Документ взят из кэша поисковой машины. Адрес оригинального документа : http://www.philol.msu.ru/~rlc2004/files/sec/18.doc Дата изменения: Mon Mar 29 00:00:00 2004 Дата индексирования: Sat Dec 22 05:32:32 2007 Кодировка: Windows-1251 Поисковые слова: п п п п п п п р п р п р п р п р п р п р п р п р п р п р п р п р п р п р п р п р п п п п п п п п п п п п п п п п п п п п п п п п п п п п п

Секция XVIII.

Сопоставительная русистика


О некоторых понятиях лекси?еской контактологии
Йован Айдукови?
Сербская академия наук, Белград (Сербия и Черногория)
joralbgd@ptt.yu
лингвисти?еская и лекси?еская контактология, адаптация, теория активации и
отображения, лекси?еские измы, контактема
Summary. In my work I suggest definitions of some basic concepts of Lexical
Contacts which might be of a considerable scientific interest. 'Contacteme'
is basic Language Contacts unit at all language levels. At a phonologic
level I differ 'contact-phoneme', 'contact-grapheme', 'contact of
distribution of sounds', 'contacteme of an accent'. Regarding the word
formation I differ 'word formation contacteme', at morphological lavel -
'morphological contacteme', at semantic lavel - 'semantic contacteme', at
stylistic lavel - 'stylistic contacteme', at syntactic lavel - 'syntactic
contacteme' and at a lexical level - 'lexical isms'.


В настоящей работе нами предлагаются определения некоторых основных
понятий лекси?еской контактологии, которые представляют собой определенный
нау?ный интерес.
Лингвисти?еская контактология - раздел языкознания, изу?ающий механизмы
языкового контакта двух или нескольких языков при определенных социально-
истори?еских условиях и вырабатывающий модели функционирования этих
механизмов. Лекси?еская контактология занимается изу?ением адаптации
лекси?еских единиц двух или нескольких контактирующих языков на всех
языковых уровнях, а также лексикографи?еским описанием лингвисти?еской
адаптации лекси?еских измов.
Основной контактологи?еской единицей на всех языковых уровнях является
контактема. Контактема - это активированный и / или отображаемый на
определенном языковом уровне элемент языка-исто?ника в языке-адресате.
Элементы языка-исто?ника в языке-адресате адаптированы, а не скопированы.
Механизм активации связан с существованием латентных мест в языке-адресате.
Под понятием 'латентное место' мы подразумеваем внутренний потенциал или
элемент языка-адресата, который может активироваться под влиянием языка-
исто?ника, т. е. перейти в деятельное состояние. Так, например, в
славянских языках на лекси?еском уровне конвергентная (старославянская,
церковнославянская) лексика представляет собой латентное место. Механизм
адаптации связан и с существованием в системе языка-адресата 'пустых мест'.
В ситуации контактирования 'пустые места' замещаются модифицированными
элементами языка-исто?ника. Так, например, 'пустое место' представляет
собой отсутствие эквивалента для обозна?ения русской денежной единицы,
равной одной сотой рубля в сербском, ?ешском и польском языках. Адаптацией
русской модели копейка в сербское копе?ка, ?ешское kopejka и польское слово
kopiejka ис?езает 'пустое место' в языке-адресате. В роли контактемы на
фонологи?еском уровне выступают контактофонема, контактографема, контактема
распределения звуков, контактема ударения, на словообразовательном -
словообразовательная контактема, на морфологи?еском - морфологи?еская
контактема, на семанти?еском - контактосема, на стилисти?еском -
контактостилема, на синтакси?еском - контактосинтаксема, а на лекси?еском
уровне - лекси?еский изм. Русским фонемам в слове агитка (, <г'>, <и>,
<т>, <к>, <ъ>) противопоставляются сербские контактофонемы (<а>, <г>, <и>,
<т>, <к>, <а>), а для их изображения на письме используются сербские
контактографемы (а, г, и, т, к, а) В адаптации польского русизма принимают
у?астие иные контактографемы (agitka). В данном примере на уровне
распределения согласных звуков выделяется контактема тк. Места ударения
русской модели и сербского русизма не одинаковы, т. е. для сербского языка
характерна свободная контактема места ударения. Словообразовательную
контактему представляет собой суффикс -к(а), а морфологи?ескую контактему -
окон?ание -а (женский род). Зна?ение песма, ?ланак или сл. ко?има ?е ци?
агитаци?а является контактосемой. Употребление данного русизма в
разговорной ре?и представляет собой контактостилему.
Под понятием контактологи?еская адаптация подразумеваем процесс
активизации латентных мест и пополнения 'пустых мест' в языке-адресате под
влиянием языка-исто?ника согласно определенным правилам. В современной
контактологии существут три теории лекси?еских языковых контактов: (1)
теория трансфера заимствований, (2) теория структурного моделирования
заимствований по аналогии c иноязы?ными образцами и (3) компромиссная
теория. Согласно первой теории заимствование рассматривается как 'переход,
перенесение, проникновение элементов одного языка в другой язык'. Согласно
второй теории заимствование обьясняется как 'создание собственными
средствами языка своих элементов посредством твор?еской имитации,
приблизительного копирования иноязы?ных образцов'. Согласно компромиссной
теории 'при копировании плана выражения' допускается 'перенесение или
переход иноязы?ных зна?ений'. Четкое разграни?ение этих подходов
'представляется необходимым' (цит. см.: [Ильина, Сы?ева 1998]). На наш
взгляд, существует ?етвертая теория лекси?еского контактирования, которая
предполагает (4) активацию и отображение лекси?еских контактем, возникших в
структуре языка-адресата под влиянием языка-исто?ника или доминирующего
языка-исто?ника. Согласно 'теории трансфера' в ре?и монолингвов
перенесенное из одного языка в другой слово подвергается адаптации на всех
языковых уровнях и результаты языкового воздействия можно представить
шкалой - от полной интеграции до полного несовпадения языковых элементов.
Тип адаптации русизмов опредляется благодаря двум ведущим
контактологи?еским принципам. Согласно первому принципу - тип общей
адаптации русизмов определяется на основе наибольшего индекса адаптации на
всех уровнях. Согласно второму принципу - тип адаптации русизма
определяется благодаря трехступен?атой формально-семанти?еской
эквивалентности модели и реплики. В этом слу?ае выделяются нулевая,
компромиссная и свободная адаптации. Если, например, русизм адаптирован
путем свободной трансфонемизации (Ф2), компромиссной трансморфемизации
(М1), нулевой трансдеривации (Д0), компромиссной транссемантизации (С1),
компромиссной лексико-стилисти?еской адаптации (ЛСА1) и нулевой
синтакси?еской адаптации (СИА0), то общая адаптация обозна?ается индексом
А2, потому ?то на фонологи?еском уровне зафиксирована наибольшая ступень
адаптации.
Согласно 'теории активации и отображения' под лекси?еским измом
подразумеваем слова, сохранившие следы языкового контакта в виде звуковых,
орфографи?еских, морфологи?еских, словообразовательных, семанти?еских,
лексико-стилисти?еских и синтакси?еских контактем. Основной единицей
лекси?еской контактологии является лекси?еский изм или лекси?еская
контактема.
Явление межъязыковой функциональной асимметрии в родственных языках

как результат диалекти?еского взаимодействия общего и специфи?еского

(на материале русского и ?ешского языков)
В. Ф. Васильева
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова
kamenkovay@mail.ru
cопоставительное языкознание
Summary. This paper considers language phenomenon, which serves as the
initial basis of identical linguistic categories in related languages.


1. Факт системно-структурной близости родственных языков объясняет то
повышенное внимание, которое в сопоставительных исследованиях генети?ески
родственных языков уделяется функциональному аспекту. Именно функциональные
разли?ия языковых категорий на фоне их системно-структурной
соотносительности манифестируют специфи?еские особенности каждого
отдельного языка, входящего в одну и ту же языковую семью.
2. Явление функциональной асимметрии в родственных языках прослеживается
практи?ески на всех уровнях языковой системы: словообразовательном,
граммати?еском, лекси?еском, прагмати?еском. Одной из при?ин, порождающих
языковую асимметрию, является языковой узус - сугубо национальная 'языковая
привы?ка'. Своеобразием языкового узуса можно объяснить явление
межъязыковой функциональной асимметрии, характеризующей, в ?астности,
граммати?ескую категорию ?исла существительного, категорию глагольного
вида, сослагательного наклонения, императива и ряда других категорий в
русском и ?ешском языках.
3. Фактором, порождающим языковую асимметрию, являются втори?ные функции
граммати?еских категорий, имеющие ярко выраженную национальную специфику.
Функционально - семанти?еская эквивалентность средств выражения в подобных
слу?аях выявляется в условиях контекста, на базе сравнения однотипных
коммуникативных ситуаций.
4. Анализ явлений межъязыковой функциональной асимметрии имеет
методологи?ескую зна?имость, ибо его результаты предоставляют ценные
сведения как для структурной, так и для содержательной типологии. Они
позволяют выявить существующие между родственными языками разли?ия в
использовании средств выражения и типизировать стоящие за ними расхождения
в репрезентации иденти?ных смыслов. Сопоставление явлений асимметрии в
родственных языках дает возможность установить особенности в соотношении
логи?еских и семанти?еских категорий в процессе объективации мыслительного
содержания.
5. Результаты анализа межъязыковой функциональной асимметрии позволяют
выявить импликационные отношения в области семантико-граммати?еских
характеристик каждого языка и тем самым подготовить базу для разработки
таксономии родственных языков.
Ка?ественная характеристика лица - русско-немецкие соответствия
М. Д. Воейкова
Институт лингвисти?еских исследований РАН, Санкт-Петербург
gulja@hotmail.com
функциональная грамматика, русский язык, ка?ественная характеристика,
типология, немецкий язык
Summary. The paper deals with the comparative description of qualitative
relations in Russian and German. Russian is mostly oriented to express this
meaning with the help of adjectives (long forms vs. short forms,
qualitative vs. relational adjectives etc.), whereas different types of
composita play the most important role in the expression of quality. This
may be illustrated by innovative word formation in both languages.


1. Система средств выражения ка?ественной характеристики в русском и
немецком языке
В кругу исследований о 'языковой картине мира' граммати?еские аспекты до
сих пор уступают лекси?еским (лексико-семанти?еским). То, каким способом
языки 'обслуживают' те или иные семанти?еские функции и какая область
остается принципиально разли?ной, плохо переводимой, представляет как
теорети?еский, так и практи?еский интерес. Предлагаемое граммати?еское
описание основано на теории функционально-семанти?еских полей (ФСП) и
категориальных ситуаций (КС) в духе теории А. В. Бондарко. В соответствии с
принципами такого описания сна?ала задается круг прототипи?еских средств
выражения ка?ественной характеристики - центр ФСП. Уже на этом этапе
выясняются зна?ительные разли?ия между русским и немецким языком, так как
для русского языка более характерен адъективный тип выражения Он был слеп,
как Мильтон, глух, как Бетховен, и глуп, как бетон (В. Набоков), в то время
как в немецком языке преобладает субстантивный тип: Der Autofahrer hat
gebrьllt: Seniler Sauschдdel, sturer! - Водитель заорал: 'Маразмати?еский
свиной ?ереп, упрямец!' В возможном по-русски выражении 'маразмати?еская
свинья' происходит освобождение от избыто?ной спецификации, в которой
кроется при?ина коми?еского или экспрессивного воздействия. Русское
представление об эффекте высказывания скорее связано с недоговоренностью,
'недоспецификацией': Жилец был тихий, платил три рубли и помер на моих
руках (Б. Пильняк), т. к. сфера действия прилагательного не ограни?ивается
одним предметом. Об этом свойстве говорят определения К. С. Аксакова
(Ка?ество есть отвле?енная и понятая та общая сторона предмета, которая в
нем находит осуществление, но которая не принадлежит ему непременно и, как
общее, может принадлежать всякому явлению) и Гассер и Смита (The idealized
noun is uniformly and closely bounded in all directions. In contrast,
members of an adjective category are tightly constrained in only one
direction (the relevant dimension) but extend indefinitely in all others.
Further, the volume of idealized noun categories, compact in all
dimensional directions, is relatively small whereas the volume of idealized
noun categories, extending indefinitely in all directions but one, is
great), сформулированные с интервалом в 130 лет.
В ка?естве средств выражения ка?ественности понимается со?етание
семанти?еских единиц - 'носитель признака - признак' - во всем их
многообразии. В русском языке рассматриваются следующие основные
функционально-структурные разновидности квалитативных высказываний: 1)
атрибутивная ка?ественность (атрибутивные со?етания имен существительных с
прилагательными и при?астиями), например Есть больные воспоминания, мой
милый. (Ф. Достоевский), 2) предикативная ка?ественность (предикативные
со?етания существительного с прилагательным или целым атрибутивным
со?етанием, а также некоторые разновидности глагольных высказываний,
например: Он славный малый, гвардейский щеголь (В. Соллогуб),
3) ка?ественность, выраженная в экзистенциальных высказываниях, где
ноcитель признака представлен как вместилище: Есть в ней ?то-то змеиное
(А. Чехов).
2. Квалитативные конструкции в ре?и - новые образования
Для сравнения между русским и немецким языками существенно, ?то в русском
языке совершенно не распространены композиты с внутренней семанти?еской
структурой: признак - носитель признака (типа долгострой - затянувшееся
строительство). Такие примеры едини?ны, в то время как в немецком языке они
составляют заметный феномен, находящийся на стыке лексики и грамматики
(Mieskerl, Kleingeld, Rotkaepchen). Слитное выражение признака и его
носителя, с одной стороны, приводит к большей идиомати?ности ре?и, с другой
стороны, не способствует усвоению парадигмы прилагательного. Справедливости
ради стоит сказать, ?то парадигма прилагательного в немецком языке
зна?ительно проще русской (по критериям Kempe и MacWhinney) и устроена по
другим принципам (принцип синтагмати?еского контраста vs. принципом
парадигмати?еского противопоставления).
Система прилагательных в русском языке выражает ка?ественность (белый,
маленький, плохой), посессивность (мамин, лисий, Машин) и относительность
(городской, автомобильный). В немецком языке - только ка?ественность
(schnell, rot, klein) и от?асти относительность (kindisch, kindlich).
Русские прилагательные сильно грамматикализованы [Якобсон 1985], их
парадигма основана на контрасте со словарной формой; специализированы для
выражения постоянных и переменных признаков при помощи краткой и полной
формы (Он болен - он больной), не обладают регулярной способностью к
субстантивации (Вместе рубали белых шашками на скаку).
Парадигма немецкого прилагательного основана на синтагмати?еском контрасте
между артиклем, существительным и прилагательным (В. М. Павлов).
Прилагательное слабо грамматикализовано [Bhat 1994]: Kleingeld,
kleinkariert, die Kleine, klein schneiden - и обладает регулярной
способностью к субстантивации: der Achtundsechzigjaerige.
Актуальные словообразовательные процессы разговорной ре?и также говорят о
разли?иях в способе переда?и ка?ественной характеристики. Если в немецком
пополняется и без того обширный класс композитов (ср. Frauenversteher -
'понимальщик женщин', Vorwдrtsparker - 'впередпарковщик, недостато?но
умелый, но осторожный водитель, который паркуется вперед'), то в русском
языке и жаргон, и разговорная ре?ь порождают все новые ка?ественные и
относительные прилагательные в основной функции и в функции
существительного (крутой, прикинутый, распальцованный - 'т. е. пытающийся
произвести внешнее впе?атление', карманная, ср. также балетный, коверный).
Немецкие композиты синтезируют свойства разли?ных ?астей ре?и, сохраняя
семанти?еский элемент 'класс явлений', отсутствующий эксплицитно в русских
глагольных или адъективных конструкциях.

Литература
1. Бондарко А. В. Теория зна?ения в системе функциональной грамматики (на
материале русского языка). М., 2002.
2. Воейкова М. Д. Формальные особенности парадигмы прилагательного и ее
усвоение детьми // Цейтлин С. Н. (Отв. ред.) Ре?ь ребенка: ранние этапы.
Труды постоянно действующего семинара по онтолингвистике. Вып. 1. 2001. С.
147-169.
3. Павлов В. М. Понятие лексемы и проблема отношений синтаксиса и
словообразования. Л., 1985.
Некоторые действующие факторы в употреблении прошедшего времени

русского глагола в зеркале китайского языка
Дэн Ин
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова
injiaru@yandex.ru
Глагол - ядро граммати?еской системы русского языка, предикативный центр
предложения. И известный китайский лингвист Люй Шусян в 1940-е гг. тоже
выдвинул идею, ?то глагол в китайском языке - это предикативное ядро
предложения, другие ?лены предложения, образуя предложение, окружают
глагол, а в 1980-е гг.

он ?етко указывал, ?то самым важным вопросом в анализе китайcкой грамматики
является исследование глагола и типов предложений. Эту то?ку зрения
разделяют другие китайские лингвисты. По их мнению, большинство ?астей ре?и
должны быть связаны с глаголом, который представляет собой самую важную
?асть в предложении.
Видо-временные формы глагола - главное средство организации текста. С
функциональной то?ки зрения, Г. А. Золотова поставила вопрос: за?ем языку
нужны категории времени и вида. Ответ таков: для построения текста. Ведь
язык является основным средством общения между людьми. Коммуникативная
функция языка - одна из трех его функций. Вид глагола в определенной
степени определяет смысл предложения, с одной стороны, контекст сильно
влияет на выбор видо-временных форм глагола, с другой стороны.
В процессе ре?евого общения, кроме ряда языковых факторов, обусловливающих
употребление видов, определенную роль играют и ре?евые факторы. Здесь важны
коммуникативные установки высказывания, т. е. коммуникативные зада?и
говорящего: - По?ему в последнее время он так ?асто ходил в библиотеку?
(Weishenme zuijin ta zongshi qu tushuguan?) - Он закан?ивал статью (Ta
zhengzaixie yipian kuaiwangaode wenzhang). Здесь занятие действием
передается глаголом НСВ. В китайском языке процессное зна?ение обозна?ается
наре?ием zheng и глаголом. - Он может дать ?то-нибудь в наш журнал? (Ta
nenggei women zazhi toudianer shenmegao ma?) - Да, он закон?ил статью
(Keyi, ta xiehaole yipian wenzhang).

В этом диалоге результативность действия обозна?ается глаголом СВ. В
китайском языке такое зна?ение передается глаголом с суффиксом le.
Известно, ?то аспектуальные признаки характеризуют не только каждое
действие в отдельности, но и их со?етания в пределах полипредикативного
комплекса. Как отме?ает А. В. Бондарко, семанти?еская категория таксиса -
это временное отношение между действиями (в широком смысле, вклю?ая любые
зна?ения предикатов)

в рамках целостного периода времени, охватывающего зна?ения всех
компонентов выражаемого в высказывании полипредикативного комплекса. Ядро
семантики таксиса - это зна?ения одновременности / разновременности
(предшествования - следования). В китайском языке в полипредикативном
комплексе временное отношение действий также одновременное или
разновременное. Просто в некоторых ситуациях прошедшее время не особо
под?еркивается. Например: Когда Аня шла в школу, она встретила Надю. По
дороге в школу Аня встретила Надю. Перевод этих двух предложений на
китайский язык может быть одинаковым: Aniya zai qu xuexiaode lushang,
yujianle Hajia.
Наше исследование соответствует практи?еским потребностям, прежде всего
необходимости эффективно обу?ать китайских у?ащихся правильному
употреблению глаголов прошедшего времени СВ и НСВ в русском языке. Ведь
глагольный вид - одна из самых важных и сложных граммати?еских категорий
для китайских у?ащихся. Мы полагаем, ?то сопоставительное исследование
китайского и русского языков поможет им в этом. Оно позволит понять, как
функционируют и соотносятся друг с другом зна?ения видо-временных форм. Мы
уверены, ?то сопоставительный анализ может дать ответы на многие вопросы,
облег?ить понимание нашей темы как для у?ащихся, так и для преподавателей
(китайских и русских).
Дискурсивные стратегии в русском и английском языках

и проблемы межкультурной коммуникации

Н. А. Емельянова, Л. В. Ершова
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова
l_ershova@mtu-net.ru
межкультурная коммуникация, менталитет, дискурс, лингводидактика

Summary. This report describes the various didactic devices which a teacher
should bear in mind for the purposes of achieving successful intercultural
communication. Extensive knowledge of different culture-specific
peculiarities of the target language is essential on the part of the
learner, and the teacher is supposed to be aware of cultural traditions
native to the learner.


Русский и английский языки являются общепризнанными языками международного
общения, широко изу?аемыми в мире. На данных языках создано и создается
большое коли?ество информационных текстов разли?ных жанров и тематики:
нау?ных, публицисти?еских, художественных и др. Обу?ая языку как иностранно-

му, преподаватель-филолог несомненно принимает во внимание как национально
маркированные особенно-

сти дискурса данного языка, так и менталитетную специфику студен?еской
группы, воспринимающей у?еб-

ный процесс сквозь призму своих национальных традиций в области культуры,
образования, ре?евого этикета и про?.
Цель нашего исследования - отметить некоторые тенденции, характерные для
восприятия иноязы?ного дискурса при обу?ении русскому и английскому языку и
в этой связи обосновать лингводидакти?еские зада?и, актуальные для работы в
группах у?ащихся - носителей традиций разных национальных культур.
Мы выделяем следующие группы у?ащихся, занимающихся русским и английским
языком как иностранным: а) европейцы (в ?астности, носители английского или
русского языка); б) американцы; в) представители стран Азии.
Как показывает практика, именно в этих регионах и странах изу?ение данных
языков сегодня является актуальным, поэтому мы не обращаемся к более
дробной и всеобъемлющей классификации.
Говоря о содержательном наполнении у?ебного курса по иностранному языку,
мы остановимся прежде всего на некоторых особенностях национально
маркированного дискурса, представляющих наибольшие трудности для у?ащихся.
Обу?ение адекватному восприятию и продуцированию иноязы?ного дискурса,
несомненно, является сложной зада?ей, требующей у?ета разли?ных
лингвисти?еских и экстралингвисти?еских факторов, а именно: 1) лексико-
граммати?еского материала, 2) фразеологии и прецедентных высказываний,
3) дискурсивных слов, обеспе?ивающих связность текста, 4) просодии и
интонации, 5) мимики и жестов, 6) фоновых социокультурных знаний.
Дискурсивные стратегии и их правильное использование при коммуникации на
иностранном языке предполагают специальную подготовку у?ащихся как на
вербальном, так и на поведен?еском уровне. Так, обу?ая инофонов английскому
дискурсу, необходимо не только преподать им основные навыки построения
дискурса (например, имплицитные зна?ения дискурсивных слов), но и
разъяснить особенности традиционной культуры ведения беседы, состоящей в
равноправном ре?евом поведении всех ее у?астников, в такти?ном и
заинтересованном взаимодействии говорящего и слушающих. С то?ки зрения
композиции в такой дискуссии можно выделить ряд этапов: 1) обмен
клишированными, этикетными фразами; 2) обмен информацией о фактах и
событиях; 3) обмен мнениями; 4) обмен эмоциональмыми реакциями
(факультативно).
Для русского дискурса столь строгая композиционная организация
нехарактерна, беседа обы?но носит более эмоциональный характер и нередко
на?инается с разговора о ?увствах и переживаниях коммуникантов. Более
существенную роль играют в русском дискурсе интонационные и невербальные
средства выражения смысла, которые иногда могут придать высказыванию прямо
противоположное зна?ение (например: 'Да, как же!'; 'Ну коне?но!'; 'Да,
придет она, ждите!'; 'Сей?ас!'). Подобные возможности выражения
ирони?еского несогласия, отказа выполнить действие и отрицательного ответа
на вопрос в русском языке безусловно представляют для иностранца опасность
коммуникативной неуда?и.
Обу?аясь особенностям построения иноязы?ного дискурса, студенты проявляют
некоторые характерные ?ерты, обусловленные традициями родной страны.
Американцы, например, быстро и активно усваивая лексико-граммати?еский
материал, в построении дискурса нередко реализуют особенности своего
родного языка. Так, в диалоге на русском языке между американцем и японцем,
прощаясь, студент дословно перевел 'See You' и произнес 'Увидимся', японец
же в ответ достал ежедневник, ?тобы записать время и место их следующей
встре?и. Буквальный перевод этикетных реплик и дискурсивных слов - ?астая
ошибка в ре?и американских у?ащихся.
Студенты из Азии, изу?ающие как английский, так

и русский язык, проявляют большое трудолюбие в зау?ивании лексики и
граммати?еских моделей, но уровень обсуждения темы, высказывания своих
ли?ных мнений и оценок труден для них, т. к. навык такого рода не
сформирован традиционной системой образования. Поэтому общение на
иностранном языке с ними нередко бывает затруднено, сведено к монологу
преподавателя,

к затянутым паузам в диалогах, к согласию на роль слушателя в беседе.
Дискурсивные стратегии, типи?ные для русского и английского языков, такие
студенты используют в минимальном объеме, воспринимая их на уроке как
своего рода второстепенный, вспомогательный материтал.
Для европейцев, изу?ающих русский и английский языки как неродные, как
правило, не возникает затруднений ни культурологи?еского, ни дискурсивного
характера. Особенности ре?евой коммуникации, типи?ные для европейцев,
характеризуются рядом условий, а именно: а) каждому у?астнику беседы должна
быть предоставлена возможность высказаться, никто не должен
'монополизировать' ре?евое поле; б) все у?астники должны ?етко определить
свои коммуникативные роли; в) каждый должен понять, когда следует вступать
в разговор, сообщать информацию и когда нужно выслушать собеседника; г)
следует быть взаимно терпимыми по отношению к информации, высказанной
собеседником, к его мнениям и ?увствам.
Таким образом, для успешной межкультурной коммуникации необходимо
сформировать у инофона систему знаний и умений, необходимую для реализации
процесса ре?евого взаимодействия. Решать эту зада?у следует комплексно,
принимая во внимание и формируя фоновые знания культурологи?еского
характера, адекватную оценку ре?еповеден?еской роли каждого из у?астников
коммуникации и реализацию ими соответствующих дискурсивных стратегий.
Доминантные ?ерты русской языковой картины мира

в сопоставлении с польской, украинской, словацкой

(на материале наименований птиц)
А. Д. Жакупова
Кокшетауский госуниверситет им. Ш. Уалиханова (Казахстан)
zhanel_aigul1970@list.ru
показания языкового сознания, мотивирово?ный признак, особенности
мировосприятия
Summary. The report dwells upon one of the aspects of contrastive
motivology - the investigation of motivating and nominating features of
Russian ornitonyms and thein role in the formation of linguistic picture of
the world.


В связи с обращением современной лингвистики к проблеме 'язык - ?еловек -
картина мира' стали актуальными вопросы взаимосвязи и взаимообусловленности
языкового и внеязыкового, языка и культурных ценностей, специфики мышления
?еловека как основных составляющих картины мира. В последние десятилетия
интенсивное развитие полу?ила сопоставительная мотивология, объект анализа
которой составляет явление мотивации слов в разли?ных языках или диалектах
(см.: [Гак 1967], [Блинова 1975, 1994], [Адилова (Жакупова) 1992]).
Исходя из понимания языковой картины мира (ЯКМ) как представления ?еловека
о реальной действительности, запе?атленного в единицах языка, целесообразно
изу?ать этот языковой феномен с позиций детального глубокого анализа
отдельных составляющих той или иной лингвисти?еской теории (в нашем слу?ае
- теории мотивации). Исследование мотивированных наименований птиц с то?ки
зрения выражения в их морфо-семанти?еской структуре мотивирово?ных
признаков (МП) позволит выявить специфику их набора в русском и других
славянских языках, а также особенности осознания носителями языков
фрагментов окружающей действительности. Известно, ?то на выражение МП в
слове оказывает влияние выбор номинационного признака (НП), который зависит
от специфики восприятия предмета ?увственными органами ?еловека (подробнее
об этом см.: [Блинова 1989, 1997], [Адилова 1996]). Проводимое исследование
базируется на данных показаний языкового сознания носителей языка,
выявленных путем лингвисти?еского эксперимента методом анкетирования
(опрошено около 1000 информантов).
Орнитологи?еская лексика русского и других славянских языков распадается
на несколько групп в зависимости от характера МП, который может быть
связан:

а) с голосом птицы - рус. (р.) выпь, бормотушка, пищуха; польск. (п.)
brzкczka, kwiczo?; укр. (у.) свищ, одуд; б) с местом обитания - р. травник,
морянка; п. podkamionka, blotniak; у. смере?нюк, вiльшанка; в) с питанием -
р. овсянка, осоед; п. jemio?uszka, pestkojad; г) с окраской оперения - р.
ряб?ик, ?ерныш; п. turku?nik, bia?orzytka; у. лиска, зеленяк; д) с внешним
видом - р. борода?, шилохвость; п. grzywacz, w?satka; у. довгонiс,
шилодзьобка; е) с образом жизни, манерой поведения - р. поползень,
трясогузка; п. podrу?niczek, piecuszek. Орнитонимы в славянских языках
характеризуются зна?ительным сходством в выборе НП и выражении МП, при этом
коли?ественное наполнение выделенных групп в разных языках разли?ное.
Мотивационно-сопоставительный анализ позволяет выявить соотношение МП и НП
в разных славянских языках.
1) МП в разных языках могут совпадать (р. камышница - п. trzciniak - у.
о?еретянка, р. нырок - п. nurek - у. нирок, р. перевоз?ик - п. przewo?nik -
у. перевiзник), ?то объясняется одинаковым выбором НП, являющегося
наглядным, а потому адекватно воспринимаемым носителями разных языков.
2) МП могут быть разли?ными при одинаковых НП (р. горихвостка -
п. zltychwost, р. шилоклювка - словац. (с.) ?abliarka, р. бормотушка - с.
sedmohlasok), если одна из языковых единиц является образной, другая
выступает в своем прямом номинативном зна?ении. В слу?ае если оба слова
являются образными, разли?ие МП обусловлено выбором ассоциатива. Особое
влияние на выражение МП оказывает НП, отражающий звуки, издаваемые птицей
(голос). При восприятии голоса птицы носители разных языков пытаются
уловить либо отдельные звуки и приблизить их к единицам 'своей'
фонети?еской системы, либо 'общий характер зву?ания' и выразить его с
помощью лекси?еских единиц. Известно, ?то одни и те же звуки по-разному
воспринимаются людьми, говорящими на разных языках. Пожалуй, только в одном
слу?ае наблюдается совпадение МП при НП, характеризующем голос птицы:
р. кукушка - п. kuku?ka - c. kukaиka (ср. в укр. языке - зозуля). В
большинстве слу?аев МП не совпадают (р. выпь - с. buciak - у. бугай, р.
свер?ок -

у. цвiркун).
3) МП не совпадают при разных НП (р. дубонос - п. grubodziуb -
у. костогриз, р. пищуха - п. pe?zacz - у. пiдкоришник). Несовпадение МП в
мотивированных наименованиях птиц обусловлено произвольным характером НП,
который, прежде всего, зависит от специфики восприятия реалии носителями
языков, от 'зна?имости признака для номинаторов и пристальности, с какой
этот признак ими рассматривается' [Копо?ева 1984]. К этой же группе
относятся эквивалентные лекси?еские единицы, одна из которых содержит МП,
связанный с голосом птицы: р. гагара - п. nur, р. клест - у. шишкар.
Анализ МП и НП можно продолжить, рассмотрев их с то?ки зрения структуры,
семантики, нали?ия / отсутствия метафори?еского переноса и т. д.
Поаспектный анализ МП и НП русского языка в сопоставлении с другими
славянскими языками позволит обозна?ить доминантные ?ерты русской языковой
картины мира.
Мотивологи?еское исследование ЯКМ проводится по двум направлениям: 1)
исследуется восприятие ?еловеком мира природы путем его антропоцентри?еской
интерпретации; 2) исследуются способы ?ленения (фрагментации) объективной
действительности ?елове?еским сознанием. При восприятии большинства
наименований птиц в языковом сознании говорящих происходит осмысление
образа птицы как живого существа, наделенного антропоморфными свойствами. В
русском языке оно выражается при помощи МП, связанного с внешним видом или
голосом птицы (галсту?ник, пересмешка, бормотушка), в отли?ие от польского,
где антропометри?ность восприятия мира природы, как правило, выражается в
словах, МП которых связан с образом жизни и манерой поведения (dzierlatka,
kopciuszek).
Специфика русской ЯКМ наиболее ярко прослеживается при сопоставлении
наименований птиц, МП которых связан с внешним видом. Большую ?асть этой
группы слов составляют образные лекси?еские единицы, содержащие в своей
морфо-семанти?еской структуре метафори?еский МП, а как известно, именно
'образные средства языка. создают собственно языковую картину мира' [Юрина
1994]. Внешний облик птицы, формы ?астей ее тела ассоциируются в сознании
носителей русского языка, как правило, с предметами обиходно-бытовой сферы,
с образами людей (шилоклювка, ходуло?ник, кардинал, султанка). (Cр. в
польском - с предметами истори?еской зна?имости и религиозного культа:
he?miatka, mieczodziуb, krzy?уwka.) При наименовании птиц, МП которых
связан с окраской оперения, в русском языке используется принцип
непосредственного указания на природный цвет (синица, малиновка,
зеленушка). (Cр. в польском - опосредованное, связано с цветом драгоценных
камней: perliczka, bursztynka, szmaragdzik). При наименовании птиц, МП
которых связан с образом жизни, манерой поведения птицы, носители русского
языка обращают внимание прежде всего на способ передвижения в пространстве
(поползень, стенолаз), носители польского и украинского - связывают с
явлениями природы (zmierzcznik, lodowiec).
Русская двуязы?ная лексикография XXI века и проблема взаимопонимания
О. Н. Иванищева
Мурманский государственный педагоги?еский университет
olgaivolga@mail.ru
двуязы?ная лексикография, культурный компонент зна?ения
Summary. The report is dedicated to commenting on the lexica of the Russian
language with culture bound components of the meaning in a bilingual
dictionary. Criteria of culturally valuable components' selection are
suggested in it. One can also find actualization methods of culture bound
component of Russian word's meaning in the different types of texts.


Проблема понимания и взаимопонимания является актуальной не только в
рамках социологии и психологии, но и в рамках лингвистики, в том ?исле
теории перевода, методики преподавания языков, лексикографии.
В связи с этим перед двуязы?ной лексикографией встает зада?а минимизации
культурной информации и ее отбор, а это в свою о?ередь связано с проблемами
классификации фоновых знаний, определения содержания и объема фоновых
страновед?еских знаний среднего носителя языка.
Фоновые знания - это тот 'коммуникативный минимум', то есть знания о том,
?то мы как партнеры по коммуникации знаем о том или ином предмете или

ситуации, а понятие фоновые страновед?еские знания (Е. М. Верещагин)
используется в докладе для обозна?ения той ?асти информации, которая
существенна для восприятия культурно-коннотированного слова средним
носителем языка.
Поскольку восприятие слова и текста связано с тем объемом знаний, которые
носитель языка усваивает в процессе социологизации, в том ?исле при
обу?ении в школе, то средним носителем языка логи?но, с нашей то?ки зрения,
с?итать всякого ?еловека, полу?ившего среднее школьное образование.
Степень восприятия высказывания носителем языка, следовательно,
предопределяется нали?ием того общего фонда, который называется фоновыми
страновед?ескими знаниями. Не-носитель языка, не владеющий такими знаниями,
может обнаружить непонимание текста или неверное его понимание, связанное с
употреблением в тексте так называемых носителей фоновой страновед?еской
информации, обладающих разным фоновым потенциалом. Для лексики с культурным
компонентом зна?ения, или культурно-коннотированной лексики, фоновый
потенциал заклю?ен в той ?асти коннотативного зна?ения, которую принято
называть культурным компонентом зна?ения.
Культурный компонент зна?ения, с нашей то?ки зрения, под?ас трудно
разграни?ить на денотативный и коннотативный, как это принято в
лингвистике. Для лексикографи?еских целей разумнее выделять элементы
культурного компонента лекси?еского зна?ения слова, которые определяются
как страновед?ески ценные, то есть такие, которые выделяются в слове на
основании фоновых знаний носителя языка и служат критерием правильного
восприятия не-носителем языка текста, в котором слово употреблено.
Исследование показало, ?то эти признаки могут быть
обязательными / необязательными, но должны быть типи?ными. Эти признаки
выделяются не столько в словарном толковании слова, сколько в его
функционировании.
Анализ функционирования культурно-коннотированного слова в тексте показал,
?то страновед?ески ценными признаками реалии являются ее атрибуты (внешний
вид, ингредиенты, традиции), оценка стереотипа восприятия реалии по шкале
'хорошо - плохо', истори?еская маркированность реалии (время применения,
действия), ее социальный статус (функциональная принадлежность),
символи?еская маркированность, функция (назна?ение, роль) и
популярность / непопулярность реалии у конкретного народа.
Страновед?ески ценные признаки в силу релятивного характера связи языка и
культуры выделяются при сопоставлении 'лекси?еских фонов' слова и его
переводного эквивалента, а зна?ит, вклю?ают понятия 'эквивалентных'

и 'безэквивалентных элементов культуры' (В. П. Берков). В силу этого
традиционные термины эквивалентность / безэквивалентность заменены в
докладе терминами соотносимость / несоотносимость, так как, с нашей то?ки
зрения, последние менее 'привязаны' к слову, к сигнификату.
Роль текста в актуализации элементов культурной информации существенна:
текст не просто 'обнаруживает' элементы культурного компонента зна?ения
слова, но и служит критерием их страновед?еской ценности, то есть позволяет
выделить степень непонимания текста не-носителем языка, находящуюся в
прямой зависимости от употребления культурно-коннотированного слова в
текстах разного типа. При этом знание реалии в текстах нейтрализующего и
представляющего необязательно, а стимулирующего и констатирующего типа
необходимо.
Восприятие слова носителем языка разнообразно, ?то не препятствует,
однако, коммуникации. Не-носитель языка пользуется иной 'моделью'
понимания, для него существенно представление минимального 'лекси?еского
фона' при слове. Это и должно стать зада?ей двуязы?ного словаря нового
поколения.
К типологии таксиса

(по данным русского, нивхского и лезгинского языков)
К. Р. Керимов
Дагестанский государственный университет, Маха?кала
kerimk@mail.ru
таксис, деепри?астные языки, конвербы, типология
Summary. In typologic researches a degree of 'taxisnost' of language means
'deeprichastnost'. Thus the term adverbial participle (deeprichastie)
unites units of a various grammatic nature. In so called adverbial
participial languages we differentiate adverbial participles and taxis
converbs formed by special affixes from different forms of a verb including
finatic forms. This approach is based on the comparative research of
dependent taxis in the Russian, Nivh and Lezgi languages.


Функционально-семанти?еская категория таксиса имеет универсальный
характер, ?то делает возможным сопоставительное и типологи?еское изу?ение
форм ее выражения в языках самого разли?ного строя, в том ?исле таких
генети?ески и типологи?ески далеких, как русский и лезгинский. Это даст
возможность полу?ить интересные для типологии данные о степени
грамматикализации таксиса в сравниваемых языках, о номенклатуре таксисных
зна?ений и способах их языкового выражения.
Наиболее полно и последовательно таксис исследован на материале русского
языка в рамках полевой модели описания [Бондарко (отв. ред.) 1987]. В сферу
сопоставительного и типологи?еского исследования таксиса вовлекается в
основном материал романских, германских и др. языков, где эта категория
выражается формами относительных времен и не представлены морфологи?еские
единицы, специально предназна?енные для выражения таксисных отношений.
В русском языке также нет специальной морфологи?еской категории таксиса.
Основными единицами, специализированными на функциях зависимого таксиса
здесь являются деепри?астия совершенного и несовершенного видов (СВ и НСВ).
Но деепри?астия в русском языке являются классом неизменяемых 'гибридных
наре?но-глагольных' (В. В. Виноградов) словоформ обстоятельственного
содержания. Одновременность и предшествование выражаются ими при помощи
категории вида, соответственно граммем НСВ и СВ, т. е., эти зна?ения
выступают как использование граммем морфологи?еской категории вида в
несобственных функциях [Бондарко 1971].
В то же время мало работ, где категория таксиса исследовалась бы на
материале т. н. 'деепри?астных' [Недялков 1999] языков. При?ем
исследовалась бы с использованием понятийного аппарата современной теории
таксиса, а не в традиционной терминологии. Но и в существующих работах
термином деепри?астие обозна?аются морфологи?еские единицы разли?ной
граммати?еской природы, выступающие в функциях зависимого таксиса. Тем
самым нивелируются разли?ия этих единиц разных языков, а также внутри
одного языка. О?ень ?асто они не укладываются в представления о
деепри?астиях, связанные с граммати?ескими свойствами русских деепри?астий.
В связи с этим уда?ным представляется термин конверб, используемый для
обозна?ения таких единиц В. П. Недялковым.
Применение термина деепри?астие объясняется именно слабой изу?енностью
граммати?еских характеристик единиц, выступающих в адвербиальных функциях в
деепри?астных языках. Между тем именно знакомство с материалом таких
языков, в ?астности нивхского, послужило поводом к экспликации
граммати?еской категории таксиса Р. О. Якобсоном. В деепри?астных языках
есть специальные морфологи?еские формы выражения таксисных отношений (или,
условно: деепри?астия, имеющие словоизменительную парадигму таксиса).
Слабая разработанность этих вопросов отме?ается в работе 'Типологи?еские и
сопоставительные аспекты анализа зависимого таксиса (на материале нивхского
языка в сопоставлении с русским)' - одном из редких исследований, где
таксис в деепри?астном языке специально описывается именно как
морфологи?еская категория [Недялков, Отаина 2001].
В этом плане зна?ительный интерес представляют данные лезгинского и др.
дагестанских языков. В них имеется иной тип таксисных конвербов, нежели в
нивхском, где специализированные формы зависимого таксиса определяются как
деепри?астия. Но эти данные практи?ески не используются, и прежде всего
потому, ?то категория таксиса остается пока 'экзоти?ной' для описаний
дагестанских языков, хотя их также относят к деепри?астным языкам России
[Недялков 1999; Плунгян 2000].
В существующих исследованиях лезгинского языка таксисные конвербы
комплексно не изу?ены. Некоторые формы просто остались за рамками описания,
а зафиксированные приводятся в разных исследованиях под разными
дефинициями, иллюстрируются о?ень ограни?енным ?ислом языковых примеров, не
всегда корректно переводимых и интерпретируемых. Таксисные конвербы, исходя
из функционального сходства, описываются как деепри?астия. Между тем само
нали?ие в лезгинском языке деепри?астий некоторыми исследователями ставится
под сомнение [Гаджиев 1963; Шейхов 1993]. Другие, избегая термина
деепри?астие, пишут о формах, используемых в функциях деепри?астий [Топуриа
1959; Талибов 1966; Мейланова 1967]. При?ина этого видится в том, ?то
граммати?еские признаки обсуждаемых единиц сильно отли?аются от свойств
русских деепри?астий. Они не вполне укладываются в традиционные для
дагестанского языкознания представления, сложившиеся под влиянием русской
граммати?еской традиции.
Материал лезгинского языка дает также интересные наблюдения, касающиеся
диахронии зависимого таксиса. По данным русского и деепри?астных языков
типа нивхского устанавливается, ?то нефинитная модель таксиса возникает на
основе аспектуальных противопоставлений, а категория времени - на основе
таксисных [Плунгян 2000]. В лезгинском языке морфемы таксисных конвербов
имеют прозра?ные параллели с аффиксами местных падежей склонения имен. Это
дает основание полагать, ?то в языковой интерпретации таксисных отношений в
деепри?астных языках (типа лезгинского и др. дагестанских) важную роль
играют пространственные представления.
Важным для анализа категории таксиса в лезгинском языке оказывается
разли?ие между понятиями относительного времени и таксиса. Формы
относительного времени рассматриваются как средство выражения таксисных
отношений в языках, где нет собственно форм морфологи?еского таксиса. В
лезгинском языке есть морфологи?еские формы и таксиса, и относительного
времени.
Таксисные зна?ения, выражаемые в русском языке на уровне конструктивного
синтаксиса, в лезгинском языке передаются средствами глагольной морфологии.
Например: Ам (1) хтанамазди, за са кардал (2) кьил эцигда (З. Э.) 'Как
только он вернется, я приму решение (досл.: Он (1) вернется-как-только, я
одном на-деле (2) голову склоню)'. Сходства и разли?ия в номенклатуре
таксисных зна?ений и способах их выражения в языках разных типов и
генети?еских классов представляют интерес для теории граммати?еской
категории таксиса и лингвисти?еской типологии.
Русский язык в модели сопоставительного синтаксиса

славянских языков второй половины ХХ в.
А. К. Киклеви?
Варминско-Мазурский университет в Ольштыне (Польша)
kiklewicz@poczta.onet.pl
семанти?еский синтаксис, экспликативные модели, семанти?еская классификация
предикатов,

валентностные классы глаголов, типологи?еские ?ерты русского синтаксиса
Summary. The author presents the results of application of the Slavonic
languages comparative syntax model to the Russian language. The material is
described according to four parameters: 1) propositional models, 2)
explication models, 3) aspectual classes and 4) valence classes.


В докладе представлены результаты применения к русскому языковому
материалу модели сопоставительного синтаксиса славянских языков второй
половины ХХ в. Исследование выполняется в рамках международного нау?ного
проекта, финансируемого польским государственным 'Комитетом нау?ных
исследований' ('Komitet badaс naukowych'). Руководителем проекта является
проф. Станислав Кароляк. В реализации проекта у?аствует 11 нау?ных
коллективов, представляющих все славянские языке, за исклю?ением
хорватского.
Цель проекта заклю?ается в сопоставлении славянских языков с то?ки зрения
характерных для них валентностных, т. е. семантико-синтакси?еских категорий
глаголов. Другими словами, ре?ь идет о сопоставлении классов глаголов,
определяемых на основе их комбинаторных потенций по отношению к
конституентам (complements) - именным группам, которые коннотированы их
лекси?ескими зна?ениями. Описание делится на два уровня: семанти?еский
(пропозициональный) и формальный. На семанти?еском уровне рассматриваются
предложения с предикатами ?етырех типов: двуместными и трехместными
предикатами первого порядка и двуместными и трехместными предикатами
второго порядка, т. е. соответствующие пропозициональным формулам:

|P (x, |P (x, |
|y) |y, z) |
|P (x, |P (x, |
|q) |y, r) |
|P (p, |P (x, |
|y) |q, z) |
|P (p, |P (x, |
|q) |q, r) |
| |P (p, |
| |y, z) |
| |P (p, |
| |y, r) |
| |P (p, |
| |q, z) |
| |P (p, |
| |q, r) |


Проанализированный русский материал (тексты художественной прозы В.
Аксенова, А. Житинского, Ф. Искандера, В. Пелевина и Л. Петрушевской, из
которых было эксцерпировано 500 предложений с глагольными предикатами в
ли?ной форме, удовлетворяющими указанному выше критерию) лишь ?асти?но
подверждает релевантность приведенных пропозициональных формул:
семанти?еские структуры P (x, q, r), P (p, y, z), P (p, y, r),

P (p, q, z), P (p, q, r) представлены в нем едини?ными примерами либо не
представлены вообще. Впро?ем, они более характерны для нау?ных текстов, в
особенности текстов естественных наук, ср. выражения типа: Блок
обеспе?ивает электри?еские детали необходимым напряжением - P (x, y, p);
Под о?исткой обы?но понимают отделение загрязненного вещества от газа - P
(x, q, r); Она превращает звуковые колебания в электри?еский ток - P (p, q,
r) и др. Наиболее широко представлена в корпусе про-позициональная модель P
(x, y); из трехаргументных структур наиболее распространены предложения с
предикатами первого порядка - модель P (x, y, z), а из структур с
предикатом второго порядка - предложения модели P (x, q).
Формальный уровень репрезентации синтакси?еского материала представлен
экспликативными моделями, содержащими реализационные категории предикатов и
конституентов: глагольные предикаты первого (V) и второго (W) порядка,
именные группы, т. е. лекси?еские манифестации предметных аргументов (Ux,
Uy, Uz, Ux y Uy z, Up), вклю?енные предикаты в инфинитивной (VI, WI) или
прономинализованной (NV, NW) форме, нулевые формы предикатов и аргументов -
контекстные (0x, 0y, 0z, 0P)

и бесконтекстные ((x, (y, (z, (P). Для каждого типа пропозициональных
структур определялось множество отме?енных экспликативных моделей,
например, для структуры P (x, q):
W Ux Up Я ни?уть этого не стыжусь (Аксенов).
W Ux V / W Ux(1) . Я думаю, он правильно решил
(Пелевин).
W Ux VI / WI (x1 . Я пытался им ?то-то сказать
(Пелевин).
W Ux NV / NW Ux(1). В упорстве майора я не сомневался
(Пелевин).
W Ux NV / NW. Его глаза привыкли к полумраку
(Пелевин).
W Ux (P U Сам себе удивляюсь (Житинский).
W Ux (P Uxpart Uypart Иногда я видел его в павильоне
(Пелевин).
W Ux Uppart Upart Я кое-?то узнал о наших
сотрудниках (Пелевин).
W Ux (p Отец задумался (Пелевин).
W Ux 0p Я вгляделся (Аксенов).
Типологи?ескую характеристику каждого славянского языка, в том ?исле и
русского, составляют прежде всего такие поверхностные свойства глагольной
комбинаторики, как парадигма категорий внутреннего предиката (V, W, VI, WI,
NV, NW, (P, 0P, NVpart, NWpart) и ограни?ения, накладываемые глаголом на
бесконтекстную нулевую реализацию второго и третьего аргумента.
Кроме того модель предусматривает опирающуюся на аспектуальные критерии
семанти?ескую классификацию предикатов. Разли?аются шесть аспектуальных
классов: континуальные, моментальные, инхоативные, результативные,
терминативные и хабитуальные. Одна из зада? проекта заклю?ается в том,
?тобы определить регулярные соответствия между аспектуальным классом и
типом комбинаторики предиката, прежде всего - возможностями нулевой
бесконтекстной реализации позиций второго и третьего аргументов.
Четвертый параметр описания - сопоставление валентностных классов. Каждый
валентностный класс вклю?ает глаголы, для которых характерна общая
парадигма поверхностных трансформаций. Так, двуместные глагольные предикаты
первого порядка представлены в русском языке семью валентностными классами:


|VUxUy |VUxUy |VUxUy |VUxUy |VUxUy |VUxUy |
| |VUxpartUyUx|VUxUypartUy|VUxpartUyUxpar|VUx |VUx y |
| |part |part |t | | |
| | | |VUxUypartUypar| | |
| | | |t | | |
| | | |VUxpartUypartU| | |
| | | |xpart Uypart | | |

Если при рассмотрении пропозициональных структур мы ограни?ивались
созданным нами корпусом художественных текстов, то построение валентностных
классов базируется на более широком эмпири?еском материале и вклю?ает также
синтакси?еские конструкции из текстов других стилей - нау?ной прозы
(естественные и гуманитарные науки), публицистики, деловой прозы и текстов
официально-административного стиля. Это позволило у?есть надстилевые
комбинаторные возможности глаголов, закодированные в граммати?еской системе
русского языка.
Сопровождающие формулы при структурах оценки в русском и ирландском языках
А. А. Коростелева
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова
korosteleva_a@mtu-net.ru
русский язык, ирландский язык, оценка, сопровождающие формулы
Summary. The paper analyses attendant formulas accompanying the structures
expressing estimation in Russian and Irish Gaelic in comparison.


В зада?и нашего исследования входило сопоставление структур, которые могут
выступать в ка?естве сопутствующих формул при оценке в русском и ирландском
гэльском языках, и выявление типологи?еских особенностей сравниваемых
языков в данной области.
Анализ материала показал, ?то для ирландского языка характерны
десемантизированные формулы бенефактивного пожелания при положительной
оценке (Gasъr maith, beannacht air; 'Хороший ребeнок, благослови его Бог');

в русском языке прямые аналоги данного явления находятся в о?ень
ограни?енной сфере (в высказываниях, касающихся возраста и здоровья людей
пожилых). В основном же обороты, напоминающие по форме бенефактивное
пожелание, могут служить в русском языке не формулой, сопутствующей оценке,
но самим выражением оценки (- У него хва6тка / будь здоров не боле6й //). В
то же время русский язык располагает многообразными способами смяг?ения
отрицательной оценки с помощью сопутствующих формул, каждая из которых
обладает определeнными оттенками зна?ения и собственной сферой
функционирования (не говоря дурного слова, ?его там золотить пилюлю, не в
обиду вам / ему / никому будь сказано, не тем будь помянут и др.).
При выражении оценки в ирландском языке регулярно встре?аются
десемантизированные формулы клятвы: (ar / dar) m'anam ('ей-богу', букв.:
'на мою-душу'), m'fhocal duit ('даю вам слово', букв. 'мое-слово тебе') и
др. С помощью формул клятвы при негативной оценке в русском под?еркивается
объективный характер этой оценки, отсутствие субъективности в позиции
говорящего: .Ведь ты, не говоря дурного слова, на свинью похож, ей-богу!
(Гоголь). При положительной же оценке русские формулы клятвы, в отли?ие от
ирландских, нисколько не десемантизируются и выполняют свою прямую функцию.

Следующую группу сопровождающих формул можно условно назвать сакральными;
среди них в ка?естве ?астотных могут быть выделены формулы со зна?ением
'слава Богу', 'спаси нас Бог' и 'прости Господи'. Аналоги
десемантизированных сакральных формул, играющих в ирландском языке активную
роль при сопровождении оценки (Maidin бlainn, buнochas le Dia; 'Прекрасное
утро, слава Богу'; Go dtarrthaн Mac Dй sinn, ba й dнol an diabhail ceart й;
'Да поможет нам Сын Божий, это было просто ?то-то адское'), в русском языке
функционируют по-иному. С одной стороны, они также могут выступать как
формулы, сопутствующие оценке (если целеустановка уже сформирована другими
средствами); с другой стороны, они способны сами интенсифицировать
структуру, формируя зна?ение как ка?ественной (- Фигу6рка у нее / слава
Бо1гу //; - Ро6жа у него / не дай Б о1г //), так и коли?ественной оценки (-
Не дай Бо2г сколько хлама //; - Такая толп а6 / ?то не приведи7 Господи
//). Довольно близки друг к другу по условиям употребления русская формула
прости (меня) Господи (при отрицательной оценке) и

ее ирландский аналог go maithe Dia dom ('да простит

Бог мне').
Формулы выражения уверенности в русском языке, в отли?ие от ирландского,
появляясь при структурах оценки, не десемантизируются, а по-прежнему
передают свое собственное зна?ение; формула спору нет, встре?аясь при
оцено?ных структурах, предваряет последующее возражение.
Помимо этого, русский язык располагает сопутствующими формулами с
глаголами зрительного восприятия (я смотрю, как я погляжу, (ты) смотри), с
глаголами говорения (ни?его не скажешь, хо?у я вам сказать), вводными
формулами скажу не хвастаясь, ?его греха таить и др. Все эти структуры,
выступая как сопровождающие формулы при оценке, имеют собственные оттенки
зна?ения и принадлежат к области русской типологии.
О некоторых способах выражения зна?ения 'предела'

в русском и китайском языках
Ю. А. Котова
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова
julie_kotova@mail.ru
категория вида, предельные глаголы, результат, семантика, русский язык как
иностранный
Summary. The category of Aspect in Russian is a very complicated one from
the point of view of Chinese students. As the core of this category is
formed by the group of terminative verbs, the problem of terminativity
(telicity, boundness) needs to be closely examined. Basing on the works of
A. A. Kholodovich, the author tends to point out the differences in the way
of functioning of terminative verbs in both Russian and Chinese languages.
The results of study may be of great interest for teachers of Russian as a
foreign language.


Вид - специфи?ески славянская глагольная категория, изу?ение которой
представляет трудность для иностранных у?ащихся, особенно для китайских.
Долгое время в методике превалировало мнение, ?то язык-посредник -
излишество, ?то преподаватель может и не владеть языком у?ащегося, однако в
настоящее время преобладает иная то?ка зрения.
Сопоставление языков разли?ного строя должно осуществляться на основе
функционального подхода. Зада?а исследователя состоит в анализе исходных
синтакси?еских конструкций, или базовых. Центром синтакси?еской конструкции
является предикат, ?то предполагает у?ет актантной структуры предложения,
семантики глагола и его морфологи?еских категорий.
Особую трудность у китайских у?ащихся вызывает категория вида. Трудности
возникают в основном при ре?епроизводстве, порождении оригинального текста.
Существует обширная лингвисти?еская и методи?еская литература по проблеме
вида, однако она адресована широкому кругу у?ащихся.
Одной из при?ин, по которой категория вида плохо усваивается китайцами, -
отсутствие категории вида в родном языке. За и против нали?ия категории
вида в китайском языке выступали многие оте?ественные и китайские лингвисты
[8; 3; 4]. Следует, по-видимому, говорить не о категории вида, но о
способах выражения аспектуальных зна?ений.
При анализе способов выражения аспектуальных зна?ений в китайском и
русском языках интересным представляется рассмотрение группы предельных
глаголов. Особую трудность в этом слу?ае вызывает отсутствие единой то?ки
зрения на понятие предела. Традиционно вслед за В. В. Виноградовым [1]
предел действия рассматривают как 'крити?ескую то?ку', по достижении
которой действие ис?ерпывает себя и прекращается. Предел есть понятие,
связанное со временем. В силу того, ?то проблема времени остается открытой,
понятие предела также не может быть ?етко определено. Тем не менее ощущение
временной границы действия присуще носителю языка, который не может
однозна?но указать на 'крити?ескую то?ку' действия, но фиксирует факт
осуществления действия по его результату.
Лингвисты выделяют внутренний и внешний пределы. Первый связан с
лекси?еским зна?ением глагола (заснуть - засыпать), второй - с глагольным
употреблением (?итать - про?итать книгу) [2]. Предметом нашего рассмотрения
будут глаголы, в семантике которых заложено зна?ение предела. Наиболее
близка нам то?ка зрения А. А. Холодови?а [6; 7]. Противопоставление
предельных и непредельных глаголов морфологи?ески не выражено в языках.
Предельные глаголы, которые используются при сопоставлении двух языков,
обозна?ают процессы с одной степенью свободы, то есть предельные, по
завершении которых возникает результат и состояние. Схема Холодови?а
вклю?ает 3 клю?евых момента при переходе от процесса к состоянию: момент a)
- сам процесс, представлен самостоятельной лексемой; момент b) - завершение
процесса и на?ало результирующего состояния, представлен перфектом, может
распадаться на конец процесса и на?ало состояния; момент c) -
результирующее состояние, представлен результативом.
В русском языке это иллюстрируется с помощью видовых троек: умираю, умер,
мертв. Однако провести такую операцию в отношении китайского языка
невозможно.

В слу?ае с глаголом умирать выражение полу?ит лишь момент b): Zuotian ta si
le. 'В?ера он умер'. Наименование процесса, предшествующего этому моменту
(он умирает), и состояния (он умер) будет отсутствовать в китайском. Это не
озна?ает отсутствия способов переда?и соответствующих зна?ений средствами
китайского языка: зна?ение процесса можно выразить с помощью конструкции со
зна?ением ближайшего будущего [5]: ta kuai yao si le. 'Он скоро (вот-вот)
умрет'.
При сопоставлении предельных глаголов основное внимание следует уделять
анализу семантики глагола. Для большинства китайских предельных глаголов
доминирующим является зна?ение результата, представленное перфектом, однако
это не единственно возможное зна?ение. Сложность заклю?ается в том, ?то
существуют разли?ные способы выражения перфектного зна?ения: 'пустые'
морфемы типа le, собственно результативные морфемы, а также направительные
при глаголах движения и изменения положения в пространстве. При анализе
глаголов, которые могут принимать те или иные результативные морфемы, также
оказывается, ?то эта область не однородна. Результативные морфемы не есть
не?то унифицированное, каждый глагол может принимать только определенные
морфемы, ?то обусловлено, во-первых, зна?ением результата, допустим, 'поел'
chi wan fan le 'закон?ил есть', или xue hui le 'нау?ился так, ?то умею'.
Лу?ше всего это видно на примере двух результативных морфем - wan
('закон?ить делать ?то-то') и hao ('хорошо сделать').
При анализе предельных глаголов необходимо у?итывать и синтакси?еские
параметры. Предикат обладает определенными валентностями: на субъект,
объект, время и локатив; набор и распределение валентностей определяются
семантикой глагола. Важную роль в китайском языке играет порядок слов,
нарушение порядка слов с?итается недопустимым, тогда как в русском порядок
относительно свободный.
На данном этапе предельные глаголы удобнее задавать списком, с тем ?тобы
выявить сходные в семанти?еском отношении группы. Отбор глаголов ведется с
позиций ?астотности. Список глаголов в целом вклю?ает те, которые являются
базовыми при изу?ении русского языка как иностранного.
Сопоставительные исследования в области морфологии и синтаксиса с у?етом
современных достижений функциональной грамматики будут несомненно
способствовать более эффективному обу?ению китайских у?ащихся русскому
языку.

Литература
1. Виноградов В. В. Русский язык. Граммати?еское у?ение о слове. М.; Л.,
1972.
2. Гловинская М. Я. Многозна?ность и синонимия в видо-временной системе
русского глагола. М., 2001.
3. Драгунов А. А. Исследования по грамматике СКЯ. М.; Л., 1952.
4. Люй Шусян. О?ерк грамматики китайского языка: В 2-х т. Т. 1. 1961.
5. Тань Аошуан. Проблемы скрытой грамматики (синтаксис, семантика и
прагматика изолирующего строя на примере китайского языка). М., 2002.
6. Холодови? А. А. О предельных и непредельных глаголах // Филология стран
Востока. Л., 1963. С. 3-12.
7. Холодови? А. А. Проблемы граммати?еской теории. Л., 1979.
8. Яхонтов С. Е. Категория глагола в китайском языке. Л., 1957.
Анализ коли?ественных квантификаторов

как классификаторов в русском и корейском
Ли Су Хен
Сеульский государственный университет (Корея) // Российский государственный
гуманитарный университет, Москва
rosa808@hanmail.net
именная генитивная конструкция, квантификатор, классификатор,
грамматикализованность
Summary. Nominal Genitive construction such as ку?а людей, море слез, шквал
звонков, etc. can acquire quantitative interpretation, in which the nouns
ку?а, море, etc. mean 'many' / 'much'. These nouns cannot, however be
considered as fully grammaticalized quantificators, and they also have
certain properties of classifiers. So they give not only the quantitative,
but also qualitative (classifier-like) information about the object. I
investigate the semantic features of nouns ку?а, море, etс. from the point
of view of classification.


Эта статья посвящена исследованию предметных имен ку?а, море, шквал и др.,
которые в исходном своем зна?ении обозна?ают конкретные предметы (1а), но в
составе именной генитивной конструкции, со?етаясь с другим предметным
именем (обы?но обозна?ающим множество объектов) претерпевают сдвиг
зна?ения, грамматикализуются и становятся 'коли?ественными
квантификаторами' (1б). (Под квантификатором подразумевается имя, которое
обладает свойствами квантора и функционирует в предложении в ка?естве
квантора, но не является настоящим квантором.) В этом ка?естве они
приобретают смысл неопределенно-большого коли?ества: 'о?ень много' с
компонентом субъективной оценки.
В русском есть разные способы выражения ?исла: граммати?еский, лекси?еский
и т. д. В генитивных конструкциях с пере?исленными выше именами
используется так называемый 'лексико-синтакси?еский способ'. Иными словами,
генитивная конструкция приобретает коли?ественную интерпретацию, но не с
любыми именами, а только с некоторыми коли?ественными словами (ку?а, море и
др.). Эти имена обозна?ают 'большое коли?ество', и в данном смысле они
кажутся квазисинонимами. Зада?и нашей работы следующие: а) исследование
семанти?еских свойств и со?етаемости разных квантификаторов (2);
б) исследование квантификаторов с то?ки зрения когнитивной семантики;
в) выявление степени грамматикализованности отдельных квантификаторов.
Из-за разной степени грамматикализации и жестких ограни?ений на
со?етаемость рассматриваемые квантификаторы имеют свойства классификаторов.
Обозна?ая большое коли?ество, они одновременно как бы классифицируют
множество ис?исляемых объектов: 'большое коли?ество' одних объектов
выражается словом река, а других - словами поток, шквал и т. д. (3-а, б, в,
г, д).

В этом смысле квантификаторы сближаются с морфологи?еским классом
классификаторов. Категория классификаторов характерна прежде всего для
языков юго-восто?ной Азии (в ?астности корейского, ср. (4)), но в
индоевропейских языках ее нет (хотя граммати?еский род может
рассматриваться как своего рода классификатор). Тем не менее можно провести
аналогию между классификаторами в языках юго-восто?ной Азии и
коли?ественными словами в русской генитивной конструкции: основываясь на а)
коли?ественной семантике этих слов и отме?енных выше ограни?ениях на
со?етаемость квази-коли?ественного слова с ис?исляемым словом и б) том, ?то
функции квантификаторов схожи с функциями коли?ественных классификаторов в
языках юго-восто?ной Азии.
В корейском языке семанти?еская зона именных коли?ественных конструкций
разработана гораздо слабее, ?ем в русском (5). К тому же, они мало
грамматикализованны в категории кванторов и не функционируют в ка?естве
классификаторов. Тем не менее благодаря сопоставлению корейского с русским
можно привести несколько интересных наблюдений. Во-первых, примеры из
корейского языка представляют первую стадию развития именных
квантификаторов. Например, ку?а, море и подобные слова в русском легко
переходят в категорию кванторов ?ерез распространенные метафори?еские
употребления. В других языках также встре?аются примеры со словами со
зна?ением 'ку?а' и 'море' (например по-английски: a heap of work to do
'ку?а дел', heaps of people 'ку?и народа', a sea of flame 'море огня', seas
of blood 'моря крови').
Во-вторых, хотя данные слова в корейском языке не функционируют в ка?естве
классификаторов (в отли?ие от слов в русском), их со?етаемость строится на
базе процедуры классификации. В коли?ественном зна?ении они со?етаются не с
любыми словами, потому ?то они дают 'минимальную ка?ественную информацию' о
большом коли?естве, например, в коли?ественном употреблении pata 'море'
со?етается с названиями жидкостей, san-temi 'гора-ку?а' - с названиями
конкретных предметов, а thay-san 'большая гора' - с абстрактными
существительными, при?ем pata 'море' имеет коннотацию (extension) 'большое,
говорящему кажется, пространство', santemi 'гора / ку?а' - 'слишком много'
(здесь слишком озна?ает субъективное мнение говорящего, от?его и возникает
данный оттенок), и также thay-san 'большая гора' - коннотацию 'негативное
отношение говорящего к абстрактному объекту' и т. д.
В-третьих, несмотря на разные степени грамматикализованности и разные
синтакси?еские и позиционные свойства классификаторов в разных языках,
панязыковую когнитивную операцию ?еловека отражают сходные семанти?еские
классы слов и в русском, и в корейском языке.
В докладе подробно рассматриваются корейские конструкции с
классификаторами и именные коли?ественные конструкции, обозна?ающими
большое коли?ество. Кроме того, их семантика и синтаксика сопоставляют с
русскими квантитативными конструкциями с родительным падежом.
Примеры:
(1) а. природные объекты: груда, гора, море, реки и др.
б. коли?ественные квантификаторы: ку?а людей, груда носков, море слез и
др.
(2)
|Со?етаемост|ку?а груда |
|ь |гора..... |
|жидкость | * * * |
|Одушевленно| + ? (контекст) |
|сть | * |
|: | |
|: | : : : : |

(3) а. И весь двор длинной вереницей линеек совершал процессию среди
этого моря огней (В. Вересаев. Пушкин в жизни).
б. По мосту двигались в двух направлениях два широких потока огней: один
- сплошь белые огни, дру-

гой - красные (Э. Севела. Зуб мудрости).
в. В страшном шквале огня, в рыжем облаке пыли, когда рушилось все и
стонала земля, - с готовностью ответил лейтенант (В. Сорокин).
г. Следует перебранка, шум недовольства кругом - зашиканная, потертая
жизнью ли?ность снова пропадает в море / *поток голов
(Л. Леонов. Бегство Мистера Мак-Кинли).
д. Сам председатель был бос и сидел за столом, на котором поверх
вороха / *груда газет лежала крохотная восьмушка серой бумаги (Л.
Леонов. Барсуки).
(4) а. So sey mari
корова три животное
-имя -квант -класс
б. Heyngsa tases myeng
пять ?еловек милиционер
-имя -квант -класс
'три коровы' 'пять милиционеров'
(5) а. В русском: Там море слез!; Пролил море слез.
б. В корейском:
б1 nunmulpata-ka toi-ess-ta.
слеза море-ном. Стать-прош
-ассерт
'было море слез'
б2 *nunmulpata-lul hullye-ss-ta.
слеза море-акк. Пролить-прош.
-ассерт
'пролил море слез'

Литература
1. Allan K. Classifier // Language. 1977. P. 53-62.
2. Craig C. A. Classifier languages // The Encyclopedia of Language and
Linguistics. Vol. 2 (ed. by Asher R. E.). 1994.
3. Lakoff G. & Johnson M. Metaphors we live by. University of Chicago
Press, 1980.
4. Апресян Ю. Д. Лекси?еская cемантика: синоними?еские средства языка //
Избранные труды. Т. 1. 2-е изд. 1995.
5. Кнорина Л. В. Классификация лексики и словарные дефиниции //
Национальная специфика языка и ее отражение в нормативном словаре. М.,
1988.
Безэквивалентная лексика русского и казахского языков
А. Д. Маймакова
Центр образования и развития 'Прогресс', Нукус, Республика Каракалпакстан
(Узбекистан)
karlmaks@nukus.freenet.uz, amaimakova@mail.ru
безэквивалентная лексика, эквивалент, слова-реалии


Изу?ение языка в тесной связи с ?еловеком, его сознанием, мышлением и
духовно-практи?еской деятельностью является характерным для современной
лингвистики. На первый план выдвигается исследование языка с у?етом
языковой ли?ности и языкового коллектива. В этой связи можно отметить все
возрастающий интерес к национально-культурному аспекту исследования языка.
Особенности языка, обусловленные спецификой обслуживаемой им культуры,
от?етливее всего проявляются на лекси?еском уровне, поскольку номинативные
средства языка наиболее прямо связаны с внеязыковой действительностью. В
лекси?еском составе любого языка выделяется так называемая безэквивалентная
лексика, в основном - это обозна?ения предметов и явлений, характерных для
данной культуры и отсутствующих в культуре народа - носителя
сопоставляемого языка.
Не имея то?ных семанти?еских соответствий в системе понятий и реалий
сопоставляемого языка, безэквивалентные слова соотносятся в нем с
приблизительными соответствиями, которые создаются (на контекстуальном
уровне) компонентами группы слов; соответствия эти могут быть
описательными, выражаясь целыми оборотами.
Важно под?еркнуть, ?то безэквивалентная лексика выявляется только при
сопоставлении конкретных культур и языков. То, ?то в одном языке является
безэквивалентным по отношению к другому (сопоставляемому) языку, может
существовать в каком-нибудь третьем языке. Ср. русские слова каравай,
кутья, крестник, пасха безэквивалентны по отношению к казахскому языку, но
не по отношению к украинскому языку.
Безэквивалентная лексика является категорией синхрони?еской. Межкультурное
общение народов и связанный с ним обмен информацией приводит к
заимствованию ряда понятий и слов из других языков, а вместе с развитием и
обогащением словаря увели?иваются и возможности перевода. В результате
этого многие безэквивалентные слова приобретают эквиваленты в системе
лексики переводного языка, сохраняя при этом основное свое ка?ество
носителя этнокультурного своеобразия. Так, заимствованные казахским языком
слова дума, пирог, квас, щи, борщ, тарелка, кружка и другие слова регулярно
используются при переводе как нормативные эквиваленты соответствующим
русским реалиям. Ср. соответственно казахские слова казан, аул, арык, хан,
султан, кумыс в русском языке.
Безэквивалентная лексика - категория условная. Отсутствие эквивалента для
какого-либо слова исходного языка не озна?ает, ?то данное слово вообще не
может быть передано на другой язык: с помощью описания и толкования любое
слово одного языка может быть передано на другой язык, хотя нередко со
зна?ительными информационно-эмоциональными потерями, нарушениями узуса
другого языка и т. д.
Безэквивалентная лексика представляет собой сложный, комплексный разряд
лексики, вклю?ающий разнообразные группы слов (?то обусловлено
много?исленностью сфер реальной действительности, в которых находит
отражение специфика национальной культуры). Они суть следующие:
1) слова, которые обозна?ают национально-культурные реалии определенных
народов, так называемые слова-реалии. Согласно темати?еской (предметной)
классификации здесь выделяются понятия а) географи?еские (русск. тайга,
болото, суховей, антоновка, лен; каз. кыр, такыр, сексеуiл, кок-сагыз,
жиде, сайгак, каракурт); б) этнографи?еские (русск. кокошник, изба,
окрошка, ботвинья, крестины, гусли, рубль, сажень; каз. саукеле 'головной
убор невесты', киiз уй 'юрта', курт 'сушеный творог в виде шариков,
приготовленный из ове?ьего молока', суйiншi 'подарок за сообщение радостной
вести', домбыра, тенге, суйем 'расстояние между большим и указательным
пальцами'); в) общественно-полити?еские (русск. край, деревня, село,
династия, боярин, губернатор, дума, патриарх; каз. ауыл, жуз 'название трех
родоплеменных объединений казахов', аксакал 'старейшина', бай 'богатый
скотовод; бога?', акiм 'глава администрации', имам 'высший ?ин духовенства
у мусульман');
2) фразеологизмы и афоризмы (русск. заварить кашу, проще пареной репы,
тертый кала?, ни сват ни брат, выносить сор из избы, кашу маслом не
испортишь, первый блин - комом, не боги горшки обжигают; каз. сут устiнде
каймак 'сливки общества, избранные', ананын ак сутi '?елове?ность,
гуманность, совесть' (говорится о ?истых помыслах матери), тузы женiл
'невезу?ий', ет асату 'угощать с рук мясным блюдом', ит басына iркiт тогiлу
'изобилие еды, достаток', дастарканда нан жок - тамакта ман жок 'у кого на
столе нет хлеба, с?итай, ?то нет и настоящей еды', тату уйдiн табагы
салдырламайды 'в дружной семье не слышно звона посуды', бай мактанса
мактансын, сабасынын коры бар 'пусть богатый хвастается, у него всегда есть
в сабе закваска для кумыса');
3) слова из фольклора (русск. красна девица, добрый молодец, суженый (-
ая), жар-птица, кудесник, Баба-Яга, Кощей Бессмертный, Змей Горыны?,
моло?ные реки, кисельные берега, в тридевятом царстве, в тридевятом
государстве; каз. батыр, айдахар 'дракон', жалмауыз кемпiр 'Баба-Яга',
албасты 'злой дух, вредящий роженицам и младенцам', перi 'прекрасная
крылатая женщина', Алдар Косе);
4) топонимы (русск. Тверь, Волга, Ока, Бородино; каз. Отрар, Алатау,
Сырдария, Каракум, Байконыр);
5) антропонимы (русск. Иван, Аленушка, Петр Первый, Александр Сергееви?
Пушкин, Алексей Мересьев, каз. Абылай, Абай, Мухтар Омархан улы Ауезов,
Бауыржан Момыш улы, Алия).
Могут быть выделены и другие группы безэквивалентной лексики русского и
казахского языков.
Осмысление и представление безэквивалентной лексики как комплексного
разряда лексики имеет большое методологи?еское зна?ение для преподавания
русского языка в национальной аудитории: оно не только более конкретно
обрисовывает все разнообразие этих единиц, но и позволяет существенно
уто?нить формы и методы их презентации в национальной аудитории. В этой
связи представляется важным и создание у?ебного словаря безэквивалентной
лексики русского языка для студентов казахских отделений вузов.
Литература
1. Верещагин Е. М., Костомаров В. Г. Язык и культура: Лингвострановедение в
преподавании русского языка как иностранного. М., 1990.
2. Гак В. Г. Сравнительная типология французского и русского языков. М.,
1989.
3. Стернин И. А., Харитонова Б. Опыт описания национально-культурной
специфики слова на материале русского и немецкого языков
// Психологи?еские и лингвисти?еские аспекты проблемы языковых контактов.
Калинин, 1984. С. 57-67.
Оппозиция 'содержание - форма'

в лингвисти?еской теории перевода
Е. В. Полищук
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова
rkiff@philol.msu.ru
перевод, взаимодействие языков, сопоставительный анализ, межуровневые
соответствия, дифференцированность средств
Summary. The report is devoted to 'meaning versus form' dichotomy in
linguistic theory of translation. Such questions as objects of translation,
correlation of different language levels, authenticity of translation are
touched upon.


В современном мире, характеризующемся интенсификацией международного
общения, активным взаимодействием и взаимопроникновением разли?ных культур,
происходит обмен культурными ценностями, вклю?ая литературные, нау?ные,
техни?еские, а также полити?еской и деловой информацией. Эти факторы
приводят, как никогда раньше, к возрастанию актуальности перевода. Перевод
как синтети?еский вид ре?евой деятельности в наиболее ярко выраженном виде
отражает сопоставление историко-культурных традиций двух контактирующих
языков. Целью перевода является наиболее адекватная переда?а средствами
одного языка того, ?то уже выражено посредством средств другого языка. При
этом возможно возникновение проблемы несовпадения объема переводимых
понятий в двух языках, большая или меньшая дифференцированность средств
выражения языковых явлений в двух языках, несовпадение
'экстралингвисти?еского фона' понятий и ряд других.
В науке о переводе вообще и, в ?астности, в лингвисти?еской теории
перевода с на?ала ее становления в русской и зарубежной лингвистике и до
нашего времени большое внимание уделялось оппозиции 'содержание versus
форма' как отправных то?ек исследования. Как известно, перевод?еские
сопоставления, в отли?ие от собственно лингвисти?еских, не замыкаются на
одном уровне языковой системы. Неизбежность межуровневых соответствий
обусловливается, в ?астности, тем, ?то теория перевода факти?ески
сопоставляет не граммати?еские формы как таковые, а наиболее типи?ные
контексты, в которых граммати?еские и лекси?еские зна?ения тесно
переплетаются. При этом важно отметить, ?то установление разноуровневых
соответствий существенно лимитируется тем фактом, ?то единицы разных ярусов
языковой системы характеризуются разными нормами ре?еупотребления.
Положение о неполноте или ?асти?ности перевода отдельных явлений языка
способствовало уто?нению понятий адекватности или полноценности перевода.
Для полноценного перевода важна не ис?ерпывающая полнота функционально-
стилисти?еского соответствия оригинала и перевода, но полнота переда?и
актуализированных в данной ре?евой структуре (контексте) зна?ений. В этой
связи необходимо принимать во внимание предупреждение Л. В. Щербы о том,
?то слова одного языка в большинстве слу?аев не просто соответствуют словам
другого языка, а находятся с ними в весьма сложных и многообразных
отношениях.
В свое время Л. С. Бархударовым было выдвинуто положение, согласно
которому 'лингвисти?еская теория перевода должна идти не от формы к
содержанию, а от содержания к форме' [Бархударов 1967, 28]. Позднее это
положение было оспорено рядом лингвистов, т. к. такое построение не
является специфи?ным именно для теории перевода, т. к. используется и в
лингвисти?еских работах по сопоставительному, в ?астности, структурно-
типологи?ескому, изу?ению языков. Специфику сопоставительных перевод?еских
исследований следует искать в особенностях самого процесса перевода,
которые задаются, во-первых, тем, ?то перевод есть двусторонний процесс, в
ходе которого устанавливается определенное отношение между отрезками ре?и в
двух языках; и, во-вторых, тем, ?то в переводимом оригинале релевантными
оказываются лишь те элементы, которые действительно влияют на состав
соответствующего ре?евого произведения в переводе; и, наконец, тем, ?то
релевантность элементов оригинала и выбор элементов перевода обусловлены их
окружением. Определяя перевод как процесс замены ре?евого произведения на
одном языке соответствующим ре?евым произведением на другом языке при
сохранении неизменного плана содержания, необходимо обращать особое
внимание на систему соответствий языковых единиц. Таким образом, материалом
перевод?еских исследований всегда является некоторая совокупность
параллельных ре?евых произведений, инвариантность содержания которых
принимается за данное.
С другой стороны, ряд исследователей (в ?астности В. Н. Комиссаров),
возражая против наметившегося стремления ограни?ить теорию перевода
изу?ением явлений ре?и, отме?ают при этом, ?то 'если бы все содержание
процесса перевода полностью сводилось к индивидуальности ре?евого акта, то
это сделало бы невозможным какие-либо теорети?еские положения, претендующие
на объяснение ряда однотипных явлений' [Комиссаров 1980, 51].
Таким образом, зада?а перевод?еских исследований заклю?ается в описании
системы высшего порядка, т. е. системы отношений между системами языков,
у?аствующих в процессе перевода. Следовательно, ре?ь идет уже не об
отрезках текста, но о единицах языка, хотя эти единицы надо рассматривать в
их системном функционировании.
Исходя из вышесказанного можно сделать вывод, ?то ориентация теории
перевода либо на сопоставительное исследование только языковых систем, либо
же только ре?евых произведений представляет не взаимоисклю?ающие, но
взаимодополняющие решения. Поскольку в переводе соотносятся коммуникативно
равноценные разноязы?ные ре?евые произведения, состоящие из единиц
соответствующих языковых систем, объединенных по специфи?еским для каждого
языка правилам смысловой и формальной организации, постольку в ка?естве
объекта перевода могут быть взяты как ре?евые, так и языковые аспекты
перевода, а в более общем смысле объектом исследования может стать именно
соотношение уровней и единиц сообщения в переводе как особом виде ре?евого
общения.
Кроме этого можно с уверенностью говорить о неполноте ?исто
лингвисти?еского подхода к переводу и представления объекта перевод?еских
исследований как систем межъязыковых соответствий. Перевод имеет кроме
лингвисти?еской еще и экстралингвисти?ескую обусловленность, вклю?ающую
социолингвисти?еские и психолингвисти?еские детерминанты. Теория перевода,
таким образом, является интердисциплинарным направлением, лингвисти?еским в
своей основе, но тесно смыкающимся как с психолингвистикой, так и с
социолингвистикой, а также и с нелингвисти?ескими науками.
Орфоэпи?еские и акцентологи?еские отклонения в ре?и нерусских

как отражение особенностей национального языка
Р. З. Полякова
Уральский государственный университет им. А. М. Горького, Екатеринбург /
Ноябрьск
kochox@noyabrskadm.ru
социолингвистика, норма, языковая ситуация
Summary. The problem of social differentiation of a language, the character
of interrelation between a language and a nation are the main problems
which studies sociolinguistics. The work is devoted to the study of the
breach if lingual norms (in particular norms of stress and pronunciation)
by representatives of different nations living in Noyabrsk.


Одной из основных проблем современной социолингвистики является проблема
'язык и нация', проблема ре?евого взаимодействия в условиях ре?евой
неоднородности, как пользуются языком люди, составляющие то или иное
общество.
В докладе приводятся результаты анализа состояния ре?евой культуры
представителей разных национальностей, живущих в Ноябрьском регионе
Тюменской области, выявление ее потенциалов и дальнейших путей развития.
Экспериментальной базой исследования послужила ре?ь студентов филиала УрГУ
им. А. М. Горького в городе Ноябрьске (650 студентов - представителей
разных национальностей, проживающих в Ноябрьском регионе). При проведении
исследования фиксировались многие социальные факторы, могущие влиять на
использование языка, - от разли?ных характеристик самих говорящих (их
возраста, национальности, уровня образования и культуры, места рождения и
постоянного проживания) до особенностей конкретного ре?евого факта,
ситуации общения. На каждого реципиента был составлен так называемый
'языковой паспорт' говорящего, необходимый для дальнейшего анализа
нарушения норм. По предварительным данным большинство реципиентов проживают
на данной территории с самого рождения (в основном молодежь 1983-1986 года
рождения) или приехавшие в Ноябрьский регион около 5-10 лет назад, лишь
небольшая ?асть опрошенных проживают в Ноябрьске 1-2 года. Наблюдения над
ре?евой деятельностью информантов строились таким образом, ?тобы исклю?ить
или свести до минимума влияние исследователя на их ре?евое поведение. По?ти
все отклонения от языковых норм были зафиксированы в непринужденной
ситуации, во время бесед с однокурсниками, из разговоров в домашней
обстановке.
По статисти?еским данным национальный состав населения Ноябрьского региона
довольно разнообразен.
Национальный состав населения Ноябрьского региона за 1989 год:
|Национальнос|Численность |
|ть |(?ел.) |
|Все |116469 |
|население: | |
|В том ?исле:| |
|Ненцы |31 |
|Ханты |39 |
|Селькупы |7 |
|Манси |9 |
|Русские |66796 |
|Украинцы |25335 |
|Татары |8156 |
|Белорусы |3857 |
|Башкиры |2975 |
|Молдаване |1590 |
|Азербайджанц|1227 |
|ы | |
|Немцы |837 |
|и т. д. | |


В Ноябрьске проживают представители 20 национальностей, ?то накладывает
определенный отпе?аток на нарушение языковых норм и находит свое отражение
в языковых ситуациях. На характер ре?евой коммуникации в неоднородной среде
влияют, в равной мере, языковые, социальные и ситуативные факторы. Разница
в языках, которые используют у?астники ре?евого общения, отражают
социальную и этни?ескую неоднородность коммуникантов [1].
Норма, как и все в языке, медленно изменяется под влиянием разговорной
ре?и, местных говоров, заимствований и т. д. Нормы национального языка
вызывают орфоэпи?еские отклонения в ре?и представителей разных
национальностей, живущих в городе Ноябрьске. Рассмотрим наиболее типи?ные
ошибки в их произношении. По старой литературной норме со?етание ?н должно
произноситься как [шн], но в последнее время под влиянием письменной ре?и
[шн] постепенно вытесняется [?н]: коне[?н]о, пустя[?н]ый, подсве[?н]ик,
яи[?н]ица (наблюдается в ре?и украинцев, татар, башкир, молдаван, немцев).
В русском языке действует закон смяг?ения согласных перед гласными
переднего ряда, в том ?исле перед е. Заимствованные слова не сразу
осваиваются русским языком, поэтому в иноязы?ных словах наблюдается троякое
произношение: только твердое, только мягкое и вариантное. Основная
тенденция движения нормы заклю?ается в переходе от твердого произношения к
мягкому: мет[э]ор, эн[э@]ргия, диспанс[е@]р (в ре?и башкир, грузин).
Интересный слу?ай смяг?ения [л] наблюдается в словах: бо[л']тик, Во[л']га
(в ре?и молдаван), ви[л']ка, таре[л']ка, по[л']овник (в ре?и
азербайджанцев). Из дистактных диссимиляций типи?ны расподобления так
называемых 'плавных' [р], [л], когда из двух [р] одно превращается в [л]:
коридор - колидор (данное просторе?ие наблюдается в ре?и украинцев).
Произношение слов транвай (вместо трамвай), пинжак (вместо пиджак) с то?ки
зрения норм литературного произношения - просторе?ие (ошибка зафиксирована
в ре?и русских, украинцев). Среди про?их фонети?еских процессов встре?аются
слу?аи метатезы: друшлаг (в ре?и молдаван), горавить (в ре?и
азербайджанцев).
В докладе рассматриваются и акцентологи?еские отклонения в ре?и нерусских
в условиях ре?евой неоднородности. Во многих глаголах в прошедшем времени в
форме женского рода ударение стоит на окон?ании, реже на основе. Типи?ные
ошибки в ре?и украинцев, татар, немцев: ждбла, взя@ла, нб?ала, дбла,
пуняла. Также в ре?и русских, украинцев наблюдаются акцентологи?еские
ошибки при образовании форм множественного ?исла существительных: торты@,
средствб, выборб, платья@, хозяевб. Употребляя иноязы?ные слова, ?асто
допускают ошибки в постановке ударения: маркйтинг, жблюзи, бармйн
(зафиксировано в ре?и русских, украинцев).
Данный материал лишь небольшая ?асть исследования по теме: 'Освоение
языковых норм в ре?и нерусских в условиях неоднородности'. Моя зада?а как
исследователя состоит в том, ?тобы выявить ?ерты, которые являются
типи?ными для языковых привы?ек и особенностей данной социальной среды и
дать им соответствующую социолингвисти?ескую интерпретацию.

Литература
1. Ре?евое общение в условиях языковой неоднородности / Под ред. Л. П.
Крысина. М., 2000.
2. Крысин Л. П. О перспективах социолингвисти?еских исследований в
русистике // Русистика. Берлин, 1992. ? 2. С. 96-106.
3. Культура русской ре?и / Под ред. Л. К. Граудиной и Е. Н. Ширяева. М.,
2003.
4. Русский язык и культура ре?и / Под ред. В. И. Максимова. М., 2000.
'Родной язык': к употреблению термина
Е. Ю. Протасова
Хельсинкский университет (Финляндия)
ekaterina.protassova@helsinki.fi
родной язык, двуязы?ие (билингвизм), сопоставление языков
Summary. One's native language or a first language is usually called
'mother tongue'. Individuals can refer to their mother tongue with special
feelings, they can use it in a different role than other languages they
know.


Ситуации, в которых дети овладевают двумя языками, весьма разнообразны.
Больше всего описана ситуация, когда один из родителей говорит на одном
языке, а другой - на другом. Но и эта ситуация не симметри?на: поскольку
обы?но с ребенком ?аще находится мама, ?ем папа, то язык матери, скорее
всего, будет доминировать. Поэтому, в ?астности, на многих языках
существует выражение 'материнский язык', а не 'родной язык' (англ. mother
tongue, нем. Muttersprache, франц. langue maternelle). Этот термин вызывает
множество споров. Например, если родина - это не то место, где родился;
если это страна не отца, а матери и т. п. По-русски говорят, например,
'родина-мать', но 'оте?ество', по-немецки - Heimat (букв. 'место дома') и
Vaterland ('страна отца'). В некоторых семьях люди говорят на языке
окружения, но ?увствуют, ?то это не их родной язык, т. к. он не совпадает с
их национальностью. Иногда ребенка воспитывают в основном бабушки, дедушки
или няня, говорящие на другом языке, ?ем родители. Есть ситуации, в которых
в семье одновременно зву?ит несколько языков.
Родным называют язык, который выу?ивается первым, является самым важным,
наиболее ?асто используемым, который знают лу?ше всего, с которым лег?е
всего себя идентифицировать. Понятно, ?то это может быть один язык,
совмещающий все эти функции, а может быть и несколько разных. Бывает,
однако, так, ?то ?еловек настолько крепко связан с двумя языками с
рождения, ?то уже не может разли?ить, какой из них по-настоящему родной:
они оба родные. Все же такая ситуация достато?но редка, обы?но ?еловеку
один язык ближе другого, да и выу?иваются они в определенной
последовательности. В иных языковых сообществах вместо этого термина
употребляют со?етания 'материнский язык', 'первый язык', 'свой язык',
'домашний язык', 'наследственный язык'. Такое употребление встре?ается,
например, в следующем отрывке: 'Джемалэддин никак не мог найти себя среди
гор, где он родился, среди тех картин природы, войны и быта, которые
отложились в его первых сознательных впе?атлениях, среди знакомых с детства
звуков родного языка, среди братьев и сестер' (Дружба народов. 1999. ? 4).
СМИ по разным поводам употребляют понятие 'родной язык'. На основании
рассмотрения около 20000 вхождений мы пытаемся проанализировать, насколько
это словосо?етание является терминологи?ным, в каких контекстах появляется,
насколько оно эмоционально окрашено, ?то стоит за его употреблением. Так, в
цитате

'К сведению состоятельных людей: сегодня нет смысла отправляться на АКШ за
границу. Московские специалисты имеют то?но такие же показатели, как их
коллеги в Европе или Америке. А вот общение на родном языке с ле?ащим
вра?ом - серьезный довод в пользу того, ?тобы остаться на родине. Да и
стоит шунтирование за рубежом от 30 тыся? долларов и выше. У нас - намного
дешевле' (Здоровье. 2002. ? 5) 'родной' синоними?ен 'понятный, интимный,
сокровенный, доступный, досконально знакомый'. В отрывке 'Какой сквозняк
выдул нас с родимых мест, оторвал от друзей, от музеев, от Красной площади,
от родного языка!' (Звезда. 2002. ? 5) ре?ь идет о национально-самобытном
аспекте понятия, входящем в состав культурной иденти?ности, немыслимом вне
страны, где на этом языке говорят. Языковая игра, построенная на отсылке к
прецедентным текстам, наблюдается тогда, когда пеняют на несовпадение
происхождения и языка описания объекта: 'Впро?ем, для исконно русской
"Волги" инструкцию не мешало бы перевести на родной язык владельцев этого
авто' (За рулем. 1997. ? 8). Официальное употребление, не связанное с
определенным толкованием, наблюдается в следующем фрагменте, который,
однако, должен был бы быть истолкован дополнительно: 'Реклама на территории
Российской Федерации распространяется на русском языке и по усмотрению
рекламодателей дополнительно на государственных языках республик и родных
языках народов Российской Федерации. Данное положение не распространяется
на радиовещание, телевизионное вещание и пе?атные издания, осуществляемые
исклю?ительно на государственных языках республик, родных языках народов
Российской Федерации и иностранных языках, а также на зарегистрированные
товарные знаки (знаки обслуживания) (Законодательство и практика средств
массовой информации. 1995. ? 10). Предположение, ?то у каждого ?еловека
есть только один родной язык, скрыто во фразе:

'В Японии поэт и русист Акифуми Такеда, после знакомства со стихами
Хлебникова, обнаруживает, ?то ему по-новому открывается родной язык'
(Арион. 2000. ? 3).
Неверно будет с?итать, ?то, говоря о родном языке, мы имеем в виду только
собственно язык, т. е. ?исто языковые структуры и явления. С овладением и
владением языком связано много проблем: социальных (общение с другими
людьми, взаимопонимание, положение в обществе, способность
взаимодействовать с окружающим и т. п.), психологи?еских (самоощущение,
самооценка, ?увство собственного достоинства, душевный комфорт и т. п.),
культурно-антропологи?еских (самобытность ли?ности, культурно-языковая и
этни?еская иденти?ность, возможность самореализации, доступ к образованию и
твор?еской деятельности и т. п.). Толкование ре?евой деятельности ?еловека
обы?но неотделимо от его материальной и духовной деятельности, поэтому и
двуязы?ие вырастает в комплексную проблему, затрагивающую самые разные
аспекты материальной и духовной сферы.
Родной язык можно забыть и при переезде в иноязы?ное окружение, когда
перестаешь им пользоваться; тот же самый крити?еский возраст - 8-12 лет -
оказывается границей, после которой забыть родной язык полностью нельзя,
даже если он не поддерживается; видно, ?то колебания при указании то?ного
возраста снова связаны с индивидуальными особенностями ?еловека.
Синонимия реплик-реакций со зна?ением подтверждения

в русской диалоги?еской ре?и в сопоставлении с английской
Е. К. Столярова
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова
rkinature@cs.msu.su
зву?ащая диалоги?еская ре?ь, синонимия реплик-реакций, коммуникативный
анализ
Summary. The report focuses on comparative analysis of the second replicas
of the spoken dialogues in Russian and English. Different role of lexical,
syntactic, prosodic means and context in expressing the meaning of the
replicas are considered.
Сообщение посвящено рассмотрению вторых реплик диалоги?еских единств,
важность исследования которых отме?ается многими лингвистами. В сообщении
исследуются преимущественно зву?ащие диалоги. При анализе используется
коммуникативный анализ, у?итывающий взаимодействие синтаксиса - лексики -
интонации - контекста и разную роль каждого из средств в выражении зна?ения
зву?ащего предложения.
В сообщении исследуется тип диалоги?еского единства, который допускает
разветвленную синонимию высказываний в репликах-реакциях. Эти синонимы в
репликах-реакциях много?исленны, пере?ислимы, типизированы в своих
структурах и употребительны. Исследуемый фрагмент отражает типологи?еские
особенности русской зву?ащей ре?и.
Первые реплики анализируемого диалоги?еского единства выражают
разновидности волеизъявления, долженствования, предпо?тения одного действия
другому. Синоними?еские реплики-реакции имеют семанти?еский инвариант,
который вклю?ает компонент подтверждения, соответствия ('я это и делаю').
В зада?у исследования входило выявление средств выражения смысловых и
эмоциональных компонентов содержания реплик-реакций и типов взаимодействия
средств.
Исследуемые реплики-реакции в русском языке сопоставлялись с
соответствующими репликами-реакциями в английском языке, ?то позволило
выявить разли?ные и сходные явления в средствах выражения компонентов
зна?ения и в типах соотношения средств. Приведем анализируемые
синоними?еские ряды.

|- Садись заниматься! |- Be smart and start working! |
|синоними?еские реплики-реакции |синоними?еские реплики-реакции |
| ] ] ] ] ] ]2/4 ] ] ] ] ]2 | |
|- Я занимаюсь. (Занимаюсь я!) |- I'm \working. |
| ] ] ]2/4 | |
|= А я занимаюсь. |= But I'm /working. |
| ] ]1/2/4 | |
|= Я и занимаюсь. |= I \am |working. |
| ] ] ] ] ] ]1/2/4 | |
|= Я и так занимаюсь. |= Of \course I am |working. |
| ] ] ] 1/2 | |
|= Вот я и занимаюсь. | |
| ] ] ] 2/4 | |
|= Так я и занимаюсь. | |
| ] ] 2 ] ]2 | |
|= Да занимаюсь я, занимаюсь. | |
| ] ] 2 | |
|= Занимаюсь. |= I \am. |
| 3 ] ] ] ] ] ]1 | |
|= Именно это / я и делаю. |= /That's ?what I'm \doing. |
| ] ] ] 3 | |
|= А я разве (?то ли, думаешь, |= (And) do you (really) |think |
|по-твоему) не занимаюсь? |I'm ?not /working? |
| ] ] 2 |= |Don't you ?think I'm |
|= Неужели я не занимаюсь? |/working? |
| |= (And) you |think I'm ?not |
| |/working? |
| ] ]2 ] ] ] ] ] ]3 | |
|= А я разве (?то ли, думаешь, |= (And) you |think I'm /not? |
|по-твоему) / не занимаюсь? | |
| ]] 4 | |
|= А я ?то делаю? |= And |what do you ?think I'm |
| |\doing? |
| ] ] ] ] ] ]]2 | |
|= А кто не занимается? |= And |who is ?not \working? |
| ] ] ] ] ] ] ]2 ] ]2 | |
|= А кто / не занимается-то? |= And |who's \not? |

В результате анализа синоними?еских рядов реплик-реакций в русском и
английском языках были сделаны следующие основные выводы:
1. В русском языке наблюдается большая степень дифференциации зна?ения и
средств выражения зна?ения.
2. И в русском, и в английском языках в синоними?еский ряд входят
предложения, в формировании зна?ения которых активизируется роль лексико-
синтакси?еских средств (Именно это я и делаю. Of course I'm working).
Проведенный анализ позволяет утверждать, ?то тип взаимодействия средств,
при котором ведущую роль играет интонация, широко распространен как в
русском, так и английском языках. Сходным явлением является
смыслоразли?ительная роль места центра ИК, так как сходная оппозиция
существует и в английском языке. Ср.:
|- Выклю?и телевизор и занимайся! |- Он не приедет: занимается. |
|- А я разве не заним а3юсь? (= Я это и |- А я3 разве не занимаюсь? (= Я тоже|
|делаю) |занимаюсь) |
|- Do you |think I' m not /working? |- Do you |think \I' m not /working? |

В некоторых структурах английского языка эта оппозиция проводится более
последовательно, ?ем в русском (Аnd what do you think I'm doing).
В русском языке в состав ряда входят предложения, ведущую роль в
формировании зна?ения которых играют смысловые связи с предшествующей
репликой. Благодаря смысловой связи с предшествующей репликой
актуализируется зна?ение подтверждения и несогласия с обоснованием,
выражаемое ?ерез тождество ситуаций. Предложения выражают разные зна?ения и
входят в разные синоними?еские ряды.
Сравни:

| - Садись заниматься! |- Он не приедет: занимается. |
|- А я2 разве / не заним а3юсь? (= Я это |- А я2 разве / не занима3юсь? (= Я |
|и делаю.) |тоже занимаюсь. |
| |- Но приехал.) |

По нашим данным в английском языке интонационная выделенность слова внутри
предложения должна поддерживаться смысловой связью реплик, иными словами, в
английском языке интонационная выделенность подлежащего возможна при его
сопоставлении / противопоставлении с репликой-стимулом, ?то при смысловой
связи реплик волеизъявление - подтверждение не может быть актуализировано.
Однако и в английском языке есть предложения, в формировании зна?ения
которых активизируется роль смысловой связи. Это предложения без смыслового
глагола с отрицанием (And you think I'm not). Ср.:

|- Be smart and start working! |- He can't come. He's busy. |
|- And you |think I'm /not? (= I am |- And you |think I'm /not? (= I'm |
|working.) |busy too. But I came.) |

В сообщении содержатся и другие, более ?астные выводы, сделанные в
результате исследования.

Мифоритуальная семантика жан / души
Ж. М. Уматова
Казахский национальный университет имени аль-Фараби, Алматы (Казахстан)
umatova@rambler.ru
лексема, жан, душа, миф, семантика
Summary. In this paper are examined the mythological-ritualistic semantic
characteristics of the Kazakh lexical item zhan (life, spirit, soul) and
the closest Russian analogue, dusha. This cross-linguistic approach,
appealing to Slavic and Turkic mythology, enables us to tease apart
language-specific and universal aspects the semantic content of these
lexical items.


Духовный рост, повышение самосознания ли?ности на рубеже веков
способствуют активному функционированию лексемы душа. Важно проследить не
только лингвисти?ескую интерпретацию слова, но и культурно-истори?еское
понимание души. Наше исследование проводится сквозь призму славянской и
тюркской мифологии.
Мифы по-разному интерпретируют семантику души. Так, по украинским
поверьям, тело ведьмы остается бездыханным, пока душа, являясь людям в
разли?ных обликах, отбирает у коров молоко, похищает с неба звезды и т. п.
Люди, совмещающие в себе свойства реального ?еловека и не?истой силы
(колдуны, планетники и др.), по поверьям, имеют две души или у них нет
христианской души. В русских и украинских верованиях встре?ается
противопоставление души, присущей ?еловеку (муж?ине), и пара, заменяющего
душу животным, 'нехристям', иногда женщинам. У поляков и в южной России при
появлении бабо?ек у пламени све?и поминают умерших, молясь и называя их по
именам; известны также запреты убивать бабо?ек, приметы о них как о
предвестниках смерти и т. п.
Интерес представляет славяно-тюркское сопоставительное исследование
семантики лексемы душа. По представлению древних тюрков ?еловек из мира
теней (по Т. Омирзакову) переходит либо в нижний мир, либо в небесный мир
Т??iр. В Высшем мире душа становится аруахом, то есть приобщается к сонму
святых духов. В нижнем мире в худшем варианте - марту, демонам, а обы?но
душа после тяжелых испытаний в виде 'маристэ' / в современном произношении
'наристэ' /, т. е. душа младенца возвращается в мир людей. Из высшего
божественного мира аруах (ар + раух по этимологии А. Аманжолова) оказывает
влияние на жителей среднего мира, на потомков, вдохновляя или оберегая их.
Иногда аруах в огненном теле является перед людьми, наставляя их. В таком
слу?ае его называют пiр или перiште. Первое слово обозна?ает духовного
наставника, второе ( ангела. Таким образом, по анимисти?еским
древнетюркским воззрениям между тремя мирами существует непрерывная связь,
и душа ?еловека как бы по кругам странствует по путям, связующим эти миры
[1, 34-35].
Исследователи традиционного мировоззрения тюрков Южной Сибири указывают на
крайнюю сложность и комплексность представлений о том, ?то условно они
называют душой: мифопоэти?еское сознание наделяет вполне зримыми формами
физи?еские и эмоциональные состояния героя, его эти?еские характеристики.
Каждый из элементов ?елове?еского естества, подобно стихиям, слагающим
космос, наделяется автономным существованием, является необходимым
признаком жизни, ее средото?ием и, следовательно, вместилищем души. Это
относится к пуповине и последу, дающим жизнь младенцу; к глазам,
представляющим ?еловеку доказательства реальности его существования; к
волосам, воплощающим неодолимую силу роста; к большому пальцу как
отли?ительному признаку ?елове?еского рода, факти?ески тождественному
?еловеку в целом и т. д.
В ка?естве двойников души ?еловека выступают его телесные характеристики,
семантика которых далеко перерастает свое первона?альное или основное
зна?ение, ?то связано с психофизи?еским изоморфизмом. Наряду с кут в
тюркской мифологи?еской традиции можно выделить следующие зна?ения души в
единстве их физи?еской и психосоциальной семантики: '.соок (кости) и тын
(дыхание, ветерок)' тесно связаны с биологи?еской стороной бытия, это
своеобразная анатомия и физиология с то?ки зрения мифопоэти?еского
сознания, хотя дыхание непосредственно связано с ре?евой деятельностью, а
особенности костного строения проецируются в сферу ли?ностных ка?еств
?еловека. Подобные представления в традиционном мировоззрении казахов
сохранились лишь рудиментарно, в представлениях о трех душах употребляется
арабское жан: душе-крови, душе-дыхании, душе-мухе, то есть сознании,
внимании. В итоге можно прийти к выводу о неадекватности понятия душа для
анализа традиционных представлений.
Со времен древних тюрков сохранился обы?ай создавать и хранить в доме тул
(куклу) ( изображение умершего ?еловека, из его одежды и ли?ных вещей.
С?италось, ?то душа умершего поселяется в изображении его тела, и тулу
приносились жертвы, так ?то средневековые европейские путешественники
приходили к выводу об идолопоклонстве ко?евников [2, 29]. В современном
казахском языке семанти?еское поле корня тул / тол вклю?ает зна?ения,
связанные с представлениями об общем, целостном виде физиономии, фигуре
?еловека, о присущих кому-либо манере поведения, стиле, а также о смерти,
трауре, горе и рождении, родовых схватках и т. п.

[2, 65-66]. Поскольку представление об ул (доле тотема), несомненно,
содержит зна?ение смерти-рождения, то и семантика тул / тол непосредственно
связана с антропоморфизацией доли-судьбы ?еловека, который выступает как
умирающий и воскрешающий, но всегда неизменный двойник, заместитель
?еловека, внешне ему тождественный.
Исходя из вышесказанного, можно отметить то общее и разли?ное, ?то присуще
славянской и тюркской мифологии:
- в обеих религиях душа рождается дважды;
- душа является средото?ием внутренней жизни в ?еловеке;
- душа представляется в виде дыхания, ветерка;
- в славянской мифологии души умерших людей находятся в птицах, насекомых;
в тюркской мифологии души живых людей присутствуют в животных;
- душа в обеих религиях представляется мухой;
- как в русских, так и в казахских сказках душа пребывает вне тела
?еловека.
Вся совокупность социально-культурных особенностей жизни конкретного
народа, социума находит, естественно, свое выражение в семантике слов.
Казахская культура представляет наиболее ярко и завершенно тип шаманской,
ко?евой устной культуры, противоположной типу канони?еской оседлой культуры
народов Писания. Изу?ив специфику традиционной казахской и русской культур,
мы, анализируя фольклорные тексты мифо-ритуального содержания, представили
семантику и функционирование лексемы душа, сохранившиеся со времен
язы?ества.

Литература
1. Жаксылыков А. Ж. Философия всеединства и саморегуляция. Алматы, 1994.
2. Наурызбаева З. Ж. Мифоритуальные основания казахской культуры (на
материале фольклорных текстов): Дисс. . канд. филос. наук. Алматы, 1994.
Словообразовательная цепо?ка как объект сопоставительного анализа

(на материале русского и татарского языков)
В. Г. Фатхутдинова
Казанский государственный университет
favenera@mi.ru
словообразовательная цепо?ка, структурно-семанти?еская эквивалентность
Summary. The main aspects of comparative analysis of derivative 'chain' in
Russian and Tatar languages are studied in the report.


В современной дериватологии словообразовательная цепо?ка рассматривается
как комплексная единица словообразования, поскольку являет собой один из
способов объединения производных слов на основе корневой общности. Наряду
со словообразовательными парадигмами, словообразовательные цепо?ки
выступают важными структурными компонентами словообразовательного гнезда,
определяющими его мощность и глубину.

В самом общем виде под словообразовательной цепо?кой понимается ряд
однокоренных слов, находящихся в отношениях последовательной производности:
гора - гористый - гористость (А. Н. Тихонов, С. А. Тихонов).
Сопоставительное изу?ение словообразовательных цепо?ек в разли?ных языках
должно проводиться прежде всего в рамках аналити?еского системно-
структурного направления, для которого в первую о?ередь важен факт
формального развертывания данной словообразовательной структуры, ср.
'словообразовательная цепь - развернутое в обратном направлении в виде
отдельных слов многоморфемное производное' (О. И. Дащенко, А. Д. Зверев).
Следует отметить, ?то последовательная производность - это языковой
феномен особого рода, напрямую связанный с типологи?ескими особенностями
морфологи?еской системы языка. В словообразовательной цепи усложнение
словообразовательной структуры происходит за с?ет вклю?ения форманта
предшествующего звена в мотивирующую базу последующего звена, 'формант при
этом меняется за с?ет новых поступлений единиц из морфемного и
морфонологи?еского арсенала языка' (А. Г. Лыков). Если принять во внимание,
?то арсенал словообразовательных средств в разносистемных языках достато?но
специфи?ен, то можно предположить, ?то сопоставительный анализ
словообразовательных цепо?ек русского и татарского языков будет
свидетельствовать о структурном соответствии или несоответствии этих
единиц.
Проведенный сопоставительный анализ показал, ?то ?аще всего структурно-
семанти?ескими эквивалентами являются бинарные цепи, состоящие из двух
компонентов: ходить - ходок, йору - йору?е; яма - ямка, ?окыр - ?окыр?ык.
Однако, на наш взгляд, понятие бинарной словообразовательной цепо?ки отнюдь
не отражает суть самого явления, поскольку, соответствуя по своей структуре
словообразовательной паре, данные единицы просто подтверждают нали?ие или
отсутствие словообразовательного процесса, следовательно, их сравнительный
анализ не дает нам полного представления о словообразовательной цепо?ке как
универсальном элементе словообразовательной системы.
Что касается полинарных цепо?ек, состоящих их трех и более слов, то
степень их эквивалентности в двух языках уменьшается в зависимости от
увели?ения коли?ества звеньев: весна - весенний - по-весеннему, яз - язгы -
язгы?а; прямой - выпрямить - выпрямиться, туры - турайту - (тураю); хороший
- хорошо - хорошенько - хорошене?ко, яхшы - (яхшы) - яхшылап - (яхшылап).
Словообразовательная цепо?ка наглядно отражает не только формальные, но и
семанти?еские приращения в акте словообразования. Поэтому при
сопоставительном описании словообразовательных цепо?ек наряду с фиксацией
формальных показателей каждого деривационного шага, большое зна?ение
уделяется выявлению семанти?еских усложнений и приращений во вновь
образованном слове. Анализ семанти?еской структуры словообразовательных
цепо?ек и, в ?астности, всех типов переносных зна?ений, возникающих в ее
звеньях на определенной ступени деривации, дает нам представление о
развитии полисемии в производных словах как лексемах особого рода. Как
правило, такого рода семанти?еские сдвиги нарушают структурно-семанти?ескую
эквивалентность словообразовательных цепо?ек в целом: брать - избрать -
избирать - избиратель - избирательница, алу - сайлау - (сайлау) - сайлау?ы
- (-); быть - прибыть - прибывать - прибытие - неприбытие, булу - килу -
(килу) - (килу) - килмэу; ?ерный - ?ернить - о?ернить - о?ернительство,
кара - карайту - кара (яла) ягу (букв. 'оболгать').
Понимание словообразовательной цепо?ки как линейного развертывания
деривационного акта предполагает также и поиски ответа на вопрос, по?ему та
или иная корневая морфема (мотивационная база) так про?но удерживается в
языковом сознании, несмотря на нали?ие в языке других способов номинации,
?то обращает нас в область ономасиологии и - шире - когнитивной
лингвистики.
При сопоставлении словообразовательных цепо?ек русского и татарского
языков нами выявлены факты, когда отсутствие структурно-семанти?еского
соответствия между их звеньями объясняется не только специфи?еским набором
деривационных средств, но и идиоэтни?еским характером номинации того или
иного объекта действительности: кара (?ерный) - карабодай (гре?ка, букв.
'?ерная пшеница'); кара (?ерный) - карабурек (снегирь, букв. '?ерная
шапо?ка'). Так, от слова хлеб в русском языке образуются следующие группы
последовательно производных номинаций, не имеющие в татарском языке
адекватного структурно-семанти?еского соответствия: хлеб (икмэк) - хлебосол
(кунак?ыл кеше, букв. 'любящий гостей') - хлебосольство (кунак?ыллык, букв.
'гостеприимство'); хлеб - нахлебник (эрэмтамак, букв. 'лишний рот') -
нахлебница; ср. в татарском: икмэк (хлеб) - икмэктер (ей-богу, букв.
'клянусь хлебом'). В татарском языке от ?ислительного ике (два) образуется
словообразовательная цепо?ка, семанти?еская структура которой отли?ается
национально-специфи?еским своеобразием: ике (два) - икелэну (колебаться,
сомневаться) - икелэну?эн (нерешительный, склонный к сомнениям) -
икелэну?энлек (нерешительность, неуверенность), ср. в русском языке: два -
двойня (игезэклэр - близнецы) - двойняшка (игезэк - близнец); два -
двужильный (?ыдам, нык, таза, ко?ле, букв. 'способный выдержать, крепкий,
здоровый, сильный').
Таким образом, сопоставительный анализ словообразовательных цепо?ек в
русском и татарском языках позволяет утверждать, ?то последовательная
производность является универсальным свойством словообразовательной
системы, наглядно отражающим основные тенденции ее развития. Кроме того,
структурно-семанти?еская эквивалентность и неэквивалентность данных единиц
свидетельствует как об общем, так и специфи?еском характере деривационных
средств в способах номинации окружающей действительности.
Косвенные способы выражения содержания

в английском языке в сопоставлении с русским
М. М. Филиппова
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова
philippova_marga@mail.ru
косвенное выражение смысла; неоднозна?ность; недосказанность
Summary. The subject of expressing indirect content in English and in
Russian deserves attention for cultural reasons. The speech of the British
seems to be notorious for its hidden and implied meanings, circumlocution,
periphrasis, ambiguity, roundabout expressions, evasive talk, equivocation,
vague and hazy meanings, enigmatic and cryptic ones, understatement and its
varieties meiosis and litotes, double talk, euphemisms, irony and sarcasm,
etc. In contrast to that, American speakers are believed to be fond of and
to set great store by putting the intended meaning into words directly,
they value such personal characteristics as plain speaking, straightforward
and unequivocal speech, sincere and candid formulation of one's intentions.
If we try to generalize very widely and single out the best-loved and most
favoured means of verbalizing meanings, the impression is that speakers of
Russian en masse are inclined towards the more unambiguously and precisely
expressed content, i. e. they prefer explicitness.


Данная тема объясняется изменившимися условиями межли?ностного общения
представителей русской культуры и тех, в которых основным является
английский язык. Исходя из базовых языковых функций, можно сказать, ?то на
уровне межли?ностного общения на первый план выходит не функция сообщения,
а функции общения и воздействия.
Внимание в данной работе сосредото?ено на функционировании единиц,
передающих смысл косвенными средствами, определенных языковых
(морфологи?еских, синтакси?еских, стилисти?еских и про?их) приемов,
являющихся реальными эффективными инструментами коммуникации, отражающими
основные категориальные признаки ре?евого поведения британских и
американских носителей языка в сопоставлении с русскими.
Разли?ия между носителями двух диатопи?еских разновидностей английского
языка следующие: с?итается, ?то для представителей британской культуры
наиболее характерны уклон?ивость, иносказание, парафраза, расплыв?атый
смысл, двусмысленность, неоднозна?ность, эвфемизация ре?и, недосказанность
и недоговоренность и их более узкая разновидность мейосис, а также ирония и
сарказм.
Для американских же носителей английского языка, по крайней мере внешне,
характерна (и высоко ценится в американской культуре) прямота выражения
мысли, ?то обусловлено другими требованиями к общению в данном
социокультурном сообществе, где вследствие определенной межнациональной и
социо- и геополити?еской ситуации наиболее выигрышными оказывались
открытая, ?естная игра, открытое, ?естное партнерство и другие ли?ные
ка?ества такого же рода. В отли?ие от этого, британский менталитет, как
предполагают исследователи, сформировался, в ?астности, во времена
Британской империи благодаря долгому общению подданных Великобритании со
странами Азии, с представителями восто?ных культур, в которых ценятся такие
ка?ества, как многословие, велере?ивость, цветистость ре?и, непрямое
обещание, намек, имплицитное выражение смысла.
Если попытаться гипотети?ески обобщить наиболее излюбленные способы
выражения смысла, то создается впе?атление, ?то в массе своей носители
русского языка предпо?итают эксплицитное выражение смысла, в то время как
британские носители английского языка склонны скорее к имплицитности.
Существует предположение, ?то на большую утон?енность, рафинированность и
даже некоторую изощренность выражения зна?ений в британском английском, где
?асто используется косвенная референция, могла повлиять также и
осведомленность широких слоев населения в области психологи?еских знаний.
Например, если в русском языке выражение 'косвенное внушение' является
специальным психологи?еским термином, со смыслом которого знакомы в
основном профессиональные психологи, то в английском языке эквивалентное
ему выражение 'indirect suggestion' является ?астью общеупотребительного
словарного запаса, со смыслом которого знакомы все грамотные носители
языка. Этот факт также может служить свидетельством широкого
распространения переда?и смысла косвенными способами.
Пытаясь понять роль косвенных способов выражения смысла, в ?астности таких
приемов, как ирония и сарказм, в ряду других ценностных социокультурных
составляющих английского менталитета, небезынтересно обратиться к тому, как
о них судят сами носители этой культуры. Так, например, в книге 'Жизнь и
как в ней уцелеть' один из ее авторов Д. Клиз, сравнивая американскую и
британскую культуры, говорит, ?то американцы не любят сложности и
противоре?ия; скрытый смысл любого рода, косвенные намеки, иносказания,
уклон?ивость вызывают у них неловкость. К двусмысленности и парадоксам
американцы не просто испытывают неприязнь и недоверие, они воспринимают их
как вредные. Д. Клиз с?итает, ?то для американцев отсутствие прямоты и
недвусмысленности - это табу.
Что касается англи?ан, то Д. Клиз с?итает это единственным, ?то полу?ается
у них хорошо. Они наслаждаются дистанцирующими ('отстраняющими') приемами в
общении - говорят странными, потешными, ?удными голосами, произносят все
как бы в кавы?ках, используют намеки и аллюзии, говорят неполными,
незавершенными предложениями и прежде всего используют иронию. Простая,
прямая, недвусмысленная ре?ь воспринимается как тревожный сигнал и дурной
тон - как своего рода мещанство и филистерство.
У американцев, в отли?ие от англи?ан, ирония вызывает ?увство неловкости.
Они оказываются в полном недоумении, заходят в тупик, теряются и не знают,
?то делать, когда используется ирония. Грубо говоря, отме?ает Д. Клиз, она
вызывает у них панику.
Как видим, взаимодействие цивилизаций в слу?ае британских и американских
социокультурных и психолингвисти?еских установок привели к совершенно
разли?ным результатам. Представляется, ?то разли?ные вышеупомянутые
элементы непрямого дискурса можно с?итать составляющими фундаментальных
ре?евых особенностей естественных носителей британского варианта
английского языка.
Для данной темы немаловажно также то, ?то в русском языке слова
'недосказанность' и 'недоговоренность' являются просто общеупотребительными
словами, в то время как в английском соответствующее им слово
understatement употребляется как термин для обозна?ения явления, широко
распространенного в английской ре?и. В пособиях по английскому языку, в
справо?никах и словарях это слово используется наряду с нау?ным
филологи?еским словом 'мейосис'. Э. Партридж в своем популярном словаре-
справо?нике 'Использование языка и злоупотребление им. Путеводитель по
правильной ре?и на английском языке' называет understatement вели?айшей
добродетелью англи?анина ('the supreme virtue of an Englishman'). Он
предупреждает, однако, ?то если в ре?и недоговоренность, недовыраженность
смысла в общем и целом действительно положительно характеризуют говорящего,
то в письменных произведениях они с легкостью могут вводить ?итателя в
заблуждение. Заклю?ительный совет Э. Партриджа: не злоупотребляйте
британской сдержанностью и английским мейосисом.
На важность, распространенность и зна?имость мейосиса как языкового
явления в британском варианте английского языка указывает тот факт, ?то
мейосис неизменно упоминается в разли?ных пособиях, справо?никах и
словарях, посвященных правильности английской ре?и (приме?ательно, ?то это
понятие отсутствует даже в специальных литературовед?еских справо?никах и
словарях российского издания, авторы которых, по-видимому, с?итают вполне
достато?ным объяснить и проиллюстрировать понятие литоты).
При сравнении двух языков становится понятно следующее: с одной стороны,
существуют синтакси?еские конструкции типа 'didn't half swear' ('даже
наполовину не матерился', то есть матерился ?удовищно, нисколько не
стесняясь в выражениях), которые Г. Фаулер, приводя пример мейосиса,
квалифицирует как 'странным образом инвертированную гиперболу', и которые
характерны только для одного языка, но не встре?аются в другом. С другой
стороны, как для русского, так и для английского языка характерны слу?аи
ритори?еского употребления многократного отрицания в пределах одного и того
же предложения типа 'Не следует думать, ?то не бывает слу?аев, когда
забастовка не окажется оправданной' или 'Я не могу не пойти', в которых
благодаря двойному отрицанию передаются довольно важные оттенки зна?ения.
При обсуждении данной темы существенно то, ?то двойное отрицание с?итается
недопустимым в стандартном английском, т. е. в литературной разновидности
английского языка. В отли?ие от русского языка, в котором в одном, при?ем
достато?но простом по своей синтакси?еской структуре предложении могут
встре?аться несколько отрицательных граммати?еских форм и лекси?еских
единиц одновременно ('В наших магазинах никогда ни?его не найдешь'),
предложение в английском языке (если оно принадлежит к литературной норме)
может содержать только одно отрицание, которое придает отрицательную
окрашенность всему его лекси?ескому составу ('You can never find anything
in our department stores when shopping').
Как для того, так и для другого языка достато?но характерны структуры с
двойным отрицанием, которые соответствуют определению литоты и смысл
которых не вполне от?етливо укладывается в утвердительный либо
отрицательный: 'Will he arrive by tomorrow?' - 'It's not impossible' ('Он
прибудет к завтрашнему дню?' - 'Это не исклю?ено'); 'What's she like?' -
'She's not unattractive' ('Как она выглядит?' - 'Она не выглядит
отталкивающей'); 'Is it a reliable car?' - 'It's not unreliable' ('Это
надежная машина?' - 'Ее нельзя назвать ненадежной'); 'Does he preach
interesting sermons?' - 'They aren't uninteresting' ('А интересны ли те
проповеди, которые он ?итает?' - 'Они небезынтересны').
Таким образом, вопрос о косвенных способах выражения содержания в
английском языке в сопоставлении с русским требует дальнейшего тщательного
рассмотрения.
Теорети?еские проблемы описания порядка слов

в функционально-сопоставительном аспекте
В. П. Щаднева
Тартуский университет (Эстония)
veeradm48@yahoo.com
порядок слов, функции, лингвисти?еская терминология, дискурс,
сопоставительный аспект
Summary. Тhis report deals with the problems of the theoretical
comprehension of a word order in Russian. The terminological problems are
decided from the point of view of polyfunctionality of a word order, of
comparative aspect and semantic models of the simple sentence. Such
approach allows to specify concept 'the free order of words'.


1. В современной лингвистике противопоставление структурно-граммати?еской
и коммуникативной (актуальной) структур предложения заменяется объединением
в одно целое разли?ных сторон основной синтакси?еской единицы. Выделение в
синтаксисе трех аспектов - формального, семанти?еского и актуального -
создает сложную, но единую картину трехаспектного явления - предложения,
смысл которого сей?ас оценивается не как сумма зна?ений составляющих его
слов, а как некое особое образование, имеющее собственную организацию.
Одним из компонентов этой организации является порядок слов, который в
русском языке выполняет целый ряд функций. Накопленные в лингвистике
представления об особой зна?имости словорасположения, о его функциях,
нацеленных на выражение как объективного, так и субъективного на?ал [1],
[3] (и др.), представлены в таблице.

|Функции порядка слов |
|1. Коммуникативная|2. |3. |4. Стилисти?еская |
| |Формально-граммати|Семантико-смыслова| |
| |?еская |я | |
|Актуализ|Актуализ|Формализ|Формализ|Указываю|Устраняю|Функцион|Эмоциона|
|ирующая |ирующе-с|ующая |ующая |щая |щая |ально-ст|льно-экс|
| |вязующая|отношени|отношени|последов|двусмысл|илевая |прессивн|
| |(в |я в |я в |ательнос|енность | |ая |
| |дискурсе|словосо?|предложе|ть | | | |
| |) |етании |нии |объектов| | | |
2. Изу?ение порядка слов имеет как теорети?ескую, так и практи?ескую
зна?имость, поскольку словорасположение а) является одним из средств
экспликации смысла в семантике предложения [2], б) непосредственно связано
с закономерностями текстообразования и в) национально специфи?но. Нарушение
норм в области порядка слов способно легко обнаружить, ?то данный язык - не
родной для говорящего. Поэтому для лингвисти?еской теории ?резвы?айно
полезно рассмотрение языковых феноменов русского языка на фоне языковых
фактов иных языков. Сопоставление с другими языками вынуждает крити?ески
относиться к тезису об абсолютно 'свободном' порядке слов, тем более ?то
неспециалисты воспринимают это утверждение как признание бессистемности в
области русского словорасположения.
3. Относительная свобода размещения компонентов лексико-граммати?еского
состава предложения - в той или иной линейной последовательности -
объясняется полифункциональностью порядка слов в русском языке и нали?ием в
нем форм словоизменения. Однако в других языках, обладающих сходными
?ертами, словорасположение может быть иным. Например, эстонскому, который
тоже нельзя назвать языком с фиксированным порядком слов, свойственны 1)
препозиция генитивного определения (в отли?ие от его постпозиции в
русском), 2) тенденция к 'охвату' второстепенных ?ленов компонентами
составного сказуемого (в отли?ие от преимущественно контактного
расположения его граммати?еской и вещественной ?асти в русском) и т. п. Все
эти отли?ия приводят к межъязыковой интерференции.
4. Абсолютизация тезиса о свободе словорасположения неприемлема и в
русской аудитории, особенно в школьной практике, т. к. это провоцирует
серьезные логико-синтакси?еские ошибки в письменной ре?и. В мифе о
свободном порядке слов в русском языке игнорируется тот факт, ?то в
конкретном дискурсе (тексте) реальное предложение может иметь достато?но
определенный порядок размещения темати?еских и ремати?еских элементов, а
изменение словопорядка может привести к нарушению постулата связности. А
это озна?ает, ?то и с текстовых позиций размещение слов абсолютно
произвольным признать нельзя.
5. В русском языке использование порядка слов в семантико-смысловой
функции (для описания денотативных ситуаций) является периферийным.
Основные функции словорасположения - коммуникативная (актуализирующая),
граммати?еская и стилисти?еская - осуществляются в рамках соответствующих
парадигм. Поэтому русский порядок слов то?нее было бы называть не
свободным, а подвижным (разли?ающим ?лены парадигмы) - по аналогии с
понятием подвижного ударения в акцентологии [4]. Определение 'подвижный' не
меняет радикальным образом существующих представлений о порядке слов,
однако лу?ше соответствует функциональным характеристикам русского
словорасположения.
6. Отме?енная полифункциональность еще не нашла адекватного отражения в
понятийно-терминологи?еском аппарате, который используется в данной сфере
нау?ного знания. Обсуждение порядка слов затрагивает ряд взаимосвязанных,
но содержательно разли?ающихся понятий: а) свободный (нефиксированный) /
несвободный (фиксированный) порядок слов, б) прямой / непрямой (обратный)
порядок слов, в) экспрессивный (стилисти?ески маркированный) /
неэкспрессивный (стилисти?ески нейтральный) порядок слов. Смешивать эти
пары неправомерно уже в силу того, ?то они обладают разной зна?имостью -
или формально-структурной, или семантико-стилисти?еской - поэтому
содержание пере?исленных терминов нуждается в уто?нении. Для нау?ного
обсуждения предлагается представленная в схеме система бинарных оппозиций и
возможности их реализации.

















Литература
1. Гак В. Г. Порядок слов. Большой энциклопеди?еский словарь. М., 1998.
2. Золотова Г. А., Онипенко Н. К., Сидорова М. Ю. Коммуникативная
грамматика русского языка. М., 1998.


3. Ковтунова И. И. Современный русский язык. Порядок слов и актуальное
?ленение предложения. М., 1976.
4. Матусеви? М. И. Современный русский язык. Фонетика. М., 1976, С. 226-
227.
Вариативный ряд этикетных конструкций приветствия

в ситуации абсолютного на?ала диалога в русском и шведском языках
Е. А. Эйлотт (Мельни?енко)
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова
elena.aylott@bredband.net
фати?еская функция языка, интонация, вариативный ряд конструкций,
сопоставительный анализ
Summary. A good knowledge of Russian-language grammar can't save a Swede
from getting into awkward situations in communication with Russians.
Something as simple as maintaining a contact with a Russian person and
usage of Russian greeting phrases can become a problem for a Swede, leading
to misunderstanding. This is because such variables as register parameters
of greeting phrases, spheres of communication, intonation patterns and
specific features of national communication are not considered.


1. Цель доклада, метод и материал исследования
В языке любого народа присутствует особый механизм контактоустанавливающих
средств, в которых полу?ает реализацию фати?еская (т. е. направленная на
контакт) функция языка. Особую систему фати?еских конструкций составляют
этикетные приветствия, которые не совпадают в разли?ных языках.
Цель данного доклада заклю?ается в сопоставительном описании систем
фати?еских этикетных конструкций приветствия, использующихся носителями
русского и шведского языков при вступлении в визуальный контакт со
знакомыми людьми.
При выполнении данного сопоставления мы пользовались методом
коммуникативного анализа, основы которого были заложены в исследованиях
Е. А. Брызгуновой и полу?или свое продолжение в трудах М. Г. Безяевой.
Доклад строится на выявлении вариативных рядов русских и шведских этикетных
конструкций приветствия (в т. ?. их разговорных форм), а также на анализе
при?ин отбора языковых средств, их формирующих. Каждая конструкция данного
вариативного ряда представляет собой единицу коммуникативного уровня,
которая обладает 1) особенностью коммуникативного зна?ения, 2) разли?ным
типом соотношения дифференциальных средств разных уровней языка, 3)
спецификой средств и регистров общения [1, 13-14].
Под регистровыми параметрами мы понимает некоторые социальные отношения
между говорящим (Г) и слушающим (С), полу?ающие отражение в языковых
структурах. В ситуации вступления в визуальный контакт со знакомыми людьми
важную роль играют такие регистровые параметры, как 1) узко понимаемая
социальная иерархия, 2) степень знакомства, ли?ной близости коммуникантов,
3) возраст, 4) пол. Отдельного внимания заслуживает параметр вежливости,
этикетности.
Кроме того, на выбор той или иной русской или шведской этикетной
конструкции приветствия в ситуации вступления в визуальный контакт со
знакомым ?еловеком оказывают влияние сферы общения, в которых конструкции
употребляются: важным является противопоставление по официальности /
неофициальности.
Сопоставительный анализ систем фати?еских этикетных конструкций
приветствия в русском и шведском языке проводился на материале зву?ащей
ре?и: диалогов из русских и шведских кинофильмов, данных полевых
исследований, выборо?ных интервью. Также применялся метод анкетирования.
2. Основная ?асть доклада
В основной ?асти доклада рассматриваются вариативные ряды русских и
шведских фати?еских конструкций приветствия. РЯ: доброе утро, с добрым
утром, добрый день, добрый ве?ер, здравствуйте, [здрбс'т'ь], здравствуй,
привет, приветик, приветушки, здорово, салют, хелло, хай, приветствую (все
конструкции), Иван Иваны?у. ШЯ: god morgon, morgon, morsning (morsning
korsning), god dag, god fцrmiddag, god middag, god kvдll, god afton, hej,
hej pе dig, hejsan, tjena, tjenare, tjamors, tjamoss, tjenixen, tja, hallе,
tjabba, salut, tjao, hello, hi [haj].
1. Разбор русских и шведских структур по регистровым параметрам. Нали?ие
нейтральной конструкции приветствия hej в шведском языке и отсутствие
нейтрального приветствия в русском языке.
2. Роль интонации при употреблении этикетных конструкций приветствия в
русском и шведском языках. Эмоциональные отенки зна?ения.
3. Функция дублирования одной и той же этикетной конструкции приветствия в
русском и шведском языках (привет-привет, hej-hej).
3. Выводы
1. Русские и шведские этикетные конструкции приветствия отли?аются разным
набором регистровых параметров. Вопрос о соответствиях. Ослабление
параметра пола в русском языке.
2. Шведский вариативный ряд этикетных конструкций приветствия
характеризуется нали?ием нейтрального приветствия hej, которое может
употребляться в любой ситуации встре?и и характеризуется набором
немаркированных признаков (параметров). В русском языке подобная
нейтральная этикетная конструкция приветствия не представлена. Данное
положение дел связано со спецификой использования ли?ных имен в русском и
шведском языках. Анализ другой ситуации вступления в контакт (по телефону)
показал, ?то в Швеции в ка?естве ответа на телефонный звонок используется,
в ?астности, имя поднявшего трубку. В России подобная реакция на телефонный
звонок (называние имени) невозможна. У нас отсутствует 'нейтральное
именование', и мы представляемся разными формами имени, по имени-от?еству
или фамилии в зависимости от того, в какой ситуации и с кем мы
разговариваем (у?итывается возраст, социальное положение собеседника).
Русскому ?еловеку трудно назвать себя по телефону, т. к. при ответе на
телефонный звонок еще не известно, кто именно будет его собеседником.
Ситуация вступления в контакт по телефону как нельзя лу?ше демонстрирует
нали?ие в шведском языке и отсутствие в русском 'нейтрального имени'
говорящего (собеседник неизвестен). Таким образом, отсутствие нейтрального
приветствия в русском языке связано с отсутствием 'нейтрального имени'.
Выбор русских конструкций вступления в контакт изна?ально подразумевает
иерархи?еские отношения между Г и С. Все попытки нарушить данную иерархию
отношений вызывают недоумение и могут привести к конфликту между
коммуникантами.
3. Использование шведского нейтрального приветствия hej при прощании.
Тенденция к расширению сферы употребления русского привет.

Литература
1. Безяева М. Г. Семантика коммуникативного уровня зву?ащего языка. М.,
2002.
2. Брызгунова Е. А. Звуки и интонация русской ре?и. М., 1969.
3. Liljestrand B. Talsprеk och prosadialog. Tre specialstudier. Umeе
universitet, 1987.
Словообразовательные гнезда как лекси?еские микросистемы

в русском, украинском и польском языках
Н. А. Ярошенко
Донецкий национальный университет (Украина)
nyaroshenko@yandex.ru
словообразовательное гнездо, славянские языки, сопоставительный метод,
лексика
Summary. The report deals with the comparative analysis of word-forming
families of words in Slavonic languages. The role of these complex word-
forming units in the lexical system is considered. The common and
characteristic features of word-forming families of words with basic verbs
sazhat', sadyty and sadzhicz in Russian, Ukrainian and Polish languages of
the 19th - 20th centuries have been established.
Словообразовательное гнездо (далее СГ) в силу своих особенностей,
обусловленных промежуто?ным характером словообразовательного уровня в
целом, представляет собой место пересе?ения ряда дискуссионных проблем
лексикологии и грамматики. В самой природе СГ заложена возможность
рассматривать соотношение отдельного слова и гнезда, ?то 'позволяет
заметить явную аналогию между словом и гнездом' [1, 43].
Данная аналогия, как представляется, имеет методологи?еское зна?ение,
буду?и важнейшей при?иной существования разнообразных подходов к изу?ению
СГ. По сути, в исследовании СГ выделяется весь тот спектр аспектов и
проблем, который встает перед лингвистом, когда объектом его изысканий
является слово как таковое. Как известно, с помощью языка и в первую
о?ередь слова осуществляется накопление и переда?а знаний об окружающем
мире. По словам Т. И. Вендиной, словообразовательный акт может быть
рассмотрен как один из 'способов дискретизации универсума' [2], как процесс
познания и интерпретации мира ?еловеком. При этом важен не только выбор
фрагмента действительности в ка?естве озна?аемого, но и 'выбор
словообразовательно маркируемых категорий также носит системный характер,
давая представление о мировидении, миро?увствовании и миросозерцании народа
[2, 27]. Номинация в целом и словообразование в ?астности представляют
собой сознательный процесс квантирования действительности, в котором слиты
воедино гносеологи?еский и аксиологи?еский моменты. Познавая мир, ?еловек
одновременно оценивает его на основании определенных критериев - 'именно
этим обстоятельством объясняется, по-видимому, факт селективности
словообразования' [2, 29]. Поскольку СГ содержит в своей структуре в
ка?естве элементарной составляющей ?асти слово / лексему, то данная
комплексная единица словообразования может рассматриваться также как
лекси?еская микросистема, обладающая когнитивной зна?имостью. Объединяя
вокруг базового слова (слов) на основании последовательной синхронной
производности блоки дериватов, СГ тем самым системно репрезентируют
'определенные пласты ?елове?еского опыта, совокупность знаний о данном
предмете или явлении во всех его связях и отношениях' [3, 71].
Одним из актуальных и малоапробированных направлений современной
славянской дериватологии является сопоставление словообразовательных систем
славянских языков на уровне разноаспектного сравнительно-типологи?еского
анализа СГ' [3, 70]; [4, 15]. Предметом нашего исследования являются
структурно-семанти?еские особенности СГ с вершинами сажать, садити и sadzic
в русском, украинском и польском языках ХIХ-ХХ вв.
Сравнение морфонологи?еских, структурных, семанти?еских, лекси?еских,
стилисти?еских и собственно словообразовательных показателей анализируемых
СГ позволяет выявить как общие, так и специфи?еские принципы организации
комплексных единиц словообразования в разли?ных языках. Относительно
изу?ения СГ как одного из способов системной организации лексики данное
соотношение общего и индивидуального в первую о?ередь обусловлено тем, ?то,
с одной стороны, каждый язык по-своему ?ленит мир, а с другой стороны,
существуют определенные универсалии разли?ных типов. Отметим, ?то
эффективность сравнительно-типологи?еского изу?ения СГ возрастает за с?ет
того, ?то для каждого рассматриваемого языка осуществляется построение
'макрогнезд' (в терминологии Л. П. Борисовой) [5, 2] с у?етом
территориально- и социально-диалектных компонентов.
В русском, украинском и польском языках выделяются двух- (глаголы сажать,
садить), ?етырех- (садити, саджати, садовити и сажати) и трехвершинные
(sadzic, sadzac и sadowic) гнезда соответственно. Во всех трех языках
представлены многовершинные СГ, однако уже на уровне базовых слов можно
говорить о ряде отли?ий. 1. Праславянские глаголы *saditi и *sadjati по-
разному (ка?ественно и коли?ественно) лекси?ески реализованы в современных
славянских языках. 2. Весьма зна?ительна амплитуда ЛСВ в семанти?еских
структурах базовых слов рассматриваемых СГ. 3. Разли?ны критерии при
разграни?ении дополнительной и основных вершин данных СГ: для русского
языка ведущую роль играет стилисти?еский критерий, а для украинского и
польского - семанти?еский. 4. Данные СГ по-разному (в разли?ном объеме)
пересекаются с соответствующими СГ в рамках лекси?еских гнезд. При этом во
всех трех языках дополнительные вершины проявляют семанти?ескую
тождественность с основной вершиной (сажать, садити, sadzic) на уровне семы
'растительный мир'. В семанти?еской структуре как вершин, так и всех
производных СГ глаголов сажать, садити и sadzic в русском, украинском и
польском языках ХIХ-ХХ вв. ?етко выделяются группы зна?ений, которые
соотносятся со следующими семанти?ескими сферами: 1) ?еловек: физи?еский
мир; психи?еский мир; социальные отношения; 2) растительный мир; 3)
животный мир. Однако для каждого СГ при общности данных семанти?еских зон и
определенных концептов характерен, между тем, не только индивидуальный
процесс семанти?еских соотношений производящих и производных слов, путей
модификации семантики производного относительно производящего, но каждому
СГ как лекси?еской микросистеме присущ также специфи?еский набор и объем
подгнезд, подгрупп в рамках каждой из выделенных семанти?еских сфер.
Материал анализируемых СГ позволяет утверждать, ?то каждый язык в
словообразовательном акте объективирует зна?имые для его носителей признаки
и свойства действительности, при этом для СГ, вершины которых
этимологи?ески родственны, многие из данных мотивационных признаков
оказываются общими.

Литература
1. Альтман И. В. Гнездо и слово // Проблемы структурной лингвистики 1984.
М., 1988. С. 43-52.
2. Вендина Т. И. Словообразование как способ дискретизации универсума //
Вопросы языкознания. 1999. ? 2. С. 27-49.
3. Петрухина Е. В. Новые пути изу?ения словообразования славянских языков
(Рец.) // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. 2000. Т. 59. ? 6. С.
70-74.
4. Тихонов А. Н. Состояние нау?ной разработки гнезда и перспективы его
исследования // Актуальные проблемы русского словообразования. Елец, 2001.
С. 10-12.
5. Борисова Л. П. Развитие словообразовательных гнезд с синоними?ными
исходными словами (на материале гнезд с вершинами питать и кормить).
Автореф. дис. . канд. филол. наук. Киев, 1990.

-----------------------
нейтральный

порядок слов

в инвариантных моделях

с обратным порядком слов

в инвариантных моделях

с прямым порядком слов

обратный

порядок слов

прямой

порядок слов

в ре?евых реализациях моделей

с обратным порядком слов

экспрессивный порядок слов

в ре?евых реализациях

моделей с прямым порядком слов