Закрывается то один провинциальный журнал, то другой - исчезают с карты России островки духовности и образования, наконец, исторической памяти народа. "Подъем" является именно одним из таких островков, к счастью, уцелевших, который собирает мыслящих людей, людей неравнодушных, болеющих за русский язык и вековые традиции нашей страны.

СЫНЫ ОТЕЧЕСТВА

Татьяна Пухова

ПОЭТ СЛАВЯНСКОЙ СТАРИНЫ

(К 175-летию А. Н. Афанасьева)

Имя Александра Николаевича Афанасьева известно многим. Каждый русский человек слышал в раннем детстве тихие и размеренные слова народных русских сказок, изданных А. Н. Афанасьевым, каждый пишущий и изучающую родную словесность обращается к его удивительному по замыслу и объему собранного материала труду - “Поэтическим воззрениям славян на природу”, к сборнику “Народные русские легенды”.

Воронежский край, богатый самобытными, яркими именами поэтов, писателей и художников, вправе гордиться таким своим сыном. Не случайно самые живописные места Воронежской губернии - Богучарский и Бобровские уезды, расположенные по берегам Дона и Битюга, стали родиной будущего ученого.

Биография А. Н. Афанасьева дает нам ряд примеров, в которых наиболее ярко проявились такие черты его характера, как независимость, нетерпимость к насилию, самодурству, унижению личности, а также воля и стремление к учебе, всепоглощающая любовь к книге.

А. Н. Афанасьев родился 11 июля 1826 года в городке Богучар Воронежской губернии в семье уездного стряпчего. Вскоре семья переехала в уездный город Бобров. Александр Николаевич рано потерял мать, но отец сделал все возможное для воспитания сына. “Отец мой, хотя сам был воспитан на медные деньги, но уважал образование в других, - писал А. Н. Афанасьев в воспоминаниях. - Такое уважение, кажется, наследовал он от деда, который был членом библейского общества и от которого осталась довольно порядочная по тому времени библиотека, составленная из русских книг; между ними больше всего было переводных романов, но попадались и книги серьезные, исторического и мистического содержания. Отец также любил чтение и постоянно выписывал лучшие журналы”. Семья Афанасьева пользовалась заслуженным авторитетом. К отцу постоянно обращались за юридическими советами. Удивительно, как смог он, имея небольшие средства, дать прекрасное, “полное” образование четырем сыновьям, а трех дочерей воспитывать в московском пансионе.

Любовь к книге перенял маленький Саша от деда и отца: “Пользуясь дедовской библиотекой, я рано, с самых нежных детских лет, начал читать, и как теперь помню, бывало, тайком от отца (мать моя умерла очень рано) уйдешь на мезонин, где помещались шкапы с книгами, и зимою в нетопленной комнате, дрожа от холода, с жадностью читаешь какого-нибудь “Старика везде и нигде”, “Мальчика у ручья” Коцебу, “Разбойника поневоле”. Такого полного наслаждения не испытывал я после, даже читая действительно художественные произведения. Что нравилось в этих книгах, сказать не легко; но с каким тревожным чувством следил я тогда за судьбой героя, как страдал и как радовался за него; его горести и счастье я прочувствовал вполне, и эта тревога чувств, так сильно волновавшая, имела какую-то неизъяснимую прелесть”.

Эти слова уже сложившегося ученого раскрывают нам, как шел процесс формирования Афанасьева-читателя. Любовь и уважение к книге он пронесет через всю жизнь, а его личная библиотека будет известна на всю Москву, любовь к книге будет руководить им и при подготовке сборников сказок - кропотливом, тщательном труде.

Но пристрастие к чтению подготавливалось еще в раннем детстве, когда ему доводилось слушать сказки: “Чтение это сменило для меня сказки, которые, бывало, с таким же наслаждением и трепетом слушал я прежде, зимой по вечерам, в углу темной комнаты, от какой-нибудь дворовой женщины”.

Начались долгие годы учебы. До 11 лет маленький Саша находился под руководством двух приходских священников отцов Иванов, которых он “посещал поутру и после обеда вместе с старшим братом и другими мальчиками и девочками, детьми уездного чиновного люда. Это ученье мне очень памятно, хотя из него я вынес немного”. Обучение велось по старинке: с разнообразными наказаниями, зубрежкой от сих до сих, но начальные знания по письму, чтению по-русски и по-латыни, а позже от другого учителя - по-немецки, по арифметике и священной истории - Афанасьев получил еще в Боброве.

В 11 лет отец отвез сына в Воронежскую губернскую гимназию, где он провел 7 лет. В воспоминаниях А. Н. Афанасьев подробно рассказывает о характере и недостатках гимназического воспитания; дает детальную характеристику всех его учителей, манеры их преподавания. В гимназии царили жесткие методы обучения, практиковались наказания: отводили в карцер, ставили на колени, оставляли без обеда нередко весь класс, наконец, секли розгами, что называлось “водить в канцелярию”. Характерно, что однажды после драки ученик 4-го класса Афанасьев должен быть подвергнут наказанию розгами. Будучи не в силах перенести оскорбление, он убежал из гимназии на квартиру. От лица гимназии написали письмо отцу о позволении наказать его сына розгами, но “отец на это не согласился. Ответ отца вместе с письмом Д-ского я берегу, как дорогой для меня памятник светлого взгляда этого человека на воспитание”. Такие слова будущего ученого-фольклориста объясняют природу его демократических убеждений.

Несмотря на недостатки в обучении гимназия, разумеется, много ему дала. Афанасьев с благодарностью вспоминает преподавание законоучителя отца Владимира, “человека доброго, ласкового и обходительного”, учителей истории и математики, физики. Преподавание же русской словесности оставляло желать лучшего. “Набожный наставник” делал упор исключительно на произведения духовного содержания, с современной русской литературой практически не знакомил. “Исключение делалось только в пользу Муравьева и Жуковского”. Другой учитель обращался к русской словесности, но давал оценки, полностью противоположные истинному положению вещей. “Марлинский был похвален, Гоголь невыгодно выставлен, его комедия “Женитьба” названа сальною, древняя литература до Ломоносова признана несуществующую”. Интересно, что особое возмущение вызвал у ученого-мифолога тот факт, что на занятиях приводились только два каких-то стихотворений “о Перуне и Бабе-Яге, весьма недавнего и плохого сочинения, в пример мифологических преданий о древнейшей словесности! О Кирше Данилове и народных песнях он не заикнулся”.

Завершая свои размышления о преподавании русской словесности в Воронежской губернской гимназии, А. Н. Афанасьев справедливо отмечал, что “эти недостатки едва ли в то время не были общими для всех учебников и учительских записок”.

Заканчивалось обучение в гимназии, впереди ждала Москва и университет, и хотя завершался воронежский период в его жизни, но это не означало разрыва с Воронежским краем. Еще будучи гимназистом, на вакациях Афанасьев каждое лето приезжал в Бобров и с восхищением отзывался впоследствии о красоте тех мест: “Одна великолепная природа мирит меня с тамошними местами и дает мне несколько приятных воспоминаний”.

Позже Афанасьев - уже известный фольклорист и мифолог – будет постоянно поддерживать отношения с воронежской интеллигенцией. Во время своих приездов в Воронеж он будет посещать заседания “второвского кружка”, организует сбор фольклорного материала по всей губернии. Все, что собрано непосредственно Афанасьевым, записывалось на его родине в Воронежской губернии (несколько сказок и легенд, около 500 пословиц).

Афанасьев поддерживал отношения и переписывался как с самим Н. И. Второвым, его другом К. О. Александровым-Дольником, так и с редактором “Филологических записок” А. А. Хованским. Он публикует ряд статей в его журнале: “Сказка и миф”, “О радуге”, “Болезни по славянским преданиям”.

Вел переписку Александр Николаевич и с известным воронежским публицистом М. Ф. Де-Пуле. Знавший его по гимназии, М. Ф. Де-Пуле вспоминал позже: “Он и его старший брат Иван Николаевич, мой одноклассник, обучались в Воронежской гимназии и резко отличались от своих товарищей даровитостью и бойкостью... Находясь в старших классах гимназии и будучи одним из первых учеников, Александр Николаевич обнаружил редкие литературные способности, которые, впрочем, ни развить, ни направить было тогда некому в гимназии”.

В 1844 году А. Н. Афанасьев поступил на юридический факультет Московского государственного университета. Влияние университета на формирование личности, научных и общественных интересов писателя было поистине огромно. Характерно, что, занимаясь изучением истории и права современной России, он постоянно тянется к изучению фольклора, этнографии, литературы. Помимо лекций профессоров-правоведов он посещал лекции историка литературы С. П. Шевырева, историков Т. Н. Грановского и С. М. Соловьева, лингвиста и фольклориста Ф. И. Буслаева.

Федору Ивановичу Буслаеву Афанасьев посвятил самые теплые слова: “На филологическом факультете, который в последнее время, положительно можно сказать, есть лучший, справедливое внимание обращает теперь Ф. И. Буслаев, труды которого представляют так много нового и полезного и который обещает вскоре издать русскую грамматику, составленную по памятникам и по фактам, представляемым живою народною речью. Его филологическое образование, основанное на результатах знаменитых немецких умов, весьма прочно и едва ли у нас составляет не единственный пример”. Не случайно именно живое слово Ф. И. Буслаева и его труды повлияли на выбор главного дела жизни А. Н. Афанасьева - изучения древних славянских обрядов, поверий, мифов, фольклора всех славянских народов.

После окончания университета в 1848 году Афанасьев безуспешно пытался устроиться на работу. Дело в том, что начинал учиться Александр Николаевич в так называемый “строгановский период” существования университета, когда попечителем Московского учебного округа был граф Сергей Григорьевич Строганов, “Это было едва ли не самое счастливое время Московского университета, по отсутствию всяких стеснений и формализма, которыми так любят щеголять в наших учебных заведениях... Граф - человек весьма почтенный, благородный, любитель русской археологии: у него есть и прекрасная библиотека, и собрание старинных икон, и собрание монет. Он любит искусства, основал в Москве Строгановское училище живописи... С профессорами и студентами он всегда был учтив и вообще всегда и во всем умел держать себя с благородною гордостью хорошо образованного аристократа. Бывали случаи, что граф помогал бедным студентам, давая им взаймы свои деньги для своевременного взноса в Московский университет за слушание лекций”.

Однако вскоре все изменилось. После 1848 года наступила пора реакции. По сложившейся традиции в университете к чтению лекций допускались лучшие студенты, и Афанасьев был среди них. Его лекция “Краткий очерк общественной жизни русских в три последних столетия допетровского периода” вызвала неудовольствие своим вольнодумством министра народного просвещения графа С. С. Уварова, когда тот приехал в сентябре 1848 года инспектировать Московский университет.

После такого устроиться на преподавательскую работу в государственное учебное заведение Афанасьев не мог и вынужден работать в частном пансионате Эннеса. Хотя это продолжалось всего год, А. Н. Афанасьев успел оставить о себе хорошую память. Вначале робкий и застенчивый начинающий педагог, он сумел в конце концов завоевать доверие и уважение воспитанников. А. Е. Грузинский с теплотой вспоминал о нем: “Афанасьев был одним из лучших наших учителей, занимался с нами с увлечением и сумел во многих из нас посеять любовь и интерес к родной словесности”.

При содействии профессора Н. В. Калачова в 1849 году Афанасьева приняли на службу в Московский архив иностранных дел. Здесь он проработал до 1862 года. Это самые счастливые и творчески напряженные годы в жизни Афанасьева, в этот период была создана большая часть его работ. Разнообразие его научных интересов поражает: история, право, литература, фольклор, этнография, и, наконец, мифология. Список научных трудов за 50-60-е годы составляет 150 наименований.

Афанасьев печатается в “Современнике” Некрасова и Панаева, в “Отечественных записках” Краевского, а также в таких специальных периодических изданиях, как “Архив историко-юридических сведений, относящихся до России”, издаваемый Н. В. Калачовым, “Временник общества истории и древностей российских”, в других журналах. Известны статьи Афанасьева по истории русской литературы. Особенно его интересовал XVIII век, а любимым поэтом того периода был М. В. Ломоносов. Афанасьев писал о Новикове, Фонвизине, Кантемире и др. Есть статьи, посвященные русской литературе XIX века: о Пушкине, Лермонтове, Полежаеве, Кольцове.

Он обладал исключительной работоспособностью, читателей поражала скурпулезность и точность в исследованиях, не случайно он был известен и как библиограф. В 1859-1860 годах им издавался журнал “Библиографические записки”.

Со временем все больше и больше определяется главное направление в творчестве А. Н. Афанасьева, его все больше интересуют славянская мифология, фольклор и этнография. Уже в 1850 году выходят статьи “Дополнения и прибавления к собранию “Русских народных пословиц и притчей, изданному И. Снегиревым”, “Дедушка домовой”, “Религиозно-языческое значение избы славянина”. Здесь Афанасьев впервые обращается к богатейшему источнику древней поэзии – славянской мифологии, задумывается над такими понятиями из низшей мифологии, как культ предков, культ очага, раскрывает образы домового, водяного, змея, задумывается над мифологическим значением петуха (кура).

Работы Афанасьева отличаются ярким, искренним, звучным слогом. О чем бы ни писал автор, он тут же увлекает читателя, ведет за собой. Вот как пишет он о почитании огня и очага в русском доме: “Очаг домашний был самое священное место; от него религиозный характер перешел на все жилище, в стенах которого возжигался на очаге обожествленный огонь. Изба для славянина была поэтому не только домом в обиходном смысле этого слова, местом жилья; она представлялась ему таинственным капищем, в котором пребывало благотворное светлое божество очага и в котором совершались обряды в честь этого пената. Изба была первым языческим храмом. Оттого слова хоромы (дом, жилище) и храм (освященное место богослужения) - филологически тождественны”. Статья произвела большое впечатление не только в научном мире, но и среди писателей и поэтов. Косвен