Русский интеллигент

А. Алешковский

Русский интеллигент - что мартышка из мультфильма: дай ему идею, и он ее подумает. Извилистый путь этой идеи будет вымощен благими намерениями. В российском зазеркалье, правда, свобода обернется или лагерями или беспределом, равенство - закрытыми кормушками или открытыми презентациями, а братство - если не геноцидом, то, на худой конец, пьяным мордобоем.

Наверное, поэтому ищут особую, «русскую» идею, - не иначе, чтобы она оборачивалась хотя бы Финистом - ясным соколом. Рыцари кухонного стола ищут ее столь же самоотверженно, как в эпоху короля Артура рыцари Круглого стола искали Святой Грааль.

На самом-то деле, ее уже несколько раз находили. Наиболее масштабной русской идеей оказалась коммунистическая, - по крайней мере, Бердяев написал: «На Западе очень плохо понимают, что Третий Интернационал есть не Интернационал, а русская национальная идея». К этой мысли он, кстати, пришел на Западе.

Следующей идеей оказалась демократическая. В августе 91-го казалось: наступила новая эра! Мы думали: какие у нас красивые лица! Мы думали: впереди у нас - только небо, только ветер и только радость! Настроение у нас было как у девочки из провинции, впервые сошедшей с поезда на Киевском вокзале.

Потом оказалось, что телячьи восторги - это наши проблемы, что там, откуда приехала девочка, живут другой жизнью. На месте слова «демократ» там впору ставить отточие, потому что пробы ставить уже негде.

Потом мы огляделись и увидели то же самое у себя под носом. На то, что свобода нас встретит радостно у входа, надеяться уже нельзя. У входа радостно встречает только швейцар. И то не всех. Оказалось, свобода - это товар. Дорогой и эксклюзивный. Анатолий Марченко, Владимир Буковский, Натан Щаранский и тысячи других покупали его в лагерях и в изгнании. Свобода любит партнеров, а не халявщиков.

Нас хватило на один раз - в девяносто первом. Дальше работать не хочется. Принято так: интеллигент подумает, народ сделает. И народ, вроде бы, сделает не так, как за него подумали. И надо будет снова искать очередную русскую идею. И искать того, кто нам ее даст. Десять заповедей - это слишком просто. Нам бы чего-нибудь помасштабнее и позагадочнее, - чтоб, косясь, посторонились другие народы и государства.