Прощание

Безмолвие. Пустая полоса
Без облаков, над самым горизонтом.
Вечерний воздух гасит голоса,
Им листья отзываются со звоном.
На вышках не горят прожектора,
На соснах спать устроились вороны,
А в воздухе все меньше серебра
И стронций крон стал охрой приглушенной.
Цвет сумерек запорошил глаза,
Ложится на зрачок тончайшей сеткой,
И странно так услышать голоса
Людей за железнодорожной веткой.

....
В пустом окне - как поневоле
Неслышно теплится свеча.
От желтой вспышки память боли
Как капля воска, горяча.
И вспоминается зима,
Скрипучий сумрачный прохожий,
Своей структурою похожий
На деревянные дома,
На скрип тяжелых старых бревен,
Глухих фонарных сухарей,
И звук шагов его неровен,
Но оттого еще слышней.
Сухие ветры в поздний час
Застыли снегом в подворотне,
Но из нее как день субботний
Подспудно действуют на нас.

Пускай затянется прощанье.
Звезд полон мир, деревья спят;
Глаза отыщут, как вначале,
И отрешенно разглядят
/Слегка слезясь от снежной пыли/
Как быстро движутся ветра,
И медленно - автомобили,
Снег наметен на номера,

А после, утром, в час, покатый
Как освещенной горки склон,
Когда ветра, свернувшись, спят, и -
Воспринимаются как сон, -
Снег станет спекшийся и твердый,
И ноги сами поведут
Туда, где львы с печальной мордой
Немую память стерегут.

..........................

Брожу как тень.
Когда на первый лед
С неслышным хрустом
Падает крупа, я
Смотрю уже без грусти,
Как идет
Октябрь желтый,
Медленно ступая.
Мне хорошо,
И небо в облаках
Теперь совсем не кажется
Печальным,
Его качают
Сосны на руках
Движением привычным
И прощальным.

Брожу как тень -
По этим пустырям,
Давно простясь,
И оттого невидим.
Они меня
Не приберут к рукам;
Еще б могли,
Но я себя не выдам.
И вот брожу
Почти что налегке,
Меня в толпе
Уже не замечают:
Знакомый давний
С вечером в руке,
Сосед в дверях,
Кондуктора в трамваях...

А мне теперь все страшно,
Все едино,
И даже чем единей,
Тем страшней,
И хлопает пустая парусина
На сером небе осени моей.

Когда уже не можешь без опаски
сойти с ума -
Неверный сделать шаг,
Когда все ярче ощущаешь краски,
И больше ветра в стынущих ушах,

Когда о стекла начинают биться
С той стороны миры без рубежей -
Тут и поймешь, как дороги границы,
Идешь и бродишь - мимо гаражей,
По улицам, как бы знакомым с детства,
По булочным в подвалах, по краям
Зеркальных луж, где, чтобы не глядеться,
Пускаешь взгляд по бритым тополям, -
И смотришь, и не можешь насмотреться...

А ветер давит в рамы, по краям
В стекло - впусти - царапаются ветки,
Не выпущу. Пока еще я в клетке,
Здесь выдержит защита белых рам.

А как зима натянет рукавицы,
И руки проходящих во дворе
Забьются, словно маленькие птицы,
В карманы - гнезда, по такой поре
Всего вернее будет пробудиться,
Год проводить, и сгинуть в январе.

* * *

Вниз головой, как яблоко на ветке,
Я повисаю, если мне не спится.
Я на плече несу себя из клетки
И на ветвях качаюсь как синица.

Несу огонь, подвешиваю груши
Для урожая будущего лета -
Сырые травы делаются суше
От ног моих, от солнышка и света.

* * *

Будь краток. Пути не видно,
Пока не наметишь словом
Когда же одно растает,
Другое придет за первым.

В Суоми, где ловят рыбу
И кормятся лишь уловом,
Родятся лесные сказки
Под ветра гудящим нервом.

Ведь там даже рыба может
Поведать пять тыщ историй,
И если ты их услышишь,
То будут тебе наградой
Открытые настежь дали,
Где птицы срывают гроздья.

Оброненную уложат
На дно прохладного моря,
Чья пена шипит и дышит,
И принимает все, что...
Только ты сам не падай,
А будешь - так падай оземь,

И ветер тебя подхватит,
Тогда уж не бойся взлета
Но успокой дыханье
И плавай как в речке летом,

И ветер тебя поднимет
Аж на три минуты лета
И радостными кругами
Возьмется носить над лесом,

Пока его караваны
Свой дальний путь не наметят,
И гулкие барабаны
На зов его не ответят.

На посещение школы

Возврашение в школу похоже иссохшим кашлем
На когда 39 и стены, качаясь, лезут
С потолком сообща, безобразно сужаясь, на шлем;
Блок сознания вдавлен и вывернут бесполезно.

Шкуродер коридора, сужающийся до хруста
О саднящую кожу чужой как железо ткани,
Голой лампочкой бредит о том, что в пространстве пусто. -
Пустота отвечает за стенкою голосами,
До которых вот-вот. Полых лестниц пролеты гулки,
Голоса каждый раз задвигают себя за стены.
Как ни страшны их гулко зовущие закоулки,
Но сознанье толкает и требует перемены.

Наконец-то дверьми пустой коридор ощерен,
Белоснежные плоскости вторят друг другу звонко.
Пальцы входят знакомым движением в ручку двери -
Плоскость, плюнув, отходит, подвижная как картонка.
И тотчас навалилось забытое слово "парта",
Все в прохладной пыли, что есть бывшие пот и плесень.
Вон прилипший к стене грубоватый портрет Декарта,
Разъяренный, как слон, наступивший на горло песне.

Я уже не ее, от меня она не таится,
В голых клетках видны неприкрытые вакуоли,
Все плывет, все живет; у всего есть глаза и лица -
Боже, Боже, и это считалось родным до боли!
Ни предмета родного в живом по безлюдью доме,
Все чужое, с неясным /и бред один/ назначеньем,
Узнаваемо, факт, но теперь уже незнакомо,
Правда, слишком реально, чтоб быть простым наважденьем.

Сверху тоже эффект присутствия: равнодушно
Наблюдают еще не треснутые белила,
То есть бельма сущности, вырвавшейся наружу.
Это школа, твержу себе, значит, вот так это было...

Офелия

На родине, зол и краток,
Щегол, повторясь, поет
О том, что так жаль солдаток,
О том, что солдат умрет,

А здесь не тронуты воды
Краями их котелков.
Как слитки живой породы
Шныряет ничей улов.
Пустое тело опушки
Под маревом денным спит.
Могли разместиться пушки.
Чудесный батальный вид.

Олень закликает самку,
Закончив удачный бой.
Художник бы вставил в рамку,
Охотник - забрал с собой.

Но нет никого на свете,
Лишь только зверье, да я.
Я как-то спросила ветер,
А он говорит: нельзя.
А что, говорит он, люди -
Мне ведома эта новь,
Ведь снова житья не будет,
Лишь нечто, рваное в кровь.

И я соглашаюсь с ветром.
Я знаю, что ветер прав.
Бежит по тончайшим веткам,
По самым головкам трав
Отчаяный ветер воли.
Стократно он прав. Сама
Я помню так много боли,
Что легче сойти с ума.

Летящая стая уток
На крыльях несет покой.
Мне даже сдается, будто
Он связан со мной одной.
Что это во мне все птицы,
И рыбки снуют на дне,
Мир втиснут в мои границы,
И это вот тут, во мне
Деревья - смола и камедь -
Приют для всего зверья,
И там же гнездится память,
Пустая, как тень моя.

Финская сказка

Снежно-слепящая глыба
Стала закатом, и вот
Лунная облако-рыба
Прямо на солнце плывет.

След самолетный протянут
Лентою в гладких полях,
Следом тем движутся сани,
Кто-то кемарит в санях

В небе закатная дымка
Углями тихо горит.
Угли те старая финка
Палкой своей ворошит.

Снежная поступь упряжки
Смолкла, и сосны скрипят.
Кто-то хлебает из чашки,
Чем-то олени хрустят.

Жар загасив понемножку
Встанет волшебница-ночь,
Примется звездную крошку
В ступе небесной толочь.

По снегу длинные тени,
Лунные тени легли.
Там за упряжкой оленьей
Сани мелькают вдали,
Едут под тихое пенье,
Едут до края земли.

* * *
Переменчивый верх
Переменит свое положение,
Стоит только взглянуть
Чуть прицельней в конкретную сторону,
С изменением вех
Кверху крыльями плавают вороны,
Разве только по ним
Попытаться найти направление.

Человек, человек,
От дороги до дерева вычерчен
Только солнечный луч,
Да щербатая тень будет к вечеру
Станешь падать - нырнешь,
Захлебнешься,
А кто тебя вытащит -
Только крылья твои,
А без них тебе делать здесь нечего.

Да и сбиться легко,
Если все одинаково белое
По дрожащим полям
Солнце катится силою трения
И уйдет в молоко...
Впрочем, знаю, таким его делает
Круговое мое
Кружевное по-зимнему зрение

И опять же смотрю -
Вверх ногами висит мое дерево
Прикрепленное к небу
За тонкую грань, как черешневый
Золотой черенок,
От которого ветками веревы
Расторчались крахмально,
И их нитяные навершия.

Переменчивый вдох
То и дело сменяется выдохом,
Осыпая перо,
В ветку птица вцепляется пальцами
Снова следует выдох.
Сознанье цепляется.
Пауза.
Притяжение вверх.
Отрываюсь от дерева.
Падаю.

* * *

Если он улетит - останется звук крыла,
О натянутый ветер трущийся шорох перьев,
Да еще - стершийся добела
Разорванный ворох верев.

/ / /