a better way .
('Теперь я нашел лучший способ выразить то, что я видел на лице
Корделии'):
those happy smilets
That play'd on her ripe lip seem'd not to know
What guests were in her eyes [9] .
Основная задача этой главы - показать читателю, что язык не таков, каким он
нам представляется при одностороннем изучении его по словарям и обычным
грамматикам. Язык - это совокуп-ность навыков, привычных действий, а каждое
слово и каждое произнесенное предложение есть сложное действие со стороны
говорящего. Большая часть этих действий определяется тем, что говорящий сам
делал в подобных ситуациях, а последнее, в свою очередь, тем, что ему
приходилось неоднократно слышать от дру-гих. Но в каждом конкретном случае (если
не считать воспроиз-ведения обычных формул) говорящему приходится применять
язы-ковые навыки к данной ситуации, чтобы выразить то, что во всех подробностях
никогда до этого не выражалось. И поэтому он не может быть рабом этих навыков;
он должен приспосабливать их к изменяющимся потребностям. В результате могут
возникнуть новые навыки и привычки или, иначе говоря, новые грамматиче-ские
формы и новые правила их употребления. Грамматика, таким образом, становится
частью лингвистической психологии или пси-хологической лингвистики. Это, однако,
не единственный путь, по которому можно перестроить и пополнить грамматику, если
мы хотим освободить ее от педантизма и догматизма - обычных гре-хов многих
грамматистов. Это и составит содержание последую-щих глав.-
