История химии

Д. Н. Трифонов

Товий Егорович Ловиц

     В 1768 г. немецкий астроном Георг Ловиц был приглашен в Петербург Академией наук. Ловица назначили руководителем Астраханской астрономической экспедицией для исследований на юго-востоке Европейской России. Экспедиция была рассчитана на несколько лет.

     Единственный сын Ловица - Тобиас - не отличался здоровьем, и отец взял его с собой, надеясь, что путешествие пойдет мальчику на пользу. В июне 1774 г. по пути в Петербург произошло трагическое событие: экспедиция столкнулась с разгромленными отступавшими отрядами Емельяна Пугачева... А.С. Пушкин писал в «Истории Пугачева»: «Пугачев бежал по берегу Волги. Тут он встретил астронома Ловица и спросил, что за человек. Услышав, что Ловиц наблюдал течение светил небесных, он велел его повесить поближе к звездам». Семнадцатилетний юноша чудом избежал гибели. Он испытал сильнейшее потрясение, от которого полностью не оправился.

     В Петербурге Тобиас оказался совершенно одиноким. На казенный счет его определили в Академическую гимназию. Там ему была уготована нелегкая жизнь. Хорошо разбираясь в математике, физике и астрономии (благодаря отцу), он, по существу, не имел гуманитарного образования и плохо владел русским языком.  В гимназии царили жестокие и грубые нравы. Время, проведенное в ней, стало для Тобиаса сплошным кошмаром. Из семи лет, отводившихся на обучение, он выдержал только два года.

     ...Ему почти исполнилось двадцать, однако он с трудом представлял свое будущее. В точности неизвестно, дал ли кто добрый совет, или решение пришло к нему самостоятельно, но в феврале 1777 г. он поступает учеником в Главную Петербургскую аптеку. Она была оснащена лучше, чем химическая лаборатория Академии наук, которая после смерти М.В. Ломоносова постепенно приходила в упадок.

     Так началось у Ловица увлечение химией. В аптечной библиотеке было много книг, содержавших различные химические сведения. Одержимость аптекарского ученика вызывала лишь удивление, а то и насмешки окружающих. В мае 1779 г. Тобиас становится помощником аптекаря, но это назначение лишь усилило травлю со стороны «сослуживцев».

     Следствием стало тяжелое заболевание. Мало кто надеялся на благоприятный исход. Однако Тобиас выжил. Он признавался потом: «Я пришел в себя и обрел рассудок... но почувствовал лишь всю меру своего бедствия.» У него не было ни семьи, ни преданных друзей, ни элементарных жизненных удобств. Он понял, что может спасти жизнь, лишь круто изменив ее течение. И Ловиц решает вернуться на родину, в Геттинген. Там у него проживал единственный близкий родственник - дядя по материнской линии. Да и те немногие люди, кто знал и помнил его отца.

     Он поступает в Геттингенский университет для изучения медицины - слишком дорогостоящего и длительного, чтобы его можно было довести до конца. Да и сам Тобиас понимает, что путь эскулапа - не его путь. Ему все чаще вспоминаются занятия в лаборатории Петербургской аптеки. Кроме того, отношения с дядей и его семьей не сложились.

     Ловиц полюбил путешествия. Поначалу это были небольшие прогулки, затем он стал предпринимать длительные экскурсии. Резко пошло на поправку здоровье - физическое и духовное . В 1782 г. он проходит более 200 миль по Германии, Франции, Швейцарии и Италии. Предпринимает восхождение на Бернский ледник в Альпах. И поднимается на Монблан. «Мое страстное желание побывать на самой высокой точке Европы было так велико, что я взобрался с величайшим трудом и опасностью на наивысший пик этой замечательной горы...» - писал Тобиас одному из петербургских знакомых.

     Все более бесперспективным становилось дальнейшее пребывание в Геттингене. Созревает решение возвратиться в Петербург. Он запрашивает руководство Академии и весной 1783 г. получает заверение, что может рассчитывать на прежнее место в аптеке.

     Майским утром 1784 г. Товий Егорович Ловиц (так будут его именовать на русский лад) приплывает в Петербург. Теперь он навсегда останется в России, окажется частицей ее истории.

     Злой рок продолжает витать над Ловицем. Удачно складывалась его семейная жизнь, но один за другим умирают четверо малолетних детей, а затем сходит в могилу и жена. Печальным был и его второй брак. В некрологе о Ловице напишут: «Его жизнь была омрачена тысячью печалей и дни его были сплетением страданий».Но там же содержались и такие слова: «Он не знал других радостей, кроме тех, которые доставляли ему его химические открытия».

     В лице Товия Ловица отечественное естествознание обрело самого крупного химика XVIII в., разностороннего в интересах и преуспевшего в достижениях. Однако нет ли преувеличения в подобном утверждении? Ведь именно М.В. Ломоносова считают основателем российской химии. Именно он создал первую Химическую лабораторию в нашем государстве и проводил в ней обширные исследования. Слов нет: по «гамбургскому счету» фигуры Ломоносова и Ловица несопоставимы. Что означала деятельность великого ученого-энциклопедиста для России, не нуждается в комментариях. Но если быть беспристрастным, не так-то просто назвать конкретные химические открытия, сделанные Ломоносовым; открытия, которым в хронологической летописи развития химии непременно нашлось бы место. Достижения же Ловица в этой хронологии заняли бы несколько очевидных позиций.  П.И. Вальден писал: «По оригинальности своих научных работ, по образцовому экспериментальному выполнению их и по научному значению добытых им новых данных Т. Ловиц должен быть признан наилучшим химиком-экспериментатором XVIII века в России. Его работы в равной мере касаются аналитической, физической и органической химии. «И, - добавит Валъден, - если бы России XVIII века суждено было иметь... лишь еще одного химика, который соединил бы дальновидные планы Ломоносова-философа с терпеливой изобретательностью Ловица - экспериментатора, то химическая наука в России поднялась бы на одинаковый уровень с западноевропейской наукой.» За все время работы в Петербурге у Ловица почти не было помощников и учеников. Кроме, пожалуй, К. С. Кирхгофа, открывшего в 1811 г. первую каталитическую химическую реакцию.

     Достойно удивления, сколь много сделал Ловиц - неутомимый исследователь, в личной жизни которого одно трагическое событие следовало за другим, и все более заявляли о себе недомогания; поистине одержимый исследователь - блестящий химик-самоучка, по существу не получивший образования.

     С точностью до дня (5 июня 1785 г.) датируется обнаружение им адсорбции (поглощения) из растворов веществ древесным углем. «Оно [это открытие] одно сделало бы Ловица бессмертным», - напишет потом его биограф А.И. Шерер. Это был первый шаг к созданию в будущем важнейшей научной дисциплины - физико-химии поверхностных явлений. Ловиц применял древесный уголь для очистки самых различных продуктов (лекарств, питьевой воды, хлебной водки, меда и других сахаристых веществ, селитры и т.п.). Практический эффект был настолько велик, что имя автора открытия стало широко известно за рубежом, а Петербургская академия наук в 1787 г. избрала Ловица членом-корреспондентом (действительным членом он стал в 1793 г.). Одним из первых в мире Ловиц стал систематически исследовать процессы кристаллизации; его можно считать основоположником изучения механизма образования кристаллов из растворов. Ввел в обиход понятия «пересыщение» и «переохлаждение». Выделил в кристаллическом виде едкие щелочи, приготовил ледяную уксусную кислоту и, подействовав на нее хлором, наблюдал образование хлоруксусных кислот; наконец, получил безводный спирт («чистейший алкоголь»). Первым в России заинтересовался химией сахаров и установил различие медового и тростникового сахара.

     Как химик-аналитик Ловиц занимался анализом минералов и усовершенствовал методики качественного и количественного анализа (например, предложил способ качественного определения веществ по их кристаллической форме). Независимо от шотландских исследователей А. Кроуфорда и У. Крюикшенка открыл новый химический элемент стронций в тяжелом шпате. Ничего не зная об открытии французским аналитиком Л. Вокленом хрома, Ловиц почти одновременно с ним выделил этот элемент из минерала крокоита. Начал заниматься химией титана и ниобия. Пожалуй, ученого можно было бы назвать первым на Руси специалистом в области химии редких элементов... Кроме того, он разработал новый метод анализа природных силикатов и кремнезема. Он опубликовал более 170 работ на русском, немецком, французском и латинском языках. Превосходный стиль изложения свидетельствует, что русский язык стал для него родным.

     Его творческая активность не ослабла и тогда, когда он в 1800 г. из-за серьезной травмы перестал владеть левой рукой. Ученый даже планировал осуществить подъем на воздушном шаре. Быть может и здесь одержимость позволила бы Ловицу достичь цели. Но 27 ноября 1804 г. он скончался от апоплексического удара. А было ему всего 47 лет.

     К сожалению, Ловицу были уготованы долгие годы забвения. Академия поручила Шереру подготовить к изданию его научное наследие. Тот ограничился написанием небольшой статьи. По вине Шерера оказались утеряны ценнейшие архивные документы. Имя Ловица стало все реже встречаться в литературе - отечественной и зарубежной. Очень немногие химики отдавали должное его достижениям. Только в середине 1950-х гг. отечественный историк химии Н.А. Фигуровский впервые собрал и прокомментировал все опубликованные труды ученого.

     Почему же вклад Ловица в химию не получил своевременной должной оценки?

     Работы А. Лавуазье (кислородная теория горения) и Дж. Дальтона (создание основ химической атомистики) способствовали в начале XIX в. стремительному прогрессу химии. Одно за другим следовали выдающиеся открытия; целая когорта талантливых европейских ученых вершила подлинную химическую революцию. И на этом феерическом фоне затерялись достижения исследователя из далекой и для многих загадочной России.

     В нашем же отечестве еще не сложились условия, чтобы значимость открытий Ловица могла быть должным образом понята и оценена. Профессионально занимались химией буквально единичные естество-испытатели; их имена теперь знакомы лишь дотошным историкам науки. По существу, систематические химические исследования начались в России в 1830-1840 гг., когда заявили о себе такие корифеи, как Г.И. Гесс, А.А. Воскресенский, Н.Н. Зинин.  В начале же столетия у Ловица просто не нашлось продолжателей его дела.

     На надгробном камне Ловица было высечено no-латыни: «Себе самому - мало, всем нам - много» (камень исчез куда-то уже в наши непутевые времена). Пожалуй, едва ли можно было подобрать более удачные слова памяти. Они словно эпиграф к бытию ученого, свидетельство того, что он достойно преодолел этот «миг, называемый жизнью».