'Донские ведомости' 1919 ?92, 20 апр./3 мая, с.1

 

 

Большевистские воззвания, газеты и листовки, обильно разбросанные по станицам, усиленно ломают шапку перед 'трудовым' казачеством. 'Трудовому' казачеству они сулят привольную жизнь, золотые горы и медовые реки с кисельными берегами. 'Трудовое' же казачество старательно натравливают на офицеров и генералов - 'белопогонников', - на учителей, агрономов, инженеров, врачей, священников, на всех людей умственного труда - 'ученых', по простецкому выражению. К таким 'ученым' они причисляют и станичных атаманов с писарями. Все это, видите ли, белоручки, не трудовой народ. И все зло - в них, если они служат своими знаниями и своей работой казачеству, если стоят <на страже> казачьих прав и интересов.

Но если кто-нибудь из офицеров, примерно, перебежит в красную армию, то этот перебежчик сразу приобретает в большевистском стане иную оценку, он - вроде как бы 'трудовой' казак, ему - почет и власть, его осыпают керенками в таком количестве, какого нашим 'белоручкам и белопогонникам' и во сне не снилось.

Спрашивается: кого же из казачьей массы большевики причисляют к 'трудовому' казачеству, к 'товарищам'? Кому они так усердно, 'по-товарищески', подмигивают? Кого ублажают?

Может быть, тех казаков считают 'трудовыми', у которых руки в мозолях?

Как будто нет. Не очень благоволят большевики к тем хозяйственным казакам, у которых от работы кожа на руках прочнее доброй подошвы. У таких казаков обыкновенно есть пара-другая быков, есть лошади, овцы, двор хозяйственно обстроен, в исправности арбы, сбруя, хозяйственные орудия. И уже по одному тому, что они хозяйственно живут, в глазах большевиков они - 'кулаки', собственники, 'эксплуататоры', но отнюдь не тот 'трудовой' народ, на которого ведут свой расчет большевики.

'Трудовой' казак (или 'трудовой' крестьянин - это все равно), по-видимому, по большевистской прописи, должен быть человеком бездомным, пролетарием, голяком. Среди казачества не очень густо было этих пролетариев. Но было. И едва ли у многих из них были мозолистые руки. В старое время, при самодержавии, эти пролетарии, или - по-хуторскому - 'перлетарии'*, шли целыми кавалками в стражники во внутренние губернии, искали легких хлебов на стороне, по ярмаркам, в городах, на пристанях. С прохладцей жили и дома, в станицах и хуторах.

Досуг свой - а его было у них много - разнообразили орлянкой или 'тремя листиками'. В последнее время из них вышли хорошие специалисты по изготовлению 'самогона', и на этом поприще они, действительно, проявили большую трудоспособность. Эта же среда в годы войны давала наибольшее количество шкурников и дезертиров, с непостижимым искусством умевших прикинуться больными, вечно странствовавших с этапа на этап, много раз обмундировывавшихся и торговавших казенным обмундированием. Этот расторопный люд и принял к сердцу посулы большевиков. Он же раньше всех перекинулся в красноармейские ряды. Оно и понятно: дома - ни кола ни двора, а тут керенки отмеряют чуть не аршинами. При удаче - полный простор для грабежа. Терять нечего, а нажить можно.

По-видимому, на такое именно казачество и вели расчет большевики. Ему и сулили беспечальное житье на счет буржуев, т.е. хозяйственных одностаничников и однохуторян. Расчеты не только оправдались - успех (временный, конечно) превзошел ожидания: посулам поверила простодушная, доверчивая казачья масса, и жестокие уроки, преподанные ей большевизмом, только ныне начинают отрезвлять ее от ядовитого дурмана, напущенного красными строителями новой жизни. Дорого обошлась эта наука. Но тем памятнее она должна быть, тем бережнее и осмотрительнее в будущем должно казачество относиться к вековым устоям того исторического уклада, который достался ему годами боевой страды и упорного труда.

К обозрению этих сторон казачьей жизни мы и перейдем в ближайшем будущем.

 

---------------