'В человеческой речи разные звуки имеют разные значения'. Отсюда Леонард Блумфилд в своей известной книге 'Язык' (1933 г.) делает вывод, что 'изучать это соответствие определенных звуков определенным значениям и значит изучать язык'. Еще столетием раньше Вильгельм фон Гумбольдт учил, что 'существует очевидная связь между звуком и значением, которая, однако, в редких случаях поддаваясь точному объяснению, обычно остается неясной'. Проблема такой соотнесенности и связи всегда была кардинальной в уже немолодой науке о языке. Насколько этот факт был тем не менее временно предан забвению языковедами недавнего прошлого, показывает реакция на интерпретацию знака, и в частности языкового знака, как неразложимого единства означающего и означаемого у Фердинанда де Соссюра; этой интерпретации многократно воздавалась хвала за ее изумительную новизну, хотя давняя концепция вместе с терминологией была целиком перенесена из теории стоиков, существующей уже двадцать столетий. В учении стоиков знак ( s ē me î on ) рассматривался как сущность, образуемая отношением означающего ( s ē ma î non ) и означаемого ( s ē ma i n ó menon ). Первое определялось как 'воспринимаемое' ( aisth ē ton ), а второе - как 'понимаемое' ( no ē t ó n ) или, если выражаться более лингвистично, 'переводимое'. Кроме того, референция знака была четко отграничена от значения с помощью термина tynkh á non   ('схватываемое'). Исследования стоиков в области знакообозначения ( s ē mei ō sis ) были усвоены и получили дальнейшее развитие в трудах Августина; при этом использовались латинизированные термины, в частности signum (знак), который включал в себя и signans, и signatum . Между прочим, эта пара коррелятивных понятий и наименований была введена Соссюром лишь в середине его курса общей лингвистики, возможно, не без влияния 'Ноологии' X . Гомперца (1908 г.). Эта доктрина красной нитью про-ходит через средневековую философию языка с ее глубиной и разнообразием подходов. Двойственный характер и вытекающее из него, по терминологии Оккама, 'двойное познание' любого знака были глубоко усвоены научной мыслью средневековья.

Возможно, самым изобретательным и разносторонним из американских мыслителей был Чарлз Сандерс Пирс (1839 - 1914 гг.),- настолько великий, что ни в одном университете не нашлось для него места. Первая попытка классификации знаков была сделана Пирсом в его проницательной работе 'О новом списке категорий',
которая вышла в ' Proceedings of the American Academy of Arts and Sciences ' (1867 г.);   спустя   сорок   лет,    подводя    итоги 'изучения природы знаков, которому он посвятил свою жизнь', Пирс отмечал: 'Насколько мне известно, я являюсь пионером или, скорее, даже проводником в деле прояснения и обнаружения   того, что я называю семиотикой, т. е. в учении о сущности и основных видах знакообозначения; я считаю, что для первопроходца это поле деятельности слишком обширно, а работа слишком велика'. Пирс отчетливо сознавал несостоятельность общетеоретических предпосылок в исследованиях своих современников. Само название его науки о знаках восходит к античному s ē mei ō tik ē, Пирс ценил и широко использовал опыт античных и средневековых логиков, 'мыслителей высшего класса', сурово осуждая столь обычное 'варварское исступление' перед 'изумительной проницательностью схоластов'. В 1903 г. он выражал твердое убеждение в том, что если бы ранее 'учение о знаках' не было предано забвению и если бы оно было продолжено со всей силой ума и страсти, то к началу двадцатого столетия такие жизненно важные специальные науки, как, например, языкознание, уже находились бы 'наверняка в бо-лее развитом состоянии, чем то, которого они обещают достигнуть в самом лучшем случае к концу 1950-го года'.

С конца прошлого века необходимость подобной научной дис-циплины горячо отстаивал Соссюр. В свою очередь отталкиваясь от греков, он назвал ее семиологией и ожидал от этой отрасли знаний, что она прояснит сущность знаков и законы, управляю-щие ими. Он полагал, что лингвистика должна стать частью этой общей науки и что она определит, какие свойства выделяют язык в отдельную систему из общей совокупности 'семиологических фактов'. Было бы интересно выяснить, есть ли какая-нибудь генетическая связь между работами обоих ученых в области сравнительного исследования знаковых систем или же это простое совпадение.

Полувековая работа Пирса по созданию общих основ семиотики имеет эпохальное значение, и если бы работы Пирса не остались большей частью неопубликованными вплоть до тридцатых годов или если бы, по меньшей мере, его опубликованные работы были известны языковедам, они, несомненно, оказали бы ни с чем не сравнимое влияние на развитие лингвистической теории в мировом масштабе.

Пирс также проводит резкое различие между 'материальными качествами' - означающим любого знака и его 'непосредственной интерпретацией', т. е. означаемым. Знаки (или, по терминологии Пирса, репрезентамены ( representamina )) обнаруживают три основных вида знакообозначения, три различных 'репрезентативных свойства', которые основаны на разных взаимоотношениях между означающим и означаемым. Это различие позволяет Пирсу выделить три   основных типа знаков:

1) Действие иконического знака основано на фактическом подобии означающего и означаемого,   например рисунка какого-то животного и самого животного; первое заменяет второе 'просто потому, что оно на него похоже'.

2) Действие индекса основано на фактической, реально существующей смежности означающего и означаемого; 'с точки зрения психологии, действие индекса зависит от ассоциации по смежности', например, дым есть индекс огня, и подтвержденное пословицей знание того, что 'нет дыма без огня', позволяет человеку, интерпретирующему появление дыма, сделать заключение о наличии огня, безотносительно к тому, был или не был огонь зажжен на-меренно, чтобы привлечь чье-то внимание; то, что обнаружил Робинзон Крузо, было индексом: его означающим был отпечаток ноги на песке, а установленным по нему означаемым - присутствие на этом острове человека; по Пирсу, индексом является ускорение пульса как возможный симптом жара, и в этих случаях его семиотика фактически сливается с исследованием симптомов болезней в медицине, которое называют семиотикой, семиологией или симптоматологией.

3) Действие символа основано главным образом на установленной по соглашению, усвоенной смежности означающего и означаемого. Сущность этой связи 'состоит в том, что она является правилом', и не зависит от наличия или отсутствия какого-либо сходства или физической смежности. При интерпретации любого данного символа знание этого конвенционального правила обязательно, и знак получает действительную интерпретацию только потому и просто потому, что известно это правило. Первоначально слово 'символ' употреблялось в сходном смысле также Соссюром и его учениками, но позже он возражал против употребления этого термина, потому что в традиционном понимании последнего предполагается некоторая естественная связь между означающим и означаемым (например, весы как символ правосудия), <:> но за неимением лучшего мы вынуждены сохранить термин, введенный Пирсом.

Рассмотренные семиотические соображения вновь вызывают к жизни вопрос, который с проницательностью обсуждался в 'Кратиле', замечательном диалоге Платона: закрепляет ли язык форму за содержанием 'по естеству' ( ph ý sei ), как это утверждает главный герой диалога, или 'по соглашению' ( th é sei ), как это утверждается в контраргументах Гермогена. Примиряющий обе стороны Сократ склонен в диалоге Платона согласиться, что репрезентация через подобие преобладает над использованием произвольных знаков, но, несмотря на привлекательную силу подобия, он чувствует себя обязанным признать дополнительный фактор - условность, обычай, привычку.

Среди ученых, которые в своей трактовке этого вопроса следовали по стопам платоновского Гермогена, важное место принадлежит йельскому языковеду Дуайту Уитни (1827-1894 гг.), который выдвинул тезис о языке как об общественном учреждении. В фундаментальных трудах Уитни, относящихся к шестидесятым и семидесятым годам XIX века, язык определялся как система произвольных и условных знаков ( epit ý khonta и synth ê mata Платона). Это учение было заимствовано и развито Ф. де Соссюром и вошло в посмертное издание его 'Курса общей лингвистики' (1916 г.), осуществленное его учениками Ш. Балли и А.Сеше. Учитель провозглашает: 'В существенном моменте, как нам кажется, американский лингвист прав: язык - это соглашение; природа знака, о котором принимается соглашение, остается безразличной'. Произвольность выдвигается Соссюром в качестве первого из двух основных принципов, определяющих природу языкового знака: 'Связь, соединяющая означающее с означаемым, произвольна' [2] . В комментариях подчеркивается, что никто не опроверг этого принципа, но 'часто легче обнаружить истину, чем приписать ей должное место'.

Сформулированный принцип был главенствующим во всей науке о языке ( la langue в соссюровском смысле этого термина, т. е. языковой код); последствия его неисчислимы. В согласии с Балли и Сеше, А.Мейе и Ж.Вандриес также подчеркивали 'отсутствие связи между значением и звуком', и Блумфилд вторил тому же принципу: 'Языковые формы являются произвольными'.

Само собой разумеется, что согласие с соссюровской догмой произвольности языкового знака было далеко не единодушным. Так, Отто Есперсен отмечал (1916 г.), что роль произвольности в языке слишком преувеличена и что ни Уитни, ни Соссюру не удалось решить проблему взаимоотношения между звуком и значением. Отклики Ж.Дамуретта, Э.Пишона и Д.Л.Болинджера были озаглавлены одинаково: 'Знак не произволен' (' Le signe n ' est pas arbitraire '(1927 г.), ' The sign is not arbitrary ' (1949 г.)). Э. Бенвенист в своей весьма своевременной статье 'Природа языкового знака' (' Nature de signe linguistique ', 1939 г.) раскрыл тот решающий факт, что только для беспристрастного и стороннего наблюдателя связь между означающим и означаемым является чистой случайностью, в то время как для носителя данного языка эта связь превращается в необходимость. [3]

<:>Но существует ли эта естественная необходимость в силу одной только привычки? Действуют ли языковые знаки - поскольку они являются символами - 'только благодаря существующей привычке', связывающей их означаемое с означающим?

Одной из важнейших черт семиотической классификации Пирса является   тонкое осознание того, что различие трех основных классов знаков - это лишь различие в относительной иерархии. В основе разделения знаков на иконические знаки, индексы и символы лежит не наличие или отсутствие подобия или смежности между означающим и означаемым, равно как и не исключительно фактический или исключительно условный, привычный характер связи между двумя составляющими, а лишь преобладание одного из этих факторов над другими. Так, ученый говорит об 'иконических знаках, в которых сходство поддерживается конвенциональными правилами'; можно припомнить разные правила построения перспективы, которые зрителю нужно усвоить, чтобы воспринимать произведения несходных между собой направлений в живописи; в разных изобразительных кодах имеют разное значение раз-личия в величине фигур; в соответствии с традицией некоторых средневековых школ живописи злодеи, в отличие от других персонажей, последовательно изображались в профиль, а в древнеегипетском искусстве их изображали только анфас. Пирс заявляет, что 'было бы трудно, если не невозможно, привести пример абсолютно чистого индекса или пример знака, абсолютно лишенного свойства индекса'. Такой типичный индекс, как указующий перст, передает неодинаковое значение в различных культурах; например, у некоторых южноафриканских племен, показывая пальцем на какой-нибудь предмет, его таким образом проклинают. С другой стороны, 'в символ всегда включается своего рода индекс', и 'без индексов было бы невозможно обозначить, о чем человек говорит'.

Интерес Пирса к разным уровням взаимодействия трех выделенных функций во всех трех типах знаков и в особенности пристальное внимание к индексальным и иконическим компонентам языковых знаков непосредственно связаны с его тезисом, утверждающим, что 'самые совершенные из знаков' - те, в которых иконические, индексальные и символические признаки 'смешаны по возможности в равных отношениях'. Напротив, настойчивое под-черкивание условности языка Соссюром связано с его утверждением, что 'полностью произвольные знаки наиболее пригодны для обеспечения оптимального семиотического процесса'.

Индексальные элементы языка обсуждались в нашей работе 'Подвижные определители, глагольные катего