11.02.08

Жуткий хаос - жестокий порядок

В течение всей истории Россию бросало в крайности, и главная причина тому - огромное социальное расслоение и отчуждение. Если их не преодолеть, то нас ждут новые революции

Источник: 'Эксперт' ?1(590), 31 декабря 2007., Автор: Александр Механик.

История предстает перед нами как ряд кризисов, между которыми существуют какие-то площадки эпохи равновесия:
Фернан Бродель

Если история циклична, как утверждает наука, то Россия тому идеальный пример. Периоды взлетов и падений, переключения от беспредельной вольности к беспредельному рабству и наоборот в российской истории очерчены ярче, чем где бы то ни было, амплитуда колебаний исторического маятника гораздо больше, и повторяются они с маятниковой же неумолимостью и точностью.

Последние пять столетий циклы российской истории во многом определялись промежуточными результатами постоянной гонки за Западом. Когда при Иване Грозном Россия завершила разгром последних крупных татарских ханств на востоке, она естественным образом повернула на Запад. Соответственно изменились идеологические доктрины. Именно при Иване Грозном возникла концепция 'Москва - третий Рим', а при Петре I окончательно утвердилась норманнская теория происхождения государства на Руси.

Целью погони для одних было экономическое и военное превосходство над Западом, для других - европейское качество жизни, гражданские и политические свободы. Причем никогда, ни в один из периодов эти цели не ставились одновременно. Более того, российская элита практически никогда не рассматривала качество жизни граждан и их свободы как собственные цели, пренебрегая ими во имя достижения экономического и военного могущества государства.

Всякий раз в истории, когда казалось, что цель близка, что мы вот-вот 'догоним и перегоним', следовал срыв, и все начиналось сначала. И в этом тоже проявлялась цикличность русской истории. Собственно говоря, мы сами живые свидетели очередного акта этой многовековой драмы. Во второй половине ХХ века СССР стал супердержавой и претендовал на достижение экономического и военного паритета с Америкой. И тут очередной крах.

До и после застоя
Различные периоды российской истории легко охарактеризовать с помощью таких понятий, как 'хаос' и 'порядок' (далее будем употреблять их как имена собственные). Под Хаосом мы понимаем периоды революций и радикальных реформ, в ходе которых происходят массовые общественные волнения, нарушается и разрушается действующий порядок вещей, устраняется старая элита и формируется новая, подвергается существенной реконструкции или даже разрушению государственный аппарат, а в крайних случаях возникает угроза самому существованию государства. Порядок - это периоды устойчивого существования государственной власти, которые могут принимать формы застоя, а могут выливаться в государственный террор, который не вызывает активного сопротивления граждан и призван уничтожить всякое напоминание о преодоленном Хаосе.

Для времени революционных потрясений обычно характерно расширение свободы и децентрализация государственной власти, а для послереволюционного времени - ограничение свобод, централизация и бюрократизация. Следует заметить, что мы не вкладываем в понятия 'хаос' и 'порядок' ни позитивной, ни негативной оценки, а рассматриваем их только как характеристики состояния общества в различные периоды.

На нашем графике переходов от Хаоса к Порядку в российской истории большему Хаосу, по аналогии с понятием энтропии, используемым в физике и информатике, присвоены численно большие значения, чем малому Хаосу или любому Порядку. Ведь, как писал классик математической логики Чарльз Пирс, 'энтропия возрастает, когда свобода выбора увеличивается, но уменьшается, когда свобода выбора и неопределенность ограниченны'.

В качестве опорных точек графика взяты периоды революционных потрясений, то есть максимального Хаоса. Такие, например, как Октябрьская революция или Смута. Заметим, что события начала последнего десятилетия прошедшего века - распад СССР - большинство современных историков и политологов также относят к революциям.

Между этими событиями на оси российской истории легко выделить периоды радикальных реформ, которые, оставляя в неприкосновенности государственные институты, приводили к существенным потрясениям в жизни граждан и, соответственно, к Хаосу, однако не столь существенному, как во времена революций. Характерные примеры - освобождение крестьян в 1861 году или реформирование патриархом Никоном православной церкви, которое началось в 1653 году с установления троеперстия.

Революционным потрясениям предшествуют обычно запоздалые реформы, которые, по замыслу реформаторов, должны предотвратить надвигающиеся потрясения, но только подталкивают начало революционных процессов. Перед революцией 1917 года это были столыпинские реформы, перед восстанием декабристов 1825 года - реформы Сперанского.

Периоды так называемого Порядка обычно следуют непосредственно за революционными потрясениями, за максимальным Хаосом. В XX веке это, конечно, эпоха правления Сталина с пиком в 1937 году. В XIX веке - царствование Николая I, кульминационным моментом которого можно считать участие русских войск в подавлении венгерской революции 1848 года.

После радикальных, но не революционных реформ следовал застой, который так же, как и предшествующие реформы, носил значительно более умеренный характер, чем послереволюционный Порядок. Такими, например, были брежневский застой, пиком которого был XXV съезд КПСС в 1971 году, и царствование Александра III, начавшееся в 1881 году и ознаменованное отказом от многих предшествующих либеральных завоеваний.

Циклы большие и малые
На нашем графике хорошо заметно наличие больших и малых циклов в российской истории. Как видим, большие циклы - от революции до революции - укладываются довольно точно в одно столетие. Малым циклам - от реформы до застоя и обратно - хватает 30−50 лет.

Существенное воздействие на внутрироссийские события оказывали внешние факторы, выливавшиеся в многочисленные войны. Роль самых крупных из них, таких, например, как Отечественная война 1812 года и Первая мировая война 1914−1918 годов, в провоцировании российских революций и, соответственно, Хаоса неоспорима. А вот Вторая мировая война сыграла скорее роль стабилизатора сталинского режима. Победа Советского Союза дала определенное оправдание ужасам индустриализации и коллективизации, а потери в войне заслонили потери от предвоенного террора.

Такая продолжительность исторических циклов и последовательность эпох не случайна. Потребность в радикальных переменах и революциях возникает в обществе под воздействием социально-экономических факторов, а реализуется в моменты его психологической готовности к таким переменам. Отцы совершают революции, а затем, отягощенные ее ужасным опытом, настраивают своих детей против революционных потрясений. Внуки еще боятся революционного хаоса, но уже желают радикальных реформ. А дети внуков, в свою очередь, совсем забывают об ужасах революции, проникнуты ее романтикой, недовольны нерешительностью своих дедов и готовы к новым революциям.

Безусловно, политические циклы связаны с экономикой. Поскольку мы рассматриваем очень длительный исторический период, в качестве индикатора экономического развития взята текстильная промышленность - отрасль, которая существовала все это время и к тому же характеризует состояние именно экономической самодеятельности граждан, а не государственных усилий, как, например, в оборонке. Из многочисленных данных, приведенных в 'Истории отечественной текстильной промышленности' (Конотопов М. В., Котова А. А. и др.), можно сделать вывод, что каждый шаг по ликвидации монополий и казенной регламентации, по освобождению крестьян от крепостной, а затем общинной зависимости способствовал резкому росту текстильного производства.

Если же обратиться к нашему графику, то периоды максимального роста экономики совпадают с периодами большого и малого Порядков, что тоже понятно. После большого Хаоса сам факт стабилизации во время большого Порядка способствует экономическому росту. А при малом Порядке субъекты экономики пользуются результатами реформ, проведенных при малом Хаосе, - большей экономической свободой в условиях относительной стабильности, что тоже благоприятно для экономики.

Примеры такого экономического прогресса хорошо видны при Александре III и при Брежневе: массовое промышленное и транспортное строительство, существенное повышение жизненного уровня населения. Не случайно именно эти периоды малого Порядка запомнились большинству современников как времена наибольшего житейского благополучия. Притом что политический климат и в том и в другом случаях был подморожен.

Расколотая нация
История, конечно, не физика, ее закономерности учитывают влияние конкретных обстоятельств, социальных и экономических условий жизни. Но сценарий последних пяти веков российской истории выдерживался достаточно четко. Сталин в беседе с Эйзенштейном и Черкасовым сказал об Иване Грозном замечательную фразу, которая связала воедино события последних пяти веков: 'Недорубил Ванюша'. Сталин считал террор в отношении традиционной, косной элиты одним из двигателей исторического прогресса и в определенном смысле одним из инвариантов (неизменных факторов) российской истории.

Действительно, для всех периодов большого Порядка характерно ограничение гражданских свобод и усиление политических репрессий. Другая проблема - масштабы репрессий, размах которых в русской истории поражает воображение. И здесь мы переходим к другому инварианту русской истории - амплитуде исторических потрясений в каждом из циклов. Если бунт - то пугачевщина, если революция - то до полного взаимного уничтожения, если Порядок - то сталинский или по крайней мере николаевский. Размах этих колебаний не случаен. Он вызван глубочайшим расслоением, расколом российского общества, усугубленным культурным противостоянием, внесенным в него Петром I. И в этом главная предопределенность русской истории.

На всех этапах истории российская элита демонстрировала неспособность считаться с интересами остальных граждан, с их социальными и политическими запросами. Достаточно вспомнить сопротивление правящих классов России освобождению крестьян, их нежелание вносить в управление страной какие-либо элементы самоуправления и демократии. Бесконтрольность элиты вела к ее моральному, политическому и экономическому разложению. Брежневская геронтократия, распутинщина, аракчеевщина - эти понятия стали символами разложения элиты в эпохи, предшествовавшие периодам Хаоса.

Бесконтрольность и эгоизм элиты, в свою очередь, порождали такое отчуждение граждан от своего государства, которое регулярно ввергало страну в революционные потрясения. А в межреволюционные годы значительная часть российского общества демонстрировала отсутствие экономической и гражданской активности, желание отказаться от участия в общественной жизни, стремление вернуться к архаическим формам бытия. Главное, в чем этот отказ проявлялся, это в отчуждении значительной части граждан от собственности и от государства. А чужой собственности, чужого государства не жалко, как и чуждой элиты. Именно в этом причина размаха исторических потрясений в российской истории.

И если рассматривать наш график российской истории с этой точки зрения, то движение от Порядка к Хаосу и обратно можно представить как движение от общества отчуждения к революционному преодолению отчуждения и снова к отчуждению.

Вся русская история пронизана дискуссиями о соотношении государственных и частных интересов, о самодержавии и демократии, о способности российского общества воспринять демократические ценности и свободы, о гражданском обществе и роли государства. То есть в конечном счете о проблемах общества отчуждения. Начали эту дискуссию Грозный и Курбский, далее ее продолжили практически все известные политики и публицисты - как словом, так и делом. В периоды, которые мы назвали большим и малым Хаосом, казалось бы, побеждали сторонники большей или меньшей гражданской самодеятельности (так как вряд ли Екатерину II, Александра I и Александра II, Хрущева можно назвать настоящими сторонниками демократии), которые действовали обычно под влиянием отечественных или зарубежных идеологов, исповедовавших значительно более радикальные взгляды. Но эгоистическое сопротивление большинства элиты любым демократическим поползновениям правителей, а главное, отсутствие массовой и организованной поддержки этих начинаний постоянно приводили к их краху. Более того, если поддержка масс и возникала, то она вскоре странным образом принимала характер бунта, 'бессмысленного и беспощадного', что еще больше пугало элиту и отвращало ее от поддержки любых проявлений реформаторства.

Проблема социального отчуждения и его преодоления - ключевая проблема современного мира. В начале послесоветских реформ многим казалось, что простой переход от плановой экономики к рыночной решит ее: 'вначале рынок, потом демократия'. В качестве примера, как и во все прежние эпохи, приводился Запад. И тут требуется разъяснение. Дело в том, что в своей многовековой гонке Россия преследует не столько реальный Запад, сколько созданный ею образ, зачастую сильно идеализированный.

Конечно, материальной основой западной цивилизации была и остается рыночная экономика. Но вопреки устоявшимся в российском обществе представлениям успешное функционирование современной рыночной экономики основано на развитой социально-экономической инфраструктуре и социальной демократии. Несмотря на 'либеральные революции' 80−х годов, современный капитализм сохранил основные механизмы регулирования общественно-политической жизни, созданные для снятия отчуждения. Их эффективность в глобальном масштабе поставлена после 11 сентября под сомнение. В России такие механизмы только еще создаются.

Куда идем
На графике видно, что события последних десяти лет - распад Союза и реставрация капитализма - немного не укладываются в схему столетнего цикла. Если это революция, то произошла она лет на двадцать раньше, чем 'должна была'. Однако их можно интерпретировать и как завершение революционного процесса, начавшегося в 1917 году, и даже как завершение цикла реформ, начатых еще при Хрущеве, которые по ряду причин 'вошли в штопор' и вылились в революцию.

В последнем случае можно ожидать постоянных попыток реставрации, так как это означает, что революция 1991 года произошла в обществе, в котором большинство не готово к таким резким общественным преобразованиям. Если революция в самом деле 'забежала вперед', тогда наше будущее зависит от того, насколько завоевания этой революции соответствуют ментальности большинства нации. Спокойствие населения, отсутствие его внятной реакции на катастрофическое изменение образа жизни может означать в этом случае не приспособление, а накопление отрицательного потенциала. И тогда революция еще впереди. Нечто похожее произошло в Иране: 'белая революция' при последнем шахе, когда радикальные реформы, проведенные в стране, где большинство населения было к ним не готово, завершилась 'революцией мулл'. Последняя не смогла уничтожить результаты 'белой революции', но придала им совершенно другой персональный и идеологический вид.

Второй вариант (завершение революционного процесса) означает, что произошло радикальное изменение хода российской истории, ее временных циклов и внутренних механизмов, в том числе ментальности населения и социальной структуры общества. В этом случае можно сказать, что демократическая революция 1991 года подвела окончательный итог начатого в 1917 году пути, добавив к социальному равенству политическую и экономическую свободу. Внуки кухаркиных детей через три четверти века после начала революции успешно ее закончили. Завершение длительных революционных циклов обычно означает успокоение общества, принятие им итогов революционного периода и стабилизацию общественно-политического строя в стране. В этом случае в качестве аналогии можно рассматривать Францию в XIX веке, которая после почти века революционных потрясений, завершившегося Парижской коммуной, вошла в относительно спокойное русло. Эпоха революций во Франции завершилась.

И наконец, в первом случае речь идет просто о сокращении временных циклов - история побежала быстрее. Тогда в настоящий момент мы плавно перетекаем из стадии революционного Хаоса в стадию послереволюционного Порядка с характерным для него подмораживанием политических свобод. Именно так толкует большинство политологов современную политику в России. Но даже если это так, то вопрос заключается в амплитуде перехода от ельцинского Хаоса к путинскому Порядку. Одно дело, если речь идет о рационализации подхода к демократии, другое - если о чиновном произволе и полицейском зажиме. Поскольку амплитуда тут очень невелика, гораздо более вероятным видится первый вариант.

Соответственно, возможны и три варианта развития российской истории в обозримом будущем:

• балансирование на грани реставрации;
• изменение характера исторических циклов, их резкое сглаживание;
• очередной переход в состояние Порядка.