Документ взят из кэша поисковой машины. Адрес оригинального документа : http://www.philol.msu.ru/~rlc2001/abstract/files/kogn_aspect.doc Дата изменения: Mon Mar 26 00:00:00 2001 Дата индексирования: Sat Dec 22 13:02:36 2007 Кодировка: Windows-1251 Поисковые слова: движение планет

Когнитивные аспекты

исследования русского языка

О некоторых закономерностях в развитии процессов метафоризации
Г. А. Аббакумова
Киевский государственный университет имени Тараса Шев?енко, Украина

метафора, номинация, рас?лененные метафори?еские номинации
Summary. The report considers metaphor as a specific linguistic phenomenon
- as a productive means of word building.


Метафора как специфи?еское языковое явление долгое время рассматривалась
оте?ественными и зарубежными лингвистами прежде всего как троп, средство
создания образно-поэти?еской картины мира. На?иная с 60-х годов нашего
столетия метафора привлекла внимание специалистов по семантике. Лингвисты
раскрыли механизмы метафоризации, определили место и роль метафоры в
процессах номинации.
Исследования словарного состава русского языка последнего десятилетия
свидетельствуют о том, ?то метафора остается одним из продуктивных способов
словопроизводства. Анализ инноваций, появившихся в результате
метафори?еского переосмысления, позволил выявить некоторые закономерности в
развитии метафори?еских процессов.
Наблюдения показали, ?то зна?ительно расширился круг слов, у?аствующих в
актах метафоризации. Наряду со словами, которые, переосмысляясь,
'окрашивали' концептуальную систему отражения мира в соответствии с ее
национально-культурными традициями, в современном языке метафоризируются
слова, не свойственные русской традиции (например, в группе зоонимов слова
типа слон, крокодил, удав и др). Это обусловлено расширением ?елове?еских,
в том ?исле языковых, контактов; и как результат - появление новых
ассоциативных комплексов, имплицируемых в новые объекты.
Анализ факти?еского материала свидетельствует, ?то зна?ительное коли?ество
лекси?еских единиц в процессах метафоризации у?аствует несколько раз. Это
объясняется тем, ?то номинации обладают многими признаками, каждый из
которых может быть положен в основу перенаименования (например, переносные
зна?ения слов бегемот, горилла).
При этом лекси?еская единица может как изменять, так и не изменять свою
на?альную форму (ср.: баран, барашек, барашки).
В процессах метафоризации может у?аствовать не только слово в своем
основном зна?ении, но и его переносные зна?ения. Например, заяц в зна?ении
'самодельный диск для прохода ?ерез турникет в метро' образовано от заяц в
зна?ении 'безбилетный пассажир, зритель'.
Анализ показал, ?то многие переосмысления в современном русском языке
возникают не как необходимость номинации новых реалий и явлений
действительности, а как образные, эмоционально-экспрессивные наименования
уже существующих. Это ?асто ведет к появлению вариативных форм,
разли?ающихся оттенками зна?ения или стилисти?еской принадлежностью
(например: банкир = гном = карлик, волк = шакал = рва?).
В современном русском языке следует отметить также и нали?ие большого
коли?ества рас?лененных метафори?еских номинаций, которые реализуются при
транспозиции (например: собакин ?ас, крысиные бега).
Таковы некоторые закономерности в развитии метафоризации, в результате
которой происходят изменения в словарном составе современного русского
языка.
Дискурсивно-когнитивные истоки семантики единиц

втори?ного знакообозна?ения
Н. Ф. Алефиренко
Волгоградский государственный педагоги?еский университет

семантика, дискурс, когнитивистика, втори?ное знакообозна?ение, концепт,
гештальт, фреймовая структура
Summary. The report offers a discourse-cognitive analysis of semantics of
the secondary and indirect semiotic nomination units which allows to
consider more profoundly the problem in the aspects of its system,
communicative, cognitive and pragmatic linguistic points of view.


Языковые единицы перви?ного и втори?ного знакообозна?ения разли?аются
характером номинативно-репрезентативной функции, т. е.
способностью / неспособностью называть и представлять в сознании объекты
окружающего мира самостоятельно, без обязательной парадигмати?еской,
синтагмати?еской или эпидигмати?еской поддержки. Единицы втори?ного
знакообозна?ения вне контекстуальных связей не существуют. По степени
когнитивных преобразований в структуре связанных зна?ений следует разли?ать
переносные (собственно втори?ные) и косвенно-производные единицы. К первым
относим те номинанты, которые, подвергаясь асимметри?ному сдвигу
'обозна?аемое - озна?ающее', все же сохраняют себя в пределах прежнего
знака, лишь расширив спектр своей многозна?ности. Это метафора, метонимия,
синекдоха и т. п., где переносные зна?ения пополнили семанти?ескую
структуру периферийными смыслами системного или ре?евого характера:
(караван истории, любить золото (золотые украшения), борода оглянулась
(?еловек с бородой). Косвенно-производные номинанты - результат более
кардинальных изменений исходной семанти?еской структуры: слово или
словосо?етание не только переносится с одного объекта знакообозна?ения на
другой, но и претерпевает ка?ественные преобразования, в некотором роде
'перерождение' своей когнитивной субстанции. Появляется самостоятельная
единица языка: а) экспрессивно-образная, если сохраняется ее внутренняя
форма, или б) без(бразная, если внутренняя форма утра?ивается. Ср.: и в
<медный> грош не ставить кого, ?то, ?его и ни во ?то <не> ставить кого,
?то, ?его - 'относиться с пренебрежением, совсем не с?итаться с кем-л. или
с ?ем-л.'.
Главной отли?ительной ?ертой единиц втори?ной номинации выступает их
глубинная семантика, объективирующая те или иные типы когнитивных структур,
важнейшими среди которых являются концепты, фреймы и гештальты - единицы
когнитивной семантики. Поэтому когнитивная парадигма переводит исследование
единиц втори?ного знакообозна?ения на совершенно иной уровень познания: с
уровня 'внешней семантики' (объекта структурной парадигмы) на уровень
'глубинной семантики', которой по своей сущности ориентирован на
антропоцентри?ескую теорию зна?ения, пытаясь ответить на самые
сакраментальные вопросы: как ?еловек категоризует и концептуализирует мир и
как продукты этой ре?емыслительной деятельности вербализуются.
При?ем в отли?ие от единиц прямой номинации единицы втори?ного
знакообозна?ения вербализуют не абстрактные когнитивные структуры
(схематизированные образы), а ономатопоэти?еские концепты с 'живым'
образным основанием, которые являются особым продуктом лингвокреативного
мышления; осуществляемого в процессе ре?евой деятельности ?еловека.
Поскольку же центральной единицей ре?евой деятельности служит дискурс, то
когнитивным основанием семантики единиц втори?ного знакообозна?ения
оказывается дискурсивное мышление, отражающее коммуникативно зна?имые
параметры ре?евой ситуации (сценарии коммуникативных событий),
коммуникативно-ролевые статусы и программы ре?евого поведения, ре?евые
стратегии и тактики реализации этих программ в рамках определенного социо-
прагмокультурного контекста. Наиболее рельефно дисурсивно-прагмати?еское
мышление объективируется в семантике единиц косвенно-производной номинации
- фразеологизмов. Фраземообразующий потенциал дискурсивного мышления
заложен природой дискурса - вербализованной ре?емыслительной деятельности,
вклю?ающей в себя как лингвисти?еские, так и экстралингвисти?еские
компоненты (В. В. Красных). При?ем по сравнению с единицами др. типов
втори?ного знакообозна?ения зна?имость в формировании фразеологи?еской
семантики экстралингвисти?еских факторов (прагмати?еских, культурных,
мировоззрен?еских) стремительно возрастает. В силу этих и многих др. при?ин
определение когнитивной структуры, вербализируемой фразеологизмом, носит
нередко проблемати?ный характер. Видимо, этим объясняется нали?ие в науке
диаметрально противоположных суждений: одни у?еные делают выводы об
общности когнитивных оснований для лекси?еской и фразеологи?еской семантики
(А. П. Бабушкин); другие говорят о их несовместимости (Е. Г. Белявская).
Данные нашего исследования позволяют утверждать, ?то когнитивное
своеобразие фразеологи?еской семантики обусловливается дискурсивно-
прагмати?еской природой фразеологизмов. Ср.: робкий и ФЕ тише воды, <ниже
травы> -- 'робко, смущенно, скромно, незаметно (вести себя, жить,
держаться, ходить и т. п.); молод и ФЕ молоко на губах не обсохло у кого -
'кто-либо слишком молод, незрел, неопытен' (употребляется как
пренебрежительная (или снисходительная) оценка малоопытного ?еловека,
пытающегося действовать самостоятельно и даже нахально).
Когнитивные программы формирования таких фразеологи?еских зна?ений
существенно отли?аются от когнитивных структур, представляемых знаками
прямой номинации, ?то выражается, как правило, в невозможности однословной
формулировке зна?ений фразеологизмов (вносить свой вклад во ?то, ставить на
карту ?то, на одну колодку, за семью замками). Именно дискурсивно-
прагмати?ескими факторами (событиями, ситуациями, пресуппозициями и
преконструктами) обусловливаются репрезентируемые фразеологизмами такие
когнитивные структуры, как ономатопоэти?еские концепты, фреймы и гештальты,
нередко генети?ески связанные с этноэйдемами - сквозными архетипи?ескими
образами, определяющими специфику национально-языковой картины мира.
Ономатопоэти?еские концепты - универсальная для фраземообразования
когнитивная структура, не имеющая жестко детерминированной связи с
действительностью и поэтому представляющая соответствующие фрагменты
обыденного сознания (когниции) в виде 'размытого' обобщенного образа типа
русский характер, глаза разбегаются у кого и др. Его ядро составляют
интенсиональные (предметно-образные) смыслы, а периферию -
импликациональные. Фреймовая структура представляет собой ассоциативный
набор обязательных и факультативных компонентов - сети смысловых узлов
(слотов) и терминалов, проецируемых дискурсивным мышлением: ср. ФЕ попадать
(попадаться( на зубок (на зуб) кому, к кому, где фрейм 'насмешка' содержит
три слота (а) исто?ник насмешки, б) событие, в) следствие, вызываемое
насмешкой( и несколько терминалов [субъект и объект действия, оценка,
отношение и т. п.]. В целом фреймы служат репрезентации стереотипных
ситуаций дискурсивно-прагмати?еской природы. Помимо общего фрейма,
представляющего в нашем сознании типовую ситуацию (в нашем примере -
'насмешка'), можно выделить еще и микрофреймы, от которых зависит выбор
варьирующихся и факультативных компонентов ФЕ и их синонимов. Фрейм в
смыслообразовании ФЕ - это когнитивный контекст, обобщенная модель
организации культурно-обусловленного знания вокруг некоторого концепта.
Гештальты занимают ведущее место в формировании дискурсивно-когнитивной
семантики косвенно-производных единиц, поскольку представляют собой
концептуальную структуру, совмещающую ?увственные и рациональные элементы
познания в их единстве, как результат нерас?лененного восприятия
дискурсивной ситуации: душа нараспашку, море по колено, яблоко раздора.
Дискурсивно-когнитивный анализ семантики единиц втори?ного и ковенно-
производного знакообозна?ения, как нам представляется, позволяет осмыслить
исследуемую проблему в комплексе, с то?ки зрения системной,
коммуникативной, когнитивной и прагмати?еской лингвистики.
Семанти?еское моделирование

как метод лингвисти?еской метафорологии
О. Н. Алешина
Новосибирский государственный университет

методология, моделирование, лингвистика, метафорология, лекси?еская
семантика, русский язык
Summary. The aim of this article is to describe methodological bases and
outlook of the process of defining and modeling the metaphor formation's
national specifics in Russian and other languages.


1. Несмотря на справедливую критику противниками 'соссюровской'
лингвистики отсутствия изоморфизма между ре?евым 'оригиналом' и языковой
'моделью', моделированию в его формальных и семанти?еских интерпретациях
как основополагающих, методологи?ески незаменимых способах познания в
современной науке о языке по-прежнему приписывают огромные гносеологи?еские
возможности. Семанти?еское моделирование в рамках метафорологи?еских
исследований позволяет определить индивидуальные для каждого из языков
наборы наиболее актуальных семанти?еских моделей, выявить национальную
специфику метафоризации и построить типологию языков с у?етом этой
специфики.
2. Прежде ?ем изу?ить непосредственно сам механизм метафоризации
лекси?еских единиц, необходимо уто?нить основные термины: 'метафора',
'метафоризация', 'метафори?еский перенос' и др. Терминологи?еское смешение
метафоры-результата и метафоризации-модели приводило многих исследователей
к определенным недоразумением, в то время как разделение конкретной
метафоры и модели метафоризации на том же основании, на каком, например,
синтаксисты разделяют конкретные высказывания и модели предложения,
позволяет снять это противоре?ие. Под метафоризацией нами понимается
семанти?еская модель формирования у лексемы метафори?еского зна?ения,
приводящего к возникновению метафори?еского ЛСВ (метафоры), на основе
актуализации потенциальных сем производящего номинатива (языковая сторона
модели) и выбора определенных параметров модели (внеязыковая сторона).
Метафора, таким образом, представляет собой результат реализации конкретной
модели. Основными параметрами модели метафоризации являются: 1)
мотивирующий перенос наименования признак (признаки) и 2) направление
метафоризации - тип метафори?еского переноса. Тип каждой метафоры
определяется принадлежностью ее к конкретной модели метафоризации, которая,
в свою о?ередь, зависит от со?етания данных параметров.
3. В результате денотативного анализа исто?ников образования
метафори?еских дериватов, регулярно порождающихся в узусе, обнаруживаются
наиболее активные для каждого из языков денотативные сферы. Так, анализ
русского материала позволяет утверждать, ?то ?аще всего метафоризируются
названия продуктов ?елове?еской деятельности, нежели номинации явлений
природы. Активно образуют метафоры названия артефактов (бисер, бриллиант,
зеркало), имена действия (акцентирование, бомбардировка, завоевание), реже
- номинации явлений природы (мираж, молния, паутина), ?астей организма
(аорта, голова, горло, сердце, уши, хвост), свойств (серость, сухость,
твердость), состояний (дремота, жажда), единицы рельефно-ландшафтной
лексики (болото, гора, пропасть) и т. д. Кроме того, выявляются ряды
темати?еских объединений лексики, ?лены которых не у?аствуют в образовании
узуальных метафор. Все это свидетельствует о существовании активных и
неактивных фрагментов лексики с то?ки зрения у?астия ее единиц в
метафоризации, при?ем во многих слу?аях неактивность предопределяется
экстралингвисти?ескими условиями. Полу?енные выводы отражают картину
метафоризируемой лексики, характерную именно для русского языка,
обладающего богатейшей литературно-письменной традицией. Темати?еские
объединения метафоризируемых лекси?еских единиц письменных и
младописьменных языков (например, русского, немецкого, английского,
итальянского, с одной стороны, и языков коренных народов Сибири, с другой
стороны) существенно отли?аются друг от друга, и специфика русской
метафори?еской картины определяется только в результате сопоставительного
анализа.
4. Рассмотрение метафоризации в аспекте комплекса языковых и внеязыковых
факторов выявило закономерность системных связей между перви?ными
номинациями и соответствующими метафорами по двум признакам одновременно:
по мотивирующим перенос наименования признакам (физи?еским,
консистенциальным, функциональным, реализационным, динами?еским,
квантитативным, реляционным, субъективно-психологи?еским) и направлениям
переноса (их было выявлено 20). При кажущейся на первый взгляд алоги?ности
и 'свободе' выбора параметров, языковая метафоризация в целом
осуществляется в строго определенных направлениях при со?етании с
определенными мотивирующими признаками. Выявляются самые активные типы
переноса (направления) и мотивирующие признаки для каждой денотативной
группировки и для всей анализируемой лексики в целом. Существуют наиболее
актуальные со?етания параметров в моделях метафоризации перви?ных номинаций
каждого денотативного объединения. Например, приблизительно 70% русских
метафори?еских дериватов, возникших на основе неодушевленных
существительных, могут быть описаны по 35 моделям, каждая из которых имеет
более 10 реализаций в узусе.
5. Модели, по которым образуются метафоры в узусе, представляют собой
своеобразные 'клишированные' со?етания признаков-параметров (направлений и
мотивирующих признаков), закрепленные в языке и реализуемые в конкретных
метафори?еских дериватах, ?то отражает закономерности объективно
существующих связей в лексике конкретного языка. Например, метафоры
младописьменных языков ?аще являются реализациями моделей с физи?ескими и
функциональными признаками, метафоры, возникшие в языках с богатой
литературно-письменной традицией, образованы по моделям с иными
параметрами. Описание метафоризации ?ерез набор определенных моделей имеет
прогности?еский характер: наиболее актуальные модели отражают определенные,
имеющие ?асто внеязыковую природу, мыслительные 'клише', существующие в
сознании носителей именно этого языка, а потому закрепление в узусе новых
метафор будет происходить быстрее, если они являются реализациями
актуальных в целом для языка моделей метафоризации. Изу?ение данных моделей
позволяет ина?е взглянуть на многие проблемы онтогенеза, в ?астности на
проблему изу?ения врожденных и приобретенных ассоциаций.
Когнитивные операции

при порождении актуального зна?ения идиомы1
А. Н. Баранов, Д. О. Добровольский
Институт русского языка им. В. В. Виноградова РАН, Московский
государственный университет им. М. В. Ломоносова

русский язык, идиоматика, когнитивная лингвистика, когнитивное
моделирование; порождение зна?ения
Summary. In this paper, the typology of cognitive operations is introduced.
These operations are considered as a part of process of generation of
actual meaning of idiom. The proposed cognitive model of actual meaning of
idiom is based on the idea, that the figurative meaning is a result of
procedures on the corresponding cognitive structures.


1. В ряде исследований авторами было показано, ?то актуальное зна?ение
идиомы порождается в результате обработки структур знаний - фреймов, и
выполнении на них определенных когнитивных процедур [Баранов,
Добровольский; Baranov, Dobrovol'skij]. Например, актуальное зна?ение
русской идиомы без царя в голове 'легкомысленный, несерьезный ?еловек'
порождается (не в этимологи?еском смысле, а в смысле возможности осмысления
связи внутренней формы и актуального зна?ения) на основе фреймов
ГОСУДАРСТВО и ЧЕЛОВЕК: изъятие слота 'управляющая инстанция' из фрейма
ГОСУДАРСТВО приводит к его дисфункции (ослабление контроля над
деятельностью и пр.), ?то воспроизводится во фрейме ЧЕЛОВЕК. Такой подход
объясняет больше, ?ем традиционное представление о переносе зна?ения
(неясно, ?то можно с?итать 'прямым зна?ением' высказывания Он без царя в
голове).
2. Сферой действия когнитивных операций являются фреймы исто?ника и фреймы
цели. Выделяются 4 базовых операции: 1) введение одной когнитивной
структуры в другую, 2) элиминация когнитивной структуры, 3) высве?ивание
когнитивной структуры, 4) повторение когнитивной структуры. Ср. Табл. 1.
___________________________________
1 Работа выполнена в рамках проекта 'Interkulturelle Analyse der Struktur
kollektiver Vorstellungswelten', поддержанного DFG.
Таблица 1. Базовые когнитивные операции в процессе формирования актуального
зна?ения идиомы
|Название |Сфера действия и ее|Формальное описание |Результат |
|операции |объект |операции |операции |
|Введение |Когнитивные |Int(CS1, CS2), Int - |Когнитивная |
|одной |структуры (фреймы, |двухместный предикат, CS1 |структура CS2 |
|когнитивной |?асти фреймов, |- когнитивная структура, |содержит |
|структуры в |знание) |которая вводится в |когнитивную |
|другую | |когнитивную структуру CS2 |структуру CS1 |
|Элиминация |Когнитивные |El(CS1, CS2), El - |Когнитивная |
|когнитивной |структуры (фреймы, |двухместный предикат, CS1 |структура CS2 |
|структуры |?асти фреймов, |- когнитивная структура, |не содержит |
| |знание) |которая выводится из |когнитивную |
| | |состава когнитивной |структуру CS1 |
| | |структуры CS2 | |
|Высве?ивание|Когнитивные |Hl(CS), Hl - одноместный |Когнитивная |
|когнитивной |структуры (фреймы, |предикат; |структура CS |
|структуры |?асти фреймов, |CS - когнитивная |находится в |
| |знание) |структура, которая |центре внимания|
| | |переводится из |субъекта |
| | |долговременной памяти | |
| | |когнитивной системы в | |
| | |оперативную. | |
|Повторение |Когнитивные |Rep(CS), Rep - одноместный|Появление еще |
|когнитивной |структуры (фреймы, |предикат; CS - когнитивная|одной |
|структуры |?асти фреймов, |структура, которая |когнитивной |
| |знание, |повторяется. |структуры, |
| |элементарные | |иденти?ной CS. |
| |операции) | | |

Операция введения (Int) одной когнитивной структуры (CS1) в другую (CS2)
осуществляется над фреймами, их ?астями, а также собственно содержанием
фреймов. Например, порождение актуального зна?ения идиомы
помалкивать / мол?ать в тряпо?ку 'не высказывать своего мнения, поскольку
это может повле?ь неприятные последствия' предполагает введение в структуру
фрейма ОБЩЕНИЕ дополнительного нехарактерного содержания из фрейма ПЛАЧА
типа 'носовой платок / тряпо?ка', входящего в слот 'инструмент ликвидации
последствий'. Внутренняя форма идиомы мотивирует актуальное зна?ение в том
смысле, ?то как в ситуации ПЛАЧА / ОБИДЫ тот, кто пла?ет не является
активным у?астником ситуации, так и в ситуации общения лицо-субъект
говорения теряет свой активный статус.
Элиминация когнитивной структуры (El) представлена, например, при
формировании актуального зна?ения идиомы конца [и] края нет: из фрейма
ОГРАНИЧЕННОГО ПРОСТРАНСТВА удаляется содержание слота
'конец / граница / край'. В результате этой операции над фреймом-исто?ником
появляется возможность переинтерпретации и формируется актуальное зна?ение
этой идиомы 'много, бесконе?но долго'. Аналоги?ную процедуру
предусматривают идиомы без звука, любить / влюбиться без памяти, креста нет
(на ком-л.).
Высве?ивание когнитивной структуры (Hl) сопровождается тем, ?то
соответствующая ее ?асть оказывается в центре внимания у?астников ситуации
общения. Например, порождение актуального зна?ения идиомы язык без костей (
'о ?еловеке, который любит сплетни?ать' предполагает на первом этапе
высве?ивание во фрейме ЯЗЫК среди многих свойств языка лишь одного - идеи
отсутствия в нем костей, его гибкости и подвижности, ?то далее оказывается
основанием для переинтерпретации - 'гибкость инструмента ре?епорождения'
как 'несдержанность в самой ре?и'. Аналоги?ная процедура представлена в
идиома пить горькую, сидеть на хлебе и воде.
Повторение когнитивной структуры (Rep) представлено практи?ески во всех
слу?аях, в которых происходит взаимодействие между двумя фреймами, когда
операции, выполняемые на фрейме-исто?нике повторяются на фрейме-цели.
Существенно, ?то повторяться может не только содержание, но и одна или
несколько когнитивных операций. Например, в идиоме паршивая овца
представлена операция повторения нескольких когнитивных процедур: в
исто?никовом фрейме СТАДО происходит высве?ивание отрицательных свойств
одного из представителей стада, затем это отрицательное свойство
приписывается всему стаду (в слот 'общие характеристики' вводится
содержание отрицательной оценки). Далее вся эта совокупность процедур
повторяется на фрейме-цели ОБЩЕСТВО.
3. Когнитивная парадигма в лингвистике позволяет обращаться к
онтологи?ескому аспекту языковых явлений, ?то дает возможность раскрыть
понятие 'мотивированности' во фразеологии в простых и достато?но формальных
терминах.
Когнитивные стратегии дискурса в русском 'языковом фильме мира'
Н. В. Бардина
Одесский национальный университет им. И. И. Ме?никова, Украина

когнитивная славистика, лингвоментальность, дискурс, стратегии языкового
поведения
Summary. The report treats discourse as temporal objectivation of
personality consciousness that reflects cognitive-social system. Discourse
strategies are treated here as the choice of narration, selection of
episodes, the linguo-mental positioning of the speaker (i. e. the
opposition 'I - the other one', the verbalization of the reflexivity, the
accentuation of consciousness upon one the ontological categories of 'the
thing', 'the property', 'the relation'. Experimental investigation of
English speech of Russian and Ukrainian information sources showed that
transition into a foreign language system limits considerably the forming
of discourse, first of all in relation to inter-discourse, the level of
reflexivity and communication memory.


Современное познание, вернувшееся на новом витке к синтезу наук и
философии, закономерно обратилось к многомерному лингвоментальному
существованию ?еловека, - тому объективированному синтезу индивидуального и
надсубъектного сознания, пространства и времени, воображения и стандарта,
за которым постепенно все однозна?нее закрепляется название 'дискурс'.
И хотя термин дискурс имеет разли?ные толкования, полагаем, ?то
диалекти?ески их можно примирить, представив дискурс как когнитивное
движение, языковую энергейу, категорию времени, охватывающую и
этнокультурное пространство, которое формирует надсубъектные слои сознания
ли?ности, и актуальное развора?ивание ре?евого потока, 'текущее окошко'
идеального конструирования. Таким образом, с одной стороны, дискурс
противопоставляется тексту как энтелехейе, с другой, - рисуется как
реализуемые тенденции и преконструкты - стратегии и тактики, которые с
то?ки зрения создателя дискурса не достигают цели полностью, так как
вклю?аются в пространство семиозиса, постоянно взаимодействуют с
рефлексирующей деятельностью говорящего и прогнозированием понимания.
Активность субъекта при этом, как нам представляется, есть переменная
вели?ина, зависящая от этнокультурных, социальных и биосоциальных факторов.
Она колеблется от нуля до высшей ли?ностной дискурсной формации - языковой
объективируемой рефлексии.
Стратегиями развора?ивания дискурса, следовательно, целесообразно с?итать
не склад знаний (наподобие банка данных), а все установки ли?ности, которые
формируют особый тип вклю?аемости в мир. Эти установки не осознаются
наивными носителями языка, но могут быть обнаруженными путем тренированной
интроспекции при переходе на иностранный язык и в результате
систематизированного сопоставительного изу?ения дискурсивного погружения в
иную лингвоментальность. Для иллюстрации некоторых аспектов выдвинутого
положения предлагаются результаты сопоставительного анализа спонтанной
русской и украинской ре?и в естественной языковой среде и в диаспоре, а
также психолингвисти?еского эксперимента, в ходе которого информанты с
родным русским и украинским языком (группы по 15 ?еловек) спонтанно
пересказывали повесть 'Муму' И. С. Тургенева на английском языке. Удалось
выявить несколько сохраняемых дискурсных стратегий.
1) Психофизиологи?ескую настроенность (при осознании этой стратегии ее с
успехом можно использовать как прием создания этнокультурного имиджа).
2) Лингвоментальное позиционирование - занятие определенной позиции в
процессе коммуникации. Среди них можно выделить: а) оппозицию 'Я - другой
(культура - слушающий)'. Для европейской ментальности, например, характерна
релятивная толерантность, для русской - апеллятивный эгоцентризм; б)
степень вербализации рефлексивности, обнаружения хода упорядо?ения
сознания, которая разли?на в разли?ных этнокультурах; в) определение границ
взаимопонимания. Этот параметр определяет интердискурсность, т. е.
вклю?енность в собственный дискурс прецедентных текстов, '?ужих ре?ений',
которые при разли?ной ориентации сознания говорящих или слабом владении
языком могут быть неуместными. Интересно, ?то, вероятно, билингвы могут
утратить истори?ескую перспективу одного из языков, отождествляя код и
преконструкт.
3) Фокусировку сознания на одной из онтологи?еских категорий 'вещи',
'свойства' или 'отношение'. Русские информанты ?аще акцентировали
безотносительную типизацию 'вещей' и безотносительную оценку, а для
украинцев важнее было расположение по отношению к другим предметам,
выяснение материала изготовления, расцветки и т. д. Такая
противопоставленность предметности - акциональности в ре?евом сознании
отражается, кроме того, в стереотипных ситуациях (ср., например:
'Остановку, пожалуйста' - 'Зупин?ться, будь ласка'), в типи?ных за?инах
русских и украинских народних песен: 'Ой, мороз, мороз.', 'Ах, вы сени, мои
сени.' - 'Те?е вода з-п?д Явора.', 'По садо?ку ходжу.', 'В к(нц( гребл(
шумлять верби.'

и т. п. 'Вещная' ориентация дискурса определяла ошибки в английском
пересказе 'Муму' русскими и украинскими информантами, проявившими полное
безразли?ие к глагольным формам. К этой стратегии можно отнести принцип
акциональной когнитивной конденсации, разграни?ивание сущностей: большое
коли?ество оцено?ной лексики у русских, противопоставленность украинских
любити - кохати, отримати - одержати (при русских любить, полу?ать) и т. п.
При переходе на иной код в дискурсе проявляется стремление разделить
сущности или объединить их, как это наблюдается в родном языке. Отсюда
возникают много?исленные слу?аи лекси?еской сверхдифференциации или
недодифференциации.
4) Отбор эпизодов и дискурсных слов. В пересказе 'Муму' русские информанты
при слабом владении английским языком стремились сразу оформить финал: 'The
dog was died.' У украинских информантов более ?астотным было стремление
передать эмоциональное содержание повести: 'It's terrible story.', 'It's
history is very-very sad.', 'It's very-very hard.' Союзы и дискурсные слова
относятся к самым глубинным слоям сознания. Поэтому в иноязы?ных дискурсах
они ?асто сохранялись в варианте того кода, которым информант лу?ше
владеет.
Тактики дискурса более осознаваемы. К ним - с известной долей
огрубленности - можно отнести: а) референциальный выбор, б) способы
синтагмати?еской развертки (порядок слов, ?елно?ные повторы, обеспе?ение
референционной связности), в) осознанное под?еркивание прецедентных
текстов, г) ирони?еское интонирование.
Основное разли?ие между стратегиями и тактиками с то?ки зрения
использующего иноязы?ный код заклю?ается в том, ?то тактикам можно
нау?иться, а стратегии - только по?увствовать, понять и принять. Осознанно
воспринятая при интроспекции стратегия становится тактикой и при этом
всегда более ярко выражена, ?ем воспитанная с детства.
Знания иностранного языкового кода могут колебаться и даже превосходить
знания кода родного языка на уровне фонетики, грамматики, но базовыми при
построении дискурса остаются те стратегии, которые типи?ны для культуры,
вызывающей наиболее положительные эмоции у языковой ли?ности, ощущение
психологи?еской близости. Дискурс - это специфи?еская форма вклю?ения
субъекта в этнокультурный континуум. Ставшее популярным в последнее время
описание 'языковых картин мира' опускает самое главное - стратегии дискурса
как принципы языкового движения в этнокультурных координатах. Вклю?ение их
в общую систему представления лингвоментальности даст возможность перейти
от 'картин мира' к 'фильмам мира', придав жизненность лингвисти?еским
выводам.
О смысловом взаимодействии семанти?еских параметров

при реализации алгоритма развертывания русских коммуникативных зна?ений
М. Г. Безяева
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова

коммуникативный уровень языка, коммуникативные конструкции, инвариантные
семанти?еские параметры, алгоритм развертывания
Принципы анализа семантики коммуникативного уровня языка.
Целеустановка как организующее понятие данного уровня.
1) Определение параметров целеустановок, способных не только отграни?ить
одну от другой, но собрать вариативный ряд конструкций, объяснив логику
появления структур ряда.
2) Понимание вариативного ряда конструкций, соответствующих той или иной
целеустановке, не как списка, а как семанти?еской системы языковых единиц,
зна?ение (семанти?еские параметры) каждой из которых предопределяется всеми
другими структурами ряда (парадигмати?еский аспект).
3) Понимание конструкции как языковой структуры, сформированной не только
взаимодействием средств разных уровней языка, но зна?ениями данных средств,
?то связано с выделением их инвариантных семанти?еских параметров.
4) Принцип выделения коммуникативных инвариантных параметров средств как
обязательного со?етания парадигмати?еского и синтагмати?еского подходов.
Не вектор 'средство > целеустановка', а определение места, семанти?еской
ниши конструкции с тем или иным средством в пределах ряда структур с
характеризующими их наборами семанти?еских параметров, и лишь затем
сопоставление зна?ений структур с анализируемым средством в разных
вариативных рядах.
При этом синтагмати?еский аспект связывается не только с проверкой
возможностей связи средства с набором целеустановок, но с выделением
инварианта средства в пределах конструкции только с у?етом взаимодействия
зна?ений, реализуемых иными средствами структуры.
6) Алгоритм развертывания коммуникативных параметров как особенность
семанти?еского принципа устройства и реализации коммуникативного инварианта
в конструкции и связующее звено парадигмати?еского и синтагмати?еского
аспектов.
Алгорит развертывания: при реализации в конструкции набора коммуникативных
инвариантных параметров какого-либо средства 1) ряд из них может иметь
антоними?еское развертывание, в то время, как 2) сами параметры и их
реализации могут относиться только к позиции говорящего, толко к позиции
слушающего или ситуации, либо быть распределенными между ними (при этом
возможно маркирование совпадения - несовпадения позиций слушающего и
говорящего и оценка этих позиций), а также варьироваться по временным
планам и отнесеннсти к аспекту реальности-ирреальности.
Кроме того, при реализации алгоритма развертывания возможно осложнение
модификациями смыслового взаимодействия самих семанти?еских параметров, на
?ем мы и остановимся подробней на примере реализации параметров междометия
'ой'.
Конструкции с междометием 'ой!'
Междометие 'ой!' в русской системе передает коммуникативное понятие
НЕГОТОВНОСТИ, реализуемое в конструкциях разных целеустанвок.
При этом неготовность в коммуникативном плане распадается на две
разновидности: 1) неготовность принять к сведению информацию (либо
неготовность к информационной неопределенности), 2) неготовность к
осуществлению действия.
I. НЕГОТОВНОСТЬ ПРИНЯТЬ ИНФОРМАЦИЮ К СВЕДЕНИЮ, в связи с невозможностью
предположить до данного момента имеющее место развитие событий как
нарушающее норму.
1. Неготовность по типу НЕ МОГ ПРЕДПОЛОЖИТЬ до данного момента осложняется
при реализациях в конструкциях 1) отрицательной либо положительной оценкой
нарушения нормы развития ситуации и акцентуацией неготовности принять
развитие ситуации для 2) говорящего, слушающего или третьего лица) 3) при
под?еркнутых в ряде структур параметрах сходства - расхождений позиций
говорящего и слушающего в оценке ситуации. 'Ой' может маркировать не только
неготовность воспринять информацию, но и неготовность сдержать эмоции как
следствие воспринятой информации о ситуации. Частотна реализация
неготовности принять информацию как соответствующую норме, ее
достоверность.
2. Второй тип соотношения: ХОТЕЛ, ДУМАЛ, ЗНАЛ, но не был готов к такому
развитию ситуации в данный момент.
Возможны реализации с ТЫ-ПОЗИЦИЕЙ: ты с?итаешь меня неготовым, а я готов.
II. НЕГОТОВНОСТЬ ОСУЩЕСТВИТЬ ДЕЙСТВИЕ.
ГОТОВНОСТЬ = (желание + решение = намерение) + возможность
Неготовность осуществить действие может реализоваться рядом способов.
При реализации инвариантных параметров междометия 'ой' в конструкциях ярко
проявляется одна из особенностей алгоритма развертывания коммуникативного
зна?ения: семанти?еское взаимодействие самих базовых параметров.
Коммуникативное понятие неготовности раскрывается в русском языке
следующим образом.
I. Параметры неготовности.
1. Неготовность: 1) нежелание, 2) отсутствие намерения (нет намерения),
3) невозможность, неспособность (нет возможности).
2. Неготовность: сигнал готовности: а) есть желание, б) есть намерение, но
нет возможности, ?то зависит а) от обстоятельств, б) от слушающего.
3. Неготовность: нет желания, но есть возможность; нет намерения, но есть
возможность.
Сосуществовавние антоними?ески реализованных параметров: нали?ие -
отсутствие желания, нали?ие-отсутствие возможности - дает большое
коли?ество реализаций, которое увели?ивается варьируемостью отнесенности к
позиции говорящего, слушающего и ситуации.
Например, при распределении по позициям говорящего и слушающего могут быть
следующие реализации параметров:
1) Ты с?итаешь меня неготовым, а я готов (неспособным, а я способен), ты
с?итаешь, ?то я не хо?у, а я хо?у и готов.
2) Ты с?итаешь меня готовым, а у меня нет намерения осуществить
(способным, а я не способен), ?то я не хо?у, а я хо?у и т. д.
3) Я хо?у, а ты можешь не дать мне возможность и т. д.
При этом может передаваться неготовность как к хорошему, так и к плохому
(антоними?есское развертывание параметров).
Реализация семанти?еских параметров может осложняться их семанти?еским
взаимодействием, на базе ?его могут формироваться зна?ения конструкций с
разными целеустановками.
I. Позиция говорящего:
1) НЕ ХОЧУ, НЕТ НАМЕРЕНИЯ, НЕ МОГУ.
2) ХОЧУ, НО НЕ МОГУ.
3) ХОЧУ, ТАК КАК НЕ МОГУ.
4) ВОЗМОЖНОСТЬ ПРИ ОТСУТСТВИИ ЖЕЛАНИЯ, которые также у?аствуют в выражении
неготовности:
4а) МОГУ(Мог), НО НЕ ХОЧУ (НЕ ХОТЕЛ, не имел намерения).
4б) Не?то МОЖЕТ БЫТЬ, но Я НЕ ХОЧУ этого.
II. Позиция слушающего:
1. ТЫ ХОЧЕШЬ, НО НЕ МОЖЕШЬ, НЕ СМОЖЕШЬ.
2. ТЫ МОЖЕШЬ, НО НЕ ХОЧЕШЬ.
Таким образом, междометие 'ой!' типи?но связано с коммуникативным понятием
неготовности: неготовность принять информацию, неготовностью осуществить
действие при разли?ном соотношении названных выше параметров,
распределяемых между позициями говорящего и слушающего.
Реализация подобного рода соотношения параметров являются условием
появления междометия 'ой!', предопределяя, объясняя область его
функционирования.
Ведущим смыслом является зна?ение неготовности, связанное с нарушением
нормы.
Междометие 'ой!' в ка?естве одного из возможных зна?ений конструкций имеет
зна?ение хо?у, но не могу, хо?у, но ты можешь не дать мне возможность
реализовать и т. д., со?етающееся с системой коммуникативных зна?ений и
параметров, на которые реагируют русские структуры ряда выражения желания и
намерения говорящего.
Впро?ем, данное зна?ение может реализовываться и при иных коммуникативных
целеустановках, входя в ка?естве составляющей зна?ения формирующих их
структур.


К ролевой грамматике русского языка:

комитатив сопровождаюшего и его конверсивы
Жан-Пьер Бенуа / Jean-Pierre Benoist
Institut National des Langues et Civilisations Orientales, Париж, Франция

семантика и синтаксис, роли (или глубинные падежи)
Summary. ACCOMPANYING COMITATIVE IN RUSSIAN LANGUAGE. Usually Comitative
Role is defined by its unobtrusive positional variant, the Accompanуist, an
external participant of sentence predication, who is in a relation of
hierarchysed symmetry with an inalienable participant of this predicate,
the Accompanied (an Agent in prototypic situations). In Russian the
Accompanyist Comitative is expressed by the way of the discontinuous
morpheme 'S + instrumental', the Accompanied is a subject. Certain
modifications of this structure are possible: they are semantico-syntactic
and use specific predicates implying accompanying, in which the
Accompanyist becomes an Agent, but the Accompanied cannot more be
interpreted in this way and a different semantic analysis is necessary,
which brings into play other Roles.


1. Комитатив, представляемый как периферийная единица в большинстве
Ролевых грамматик, обы?но определяется своим наиболее дискретным вариантом,
тем самым, который дал данной Роли его имя, Сопровождающим, партиципантом
за пределами предикации предложения, в котором он нали?ествует (в отли?ие
от Комитатива Партнера 'спорить с кем', он не является валентностью
предиката 'идти с кем' и легко удаляется из предложения). Он находится в
отношении иерархи?еской симметри?ности с Сопровождаемым, который в
прототипи?еских ситуациях сопровождения является Агентом 'кто идет':
Сопровождающий тоже идет, но его перемещение под?иняется перемещению
Сопровождаемого - Агента: 'кто идет с кем, вместе с кем'.
2. Комитативность сопровождения предполагает, ?то референты той и другой
Роли сравнимы, принадлежат к близким классам предметов, то есть
характеризуются большой семанти?еской изотропией, позволяющей их
ассоциировать в предложении взаимного сопровождения: 'Ваня и Петя пошли в
театр друг с другом, вместе'. Взаимное сопровождение служит семанти?еским
фильтром для разли?ения Комитатива от неКомитатива, оформленного той же
прерывистой морфемой 'С + творительный падеж' 'Ваня пошел в театр с
зонтом', при неотме?енном в русском языке предложеним '*Ваня и зонт пошли в
театр друг с другом, вместе'. Впро?ем, Комитатив не со?етается с другой
Ролью: '*Ваня пошел в театр с Петей и зонтом'. Принцип изотропии характерен
и для предложений стати?еского сопровождения 'быть с кем'. В ?астности он
распространяется на именные синтагмы, занимающие позицию подлежащего или
дополнения, типа 'Папа с мамой пошли в театр'. 'Папа' и 'Мама' представляют
собой одно целое, но с некоторой внутренней иерархией, которая отражается в
комитативной конструкции, установившейся до самого высказывания, как это
показывается множественным ?ислом глагольной формы. Наоборот, такие
устой?ивые словосо?етания, как 'дом с мезонином', 'муж?на с усами', не
относятся к комитативности, а являются холисти?ескими конверсиями
посессивных ситуаций, характеризующими предметы 'дом' и 'муж?ина'.
3. Ситуации сопровождения имеют несколько семантико-синтакси?еских
конверсий: при специфи?еских предикатах 'сопуствовать' или 'провожать,
сопровождать' Сопровождающий повышается до деятельной и произвольной Роли
Агента в позиции подлежащего предложения, но из этого следует изменение
самой структуры сопровождения.
В предложении 'Он сопутствует ей везде' под?еркивается зависимость его
перемещения и тот ?лен предложения, который ставится в дательный падеж, не
может определиться просто как Сопровождаемый: накладывается на отношение
обоих партиципантов признак посессивности (в нестати?еской ситуации
сопровождения это подражание Агента другому лицу, от которого он не хо?ет
или не может отойти). Наоборот, в конверсиях с глаголами 'провожать,
сопровождать': 'Каждый ве?ер он ее провожает, сопровождает домой' -
сопровождение близко к тривиальной ситуации ведения: для того ?тобы дойти
до дома, Сопровождаемый как бы нуждается в перемещении самого
Сопровождающего.
Ли?ное самосознание русских с то?ки зрения языка:

соотношение типологи?еского и универсального
Г. И. Берестнев
Калининградский государственный университет

когнитивная лингвистика, рефлексивы, реконструкция, глубинная семантика,
типология, универсалии
Summary. Reflexives may be taken as linguistic sourses when studying
personal selfcconsciousness of native speaker. Reflexive pronoun sebja in
Riusssian is especially significant in this respect. Its referential
content showes that Russian native speaker identifies his self as a groop
of specific objects around him and as any inner funktions. This picture as
a whole is tipical for Russial linguistic mentality.


Современное языкознание, лежащее в русле когнитивной парадигмы, отли?ает
несколько ?ерт. Оно сблизилось с теорией познания, психологией,
культурологией, с одной стороны, сделав своим достоянием их категориальный
аппарат и исследовательские методы, а с другой - освоив их проблематику
(Е. С. Кубрякова). При этом основным объектом лингвисти?еских исследований
стало языковое сознание носителя языка, а их коне?ной целью - выявление и
описание глубинных структур этого сознания.
Одна из наиболее важных проблем, стоящих перед когнитивной лингвистикой, -
проблема самосознания ли?ности. Каким способом ?еловек осмысляет себя как
(Я(? Где пролегает для каждого конкретного ?еловека граница между его (Я( и
(не-Я(? Какова структура представления ?еловека о себе как о (Я(? Какие
структурные компоненты ли?ного самосознания являются универсальными, а
какие - типологи?ески-зна?имыми? Современная наука о языке способна дать
ответы на все эти вопросы. Для этого у нее есть и факти?еские данные
(вербализованные представления ?еловека о себе как о (Я(), и необходимый
инструментарий.
Языковой материал, посредством которого концепт (Я( репрезентируется в
сознании носителей языка, представлен (эгоцентри?ескими словами( - ли?ными
местоимениями 1-го лица, словами, выражающими идею возвратности,
глагольными рефлексивы. Рассмотрение этих слов в отдельном языке
оказывается исклю?ительно плодотворным для постижения структуры и
содержания мысли о (Я( у носителей данного языка.
Обращение к русскому языку при решении проблемы самосознания ли?ности
перспективно в целом ряде отношений. Прежде всего, русский язык имеет два
рефлексива (себя и сам), при?ем себя входит в этимологи?еское гнездо,
компоненты которого выражают ?резвы?айно разнообразные смыслы, а сам и
родственные ему слова обнаруживают большое функциональное разнообразие.
Первое из этих обстоятельств облег?ает установление структуры и семантики
ли?ного самосознания носителя языка, а второе - выявление функциональных
механизмов, в действии которых представление носителя языка о себе как о
(Я( формируется.
Одним из ближайших средств языкового озна?ивания (Я( у носителей русского
языка выступает возвратное местоимение себя. Оно указывает на
объективированное представление о себе самом, которое ?еловек создает для
себя в универсальном когнитивном акте объективации (В. Куайн). При этом в
плане языка сам субъект и инстанция, на которую с его то?ки зрения
указывает местоимение себя, видятся тождественными друг другу. В
референтном же плане объективированное (Я(, озна?енное местоимением себя,
оказывается представленным рядом зон, закономерных для русского языкового
сознания.
Эти зоны делятся на два класса. Первый - внеположенные субъекту предметы.
Обращаясь к ним, языковой субъект отождествляет себя с имеющимися
объектами, соответствующим образом идентифицирует себя и таким путем
обретает собственные объективные основания. Эти предметы таковы.
1. Тело субъекта действия. Материальность, телесность сущности, на которую
указывает местоимение себя в подобных слу?аях, выводится из контекста. При
этом принципиальную роль играют пространственные предлоги, показывающие,
?то данная сущность обладает пространственными, телесными параметрами, -
ср.: Наконец он вздохнул, натянул на себя одеяло и заснул (И. С. Тургенев).
2. Предметы, составляющие собственность субъекта. Это принадлежащие
субъекту вместилища для других видов его собственности (кошелек, портфель,
мешок

и т. п.) или выполняющие ту же функцию предметы мебели (тумбо?ка, шкаф,
холодильник, ящик стола и т. п.) - ср.: Положить ?то-либо себе в портфель /
в тумбо?ку / в стол и т. д. Это также одежда субъекта или ее детали, а
кроме того - небольшое пространство между телом и одеждой. Наконец, это
посуда, которой субъект пользуется в данный момент.
3. Области пространства, присвоенные субъектом. Завершение отме?енной
тенденции составляет отождествление носителем русского языка себя с
пространствами, которые он с?итает своими. Масштабы подобных пространств
варьируются от конкретного предмета, занятого субъектом, до ?асти
помещения, помещения в целом, населенного пункта и даже абстрактной
территории, определяемой лишь (векторно(, - ср.: лежать у себя на постели,
работать у себя в комнате, ехать к себе в деревню, вернуться к себе на юг.
При употреблении возвратного местоимения себя носители языка также
отождествляют свое (Я( со следующим рядом внутренних, психи?еских
функциональных сфер.
1. Сфера импульсивных действий. Она обнаруживается действиями,
находящимися вне непосредственного рационального контроля. Активность
импульсивного (Я( в рамках соответствующих ситуаций снимается деятельностью
рациональной стороны субъекта - ср.: не позволять себе праздных разговоров,
заставлять себя трудиться.
2. Эмоциональная сфера. В языке она обнаруживается действиями, которые
каузируют принципиально положительные или отрицательные эмоциональные
состояния субъекта. Так, себя можно бесить, гневить, злить, му?ить,
сердить, терзать, пугать и т. п. или, напротив, ободрять, радовать, утешать
и т. п.
3. (Я( желаний. Эта сфера обнаруживается действиями, направленными либо на
сдерживание, либо на освобождение желаний субъекта - ср.: Германн не
касался и процентов, жил одним жалованьем, не позволяя себе малейшей
прихоти (А. С. Пушкин).
4. Рациональное (Я(. Эта сфера обнаруживает себя в таких действиях
субъекта, которые предполагает нали?ие у его объектного (Я( рациональной
способности. Так, можно сказать себе ?то-то, признаться себе в ?ем-то,
спросить себя о ?ем-то и т. п.
Эта система референтных сфер, представляющих объектное (Я( в языковом
сознании носителя русского языка, может быть принята за основу для
дальнейших типологизаций. Так, в этом плане обнаруживается, ?то
представление объектного (Я( на основе внешних предметных зон является
общим для русского и польского языковых сознаний (ср.: рус. пригласить к
себе, польск. zaprosi( do siebe), но не характерно для языкового сознания
носителей английского языка (ср. to invite to my house и невозможное *to
invite to myself; John is washing his sirts 'Джон стирает свои рубашки' и
*John is washing himself).
Когнитивный аспект семантики притяжательных местоимений
Н. Н. Болдырев
Тамбовский государственный университет имени Г. Р. Державина

когнитивная семантика, притяжательное местоимение, структуры знаний,
репрезентация
Summary. Possessive pronouns in Russian are viewed as linguistic
representations of certain cognitive structures. The analysis employs a
multi-level theory of meaning and focuses mostly on attributive phrases
with the pronoun 'my' and the correlation of these phrases with different
concepts and propositions. Various cognitive contexts are also taken into
account.


Современный этап развития лингвистики характеризуется много?исленными
попытками у?еных заново осмыслить традиционные языковые понятия и явления с
позиций когнитивного подхода. Не является исклю?ением и теория зна?ения
языковых единиц, которая все ?аще приобретает многоуровневый характер.
Специфика нового подхода к анализу семантики языковых единиц проявляется в
том, ?то зна?ительное место в исследованиях отводится антропоцентри?ескому
фактору - ?еловеку как наблюдателю и как носителю определенного опыта и
знаний. Это озна?ает, ?то ?еловеку как познающему субъекту и говорящему на
определенном языке приписывается активная роль в формировании зна?ений
языковых единиц: ?еловек формирует зна?ения, а не полу?ает их в готовом
виде, - а также активная роль в выборе языковых средств выражения для
описания той или иной ситуации и в понимании мотивов этого выбора. С этой
то?ки зрения, как представляется, особый интерес вызывает анализ
притяжательных местоимений в современном русском языке, способных
передавать разли?ные структуры знания, имеющие отношение как к самой
ситуации общения, так и к говорящему субъекту и полу?ающие поэтому
неоднозна?ное толкование в составе конкретных языковых выражений.
В докладе, в ?астности, рассматривается разное концептуальное содержание,
которое может быть репрезентировано притяжательным местоимением 'мой' в
структуре атрибутивного словосо?етания. По определению, данное местоимение
озна?ает 'принадлежащий мне, имеющий отношение ко мне' [Ожегов, Шведова,
371]. Однако в со?етании с определенными существительными или
прилагательными (в зависимости от их семантики) оно может передавать не
только разли?ные модусы субъекта, но и целые пропозиции, выражающие
конкретные виды отношений и взаимодействия субъекта с предметами
окружающего мира. Ина?е говоря, атрибутивные словосо?етания с
притяжательным местоимением 'мой' могут рассматриваться в ка?естве
метоними?еских моделей концептуализации опыта и репрезентации знаний о мире
в пропозициональной форме.
Действительно, анализ языковых контекстов показывает, ?то передаваемое
притяжательным местоимением 'мой' содержание далеко не ис?ерпывается
семантикой собственно принадлежности. Более того, само отношение
принадлежности оказывается весьма не однозна?ным. Даже за простыми,
казалось бы, языковыми структурами порой скрываются достато?но сложные
структуры знания, без которых понимание языковых выражений затруднено или
невозможно. Сравните: моя ру?-

ка - это может быть и ру?ка, которая принадлежит мне, и ру?ка, которой я
пишу (но которая не является моей собственностью), и ру?ка, которую я кому-
то купил или подарил (Как тебе понравилась моя ру?ка?). Аналоги?но, разное
осмысление могут полу?ать и многие другие слу?аи употребления
притяжательного местоимения 'мой': мой стол (дома и на работе); моя книга
(принадлежащая мне и написанная, подаренная или купленная для кого-то
мной); мой дом (в котором я живу и / или который принадлежит мне); мой клю?
(которым я открываю дверь и / или который принадлежит мне) и т. п. Еще
сложнее обстоит дело с производными существительными, семантика которых
предполагает выполнение определенных действий: отглагольные
существительные, имена деятелей и т. д., например: мой вра? или мой
психолог (тот, кто меня ле?ит или консультирует или работает в у?реждении,
которым я руковожу); мой лаборант / секретарь / водитель / садовник / повар
и т. п. (те, кого я нанял выполнять определенную работу и кто находится в
моем под?инении); мой ?итатель / редактор / рецензент
(?итает / редактирует, рецензирует то, ?то я написал или пишу, или работает
под моим руководством). Можно сказать, ?то в со?етании с существительными -
названиями профессий местоимение 'мой' выражает видовое зна?ение
повторяемости имплицированных действий, их регулярности, постоянный
характер отношений. В со?етании с существительными, обозна?ающими
территориальное или социальное объединение людей вектор отношения
принадлежности, выражаемого местоимением 'мой', меняется на
противоположный, ср.: моя страна, мой город, мой народ, моя семья, мой
университет и т. п., где уже субъект выражает свою принадлежность к
определенному месту или сообществу, а не наоборот.
Данные факты свидетельствуют о том, ?то притяжательное местоимение 'мой' в
составе атрибутивных словосо?етаний в современном русском языке не только
имплицирует (замещает) говорящего субъекта, но и метоними?ески
репрезентирует его основные функции: агенса (мой приезд; мое письмо -
написанное мной), пациенса (мой у?итель), адресата или полу?ателя (мое
письмо - написанное мне; мои цветы - подаренные мне), обладателя (мои
деньги - принадлежащие мне); каузатора (мои цветы - выращенные мной) и
т. д. Из этого следует, ?то данное местоимение передает общее
концептуальное содержание взаимодействия или связи субъекта с окружающим
миром, т. е. служит средством языковой репрезентации концептов
'взаимодействие' и 'связь'. Соответственно его употребление озна?ает
утверждение этого взаимодействия или связи в той или иной форме. Отсюда
возможность использования данного местоимения в функции установления
контакта при обращении (мой уважаемый ?итатель; мои дорогие
сооте?ественники) или указания на нали?ие определенных отношений - деловых,
социальных, ли?ных: мой плотник (на?альник о своем под?иненном, жена о
муже, любой ?еловек о плотнике, к услугам которого он прибегает в слу?ае
необходимости). Характер этих отношений зависит от тех функций, которые
способен выполнять предмет или лицо, обозна?енное существительным (само
действие, его результат, инструмент, разли?ные предметы быта и
хозяйственного назна?ения, профессии и т. д.), и которые обусловлены
определенными когнитивными контекстами, а также самим содержанием этих
функций. Например, функция продавца предполагает нали?ие товара (но не
обязательно покупателя), а функция стюардессы - нали?ие пассажиров, в то
время как функция покупателя требует не только нали?ия товара, но и
продавца, а роль пассажира не зависит от нали?ия стюардессы. Поэтому в
контексте оказания услуг можно сказать: мой покупатель или мой пассажир, но
нельзя сказать: мой продавец или моя стюардесса. Последнее возможно только
в контексте производственных отношений.
Семанти?еская функция субъекта, имплицированного местоимением 'мой', а
также само содержание метоними?ески представляемой пропозиции может
уто?няться или, напротив, усложняться за с?ет использования прилагательного
в ка?естве определения в структуре атрибутивного словосо?етания, поскольку
именно прилагательное, как известно, в большей степени, ?ем
существительное, имплицирует пропозициональное отношение, например: моя
любимая книга (и та, которую я имею и / или люблю ?итать, и, возможно, та,
которую я написал), но: моя самая интересная книга - это, вероятно, только
та книга, которую я написал (ср.: ?*моя интересная книга).
Таким образом, притяжательные местоимения в составе атрибутивных
словосо?етаний в современном русском языке могут рассматриваться в ка?естве
метоними?еского способа репрезентации пропозициональных структур знания,
передавая общее концептуальное содержание взаимодействия субъекта с
окружающим миром или его деловых, общественных или ли?ных связей с
отдельными объектами этого мира.

Литература
Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. М.: АЗЪ, 1993.
Об одном параметре классификации прилагательных
А. Бон?-Осмоловская
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова
русский язык, граммати?еская семантика, когнитивная лингвистика,
прилагательное, экспериенцер
Summary. A new approach to the traditional classification of Russian
adjectives (qualitative vs relative) is proposed in the abstract. All the
adjectives are considered as elements of cognitive scale, organized by the
parameter of the degree of Experiencer involveness when naming Stimulus
features. It is argued that the whole range of surface syntactic and
morphological characteristics of an adjective is implied by its internal
cognitive structure


Разбиение прилагательных на два класса, ка?ественных и относительных,
традиционно основывается на семанти?еских критериях, ср. [Плотникова, 377]:
По зна?ению прилагательные делятся на ка?ественные, обозна?ающие признаки
предмета, способные проявляться с разной степенью интенсивностью и
относительные, обозна?ающие признаки предмета обы?но ?ерез его отношение к
другому предмету.
Другим основанием данной классификации является ряд граммати?еских свойств
прилагательных (нали?ие краткой формы, степени сравнения, со?етаемость с
наре?ием времени, непроизводность основы, возможность образования наре?ия
на -о, -е, -и, имени ка?ества, и др.). В соответствии с классификацией
прилагательные, обладающие хотя бы некоторыми из пере?исленных свойств,
являются ка?ественными, а не обладающие ни одним - относительными.
Представляется, ?то данная классификация обладает рядом существенных
недостатков, следствием которых является ее беспомощность тогда, когда ре?ь
идет о ?уть менее тривиальных слу?аях, ?ем 'холодный' или 'деревянный'.
Основной проблемой данной классификации можно с?итать, во-первых, крайнюю
не?еткость семанти?еского противопоставления и, во-вторых (как следствие
первого), несоотнесенность граммати?еских параметров классификации с ее
семанти?еским основанием1. Между тем в соответствии с современными
граммати?ескими теориями нали?ие того или иного граммати?еского признака
слова рассматривается как следствие (и проявление) его глубинной
семанти?еской структуры, а ис?ерпывающая классификация, у?итывающая данное
положение, представляет собой некую континуальную шкалу с заданными
крайними 'прототипи?ескими' то?ками и направлением, определяющим то, в
каком порядке на шкале располагаются все остальные ее элементы2 (ср.
последние исследования, посвященные проблеме переходности глагола).
В настоящем докладе предлагается к обсуждению лишь один из возможных
параметров континуальной классификации прилагательных.
Употребление прилагательного является на когнитивном уровне результатом
оценки субъектом ре?и (Экспериенцером) ряда релевантных свойств
определяемого имени (Стимула). Данные свойства могут восприниматься
Экспериенцером как 'объективные' свойства Стимула, т. е. присущие ему
независимо от акта оценки и никак не затрагивающие Экспериенцера, или же
наоборот могут восприниматься непосредственно как результат оценки и
содержащие в себе, таким образом, некие сведения о 'внутреннем мире'
Экспериенцера. Первое свойственно 'прототипи?ески' относительным
прилагательным типа деревянный, второе - 'прототипи?ески' ка?ественным
прилагательным типа холодный. Одним из следствий разли?ия представленной
глубинной семанти?еской структуры является возможность (или невозможность)
поверхностного выражения Экспериенцера (ср. конструкцию типа моя любимая
книга, где посессивное местоимение мой не является указанием на посессора
книги, а указывает на Экспериенцера оценки: книга, любимая мной). Другим
граммати?еским следствием является возможность (или невозможность)
функционирования конструкций с однокоренными наре?иями на -о и субъетом в
дат. падеже (напомним, образование наре?ий на -о выделяется традиционно как
один из граммати?еских признаков ка?ественных прилагательных). Конструкции
типа мне холодно, мне грустно, мне смешно являются компонентом той же самой
когнитивной структуры, но с другим фокусом эмпатии, в этом слу?ае Стимул
остается невыраженным. Поясним сказанное на примере: словосо?етание смешной
маль?ик можно перефразировать как [маль?ик, вызывающий у Х смех], в то
время как мне смешно перефразируется как [Х вызывает у меня смех]. В первом
слу?ае поверхностно выражен Стимул и не выражен Экспериенцер. Во втором
слу?ае поверхностно выражается Экспериенцер, а Стимул опущен как неважный,
неизвестный или легко восстановимый из контекста.
В развитие изложенной выше гипотезы в докладе будет предложен анализ
примеров, вклю?ающих в себя прилагательные разли?ной семантики. В
заклю?ение будет предложена предварительная шкала прилагательных,
основывающаяся на том, насколько прилагательное выражает параметр
внутренней вклю?енности Экспериенцера в акт оценки свойств Стимула.

Литература
Плотникова. Прилагательное // Русский язык: Энциклопедия. М., 1997. С. 376-
378.
Концептуально-семанти?еский анализ художественного текста

как средство моделирования авторского сознания
Л. О. Бутакова
Омский государственный университет

авторское сознание, смысл, концепт, концептосфера, смысловое поле,
когнитивно-семанти?еский анализ, модель
Summary. The article is devoted to the problem of building the texts based
author's consciousness model. The model is understood as a second subject-
object symbolic construction, having objective basic features. But at the
same time reflecting the recipient's subjective opinion. The author's
consciousness being a text organizing center is formed by the main
reflection way and presented in the system of concepts by means of mental,
associative, emotive dominants. This special text's category is understood
as a particularly creative form of mental reflection and can be presented
as a model.


Современные подходы к тексту как динами?ескому вербально-невербальному
объекту, порожденному единым сознанием и несущему во всей своей материи его
?ерты, позволяет решать проблемы его когнитивной, смысловой и
коммуникативной цельности с помощью применения категории авторское
сознание. Концептуально-смысловая категория авторское сознание является
динами?еской моделью сознания реального автора-?еловека, может быть
проанализирована ?ерез формы репрезентации в тексте с помощью концептуально-
семанти?еского анализа. Ее следует определить как совокупность внутренне
упорядо?енных, изоморфных друг другу когнитивной, коммуникативной, эмотивно-
смысловой систем, репрезентированных в тексте. Ее описа-

ние - специфи?еская модель по данным текста - комплекс схемати?но
изображенных, с у?етом специфики самоорганизации знаковой структуры текста,
внутренне упорядо?енных, изоморфных друг другу когнитивной (концепта,
концептосферы, абстрактных когнитивных моделей), коммуникативной и
гомоморфной им эмотивно-смысловой систем.
Об авторском сознании как когнитивно доминирующем центре мы можем судить
по результатам вы?ленения доминантных и периферийных смыслов, концептов,
концептуальных систем (концептосфер) ?ерез формы их типи?ной для данной
художественной модели репрезентации, в коне?ном итоге - по вербальным
знакам, представляющим когнитивно-языковую организацию ре?евого
произведения. Изу?ение текста с такой то?ки зрения озна?ает исследование
способов его концептуального устройства, т. е. такого функционального
механизма, который передает особенности авторского взгляда на мир в
структурах конвенциональных и индивидуальных моделей, и такой цельной
художественно созданной формы, которая воплощает авторские субъективные
смыслы с помощью зна?ений 'тел знаков'
___________________________________
[?] Так, например, в класс ка?ественных попадают прилагательные типа
гнедой (поскольку у него непроизводная основа) или женатый (поскольку
возможна краткая форма женат) и пеший, хотя понятно, ?то данные
прилагательные никоим образом не выражают 'степень интенсивности признака'.

2 В подтверждение перспективности отказа от дискретной классификации
прилагательных отметим, ?то как одно из немного?исленных 'свойств'
относительных прилагательных ?асто указывается их возможное употребление в
ка?ественном зна?ении. При нали?ии континуальной шкалы, выстраивающей
прилагательные от прототипи?ески относительных к прототипи?ески
ка?ественным, данная особенность может рассматриваться как полноценное
свойство ряда прилагательных, не мешающее классификации, а, напротив,
задающее их местоположение на шкале.
всех возможных уровней. Его итог - модель, имеющая иерархи?еское строение в
силу иерархи?ности прототипа. Как целостная система она может быть
воссоздана с помощью последовательного построения 'этажей' иерархии, где
'внизу' будет находиться концепт, а 'наверху' - совокупность абстрактных
когнитивных моделей, организующих всю систему как таковую. При?ем сама
иерархия динами?на, а не жестко стати?на, организована разносторонним
движением смыслов в смысловой системе индивида и подобным движением
зна?ений языковых единиц, представляющих их в тексте. Это не просто создает
пересекаемость концептов в пределах смысловых полей и самих полей в
пределах текстов, но и позволят одним и тем же смыслам быть связанными с
разными фреймами, сценариями, одним и тем же фреймам наполняться разными
субъективными и конвенциональными смыслами. Построение общей модели в
системном аспекте будет под?иняться принципам иерархи?ности, системности,
должно у?итывать обязательное присутствие доминантных смыслов, их
соотношений с остальными субъективными ли?ностными смыслами, типами связей
конкретных концептов и смысловых полей. Структурная организация модели
будет представлять собой совокупность ядерно-периферийных структур
концептов (фреймов), способов их взаимосвязей, структур концептосфер
(ситуационных моделей), способов их взаимосвязей и структур когнитивных
моделей, индивидуально используемых автором текста (текстов). Путь 'снизу -
вверх' (от менее абстрактного - к более абстрактному) пронизывает и
построение системы, и моделирование структуры. В первом слу?ае это озна?ает
перемещение от моносистемы (концепта) => к макросистеме (концептосфере) =>
к мегасистеме (абстрактным моделям). Во втором - передвижение от
министруктуры (фрейма) => к макроструктуре (ситуационным моделям) => к
мегаструктуре (астрактным схемам).
Методика построения целостной модели - поэтапное смысловое моделирование
ядерно-периферийной иерархи?еской структуры когнитивной сферы, гомоморфной
ей структуры эмотивно-смысловой сферы, коммуникативной и знаковой структур
текста. В основании такой методики - выделение в ка?естве элементарной
единицы субъективного смысла, базовой функциональной единицы - концепта
(объемного смыслового образования), соотнесение принципов смысловой
организации и знаковой самоорганизации текста. На основе
психолингвисти?еской и философской то?ек зрения [Павиленис, 1983, 1986;
Пищальникова, 1996, 1999] под концептом мы понимали объемное ментальное
образование (моносистему), имеющее конвенциональную природу, схемати?но
отражающее логи?ескую последовательность мнений, представлений, понятий
индивида об определенном фрагменте действительности, 'пропущенное' сквозь
его ценностно-нормативную систему, несущее отпе?аток его субъективной
концептосферы и имеющее вербальную форму выражения в ре?и. Ценностно-
нормативный компонент, выступающий 'фильтрующим устройством' для остальных
элементов концепта, придает им ли?ностный вид. Концептосферой мы с?итали
систему (полисистему) взаимообусловленных, взаимосвязанных на вербальном и
абстрактно-логи?еском уровнях концептов индивида как представителя
этни?еского и социального коллектива, репрезентированных в его ре?евых
произведениях любой вели?ины и коммуникативной направленности.
Этапы моделирования:
1. построение структуры концептов с помощью описания зна?ений выявленных в
тексте вербальных форм акцентного авторского представления их составляющих
(понятийной, предметной, эмоциональной, образной, ассоциативной,
оцено?ной); выделение среди них ядерных и периферийных; оценка выбора
приоритетных смыслов, средств их репрезентации, способов и степени
трансформации использованных для этого языковых знаков; привле?ение для
этих целей смыслового, семанти?еского анализов и структурного фрейм-
анализа;
2. построение аналоги?ным образом эмотивно-смысловых концептов с у?етом
доминантной и производной эмоции текста, способов их преимущественной
репрезентации с помощью языковых знаков; установление ка?ества, степени,
способов создания гомоморфности объектов друг другу; установление ядра и
периферии смысловых и эмотивных полей текста, способов взаимоотношений
концептов в их пределах с помощью семного и семанти?еского анализов;
3. конструирование структуры концептосферы авторского сознания на основе
выделенных концептов, выявления ка?ества и форм осуществления вербальных и
предметно-логи?еских связей между ними с помощью семанти?еского,
концептуального, логи?еского и 'структурно-ситуационного' анализов;
4. описание абстрактно-логи?еских когнитивных способов взаимного
сосуществования концептов, концептосфер, смысловых и эмотивно-смысловых
полей в тексте на базе выявления способов вербального и иного представления
с помощью семанти?еского, денотативного и предметно-логи?еского анализов.
5. построение коммуникативной структуры текста с помощью определения
особенностей коммуникативной модели, установления ведущих и вспомогательных
видов, форм коммуникации в поэти?еском и прозаи?еском текстах на базе
использования коммуникативно-дейкти?еского анализа; форм коммуникативной
организации основного повествования, его трансформации, ре?и главных и
периферийных персонажей, диалоги?ности и ре?евой полифонии прозы на основе
прагма-семанти?еского описания дейксиса говорящего;
6. соотнесение всех полу?енных схемати?еских представлений в единую модель
авторского сознания по тексту на базе принципов гомо- / изоморфизма.

Литература
Павиленис Р. И. Проблема смысла: (Современный логико-философский анализ
языка). М., 1983.
Павиленис Р. И. Понимание ре?и и философия языка // Новое в зарубежной
лингвистике. Вып. 17. М., 1986.
Пищальникова В. А. Проблема смысла художественного текста. Барнаул, 1996.
Пищальникова В. А. Психопоэтика. Барнаул, 1999.
Лекси?еское зна?ение в дискурсивной модели описания языка.

Синтактика versus семантика
А. В. Вдови?енко
Православный Свято-Тихоновский богословский институт, Москва

синтаксис коммуникативной ситуации, отсутствие изолированного
('лекси?еского') зна?ения лексемы,

зна?ение как представление об употреблении в представимой коммуникативной
ситации
Summary. Discoursive model for describing languages seems to imply that the
communicative situation (defined in terms of 1) frames, 2) actual data,
3) linguistic models, 4) paralinguistic factors, 5) individual
peculiarities) integrates all the linguistic elements involved in the
textual structure (the lexical meaning included). However, if the lexemes
do have an independent lexical meaning, they should be rather considered
integrating elements, not integratable. The lexical meaning is based on the
fact that the native speaker inevitably imagines something when listening
(pronouncing) any word separately, isolatedly. My proposal is that what the
native speaker imagines this moment is the communicative situation
ordinarily implying the use of the word. Therefore, the meaning of an
isolated word becomes a phenomenon of discoursive syntax, not of abstract
semantics. The syntactical explanation of the imagination phenomena makes
the discoursive model non-contracictable. An isolated lexical meaning,
therefore, doesn't exist even in the situation of separately pronouncing a
word, what is usially meant as a lexical meaning is actually the
discoursive syntactical meaning.


Чтобы представить дискурсивное понимание 'лекси?еского зна?ения', кажется
уместным сна?ала предъявить в общих ?ертах некоторые общеизвестные
положения, а затем - поместить понятие 'лекси?еское зна?ение' в полу?енный
теорети?еский пейзаж на соответствующее, возникающее для этого понятия
место.
Общая картина (общеизвестное)
Дискурсивный метод анализа феноменов языка прежде всего конституируется
главным требованием, которое некогда Р. Лонгакр высказал как
революционное1: ?тобы осуществить адекватное описание лингвисти?еской
структуры и ее элементов, необходимо выйти за пределы предложения
(sentence), которое традиционно (со времен стоиков и до видных
представителей лингвистики XX века, вклю?ая де Соссюра, Блумфилда и
Хомского2) понималось как самостоятельное обособленное ре?евое единство. За
границами предложения, преодоленными дискурсивной лингвистикой,
простирается то, ?то может быть названо контекстом, текстом или, шире,
коммуникативной ситуацией и дискурсом.
Составляющие коммуникативной ситуации3, способные при надлежащем описании
быть ее характеристиками, - это 1) фреймы, 2) факты и данные,
непосредственно связанные с моментом акта коммуникации или отдельным его
моментом, 3) модели ре?евой деятельности на макро- и микроуровнях текста,
актуальные для данной ситуации или ее момента (т. е. парадигматика языка,
составляющая для носителя языка арсенал нетеоретизированных моделей),
4) паралингвисти?еские характеристики коммуникативного акта4, 5) фактор
ли?ных особенностей в восприятии и использовании элементов коммуникативной
ситуации, или фактор дектики, по терминологии Ю. С. Степанова5.
Таким образом, дискурсивная модель описания языка предполагает, ?то любой
из элементов текста - на уровне морфемы, лексемы, словосо?етания,
предложения и собственно текста - интегрирован в коммуникативную ситуацию
(=дискурс) и задан ею. Пример анализа одной из лексем, взятых из
соответствующего текста, позволяет продемонстрировать, ?то элементы текста
в любой момент текстовой последовательности на микро-уровне исполняют
перманентный императив встраиваться в соответствующую структуру,
продиктованную параметрами изна?ально идентифицированной (и постоянно
идентифицируемой автором текста) макро-ситуации. Соответственно,
общеизвестный теорети?еский пейзаж можно подытожить так:
- текст есть предикат коммуникативной ситуации, т. е. в некотором смысле
текст содержится в коммуникативной ситуации как своем 'субъекте', и
определяется ей; и по мере того текст есть функция коммуникативной
ситуации;
- элементы текста, в свою о?ередь, также заданы коммуникативной ситуацией
и самим текстом; элементы текста, в том ?исле лексемы, суть в коне?ном
с?ете функции коммуникативной ситуации, описываемой в вышеприведенных
категориях.
Лекси?еское зна?ение (следствие из общеизвестного)
Принимая такую модель описания языка, невозможно говорить о лекси?еском
зна?ении, т. е. о зна?ении отдельно взятой лексемы, вне синтаксиса. При
этом следует признать, ?то синтаксис - в дискурсивной концепции
лингвисти?еского описания, в отли?ие от традиционного определения6 - должен
пониматься совершенно ина?е. В самом деле, если мы выходим из границ
предложения и констатируем, ?то слова связаны в зна?имую последовательность
не внутренними для предложения связями, а зна?имым вне-фразовым принципом,
и констатируем этот интегрирующий, 'связывающий' принцип, т. е.
коммуникативную ситуацию с ее фреймами, актуальными особенностями,
моделями, паралингвисти?ескими факторами и дектикой, то понимание
синтаксиса становится существенно другим. Прежний синтаксис как связь слов
в предложении (в крайнем слу?ае, связь нескольких простых предложений между
собой), - связь, описываемая в традиционной теории синтаксиса по внутри-
фразовым отношениям, лишь иногда с некоторыми элементами сверх-фразовости в
целях грамматикализации все того же отдельного предложения7, - превращается
в другой синтаксис, понимаемый как интегрированность элементов текста в
коммуникативную ситуацию, или интегрирование элементов текста
коммуникативной ситуацией.

В этом смысле у текста есть синтаксис еще до самой словесной реализации
текстовой последовательности. Синтаксис, понимаемый таким образом, вбирает
все феномены лингвисти?еской структуры (феномены всех уровней), и, казалось
бы, у лексем нет ни?его, ?то не определялось бы синтакси?ескими, то?нее,
дискурсивно синтакси?ескими отношениями. Казалось бы, ?то и лекси?еское
зна?ение неким образом тоже должно задаваться дискурсивным синтаксисом.
Однако здесь есть одно зна?ительное препятствие: ни в одной из
концептуальных попыток представить дискурсивную модель непротиворе?ивой не
подвергается сомнению существование лекси?еского зна?ения слова, его т. н.
семантика8. Если это так, т. е. если
___________________________________
1 Longacre R. Why We Need a Vertical Revolution in Linguistics // The
Fifth Lacus Forum Columbia, 1978. P. 247-270.
2 E. g.: Bloomfield L. Language. NY, 1933. P. 170; Chomsky N. Aspects of
the Theory of Syntax. Mass., 1965. P. 8.
3 Коммуникативная ситуация понимается как любое использование языка
говорящим (пишущим) для восприятия ?итающим (слушающим); при этом ситуация
может быть актуальной или потенциальной, но неизбежно ориентированной на
восприятие ре?евого акта, реализованного в устной или письменной форме.
4 Ср.: van Dijk T. A. Studies in the Pragmatics of Discourse. Ch. 9:
Context and Cognition: Knowledge Frames and Speech Act Comprehension. The
Hague, 1981. P. 218.
5 Степанов Ю. С. Язык и метод. М. C. 367.
6 Традиционным можно назвать такой способ граммати?еского анализа, который
рассматривает предложение как самостоятельное ре?евое единство.
7 Ср., напр., понятие пресуппозиции, в котором имплицитно содержится
признание того, ?то данное объясняемое предложение составляет единственный
интересующий теорию предмет анализа (другими словами, то, ?то на самом деле
интегрирует данное предложение и задает его параметры на всех уровнях,
становится всего лишь вспомогательным средством для 'спасения' целостности
и закон?енности предложения, в то время как в действительности едва ли
можно сомненваться, ?то никакой самостоятельности и закон?енности у
реального функционирующего в тексте предложения нет).
8 E. g.: Weinrich H. Linguistik der Luege. 1966. Ср. тж.: Арутюнова Н. Д.
Язык и мир ?еловека. М., 1999. С. 1 vs сс. 16-17, 20-27 и др.
некие внетекстуальные зна?ения в лекси?еских единицах все же существуют,
тогда сами слова заклю?ают в самих себе принципы образования
лингвисти?еских структур, превращаясь из интегрируемых элементов в
интегрирующие. Это в некотором смысле отрицает дискурсивную парадигму
лингвисти?еского анализа, скорее даже просто сводит ее на нет, поскольку
категория текста и коммуникативной ситуации теряет свой системообразующий
смысл. Эту теорети?ескую апорию другими словами можно представить в виде
оппозиции двух утверждений: 'Коммуникативная ситуация определяет свои
минимальные единицы (в т. ?. зна?ения слов)' vs 'Минимальные единицы (в
т. ?. зна?ения слов) определяют коммуникативную ситуацию'.
Таким образом, вопрос заклю?ается в том самом лекси?еском зна?ении,
которое мыслится в отдельно взятом слове и обыкновенно формулируется в духе
семанти?еской (=традиционной, платоно-аристотелевской, морфологи?еской,
пословной, номинальной) парадигмы описания языка: 'если есть слово, то оно
?то-то зна?ит'. Именно к этой апории относится то, ?то я представляю как
'рему' своего выступления.
Убежденность в существовании изолированного лекси?еского зна?ения (или
т. н. семантики) зиждется на одном несомненном факте сознания каждого
носителя языка: произнося изолированное слово, любой субъект ре?евой
деятельности, говорящий на родном языке, не может не признаться себе и
другим в том, ?то у него неизбежно возникают какие-то ассоциации; именно
это и есть то, ?то носитель языка с?итает или самим зна?ением слова, или,
по крайней мере, ?ем-то имеющим отношение к тому самому лекси?ескому
зна?ению слова, его семантике. Я предлагаю следующее объяснение этого
факта.
Ассоциации, возникающие у носителя языка при изолированном произнесении
слова, есть не ?то иное, как воспроизведение в памяти некой (минимальной)
коммуникативной ситуации, которая достато?на для употребления данного слова
и которой данное слово вполне свойственно. Так, например, произнося (или
слыша) употребленное изолированно слово пожар, носитель языка воспроизводит
в памяти ситуацию, в которой по отношению к соответствующему событию он
употребляет или может употребить именно это слово в рас?ете на адекватное
понимание. Воспроизведение в памяти ситуации, с которой естественным
образом всеми носителями языка связывается данный звуковой комплекс
(пожар), и есть зна?ение данного слова (также с любыми словами - верит,
холодный, из-за, специально и др.).
Таким образом, если толковать зна?ение как представляемое использование
данного слова в минимальной коммуникативной ситуации, которой свойственно
употребление данной лексемы, то дискурсивная модель описания языка
становится непротиворе?ивой: зна?ение изолированного слова становится
феноменом синтакси?еским, поскольку ассоциируется с употреблением в
представимой коммуникативной ситуации, т. е. мыслится интегрированным в
коммуникативную ситуацию, переставая быть самостоятельным смыслообразующим
элементом. Лекси?еское зна?ение, таким образом, оказывается неизбежно
синтакси?еским в смысле дискурсивного понимания синтаксиса. Нужно при этом
признать и то, ?то лекси?еского зна?ения, которое было бы свойственно
изъятому из коммуникативной ситуации изолированному слову, не существует
вовсе и ?то семантика, как и синтаксис, тоже должна пережить изменение в
статусе - стать окон?ательно синтакси?еской и синтакси?ной.
Пользуясь сравнением, отдельно взятое слово можно уподобить у?астку
перекладинки буквы 'А': если сама целостная буква - это коммуникативная
ситуация, перекладинка - это словесный текст, составляющий предикат
ситуации, заданный ею, то слово есть небольшой у?асток этой перекладинки,
который безусловно не имеет никакого самостоятельного зна?ения (как если,
например, этот 'у?асток перекладинки' нарисовать изолировано на доске).
Семанти?еская функция некоторых оборотов разговорной ре?и
Г. И. Володина
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова

разговорная ре?ь, семантика, модусный компонент высказывания, идиомы
Summary. The report is dedicated to semantic functions of linguistic means,
expressing subjective sense of an utterance. It also dwells on means of
spoken language, rendering speaker's intentions in a folded (idiomatic)
form.


Как известно, суть информации, составляющей модальную рамку высказывания,
- вклю?ающая в него 'я' говорящего (раскрывающая и особенности восприятия
им обозна?аемого факта, и оценку самой ситуации ре?евого общения), для
носителей языка 'о?евидна', она воспринимается на интуитивном уровне.
Для тех же, кто не является носителем данного языка, само присутствие в
высказывании субъективных смыслов о?евидно не всегда, и тем более остается
загадкой их суть. Однако понимание этих субъективных смыслов исклю?ительно
важно. Они как бы составляют 'душу' высказывания. Именно в этой ?асти
сообщения - клю? к раскрытию видения говорящим изображаемых фактов,
сущности характеров и поступков тех, о ком идет ре?ь. Во многих слу?аях от
правильного истолкования субъективной информации зависит и адекватность
восприятия факти?еского содержания сообщения.
Поэтому столь важно познакомить изу?ающего язык со средствами выражения
модусного компонента высказывания, выработать навык фиксации этих
показателей и дешифровки передаваемых ими смыслов.
Зна?ительный пласт средств, вводящих в высказывание дополнительные смыслы,
- это ?астицы (в том ?исле и ?асти?но десемантизированные лексемы,
выступающие в функции ?астиц) и целые 'блоки' слов.
Представляется целесообразным рассматривать эти средства, объединяя их в
группы на основании общности выполняемой ими функции (сходству
семанти?еского 'приращения' к высказыванию). Важно рассмотреть и средства,
выражающие мысль максимально свернуто и / или идиомати?но, функционирующие
в разговорной ре?и.
В сообщении будут рассмотрены языковые средства того и другого типа:
? ?астицы ведь и же (в сопоставлении их семанти?еских функций);
? обороты вроде бы, как бы;
? средства выражения неуверенного ответа на вопрос (как вам сказать,
скажем, пожалуй, кажется, вроде бы, видимо, вряд ли и т. п.);
? средства выражения ответа на вопрос об отношении к кому- / ?ему-либо или
о впе?атлении от кого- / ?его-либо.


Семантика и структура предложения в когнитивном аспекте
Г. Ф. Гаврилова
Ростовский государственный педагоги?еский университет

знание, когнитивные модели, 'по знакомству', 'по описанию', концепты,
коммуникативно-когнитивный подход


Человек в контексте реальных общественных связей и отношений познает
действительность, обладая готовым истори?ески сложившимся аппаратом,
которым, так или ина?е, он пользуется в зависимости от присутствия в его
сознании моделей категории знания, которые проецируются на соответствующие
языковые формы.
Когнитивные модели принято делить на общие, стати?еские и ?астные,
динами?еские, органи?ески связанные друг с другом. На основе их возникают
отношения, определяющие возможность перехода от предметных и логи?еских
связей в объективной действительности к синтакси?еским и комбинаторным
способам их переда?и в предложении высказывании.
Реализация перехода от умственной ситуации к высказыванию ведет к
полу?ению языковых структур, по?ти иденти?ных по содержанию, но
отли?ающихся друг от друга по некоторым параметрам. Ср.: С отъездом отца
(после отъезда отца, когда отец уехал) все изменилось.
Знания динами?еские, полу?енные в результате анализа конкретного реального
факта, опираются на знания стати?еские, априорно полу?енные и имеющие
определенную фиксированную модель в языке в виде проецируемых ими
синтакси?еских позиций в предложении и ис?исляемого ряда языковых
возможностей их заполнения.
Б. Рассел разли?ал два вида знания - знание 'по знакомству' и знание 'по
описанию'. Эти два вида знания по-разному проецируются в языковом
материале.
Так, употребление в предложении наре?ных субъективно окрашенных
интенсификаторов действий или признаков возможно только в предложении,
содержащем информацию о непосредственно воспринятом факте (в процессе
знакомства). Таковы наре?ия-обстоятельства типа 'весьма, ужасно, на
удивление' и пр. Отсюда запреты на употребление их в отрицательных и
общевопросительных конструкциях; ср.: Она весьма обрадовалась и невозможное
- Она весьма не обрадовалась.
То?но так же разные виды знания находят свое соответствие в разновидностях
изъяснительных сложнопод?иненных предложений (изъяснительно-вопросительных
и изъяснительно-определительных). Ср.: Я знаю, с кем вы разговаривали
(знание по описанию) и Я знаю того, с кем вы разговаривали (знание по
знакомству).
Некоторые языковые факты возможно объяснить только с помощью довольно
сложных когнитивных моделей. Так, в лингвисти?еской литературе, в том ?исле
и в академи?еских грамматиках [1], сообщается, ?то союз 'когда' может
приобретать условно-временное зна?ение: Когда метет пурга, дети не выходят
из дома (од-

но действие постоянно сопровождает другое). Между тем еще Д. Юм [2] писал,
?то отношения постоянного следования легко превращаются в нашем сознании в
отношения следствия. Следовательно, перед нами модель знания как результат
умственных операций, ведущих к трансформации временных отношений в условно-
следственные.
Обращение к когнитивным моделям знания предполагает путь исследования: от
них к функциям и далее - к языковым средствам, потенциально закрепленным за
определенной функционально-семанти?еской категорией, а затем - к выбору
варианта, наиболее соответствующего ре?евому замыслу.
Реалии, отражаемые говорящим, неизбежно связываются им с определенными
концептами, отражающими свойства и отношения данных объектов с другими
реалиями и представляющими собой 'идеальную форму существования предметного
мира' [3].
Так, например, с концептом одушевленности существительных связано
представление о возможности ментальных, волевых, эмоциональных процессов,
?то исклю?ается в концепте неодушевленности.
Отсюда при субъекте - неодушевленном существительном в предложении не
может быть ни предикатов, ни обстоятельств с подобным зна?ением, не может
быть в них и целевых распространителей, требующих осознанности основного
действия. Ср.: Месяц спрятался за ту?у и Чтобы его не заметили, маль?ик от
испуга спрятался за дерево.
Таким образом, концепты одушевленности / неодушевленности субъекта прямо
проецируют характер синтакси?еских позиций в предложении и определяют
степень его распространенности.
В процессе общения адресант не может не у?итывать те компоненты знаний,
умственных ситуаций, которые предположительно вклю?ены (или не вклю?ены) в
стати?ескую и динами?ескую системы знаний адресата. Так, построение и
употребление любой конструкции со зна?ением негации сориентировано на
знание и убеждение собеседника в закономерном нали?ии факта, прямо
противоположного отрицаемому: Ее не радовало с?астье до?ери.
То есть в данном слу?ае представляется возможным говорить о коммуникативно-
когнитивном подходе к анализу предложения. Предложение-высказывание всегда
ориентировано на нали?ие у собеседника определенных моделей стати?еского
знания, накопленного им в результате собственного опыта или добытого в
процессе языкового общения.
Концепты знания о реалиях и их связях с другими реалиями объективной
действительности находятся и в прямой связи с выходом предложения в текст.
Так, функция связи между предложениями в тексте ?асто опирается на
концептуальные связи отраженных в сознании реалий: В комнату вошли две
дево?ки. Сестры были о?ень похожи на свою мать. Концептуальная связь
'сестры - дево?ки' создает возможность связать два предложения в единое
целое.
При повторе существительного первого предложения во втором связь между
предложениями сопровождается приращением зна?ения 'определенности' к
семантике повторяющегося существительного, которое представляет собой
сигнал знания предмета 'по описанию'. Когнитивная же модель адресанта в
этом слу?ае сориентирована на фоновые знания адресата: Вдали показался дом
с железной крышей. Дом этот выделялся на фоне маленьких домиков.
Таким образом, языковые данные свидетельствуют об особенностях
мыслительных процессов, ибо языковая семантика неразрывно связана со
знанием говорящего о реалиях окружающего мира и о фоновых знаниях
собеседника.
Литература
1. См., например: Русская грамматика. Т. 2. М., 1980. С. 543.
2. Юм Д. Исследование о ?елове?еском разумении. М., 1995.

С. 35.
3. Леонтьев А. А. Деятельность и сознание // Вопросы философии. 1972. ? 12.
С. 140.
Метафори?еские структуры в процессе логи?еского познания
О. И. Глазунова
Санкт-Петербургский государственный университет

образные ассоциации, мышление, абстрактная лексика, денотат, сигнификат,
коннотат, универсальный носитель признака
Summary. The abstract is devoted to the metaphorical nature of reflection
of the outer world and to the cognitive aspects of its perception and
transformation to the linguistic structures. The author introduces the
concept of 'konnotat' as a analogue of the 'signifucat' which embodies the
emotive aspects of the word meaning.


Образные ассоциации являются неотъемлемыми элементами мышления на всех
уровнях умственной деятельности и в разли?ных сферах профессионально-
общественных интересов ?еловека. Изу?ение механизмов преобразования
?увственных и мыслительных категорий в языковые структуры, роль и зна?ение
образов-символов в процессе полу?ения, переда?и и переработки информации,
выявление законов варьирования и со?етаемости лекси?еского материала в
зависимости от характера информации и от условий общения является важной
?астью постижения законов мышления, лежащих в основе познавательной
активности индивида.
Среди языковых единиц присутствует ряд лексем, которые не могут быть
соотнесены ни с одной единицей денотативного уровня. К этой категории
относятся глаголы, прилагательные, а также образованные от прилагательных
существительные и наре?ия. Понятия, которые выражаются с помощью данных
лексем, актуализируются в сознании носителей языка ?ерез предметы реального
мира, являющиеся их носителями. Для переда?и зна?ений абстрактной лексики
от одного субъекта другому прибегают к аналити?ескому описанию или к помощи
посредников, которые в сознании носителей языка обладают устой?ивой
ассоциативной соотнесенностью с данным признаком. Например, в практике
языкового общении при выражении или идентификации цвета используется образ
предмета, у которого данный цвет входит в состав зна?ения на понятийном
уровне.
Универсальные носители признаков являются логи?еской базой для
существования метафори?еских языковых структур, обладают единым зна?ением
для ?ленов языкового коллектива и в силу широкого распространения удобны
для презентации. Можно говорить о том, ?то в отношении ряда предметов
реальной действительности в сознании носителей языка наряду с сигнификатом,
отображающим внешнее строение и сущностные характеристики, присутствует
образ, который аккумулирует на понятийном уровне их субъективные признаки и
функционально-практи?еские особенности, не входящие в состав
сигнификативного понятия, то есть выражающие отношение к ним субъекта
восприятия. Например, при описании сигнификативного понятия лиса
у?итываются классификационные (принадлежность определенному роду) и
физи?еские (вес, размер, окрас и т. д.) параметры животного, в то время как
к коннотативным признакам данной лексемы относятся 'хитрость', 'коварство',
'склонность к обману' и т. д.
При отображении денотата на уровне сознания реальный образ приобретает
разное понятийное наполнение: сигнификативное и коннотативное. Понятийное
содержание сигнификата ориентировано на объективно-познавательную
деятельность индивида, связанную с отображением объективных предметно-
практи?еских связей внешнего мира, в то время как на уровне коннотата,
образно дублирующего зна?ение предикативных признаков, реализуется
внутренняя активность субъекта сознания: закладываются рефлекторно-
психологи?еские основы субъективной модели восприятия действительности.
Коннотат - закрепленный в образе устой?ивый квалификационный признак или
совокупность признаков, которые предназна?ены для сравнительной субъективно-
оцено?ной, эмоциональной или стилисти?еской характеристики предмета
(явления) ?ерез другой предмет (явление) на основе сложившихся в языке
ассоциативно-предметных связей. Коннотат относится к категориям понятийного
уровня, но его соотнесенность с абстрактно моделируемым образом зна?ительно
облег?ает его существование в сознании носителей языка. В силу сложившихся
ассоциативных связей большинство предметов реальной действительности,
наряду с отображенным в сигнификате объективным понятийным содержанием,
обладают устой?ивым зна?ением, которое ?асто не относится к сущностным
характеристикам отображаемого им предмета, а имеет субъективно-оцено?ную
ориентацию, связанную с переда?ей признаковых зна?ений. Коннотаты образуют
понятийную базу для последующих метафори?еских переносов.
Понятие коннотата не ис?ерпывает и не подменяет собой коннотацию. Коннотат
является соотносящимся с лекси?еским зна?ением слова понятийно-образным
аналогом некоего предикативного смысла, преобразователем абстрактных
сущностей в доступные носителям языка образные денотативные структуры, в то
время как коннотативные семы входят в состав лекси?еского зна?ения в
ка?естве показателей положительного или отрицательного статуса предмета или
явления. Так, прилагательное 'белый' обладает в сознании носителей русского
языка позитивным коннотативным зна?ением (ср.: 'белый гриб', 'белая магия',
'белая зависть'), однако не соотносится с понятием коннотата, так как
выражает непредметную сущность. Лексемы 'молоко', 'снег', 'бумага',
наоборот, не имея коннотативно окрашенного дополнительного зна?ения в
составе словосо?етаний типа 'парное (кислое) молоко', '?истый (грязный)
снег', 'гладкая (мятая) бумага', образуют коннотаты с признаковым зна?ением
'белый', лежащие в основе метафори?еских словоупотреблений: моло?ная кожа;
белоснежные зубы; побелел как бумага и т. д.
Нали?ие коннотативных образов предопределяет логи?ескую базу для
существования предикативных и квалификационных признаков в субстантивно
ориентированном ?елове?еском сознании, так как устанавливает соответствие
между зна?ениями этих признаков и их универсальными носителями из мира
реальных предметов, составляющих основу ментального восприятия
действительности. Благодаря коннотативным образам, в сознании носителей
языка наряду с сигнификативным содержанием, соотносящимся с предметами
реального мира, присутствует система понятийных представлений признаковых
зна?ений, которые не имеют непосредственных форм реализации на денотативном
уровне, но соотносятся со знаками языковой системы: с прилагательными,
абстрактными существительными, наре?иями и глаголами.

Литература
Глазунова О. И. Логика метафори?еских преобразований. СПб. Изд-во СПбГУ,
2000.


Использование концептов ?увственного восприятия

для манипуляции массовым сознанием в языке СМИ
О. Н. Григорьева
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова

концепт, сенсибилии, метафора, коннотация, синестезия, субъективно-
оцено?ная модальность
Summary. The concepts of the sensual perception as a property of national
cultures are being discussed in the report. The possibility of the unequal
interpretation of sensual images by the language consciousness in various
cultures is being substantiated. On the basis of the analysis of the text
content of mass media the author draws the conclusion of particular role of
sensual semantic words in the above mentioned mass media. The sensual
semantic that exerts strong influence over the people's consciousness. The
present research shows that the negative subjective - evaluative modality
is being formed by means of the sensual perception and the discredit
strategy is being realized as well.


1. Обыденное ?елове?еское сознание - явление многоуровневое. Оно вклю?ает
?етыре основных компонента: сенсорно-рецептивный, логико-понятийный,
эмоционально-оцено?ный и ценностно-нравственный. Любой из феноменов
окружающего мира сна?ала воспринимается органами ?увств (его либо видят,
либо слышат, либо ощущают), затем логи?ески осмысливается в ка?естве
денотата, устанавливаются всевозможные логи?еские связи этого объекта с
другими объектами, происходит его категоризация, т. е. отнесение его к
определенному классу объектов. Зна?имые, с то?ки зрения носителя сознания,
отпе?атки реальности, в том ?исле зрительные, слуховые, осязательные,
вкусовые и обонятельные образы - сенсибилии (термин Б. Рассела), воплощаясь
в языке, становятся концептами и достоянием не только отдельного ?еловека,
но и национальной культуры.
2. Некоторые лингвисти?еские факты говорят о разли?ной интерпретации
воспринятых сенсибилий языковым сознанием в разных культурах. Разли?ия
обусловлены особенностями национального склада мышления, самобытностью
природной среды и материальной культуры и, как следствие, неодинаковым
выбором так называемых то?ек референции, или наиболее типи?ных прототипов
того или иного концепта. Так, красный у австралийца соотносится с красной
глиной, у испанца с боем быков, у русского с красным флагом.
3. Полити?еский театр принадлежит миру культуры. Между миром природы и
миром культуры, миром вещей и миром знаков, в которые погружен ?еловек,
существуют сложные отношения. Наравне с языком в культуре можно выделить
особый мир графи?еских и живописных знаков, воспринимаемых с помощью
зрения, мир звуковых форм культуры, мир запахов, мир вкусовых и тактильных
образов. Восприятие слова в его маги?еской функции во многом зависит от
того, каким голосом оно произнесено. Зрительные образы сопровождают текст
рекламы. Запах как знаковая система также оказывает сильное воздействие на
поведение ?еловека.
4. Слова, обозна?ающие ощущения разных модальностей, могут вызывать у
людей соответствующие ощущения, то есть оказывать на них сильное
воздействие. Поэтому метафоры, построенные на восприятии цвета, звука,
запаха, вкуса, температуры о?ень широко используются в языке политики, в
средствах массовой информации: серая экономика, красные переговорщики,
запах крови, запах денег, горькие плоды демократии, острые углы.
5. Метафора, основанная на ?увственном восприятии, играет определенную
роль в стратегии дискредитации, поскольку перенос свойств объекта,
вызывающего неприятные ощущения, на другой объект, позволяет
характеризовать последний, выразить к нему отношение: отдает коммунизмом,
предвыборная борьба с запашком, полити?еский привкус.
6. Концепты ?увственного восприятия формируют отрицательную субъективно-
оцено?ную модальность публицисти?еского текста, независимо от традиционной
поляризации оцено?ных коннотаций таких понятий, как холодный - горя?ий,
горький - сладкий, темный - светлый, громкий - тихий: холодная война -
горя?ая то?ка, горькая жизнь - сладкая (пассивная) жизнь, светлый облик
истинного национального социалиста - темные силы, громкий скандал - тихая
война.
7. Одной из особенностей современного языка СМИ в России последних лет
является нагнетание отрицательных эмоций. Деструктивные тенденции
проявляются и на уровне референции, и в самом языке. Это проявляется, в
?астности, в устой?ивой со?етаемости слов цвет, звук, вкус, запах со
словами определенных семанти?еских полей, таких, как 'война', 'смерть',
'криминал', 'власть', 'деньги': цвет крови, звуки траурного марша,
реквиема, канонады, вкус крови, запах пороха и серы, войны, денег, власти.
8. Экспрессия текста создается благодаря синестезии - совмещению ощущений
разных модальностей, ?то реализуется в синестети?еской метафоре: сладкое
слово 'экспроприация', нащупывать рисунок власти
9. В языке современных СМИ формируется особая мифология, основанная на
переосмыслении реалий прошлого или современной рекламы, использовании их в
ка?естве социально зна?имых символов: книга о вкусной и здоровой жизни,
светлый путь, сладкая паро?ка. Интерес представляют слу?аи сознательного
разрушения старых мифов при помощи зрительных и других ?увственных образов
(бровеносец в потемках).

Литература
Жинкин Н. И. Сенсорная абстракция // Проблемы общей, возрастной и
педагоги?еской психологии. М., 1978.
Кара-Мурза С. Г. Наступление Голема // Наш современник. 1996. ? 8.
Корнилов О. А. Языковые картины мира как производные национальных
менталитетов. М., 1999.
Рассел Б. Челове?еское познание: Его сфера и границы / Пер. с англ. М.,
1957.

Семанти?еская деривация в зна?ении русской приставки У-
Анна А. Зализняк
Институт языкознания РАН

семантика, полисемия, семанти?еская деривация, словообразование,
префиксация
Summary. The polysemy of the Russian prefix U- is presented in form of a
scheme of its semantic derivation revealing the genetic links between all
its meanings. Two general principles are dicussed: the plurality of the
ways of semantic derivation of a polysemous language unit and the identity
of the semantic derivation of words and functional morphemes.


Многозна?ность русской приставки у- описана таким способом, который
позволяет проследить связь между всеми ее зна?ениями, представленными в
конкретных глаголах, - а именно, путем построения схемы ее семанти?еской
деривации, опирающейся одновременно на факты диахронии и на семантико-
типологи?еские закономерности.
Предлагаемая в работе схема семанти?еской деривации приставки у- может
быть кратко резюмирована следующим образом.
Центральной является идея движения вниз. Она служит исто?ником
метафори?еского переосмысления для серии переносных зна?ений, формируемых
идеей победы субъекта над объектом, приведения его в под?иненное субъекту
состояние. В слу?ае объекта-лица это идея воплощается в разли?ных
вариантах, делающих акцент на моральном и физи?еском аспекте унижения
(вплоть до уни?тожения) побежденного или, наоборот, торжества победителя
(физи?еского - если тот ?то-то урвал, ухватил для себя, морального - в
форме собственного удовлетворения; здесь находится исто?ник идеи 'для
себя'). В слу?ае объекта - физи?еского предмета победа над ним состоит либо
в его умалении (урезать статью, мясо уварилось), либо в его приведении в
нужное субъекту состояние, ?то требует осуществления процесса до предела,
сверху донизу; возможное сопротивление материала порождает идею трудности.
Далее, если объект - это какие-то неподвластные субъекту обстоятельства, то
трудность их преодоления обора?ивается неконтролируемостью (возникает идея
вероятности, уда?и, исклю?ительности, ср.: успел, удалось, угораздило и
т. п.).
Важно под?еркнуть, ?то пути семанти?еской деривации имеют принципиально
множественный характер: 'ветви' могут не только расходиться, но и
сходиться. Так, напр., класс 'умереть' генети?ески связан как с классом
'перейти в более 'нижнее' положение' (на метафори?еской шкале 'верх -
низ'), так и с классом 'ис?езнуть' (из 'перестать быть видным'). При этом
множественный характер семанти?еской деривации лишь косвенно связан с тем
обстоятельством, ?то зна?ение приставки по своей природе диффузно, т. е.
приставо?ный глагол обы?но входит одновременно в несколько
парадигмати?еских рядов.
Исследование семанти?еской деривации русской приставки у- позволило также
сделать вывод о единстве механизмов семанти?еской деривации полнозна?ных
слов и служебных морфем (ср. соотношения 'низ' - 'под?иненное положение',
'перестать быть видным - 'перестать существовать', 'трудно' -
'неконтролируемо' и нек. др., представленные в зна?ении русской приставки у-
, а также, например, в таких словах, как, соответственно: нижний <этаж vs
?ин>, ис?езло <солнце vs пятно>, могу <поднять 100 кг vs промахнуться>).
Стилисти?еская маркированность приставки у- обусловлена, по-видимому,
устареванием многих глаголов с этой приставкой, сопровождающимся появлением
архаи?еской окраски. Имеющиеся в нашем распоряжении факты позволяют
высказать гипотезу, ?то в какую-то из предшествующих эпох существования
русского языка приставка у- была более широко распространена за с?ет
нали?ия у нее результативного зна?ения. Впоследствии приставка у- ?асти?но
утратила данное зна?ение и сфера ее употребления сузилась: некоторые
глаголы с этой приставкой вообще вышли из употребления, другие сохранились
лишь в переносном зна?ении (ср. увянуть (о красоте), угаснуть (о желании,
страсти), уловить <смысл>, уделить <внимание>, уготовить <у?асть>, утратить
<способность>, ущемить <права>, унизить, умалить, усладить, устареть,
ущемить, уязвить, уесть <кого-то> и т. п.), третьи сохранились, но являются
стилисти?ески окрашенными. Некоторые из них имеют книжно-архаи?ескую
окраску (ср. убояться, уверовать, у?уять, угасить при нейтральных
побояться, поверить, по?уять, погасить), другие - бюрократи?ескую (утерять
вместо потерять, уплатить вместо заплатить), третьи, наоборот, просторе?но-
разговорную (ср.: употеть, угреться, унюхать вместо вспотеть, согреться,
понюхать). Стилисти?еская отме?енность обы?но возникает при нали?ии
нейтрального синонима с другой приставкой (ср. выше), но возможна и вне
такой оппозиции (ср.: устыдиться, усомниться).
Содержание экспрессивного компонента приставки у- может быть разли?ным: от
'уютно-скромного' с положительным балансом - до развязно-вульгарного с
отрицательным. Как легко убедиться, оба варианта заложены в семантике
обсуждаемой приставки: первый имеет своим исто?ником идею ?его-то
маленького, второй - идею унижения контрагента, одержания над ним верха
(формирующую наиболее важную группу зна?ений данной приставки). В
результате ирони?еского переосмысления идеи доскональности возникает
присущий приставке у- пародийный эффект.
Взаимодействие коммуникативных категорий разного типа.
Е. П. Захарова
Саратовский государственный университет

коммуникативные категории, русское ре?евое общение
Summary. The report suggests the definition of the interaction of
communicative categories of different types in Russian communicative
language is an object for research.


В современном ре?еведении нет пока однозна?ного понимания коммуникативной
категории. Система коммуникативных категорий является многомерной и
открытой. Разнородность категорий ре?евого общения затрудняет построение
единой классификации коммуникативных категорий. Категории разли?аются по
содержанию, структуре, по роли и степени у?астия в организации
коммуникативного процесса. Одна из возможных классификаций - на основе
функционального признака. Выделяются обязательные для любого
коммуникативного процесса категории (собственно коммуникативные) с
коммуникативно организующей функцией и сопутствующие (регулятивные и
квалификативные) с регулирующей функцией.
Большинство собственно коммуникативных категорий связано со структурной
организацией ре?евого дискурса. К ним относятся ре?евой жанр как форма
существования коммуникации; текстообразующие категории локальности,
темпоральности, персональности, соотносимые с текстовыми категориями:
категории, определяющие процесс ре?евого общения (тональность, ?уждость,
неопределенность и др.).
Небольшая ?асть собственно коммуникативных категорий выполняет
информативно организующую функцию. Это категории: информационность,
зна?имость, неопределенность.
Регулятивные коммуникативные категории вклю?ают социально-эти?еские
(вежливость, категори?ность, официальность), психологи?еские
(эмоциональность и др.), эстети?еские (образность, экспрессивность).
Квалификативные коммуникативные категории представлены ритори?ескими
категориями эффективности, оптимальности, нормативности.
В реальной ре?евой коммуникации наблюдается постоянное взаимодействие
выявленных категорий. Чаще всего пересе?ение категорий разного типа
происходит при выборе коммуникативной стратегии и тактики ре?евого
поведения. Так, например, категория ?уждости нередко сопряжена с
категориями вежливости, официальности, непределенности, нормативности.
Разли?ия в характере и степени взаимодействия разных типов категорий
(структурообразующих, информативных, регулятивных, квалификативных)
определяются разными факторами, главными из которых являются сфера общения,
уровень ре?евой культуры говорящего, коммуникативные замыслы ре?евых
партнеров.
Топоними?еские логоэпистемы
И. С. Карабулатова
Тюменский государственный университет

топонимы, ассоциативные поля, логоэпистема, национальная специфика
Summary. The artucle is devoted to perception of toponyms by up-to-date
native speakers of Russian and associative fields peculiarities exposure.
As it is proved by the author, comprehension analysis of this or that
toponym is based on the creation of some mental model of word content,
which includes knowledge about the world on the whole, over-stepping the
limits of the word to be analysed, that promoted reservation of original
region toponomy ine operative memory of the native speaker.


Понятие логоэпистемы, введенное в нау?ный оборот Е. М. Верещагиным и
В. Г. Костомаровым (2000), как нельзя лу?ше отражает специфику воприятия
топонимов современными носителями языка. Логоэпистемы, являясь априорной
обще?елове?еской идеей, полу?ает свою специфику в каждом национальном
языке, ?то особенно заметно при анализе топонимии полиэтни?ного региона,
каким является Тюменская область. Этот регион издавна является центром
приложения трех крупных этни?еских сил: угорской, тюркской и славянской.
Сегодня, на исходе столетия, здесь ?етко прослеживается трехуровневая
структура общероссийского этни?еского уклада: европейцы, тюрки и угры.
Каждая из этих этни?еских сил создала свою оригинальную систему номинации
топообъектов, в процессе этногенети?еского строительства процессы
взаимодействия коснулись и топонимии региона. Нами были полу?ены на 1247
стимулов, представляющих собой в основном топонимы юга Тюменской области,
разли?ные реакции, отражающие вариативность восприятия топонимов
современными носителями русского языка (1000 ?еловек), которые можно
условно разделить по уровню образования, возрасту, полу, хотя традиционно в
ономасти?еской литературе с?итается, ?то субстратные топонимы функционируют
как квазислова. Проведенный нами массовый свободный ассоциативный
эксперимент показал, ?то при восприятиии субстратной топонимии смысл
выступает как результат твор?еского интерпретационного процесса. Например:
гидроним Алуа (тюрк. 'мед') дал около 80 реакций, где самыми ?астотными
были алое (25 ?ел.), аллилуйя (19), цветок (16).
Многое, если не все, управляется нашим бессознательным. Носители языка с
достато?ной легкостью выделяют семанти?еские доли в составе лекси?еских
понятий. Эти семанти?еские доли обладают свойством ментальной реальности.
Однако в слу?ае с субстратными топонимами наблюдается следующий процесс:
вербально топоним нали?ествует, сама лексема говорящему вполне известна, но
он не знает, ?то обозна?ает это слово, поскольку в его сознании отсутствует
сопрягаемое с лексемой понятие. Как показывает ассоциативный эксперимент,
семанти?еских долей у топонима множество: Берендеево - Ленка Берендеева
(78), Берендей (77), царство (65), сказо?ное (53), деревня (39), пень (32),
бубен (24), умный (24), Снегуро?ка (24), пев?ая птица (22), лесное (20),
Пушкин (18), бардак (17), фамилия (17), царская (16), царь (15),
неопределенное место (15), балалайка (14), колдовское место (13), моя
прародина (12), колдун (11), мороз (11), заброшенная (10), крапива (10),
Лель (9), березняк (8), ханское (7), бредни (7), веселый (6), бременские
музыканты (6), кора березы (4), болото (3), лес (3), бор (4), солне?ный
(2), населенный пункт (2), да?а (2), борода (1), да?а (1), зеленый (1),
ринг (1), борода (1), зеленый (1), еврей (1). Непонятийная мотивировка
названия и непонятийные, 'добаво?ные к понятийным' семанти?еские доли,
которые можно объективировать разными способами (в том ?исле интроспекции),
приводят к следующему заклю?ению: семантика топонима не ис?ерпывается одним
лишь лекси?еским по-

нятием.
Язык, бесспорно являясь коммуникативным средством, кроме того, выступает в
функции накопления культуры. Лекси?еское понятие топонима представляет,
таким образом, своеобразный итог познания, определенную совокупность знаний
конкретного индивида. Воспринятый ?еловеком топоним непременно
преобразовывается, в его сознании возникает новая ассоциация, новая
семанти?еская доля в семантике топонима, иными словами, обогащение
лекси?еского фона, а порой и лекси?еского понятия.
Знания, существующие в семантике топонимов, накапливаются с опорой на
лексику, которая выступает как материальный субстрат полу?аемых ?еловеком
знаний, вбирая в себя семанти?еские доли.
Русский синтаксис в свете когнитивной сферы 'посессивности'1
А. Е. Кибрик
Московский госудаственный университет им. М. В. Ломоносова
посессивность, внешний посессор, генетивная конструкция
Summary. Russian syntax is studied in the prespective of the so called
cognitive domain of 'possessivity'. In Russian the domain of 'possessivity'
plays a crutial role in different syntactic patterns, such as genitive
construction, construction with external possessor, reflexivization,
regular processes of valency modifications, specific government of verbs of
possession and body part's manipulation, specific diathesis variations
inverting core and oblique arguments, etc.
Русский язык отли?ается зна?ительным разнообразием зна?ений генитивных
конструкций, в прототипи?еском центре которых находится собственно
посессивное отношение (типа шевелюра клоуна), когнитивно связывающее
посессор (клоун) с обладаемым (шевелюра). Выдвигается идея, ?то
многообразие отношений, кодируемых генитивной конструкцией, объединяется не
только формально, но и на когнитивном уровне. Эти отношения образуют
систему базовых онтологи?еских отношений, в терминах которых в когнитивной
структуре хранится информация об обектах и их типах. В соответствии с
прототипи?еским слу?аем будем называть множество этих отношений сферой
посессивности. Онтологи?еские отношения сферы посессивности являются
двухместными отношениями, аналоги?ными отношению между фреймом и его
слотами. Имя обладаемого задает фрейм сответствующей ситуации, связанный по
определенным отношениям со своими слотами, заполняемыми именами посессоров.
Так, имя шевелюра задает фрейм соответствующей ситуации, характеризующийся
слотом по онтологи?ескому отношению 'быть ?астью тела', заполненным
посессором клоун. Генитивная конструкция страница книги соответствует
фрейму страница со слотом по отношению 'быть ?астью целого', заполненным
посессором книга. Тот же фрейм страница имеет также слот по отношению
'состоять из материала', заполненный именем бумага в определительной
конструкции бумажная страница.
Сфера посессивности, с одной стороны, относится к системе знаний ?еловека
о мире (стати?еский аспект) и в то же время актуально формирует текущее
знание о вербализуемой говорящим ситуации (динами?еский аспект).
Сфера посессивности как компонент когнитивной структуры играет
существенную роль в организации наблюдаемой синтакси?еской структуры
предложения и в зна?ительном ?исле слу?аев предопределяет отбор
используемых говорящим формальных кодирующих средств.
Наряду с генитивной конструкцией как наиболее о?евидным граммати?еским
коррелятом сферы посессивности в русском языке широко распространены
конструкции с внешним посессором. Существенно отметить, ?то далеко не
всегда такую конструкцию можно описать как синтакси?еское преобразование
исходной генитивной конструкции. При более широком взгляде на данное
явление можно с?итать эти две конструкции двумя способами вербализации
посессивного отношения: в одних слу?аях они равновозможны, ср. Он живет на
да?е друзей (внутренний посессор) - Он живет у друзей на да?е (внешний
посессор), и одна из них выбирается по дискурсивным соображениям; в других
слу?аях возможна только одна из конструкций (ср. конструкцию с внешним
посессором типа Красна изба углами, а стол - пирогами vs *Углы избы красны
и пироги стола красны и с внутренним посессором типа Ее ребенок пришел vs.
*У нее ребенок пришел). В конструкции с внешним посессором имеются средства
оформления посессора (основными являются датив [Записка упала ей на колени]
и предложная группа с предлогом у [У меня жена ушла]) и обладаемого (в
основном - творительный падеж: Его жалобы надоели - Он надоел своими
жалобами).
Сфера посессивности проявляется также в других областях русского
синтаксиса. Так, в русском языке, как и во многих других, имеются особые
способы оформления глагольных актантов, находящихся в между собой в
посессивном отношении. А именно, глаголы типа грузить имеют актанты с
ролями Места и Средства, находящиеся в обратимом посессивном отношении (ср.
обратимые генитивные пары типа кастрюля каши, содержимое кастрюли). Если
Место выбирается как фрейм, а Средство как слот, имеем диатезу Грузить
баржу арбузами, в противном слу?ае (Средство - фрейм, Место - Слот) имеем
Грузить арбузы на баржу.
Сфера посессивности проявляется в специфи?еской особенности русского
языка: кодировать творительным падежом Пациентный актант агентивных
глаголов со зна?ением манипулирования ?астью тела субъекта: махать хвостом,
шевелить ушами (ср. шевелить угли в камине, где Пациенс не объединяется с
Агенсом в единый фрейм в общей картине мира). Кодирование обладаемого
творительным падежом иденти?но его кодированию в конструкции с внешним
посессором (ср. пример выше). Аналоги?ное управление имеют глаголы
обладания (кроме глагола иметь): обладать несметным состоянием, владеть
имением, распоряжаться кредитами. Оформление посессора предложной группой с
предлогом у, напротив, используется в выражениях Фамилия у меня
малоинтересная - это верно.
Сфера посессивности создает возможности регулярных валентностных
модификаций глаголов, ср. Закрой дверцу пе?ки - Закрой пе?ку.
Сфера посессивности затрагивает в русском языке также глаголы на -ся: Он
застегнулся на все пуговицы - Он застегнул (свое) пальто на все пуговицы.
Приме?ательно, ?то формальные кодирующие средства оформления посессора /
обладаемого в разли?ных конструкциях иденти?ны.
Предлагаемый подход позволяет объяснить форму многих синтакси?еских
конструкций единым образом, не апеллируя к презумпции произвольности
языковой формы.
Функционально-когнитивный словарь русского языка как новый тип активного
словаря
Т. А. Кильдибекова, Г. В. Гафарова
Башкирский государственный университет
когнитивная нау?ная парадигма, суперконцепт, функционально-семанти?еская
сфера, семанти?еское поле, активный словарь,

функционально-когнитивный словарь, языковая универсалия
Summary. Functional and cognitive trend certainly to be leading in
linguistics today as the most promising for systemic description of the
language. It enables to compile a dictionary of the 'active' type. The main
attention in the dictionary is paid to the description of 'functional-
semantic spheres' the bases of which are superconcepts.
Общим развитием лингвистики обусловлена необходимость переориентации
лексикографи?еских исследований на когнитивную параметризацию словарного
состава языка, которая позволяет решать по-новому общую проблему
систематизации лекси?еской системы и конкретные зада?и объединения лексем в
блоки разного объема. При когнитивном подходе базисной является концепция
знаний, в которых проявляется концептуализация и категоризация внеязыковой
действительности в процессе познавательной деятельности ?еловека.
___________________________________
1 Работа выполнена при поддержке РГНФ, грант 01-04-00157а.
Когнитивная нау?ная парадигма, исследующая языковые процессы в
деятельностном аспекте с опорой на типы знаний, заложенные в лекси?еской
семантике и используемые носителем языка в ре?евой коммуникации, имеет
большие объяснительные возможности, которые обеспе?иваются существенным
обновлением содержания и методов описания языкового материала.
В словарном составе проявляются разнообразные когнитивные модели
взаимодействия знаний о мире и языковой семантики. При этом блоки лексем
предстают как категории, вклю?ающие определенные пласты знаний о мире и
одновременно отражающие много?исленные и разветвленные семанти?еские связи
между языковыми элементами как внутри групп, так и между классами слов.
Смысловыми центрами, обладающими большой систематизирующей силой и
выступающими в ка?естве базы интеграции связанных общей семантикой
лекси?еских элементов (слов, составных наименований, фразеологизмов,
коммуникативных блоков), являются суперконцепты ('стереотипы сознания')
типа 'жизнь', 'движение', 'ре?ь', 'деятельность', 'собственность',
'зрение', 'слух' и т. д. (ср. с семанти?ескими примитивами А. Вежбицкой).
Пере?исленные суперконцепты объединяют комплексные знания ?еловека о
реальной действительности и выступают в ка?естве основы ре?евой
коммуникации. Они организуют объемные семанти?еские пространства, или
фрагменты словаря. Являясь обобщением всех слов обширного семанти?еского
пространства, суперконцепты представляют собой ментальную категорию
наиболее высокой степени абстракции и предопределяют разнообразные типы
?астных зна?ений, в которых конкретизируется общая глобальная семантика.
Когнитивный подход в соответствии с общей тенденцией укрупнения языковых
категорий, характерной для лингвистики конца ХХ века (Ю. С. Степанов),
позволяет увели?ить объем разрядов (блоков, классов) лекси?еских единиц,
представляемых в словарях. Традиционно, на?иная с работ Трира, Ипсена,
Порцига, основной системообразующей единицей лекси?еской системы языка
признается семанти?еское поле. Однако данное положение до сих пор
воспринимается скорее всего как аксиома, не подтвержденная теорети?ескими
разработками и данными лексикографи?еской практики. Между тем при
составлении идеографи?еских словарей в связи с необходимостью классификации
большого факти?еского материала исследователи постоянно сталкиваются с
необходимостью пересмотреть данное положение. Не слу?айно ставится вопрос о
разработке более крупных, ?ем семанти?еское поле, блоках лексем, таких, как
разряды слов, 'основные системы ?еловека', 'идеографи?ес-

кие парадигмы' и т. д. (Ю. Н. Караулов, Ю. Д. Апресян, Ж. П. Соколовская).
Однако последние не идентифицируются в теорети?еском плане.
Как показывает опыт составления словаря активного типа, в ка?естве самых
крупных системообразующих единиц словаря выступают функционально-
семанти?еские сферы, базирующиеся на важнейших суперконцептах.
Функционально-семанти?еская сфера выступает в активном словаре как
центральный блок, который реконструируется на основе языковых данных и
вклю?ает лекси?еские элементы, соотносящиеся с общим глобальным понятием и
отражающие рас?ленение мира в деятельностном аспекте. Главные функционально-
семанти?еские сферы связаны с ?еловеком. Через суперконцепты в языке
передается ряд взаимосвязанных проявлений жизни, работы, движения,
говорения и т. д. Они многоаспектны, разноплановы и представлены в
словарном составе как иерархи?ески организованные, разветвленные системы.
Один из возможных путей лексикографи?еской интерпретации словарного
состава языка с опорой на ре?евую деятельность ?еловека и типы знаний,
которые 'усредненный' носитель языка использует в процессе общения,
реализуется в функционально-когнитивном словаре русского языка
(Кильдибекова Т. А., Гафарова Г. В. Функционально-когнитивный словарь
русского языка - сферы 'жить', 'двигаться', 'говорить'. Уфа, 1997, 1998,
2000).
Главная идея словаря заклю?ается в представлении лексики русского языка в
виде системы объемных функционально-семанти?еских сфер, которые распадаются
на блоки меньшего объема - семанти?еские поля. Так, дальнейшая
дифференциация функционально-семанти?еской сферы 'жизнь' осуществляется в
семанти?еских полях 'родственные отношения', 'жизненный путь', 'рождение и
смерть', 'жизненные потребности'. Когнитивный подход дает возможность
объединить в одном словарном блоке все типы знаний, которые связаны с
суперконцептом и необходимы ?еловеку для общения. Например, ?тобы владеть
информацией о глобальном понятии 'жить', необходимо знать, где (страна,
населенный пункт, жилище), с кем (семья, родители, дети), на ?то (на
зарплату, на стипендию, на доходы от ?его-л.), как (хорошо, плохо, богато,
бедно) живет ?еловек. Все эти сведения отражаются в со?етаемостных
характеристиках клю?евых слов, которые фиксируются в словаре. Понятие
'жизнь' вклю?ает также знания о возрасте, родственных отношениях,
потребностях, привы?ках, представляемые в отдельных классах лексем -
семанти?еских полях. Словарь содержит слова разных ?астей ре?и: глаголы,
которые составляют процессуальную (событийную) основу блоков;
существительные, конкретизирующие зна?ение глагольных лексем;
прилагательные, функция которых заклю?ается в дифференциации и оценке
реалий; наре?ия, выражающие дополнительную информацию. В словаре даются
также составные наименования и фразеологи?еские единицы.
Функционально-семанти?еская сфера выступает как языковая универсалия и
может использоваться при сопоставительном изу?ении лекси?еских систем,
поскольку глобальные суперконцепты являются общими для всех языков. В их
конкретной реализации выделяются универсальные и идеоэтни?еские элементы
зна?ения. Это проявляется в направлениях актуализации концепта, в линейных
и векторных соответствиях лекси?еских элементов в разных языковых системах.
Функционально-семанти?еская сфера может выступать в ка?естве основы для
создания двуязы?ного и многоязы?ного словарей (Кильдибекова Т. А.,
Гафарова Г. В., Валиахметова Э. К. Русско-английский функционально-
когнитивный словарь. Уфа, 2000).
Социальное восприятие: языковая модель денотативной ситуации1
И. Е. Ким
Красноярский государственный университет
русская языковая картина мира, синтакси?еская семантика, социальная
семантика
Summary. The presented paper describes the language model of social
perception. The main characteristic quality of social objects is taken into
account in the model: they are in the same time natural objects and signs.
The author pays special attention to social aspects of speech
understanding.
Говоря о разных типах восприятия, Т. В. Шмелева выделяет и социальное
восприятие как особый тип, не обозна?ив, однако, его характерных свойств
[1, 17]. В докладе предлагается модель социальной денотативной сферы
русского языка и у?итывающее эту модель описание языковых средств для
обозна?ения социального восприятия.
___________________________________
1 Работа выполнена при финансовой поддержке RSS (грант ? 1131 / 2000).
1. Пропозитивная модель восприятия вклю?ает в себя следующие элементы:
предикат (фиксирующий способ, канал восприятия), субъект, объект
(воспринимаемый предмет или ситуация). Особо выделяется восприятие ре?и и
вообще знаковосприятие, в котором обнаруживается позиция еще для одного
актанта - контрагента восприятия, исто?ника информации. Это связано с
конверсностью знаковосприятия и знакопорождения, например, ре?и или письма,
в которых контрагент знаковосприятия выступает субъектом, а субъект
знаковосприятия - адресатом.
Специфику любых социальных явлений составляет их знаковая природа, нали?ие
в них наряду с 'натуральной', природной составляющей еще и знакового
компонента, который накладывается на натуральную составляющую. Наложение
это может быть двояким. Во-первых, натуральному объекту может быть придана
знаковая функция, ср., например, поле как символ русскости, перепутье как
знак выбора и т. п. Во-вторых, к натуральным объектам могут присоединяться
искусственные зна?имые объекты или атрибуты, ср., например, боевую
раскраску индейцев или других аборигенов как сигнал о том, ?то племя
находится в состоянии войны. Таким образом, социальная действительность как
бы удваивается (за с?ет со?етания 'природного' и 'знакового'), теряет
определенность, становится сложной для восприятия, в свою о?ередь, тоже
устроенного сложнее, ?ем восприятие природных объектов. Сложность эта
проистекает из того, ?то социальное восприятие совмещает в себе восприятие
натуральной составляющей, организованное по субъектно-объектному типу, и
восприятие знаковой составляющей, моделируемое как взаимодействие субъекта
и контрагента. Последнее озна?ает, ?то социальное восприятие всегда
предполагает нали?ие воспринимаемого социального действия [2].
2. Вторая особенность социального восприятия - его активный характер. По
сути, всякое восприятие предполагает активность субъекта: психи?еское
восприятие - психи?ескую активность, ментальное восприятие -
интеллектуальную активность, а социальное - соответственно, социальную
активность. Социальное восприятие есть социальное реагирование. Поэтому его
пропозитивная модель неконверсна модели социального действия. Ср.,
например: Парламент принял законопроект в первом ?тении; Широкая
общественность возмущена действиями президента. Социальное действие для
завершения должно быть воспринято адресатом, поэтому в этой денотативной
сфере восприятие есть составная ?асть действия.
3. Восприятие пронизывает социальную денотативную сферу, поэтому русский
язык предлагает многообразие лексем, регулярно или по слу?аю служащих для
его обозна?ения:
1) слова со зна?ением общего восприятия: Его никто не воспринимал как
на?альника;
2) предикатная лексика ?увственного восприятия: В нем никто не разглядел
преемника нынешнего президента; Неслыханная дерзость;
3) слова со зна?ением интеллектуального восприятия: Понял, кто здесь
хозяин?
4) глаголы и имена со зна?ением социального восприятия:
доверять / доверие; одобрить / одобрение; принимать / приятие;
поддержать / поддержка; игнорировать; авторитет; престиж; репутация; реноме
и др.
5) глаголы и имена со зна?ением ответного социального действия:
похвалить / похвала; протестовать / протест и др.
4. Особый сюжет представляет собой социальное восприятие ре?и. Восприятие
ре?и вклю?ает в себя по крайней мере три аспекта: собственно восприятие
ре?евых сигналов и их понимание, интеллектуальное восприятие (восприятие
выраженной мысли) и социальное понимание (восприятие прямо и косвенно
выраженной информации о социальных отношениях между субъектом ре?и и
адресатом, а также между ними и другими социальными объектами). Т. В.
Шмелева [1, 39-40] эту социальную информацию определяет как социальный
компонент модуса высказывания, однако ре?ь, по всей видимости, должна идти
о более важном делении, возникающем раньше, ?ем разделение смысла на модус
и диктум. Как выясняется, социальное понимание ре?и, как и переда?а
социальной, а не интеллектуальной информации, обладает своими средствами
выражения, отли?ными от средств интеллектуального понимания, например,
общими отли?иями в интонации, особыми синтакси?ескими построениями,
лексикой и идиоматикой.
Таким образом, ре?ь, буду?и социальным действием по актантным
характеристикам (нали?ие адресата) оказывается социальным действием и по
содержанию (нали?ие социальной информации, передаваемой специализированными
языковыми средствами). Эта особенность также отражается в лексике,
обозна?ающей восприятие ре?и: ср. перфективы от слышать / слушать с
процессным и факти?еским зна?ением: нейтральное послушать и социальное
выслушать и заслушать; с результативным зна?ением: перцептивное расслышать,
нейтральное услышать и социальное послушаться и ослушаться.

Литература
1. Шмелева Т. В. Семанти?еский синтаксис: Текст лекций из курса
'Современный русский язык'. Красноярск: Изд-во Краснояр. гос. ун-та, 1988.
54 с.
2. Ким И. Е. Социальное действие в русской обыденной психологии //
Бюллетень клуба конфликтологов. Красноярск, 1999. Вып. 7. С. 54-63.
Вертикальный контекст русских полити?еских логосфер в России и Латвии
Н. Н. Кло?ко
Латвийский государственный университет, Латвия

вертикальный контекст, полити?еский дискурс, язык СМИ, когнитивный анализ,
межкультурный диалог
Summary. The purpose of this study is to examine the vertical context as it
is represented in the political discourses in Russian and in Latvian mass-
media and to draw a border-line between them, as well. Attention is mainly
paid cognitive formula of Latvian discourse in Russian language because of
its specific features. Texts of various mass-media publications form the
material corpus of the research. The latter makes it possible for the
author to mention some new trends in modern Russian language development
both in Russia and Latvia.


Современный полити?еский дискурс может быть рассмотрен как своеобразное
средство доступа к коллективным состояниям духа как в прошлом и настоящем,
так и к динами?но-групповым структурам общественного / ре?евого сознания в
будущем.
Интенциональный, инструментально-операциональный и кондициональный
компоненты, специфицирующие мышление, детерминируют формулу полити?еской
логосферы, задают ее вертикальные характеристики.
При исследовании специфики русских полити?еских - идиополити?еских
[Кобозева, Паршин] - дискурсов России и Латвии, 'хромосомная' иденти?ность
которых не вызывает сомнения, несовпадения их эмоциональных, иллокутивных,
семанти?еских контуров кажутся особенно зна?имыми. Обнаружение областей
смещений, характера и при?ин фенотипи?еской дисперсии русских полити?еских
логосфер в рамках одной лингво-культурной парадигмы является целью
предлагаемого исследования.
В результате когнитивного анализа были, с одной стороны, эксплицированы
структуры общественного сознания (дуализм, реликты имперского и
сателлитного мышления), ментальные конструкты, обусловленные социально-
психологи?еским статусом русских в Латвии, задающие специфи?еские
вертикальные характеристики русских полити?еских логосфер российских и
латвийских mass media, и, с другой, единицы референциальной сферы, к
которым тяготеет воображение носителей языка на языковом материке и
островах при осмыслении ими реалий жизни и общественно-полити?еских
коллизий.
Выявленные структуры общественного сознания и их ре?евые воплощения
позволяют констатировать тот факт, ?то в диаспоре создается новая подсфера
жизни русского языка, а зна?ит, формируется специфи?еская, отли?ная от
'материковой' формула полити?еской логосферы.
Изу?ение материала в аспектах ratio и emotio открывает путь не только к
исследованию динами?ных структур общественного / ре?евого сознания, но и
позволяет делать обобщения на уровне этнофилософских проблем. Исследования
современных полити?еских логосфер представляет интерес при рассмотрении
проблем межкультурного диалога, а также вопросов, связанных с гуманизацией
средств mass media и перспективами развития русского языка в метрополии и
диаспоре.
Категория сравнения и бином языка
М. И. Конюшкеви?
Гродненский государственный университет им. Янки Купалы, Украина

сравнение, сходство, разли?ия, категория, бином языка
Summary. Comparison is regarded as a conceptual category the basis of which
is formed by the nuclear binom of the language.


У?итывая гносеологи?еский характер категории сравнения как
операционального действия в познании мира, т. е. в выявлении сходств и
разли?ий между объектами этого мира, следует признать, ?то данная категория
лежит в основе всей ре?емыслительной деятельности ?еловека. Человек
категоризирует действительность, озна?ивает результаты этой категоризации и
представляет это озна?ивание в своей ре?евой деятельности. Ина?е говоря,
сравнение как вербализованный результат операциональной деятельности по
выявлению сходств и разли?ий между объектами действительности есть не ?то
иное, как творение языка, а сами сходства и разли?ия, полу?ившие 'тело'
знака (Е. С. Кубрякова), составляют весь 'бином языка' (Н. Н. Холодов).
Лингвокреативное сознание носителей языка, балансируя на шкале между
полюсами 'сходство' и 'разли?ия', ненадолго останавливается на сходстве.
Сходство - зафиксированный в сознании и озна?енный словом (синтагмой,
высказыванием, текстом) фон, на котором внимание тяготеет к разли?иям,
поскольку именно в последних и заклю?ается новизна свойств познаваемых
объектов. С аксиологи?еских позиций, сходство - это норма, позитив,
разли?ие - отступление от нее, аномалия, негатив. Внимание притягивает
аномалия,

негатив, разли?ия. Именно на этом фланге шкалы

сравнения дифференциаций больше (Н. Д. Арутюнова, Е. Н. Вольф и др.).
Увидеть аномалию невозможно без осознания нормы, отметить разли?ие
невозможно без осознания сходства. Критерием разли?ий является сходство.
Сходство - константа в процессе познания, разли?ия - переменная. В
ре?емыслительной, а следовательно, и языкотвор?еской деятельности ?еловек
отталкивается от фиксации сходства к дифференциации разли?ий. Каждая
номинация, каждая предикация, каждый текст, каж-

дое ассоциативно-вербальное поле - это фиксация сходства объекта с другими
объектами и его отли?ий

от них.
Дифференциация разли?ий сопряжена с градуированием, при?ем шкала
нюансировок необозрима. В свою о?ередь градуирование иерархизируется:
сравниваются не только предметы и их свойства, но также и их действия, их
коли?ества, признаки действий, наконец, целые ситуации, в которых
задействованы сравниваемые предметы с их коли?ественными параметрами,
признаками и действиями. Не слу?айно наследство компаратива тянется от
прилагательного к наре?иям, а ?ерез

них - к предикативам как отражателям бессубъектной ситуации.
Когнитивно-креативный процесс сравнения неотделим и от других явлений.
Предицируя, т. е. сообщая о новых сходных и отли?ительных свойствах
предмета, ?еловек выражает и свое отношение к этому факту, решает
коммуникативные и прагмати?еские зада?и, проявляет эстети?ескую
индивидуальность. Сравнение, таким образом, тесно связано с модальностью,
оценкой, неопределенностью / определенностью.
Диалектика мира и его бытия, его гармония и противоре?ивость, симметрия и
асимметрия объектов и явлений не позволяют существования ?етких границ
между сходством и разли?ием. Существует некая зона равновесия сходств и
разли?ий объекта(ов). Лингвокреативное сознание носителей языка заметило и
отметило это равновесие (временное или постоянное, с ?ередованиями
переменных перетягиваний в пользу того или другого, с колебаниями и
отклонениями и т. д.) языковыми категориями. Человек и сам нередко стоит
перед выбором в определении сходства и разли?ия, и онтология его
альтернативного состояния также находит свое языковое выражение. Семантика
равновесия сходства и разли?ия не так экзоти?на, как на первый взгляд может
показаться, а высказывания типа Ре?ка движется и не движется, по поводу
алоги?ности которого иронизировал М. Задорнов, являются лишь одним из
много?исленных разноуровневых конституентов поля с данной категориальной
семантикой.

Об одной разновидности скрытого ре?евого намерения
И. П. Кузьми?
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова

ре?евое намерение, имидж, статус, разговорная ре?ь, языковая демагогия
Summary. The equated understanding of the speaker's utterance depends among
other factors on the ability of the listener to detect the speaker's speech
intentions and the means of the manifestation.


1. Адекватное понимание одного собеседника другим в процессе общения
зависит от многих обстоятельств, в том ?исле от ре?евых намерений
говорящего. Ре?евые намерения можно разделить на явно выраженные и скрытые.
Именно скрытые намерения создают недопонимание между собеседниками, в том
?исле носителями языка. Особенно трудно понять скрытое ре?евое намерение
иностранцам.
2. Одним из типов ре?евого намерения, осознание, понимание которого
существенно уто?няет смысл высказывания, является стремление говорящего
создать определенный имидж, повысить статус [3, 194]. При?ем ре?ь может
идти не только об имидже, статусе самого говорящего, но любого лица,
которое говорящий называет в позиции подлежащего.
3. Создавая свой имидж, повышая свой статус или демонстрируя свое
понимание статуса собеседника, говорящий приписывает лицу, названному им в
подлежащем, действия, выполненные (выполняемые) другим лицом (другими
лицами), а иногда даже машиной. Довольно ?асто средством такого
'приписывания' является добавление в семантику конкретного глагола смысла
'организовать, обеспе?ить какое-либо действие'. При реализации этого
намерения в разговорном языке изменяется синтакси?еская структура,
активизируется категория переходности [2, 105].
4. Если с?итать, ?то таким образом говорящий хо?ет повлиять на слушающего,
заставить его принять идею того имиджа или статуса, который нужен
говорящему, можно отнести рассматриваемое явление к приемам так называемой
языковой демагогии [1, 461].
5. Разумеется, намерение внушить собеседнику идею повышенного статуса,
преувели?енной роли кого-либо не всегда выглядит привлекательным,
достойным. Однако осознание, ?то такое намерение может иметь место,
немаловажно для успешного ре?евого общения.
Не в последнюю о?ередь понимание собеседника зависит от проникновения в
его ре?евые намерения и от раскрытия тех способов, при помощи которых эти
намерения реализуются.

Литература
1. Булыгина Т. В., Шмелев А. Д. Языковая концептуализация мира (на
материале русской грамматики). М., 1997.
2. Земская Е. А. Русская разговорная ре?ь: Лингвисти?еский анализ и
проблемы обу?ения. 2-е изд. М., 1987.
3. Иссерс О. С. Коммуникативные стратегии и тактики русской ре?и. Омск,
1999.
Европейская грамматика и русская концептосфера

в международном и интерэтни?еском диалоге и в межкультурном общении
К. Ласорса-Съедина
Третий римский университет, Италия

межкультурная коммуникация, интернационализация русского языка,
морфосинтакси?еские и лекси?еские аспекты
Summary. The contribution underlines he present process of 'europeization'
(internationalization) of Russian language, both in morphosyntactic and
lexical aspects. This process can be observed from the point of view of
Standard Average European, popular among linguists, and the operative
concept of 'eurogrammar' in teaching practice of russian language.
At the same time, we observe historical / cultural semantic modification of
common European words of Greek-Latin origin in Russian 'milieu' This is
evident in the use of a large number of words denoting socio-historical and
cultural phenomena, such, as, for instance, 'intelligencija / intellektual,
populist, demokratija', and so on.
In order to achieve a productive international / interethnic dialogue and
intercultural communication, it is necessary to keep in mind the
pluriethnic and plurinational Euroasiatic character of Russian culture.This
is evident considering the isomorphism and structural hierarchical
principle of the four components of russian civilization: language /
literature / culture / self conscience: paradigmatic in this aspect are the
concepts of 'russkaja zemlja' and 'sobornost'' (N. I. Tolstoj).


1. Зада?а современной культуры - возобновление системы образования,
которая призвана стать общеевропейской. Необходимость восстановления
общеевропейской истори?еской памяти (греко-латинская анти?ность и иудейско-
христианская традиция) с у?етом самобытности и разли?ий отдельных
национальных культур, главным образом славянских, в ?астности русской.
2. Современная 'европеизация' (интернационализация) лексики русского
языка, в ?астности нау?но-техни?еской терминологии, проявляется в росте
продуктивных именных суффиксов на -ист (-изм), -тор, -ал, -ант, -ент, -ер,
-ат, -арий, -ив, -ика, -тура, а также греко-латинских суффиксов -ум, -ус,
-ос; в тенденции к пополнению парадигмати?еских рядов типа инициатива,
инициатор, инициировать; в обилии и пестроте англо-американских
заимствований и новых форм аналити?еских прилагательных типа бизнес-центр.
'Интернациональный' характер определенного пласта лексики, некоторое
наблюдаемое специалистами постепенное 'упрощение' морфо-синтакси?еской
системы русского языка, а также факт владения средним европейским говорящим
двумя-тремя европейскими языками позволяют говорить о существовании для
изу?ающих русский язык некоей 'еврограмматики', на которую необходимо
опираться в практике преподавания.
3. В этой связи в процессе преподавания возникает необходимость освещения
компонента 'клю?евых слов' русской картины мира, систематизация которой
плодотворно осуществляется специалистами (Ю. Степанов, Н. Арутюнова, Д.
Феррари Браво и др.). Парадигмати?еской для русской картины мира нам
представляется, наряду с другими лекси?ескими единицами, семантика двух
биномов: бином истина - правда, восходящий к византийско-русской
православной традиции; бином воля - свобода, отсылающий, по-видимому, к
некоему 'евразийскому' географи?ескому пространству.
4. С другой стороны, известная у?ащимся русская лексика на греко-латинской
основе проявляет при пристальном внимании двойное самосознание русской
культуры с давних времен. Рядом исследователей (Б. Успенский, А. Зорин и
др.) отме?ено, как, попадая на русскую по?ву, западноевропейские культурные
модели и концептуальные схемы (а стало быть, слова, их выражающие) полу?ают
совсем другое наполнение, и в результате образуется не?то существенно
новое, не похожее ни на заимствуемую культуру (культуру страны-ориентира),
ни на культуру реципиента (ср. слова интеллигенция / интеллектуал,
популист, демократия и др.), ?то, впро?ем, способствует своеобразию русской
культуры.
5. Для плодотворности межкультурного диалога и взаимодействия
представляется необходимым у?итывать нау?ный (лингвисти?еский) и культурный
(эстети?еский) характер многоэтни?еского и многонационального евразийского
типа русского языка-культуры. Достато?но вспомнить в сравнительно-
типологи?еском исследовании изоморфизм и структурно-иерархи?еский принцип
?етырех компонентов: язык, литература, культура, самознание, отме?енные
Н. И. Толстым, в ?астности специфи?еские русские понятия 'русская земля' и
'соборность'.
Лингвисти?еское исследование и принципы когнитивной лингвистики
Е. К. Лебедева
Московский авиационный институт

принципы когнитивной лингвистики, парадигматика, состояние
Summary. The theme of the work: usage of principles of cognitive
linguistiks within the framework of concrete linguistie research (baseol on
the examples of statements with the meanings of emosional state of a man
and their realiration in speech).


1. В рамках когнитивного подхода к языку утверждается видение языка как
онтологи?ески единого объекта, объединяющего стати?ескую систему,
существующую в нашем сознании, и ре?евое функционирование. Тем самым
расширяется объект изу?ения, ис?езает опасность отсе?ения 'неудобных'
фактов и примеров, становится неуместным 'жесткое' деление на категории,
полу?ает право на жизнь такое явление, как 'диффузность',
взаимопроникновение, взаимопересе?ение разли?ных языковых минисистем,
переходные слу?аи становятся объектом исследования, обогащая и объективируя
полу?аемую лингвисти?ескую картину.
2. Другой принцип, утверждаемый когнитивной лингвистикой, - преферентность
ре?и перед языком, поворот к динами?еской реализации и к твор?ескому
(креативному) аспекту в языке.
3. 'Выхватывание отдельности' (Е. С. Кубрякова) из объективной реальности
происходит только в ситуации осмысления зна?имости, содержания, смысла
этого фрагмента, установления связей ?асти и целого.
4. На этих принципах базируется и исследование высказываний со зна?ением
эмоционального состояния (ЭС) ?еловека и их ре?евых реализаций. Именно
исследование ре?евых реализаций, всей совокупности модификаций,
представляющих данный 'смысл', ведет к выявлению системной организации
данного блока в языке, к пониманию языковой системы как некоего континнума,
объединяющего явления разли?ной природы, но определенным образом
упорядо?енные. Эти языковые явления, объединеные понятием минисистемы, с
одной стороны, достато?но ?етко разграни?иваются, а с другой - неизбежно
пересекаются. Таким образом, о?евидно проявление принципа диффузности,
нали?ия переходных зон в рамках отношений 'ядро 1 - периферия 1',
'периферия 1 - периферия 2' или 'ядро 1 - периферия 2'.
Рассмотрим вопрос о соотношении таких понятий, как эмоциональное состояние
и эмоциональное отношение. Одни исследователи рассматривают единицы,
выражающие эмоциональное отношение, как составную ?асть функционально-
семанти?еского поля эмоционального состояния (ФСП ЭС). Другие - в ка?естве
у?астника оппозиции состояние / действие, в которой эмоциональное отношение
рассматривается как 'эмоциональное действие' или '?увство-действие'
Полагаем, ?то языковые единицы, манифестирующие зна?ение 'эмоциональное
отношение', находятся в зоне пересе?ения ФСП эмоций (но не ФСП ЭС) с ФСП
действия. Принадлежность к ФСП эмоций подтверждается как нали?ием семы
'эмоциональное состояние', так и закономерностями функционирования
показателей степени интенсивности и метафоризированных глаголов в
высказываниях с этими лекси?ескими единицами.
Типи?ной 'лингвисти?еской зада?ей' до сих пор остается вопрос о том, каков
статус следующих высказываний: 1) Она ненавидит его за трусость; 2) Она
злится на меня за мои слова; 3) Она беспокоится из-за моего ответа.
Предикат (1), как правило, относят к единицам, выражающим эмоциональное
отношение, предикат (3) - к единицам, выражающим ЭС. А вот статус предиката
(2) в разли?ных исследованиях определяется по-разному. По мнению одних
исследователей (Г. А. Золотова; Е. М. Вольф), этот предикат характеризует
эмоциональное отношение субъекта. По мнению других (М. В. Всеволодова) -
активное ЭС субъекта.
Возможность для глаголов злиться, негодовать, гневаться, сердиться,
раздражаться, досадовать, злобиться наряду с высказываниями: Она злится на
меня за мои слова - функционировать в высказываниях с отсутствующим именем
адресата: Она злится из-за моих слов, в которых признаки 'отношение к' и
'направленность' отходят на второй план, позволяет рассматривать эти
глаголы в ка?естве названий ЭС субъекта, а сами глаголы - в силу их
тяготения к глаголам эмоционального отношения - можно характеризовать как
названия активных ЭС субъекта. Ср.: Она любит его за правдивость, но не
*Она любит его из-за правдивости / благодаря правдивости.
5. Поворот к динами?еской реализации и исследованию ре?евых реализаций
позволил также выявить и такое явление, как двойная мотивация: а) основная
(мотивирующая при?ина): Я страдаю от его ревности; б) дополнительная
(объясняющая при?ина): Как мать, я страдала от его слов.
6. Внимание к механизмам порождения тех или иных ре?евых реализаций
обусловило сна?ала появление, а потом и использование в ка?естве
оперативных таких понятий, как типовое зна?ение (Г. А. Золотова), смысловые
отношения (А. И. Варшавская) и механизм смысловой актуализации
(М. В. Всеволодова). Использование этих понятий-операторов позволяет дать
системное описание ре?евых реализаций во всем их многообразии, объяснить
механизмы их порождения, 'объективации' в конкретной языковой форме.
7. Именно анализ ре?евых реализаций высказываний со зна?ением ЭС ?еловека
позволил опровергнуть то?ку зрения на наре?ие как единственную ?асть ре?и,
изосеми?ески обозна?ающую состояние, а модель с предикативным наре?ием (Мне
грустно / весело) как изосеми?ескую (Л. И. Василевская; М. К. Гиро-Вебер,
Г. А. Золотова, С. Н. Цейтлин).
Наре?ные структуры активно функционируют именно при обозна?ении
физи?еского и эмоционального состояний. Но если сопоставить другие типы
состояний и структуры, используемые для их представления, то становится
о?евидным, ?то наре?ные структуры не являются ни единственным, ни
доминирующим средством выражения зна?ения 'состояние'. Ср.: 1) ЭС ?еловека:
Я грущу / Мне грустно; Я переживаю / *Мне переживательно; Я с?астлива /
*Мне с?астливо; Я в меланхолии / *Мне меланхоли?но; 2) физи?еское,
физиологи?еское состояние ?еловека: Я ?увствую холод / Мне холодно; но Я
сплю / Мне спится / *Мне сонно; Я ранен / Меня ранили / У меня рана /
*Мне.; 3) интеллектуально-твор?еское состояние: Я в раздумье / *Мне
раздум?иво (задум?иво); 4) социальное состояние: Я разорен / *Мне
разорительно; Она вдовствует уже 14 лет / *Ей. .
О?евидно, разнообразие типов состояний невозможно свести к предикативным
наре?иям. Категория состояния, на наш взгляд, в русском языке представлена
в разли?ных ?астях ре?и. Есть ЭС, которые могут быть представлены только
предикативными наре?иями - Мне тяжело / *Я тяжелею; Мне больно от ее отказа
/ *Я болею от ее отказа, только существительными - Я в трансе / меланхолии
/ депрессии, только адъективами - Я с?астлив / *Я с?астливлюсь / *Мне
с?астливо. Одно из наиболее дифференцированных средств представления ЭС -
глаголы (радоваться, страдать, переживать, нервни?ать, пе?алиться и т. д.).
И это обстоятельство нельзя не у?итывать.
Эффект реальности ирреального в житийных текстах
Т. П. Леннгрен
Университет г. Тромсе, Норвегия

каузальный, житие, фокусный, интервал
Summary. The Old Russian adverb ab?e is not known in mordern Russian, but
in medieval texts, especially hagiografic, it plays an important role. The
reason is that its meaning, approximately 'at once', 'suddenly', was well
apt to render 'the reality of unreality', miracles. It serves as a
transition signal between the spheres of dictum and modus.


Одна из особенностей создания эффекта реальности ирреального в житийных
текстах связана с определением жестких временных границ протекания
каузальной ситуации ?уда (=КЧС), а одним из средств установления таких
границ является употребление в каузальной конструкции (=КК) многозна?ного
наре?ия ab?e в одном из своих зна?ений, а именно: 'тот?ас, сразу же'.
В описании этого зна?ения слова ab?e применяется утвердившееся в ряде
лингвисти?еских работ предположение, ?то зна?ение слова состоит из ядра и
прототипов. Ядро - это инвариантный компонент зна?ения, который отражает
характерные свойства всех его прямых референтов, а прототипы - это
типизированные зна?ения, которые отражают свойства типи?ных употреблений
(контекстов) или типи?ных классов референтных слов. Такая структура
обусловлена двумя разли?ными функциями слова: референциональной и
коммуникативной.
В слове ab?e в КСЧ соотношение глагольного времени действия антецедента и
консеквента и ряда других семанти?еских элементов микроситуаций,
составляющих КСЧ, локализуют каузируемое состояние консеквента относительно
действия антецедента в рамках фокусного интервала времени (t), порождая
прототипи?еские зна?ения. Фокусный интервал времени (t) состоит из двух
временных отрезков: времени действия антецедента (tsi) и времени действия
консеквента (tsj):
AB?E 1: 'в момент действия антецедента' tsi{[ri si]}= tsj{[rj sj]}
AB?E 2: 'в следующий момент после действия антецедента' tsi{[ri si]},
tsj{[rj sj]}
AB?E 3: 'после действия антецедента' tsi{[ri si]},., tsj{[rj sj]}
Ядро ab?e составляют прототипы (AB?E 1, 2, 3). Каждый из этих прототипов
порождается в результате соединения ядра с элементами микроситуаций,
составляющих КСЧ, и последующего разграни?ения (на уровне поверхностного
сознания) трех прагмати?ески важных типов локализации момента совершения
?уда, [rj sj]: в момент каузации, сразу же после момента каузации, ?ерез
некоторое время после каузации.
Ядро ab?e AB?E X, приблизительно может иметь такую формулировку: 'событие
X (ЧУДО) локализовано в фокусном интервале говорящего (= автора жития)'.
Под концептом 'фокусный интервал' подразумевается актуализованный в
сознании автора жития интервал времени, в котором группируются наиболее
важные микроситуации, составляющие КСЧ, то есть события, на которых автор
старается сосредото?ить, задержать внимание ?итателя и тем самым убедить в
истин-

ности сотворения ?уда, заставить поверить в ?удо.

В рассматриваемых примерах преобладает реализация AB?E 1 и AB?E 2. Это
свидетельствует о том, ?то автор жития, подсознательно ?увствуя
естественное стремление ?итателя к состоянию 'на выходе', помещает момент
действия героя жития [ri si] и проявление результатов этого действия [rj
sj] в минимальный фокусный интервал. В житиях Нила Сорского в цепо?ке
заклю?ительных ?удес этот интервал сведен до минимума, именно в таких
примерах ?асто реализуется AB?E 1.
Описание AB?E X построено здесь на когнитивной гипотезе, успешно
использованной А. Д. Кошелевым при описании наре?ия сей?ас: при восприятии
(и описании) ситуации действительности в сознании ?еловека формируется два
плана: первый, содержащий наиболее важные для говорящего события (из всех
событий, воспринимаемых к данному моменту), и второй, содержащий менее
важные, втори?ные события. Первый план формируется в достато?но узком
интервале времени, фокусном, а второй в достато?но широком, панорамном
интервале.
К этому следует добавить, ?то рамки фокусного и панорамного интервалов
подвижны, между ними нет жесткой границы. Это видно на примере AB?E X:
первый прототип, AB?E 1, реализуется в минимальном фокусном интервале, а
фокусный интервал реализации AB?E 3 грани?ит с панорамным интервалом.
Используя описание AB?E X, можно продолжить ряд прототипи?еских зна?ений,
комбинируя тип фокусного интервала и семанти?еские ?ерты микроситуаций,
составляющих КС.
В заклю?ение предлагается список формул реализации AB?E X в 64 каузальных
конструкциях, которые используются для создания эффекта реальности
ирреального в описании ?удес в исследованных житийных текстах в редакции
Нила Сорского.
О наивно-языковой семантике и проблемах концептуального анализа
В. С. Ли
Казахский государственный национальный университет им. аль-Фараби,
Казахстан

когнитивная парадигма, семантика, концепт, концептуальный анализ,
актуализатор смысла
Summary. In this report cognitive aspects of language semantic are
examined. They analyze the representation of knowledge on example of
conceptions of 'full' 'all' in Russian language scene of world.


Современные принципы исследования содержательной стороны языка,
сформировавшиеся прежде всего в рамках когнитивной парадигмы, открывают
более широкие нау?ные перспективы, нежели традиционные ономасиологи?еский и
семасиологи?еский подходы к описанию лекси?еского и граммати?еского
зна?ения слова. Углубление нау?ной рефлексии и расширение проблематики
лингвисти?еской семантики за с?ет вклю?ения в нее категорий знания и
ре?евого мышления заставляют изменить и само представление о природе
языкового зна?ения. В основе такого представления лежит понимание семантики
как феномена, с помощью которого ?еловек овладевает миром и интерпретирует
его. С другой стороны, смещение исследовательского интереса с поиска
концепта, лежащего в основе зна?ения слова, к анализу самого концепта, к
установлению его системной организации на базе тех знаний о мире, которые
репрезентируются в семантике слова и его граммати?еских категориях,
способствовало более то?ному и глубокому проникновению в природу языкового
зна?ения и верификации ее в лингвисти?еских описаниях. Концептуальный
анализ раскрывает языковое видение мира, идиоэтни?еский характер
организации семантики отдельного языка и присущий лишь ему тип знаний о
мире.
Наивно-языковая картина мира, мотивированная семантикой языка, прежде
всего лекси?еской, соотносится с концептуальной картиной мира и тесно
взаимодействует с ней, ?то дало, как известно, повод говорить

о наивной физике, наивной анатомии, наивной этике

и т. п. Стало о?евидным, ?то для лингвистики более актуальной становится
зада?а описания и объяснения не собственно зна?ения, а особенностей
языковой концептуализации мира, отразившихся в семантике слова и его
граммати?еских категориях. К примеру, такие физи?еские понятия, как
'постоянно', 'весь' и т. п., в лекси?еской семантике слов необязательно
связываются с абсолютными вели?инами, ?то можно установить из анализа
диагности?еских контекстов, в которых используются эти лексемы.
Рассматриваемые концепты в русском языковом сознании формируются с помощью
семанти?еских фильтров, которые собственно физи?еский континуум
представляют в языке дискретным, т. е. постоянно - 'не прекращая, хотя с
перерывами, в пределах определенного континуума, ограни?енного временными
рамками', например: 'Я постоянно напоминал ему об этом', 'Он бежал и
постоянно оглядывался назад'. С другой стороны, то, ?то в физи?еском смысле
действительно является постоянным, не не фиксируется в лекси?еском зна?ении
этого слова, поэтому не совсем корректны высказывания типа 'Земля постоянно
вращается вокруг Солнца', 'Человек постоянно дышит легкими'. Некорректность
приведенных высказываний объясняется действием законов семанти?еской
конгруэнтности, которые требуют, помимо соблюдения правил смыслового
согласования, нейтрализации семанти?еской избыто?ности, или семанти?еской
тавтологии. Тавтологи?ность данных фраз вызвана взаимодействием
лекси?еского зна?ения слова 'постоянно' и граммати?еской семантики
временной формы глагола (зна?ения настоящего неактуального), их
'наложением' друг на друга в пределах одного высказывания. Это еще раз
подтверждает положение о единстве лекси?еского и граммати?еского зна?ений,
об их одинаковой природе и общности их функций при языковой
концептуализации. Чтобы сделать такие высказывания семанти?ески и
синтакси?ески отме?енными, необходимо упразднить тавтологи?ность или
лекси?еским путем, убрав из фразы 'постоянно' ('Человек дышат легкими'),
или граммати?еским, использовав глагольную форму в зна?ении настоящего
актуального ('Из-за плохой вентиляции мы постоянно дышим отравленным
воздухом').
Концепт 'весь' содержит такой семанти?еский ограни?итель, как 'объем,
взятый в ка?естве представителя ?его-либо целого и поэтому
самодостато?ного': 'Весь класс пошел на урок, а вы по?ему стоите здесь?'
Кроме того, лексема 'весь' даже в тех слу?аях, когда она обозна?ает,
казалось бы, полный объем, обязательно требует ограни?ения этого объема
пере?нем его составляющих, как можно заметить в таких контекстах: 'Все
льготы и привилегии ?иновника надо отменить. Из собственного кармана он
должен платить за да?у, путевки на отдых, сотовую связь и другие
необходимые ему услуги. Такой подход будет выгоден всем: и государству. и
?иновникам' (из газет). Ясно, ?то словарные дефиниции, использующие такие
семанти?еские компоненты, как 'взятое в полном объеме; целый, полный;
полностью; целиком, без исклю?ения' (см., например, МАС), отражают скорее
физи?еское представление данного концепта, нежели языковое. О том, ?то
'весь' необязательно обозна?ает 'в полном объеме', свидетельствуют
со?етания его с актуализаторами неполного объема: 'Собралась вся семья,
кроме двух сыновей', 'По?ти весь год мы жили без света в квартире', 'Вся
деревня, исклю?ая больных и стариков, вышла в поле'. Особый интерес для
концептуального анализа представляют со?етания 'весь' с актуализаторами
'без исклю?ения' и 'за исклю?ением / исклю?ая'. О?евидно, оба со?етания
семанти?ески отме?енны и синтакси?ески правильны, тем самым они
подтверждают отсутствие в языковом концепте 'весь' зна?ения 'в полном
объеме', ина?е конструкция 'весь без исклю?ения' была бы тавтологи?ной, а
'весь за исклю?ением / исклю?ая' - алоги?ной.
Таким образом, физи?еские явления постоянства и полного объема в языковой
семантике ограни?ены когнитивными представлениями о временных рамках и
объемно-коли?ественной самодостато?ности.
Процессы категоризации в глубинных послови?ных пропозициях
Е. В. Маркелова
Новосибирский государственный техни?еский университет

пословицы, глубинная структура, категоризация, семанти?еский субъект,
семанти?еский предикат
Summary. In the report categorial features of the semantic subject and
predicate in the proverb proposition are described.


Пословицы относятся к уникальным объектам языка и культуры, так как в них
фиксируется и сохраняется социально-зна?имая информация. Несмотря на
много?исленные исследования вопрос о способах представления этой информации
остается актуальным.
Логико-семиоти?еский анализ пословиц показал, ?то в основе их
семанти?еских и когнитивных механизмов лежит инвариантная глубинная
пропозиция, которая остается одинаковой при переводе на разные языки (см.
работы Г. Л. Пермякова, Е. Н. Саввиной). Она имеет субъектно-предикатное
строение, в ка?естве ее элементов выделяются семанти?еский субъект и
семанти?еский предикат [1].
Пословицы, имеющие одну и ту же инвариантную пропозицию, делятся на
группы, в которых обобщаются разные виды объектов экстралингвисти?еской
реальности. Каждая из этих групп обладает категориальными признаками,
которые определяют зна?ение семанти?еских субъектов и предикатов, ?то
позволяет смоделировать типы послови?ных пропозиций, в которых происходит
наращение первона?альной информации, обогащение ее коннотативными смыслами.

Инвариантная послови?ная пропозиция строится на основе логико-
семиоти?еских принципов и про?итывается как логи?еская формула, имеющая
информационное наполнение, например: 'большое коли?ество тру-

да - хорошо'. Среди пословиц мы выделяем такие, которые наиболее то?но
передают это инвариантное зна?ение. Они вклю?ают в себя мировоззрен?еские и
эти?еские понятия, абстрагированные характеристики ?еловека. Например:
'Работай боле - а тебя помнить будут доле' (русская пословица).
Категориально данная пропозиция характеризуется следующим образом:
'абстрактный объект и его абстрактная характеристика'.

В данном слу?ае мы говорим, ?то подобные послови?ные пропозиции содержат
обобщенный субъект. Семанти?еский предикат пропозиций этого типа имеет
экзистенциальное, общеоцено?ное и общее характерологи?еское зна?ение. Такие
пропозиции мы относим к первому типу глубинных послови?ных пропозиций.
В пословицах мы наблюдаем процессы абстрагирования и детализации
окружающей действительности. Абстрагирование реальности предполагает, ?то
существовали некоторые конкретные факты и ситуации, на основе которых
строились обобщенные ментальные представления, закрепившиеся затем в
абстрактных понятиях. Когда в целом этот процесс был завершен, образовался
своеобразный послови?ный концепт, многоуровневое 'послови?ное древо'. В нем
с помощью процессов категоризации была зафиксирована детализация обобщенных
представлений [1].
Образование обобщенных представлений происходит на основе деятельности
?еловека, и, следовательно, их детализация в пословицах подразумевает
конкретизацию видов ?елове?еской деятельности. Этим обусловливается
существование групп пословиц, в которых говорится о ?еловеке с то?ки зрения
его физиологи?еских особенностей, умственных способностей, профессиональной
и ритуальной деятельности. Второй тип послови?ных пропозиций имеет
категориальное зна?ение: '?еловек и характеристика его деятельности'.
Категориальный признак '?еловек' может проявляться и как 'свойственное
?еловеку' при метоними?еском указании на ?асти тела ?еловека, состояния,
присущие ?еловеку, события в жизни ?еловека. Таким образом, второй тип
послови?ных пропозиций содержит семанти?еский субъект, наделенный
характеристиками, свойственными ?еловеку, и семанти?еский предикат, имеющий
характерологи?еское зна?ение действий ?еловека. Приведем примеры: 'Кто
встал пораньше, ушел подальше'; 'Дома не лежу и в людях не стою'; 'Глубже
пахать - больше хлеба ждать'; 'Грибов ищут - по лесу рыщут' (русские
пословицы).
Дальнейшая детализация обобщенных ментальных представлений в пословицах
идет по метоними?еской модели, указанной выше, когда упоминаются ?асти тела
?еловека (ср. 'Умелые руки не знают скуки'), и по метафори?еской. Последняя
подразумевает, ?то субъектные ка?ества ?еловека обозна?аются ?ерез предметы
обихода, вклю?ая предметы профессиональной и ритуальной деятельности. В
пословицах данной группы предметам предписаны определенные действия.
Категориальным признаком может быть названа категория 'предметности', или
'вещности', т. е. отнесения к разряду вещей, используемых ?еловеком. Третий
тип послови?ных пропозиций обладает категориальным зна?ением: 'вещь
?еловека и действия, производимые этой вещью'. В этих пропозициях субъекты
характеризуются признаком 'вещности', предикаты, в свою о?ередь, базируются
на зна?ениях, которые предписываются неодушевленным предметам. Как,
например, в пословице: 'Жнущий серп всегда блестит' (мордовская пословица).
Наиболее полно процессы метафори?еской детализации и усложнения
инвариантной информационной структуры отражаются в пословицах, в которых
ре?ь идет о природном мире, окружающем ?еловека. Они образуют ?етвертый тип
послови?ных пропозиций, имеющих категориальное зна?ение: 'природный объект
и его действия'. Субъекты в этом слу?ае могут обладать категориями
одушевленности и неодушевленности и характеризоваться как независимые от
?елове?еского сознания реалии. Предикаты же передают зна?ения,
соотносящиеся с видами природных объектов. Примерами могут служить
пословицы: 'Капля по капле и камень долбит'; 'Дятел и дуб продалбивает'
(русские пословицы).
В заклю?ение отметим, ?то нами описаны только общие типы категориальных
семанти?еских субъектов и предикатов однородных глубинных послови?ных
пропозиций. Внутри каждого из них происходит дальнейшая детальная
категоризация, а также процесс 'смешения' категориальных структур, которые
требуют своего изу?ения.

Литература
1. Семанти?еская структура пословицы // Квантитативная лингвистика и
семантика (Квалисем-99): Тезисы докладов II межвузовской конференции.
Новосибирск: Изд-во НГПУ, 1999.

С. 40-43.
2. Процессы концептуализации в пословицах // Квантитативная лингвистика и
семантика: Сб. нау?. тр. Новосибирск: Изд-во НГПУ, 2000. Вып. 2. С. 142-
149.
Социализация ценностных отношений языковыми средствами
Т. В. Маркелова
Ми?уринский государственный педагоги?еский институт

полипарадигмальное состояние, оцено?ный знак, социолингвисти?еский, нулевой
знак, грамматикализация
Summary. The subject of the studies is the central zone of the evaluation
scale (normative element ) in the aspect of social and cultural context of
the speech activity.


Концептуальная картина мира в ее оцено?ном ракурсе и оцено?ный фрагмент
языковой картины мира достигают своей реальной адекватности только при
полипарадигмальном состоянии, которое характерно для современной
лингвистики: сосуществовании антропоцентри?еской, коммуникативной,
функциональной, когнитивной и других парадигм.
Три взаимосвязанных стороны информативной природы оцено?ного знака -
когнитивная (результат умственного акта), коммуникативная (ре?евые акты
похвалы, порицания и др.) и эмотивная (динамика удовольствия - радости -
грусти) детерминируют не только его вариативность в ре?евой деятельности,
но и стремление к грамматикализации репрезентируемой данным знаком
субъективной категории.
Социолингвисти?еский и культурный аспект функционирования в 'живом'
организме языка поставляет коррелят нулевого оцено?ного знака: смысл
'одобрение', репрезентируемый 'узлом' - лексемой одобрять и его
синтакси?ескими дериватами, в языке оценок современников регулярно
интерпретируется лексемой норма и ее дериватами: нормально, нормализовать,
нормальность и др.: Знаете, какое слово ?аще всего употребляется

в нашей аномальной стране? 'Нормально'. 'Ну как кино?' - спрашиваете вы. А
вам в ответ: 'Нормально'. 'Как отдохнул?' - 'Нормально'. 'Как дела?' -
'Нормально'. Или еще так: 'Нормалек!' Ну прямо тебе какой-то хомо нормалис
(Лит. газ. 1999. ? 48). Меняется традиционная оцено?ная шкала, развивая
сложнейшую дифференциацию своего центрального элемента - оценки-нормы.
О?евидное отражение в знаке-норме одобрительных и неодобрительных
коннотаций базируется на свойствах коммуникативно-прагмати?еского
контекста. Он имплицирует мотивы безразли?ия, похвалы, порицания, которые
расходятся с привы?ным коммуникативным параметром бесстрастности,
свойственным прагмати?ески релевантным элементам 'Я одобряю (отношусь
нормально к.)': Я вот недавно рассказ отнесла в одну редакцию. А когда
?ерез неделю позвонила. редактор ответил - догадайтесь ?то. Правильно.
'Нормально', - сказал он. Нормальный рассказ. 'Хорошо это или плохо? -
недоумевала я. И ?то есть норма? Какую эмоциональную окраску имеет это
слово?' (там же).
Стереотипный знак оцено?ной реакции нормально тяготеет к 'то?ке отс?ета',
к 'нулю', который открывает возможности не только трансформации, но
интерпретации и импликации. Гендерный анализ показывает, ?то межстилевая
деривационная парадигма лексемы 'норма' не разли?ает в разговорной ре?и
явление субъективного фактора оценки: мужскую и женскую ре?ь.
Можно предположить, ?то интенциальная природа семантико-функциональных
трансформаций оцено?ного 'нуля' (одобряю - нормально) и дифференциация
центральной зоны шкалы - нормативной - связана с избыто?ностью
эмоциональной окрашенности разноуровневых оцено?ных средств. 'Обратная'
тенденция к рациональности предпо?тений и выбора в разговорной ре?и,
актуализируемая 'теневыми' положительными и отрицательными смыслами
контекстов с нормально, востребована социально: прагматизацией
межли?ностных отношений, регуляцией эмоциональных напряжений собеседника,
предупреждением нежелательного перлокутивного эффекта (зависти и др.).
'Единство и борьба' субъективного и объективного факторов оцено?ного
зна?ения отражают стремление к объективации и стандартизации ценностного
отношения в ре?евой деятельности современников. Об этом свидетельствует
коммуникативно-прагмати?еская дифференциация нормативной зоны шкалы оценок,
ведущая к продолжению важнейшей дискуссии о грамматикализации оцено?ного
зна?ения в современном русском языке.
О ментальных репрезентациях (представлениях) синонимов п у т ь и д о р о
г а
Е. С. Микит?енко
Государственный институт русского языка им. А. С. Пушкина

когнитивная лингвистика, концепт, семантика, синонимия.
Summary. On mental representations of two Russian synonyms путь ('way') and
дорога ('road'). The differentiation in sense.


Данные толковых словарей показывают, ?то слова путь и дорога совпадают
по?ти во всех своих основных зна?ениях. Однако не во всех контекстах они
оказываются взаимозаменяемыми. При?ина этого кроется в разных ментальных
репрезентациях (представлениях) [Кубрякова, 95] или 'внутренних образах'
[Фреге, 356], связанных со словами дорога и путь и имеющихся у всех
носителей языка.
На основе возможной со?етаемости этих слов с другими словами и
особенностей употребления в ре?и можно выявить следующие отли?ия.
1) Если дорога - объект, существующий независимо от субъекта, то путь,
кроме пространства пути, подразумевает еще и субъекта пути, путника,
совершающего труд по преодолению этого пространства - реального или
идеального, мыслимого. Именно поэтому слово путь активно со?етается с
притяжательными местоимениями (мой путь, его путь), а иногда и требует их
(напр., 'Путь наш лежал по узкой, но прямой, как линейка, просело?ной
дороге.' А. П. Чехов), слово дорога употребляется с притяжательными
местоимениями гораздо реже.
То, ?то слово путь употребляется 'в ценностном контексте субъекта'
[Михайлова, 71], является одной из при?ин (наряду с при?инами, связанными с
историей языка и стилисти?еским выбором), по которой в морально-эти?еской и
религиозной литературе предпо?тение оказывается слову путь.
В выражении проложить путь под?еркивается твор?еское на?ало пути (ср.:
путетворити, путевождствовати, путеводство, путеводный и т. д.
[Словарь,138], актуализируется идея первопроходца, первого, кто идет этим
путем (поэтому 'Крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь.', а не
дорогу); в выражении же проложить дорогу под?еркивается, ?то теперь по этой
дороге смогут пойти многие.
2) Дорога в известном смысле является реализацией, воплощением,
'овеществлением' пути. Она всегда результат деятельности людей: следствие
их перемещения в виде вытоптанной растительности, углублений в грунте или
результат специальной подготовки данного места к движению по нему
транспортных средств: шоссе, автомагистраль. Дорога существует для многих,
идущий по ней не первый и не единственный, направление и параметры ее уже
заданы. Путь же может пролегать по любому, специально не подготовленному
месту. В разных контекстах выражения ?асть дороги и ?асть пути могут иметь
разный смысл: ?асть дороги, которую можно измерить, и расстояние, которое
проделал путник по бездорожью.
Если путь (всегда ?ей-то) совпадает с дорогой или направляется ею - 'Где
дорога, там и путь. Где торно, там и просторно.' (В. И. Даль), тогда
становится возможным употребление этого слова в предметном зна?ении:
'Просело?ным путем люблю скакать в телеге.' (М. Ю. Лермонтов).
'В семантике имени дорога акцент поставлен на пространственно-предметном
аспекте ситуации, а в зна?ении путь - на темпорально-динами?еском'
[Арутюнова, 8]. Именно поэтому с определениями грязная, пыльная, широкая мы
предпо?тем сказать дорога; какой-то предмет может упасть на дорогу, но не
на путь; сухой, мокрый путь (способ передвижения) не то же самое, ?то сухая
или мокрая дорога.
3) Дорога пролегает по поверхности земли, лежит на некоторой плоскости,
путь же, если он не совпадает с дорогой и не пролегает по земле, может
находиться в объемном пространстве (воздушные пути, водные пути, морские
пути, подземные пути, пути планет).
Графи?ески мы представляем дорогу в виде полосы, ленты, полотна, ?то
зафиксировано в самом определении слова дорога: 'полоса земли,
предназна?енная для езды или ходьбы'. При толковании слова путь
используется другой графи?еский образ - линия: 'линия движения в какую-либо
сторону, к какому-либо месту'; 'вообще место, линия в пространстве, по
которой или в пределах которой производится передвижение, сообщение';
'определенная линия движения, перемещения планет' [Словарь]. Путь
следования, маршрут можно также обозна?ить на карте линией. Когда А. С.
Пушкин пишет: 'Гляжу в забытые ворота на ?ерный, отдаленный путь.'
('Няне'), он говорит о материальном объекте, но дорога видится ему в виде
далекой ?ерной линии, и предпо?тение отдается слову путь. Поэтому, видимо,
с определением железнодорожное употребляется слово полотно, но рельсы
видятся как линии, поэтому рельсовые - пути.
Существование двух слов - путь и дорога - необходимо для актуализации в их
зна?ении разных смыслов. Поэтому представляется, ?то 'тавтологи?еское' путь-
дорога в фольклоре не является только простым 'усилительным' повтором, а
под?еркивает и индивидуальную, твор?ескую ценность пути и трудности по
физи?еской и моральной (?ерез разли?ные испытания, подстерегающие путника
при приближении к цели) реализации этого пути.

Литература
Арутюнова Н. Д. Путь по дороге и бездорожью: Логи?еский анализ языка
// Языки динами?еского мира / Отв. ред. Н. Д. Арутюнова,
И. Б. Шатуновский. Дубна, 1999.
Кубрякова Е. С. и др. Краткий словарь когнитивных терминов. М., 1996.
Михайлова Н. Д. Семанти?еское поле путь в синодальном переводе 'Евангелия
от Матфея'. М., 1981.
Словарь русского литературного языка: В 17 т. М.; Л., 1954.
Словарь церковно-славянского языка. Т. 2. СПб., 1861.
Фреге Г. Смысл и денотат // Семиотика и информатика. Вып. 35. М., 1997.

Природа и статус конативной модальности (модальности попытки)
М. Г. Милютина
Удмуртский государственный университет

конативная модальность, потенциальная модальность
Summary. Conative modality is a specific kind of potential modality. It is
also modality of bilateral type which indicates the possibily to step from
a real world to irreal one.


Попытка ?аще всего обусловлена внутренними возможностями действующего
субъекта, поэтому связана прежде всего с модальностью возможности и такими
внутренними установками ?еловека, как желание и намерение.
Тесная взаимосвязь между хотением и стремлением, попыткой, даже взаимная
пересекаемость этих понятий с философской то?ки зрения давно отме?ена
Г. В. Лейбницем: '.выражаясь более то?но. я скажу, ?то хотение есть усилие
или стремление (conatus) направиться к тому, ?то с?итаешь хорошим, и
удаляться от того, ?то с?итаешь дурным. Дополнением к этому определению
является знаменитая аксиома, ?то из желания и возможности, взятых вместе,
следует действие. Т. о. из этого conatus следуют не только произвольные
внутренние действия нашего духа, но и внешние, т. е. произвольные движения
нашего тела' [Лейбниц, 172]. Языковая практика доказывает, ?то это
заме?ание Лейбница удивительно верно.
Природа модальных глаголов пытаться, стараться, формирующих зна?ение
ситуаций с эксплицитно представленной конативностью, указывает, ?то
конативная модальность является одной из разновидностей волюнтативной
модальности. Не слу?айно еще В. В. Виноградов объединял глаголы хотеть,
желать, намереваться, пытаться, собираться, готовиться и т. д. в одну
группу со зна?ением 'желания, намерения, стремления произвести или
производить какое-нибудь действие' [Виноградов, 65]. Ситуации, вклю?ающие
инфинитивные со?етания со словами, выражающими желание, намерение,
склонность, стремление, замысел (хотеть, надеяться, стремиться, стараться,
собираться. ме?тать и т. п. плюс инфинитив), отнесены к выражающим зна?ение
волюнтативной модальности, а то?нее к выражающим волевую направленность
субъекта к совершению действия и авторами 'Теории функциональной
грамматики' [ТФГ, 119]. Наконец, Н. А. Козинцева с?итает, ?то в зависимости
от отношения субъекта желания к осуществлению дей ствия можно выделить три
варианта желания как внутреннего отношения: 1) собственно желание;
2) намерение; 3) попытка (конативное зна?ение) [Козинцева, 87]. Кроме того,
модальный глагол мо?ь, обы?но у?аствующий в формировании смысла второй
ступени конативной ситуации, отражает факт соотношения попытки (как
возможности) с успешностью / безуспешностью (как ее действительной
реализацией), например: В неустанной деятельности старался он (Марко
Данилы?. - М. М.) утопить свое горе, но забыть Оленушку не мог.
(П. И. Мельников-Пе?ерский. На горах. Кн. 1). Следовательно, в ситуациях
указанного типа имеет место взаимодействие двух основных понятий
модальности - возможности (мыслимого, потенциального) и действительности
(реального), а это зна?ит, ?то конативное модальное зна?ение не просто
отражает оппозицию реальности и ирреальности, но актуализирует динамику
связи между ними (переход

от ирреального к реальному) и является одним из ре?евых проявлений
потенциальности [ТФГ, 75, 76]. 'Су-

щее в возможности' (терминология Аристотеля) реализуется, становясь 'сущим
в действительности', ?ерез движение, поэтому возможность является
потенциальной (виртуальной) реальностью [Аристотель, 118, 162-164]. В
конативной ситуации представлена возможность именно такого типа, которая
может быть, но может и не быть.
Таким образом, конативная модальность - это специфи?еская разновидность
потенциальной модальности, модальности билатерального типа, соотносящей
миры реальные и миры возможные и выражающей стремление возможное и желаемое
положение дел превратить в реальное.

Литература
Аристотель. Метафизика // Со?.: В 4 т. Т. 1. М., 1976.
Виноградов В. В. О категории модальности и модальных словах в русском языке
// Виноградов В. В. Избранные труды. Исследования по русской грамматике.
М., 1975. С. 53-87.
Козинцева Н. А. Временная локализованность действия и ее связи с
аспектуальными, модальными, таксисными зна?ениями. Л., 1991.
Лейбниц Г. В. Со?.: В 4 т. Т. 2. М.: Мысль, 1983.
Теория функциональной грамматики: Темпоральность. Модальность. Л., 1990.
Языковые средства поддержания единства группового сознания
А. В. Михайлов
Санкт-Петербургский государственный университет

русский язык, групповое сознание, социальная лингвистика, вербализация
сознания
Summary. The integrity and unity of russian social consciousness is
supported by a complex of language means. There are marked at by the author
thematic, nomination and estimated among these means.


I. Единство общественного сознания - один из его главных параметров.
Общественное сознание складывается из множества изоморфных целому
групповых ментальностей. Поскольку существование общественного сознания
вовне его выражается большей ?астью в языковых формах, то именно от таких
форм зависит как его видимая структура, так и во многом его содержание.
Одной из важнейших характеристик общественного сознания и его составляющих
является его цельность, или единство. Единство группового сознания
понимается как диахрони?еская и синхрони?еская непрерывность,
возобновляемость, взаимозависимость элементов, возможность реконструкции
целого по ?асти, уподобление целого ?астям. Для поддержания цельности
сознания группой используется комплекс вербальных средств.
II. Языковые средства подержания цельности группового сознания.
1. Содержательно-темати?еское единство коллоквиального дискурса. Ткань
спонтанных диалогов (полилогов) в устных неспровоцированных (спонтанных)
формах ре?и, во-первых, вращается вокруг ограни?енного и упорядо?енного
круга тем (происхождение и бытие группы, отношения группы с другими
подобными группами, 'достоприме?ательности' и пр.), во-вторых, состоит из
микротекстов определенной структуры, тематики, формы, целевой
обусловленности ('жанров').
2. Использование номинации. В ка?естве обеспе?ивающих единство группового
сознания рассматриваются, во-первых, состав названий социальных групп (по
этни?ескому, религиозному, возрастному, профессиональному, половому и др.
признакам), во-вторых, функционирование таких наименований в ка?естве
обращений, в-третьих, отношения внутри системы именований как отражение
иерархи?еского общественного порядка (наименования ролей у?астников большой
семьи, именования ?ленов Церкви, названия работников в организации и под.).
3. Единство аксиологи?еских оснований и оцено?ных ре?евых действий.
Система оценок внутри группы стремится к упорядо?енности, понимаемой как
унификация оснований оценки и единообразие оцено?ных мнений.
4. Кроме названных выше, можно выделить и другие группы языковых средств
обеспе?ения единства группового сознания.
5. Все названные разновидности языковых средств поддержания цельности
сознания могут быть использованы только в группе (вклю?ая предельно
минимальную, например, 'говорящий' + его 'внутренний голос'), поскольку их
эффект расс?итан на вербальную и невербальную ответную реакцию 'адресата'.
Именно нали?ие (оформление) ответа и отме?ает формирование группового
сознания.
III. Специфика средств вербализации группового сознания. Своеобразие
языковых средств обеспе?ения цельности группового сознания как комплекса
заклю?ается в сведении их в коне?ном итоге к смысловому противопоставлению
'общее (= групповое) - индивидуальное'. Эта антиномия всегда разрешается в
пользу 'группового', даже и в слу?ае возобладания 'индивидуального' над
'общим': они меняются местами, маргинальное и слу?айное становится ядерным
и закономерным.
Проблемы обратной концептуализации локальных объектов

в русском литературном языке и его диалектах
А. Пеетерс-Подгаевская
Амстердамский университет, Нидерланды

диалект, контейнер, концептуализация, поверхность, предлог, пространство
Summary. This paper focuses on a subject yet unexplored, namely, the
spatial conceptualization of locations in modern standard Russian and its
dialects. The latter conceptualize the space exactly in the opposite way
the standard language does. Where standard Russian uses the container-
conceptualization, dialects resort to the surface-conceptualization and
vice versa. This phenomenon has a consistent and systematic character.


В современном русском языке сложился ряд пространственно-локальных
категорий, ассоциируемых с определенным концептуальным типом. Контейнерный
тип пространства: 'ПОМЕЩЕНИЯ В ДОМЕ' (комната, кладовая, ванная и т. д.),
'ПРОСТРАНСТВО, ПОКРЫТОЕ РАСТИТЕЛЬНОСТЬЮ' (лес, парк, сад и т. д.),
'ГЕОГРАФИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО С ЧЕТКИМИ (СОЦИАЛЬНО-АДМИНИСТРАТИВНЫМИ)
ГРАНИЦАМИ' (материк, страна, город, область, район, квартал

и т. д.), 'ЗДАНИЯ-УЧРЕЖДЕНИЯ' (театр, больница, магазин и т. д.).
Поверхностный тип: 'ГЕОГРАФИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО БЕЗ ЧЕТКИХ ГРАНИЦ' (стороны
света, обширные пространства с географи?ескими ориентирами, как-то: реки,
горы и т. д.), 'ПОЛОСКА ЗЕМЛИ' (дорога, берег, пляж и т. д.), 'ОГРАНИЧЕННЫЙ
УЧАСТОК ЗЕМЛИ С (НЕ)ВИДИМЫМИ ВЕРТИКАЛЬНЫМИ ГРАНИЦАМИ' (стадион, остров,
улица, площадь и т. д.).
Каждому концептуальному типу на синтакси?еском уровне соответствует и
определенный предлог. Так, пр. В ассоциируется с идеей контейнера,
замкнутого пространства, а пр. НА - с идеей поверхности, открытого и ?асто
неограни?енного пространства.
Однако на уровне диалектов наблюдается зна?ительное расхождение с
нормативным употреблением предлогов В и НА в со?етании с локальными
объектами в пространственно-обстоятельственном зна?ении. Там, где норма
требует пр. В, в говорах преобладает НА и наоборот: Скот гоняли прямо на
Сибирь (Калуж., Курск.); Сустрелся медведь на лесу (Смол.); Снеси курицу
продавать в базар (Перм.); Нон?е вода в улице была (Том.) вместо
нормативного 'в Сибирь', 'в лесу', 'на базар', 'на улице' и т. д.
Как мне представляется, подобные факты можно объяснить с то?ки зрения
своеобразия концептуализации пространства в русских говорах по отношению к
литературному языку, ?то связано со спецификой истори?еского развития
локальной концептуальной системы русскоязы?ного ареала. В данном процессе
можно выделить несколько этапов.
I. В дописьменную эпоху на языковом уровне релевантным оказывалось лишь
разграни?ение ситуаций движения к ориентиру и локализации в нем (нали?ие
беспредложных винительного и местного падежей). Эксплицитное выражение
геометри?еской конфигурации самого объекта оказывалось иррелевантным.
Однако к XII в. только называние локального объекта становится уже
недостато?ным. С развитием предложной падежной системы выражение отношений
между объектами, одним из которых является локальный, в ситуации ориентации
и локализации на синтакси?еском уровне постепенно берут на себя предлоги В
и НА при концептуально-функциональном сохранении винительного и местного
падежей.
II. В период времени между XIII и XVIII вв. идет активный процесс
становления локальной концептуальной системы, выделения таких когнитивных
признаков, как 'трехмерность / двухмерность', 'открытость / замкнутость',
'?еткость / не?еткость границ', и постепенного закрепления их за
определенным предлогом. Однако выдвижение у локальных объектов
определенного релевантного когнитивного признака, определяющего на языковом
уровне конфигурацию последних, еще не произошло. Поэтому данному периоду
была присуща амбивалентность концептуального видения локальных объектов,
?то нашло свое отражение и в ?астом смешении предлогов В и НА в со?етании с
одним и тем же локальным объектом или с функционально схожими: напр., Межъ
собою соперники въ церквахъ кри?атъ. аки. въ кор?махъ и на кабакахъ.
III. Только к концу XVIII в. формируется локальная концептуальная система
с ?етко иерархизированной структурой когнитивных признаков. 'Заход вовнутрь
или нахождение внутри' + '?еткость и обозримость границ' + 'вертикальность'
- контейнерный тип. 'Ориентация, направление к локальному объекту' +
'обширность и неопределенность границ' + 'непо-

средственный контакт с поверхностью' - поверхностный тип.
К этому времени сложилась и система русских диалектов. Однако
структурирование и выдвижение у локальных объектов релевантных когнитивных
признаков, присущих всему русскоязы?ному ареалу, здесь пошло по иному пути,
?ем и объясняется нали?ие обратной концептуализации. Так, для диалектов
характерна идея потенциальной пространственной ограни?енности всякого
объекта и возможности нахождения внутри его границ. Этим объясняется факт
предпо?тительного употребления пр. В с разли?ного рода локальными
объектами, которые в литературной норме относятся к разным концептуальным
типам: Я стану. в восток лицом (Арх.); В острова йезьдим (Арх.); До?ь в
Урале живет (Том.).
В то же время при обозна?ении глобальной ориентации в диалектах может
активизироваться идея непосредственного контакта с локальным объектом: В
войну попал он на Венгрию (Арх.); Маль?ишки на сад взобрались (Орл.); Пашем
на степе (Восто?.-Казах.).
Таким образом, там, где в литературном русском языке являются релевантными
такие признаки, как трехмерность и замкнутость локального объекта (пр. В),
в диалектах может превалировать идея ориентации или плоскостного контакта
(пр. НА). А там, где в норме под?еркивается открытость локального объекта и
не?еткость границ (пр. НА), в диалектах могут явиться главными как раз
потенциальная ограни?енность и возможность нахождения внутри границ (пр.
В).
Литература
Болдырев Р. В. Предложно-падежное функциональное взаимодействие в русской
разговорной ре?и. Киев: Наукова думка, 1982.
Словарь русских народных говоров. Т. 4. Л., 1969.
Словарь русских народных говоров. Т. 19. Л., 1983.
Словарь русского языка XI-XVII веков. Вып. 2. М., 1975.
Станишева Д. С. Винительный падеж в восто?нославянских языках. София: Изд-
во Болг. акад. наук, 1966.
Топоров В. П. Локатив в славянских языках. М.: Изд-во АН СССР, 1961.
Aнтропоцентри?еский и текстоцентри?еский аспекты

при исследовании вводных слов и их эквивалентов
Н. П. Перфильева
Новосибирский государственный педагоги?еский университет; Алтайский
государственный университет

текст, дискурс, языковая ли?ность, метатекст, модусные категории
Summary. The theses touch upon the anthropological and discourse aspects of
parentheses, especcially metadiscourse elements of speech and
communication. The author pays attention to language person and his speech
communicative character.


В исследовании вводных единиц, в том ?исле и показателей метатекста типа
грубо говоря, следовательно, кстати, так сказать, в русистике доминировал
словоцентри?еский подход. Этот аспект обусловливал то, ?то ту или иную
языковую единицу изу?али преимущественно в рамках предложения как лексему,
как фразеологи?ескую единицу и т. д. При переходе к иной нау?ной парадигме
- текстоцентри?ескому взгляду на данный лингвисти?еский объект - возникают
вопросы: при каких условиях употребляем вообще данные единицы и при каких
наиболее эффективно; какие единицы используются ?аще всего и в каком
со?етании и т. д.
Наиболее интересный результат может быть полу?ен при соединении
антропоцентри?еского подхода с текстовым, если мы исходим из того, ?то
определенная языковая ли?ность создает конкретный текст, который
предназна?ен для адресата и выполняет некую коммуникативную функцию.
Следовательно, текст или дискурс представляет собою комплекс, вклю?ающий
информацию о предмете сообщения и информацию о самой языковой ли?ности (ее
психологи?еские особенности, уровень языковой компетентности,
социолингвисти?еская характеристика и т. д.). Так, текст, где отсутствуют
вводные элементы и их эквиваленты, репрезентирует нам тип языковой
ли?ности, которой не свойственна рефлексия собственной ре?евой
деятельности, которая избегает ли?ностной оценки излагаемой информации,
которая не заботится об эффективности своего ре?евого поведения, о
продуктивности коммуникации. Интерпретация дискурса позволяет выявить
информацию о самом говорящем. Скажем, анализ только вводных элементов в
'Уральских сказах' П. П. Бажова позволяет сделать вывод о социальном
статусе героя-рассказ?ика, поскольку тексты сказов пронизаны вводными
словами типа видно, однем словом, слышь-ко и другими, эксплицирующими, ?то
герой-рассказ?ик принадлежит тому же социальному кругу, ?то и основные
персонажи сказов, - кругу заводских рабо?их.
Дискурс может представлять нам тип ли?ности с развитой логикой и,
напротив, тип людей, ?ья ре?ь представляет собой 'поток сознания'. Иными
словами, встре?аются тексты с метатекстовой сеткой (во-первых, далее, в-
третьих. наконец), которые репрезентируют интенцию говорящего
эксплицировать композицию рассуждения, иногда акцентировать внимание на
самых важных аргументах (и это самое главное), ранжировать доводы по
степени зна?имости, заботясь о продуктивности общения. Иногда дискурс дает
адресату информацию, ?то автор / говорящий имеет представление об эталоне
эффективной ре?и, которой, помимо правильности, свойственны такие ка?ества,
как уместность употребления каких-либо единиц (грубо говоря, проще говоря,
попросту говоря), образность (фигурально выражаясь), то?ность и ясность
ре?и (грубо говоря, мягко говоря). Все это, безусловно, свидетельствует не
только об уровне коммуникативной и ре?евой компетенции адресанта,
способного в процессе вербальной коммуникации осуществлять и рефлексию
собственной ре?евой деятельности.
Новая лингвистика и моделирование естественного интеллекта1
Н. К. Рябцева
Институт языкознания РАН

оте?ественная теорети?еская семантика, когнитивная лингвистика,
представление, толкование
Summary. Achievements in Russian theoretical semantics, including
reconstructions of key mental concepts characteristic to the Russian
language, throw new light on the developments in world linguistics of the
second half of the XX century as well as on some of its further prospects.


Достижения оте?ественной теорети?еской семантики и полу?енные на ее основе
данные о ментальных концептах русского языка позволяют несколько по-новому
интерпретировать развитие языкознания второй половины ХХ в. и некоторые
перспективы его развития в будущем.
1. За свою историю ?елове?ество пережило множество разнообразных
революций, но только две из них были 'интеллектуальными': возникновение
письменности и изобретение компьютеров. Письменность дала ?еловеку
искусственную - практи?ески безграни?ную память, компьютеры - безграни?ные
возможности искусственного интеллекта (ИИ) - обработки содержащейся в
памяти информации. Осознание этих возможностей в середине 50-х гг. ХХ в.
оказало и оказывает воздействие на развитие по?ти всех нау?ных дисциплин,
вклю?ая языкознание.
___________________________________
1 Работа выполена при финансовой поддержке РГНФ, проект 99-04-00350a, и
Института 'Открытое общество', проект RSS, грант 462 / 1999.
В результате, явно или неявно, центральной зада?ей 'новой лингвистики' -
лингвистики эпохи компьютерной революции - стало формальное и
содержательное моделирование языковой компетенции - неотъемлевого
компонента естественного интеллекта (ЕИ). Поэтому два ведущих направления
новой лингвистики - построение формальной универсальной порождающей
грамматики (Н. Хомский и его школа) и интегральное семанти?еское описание
языка (И. А. Мель?ук, Ю. Д. Апресян и его школа), несмотря на всю их
внешнюю несхожесть, имеют много общего, ?то, к сожалению, не стало пока
предметом специального анализа, как и то, ?то зародившаяся на Западе в
недрах когнитивной психологии (Г. Саймон, А. Ньюэл и др.) когнитивная
лингвистика является, в сущности, их 'дополнением'. Главная при?ина полной
автономности этих направлений - использование своей собственной
терминологии, 'лингво-специфи?ных' и узкодисциплинарных понятий - своего
рода терминологи?еский парадокс.
2. Терминологи?еский парадокс иногда создает коми?ные ситуации. Так,
транслитерация когнитивных понятий типа frame, script, cognition и т. п. и
их изолированное (самостоятельное, механи?еское) использование в нау?ных
трудах на русском языке, по мнению их авторов, автомати?ески дает им право
относить свои работы к 'престижной' области - когнитивной лингвистике.
Другой пример. В 'Кратком словаре когнитивных терминов' (М., 1996) термин
grounding переведен как 'обоснование', хотя и указывается, ?то он входит в
один ряд с такими понятиями, как background и foreground.
Между тем концептуальный анализ клю?евых 'ментальных' понятий английского
и русского языка [Riabtseva] показывает, ?то каждое из них лингвоспецифи?но
и ?то их транслитерация может порождать искажение исходной идеи. Так,
главным и универсальным 'когнитивным' понятием русского языка является
'представление'. В ?астности, оно покрывает смысл целого ряда слов
английского языка (в том ?исле таких, как frame, script, scenario) и,
соответственно, не имеет то?ного переводного эквивалента в нем. Содержание
представления, в свою о?ередь, (по?ти?) полностью представимо -
эксплицируется, вербализуется, формализуется и 'рас-концептуализируется' -
при помощи 'толкования' (см., например, [Апресян]) - предельно
конструктивного инструмента исследования и синтезирования семантики (и
прагматики) языка, также не имеющего то?ного эквивалента, аналога или
синонима в английском языке. Если еще к этому добавить, ?то достижения в
области оте?ественной теорети?еской семантики (по разным при?инам, но в
первую о?ередь, из-за языкового барьера), мягко выражаясь, недостато?но
хорошо известны за рубежом, то станет ясно, ?то назрела необходимость
диалога между двумя 'лингвисти?ескими культурами'. Заме?ательная
предварительная попытка такого опосредованного диалога предпринята в статье
[Рахилина], а естественным соединительным мостиком могут служить
исследования А. Вежбицкой и одинаково свойственное обоим направлениям
понятие антропоцентри?ности языка.
Заме?ание. Западная когнитивная лингвистика переживает в настоящее время
бурный подъем (в том ?исле

в области публикаций; см., например, [Fauconnier; Fauconnier & Turner;
Sweetser & Dancygier; Coulson & Oakley] с последующей библиографией),
вызванный, в ?астности, введением таких новых и интересных понятий, как
conceptual blending, mental spaces projection / mapping / overlapping /
compression / integration, parable, domain matrix и др., которые также с
большим трудом поддаются переводу на русский язык и транслитерация которых
также может привести к их некорректной интерпретации и использованию.
4. Таким образом, диалог - сравнение, совмещение и сближение - достижений
оте?ественной теорети?еской семантики с идеями западной лингвистики, в
?астности, в области реконструкции ментальной сферы ?еловека по данным
естественного языка, может дать тол?ок для становления 'интегрального' -
семантико-когнитивного направления - моделирования естественного интеллекта
по данным языка, основой для которого может стать выработка
интернациональных, 'совмещенных' понятий - conceptual blending.

Литература
Апресян Ю. Д. Оте?ественная теорети?еская семантика в конце ХХ столетия //
Известия АН. Серия литературы и языка. 1999. ? 4.
Рахилина Е. В. О тенденциях в развитии когнитивной семантики // Известия
АН. Серия литературы и языка. 2000. ? 1.
Coulson S., Oakley T. (eds.). Conceptual Blending: Representation,
Principles, Processes. Amsterdam: John H. Benjamins, 2000.
Fauconnier G. Mappings in Thought and Language. Cambridge: Cambridge
University Press, 1997.
Fauconnier G., Turner M. Conceptual Integration Networks // Cognitive
Science. 1998. ? 2.
Riabtseva N. K. Mental vocabulary in a cognitive perspective // Вопросы
филологии. 2001. ? 1.
Sweetser E., Dancygier B. Semantic overlap and space-blending // Sixth
International Cognitive Linguistics Conference. Stockholm, July 1999.
Некоторые принципы организации семанти?еских систем

и роль компонентного анализа
О. Н. Селиверстова
Институт языкознания РАН

семантика, принципы системной организации, когнитивная лингвистика,
компонентный анализ, семанти?еский эксперимент, верификация
Summary. The author argues tliat neither new semantic theories (for
instance, cognitive linguistics) nor detailed semantic descriptions based
on the usage of verifying procedures provides evidence tor rejecting
componential analysis taken in its most refined versions. Moreover, the
results achieved in tlie last few decades attest the necessity of using
componential analysis and allows one to determine more precisely its place
in the general discriptivc procedure.


I. Для развития семанти?еских исследований в последние десятилетия
характерно появление множества сменяющих друг друга или сосуществующих
теорий (порождающая, интерпретирующая, когнитивная, и др. семантика). Новая
теория ?асто рассматривается как отказ от старого и создание принципиально
новой парадигмы. Такое рассмотрение представляется не вполне естественным.
Обы?ный путь развития науки, если он не связан с введением новых областей
исследования, представляет собой объединение уже сложившихся представлений
с новыми и с их взаимоувязыванием. Цель настоящего доклада состоит в том,
?тобы оценить место старого метода компонентного анализа в рамках
сложившихся в настоящее время представлений.
II. Второй важной ?ертой развития современных семанти?еских исследований
является установка на проверку предсказательной силы выдвигаемых
теорети?еских положений. В рамках синхронной лингвистики эта установка
предполагает проверку теории экспериментом. который строится на
целенаправленном варьировании разнообразных условий употребления и на
поиске запретов на употребление (отрицательный материал в терминологии
Л. В. Щербы). Использование такой методики способствовало полу?ению многих
новых данных, касающихся зна?ений и функционирования разли?ных языковых
единиц. В докладе ставится вопрос, согласуются ли эти данные с применением
метода компонентного анализа.
III. Основания для критики компонентного анализа можно свести к трем
при?инам. Первая связана с теорети?ескими установками исследования, в
которых факти?ески априорно отбрасывается этот метод. Это, в ?астности,
характерно для многих работ по когнитивной лингвистике. В докладе делается
попытка показать, ?то в этих работах либо в неявной форме присутствует
компонентный анализ, либо не рассматриваются те языковые явления, для
которых он особенно важен (например, не рассматриваются разли?ия между
синонимами). Вторая при?ина связана с тем, ?то существенные недостатки
отдельных форм применения компонентного анализа (а он существует в большом
коли?естве вариантов) распространяются па метод в целом. Третья при?ина
определяется тем, ?то компонентный анализ действительно не является
универсальным (?то, коне?но, не может служить основанием для отказа от
этого метода исследования).
IV. Форма применения компонентного анализа зависит от общего понимания
природы зна?ения, цели использования этого метода и представления о
необходимости / не необходимости соединения его с верификационными
процедурами. В докладе развивается мысль о том, ?то даже отдельные
компоненты (а не только зна?ение в целом) могут соответствовать весьма
сложным концептам, объединяемым в языковом зна?ении с помощью внутреннего
синтаксиса. Это утверждение иллюстрируется на примере пространственно-
дистанционных предлогов и наре?ий.
В докладе под?еркивается обязательность соединения компонентного анализа с
верификационными процедурами.
V. Интегрально-дифференциальный принцип постороения микро- и макросистем,
с которым прежде всего и связана необходимость применения компонентного
анализа, не является единственным. Другим важнейшим принципом можно с?итать
холисти?ескую противопоставленность, т. е. противопоставление одного
зна?ения другому или другим зна?ениям как целого. Именно взаимодействие
этих двух принципов приводит к тому. ?то структура семанти?еских групп не
может быть в большинстве слу?аев полностью описана в виде графа-дерева.
Часто наблюдаются дефектные структуры.
Пере?ислим несколько слу?аев взаимодействия указанных принципов.
1) В основе объединения семанти?еской группы может лежать концепт, который
сам не выступает в ка?естве зна?ения признака более высокого иерархи?еского
уровня (например. глаголы группы мышления, глаголы группы ?увств, глаголы
группы физи?еских движений

и т. д.). При этом. однако, концепт, объединяющий группу, может на одном из
верхних уровней вклю?аться в эквиполентные или даже привативные оппозиции
(например, весьма разные группы существительных с предметным зна?ением на
верхнем уровне подводятся под противопоставление по признаку одушевленности-
неодушевленности).
2) В организации микросистемы могут отсутствовать или по?ти отсутствовать
иерархи?еские деления, определяющие соотношения между ?ленами группы
(например, деревья-плодовые деревья-яблоня / груша / слива и т. п.).
3) Наряду с этим существуют микросистемы, в организации которых
интегрально-дифференциальный принцип является ведущим, а связанная с ним
иерархи?еская организация микрогруппы ?етко выделяется. Правда, даже в эти
семанти?еские микросистемы могут входить (обы?но в результате семанти?еских
дериваций ?ленов других микросистем) элементы. которые не строго
встраиваются в систему оппозиций - их можно условно назвать ассоциируемыми
?ленами. Вместе с тем, тенденция к установлению оппозиции может привести к
появлению у ассоциированных ?ленов новых зна?ений, которые уже строго
вклю?аются в семанти?еские противопоставления микросистемы (пример -
зна?ения слова рядом).
4) Тенденция к вклю?ению слова в систему может проявляться также в том,
?то ассоциированные ?лены попадают в оппозиционные противопоставления с
контекстными вариантами основных ?ленов группы (пример - семанти?еские
связи слов поодаль / около, рядом).
5) Системные связи могут проявляться также в повторении отдельных
концептов, входящих в семантику языковых элементов разли?ных микро- и
макрогрупп, составляя при этом отдельные компоненты зна?ения. Поискам таких
повторяющихся компонентов уделяет-

ся большое внимание в когнитивных исследованиях.

В наиболее уда?ной форме, как представляется, это сделано в работах Л.
Талми. Подобный же тип семанти?еской организации, повидимому, свойствен и
структуре полисеманти?еского слова (пример - некото-

рые типы компонентов в полисеманти?еской цепо?ке слова на).
Таким образом, интегрально-дифференциальные системы редко существует в
?истом виде, однако этот принцип играет огромную роль в организации
семанти?еских систем, ?то и требует использования компонентного анализа.
Функциональная парадигма русского глагола

как отражение когнитивного опыта
Е. И. Семиколенова
Таври?еский национальный университет им. Вернадского, Симферополь, Украина

функциональная парадигма, когнитивный опыт, граммати?еские пометы в
словарях, глагол
Summary. This article covers the problems of verb paradigm. Observations
convince that the majority of verb paradigms is characterized as
incomplete. It can be explained by both common language reasons and
semantics of verb lexeme. The peculiarities of each paradigm are studied in
the article on the level of separate lexical-semantic variant.


Русский глагол как со стороны семантики, так и со стороны формы остается
о?ень сложным объектом для описания.
Во-первых, глагол имеет о?ень разветвленную систему словоизменения и
формообразования. Во-вторых, не установлены ?еткие границы глагольной
парадигмы, которая, как известно, определяется узко и широко.
В узком смысле глагольная парадигма - это изменение глагола по лицам и
?ислам, т. е. спряжение. В широком - большая парадигма - вклю?ает в себя
все разнообразие глагольных форм: временных, модальных, при?астий,
деепри?астий, инфинитива.
Установление границ большой глагольной парадигмы связано с теорети?еским
осмыслением и диагностированием таких единиц, как при?астия, деепри?астия,
втори?ные имперфективы. Так, рассматривая при?астия и деепри?астия как
самостоятельные ?асти ре?и, авторы некоторых вузовских у?ебников выводят их
за границы соответствующих глагольных слов. Отсутствие единой то?ки зрения
на видовую пару разли?ных типов приводит к тому, ?то границы большой
парадигмы могут бесконе?но расширяться. Например, А. Н. Тихонов убежден,
?то 'в видовую пару объединяются две соотносительные формы глагола, имеющие
одинаковые (тождественные) лекси?еские зна?ения и образующие граммати?ескую
оппозицию. Это распространяется на все типы видовых пар (суффиксальные,
префиксальные, супплетивные), но специфи?но проявляются в однозна?ных и
многозна?ных глаголах, в формах времени, залога, в функционировании видов.
Изменение глаголов по видам относится к спряжению, как и изменение их по
лицам, ?ислам, временам' [Тихонов]. Признание ?ленов видовой пары любого
типа самостоятельными лексемами зна?ительно сужает круг граммати?еских форм
того или иного глагола [Милославский].
В-третьих, в процессе функционирования реализуется иная, функциональная
парадигма, для которой характерна неполнота с разли?ным ?ислом
отсутствующих позиций. Поэтому во многих слу?аях само понятие 'полная
парадигма' становится весьма условным. Нали?ие у глагола полной парадигмы
?аще оказывается скорее исклю?ением, ?ем правилом.
Эту реальность определяют разли?ные при?ины. В целом их можно разделить на
два типа. Это ограни?ения, связанные с действующими в языке законами
(обусловленные системой языка), и ограни?ения, вызванные семанти?ескими
при?инами. В первом слу?ае целесообразно, на наш взгляд, говорить об
отсутствии форм, во втором - об их функциональной невостребованности.
Отсутствие формы мы понимаем как невозможность ее образования, которое
зависит от вида, класса глагола и т. п. Так, глаголы совершенного вида не
имеют форм настоящего времени, а от глаголов несовершенного вида, как
правило, не образуются страдательные при?астия прошедшего времени. Кроме
того, отсутствие тех или иных форм ?асто объясняется принадлежностью
конкретного глагола к тому или иному классу. Например, формы деепри?астия
несовершенного вида на а / я отсутствуют у глаголов IX класса (тип
сохнуть), у глаголов Х класса (тип пе?ь, бере?ь), у глаголов VI класса с
?ередованием согласных основы с / ш (писать, вязать, глодать) и др.
Другой тип ограни?ений диктуется семантикой глагола. При этом формы могут
потенциально существовать, но быть невостребованными, неупотребительными на
данном этапе развития языка. Востребованность той или иной формы
корректируется нашим когнитивным опытом.
Функциональные парадигмы, эксплицируемые на уровне отдельных лексико-
семанти?еских вариантов, существенно отли?аются от парадигм, представленных
в словарях.
Отсутствие тех или иных граммати?еских форм глагола обы?но отражается в
словарях избирательно - в зависимости от опыта составителей, их нау?ной
компетенции. Словари фиксируют отсутствие некоторых глагольных форм в
блоках толкования словарных статей. Однако состав помет разрабатывается по-
разному.
Наиболее полно граммати?еская характеристика глагола отражена в 'Словаре-
справо?нике по русскому языку' (М., 1995). Однако и в этом словаре
используется лишь одна ограни?ительная помета - 'не употр.' - не
употребляется. Например, Глохнуть. повел. не употр.; деепр. не употр. (с.
129-130); Гнить. повел. не употр.; деепр. не употр. (с. 131).
Нетрудно убедиться в том, ?то отсутствие формы повелительного наклонения и
формы деепри?астия у глаголов глохнуть и гнить связано с разными при?инами.
В первом слу?ае это при?ины семанти?еские, непосредственно связанные с
конкретной семантикой глаголов. Помета 'не употр.', на наш взгляд, здесь
уместна, т. к. реально отражает невостребованность, неупотребительность
императива, хотя теорети?ески образование такой формы возможно (*Гний!
Глохни!). Отсутствие же формы деепри?астия имеет при?ину другого порядка, а
именно - принадлежность глаголов к определенным непродуктивным классам,
т. е. связана с историей языка и действующими в нем законами. Такие факты,
на наш взгляд, следует отграни?ивать от фактов первого порядка и
фиксировать их пометой 'не образ.' - не образуется.
Следовательно, система ограни?ительных помет в толковых и особенно в
граммати?еских словарях нуждается в дальнейшей разработке и в уто?нении.
Репертуар предлагаемых помет должен отражать не только отсутствие той или
иной формы, но и при?ины, вызвавшие это.
Исследование функциональных парадигм дает возможность более
последовательно, адекватно и систематизированно представить реальную
структуру глагольного слова и таким образом изменить наши стереотипные
представления о формальной организации большинства многозна?ных глаголов.
Гендерный аспект символизма языка фольклорных жестов
Т. С. Соколова
Белгородский государственный университет

история русского языка, лингвофольклористика
Summary. Simbolical semantics of masculine and feminine kinetic nominations
in the Russian folk songs.


1. Дифференциация фольклорных кинети?еских номинаций (КН) в аспекте
гендерной тематики.
(1) Вербальные обозна?ения, или кинети?еские номинации, жестов, мимики,
телодвижений и т. п. являются обязательной ?астью обрядовых действий,
многие из которых находят своеобразное продолжение в содержании русских
устнопоэти?еских произведений.
(2) Язык фольклорных жестов муж?ин и женщин в аспекте гендерной тематики
еще не был предметом пристального лингвофольклористи?еского наблюдения.
Особого внимания заслуживает семантика паралингвисти?еских средств переда?и
информации и их словесное воплощение. Кинети?еские номинации в текстах
южнорусских народных песен преимущественно представляют собой словесные
комплексы, символи?еские по зна?ению. Понимание их глубинного содержания
возможно благодаря сведениям из этимологии, диалектологии, устной ре?и,
у?ета национальной специфики паралингвисти?еских средств в обязательном
со?етании с данными из истории материальной и духовной культуры русского
народа.
2. Синкрети?ность семантики женских КН по комплексу признаков.
(1) Особый ряд кинети?еских номинаций образуют те, которые связаны с
основными этапами в жизни ?еловека, именуемые в совокупности в фольклорной
традиции со?етанием путь - дорога.
(2) Такой фрагмент пути - дороги, как на?ало семейной жизни женщины (еще
невесты) в своем пиковом проявлении сосредота?ивается внутри родного дома в
пределах (около) его центрального локуса - стола, а также его ?астей,
атрибутов. Например, ритуальное действие русской свахи - взяться за угол
стола и сдвинуть его с места - перед тем, как на?ать переговоры с
родителями невесты, сопровождается приговором: Сдвину я столе?ницу, сдвину
я серде?ную. Это озна?ает: сватовство должно состояться, и невеста тем
самым будет приближена к жениху. Заметим, словесное сопровождение
обрядового действия иллюстрирует лишь внешнюю сторону предстоящих изменений
в жизни женщины. Песенные кинети?еские номинации, являясь своеобразным
поэти?еским продолжением обрядовых действий, не просто дополняют сюжет, но
и выступают этикетными знаками культуры внешнего и внутреннего поведения
?еловека. В песне ритуальное действие невесты - обивать руку (ру?ушку) о
дубовый (тесовый) стол - это не только знак прощания до?ери-невесты с
оте?еским домом, но и выражения глубокой пе?али: Да по терему Мане?ка
гуляла. Об дубовай стол ру?ушку оббивала. Да усе ж она батюшку будила. Да
устань, проснись, батюшка родимай. Да не надолго ж я тебе досталась
[Народные песни сел., 47).
3. Синкрети?ность семантики мужских КН по комплексу признаков.
(1) За пределами родного жилища, за его порогом - локусом, символизирующим
границу между домом и внешним миром, ритуальные действия о намерении на?ать
семейную жизнь предпринимаются со стороны муж?ины. Кинети?еская номинация
наступить на ногу (ножку) в песнях обозна?ает традиционное действие героя,
который, соблюдая этикет знакомства, проявляет благорасположенность к
молодой особе и таким образом предлагает идти по его следу, взяв ее под
свое покровительство: Молодец хороший Федору займая. да на ножку ступая
[Русская народная песня., 76]. В народной символике, по объяснению
А. Н. Афанасьева, нога, обувь, след, оставляемый на дороге, играют
зна?ительную роль. Нога приближает ?еловека к предмету его желаний. В
прошлом понятиями движение, поступь, следование определялись все
нравственные действия ?еловека [Афанасьев, 73].
(2) Кинети?еские номинации, сопровождающие обрядовые действия и
присутствующие в сюжете народных песен, по своему содержанию ?етко
дифференцируются с позиции мужского и женского на?ала. Они предстают
языковыми символами древних традиций в проявлении ?увств и поведения
русского ?еловека на определенных этапах его жизненного пути.

Литература
1. Народные песни сел Купино и Большое Городище Шебекинского района
Белгородской области. Белгород, 1995.
2. Веретенников И. И. Русская народная песня в школе. Белгород, 1994.
3. Афанасьев А. Н. Живая вода и вещее слово. М., 1980.
Провокационный дискурс (ПД)
В. Н. Степанов
Ярославский государственный педагоги?еский университет имени К. Д.
Ушинского

провокационный дискурс, ре?евая провокация, комплексный ре?евой жанр,
перлокутивное (провокационное) намерение,

дескрипция, генерализация
Summary. The abstract includes a few excerpts from the linguistic research
of a provocative discours. It describes the psychological origion,
cognitive aspects, linguistic means and specific genre form of provocation
as a type of speech activity. The scholar based his research on the
theories of speech acts and speech genres.


Понятие провокационного дискурса (ПД) генети?ески связано с понятием
ре?евой провокации (РП). Последнюю, с одной стороны, можно отнести к особой
разновидности психологи?еского манипулятивного воздействия. С другой
стороны, РП имеет деятельностный характер и является особым видом ре?евой
деятельности. Так, например, РП опирается на глубинные психи?еские
потребности ?еловека (потребность в любви, в ласке, во взаимопонимании и
т. д.), которые и выступают в ка?естве ее реальных побудителей, и может
быть охарактеризована как деятельность мотивированная и целенаправленная.
РП существует в форме действий или цепи действий, которые реализуются с
помощью определенных способов - операций. В данном слу?ае под операцией мы
склонны понимать ре?евой жанр, то?нее, комплексный ре?евой жанр (в
терминологии М. Ю. Федосюка - [3]), состоящий из последовательности
элементарных ре?евых жанров (ср. с понятием жанрового континуума в
концепции М. В. Китайгородской и Н. Н. Розановой).
При анализе РП следует опираться на расширенную и дополненную модель
анализа ре?евого жанра, предложенную Т. В. Шмелевой [4]. В ка?естве
расширения модели предлагается у?итывать следующие факторы: нали?ие и
активное взаимодействие в ПД явных и скрытых намерений говорящих, синтез
разли?ного рода ре?евых стратегий и тактик общения, а также сложную
психологи?ескую организацию адресанта, имеющего условный и в высшей мере
субъективный образ адресата, ?асто не соответствующий реальному, но
играющий при провоцировании решающую роль; при этом РП строится на
субъективно увиденном неравенстве социально-психологи?еских статусов
коммуникантов (квазинеравенстве).
Используя понятия теории ре?евых актов Дж. Остина [2], мы склонны
утверждать, ?то РП относится к разряду перлокутивных действий, а анализ
перлокутивного характера РП возможен только с опорой на конситуацию и
только в условиях дискурс-анализа динамики ре?евых интенций говорящего.
Дискурс понимается нами как коммуникативное событие (в терминологии Т. ван
Дейка), которое обладает комплексом взаимосвязанных признаков, таких, как
темати?еская связность с доминантной темой (гипертемой) и ее
конситуативными трансформантами; ситуативная обусловленность с опорой на
коммуникативную ситуацию; динами?ность (возможность видоизменять
гипертему); социальная ориентация (у?ет социально-психологи?еских,
интенциональных и аксиологи?еских особенностей общающихся); неоднородная
структурированность и актуализация как языковых, так и неязыковых факторов;
недискретность (неопределенность границ дискурса как целостного ре?евого
произведения) и жанровая форма существования.
РП как комплексный ре?евой жанр содержит в своем составе такой
элементарный ре?евой жанр, который выступает как доминантный в плане
выражения реального провокационного (перлокутивного) намерения говорящего.
ПД в целом относится к дескриптивному типу текстов и нацелен на
'проговаривание' того, ?то мыслится в ка?естве объекта когнитивной
установки адресанта, с целью эксплицировать ее для адресата и тем самым
предложить, а то?нее, 'навязать' последнему то или иное ре?евое действие,
определенного рода ре?евой 'поступок'. Последнее звено возникающего
ре?евого произведения, содержащее собственно номинацию конкретной
установки, остается скрытым. Таким образом, при уда?ном для адресанта
сте?ении обстоятельств его когнитивная установка будет распознана и
воспринята, а провокация окон?ится успехом. Например, Ю. Б. Гиппенрейтер в
своей книге 'Общаться с ребенком. Как?' описывает одну потенциально
конфликтную ситуацию: 'Подходя к дому, вы встре?аете собственного сына:
лицо измазано, пуговица оторвана, рубашка вылезла из брюк. Прохожие
оглядываются, улыбаются; вам неприятен вид сына и немного стыдно перед
соседями. Однако ребенок ни?его не заме?ает: он прекрасно провел время, а
сей?ас рад встре?е с вами' [1, 109]. Итак, ?то может сказать в этом слу?ае
родитель, если его переполняют эмоции? Автор призывает придерживаться
следующего правила: если ребенок вызывает у вас своим поведением
отрицательные переживания, сообщите ему об этом. И предлагает следующий
сконструированный ответ родителя: 'Я не люблю, когда дети ходят
растрепанными, и мне стыдно от взглядов соседей' [1, 111]. Нам этот пример
представляется показательным, и вот в каком отношении. Напомним, ?то он
преподнесен как один из вариантов эффективного ре?евого разрешения
возникшего психологи?еского затруднения. Мы заметили и хотим акцентировать
внимание на тождественности вербальной репрезентации того, ?то ?увствует
(осмысливает) родитель, и того, ?то он говорит, обращаясь к сыну. Мы
объясняем это дескриптивной природой провокации: 'эксплицирую то, ?то хо?у,
?тобы поняли'. Провокационным является прием 'зеркального' отображения
когнитивной установки говорящего в сознании его собеседника: родитель
просто озву?ил свои ощущения, но сделал это по-взрослому (ср. с
эгосостоянием 'Взрослый' в концепции Э. Бер-

на - [5]), апеллируя к ребенку как к взрослому ?еловеку, способному понять
психологи?еское состояние другого ?еловека и вступить в осознанное
взаимодействие. Тем самым родитель обратился к ребенку на равных, и для нас
в данном слу?ае не важно, соответствует ли сын тому образу взрослого
?еловека, к которому апеллирует родитель (ведь представление о сыне-
'Взрослом' может оказаться ложным, но здесь важен сам механизм провокации).
Ребенку предложили взгляд на ситуацию взрослого ?еловека, показав тем
самым, ?то высоко оценивают уровень его способности правильно все понять.
Осознание такой ответственности способно заставить ?еловека сделать все,
?тобы оправдать ожидания (в этом слу?ае говорящий у?ел фактор собственного
авторитета - немаловажный фактор при провокации), и тем самым вызвать
искомое состояние - когнитивную установку на взаимопонимание (ср.: provoce
зна?ит 'вызывать').
Отметив дескриптивный характер ПД, укажем на еще одну его когнитивную
особенность в связи с данным примером. В ПД в ка?естве конструктивного
приема используется генерализация. Провоцирующий эффективно оперирует
обобщенной информацией ('дети ходят растрепанными': заметьте, не 'ты', а
'дети' - генерализованный объект). Чрезвы?айно продуктивным представляется
также соединение и противопоставление в одном ре?евом пространстве
индивидуального ('я', 'мне') и генерализованного ('дети') объектов.
По нашему мнению, РП принадлежит к культурно-национальным явлениям и
отражает национально-языковые особенности говорящего. При этом РП
усваивается в процессе ре?евой практики индивида, поэтому в ка?естве
перспективы в изу?ении РП нам видится изу?ение детской ре?и, предлагающей
богатый материал об онтогенезе РП.

Литература
1. Гиппенрейтер Ю. Б. Общаться с ребенком. Как? М, 2000.
2. Остин Дж. Избранное. М., 1999.
3. Федосюк М. Ю. Нерешенные вопросы теории ре?евых жанров // Вопросы
языкознания. 1997. ? 5.
4. Шмелева Т. В. Модель ре?евого жанра // Жанры ре?и. Саратов, 1997.
5. Berne E. Intuition and ego states: The origions of transactional
analysis. San Francisco, 1977.
К вопросу о репрезентации инструмента (история и современность)
О. Г. Твердохлеб
Оренбургский государственный педагоги?еский университет
инструмент, орудие, средство, способ, семанти?еский актант
В данной работе используются понятия 'инструмент', 'орудие', 'средство' и
'способ', дифференцированные по ряду признаков. В связи с описанием
репрезентаций инструмента в современном русском языке указываются отли?ия в
репрезентации этих семанти?еских актантов в более ранние периоды
существования языка.
Среди главных у?астников ситуации, описываемой в лексикографи?еском
толковании глагола, исследователи единодушно называют наряду с субъектом,
объектом, местом и семанти?еский актант инструмент [Холодови? 1970; 1979;
Апресян 1972; Шмелева 1988 и др.]. Этим понятием оперируют такие у?еные,
как О. Есперсен, П. Адамец, У. Чейф, Д. Лайонз. Хотя ?астные зна?ения этого
понятия давно выделены традиционной грамматикой в связи с падежными
зна?ениями, преимущественно творительного падежа существительного, а
орудийное зна?ение как языковое явление отме?ено еще М. В. Ломоносовым,
А. А. Потебней, А. В. Поповым, Н. Н. Дурново, Н. И. Гре?ем, но исследованию
структуры смысла инструмента посвящен лишь ряд работ В. А. Ямшановой
[Ямшанова 1978; 1992; ТФГ 1992]. Данное языковое явление описывается не
только на материале современного русского языка [Сидоров, Ильинская;
Виноградов; Шведова; Золотова], но и на истори?еском материале [Карский
1929; Седельников 1953; 1955; Лебедева 1955; Трахтенберг 1961; Костю?енко
1983]. Однако во многих работах наблюдается отсутствие ?етких границ между
понятиями 'инструмент', 'способ', 'орудие' и 'средство', отражающееся и в
лексикографи?еской практике. Взяв за основу несколько положений,
высказанных разными у?еными относительно структуры инструмента, мы выделяем
в его структуре способ, орудие и средство, обязательно содержащие сему
'целенаправленное применение' этих 'вещей' [Ямшанова 1978], но
разграни?ивающиеся, по крайней мере, шестью признаками: 1) по признаку
'нали?ие / отсутствие процессуальности'; 2) по признаку
'дискретность / недискретность'; 3) по признаку 'характер связи с субъектом
и объектом действия'; 4) по признаку 'нали?ие / отсутствие прямого касания
с объектом'; 5) по признаку 'нали?ие / отсутствие ка?ественного изменения';
6) по признаку 'нали?ие / отсутствие "расходования", связывания'.
Исследование современного русского языка показывает, ?то обы?но инструмент
назван неодушевленным именем, в зна?ении которого сема 'активного
производителя' отсутствует, напр.: а) орудие: Куст осторожно приподнимите
садовыми вилами (Книга юного натуралиста); Длинными щипцами вытаскивал
кузнец из горна металл (Шур); б) средство: Или, на худой конец, вколотить
грубыми гвоздями в забор загородного дома (Литературная газета); Первой
пулей уложить фашиста (Слава: Сборник); в) способ: Кор?агин ловким
движением пригнул винтовку к земле (Н. Островский); Она быстрыми движениями
разорвала простыню на большие лоскуты (Чуковский. Балтийское небо). Редкие
слу?аи неосложненного орудийного зна?ения в Т. п. существительного
одушевленного в лингвисти?еской литературе отме?ает, в ?астности,
Н. Ю. Шведова: - Если оно (хозяйство) рационально, то вы можете наймом
вести его, - сказал Свияжский.- Власти нет-с. Кем я буду вести? Позвольте
спросить? - Рабо?ими. Л. Толстой. Анна Каренина. 1, III, 27 [Шведова 1978].
В памятниках более ранних периодов одушевленные имена с функцией орудия
широко употреблялись [Лебедева 1955]. Как с?итает А. Седельников, при?иной
отмирания явилось то, ?то орудие является 'пассивным передат?иком действия
на объект, а это перестало удовлетворять потребности взаимопонимания, т. к.
лицо - активный по своей природе у?астник действия' [Седельников 1955].
Видимо, по этой же при?ине для неживого у?астника ситуации,
репрезентированного в позицию подлежащего активной конструкции (ножницы
разрезали ленту), практи?ески всегда при использовании энциклопеди?еских
сведений, граммати?ески отражающихся в потенциальных валентностях глагола,
может быть обнаружено лицо, производящее действие над ним, ср.: Не кует
железо молот, кузнец кует; или: Шофер только нажимает. кнопки, а
установленный в кузове машины кран по его приказу подцепляет контейнер,
поднимает его и ставит на платформу (Дорохов). Поэтому одушевленный актант
легко может 'сместить' неодушевленный актант со своей 'законной' позиции
(подлежащее - И. п.), 'отодвинув' его на менее зна?имую при описании
ситуации позицию косвенного дополнения (Т. п.) при активе: Кузнец молотом
кует железо. И поэтому бывает иногда неясно, с какой именно активной
конструкцией, имеющей 'номинативное подлежащее без инструмента' (ножницы
разрезают ленту), или с 'предложением без выраженного субъекта, но с
инструментом' [Адамец 1972] (ножницами разрезают ленту) соотносится
пассивная с называющим 'неживую субстанцию' инструментом в позиции
агентивного дополнения (ножницами разрезается лента). Характерно также, ?то
'творительный орудия, обозна?ающий лицо, с обращением действительного
оборота в страдательный неизбежно становится творительным действующего
лица' [Седельников 1955].

Модальность необходимости и персональность:

функциональные особенности высказываний с Я-субъектом
С. Н. Туровская
Таллиннский педагоги?еский университет, Эстония
концепт необходимости, модальность, интенциональность, персональность,
субъект модального действия
Summary. The paper analyzes the interaction of the category of modality
with the category of personality using utterances expressing necessity.


Концепт необходимости - один из наиболее сложных и поляризованных
концептов в способах представления средствами русского языка. На его основе
формируется несколько модальностей, имеющих разли?ные семанти?еские и
векторные характеристики (вынужденность, надобность, долженствование и
др.).
Общее семанти?еское ядро высказываний с модальным смыслом необходимости -
интенциональность. Сами квалификации и определения интенциональности (какое
бы определение ни бралось за основу на протяжении длительной философской
традиции) подразумевают направленность или устремленность субъекта на
результат действия. В этом плане указанные модальности разли?аются степенью
проявления интенциональности: вынужденность характеризуется 'внешней'
интенциональностью (отсутствием активных устремлений субъекта), а
долженствование - имплицитной интенциональностью. Самыми яркими
интенциональными характеристиками обладает модальность надобности.
Высказывания с модальным смыслом надобности и стали предметом подробного
рассмотрения.
Основные лекси?еские средства представления надобности (предикативы типа
надо / нужно, необходимо) соотносимы только с Я-субъектом: мне необходимо
?то-либо делать / сделать = я ?увствую необходимость ?то-либо
делать / сделать. Но тебе необходимо. вовсе не озна?ает ты ?увствуешь
необходимость. Цель последнего типа высказываний как раз и состоит в том,
?тобы сформировать у адресата - субъекта модального действия установку на
совершение действия. Ему необходимо делать / сделать ?то-либо - еще один
шаг, опосредованный сознанием говорящего и сознанием исполнителя действия.
В последнем слу?ае вообще нет прямой побудительности, поскольку отсутствует
адресат.
Ярко выраженный эгоцентризм модальных предикатов и предикативов (и не
только необходимости) от?асти предопределяет то обстоятельство, ?то ?асто
субъект модального действия, выраженный местоимением 1-го лица, становится
избыто?ным. Самый распространенный тип подобных высказываний с неназванным
субъектом - стилизация под внутреннюю ре?ь: Турбин

рад был одино?еству у окна и глядел <.> Лариосик

о?ень симпати?ный <.> надо его поблагодарить за уход (М. Булгаков).
Сам феномен внутренней ре?и - сложное и многомерное образование. Ре?ь
может идти лишь о 'приблизительной стилизации', но основная функция
внутренней ре?и (регулирующая и планирующая) как нельзя лу?ше соотносится с
интенциональной функцией модальных предикатов необходимости и
специфи?ескими свойствами концепта необходимости (цель и необходимые
средства к ее достижению).
Конструктивная 'мозаика' подобных высказываний довольно пестра: пропуск
субъекта, пропуск модального предикатива, пропуск инфинитива, пропуск всех
вышепере?исленных составляющих с экспликацией векторно-локальной лексики.
Конструктивные особенности высказываний коррелируют со степенью
экспрессивности. Ср.: В голове у Аннушки образовалась вьюга: 'Знать ни?его
не знаю, ведать ни?его не ведаю!. К племяннику? Или распилить ее на куски?
. Камушки-от можно выковырять. И по одному камушку: один на Петровку,
другой на Смоленский.' (М. Булгаков).
Совпадение говорящего и субъекта модального действия создает предпосылки
для формирования высказываний со зна?ением намерения, планов, замыслов и т.
п. - высказываний с эксплицитной интенциональностью.
Приводятся результаты типологии высказываний надобности с названным Я-
субъектом в диалоге. Самое ?астотное употребление подобных конструкций -
ситуация отказа от какого-либо приглашения (типа Мне еще уроки (надо)
готовить и т. п.).
Высказывания необходимости с Я-субъектом ?резвы?айно многообразны по
экспрессивным оттенкам, употребляются в самых разли?ных типах текстов (от
нарратива до дискурса), с определенными лекси?ескими и граммати?ескими
особенностями в зависимости от типа текста.
Словарь концептосферы и динамика дискурса
В. И. Убийко
Башкирский государственный университет
концепт, концептосфера внутреннего мира ?еловека, репрезентация,
функционально-когнитивный словарь


Понятия 'концепт' и 'концептосфера' как базовые единицы терминологи?еского
аппарата когнитивной лингвистики все активнее используются в современных
исследованиях, превращаясь из априорных представлений в действенный
инструмент лингвисти?еского анализа.
Концепт есть комплексная мыслительная единица, которая в процессе
мыслительной деятельности повора?ивается разными сторонами, актуализируя в
процессе мыслительной деятельности либо свой сценарный, либо фреймовый,
либо схемати?еский уровень, либо разные комбинации этих концептуальных
сущностей. Представления, схемы, фреймы, сценарии, понятия и гештальты
тесно переплетаются как в мыслительной деятельности ?еловека, так и в его
коммуникативной практике (З. Д. Попова, И. А. Стернин).
С этой то?ки зрения языковую семантику можно представить как семанти?еское
пространство, скоординированное с концептом. Взаимосвязи и вербальные
репрезентации концептов играют определяющую роль не только в устройстве
семанти?еского пространства языка (или отдельного его у?астка), но и в
организации всей системы конкретного языка в целом. Подобно тому, как,
'привязывая' лекси?еские способы выражения одной и той же понятийной
категории к граммати?еским, мы полу?аем функционально-семанти?еские поля,
можно выявить совершенно новые семанти?еские структуры, соединяя вместе
граммати?ески разрозненные по линии разных ?астей ре?и, отдельных словоформ
и разных семанти?еских полей элементы одного и того же концепта.
Концепты не существуют изолированно. Вся совокупность вербализованных
концептов образует концептосферу языка. Концептосфера языка - это весьма
сложная их система, образованная пересе?ениями и переплетениями
много?исленных и разнообразных структур, организующих концепты то в ряды,
то в цепо?ки, то в поля с центром и периферией, то в ветвящиеся деревья с
перекрестными отсылками (З. Д. Попова). Концептосфера может быть
скоординирована с лексикой, грамматикой и дискурсом (художественным,
полити?еским, философским, религиозным).
В рамках концептосферы по степени интеграции семанти?еских структур
следует разграни?ивать суперконцепты, макроконцепты, базовые концепты и
микроконцепты.
Словарь концептосферы представляет собой систематизацию способов языковой
репрезентации концептов. Основная зада?а словаря - показать
последовательное развертывание концепта в языковых структурах и определить
основные линии развития семантики языковых средств, использованных для его
выражения.
В основу построения словаря положены следующие принципы:
- антропоцентризм;
- функциональность;
- когнитивность;
- интегральность;
- системность;
- комплексность;
- ситуативность.
Словарь представляет собой комплексную вербальную репрезентацию концептов
в определенной системе. Комплексность пода?и материала заклю?ается в том,
?то соответствующий концепт представлен в нем глобально: и дериватами
исходных лексем, и антонимо - синоними?ескими рядами, присоединяемыми на
разных уровнях деривации, и фразеосо?етаниями разли?ной степени
связанности. Уже сама эта комплексность предопределяет высокую степень
абстрагирования семантики и функционально-когнитивную перспективу словаря.
При этом необходимо у?итывать, ?то со?етательный потенциал лексем может
последовательно проецироваться на процесс построения фразы.
Подобное представление лексики в словаре позволяет выйти на
коммуникативный уровень и связать его с ре?емыслительной деятельностью
?еловека.
Наиболее сложным является выявление закономерностей когнитивной обработки
данных о внутреннем, психи?еском мире ?еловека и их языковой интерпретации.
Проявления внутреннего мира многообразны и бесконе?ны. В принципе весь
'мир, с которым мы вступаем в контакт в лингвистике, - это внутренний мир,
это мир мысли, формируемый в нас нашими представлениями', - с?итал
французский исследователь Г. Гийом, во многом предвосхитивший основные
положения современной когнитивной лингвистики. Одним из краеугольных камней
его теории является признание динами?еского характера языка, определяемого
спецификой взаимодействия между интегрирующими и интегрируемыми системами.
Подавляющеее большинство базовых концептов концептосферы внутреннего мира
?еловека структурируют вербализующие их лексемы по следующим концептуальным
линиям: 1) интенциональность (пугать, радовать, злить); 2) достижение
результата (напугать, запугать, обрадовать, разозлить); 3) каузативность
(пугающий звук, радостное известие); 4) имманентное состояние (мне
радостно); 5) трансцендентное состояние (я радуюсь, злюсь);
6) характеризация (злой ?еловек, пугливый ребенок); 7) проявление
внутреннего состояния (побледнеть от страха, покраснеть от стыда). При этом
в разных концептуальных линиях базового концепта реализуются обы?но разные
мыслительные структуры: интенциональность R схема, имманентное состояние R
фрейм, трансцендентное состояние R сценарий, проявление состояния R
картинка.
Такое комплексное описание, на наш взгляд, может способствовать разработке
адекватного способа представления лексикона в его взаимодействии с
динамикой дискурса.
Семанти?еский признак 'наблюдаемость'

как показатель коммуникативного потенциала глагола
С. В. Ушакова
Белгородский государственный университет

изу?ение коммуникативных свойств лексики в средней школе
Summary. The secondary school textbook of Russian language edited by M. M.
Razumovskaya & P. A. Lekant is empowered to study semantic of lexical units
using speech strategy. The study of text verbal potential and evealing of
implicit observance attribute are based on lexical-semantic verb
categorization. It allows to understand the theme-rhema connection
character within typical text fragments, to fix the fragment limits and to
accept the text as a structurally defined set of speech actions


1. Коммуникативно-синтакси?еский подход к продуктивной ре?евой
деятельности - основа для усвоения функциональных возможностей глаголов.
(1) Структурно-семанти?еский подход к языку позволяет усваивать
правописание и граммати?ескую структуру предложения, но в целом не
обеспе?ивает навыков порождения текста. Современные же зада?и преподавания
русского языка как родного требуют овладения коммуникативными стратегиями
как комплексом взаимонаправленных средств разных уровней, обеспе?ивающих
порождение и понимание высказывания. Концепция коммуникативной грамматики
русского языка [Золотова, Онипенко, Сидорова], положенная в основу обу?ения
продуктивной ре?евой деятельности в школьном у?ебнике русского языка под
ред. М. М. Разумовской и П. А. Леканта, открывает зна?ительные возможности
для осознания дискурсивного потенциала лекси?еских единиц.
(2) Опора на понятия способа тема-ремати?еской связи и типового текстового
фрагмента формирует представление о топикальном пространстве, которое
заполняется произвольно лишь в относительной мере, но в зна?ительной
степени диктует выбор этих средств - от лекси?еских единиц до их позиций в
предложении. Такой подход требует более целенаправленной лексико-
семанти?еской работы в связи с изу?ением ?астей ре?и, поскольку усвоение
лекси?еского зна?ения слова (и особенно его вариантов в слу?ае полисемии)
неизбежно требует усвоения его семантико-синтакси?еских особенностей.
2. Семанти?еский признак 'наблюдаемость' как проявление базовых
текстообразующих категорий.
(1) В работе с у?ителями обращаем внимание на такой важнейшй признак
типового текстового фрагмента как 'наблюдаемость' [Золотова, Онипенко,
Сидорова, 84; Паду?ева, 411], показывая, ?то в реальных текстах он наиболее
типи?но представлен в лекси?еских единицах с хронотопи?ескими или
перцептивными компонентами зна?ения, при?ем не только в обстоятельственной,
но и в предикативной функциях, осуществляющей ближайшие комуникативные
связи в тексте. Отсюда естественным образом вытекает необходимость более
пристального внимания к такой классифицирующей категории, как лексико-
семанти?еская группа (ЛСГ), поскольку именно в ней наиболее от?етливо
выявляются не только семанти?еские, но и функциональные возможности слова.
(2) В большей степени это касается глагольной лексики, обеспе?ивающей
коммуникативную перспективу высказывания. Уже в у?ебнике для 5-го класса
имеются задания, позволяющие соотнести разные зна?ения глагола идти с
разными типами топиков (напр., упр. 635). Русские глаголы перемещения
способны передавать также разнообразные бытийные ситуации за с?ет
импликации в лекси?еском зна?ении компонента 'наблюдаемость' и имеют,
соответственно, широкий круг разнообразных, но типи?ных актантов.
Частотность их использования в однотипных текстовых фрагментах требует, на
наш взгляд, более пристального внимания в школе. Предметом языкового и
ре?евого анализа с этой то?ки зрения могут стать такие глаголы, как
мелькать, повернуть, дойти, нестись, бить, плыть, подниматься, тянуться и
т. п. Важной в этом плане является и ЛСГ глаголов обнаружения объекта -
вырасти - (оказываться, появляться, возникать [обы?но неожиданно] перед
?ьим-либо взором - МАС); обозна?иться (стать видимым, разли?имым при
приближении, усилении освещения. - МАС); выглянуть (стать видным, появить-

ся - МАС). Иллюстрации к ряду примеров имплицируют не только наблюдателя,
но и его перемещение в момент обозна?ения пространственной ситуации: Вон из-
за мыса выглянуло и предместье, а также: Аллея круто повернула вправо, и
Тихон Павлови? увидел эстраду - МАС, ?то свидетельствует о дейкти?еских
свойствах подобных глаголов [Апресян, 642-644], позволяющих устанавливать
непосредственную и мгновенную связь между референтом и его обозна?ением,
минуя все промежуто?ные стадии; см. [Челове?еский фактор в языке.]. В свою
о?ередь это поможет у?ащимся осознать принципы формирования текстовых
фрагментов разных типов и подтипов, выработать соответствующие
коммуникативные стратегии, одним из этапов которых является отбор типовых
средств и их возможная синонимизация, ?то делает высказывание не только
более выразительным, но одновременно лакони?ным и информативно насыщенным.
Подобные свойства отме?аются также и у глаголов цветовой характеристики
(зеленеть, сереть, ?ернеть и др.).
(3) Кроме того, умение установить нали?ие / отсутствие компонента
'наблюдаемость' в текстовом фрагменте уже позволяет правильно
дифференцировать коммуникативный регистр и его разновидности, поскольку
связано с такой важнейшими нарративными категориями как 'то?ка зрения' и
'автор' vs 'повествователь'.
(4) Исследование типи?ных контекстов употребления данных глаголов выявляет
их способность оформлять несобственно-прямую ре?ь и свободный косвенный
дискурс, в котором принципиально не разграни?иваются повествователь и
персонаж, ?то ведет к осознанию и способов организации повествования в
целом, и взаимосвязи между способами категоризации элементов
действительности не только в системе, но и в дискурсе. Более того, знание
лексико-системных характеристик глагола позволяет осознать связность текста
на уровне модусов (модальных рамок), предполагающих эту связность как
структурно организованную 'совокупность ре?евых актов' [Паду?ева, 409],
выделить его метатекстовый каркас.
Литература
Золотова Г. А., Онипенко Н. К., Сидорова М. Ю. Коммуникативная грамматика
русского языка. М., 1998.
Паду?ева Е. В. Семанти?еские исследования: (Семантика времени и вида в
русском языке; Семантика нарратива). М., 1996.
Апресян Ю. Д. Избранные труды. Т II. Интегральное описание языка и
системная лексикография. М., 1995.
Челове?еский фактор в языке: Коммуникация, модальность, дейксис. М., 1992.

Ситуация возможности: детерминирующий фактор
И. Р. Федорова
Калининградский государственный университет

современный русский язык, синтаксис, модальность, функциональная грамматика
Summary. The determinative factor is the starter of the modal situation
(the modal of possibility). This factor is situation, which creates and
specifies the characteristics of situation of possibility.


Ситуация возможности и 'созревание' условий для ее возникновения
(детерминирующая ситуация) - это смежные звенья каузальных цепо?ек, из
которых состоит мир и из которых наш разум выхватывает отдельные звенья.
Фактор, детерминирующий связь между субъектом предметной ситуации и его
потенциальным признаком, в силу своей первостепенной важности находит
непременное представление (эксплицитное или имплицитное) в контексте
ситуации возможности. Если в контексте отсутствует ссылка на детерминацию
возможной связи между предикатными предметами, то модальная оценка теряет
свое основание и коммуникативная зна?имость (для слушателя) снижается; ср.:
Он может уйти (разрешено? способен? открыт выход?). Иногда детерминирующий
фактор (ДФ) полу?ает в контексте весьма вуалированное представление, на
существование связи между при?иной (ДФ) и следствием (модальность
возможности) лишь намекается в силу общепонятности данной связи для
у?астников коммуникации. Обстоятельства и условия, каузирующие становление
и реализацию потенциальной ситуации, являясь 'пусковым механизмом'
модальной ситуации, задают своими характеристиками ее особенности:
определяют актуализацию одного из ?астных зна?ений возможности и то,
насколько 'скоро' и 'легко' (беспрепятственно) может состояться метаморфоза
'возможное' ( 'действительное'.
1. В предложениях с модификаторами возможности детерминирующий фактор (ДФ)
либо эксплицируется в широком контексте, либо имплицируется семантикой
глагола или предикатива с модальным зна?ением возможности (МЗВ). Собственно
модальные модификаторы, как правило, способны актуализировать и внешнюю, и
внутреннюю возможность и поэтому требуют ссылки на ДФ в контексте
предложения или - шире - ре?евой ситуации. Косвенные экспликаторы МЗВ
содержат указание на ДФ в своей семантике. В связи с рассмотрением
косвенных модальных средств представляет интерес не разработанный в
исследованиях по проблемам модальности вопрос о модальном потенциале
лексемы.
2. Нередко в высказываниях с МЗВ наблюдается следующее представление
отношений детерминирующей и потенциальной ситуаций: ДФ выделен логи?еским
ударением, а МЗВ находится 'в тени'. Акцентирование ДФ как ситуации,
логи?ески предшествующей ситуации возможности, ?асто наблюдается в простых
полипропозитивных предложениях, где основная предикация представляет ДФ, а
добаво?ная имплицирует МЗВ.
3. В ?исле условий, необходимых для возникновения потенциальной связи и ее
факти?еского осуществления, несомненную важность имеют исто?ники
возможности (за с?ет ?его действие становится возможным, откуда ?ерпаются
требуемые ресурсы, силы, средства и т. п.) и способы превращения
нефакти?еской ситуации в реализованную. Поэтому широко распространены
конструкции, где ДФ задает именно этот аспект детерминирующих возможность
обстоятельств.
Лингвисти?еская интерпретация при?инных отношений
Эрика-Оксана Хааг
Тартуский университет, Эстония

каузальность, фактуальность, энтимема, объяснительные отношения
Summary. The report establishes differences between the logicophilosophical
understanding of cause-and-effect relations and explanatory meaning
expressed in language.


В лингвистике каузальность традиционно рассматривается в контексте
обусловленности в широком смысле как ?астный слу?ай реализации принципа
достато?ного основания. Признак достато?ного основания является
интегрирующим на?алом, на основе которого в сферу обусловленности
вклю?аются условные, уступительные, следственные, при?инные и целевые
отношения. Каждое из отношений обусловленности характеризуется особым
семанти?еским признаком: условие - гипотети?ностью, цель - активностью
обусловливающей связи, уступка - разнознаковостью, отношения следствия -
результативностью. При?инные отношения, в отли?ие от других отношений
обусловленности, с?итаются лишенными маркирующего признака. Каузальность в
этом аспекте рассматривается как обусловленность, освобожденная от
альтернативы, противительности и гипотети?ности [Ляпон].
В нау?ной литературе при?ина либо определяется как 'рядовой компонент
системы' [РГ-80], либо ей приписывается статус семанти?еской доминанты
системы [Ляпон, Евтюхин]. Однако ни в одной работе признаки при?ины полного
описания не полу?ают.
При анализе функциональных особенностей при?инных союзов нами выделяются
следующие релевантные признаки концепта при?инно-следственных отношений:
фактуальность, импликативный характер связей, выражение необходимого
и / или достато?ного условия, имплицитное выражение сокращенного силлогизма
(энтимемы).
Сложнопод?иненное предложение с придато?ным при?ины имплицитно содержит в
себе умозаклю?ение в сокращенном виде (энтимему). Энтимемы предполагают
возможное развертывание в полные силлогизмы. Однако сложные предложения с
придато?ными при?ины, являющиеся выражением энтимем, допускают
развертывание в полный силлогизм далеко не всегда. Часто полный силлогизм
не восстанавливается на основе энтимемы, вклю?ающей при?инные союзы,
названные нами экспрессивно-прагматизированными: ибо, благо, ведь, раз, тем
более ?то, то есть связь между ?астями сложного предложения с указанными
союзами не всегда может определяться как при?инно-следственная.
Язык не отражает при?инно-следственных связей, как они понимаются в
науках, языковое понимание при?ины концептуально отли?ается от философского
и логи?еского, поэтому следует разграни?ивать логико-философское толкование
при?ины и языковое зна?ение при?ины.
Попытки определить онтологи?еский статус при?инно-следственных отношений
приводят исследователей к мысли связать при?ину с идеей эксперимента и
понятием порождающего действия [Вригт].
Анализ языкового материала показывает, ?то в языке выражаются при?инно-
следственные отношения, устанавливаемые по воле субъекта, говорящий
определенным образом объясняет связь событий, явлений, фактов. Под
объяснительными отношениями мы понимаем аргументированную интерпретацию
зависимых связей фактуальных событий: Идея развития есть идея верная, ибо
совершенно невозможно допустить, ?тоб история не имела смысла, понятного
?еловеку (Шестов); И большинство пациентов следуют совету вра?а, ведь
надежда на то, ?то сможешь лу?ше видеть после того, как в те?ение многих
лет носишь о?ки, оказывается сильнее сомнений в полезности специальных
непривы?ных тренировок (из газет).
Таким образом, в языке выражаются объяснительные отношения, в том ?исле
при?инно-следственные отношения в узком, онтологи?еском понимании.

Литература
Вригт Г. Х. фон. Логико-философские исследования. М., 1986.
Евтюхин В. Б. Категория обусловленности в современном русском языке и
вопросы теории синтакси?еских категорий. СПб., 1997.
Ляпон М. В. Прагматика каузальности // Русистика сегодня. Язык: система и
ее функционирование. М., 1988. С. 110-120.
Русская грамматика. Т. 2. Синтаксис. М., 1980.
Скажем и так сказать как элементы построения устной нау?ной ре?и
Е. В. Ха?атурян
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова

сфера действия p, положение вещей Z
Summary. 'Cкажем and так сказать as constituent elements of oral scientific
speech'. The presentation describes features and communicative functions of
verb-formatted discourse markers скажем (let's say) and так сказать (to say
so) in the oral scientific speech. The analysis demonstrates the relation
between the semantics and the morphological form of the verb and the
conditions of use of the verb-formatted discourse markers. The presented
approach allows not only to describe the individual characteristics of each
discourse marker but also to select a translational equivalent.


В последнее время существенное внимание в лингвистике уделяется роли
говорящей ли?ности и способам ее выражения в ре?и, в ?астности в таких
видах дискурса, которые отли?аются своим объективным характером (например,
в разли?ных жанрах устной нау?ной ре?и).
Одним из средств выражения субъекта и его отношения к сказанному являются
дискурсивные слова, которые играют важную роль в процессе понимания и
построения текста.
Объектом настоящего анализа являются дискурсивные слова скажем и так
сказать, образованные путем ?асти?ной десемантизации от одной глагольной
лексемы сказать в разли?ных формах (скажем - в форме 1 л. мн. ?., так
сказать - инфинитив в со?етании с единицей так).
Зада?а анализа: указав на особенности функционирования этих слов в устной
нау?ной ре?и, установить при?ины их (?асто избыто?ного) употребления.
Предлагаемый анализ во многом опирается на теорети?еские принципы описания
дискурсивных слов, разработанные российскими и французскими у?еными в
рамках совместного проекта описания дискурсивных слов (нау?ный руководитель
проекта Д. Пайар).
Дискурсивные слова глагольного происхождения утра?ивают ряд синтакси?еских
и морфологи?еских особенностей, но сохраняют некоторую семанти?ескую связь
с глагольной формой их образовавшей (?то свидетельствует о лишь ?асти?ной
десемантизации).
Исходная лексема определяет составляющие плана содержания дискурсивной
единицы. Сказать зна?ит 'словесно выразить свои мысли, сообщить суждение
или мнение' (Ожегов): семантика знаменательного глагола сказать
предполагает присутствие двух собеседников (того, кто выражает свои мысли,
и лица, к которому обращено сказанное), а также предмета ре?и (т. е. того,
?то сообщается). В рамках дискурсивной последовательности эти составляющие
плана содержания слова могут интерпретироваться как элемент р (сфера
действия дискурсивной единицы), который служит для описания или называния
реального положения вещей Z, а также у?астники коммуникации (говорящий и
слушающий).
Оба дискурсивных слова скажем и так сказать указывают на то, ?то р не
является то?ным обозна?ением реального положения вещей Z, а имеет статус
условного элемента. Характер этой условности во многом предопределен
сохранившейся формой глагола. Именно морфологи?еская форма устанавливает
взаимосвязь между выделенными составляющими плана содержания: р-Z и
у?астниками коммуникации (говорящим-слушающим).
Так, форма 1 л. мн. ?. является формой совместного действия. Дискурсивное
слово скажем указывает на объединение говорящего и слушающего в единого
ответственного за предлагемое условное описание действительности.
В этой диаграмме | состояние как вам известно| определяется то?кой || Эта
то?ка | имеет | скажем давление пэ один | Этой то?ке соответствует давление
пэ один | объем | вэ один | какой-то нашей. нашей системы || (Современная
русская устная нау?ная ре?ь. Т. V / Под ред. О. А. Лаптевой).
= На основании выделенной характеристики (р) (одной из возможных, но не
единственной) строится дальнейшее описание-гипотеза.
Форма инфинитива не указывает на конкретного исполнителя действия. Элемент
р, выделенный с помощью дискурсивного слова так сказать, является общим
знанием, ответственность за которое несет обобщенный у?астник коммуникации.
|| Мы здесь видим | пример | того как || слово | введенное |
авторитетнейшим | из писателей | берется | так сказать | на вооружение ||
интеллигенции | образованными | людьми | и | вклю?ается в их ре?евой |
обиход (ib.).
= Элемент р является лишь условным названием существующего положения вещей
Z: в сознании любого у?астника коммуникации р соотносится с иным,
общеизвестным образом в действительности.
Таким образом, употребление описанных дискурсивных слов скажем и так
сказать в устной нау?ной ре?и служит своеообразным объединяющим на?алом.
Говорящий пытается сделать слушающего своим сообщником: слушающий
становится либо соавтором, который разделяет с говорящим ответственность за
сказанное далее (скажем), либо со-свидетелем, которому говорящий напоминает
об общем знании (так сказать).
Семантико-синтакси?еская характеристика сохранившейся формы дискурсивного
слова предопределяет некоторые особенности соотношения элементов контекста,
а также роль у?астников коммуникации. Именно эти компоненты позволяют
сформулировать зна?ение дискурсивного слова, а также определить особенности
его употребления в контексте.
Выделение общих компонентов плана содержания дискурсивных слов и описание
особенностей их варьирования в контексте помогает также установить
соотношение между дискурсивными единицами в разли?ных языках. Так,
например, с русским дискурсивным словом скажем в итальянском языке
соотносится слово diciamo, имеющее те же формальные характеристики (1
л. мн. ?.). Однако эти единицы не всегда эквивалентны. В ?астности, в тех
контекстах, где элемент р, вводимый с помощью дискурсивного слова,
модифицирует имеющийся в предыдущем контексте элемент (p?), diciamo и
скажем обозна?ают разли?ное соотношение между р и p?. Скажем ?аще всего
вводит элемент р, имеющий статус одного из ?ленов класса, обозна?енного p?,
и переводится на итальянский с помощью per esempio (например).
По?ему крестьянство поддержало революцию в центральных губерниях и не
поддержало на окраинах, скажем, в Сибири? В центральных губерниях мужик
видел помещика, дворянина, а в Сибири их не было. А когда появился дворянин
Кол?ак, тогда сибирский мужик поддержал революцию (Рыбаков).
Diciamo, как правило, перефразирует или исправляет существующий в левом
контексте элемент p?. Условия употребления diciamo в этом слу?ае совпадают
с особенностями употребления устой?ивого со?етания скажем так, которое и
используется при переводе.
'Proprio convinto non sono. Diciamo che ho dei sospetti: piuttosto
pesanti, per la veritб.' (Sciascia) (= Я не совсем уверен. Скажем так, у
меня есть подозрения, достато?но серьезные, ?естно говоря) (Шаша).
Семанти?еская модель 'замысел - осуществление замысла':

перспективы изу?ения и описания
С. В. Чернова
Вятский государственный педагоги?еский университет
семанти?еская зона, модальные глаголы, словарь предикатов
Summary. The subject of the present analysis is the semantic space between
the pole of intention and the pole of its implementation. It is
demonstrated that the modal verbs in constructions with subjectal
infinitive represent the center of this semantic zone. The author outlines
the perspective of describing the other linguistic units on the base of the
axis 'Intention and its implementation'.
Объектом нашего изу?ения является семанти?еское пространство 'замысел-
осуществление замысла'. Ср.: Но в деле Чернышевского не было ни суда, ни
ошибки, а было только заведомо неправое и насильственное деяние, с заранее
составленным намерением. Было решено изъять ?еловека из среды живых - и
решение исполнено (В. Соловьев. Н. Г. Чернышевский).
В рамках данной семанти?еской зоны нами уже охарактеризованы модальные
глаголы как предикаты, отражающие определенные ситуации, связанные с
целенаправленной деятельностью ?еловека (ср.: Чернова С. В. Модальные
глаголы в современном русском языке: Семанти?еская модель 'замысел -
осуществление замысла'. Киров, 1996). Это ситуация осмысления субъектом
предмета потребности и цели деятельности (Мне надо, требуется это сделать),
ситуация замысла (Я задумал это сделать), ситуация заинтересованности (Я
хо?у это сделать), ситуация осмысления возможностей (Я могу это сделать),
ситуация принятия решения (Я решил это сделать) и, наконец, ситуация
осуществления действия (замысла) (Я смог это сделать). Связь между
ситуациями обусловливается логикой здравого смысла, практи?еского
рассуждения. Модальные глаголы связываются друг с другом на основе
пресуппозитивных зна?ений (ср.: Чернова С. В. Пресуппозитивные смыслы как
организующие класс модальных глаголов // Русский язык и русистика в
современном культурном пространстве. Екатеринбург, 1999. С. 131-134).
Под?еркнем, ?то модальные глаголы - это центр, ядро смысловой зоны
'замысел - осуществление замысла', поскольку зна?ения, которые выражаются
предикатами, отражающими ситуации, предшествующие ситуации осуществления
действия (замысла), образуют длинный пресуппозитивный компонент, на который
опирается использование в ре?и разнообразных групп глаголов, являющихся
носителями смысла 'осуществлять - осуществить действие'. Это глаголы
целенаправленной деятельности, обозна?ающие сам по себе факт осуществления
действия (Я построил дом), фазисные глаголы (Я на?ал строить дом), глаголы
движе-

ния (Я отправился строить дом) и модальные глаголы (Я смог построить дом).
Последние имеют в ряду пере?исленных предикативных форм самую сложную
семанти?ескую структуру, так как они передают зна?ение 'осуществить
действие', указывают на способ его осуществления и выражают отношение к
тому, ?то произошло, осуществилось. В редуцированном и неполном виде
смысловой ряд, демонстрирующий иерархию зна?ений, выстраивающихся на оси
'замысел - осуществление замысла', может иметь такой вид. Ср.: Мне надо,
требуется это сделать / Я задумал это сделать / хо?у это сделать / могу это
сделать / решил это сделать // Я отправился это делать / на?ал это делать /
сделал это / смог сделать это. Выделенные жирным курсивом конструкции
отражают ситуацию осуществления действия. Все предшествующие - эксплицируют
набор пресуппозиций, на которые опирается употребление глаголов со
зна?ением осуществления действия. Естественно, ?то длина пресуппозитивного
компонента будет неодинаковой у разных глаголов с таким зна?ением.
Большинство из рассмотренных выше глагольных форм функционирует в
конструкциях с субъектным инфинитивом. Построения без инфинитива типа Я
сделал это вклиниваются внутрь анализируемой семанти?еской модели, вбирая в
себя те же пресуппозиции, ?то и другие глаголы зоны осуществления действия
(фазисные, глаголы движения, модальные), и реализуя одну из тех
возможностей, которыми располагает язык для обозна?ения факта осуществления
действия. Ср.: Я хо?у построить дом / Я построил дом / Я смог построить
дом.
Подобным же образом развивается сюжет от замысла до осуществления замысла
в высказываниях с именными предикативными конструкциями. Ср.: Мне надо / Я
хо?у быть, стать, сделаться у?еным // Я у?еный / Я стал, сделался у?еным.
Модель Мне надо, ?тобы / Я хо?у, ?тобы. мотивирует использование в ре?и
глаголов волеизъявления, функционирующих в построениях с объектным
инфинитивом. Ср.: Мне надо, ?тобы ты это сделал, я хо?у, ?тобы ты это
сделал и поэтому я приказываю, рекомендую, советую тебе это сделать.
Таким образом, зна?ения, выражаемые модальными глаголами, сосредото?енными
в смысловом ряду от надо, требуется до решил это сделать, дают обоснование
интеллектуального процесса принятия решения об осуществлении задуманного,
вскрывают мотивы ?елове?еской деятельности и порождают целый ряд других
смыслов, совмещающихся с разли?ными синтакси?ескими структурами. Эти смыслы
и их переплетение еще предстоит изу?ить. Все они отражаются в семантике
предикативных форм и ложатся в основу их толкований. Эти толкования, как
свидетельствует наш исследовательский опыт, обнаруживают взаимосвязь и
взаимообусловленность лексем, входящих в смысловое пространство 'замысел -
осуществление замысла', и могут быть эксплицированы в специальном словаре
под названием 'Словарь предикатов, отражающих ситуации целенаправленной
деятельности ?еловека'.
Метафора: структура и применение в текстах массовой коммуникации
Е. Л. Шмелева
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова

русский язык, языкознание, массовая коммуникация, тропы как средство
воздействия на адресата, метафора


1. Актуальность выступления заклю?ается в том, ?то тексты массовой
коммуникации рассматриваются нами с то?ки зрения применения в них тропов.
Для нашего исследования мы особо выделили метафору. Массовая коммуникация,
по Ю. В. Рождественскому, представляет собой 'общезна?имый современный
текст', служащий нуждам общественного управления развитием и регулированием
современного массового производства и сферы потребления. Особым предметом
рассмотрения в массовой коммуникации являются способы ре?евого воздействия
на полу?ателя текста. Эти способы во многом определяют структуру, состав и
целевое использование текстов массовой коммуникации. Ре?евое воздействие и
сами способы его весьма разли?ны - от фигур умол?ания до разного рода
сравнений и тропов. В данной работе мы рассматриваем метафору как один из
наиболее распространенных приемов создания ре?евого образа, влекущего за
собой (или могущего вызвать) желательную реакцию полу?ателя сообщения.
2. Объектом описания в работе являются полити?еские и торговые метафоры,
используемые в современном полити?еском дискурсе торговой деятельности.
Нами рассматривались авторские статьи в журналах 'Эксперт', 'Профиль',
'Компания', 'Власть', 'Деньги' и газетах 'Ъ', 'Ведомости', 'Известия' за
1999-2000 годы.
Кроме русской периодики, автор брал к рассмотрению французскую прессу.
Например, статью Эмануэля Сушье 'Президентские выборы: демократия или
рыцарство?' ('L'ELЙCTION PRЙSIDENTIELLE - DЙMOCRATIE OU CHЙVALERIE?') в
которой автор подробно рассматривает попытки средств массовой информации
использовать разли?ные метафори?еские выражения. Здесь подразумеваются
выборы 1995 года и борьба между Жаком Шираком и Лионелем Жоспеном.
3. Метафору в текстах можно выявлять в том ?исле и структурно. Автор
работы познакомился с огигиналом исследования у?еных Нантского университета
(Франция) 'Проблема порождения и репрезентации мета-

фори?еских высказываний во французском языке' / 'Representation et
generation d'йnnonces metaforiques en langue franзaise' (G. Cornu, Y.
Simon, J.-M. Walle). Лингвисты разработали специальную компьютерную
программу порождения метафор французского языка с использованием словаря
(лексикона) и набора флексированных предложений-моделей. Эта программа
полу?ила название КОМЕТ. Автор выступления попытался применить программу к
русскому языку. Сделан вывод: процесс автомати?еского 'порождения' никогда
не сможет полностью уподобиться продуктивной способности естественного
языка, зависящей не только от его структурных механизмов, но также отряда
других элементов, связанных с историей данного языка и тех социумов, в
которых этот язык функционирует.

Литература
Арутюнова Н. Д. Метафора и дискурс // Теория метафоры. М.: Прогресс, 1990.
Баранов А. Н., Караулов Ю. Н. Русская полити?еская метафора: Материалы к
словарю. М.: Институт русского языка АН СССР, 1991.
Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем. // Язык и моделирование
социального взаимодействия. М.: Прогресс, 1987.