Андрей Белый. Из романа 'Котик Летаев'
(Пг., 1922)
Глава четвертая. Ощупи космосов
Помпул
Христофор Христофорович Помпул - был совсем как... буфет, хоть и жил он вне мира, за нашей глухою стеною, он все же в 'мир' хаживал.
Если бы хорошенько приплюснуть наш столовый желтый буфет, то середина буфета бы вспучилась; было бы - набухание; было бы - круглотное брюхо буфета: в никуда и ничто; были бы уши рвущие грохоты посудных осколков в буфете; и был бы он - Помпулом.
Говорилось у нас: собирает все какие-то данные Помпул; за стати-стическим данным бросается в Лондон; и Лондон, я знал, есть ландо (ландо видели мы на Арбате). И Христофор Христофорович Помпул в моем представлении целый день гнался в Лондоне за статистическим данным; то есть: целый он день, проезжая в ландо (его все-то обыскивал он) - с двумя желтыми баками; и - во всем полосатом; полосатое - думал я - и есть образ жизни: по статистическим данным.
По ночам же он, наперекор всему, - заводился у нас за стеною: вне мира... -
- я впоследствии знал его комнату; я впоследствии понимал: заводился он среди очень громких предметов, безалаберно там возился; и вытаскивал переплетенные томы - огромнейшей библиотеки; погромыхивал, колотясь ими в полки, в столе книжной пыли; мне казалося: кто-то там заживал; слышалось наступление дубостопного шага; из-за стены - в коридоре; чуялась: неотделенность стеною от шага; и стало быть: появле-ние Помпула у постельки; и - с толстым томом в руке; думал я: вот идет теперь Помпул: -
- и глухо бубукали звуки - из
мировой пустоты: выбивал Помпул пыль; и от этого дубостопный буфет начинал будоражиться.
Ломает пролетки
Мы однажды весной шли гулять: было страшно. Над нами з слезал тихолазный толстяк -
- "Беда: это - Помпул".
Христофор Христофорович переламывал оси пролеток: подстережет он извозчика и бросается на него - прямо в Лондон: ось - лопнет; извозчик - ругается; я, увидевши Помпула, сзади стучащего желтой палкой, все-то думаю о извозчике Прохоре - о лихаче; мне хочется выбежать: перед Помпулом хлопнуть дверью; и - раскричаться на улице:
- "Беда...
- Помпул сходит...
- Спасайтесь, извозчики!.."
Извозчики от него - врассыпную, бывало; где проходит по улице Христофор Христофорович, стуча желтой палкой о тумбы, - там пусто: ни одной пролетки уж нет; а за углами их - кучи; они ожидают; желтокосмый там Помпул пройдет; с грохотом после этого они вкатятся снова на белые крепкие камни.
- "С нами, барин!"
- "Пожалуйте"...
Выкинется, бывало, пролетка из-за угла, невзначай; и уже несется она в глубину Арбата - от Помпула.
Христофор Христофорович это знал; и, притаившись на корточках за стеной переулка, - пыхтел он ужасно; и отирал себе пот с крепкокостого лба полосатым платком; и вот - едет пролеточка: Помпул, уже увидев ее, задрожит; и подкрадется на карачках к углу перекрестка, чтоб прыгнуть в нее невероятно огромным прыжком: полосатым своим животом; и тогда-то вот, на переломленной оси, катается в "Лондоне" Помпул; и собирает в нем "данные".
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
- "Да - вот, знаете: Христофор Христофорович-то - ломает пролетки..." -
- доканчивал папа свою небылицу (смутно помнится это), лукаво смеясь и блистая очками; я - верю; а мама - рассердится: небылицы не любит она. Папа скажет ей:
- "Врать ты мне не мешай: а не любо - не слушай..."
<:>
Дом Косякова
Впечатления - записи Вечности.
Если б я мог связать воедино в то время мои представленья о мире, то получилась бы космогония.
Вот она: -
- Дом Косякова, мой папа и все, что ни есть, Львы Толстые
- мне кажутся вечными: -
- все, крутясь, пролетает во мгле,
но не дом Косякова -
- до Арарата
он встал из трепещущих хлябей; кусочек Арбата - за ним.
Папа мой переезжает немедленно: в номер одиннадцать; что-то там образует и пишет; между тем: образуются облака, образуются тротуары, мостят мостовую; с дальней крыши пожарные Пречистенской части по-дымают огромное солнце; и законами пучинного пульса с Дорогомилова пристает к нам Ковчег; и из него, из Ковчега, -
- с грохотом выгружается:
Помпул; и - что бы ни было; Помпула тащит дворник, Антон, в номер десять, в квартиру, соседнюю с нами; и она же есть - мировое ничто; и бубукает Помпул; имировое ничто обставляет бубуками он; в него с лестницы ведет дверь: золотая дощечка на ней: 'Христофор Христофорович Помпул'; дощечка глядит, точно память о времени До-потопного бытия, откуда втащили к нам Помпула... -
- папа мгновен-но по этому поводу покупает: дубостопный буфет; Помпул бьется к нам в стену: буфет громыхает посудой...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А по Арбату уже: -
- в серой войлочной шляпе и в валенках пробегает
в Хамовники... Лев Толстой; и там раздробляется он в "толстовство" законами пучинного пульса; и о толстовцах мы слышим; "толстовцы" бывают у нас; а смысл - колобродит: метаморфозами образов; метаморфоза проносится пылью по улицам; и возжигается: блеск объяснений над ней, потому что -
- в то самое время с чердака выпускается на зеленую крышу луна: струит блеск над блеском; и над фонарными огоньками несутся сияния; - и умножаются блески катимой луною; луна, описав дугу, падает -
- под тротуары: за парфюмерным магазином 'Везбардис'.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Папа все это создал, бац-бац - быстро хлопает дверь допотопного дома; и -
- папа мой с мировою историей многомысленно утекает из косяковского дома: -
- в Университет,
- в Совет,
- в Клуб! -
- Наполеоны, Людовики, Киро-Ксерксы и гунны пролет-ками громыхают за ним:
- "Со мной, барин".
И - угоняется смысл: на нем Помпул сидит, оповещая Арбат дребезжащей рессорой, что он видит данное: видит данное мне представленье о мире.
Оно - несколько фантастично: что делать.
Так я видел действительность.
<:>
