Манежная площадь. Старое здание Московского университета. Сюда пришел я студентом первого курса механико-математического факультета. Здесь впервые с головой окунулся в студенческую жизнь. Эта жизнь стала настоящей шоковой терапией для моего интеллекта. Как же сильно отличались мои однокурсники от тех школьных компаний, в которых я вращался до сих пор! Игорь Гирсанов, Володя Тихомиров, Яша Синай, Юля Радвогин, Леня Волевич уже прошли школу математических олимпиад, они уже знали основы высшей математики, они уже были психологически подготовлены как к сложнейшему процессу математического образования, так и к методам научного мышления.Они сразу же включились в научную студенческую жизнь, а лекции и семинары стали для них естественным продолжением и развитием школьного образования. Мне же сложный мир математических символов, пределов, пространств, в корне отличающийся от основ элементарной математики, так халтурно изучавшихся в школе, показался чем-то чуждым, непонятным и, тем самым, внутренне отторгаемым.

Я никогда не забуду, как на одной из первых лекций по математическому анализу профессор Лев Абрамович Тумаркин прочитал нам лемму о вложенных отрезках. Тогда я впервые столкнулся с понятием бесконечно-малых величин, с понятием предела. Ошеломленный услышанным, я засомневался в правильности избранного мною жизненного пути. Но, к счастью, через пару дней Лев Абрамович зашел к нам в группу и в задушевной беседе поведал, что неподготовленному молодому человеку очень трудно сразу же после школы вжиться в мир высшей математики, в ее сложную символику. К этому миру сначала необходимо привыкнуть, а понимание придет позже и, конечно, для этого необходимо приложить определенные усилия. Лев Абрамович привел даже пример какого-то академика, который завалил свою первую экзаменационную сессию. На всю жизнь запомнил я этот терапевтический сеанс профессора Тумаркина.

Может быть, именно после этой беседы я стал посещать необязательный и непонятный спецкурс профессора Делоне "Геометрия Лобачевского", как музыку слушать блестящие по форме лекции Александра Геннадиевича Куроша по высшей алгебре или остроумные лекции академика Павла Сергеевича Александрова по аналитической геометрии.Я тщательно записывал эти лекции, интуитивно ощущал их значимость, но ждал зимней экзаменационной сессии, чтобы тщательно разобраться в них. Надо мной не висел дамоклов меч школьного учителя, а пример математически эрудированных друзей только подавлял мое стремление к активному систематическому труду. Мне казалось, что их невозможно догнать, и я искал свой путь вхождения в активную университетскую жизнь.

1953 год стал переломным в моем отношении к математическим дисциплинам, к учебному процессу. Активная подготовка к первой университетской экзаменационной сессии привела к тому, что я впервые понял стройную архитектуру (почти в стиле классицизма) курса высшей алгебры А.Г.Куроша, точность и логику математического анализа, простоту построений аналитической геометрии. Высшая математика приобрела для меня стройные очертания. Я перестал бояться ее. Мне стало ясно, что упорным трудом можно в принципе одолеть все ее вершины. Однако, даже смутно я не мог еще себе представить не только область науки, которой я мог бы заняться в будущем, но и мою возможную роль в ее развитии. Все наши академики и профессора были какими-то недостижимыми для меня идеалами, знающими все и вся, умнейшими из умных, не только постигшими в совершенстве абстрактные проблемы высшей математики, но и умевшими их развивать, совершенствовать. В морально-этическом плане они казались мне безупречными. Каким же наивным я был тогда! Во многом мне пришлось в последствии разочароваться.

Было очень трудно сразу "врубиться" в строгость преподавания абстрактных областей математики, особенно на фоне некоторых студентов, сразу проявивших свои математические способности. Я даже решил, что если получу на экзамене удовлетворительно, то уйду с мех-мата. Но мне не повезло - экзамен я сдал успешно и пришлось "трубить" еще 5 лет.

Свою тягу к гуманитарным дисциплинам я реализовал в редактировании курсовой газеты.