Он запомнил запах,
он запомнил взгляд;
он пойдет за мною
        даже если - в ад.
Где-то за горами кончилась война,
он не знает это; ищет он меня.

Сигарета гаснет
        на сыром песке,
он идет по следу,
        он поет в тоске,
он не станет плакать, друга хороня;
на рассвете этом он найдет меня.

Он идет за мною
        годы и века,
и одни над нами
        в небе облака,
и одна под нами пыльная земля;
он меня поймает, он найдет меня.

Через боль дается
        каждый новый шаг,
мне последним станет
        мшистый тот овраг;
он идет по лесу, вслух богов кляня,
тех, что заставляют преследовать меня.

В полночь дверь открою
        на чуть слышный стук;
он войдет, уронит
        верный меч из рук,
плащ промокший скинет, сядет у огня,
улыбнувшись, скажет: "Я искал тебя".

Обниму за плечи,
        постелю постель,
посмотрю, как бьется
        об окно метель.
Мне навстречу выйдет новая заря.
К вечеру догонит он опять меня.

                            Октябрь, 96


             *  *  *


Рано утром      ты выйдешь из дома,
и за мною пойдешь, наступая след в след,
догоняя на миг и теряя во мгле непрестанно.

Сколько встретишь росистых восходов
в овраге сыром,
сколько раз будешь падать без сил,
когда тени деревьев изломит червонный закат,
будешь видеть во снах
свет во окне,
теплый плед,
закипающий чайник;
наяву будешь видеть
лишь Синие Горы.

Если день не узнаешь,
если проспишь то заветное утро
или улицу спутаешь в предрассветном тумане,
я пройду легким шагом своею дорогой извечной.
И тогда наяву будет
свет твой в окне,
теплый плед,
закипающий чайник,
но тогда лишь во сне
ты увидишь те Синие Горы.

                              Август, 96

             *  *  *

А ты напишешь из дурдома
домой последнюю открытку,
каким-то людям незнакомым
ты улыбнешься злой улыбкой,
и под испуганные крики
ты разобьешь окно коленом,
и, спрыгнув с этажа шестого,
ты невредимым приземлишься.

И ты найдешь мою квартиру,
я удивлюсь, но не заплачу,
Любовь - слыхал? - идет по миру,
я для нее стилетик прячу.

Ты скажешь: "Удрал оттуда."
Я улыбнусь: "Мы все там будем."
И я вздохну: "Ждут люди чуда."
А ты ответишь: "Фигу людям."

Когда стемнеет, на разведку
ты улетишь летучей мышью,
но я спокойна, я-то знаю -
худые вести ходят сами,
а добрых неоткуда ждать.

И ты вернешься невредимым,
но удивленным и печальным,
да, все ужасно изменилось
с той ночи на речном причале.

Одно осталось неизменным:
на той пустынной автостраде,
на двадцать пятом километре,
еще поет о старшем брате
восточный ветер...

                      12 января, 97


             *  *  *

Где тот, кому стелила рядом?
Кому на даму пик гадала?
Кого по тени узнавала?
Единственная где отрада?

Кому на первый стук
дверь отворяла;
чьих ни на миг не отпускала
твердых рук...

Кого зимой ночами
вспоминала,
и за кого стояла
пред образами со свечами...

О ком молилась неустанно,
чтоб неудача миновала;
кого под ивой целовала
немыми теплыми губами...

С кем перед пламенем заката
молчала;
Кому пообещала
при расставании не плакать...

С кем над бегущею водой
туман вдыхала;
кому однажды стала
далекой призрачной звездой...

К нему идти - по Млечному Пути.
Ему письмо - из песен и снов.
Его ждать - не ложиться спать.
Ему женой - много зорь одной.

                      Сентябрь, 96


             *  *  *

- Мама, расскажи сказку, - просишь ты здесь.
И там - просишь о том же. Я расскажу одну на всех.

Мы ехали на Голубом Коне.
По-прежнему тревожно было мне.
По-прежнему я думала о дне
        Заката всех Закатов.
Мы ехали на Голубом Коне.

Мы ехали на черном "Шевроле".
Ты тосковал о проданном седле,
а конь скакал по облакам во мгле
        и звал тебя.
И пусто было на шоссе, бензин был на нуле.

Я ехала на Золотом Осле.
Такой один был в маленьком селе.
Его нам дал тот, кто ослеп,
        разглядывая звезды.
И ослик шел сквозь тьму, подобную золе.

Летели мы на Огненном Орле.
К нему привел нас ослик на заре.
Орел нас нес к своей горе,
        где тихо и светло,
где замерли деревья в серебре.

Мы шли пешком по ледяной траве,
и ледяные ветви жгли в костре.
Мы ночевали в брошенной норе,
        наверно, лисьей.
Мы дом нашли в холодном ноябре.

Ты что-то говорил во сне,
кому-то незнакомому, не мне.
Я кипятила воду на огне,
        ждала рассвет.

Мы ехали на Голубом Коне...

- Это не сказка, - догадываешься ты здесь.
Там - просто молчишь. Здесь я гашу ночник, там  -
задуваю свечу и спускаюсь в сарайчик поглядеть -
не нужно ли чего Голубому Коню.

                                          Июнь, 97
             *  *  *


   Черная Королева - Всаднику.

Не надо упрекать меня ни в чем -
нас было слишком мало.
Да ведь за каждым кирпичом
там чья-то жизнь стояла!

Не надо меня молча укорять -
я поступила так, как нужно.
Когда пришла минута выбирать -
я веру выбрала и дружбу.

Должно быть, так судьбе угодно,
чтоб это - с нами и теперь.
И как бы не было нам больно -
что остается? Верить и терпеть.

И чтоб ни колыхалось там в груди -
мы слишком мало значим.
Не надо, ради Бога, отойди.
Не надо видеть, как я плачу.

           Среда 18 Сентябрь 1996


             *  *  *

Странный бродяга шел мимо селенья,
        в час, когда в золоте плещется небо.
Он проходил безмолвною тенью,
        он не просил ни еды, ни ночлега.

Но та, что с рожденья плохая умом,
сказала чуть слышно: " Идемте в мой дом".

" Почти невесомы безумной слова,
но верит им ветер, и верит трава.
Тебя  пропустили болота и лес,
но той, что ты ищешь, не было здесь."

Он усмехнулся: "Ты солгала -
та, что ищу, здесь недавно была;
Мне ветер признался, созналась трава -
та, что ищу, была здесь вчера."

Шепот горячий струился сквозь ночь:
" Нам ли решать судьбу Королев?
Мы им  ничем не можем помочь,
путь их далек, и горек их хлеб.

Мы по-понятней, попроще живем.
Останься со мною, велик мне мой дом.
Ни мужа, ни брата - живу я одна.
Мой дом пахнет мятой, постель изо льна..."

В тоске отвернулся, "прощай" проронил...

Она улыбнулась: "Господь их храни..."

                              декабрь, 96


             *  *  *

Ты это небо видишь,
ты видишь этот снег,
ты так неровно  дышишь -
ах, этот вечный бег.
Желанная прохлада,
святая тишина.
И ты поверить рада,
но это все обман.

Ты видишь его руки,
ты слышишь его речь,
ты думаешь, что будешь
всю жизнь его беречь.
Быть может, то награда
за хмурые года?
И ты поверить рада,
но это все обман.

Ты вроде бы спокойна,
но все-таки жива,
и голубой травою
тревога проросла.
И ничего не надо
ни сердцу, ни в карман,
и ты поверить рада,
но это все обман...

                   13 января, 97


             *  *  *

Я знаю, ты слышал тот шепот в ночи.
Иди.
        Ко мне.
И что б  ты не видел - смотри и молчи.
Иди
        ко мне
сквозь лес, переполненный тихою мглой,
иди
        ко мне
затем, чтоб надолго остаться со мной.
Иди
        ко мне.
Я слышала голос твой,  видела взгляд твой и помню твои шаги.
Где в метель и в зной цветет зверобой - там ждут тебя вечно. Иди.
        Ко мне.

В придорожной траве не укрыться от ветра.
Иди
        со мной.
И от мудрой реки не дождаться ответа.
Иди
        со мной.
В разбитый кувшин не налить молока.
Иди
        со мной.
К плечу плечо и в руке - рука
иди
со мной.
Ты видел мой взгляд, слыхал голос мой и помнишь мои шаги.
Куда б мы ни шли - мы идем лишь домой. Ну, что же, мой светлый, беги!
        От меня.

                                        Август, 97

Обратно