Документ взят из кэша поисковой машины. Адрес оригинального документа : http://www.prof.msu.ru/publ/book3/3_5.htm
Дата изменения: Fri Jul 9 11:03:23 2004
Дата индексирования: Mon Oct 1 21:11:31 2012
Кодировка: Windows-1251

Поисковые слова: ассоциации звездные
Америка, которую нам не потерять

И. Ручинская
АЙРЕКС, г. Екатеринбург

Америка, которую нам не потерять

    Приступая к написанию этой статьи, я долгое время находилась в замешательстве: а что я, собственно говоря, хочу получить в результате моих литературных изысков - коллаж, эссе, путевые заметки? Так и не определившись с формой, я решила, что главное - это содержание, тем более, что ко времени написания собственной статьи, я была совершенно очарована аляскинскими приключениями Миры Бергельсон, мастерски описанными ею во втором выпуске "Профессионалов за сотрудничество"1. Решив, что таких вот "зарисовок с натуры", живых непосредственных впечатлений зачастую и не хватает среди общей массы, безусловно, важных и нужных, но выдержанных в лишенных эмоций тонах статей "Профессионалов...", я решила последовать заразительному примеру Миры и начала с воспоминаний о весьма необычном "старте" своей стажировки.
    Дело было в апреле, когда серокаменный Екатеринбург переживал раннюю и бурную весну, весьма соответствовавшую моему тогдашнему предстажировочному настроению. Я вернулась из кафе, где мои друзья провожали меня в "дальние края", примерно так же, как, наверное, в петровские времена друзья какого-нибудь молодого боярина Голицына, наставляя его "не ударить в грязь лицом".
    Моя мама и дочь, увидев меня на пороге, разом закричали: "А мы знаем, куда ты едешь! Только что звонили из Москвы!" Заинтригованная донельзя, я начала допрос с пристрастием - дело было в том, что многие из нас до последнего момента не знали места будущей стажировки, и мне не терпелось узнать, в какой же именно уголок благословленной американской земли занесет меня судьба (в образе АЙРЕКСа). Но тут в рядах моих домашних произошло легкое замешательство. "Вообще-то, - сказала моя мама, - ты будешь находиться в двух городах - Фултоне и Вашингтоне". Потом, подумав немного, она уже не так уверенно добавила: "Или Пултоне, я точно не запомнила". Памятуя о том, что Фултон и Вашингтон - это, возможно, единственные американские города, о которых моя мама когда-либо слышала, я стала расспрашивать свою девятилетнюю дочь. Она с уверенностью заявила, что Вашингтон - это вовсе даже и не город, а штат, где и находится этот Фултон-Пултон. Терзаемая смутными предчувствиями, основанными на довольно неплохом знании американской географии, я развернула карту США, пытаясь совместить Фултон и штат Вашингтон, и путем несложных вычислений обнаружила городок Пуллман на границе штатов Вашингтон и Айдахо. Посмотрев на масштаб карты, я быстро вычислила население этого Пуллмана - около 30 тысяч жителей, поняла, что судьба занесла меня в самую что ни на есть глухую американскую провинцию, и несказанно расстроилась. Дитя огромного мегаполиса, я просто не могла вообразить себе всех признаков американской цивилизации в месте, где, по моим понятиям, все жители должны знать друг друга в лицо.
    Самолет, который должен был доставить меня из Сиэтла, северо-западной части штата Вашингтон, в Пуллман, юго-восточную его часть, я, находясь на родине, с полным правом назвала бы "кукурузником". Вместе со стюардессой, которая сидела на откидном стульчике прямо перед нами и зачем-то говорила в микрофон, хотя не услышать ее на таком расстоянии было практически невозможно, нас в салоне было не более 20 человек. Впрочем, стюардессу все равно никто не слушал, самолет болтало как грушу в шейкере, а на заднем сиденье группа студентов, возвращавшихся в свою "alma mater" с каких-то соревнований, горланила (именно горланила - другого слова не подберу) развеселые студенческие песни.
    В крошечном аэропорту только меня одну встречали с цветами - алыми гвоздиками. Это моя "advisor", невероятная женщина Сьюзен Армитедж, решила сделать мне приятное: "Я знаю, все русские любят цветы. Когда я была у вас в России, я видела, что вы часто дарите друг другу гвоздики". Посмотрев на Сью, на букет, вдохнув полной грудью воздух Пуллмана, напоенный ароматом цветущей сирени, я поняла - я влюбилась в это чудное место окончательно и бесповоротно.
    На следующий день Сью повела меня знакомиться с кампусом, и все мои "доисторические" представления о том, что должно быть в маленьких американских городках и чего не должно быть, рассыпались в пух и прах. Вашингтонский государственный университет поразил меня строгой, почти готической красотой корпусов, многонациональностью и полиэтничностью студенческо-профессорского состава, профессионализмом вспомогательного персонала и, конечно, притчей во языцех - своей замечательной материальной базой, дававшей неограниченные возможности каждому, вступившему в братство "кугуаров". "Cougar" - великолепная американская кошка, которая, говорят, в изобилии водится в штате (самой, признаюсь, встречаться не приходилось), - эмблема университета, красовалась повсюду: на маечках, бейсболках, студенческих тетрадях, наших удостоверениях. Говорю "наших", потому что влиться в это замечательное "кугериное братство" оказалось легко и просто: 15 минут - и готово пластиковое удостоверение, полчаса - и вот у меня уже собственный электронный адрес и доступ к компьютеру. Может быть, мне элементарно везло - за мифически мизерную сумму я сняла четырехкомнатный дом на холме с лужайкой, гаражом и всеми атрибутами настоящей американской жизни в 15 минутах ходьбы от университета. Вашингтон недаром называют "вечнозеленым штатом" - Пуллман утопал в цвету, и мои ежедневные полчаса ходьбы до кампуса и обратно - через ручей, под мостом, потом по свежей зелени лужаек, среди прыгающих там и сям белок - казались мне, одичавшей в урбанистической пыли Екатеринбурга, чем-то почти нереальным, из другой жизни.
    Маргарет, моя любезная ленд-леди, покидавшая свой очаровательный домик на три месяца своей стажировки в Ирландии, долго и терпеливо показывала мне технические премудрости стиральной машины, автоматической мойки и пылесоса. Убедившись, что я справляюсь со всем без труда, посетовала, что пропустит бог знает сколько серий "Дерзких и красивых" (мыльной оперы, которая, отстав серий на 200, демонстрировалась и у нас), пожелала мне собрать хороший урожай клубники с ее грядки и позвонила своему милк-мену, чтобы отныне он носил не обезжиренное до последней жиринки молоко, а так называемое "full-milk", которое и будет пить "эта странная русская", никак не желавшая понять всю ценность обезжиренных продуктов. Я, было, поинтересовалась, где лежат ключи от дома. Наморщив лоб, Маргарет ответила, что она вообще-то дом не запирает (в Пуллмане их не запирают по причине практически полного отсутствия воров), но она обещает их поискать. Привычка ничего не запирать, признаюсь, сильно поразила меня в первые дни моего пуллманского пребывания. На мои настойчивые вопросы: "А что, вот так ничего и не случается?" - местные жители, так же как моя ленд-леди, морщили лбы и говорили, что, мол, вообще-то случается, но что-то они не припоминают, когда у кого-то что-нибудь воровали в последний раз. Сразу хотела бы оговориться, что столь благостное отношение к чужой собственности характерно не для всех американских городов, а преимущественно для таких вот маленьких спокойных мест, которые, на мой взгляд, и составляют истинную суть провинциальной Америки. В том же Спокене, всего в полутора часах езды от Пуллмана, я видела на некоторых улицах весьма неприятных субъектов, живо напомнивших мне персонажи Тарантино из "Криминального чтива". Кстати, дверь на ночь я потом все-таки запирала. Один мой знакомый резонно заметил: "У тебя ведь нет гарантии, что какой-нибудь серийный маньяк, проезжая через наш милый город, не забредет к тебе на огонек?" Гарантии у меня не было, и я решила, что "береженого бог бережет"...
    Кстати, о Боге...
    На мой взгляд, американцы не особенно религиозны, вернее, не особенно фанатичны в своей религиозности. Бог сопровождает жизнь американца от рождения до самой смерти, становясь, можно сказать, чем-то вроде доброго дядюшки. Если спросить сотню-другую американцев, верят ли они в Бога, то положительный ответ можно предсказать почти со стопроцентной уверенностью. Недаром единственный вопрос, который смутил бесстрашную и вооруженную передовым научным опытом астронавтку (ее убедительно сыграла Джоди Фостер) из "Контакта", был: "Верите ли Вы в Бога?" Это не мешает многим из них "отлынивать" от воскресных походов в церковь и, как показали недавние события, не мешает первым лицам в государстве врать своим согражданам, положив руку на Библию. В вере американцев в Господа, на мой взгляд, наиболее явно проявилось влияние позитивизма - философии, завоевавшей прочные позиции на американском континенте. Именно веротерпимость в значительной степени формирует лицо большинства религиозных конфессий США. Если бы я сравнивала атмосферу, царящую в американских церквах, то я бы сказала, что больше всего церкви США напоминают "клубы по интересам", где люди собираются, чтобы обсудить насущные вопросы, повидаться с друзьями, почувствовать себя частью "community". Ибо, говоря о знаменитом американском индивидуализме, часто забывают о том, что большинство индивидов объединено в большие и малые группы: клубы, ассоциации, братства, союзы... "Ты не один! Ты - часть нас всех!" - именно это служит толчком для объединения, именно это позволяет выжить в очень жестком и конкурентном обществе, предъявляющем высокие требования к тем, кто решил стать его частью.
    Вопрос о моей религиозной принадлежности был одним из первых, заданных мне моей ленд-леди. Услышав, что мне сложно определиться в этом вопросе, поскольку, благодаря своим бабушкам, католичке и православной, я была крещена сразу в две веры, а воспитывали меня родители-атеисты, Маргарет немедленно предложила мне посетить вместе с ней лютеранскую церковь: "Тебе там понравится, вот увидишь..."
    В церкви пахло кофе и булочками, на скамьях сидели чинные прихожане в возрасте от года и старше (некоторым было далеко за семьдесят), а проповедь читал священник-китаец с сильным азиатским акцентом. Лютеранин-китаец - это было слишком даже для моего космополитичного сознания. И я тихонько спросила Маргарет, давно ли он служит в приходе. Она, вздохнув, сказала, что он недавно прибыл из Тайваня и, наверное, будет переизбран. С переизбранием пастора была связана другая, не менее удивительная история.
    Обсуждение кандидатур проходило в доме одной из прихожанок, куда моя ленд-леди взяла и меня, сказав, что будет интересно. В доме собралось с десяток прихожанок в возрасте от 16 до 50 лет (мужчина был только один - бойфренд одной из участниц дискуссии), поедавших стейки и запивавших их пивом, что не мешало (а, может, и способствовало) жарким дебатам по вопросу - кто на свете всех милее? Кандидатуры (все мужчины) в количестве трех штук были разобраны в буквальном смысле "по косточкам", были обсуждены их внутренние достоинства и внешние данные (ибо священнику надлежит быть представительным мужчиной), но "к консенсусу" сторонам прийти не удалось. Наоборот, дискуссия затягивалась и грозила перейти "на личности". Дамы с жаром доказывали свою правоту и обвиняли друг друга в недостатке религиозной сознательности. Я сидела в стороне, потягивала пиво и тихо удивлялась тому, сколько сил и энергии эти милые и симпатичные леди тратят на обсуждение вопросов, относящихся, на мой взгляд, сугубо к компетенции церкви. Лишь спустя некоторое время, я поняла, что это и есть одно из проявлений знаменитого американского демократизма - в церкви нет и не может быть вопросов, в обсуждении которых не могут участвовать прихожане.
    Вообще, постижение чужой культуры "из первых рук" - это и есть, наверное, самый быстрый и надежный способ понять ее, проникнуться мыслями и интересами живой, дышащей массы, которая еще вчера была для тебя историей. Такое ощущение, что картинки из книг и фильмов внезапно ожили и ты становишься действующим лицом. Наверно, никогда не смогу простить чиновников "от науки", которые в советские времена считали, что рядовые ученые могут постигать чужую культуру и историю со страниц книг и словарей.
    Впрочем, постигнуть чужую культуру - это одно, а вот научиться относиться к ней с уважением - это совершенно другое. До сих пор вспоминаю чувство стыда, которое охватило меня при встрече с двумя соотечественниками в Филадельфии в 1995 году во время моей первой поездки в Штаты. Два молодых бизнесмена, из "новых", находящихся на бизнес-стажировке, очень громко и откровенно обсуждали некоторые "странности" хозяина дома, где их гостеприимно приютили. При этом хозяин, доставивший их в кафе на своей машине, сидел напротив своих гогочущих постояльцев, не ведая, что явился предметом их безудержного веселья. "Ты видел коллекцию его красных носков? Он мне вчера показывал! Вот умора! С жиру бесятся, буржуи!" Когда я попыталась урезонить основательно накачанных пивом "покорителей" Нового Света, пытаясь объяснить им, что нехорошо "плевать в колодец" и лезть в чужой монастырь со своим уставом, молодые люди были явно оскорблены: "Да ты че! Он же ниче по-нашему не понимает! Ты че за него заступаешься? Мы же просто... того... смеемся мы, в общем!" К сожалению, я видела не один и не два примера подобного национального чванства, которое, кстати, одинаково неприятно как в русских, так и в американцах.
    Русские давно перестали быть в Америке экзотикой. По оценкам некоторых специалистов, выходцы из России и Советского Союза составили 5,9% всех иммигрантов, прибывших в США в период с 1820 по 1991 год, а это, по самым скромным подсчетам, около 3 миллионов человек. Русская речь слышна сегодня не только на Брайтон-Бич, но и в кампусах провинциальных университетских городков. Русские ученые и специалисты высокой квалификации составляют значительную часть занятых в сфере высоких технологий Америки. Сорок процентов пришедших на рынок труда США в 80-х годах докторов наук в области инженерных и компьютерных дисциплин были иммигрантами.2 Значительная часть из них - выходцы из России и стран СНГ. На фоне экономического неблагополучия, разочарования, обусловленного медленным ходом реформ, резко обозначившегося социального расслоения, растет эмиграционный поток тех, кто мог бы со временем составить честь и славу новой демократической России, - специалистов высокой квалификации, талантливой молодежи, стремящейся найти сферу применения своим силам. Родина зачастую относится к этому процессу с полнейшим равнодушием, будто следуя циничной поговорке: "Баба с возу - кобыле легче". В результате мы имеем устойчивую тенденцию к "утечке мозгов" за границу, в первую очередь в Германию и США.
    Во время своей стажировки я старалась встречаться с соотечественниками-эмигрантами, студентами и просто находящимися в Америке по контракту. Русская диаспора в США не отличается сплоченностью, свойственной, к примеру, еврейской или китайской. Но в стремлении собираться вместе на православные и советские праздники, слушать русскую музыку, печь блины и готовить "оливье" трудно не уловить оттенок ностальгии, присущий многим и многим русским гражданам, волею судеб оказавшимся за границей. Не для всех процесс адаптации к чужой культуре проходит безболезненно. Однако мне трудно понять тех из них, кто, живя уже несколько лет на американской земле и пользуясь всеми благами американской демократии (которую нельзя отделить от присущих этой самой демократии шипов и колючек), по-прежнему на все лады поносит "ихнюю хваленую дерьмократию", но при этом почему-то не задумывается о возвращении на родину.
    Когда мои студенты спрашивают меня, в чем, на мой взгляд, главное отличие мировосприятия американца от мировосприятия русского, я обычно отвечаю, что восприятие окружающего мира американцем пронизано надеждой. В отличие от россиянина, который всегда думает (или подозревает), что завтра будет хуже, чем сегодня (или, по крайней мере, может быть хуже), американец вглядывается в завтрашний мир с надеждой на лучшее.
    Как-то я присутствовала на одном своеобразном "baby-shower" - вечеринке, которую устраивают молодые родители незадолго до рождения малыша и на которой дарятся подарки будущему новорожденному. "Своеобразной", потому что молодая пара была действительно колоритной: будущий папа был выходцем из Японии, а будущая молодая мама, его бывшая студентка - из Германии. Помню, я, увидев все эти ползуночки, коляски, игрушки и кроватки, пришла в суеверный ужас: "Как можно! Вы, что, не боитесь, что что-нибудь может случиться?" Ответом мне было резонное: "А почему что-то должно случиться?" Моя русская подруга, вышедшая замуж за американца, так прокомментировала эту ситуацию: "Вот потому, что они не боятся, что что-нибудь случится, ничего и не случается!"
    В Нью-Йорке мой спутник, коренной нью-йоркец, показывал мне знаменитые рестораны, в которых бывают известные писатели и актеры. При входе в один из ресторанов швейцар спросил моего спутника, что нам угодно. В ответ последовала практически нецензурная брань. Озадаченная такой странной реакцией на вполне, по моим меркам, невинный вопрос, я спросила своего товарища, в чем дело. "Он не имеет права спрашивать такие вещи! Ресторан, отель - это публичные места! Любой человек с улицы может войти и находиться там, сколько угодно долго без объяснения причин!" Так мне был преподан еще один урок демократии - с нью-йоркским оттенком.
    Вообще в Нью-Йорке не было недостатка в неожиданных впечатлениях. Недаром сами американцы говорят, что нью-йоркцы - это особая национальность. Однажды, отправляясь к Time's Square, мы взяли велорикшу. Мне, честно говоря, уже на второй минуте стало стыдно за эксплуатацию детского и юношеского труда, когда я увидела, как взмокла от пота рубаха на парне. Мой спутник, наоборот, подгонял его восклицаниями и то и дело обращался ко мне: "Молодец парень! Так, глядишь, и заработает себе на учебу!"
    Впрочем, эмоции - это тот груз, который не всегда бывает полезен, если занимаешься серьезным исследованием. Для меня, как для специалиста в области American Studies, был полезен любой опыт подобного рода. Я изначально ставила себе целью все "потрогать", "ощутить собственной кожей". Могу с уверенностью сказать, что опыт удался.
    Есть что-то загадочное и непостижимое в американском чувстве самодостаточности. Как будто не существует на свете других наций, другого опыта национального строительства, другого менталитета. Американца, по большому счету, не особенно интересует, что происходит за пределами его вселенной, ограниченной пятьюдесятью североамериканскими штатами. Все, происходящее в мире, волнует его только с точки зрения связанности этих событий с Америкой. Мессианская идея проникает в кровь американца с молоком матери. Америка должна спасти мир! Неважно от чего - нашествия пришельцев, коммунистической угрозы или СПИДа.
    Когда-то в своей замечательной книге "Демократия в Америке" Алексис де Токвиль написал: "В настоящее время в мире существует два великих народа, которые, несмотря на все свои различия, движутся, как представляется, к единой цели. Это русские и англоамериканцы... В Америке в основе деятельности лежит свобода, в России - рабство. У них разные истоки и разные пути, но очень возможно, что Провидение втайне уготовило каждой из них стать хозяйкой половины мира".3 Сегодня, спустя более полутора столетий, мы с горечью вынуждены констатировать, что предсказания Токвиля сбылись только наполовину. Хотелось бы верить, что звездный час России еще впереди. Удивительно то, что еще в далеком 1830 году Токвилю удалось почувствовать, как тесно связаны судьбы двух наших наций. С каким багажом мы войдем в XXI век, зависит только от нас самих. Нам не "потерять" Америку, в отличие от России, которую мы в значительной степени уже "потеряли". Но и скопировать исторический путь Америки нам не удастся. Мы - не хуже и не лучше, мы - другие.
    В заключение хотелось бы дать несколько советов тем, кто только еще собирается вступить в славное братство "Профессионалов..." и не знает с чего начать.

1 Cм.: В краю православных индейцев // Профессионалы за сотрудничество. Вып. 2. С. 291-310.
2 Супян В. Б. Российская эмиграция в США: социально-статистический портрет // США: экономика, политика, идеология, 1998. ? 3. С. 117.
3 Алексис де Токвиль. Демократия в Америке. М., 1994. С. 296.