Закрывается то один провинциальный журнал, то другой - исчезают с карты России островки духовности и образования, наконец, исторической памяти народа. "Подъем" является именно одним из таких островков, к счастью, уцелевших, который собирает мыслящих людей, людей неравнодушных, болеющих за русский язык и вековые традиции нашей страны.

 Евгений ШИШКИН

 КОНЦЕРТ

 1

 Город, испятнанный к Первомаю кумачом стягов, остается на взлобке берега,

электричка вбегает на железнодорожный мост, грохочет; за окнами мелькают

гигантские перекрестные балки, внизу поблескивает широкая в полноводье

река, впереди маячит немногоцветная провинциальная жизнь...

 В вагоне малолюдно, сидят в основном поодиночке, и только в середине на

противоположных скамьях - четверо одной компанией.

 - Дорога длинная, мальчики. Может, пулечку в преферансик или, на худой

конец, в "дурачка"? - белозубо улыбается Сима, открывает чемодан,

запускает в него свою проворную руку и вынимает непользованную колоду

карт.

 Коля Дерибас мнет свой багровый нос, сильнее натягивает фетровый берет на

правое ухо.

 - Нет, игрища обождут. Поначалу немного квакнем. - И он лезет в желтый

допотопный саквояж за бутылкой водки  и снедью.

 - Да, батенька, острограммиться не грех. У меня что-то голосовые связки

немеют, - поддерживает Василий, массирует пальцами толстую шею и негромко

берет любимую ноту: - Ми-ми-и-и... Кха, кха! Ми-и-и... - Его грудной

певческий баритон звучит хрипловато, простуженно.

 Закуска раскладывается на столе - столом служит пластмассовый "дипломат"

Василия, где он возит концертные лакированные ботинки, упакованные в

капроновые чулки, которые остались у него еще от первой жены. Сима

стругает перочинным ножом конец кооповского сервелата, мельчит

темно-зеленый парниковый огурец. Тут же - плавленый сырок "Дружба" с

сизыми пятнышками мшелости на фольге-обертке, вареные яйца, ржаной хлеб,

хвост вяленого леща.

 - Василий, разбанкуй, пожалуйста. - Коля Дерибас протягивает бутылку

соседу, а сам выдувает из полиэтиленового стакана хлебные крошки.

 Толстыми пальцами Василий ухватывает язычок пробки, отрывает его, но

бутылка все еще с головой... Приходится применять зубы.

 - Сима, будь добра, огурец посоли.

 - Хорошо, Коленька. А яички, мальчики, почистить?

  - Почисти, душечка, - мимоходом кивает Василий. Водка серебряными

бульками наполняет стакан.

 За всем этим из-под широкого поля шляпы, глубоко посаженной на большую

голову, бдительно наблюдает третий из "мальчиков" - Яков Спириденок. Его

прямоугольный подбородок упирается в громоздкий баян в кожаном стеганом

футляре, который он от самого города держит на коленях. Яков Спириденок не

пьет, и к столу его покуда не приглашают, но поесть он мастак и сейчас

нетерпеливо принюхивается к запаху колбасы, зырит маленькими черными

глазами.

 - Ой, мальчики, я не буду! Совсем не буду, - отстраняется от протянутого

стакана Сима, но потом плавно подается вперед. - Ну разве что граммульку.

Замерзла немного...

 Яков Спириденок косит на нее глаза. "Вечером еще не так закоченеешь,

погоди!" - думает  он и злорадно оценивает кургузый болоньевый плащик

соседки. Сима двумя пальчиками берет стакан, слегка запрокидывает голову с

копной абсолютно белых волос, а Яков Спириденок ехидно ждет, когда он

сморщится и мелкие черты ее лица примут какое-то мышиное выражение, жирно

намалеванные губы дернутся от горечи. Но Сима почти не морщится и не

кривит губы - в разинутый рот нагоняет ладошкой воздух. Яков Спириденок

немного злится.

 "Интересно, за каким куском полезет?" - неусыпно следит он за соседкой;

один из кусков сервелата самый лакомый - толще всех. Сима, однако, не

берет колбасу, обходится огурцом, и Якову Спириденку становится чуточку

легче...

 - Ну что, бывалый шаровик? - несмешливо обращается к нему Коля Дерибас на

артистическом жаргоне. - Может, глотнешь? На халяву и уксус сладкий.

 - Нет, ты же знаешь, - бурчит Яков Спириденок.

  - Тогда отобедай, батенька, - приглашает Василий.

 - Поближе, Яшенька. Вот сюда, удобнее, - подсказывает Сима.

 Яков Спириденок довольно кряхтит, снимает с коленей дорогой баян

"Вельтмейстер", сверху кладет на него шляпу, оголяет красноватую лысину.

Ростом он низок, но очень плотен, кряжист - словно какой-то могучий

каменный хохряк на земле,  который и ломом не сковырнешь... Он придвигает

свой широкий зад ближе к соседке, и его рука тут же, не церемонясь,

тянется к самому крупному колбасному кругляшу.

 - Ми-ми-ми-и-и, - издает Василий после стакана водки.

 - Лучше ли стало, Васенька? - интересуется Сима.

 - Да, душечка, слава Богу.

 Теперь к стакану прикладывается Коля Дерибас, пристрастие к водке у него

огромное, к тому же он нынче с сильного бодуна, то есть похмелья.

 Яков Спириденок временит брать второй кусок, выжидает, когда у

сотоварищей после выпивки пробудится жажда курить. И впрямь: скоро его

коллеги отправляются дымить на площадку, а Яков Спириденок табака не

признает, остается один. Он потирает ладони, в глазах у него вспыхивает

радостный огонек.

 Такой же огонек озарял маленькие глаза Якова Спириденка и в юные годы,

когда его посещало желание учинить подвох... До сих пор помнилось ему

чувство окрыляющего восторга и леденящей жути, когда в детстве осуществил

он свою первую отчаянную идею. От парковой скульптуры на аллее Просвещения

маленький Яша отломал цементовый шар - это был глобус в руках школьника, -

обровнял его, обчистил и покрыл полушария алой и синей краской. Получился

славный увесистый мяч - издали и не заметишь подделки. Свое произведение

маленький Яша выложил на тротуар пустынной улочки, а сам занял позицию

поблизости, за кустами шиповника. Мяч лежал до поры до времени вхолостую,

но когда на улице показался высокий, вихлястый мужик, чубатый, в

расстегнутой до пупа рубахе, глаза маленького Яши загорелись. "Этот и

нужен", - подумал он, вытянул голову над кустами и громко подзадорил

мужика: "Дядь, пни мячик!" Незнакомец и рад услужить ребенку: доверчиво

улыбнулся и взял разбег - был он в летних плетенках на босу ногу... За

такие штучки-дрючки маленького Яшу по голове не гладили, а иной раз

напихивали ему в штаны крапивы, но переломить натуру уже не могли. Однако

это были проявления лишь одной стороны натуры  - как бы житейской,

распозналась в ней и другая сторона - творческая. Отличаясь природным

музыкальным чутьем, выучился Яков Спириденок отменной игре на баяне,

прослыл юным гением. В своих импровизациях он блистал богатой фантазией и

азартом, - он и в музыке искал таких же остреньких ощущений, какие давали

ему подвохи.

 Страсть к мелким каверзам понес с собой Яков Спириденок и в армию. Тут он

соблюдал некую технику безопасности, рискованных проделок не проворачивал,

зато безобидных повытворял вдосталь. Пожалуй, только ему и могла взбрести

на ум затея с "поклонным" рублем. Будучи в наряде по

контрольно-пропускному пункту, рядовой Яков Спириденок приклеил на асфальт

возле проходной металлический рубль "орлом" кверху. Клей раздобыл

удивительных свойств, который намертво схватывал и железо и камень.

Устроив все дело с вечера, утром рядовой Яков Спириденок занял свое место

в проходной и стал ждать, когда офицеры станут перед ним кланяться...

Любой и к пятаку бы не побрезговал потянуться, а тут сверкающий целковый

на самом виду. И каких только начальников не заставил гнуть спину рядовой

Яков Спириденок! Даже сам командир не избежал искушения, за рублем

потянулся, сломал ноготь... А рядовой Яков Спириденок на  своем посту

стоит смирненько, в глазах огоньки светятся, душа пьянствует.

 Правда, армия устроила Якову Спириденку свои козни: вскорости после

службы - вероятно, по причине нечаянного радиационного облучения - он

оплешевил и утратил мужскую потенцию. Но горевать по этому поводу Яков

Спириденок шибко не горевал: две стороны неугомонной натуры: одна -

житейская, которая вымещала на других свою мелкозлодейскую

изобретательность, другая - творческая, которая стремилась к

консерваторскому диплому с отличием, - вполне обходились без шевелюры и

сексуальности.

  От проделок Якова Спириденка хлебнули и в филармонии. Причем жертв своих

он никогда не жалел: как хладнокровному исследователю людских душ, ему

был важен процесс, когда человек по наивности или недомыслию вдруг

оказывался в таком положении, что иначе, как "дурак", "ну набитый дурак"

- его не назовешь. За такие эксперименты, очевидно, отстранили бы Якова

Спириденка от филармонической деятельности, если бы не берегла его

творческая сторона натуры. Где найдешь такого баяниста-виртуоза?! Да и

шутка ли сказать: Яков Спириденок в самой Франции, в самом Париже на

конкурсе лауреатом стал!

 ...А электричка бежала вперед, покачивалась на рессорах.

 Курильщики на площадке вагона высказывали догадки, чем и когда кончится

нынешняя поездка.

 - Прошлый раз в такой же дыре целые сутки проторчали, - говорил Коля

Дерибас.

 - Нас там, батенька, потчевали не слабо - барана жарили, - вспоминал

Василий.

 - Сперва баранинка, а потом чуть кольями не убили... Ой, мальчики, как в

район едем, все приключения...

 А когда они вернулись к своим местам, немо переглянулись и уставились на

лауреата парижского конкурса. Стол был пуст, если не считать крошек,

скорлупок, рыбьих чешуек и плавленого сырка с издевательским для данного

случая названием "Дружба". Яков Спириденок обтер ладонью рот, крякнул,

словно стараясь утрамбовать в желудке все съеденное, и надвинул на

вспотевшую лысину шляпу.

 - У нас еще треть пузыря осталась, а ты все жорево слопал! - озлился Коля

Дерибас.

 - Да, батенька, - покачал головой Василий. - Ты опять в своем амплуа.

 - Ничего, мальчики. У Яшеньки аппетит прорезался. Он, может, дома не

покушал, - вступилась за виртуоза Сима. В этой филармонической бригаде она

всегда была миротворцем - как скрепка, которая соединяет разрозненные

листы, связывала разнохарактерных мужчин коллектива. - В картишки,

мальчики! Теперь - в картишки! - заминая конфуз, призвала Сима, и колода

карт вновь согрелась в ее руках.

 Играть решили в "храп". От преферанса отказался Василий: его

флегматическому уму и неповоротливому телу создавался какой-то неуют,

когда нужно было выстраивать картежные комбинации. Проголосовали и против

"дурака".  - "Нас Яшка уже сегодня в дураках оставил", - сказал Коля

Дерибас. Незатейливый "храп" устраивал всех, а чтобы в игре не заскучать,

на кон выложили по двухкопеечной ставке.

 - Так, мальчики, раздала. Коленька, что там? Трефы... Как ты?

 - Я - пас.

 - Ты, Яшенька?

 Яков Спириденок опасливо посмотрел на разморенное лицо Василия, тихо

буркнул:

  - Сменю две.

 - Парочку? Пожалуйста!.. Тебе, Васенька?

 - Пять штук втемную, душечка.

 - Хорошо, дружочек, вот тебе петушок. - Сима моментально отсчитала пять

карт, ровной стопочкой положила на колено Василия. - Что Коленька,

поддержишь? Ну и правильно! - Ее голова с копной белых завитушек двигалась

с широкой амплитудой, голубые глаза смотрели на партнеров сердечно и

умилительно, но все знали, что игрок она непредсказуемо коварный и чужие

карты угадывает, будто крапленые. - Так, Васенька, заходи... Пиковый

валетик... Нет, бубны не пойдут... Первая взяточка моя... Так... Что там у

тебя, Яшенька? Короля лучше побереч