Документ взят из кэша поисковой машины. Адрес оригинального документа : http://www.abitu.ru/en2002/closed/viewwork.html?work=166 Дата изменения: Fri May 5 15:26:04 2006 Дата индексирования: Tue Oct 2 02:33:15 2012 Кодировка: koi8-r Поисковые слова: m 2

Гимназия ? 1514 (52)
Отделение теории и истории мировой культуры

КУРСОВАЯ РАБОТА

Беликова Алексея Евгеньевича
на тему:

Русская новолатинская эклога


Михаил Гумилевский в подражании Вергилию


Научный руководитель:
Любжин Алексей Игоревич

Москва, 2002 г.

Русская новолатинская эклога


Михаил Гумилевский в подражании Вергилию


План работы:
1. Стихотворение М. Гумилевского в честь архиепископа Платона как памятник
русской новолатинской литературы
2. Эклога и ее жанровые характеристики и литературные истоки
3. Буколическая тематика в преломлении новолатинского поэта
4. Текст идиллии с комментарием и переводом

I. Стихотворение М. Гумилевского в честь архиепископа Платона как памятник
русской новолатинской литературы
Памятники русской новолатинской литературы - явление, пока еще
исследованное недостаточно, особенно начиная со второй половины XVIII века.
А между тем, не говоря уже о том, что это - интересные свидетельства
времени, они, во-первых, могут дать нам понятие о круге чтения и уровне
интересов наиболее образованных представителей эпохи, а во-вторых, могут
обладать и собственной литературной ценностью. Потому мне представляется
плодотворным изучить одно из таких произведений как памятник новолатинской
литературы. Целью моей работы было установить зависимость идиллии* Михаила
Гумилевского от Эклог Вергилия и характер этой зависимости.
На Западе период новолатинской литературы прежде всего связывается с
Ренессансом, но в России его функции взяла на себя более поздняя культура
барокко, знакомившая русскую литературу с античной и новоевропейской. Это
ускоренное прохождение общего для всей Европы этапа развития литературы
непосредственно предшествовало преобразованию русского литературного языка
(в основном в середине XVIII века), созданию светской литературы и переносу
эстетики классицизма в Россию, во многом опиравшуюся на античность. Нельзя
забывать, что новолатинская поэзия, будучи общей стадией для Европы,
является необходимой частью истории России и ее культуры, и без нее не
может быть полностью понят процесс рождения «новой» русской литературы1.
Михаил Гумилевский, автор, которому посвящены мои заметки, в
монашестве Моисей, епископ Феодосийский и Мариупольский, викарий
Екатеринославской епархии, родился в 1747 году во Владимире, обучался во
Владимирской семинарии, в 1774 году перешел в Московскую Академию, где в
1777 году определен учителем греческого и еврейского языков, в 1778 году
переведен в класс поэзии, в 1779 пострижен в монашество, в Академии
преподавал риторику и философию. С 1786 года - префект Академии. В этом же
году назначен архиепископом Платоном на должность постоянного духовного
цензора книг, печатающихся в вольных типографиях. В начале 1788 года
Гумилевский по требованию князя Потемкина вызван в Молдавскую армию в
должности армейского обер-иеромонаха и посвящен в архимандрита
первоклассного Спасо-Николаевского монастыря, основанного тогда в
Екатеринославской епархии. В июне 1791 года хиротонисан в епископа; в 1792
же году был убит в Крыму домашними при неизвестных обстоятельствах. Из
сочинений Гумилевского были напечатаны: 1) Рассуждение о вычищении,
удобрении и обогащении Российского языка; 2) Еллиногреческая Грамматика,
законченная Семеном Потасовым; 3) Две Надгробные Речи князю Потемкину.
Гумилевский также был переводчиком. Например, он перевел: Макария
Египетского Беседы о совершенстве, Христианам приличном; Дионисия
Ареопагита Книги о Небесной Иерархии и Церковном Священноначалии; начал по
заказу Светлейшего князя Таврического переводить с французского языка
Церковную Историю Флери. Будучи учителем в Академии, он, по словам
митрополита Евгения, «писал много на разные случаи Латинских, Греческих и
Российских стихотворений»2, одно из которых я и анализирую.
Судя по биографии, Гумилевский был незаурядной фигурой. Он сделал
головокружительную карьеру - добился епископской кафедры исключительно
благодаря личным способностям. Он исполнял распоряжения князя Потемкина и
переводил довольно сложные тексты; именно ему поручали писать
поздравительные стихи покровителю Академии архиепископу Платону, что
говорит о высокой оценке его талантов и доверии руководства Академии к его
поэтическому мастерству. И действительно, его идиллию, несмотря на ряд
очевидно слабых стихов, нельзя оценить в целом как произведение, не имеющее
никакой литературной ценности.
II. Эклога и ее жанровые характеристики и литературные истоки
Жанр буколики, к которому относится интересующее нас произведение, имеет
фольклорные корни3, однако он в особой степени стал поприщем высокого
поэтического искусства. Внешне буколика подчеркнуто проста, но может
обращаться к самым возвышенным темам. Образцы буколического жанра созданы
сицилийским поэтом Феокритом (III век до н. э.). Эпический гекзаметр как
размер, введенный Феокритом, сохранился в латинской поэзии; его же
использует и Гумилевский. Темы буколик могут быть самые разные: поэзия о
поэзии, любовная страсть, историческая и даже политическая ситуация,
сельская жизнь. Вергилий накладывает новый отпечаток на буколику: грубо-
реалистичные элементы убираются на задний план, ирония теряет остроту,
преобладает косвенное изображение. Во время Кальпурния эклога становится
более дидактичной, а позднее содержание христианизируется. От Гумилевского,
человека очень образованного, можно ожидать попытки сохранения литературной
техники и тематики античности; кроме того, он мог пользоваться памятниками
разных эпох и иметь богатый материал, но, с другой стороны, он должен был
привнести значительный христианский элемент.
Я буду рассматривать три уровня текста - лексико-цитатный,
композиционный и тематический. На первом же уровне видна зависимость
Гумилевского от Вергилия. Гумилевский явно знаком с его Эклогами и местами
цитирует их. Например, он использует завершение эклог VI и X: Ite domum
saturae, uenit Hesperus, ite capellae (Ecl. X, 77. Ср. Ecl. VI, 86) =>>
Vesper adit . Curre domum grex, currite oues ad ouile quietum (MH 64-65).
Однажды прямое цитирование привело к грамматической сумятице: Triste lupus
stabulis (Ecl. III, 80; реплика грамматически безупречная) =>> Spernite
triste lupum (MH 47; вместо прилагательного оказалось наречие, которое
висит в воздухе). Но такое слабое место всего одно в идиллии; ему можно
противопоставить очень удачное заимствование: Ecl. VII, 7 Et cantare pares
et respondere parati =>> Incipe ei cantum, me respondere parato (MH 6) -
фраза изящно вписывается в новое грамматическое окружение. Встречается еще
много цитат, прямых и косвенных; о них см. ниже. В то же время Гумилевский
прибегает к местоимениям is/ea/id, которые не принято было использовать в
гекзаметрической поэзии высокого стиля, за исключением формы прямых падежей
единственного числа. Также встречается существительное modulamen, которого
нет в классической литературе и которое встречается в Вульгате, с ней
Гумилевский должен был быть знаком по роду службы: Judith, XVI, 2, 2 Incipe
Domino in tympanis cantate Deo in cymbalis // Modulamini illi psalmum nouum
exaltate et inuocate nomen eius. Таким образом зависимость на уровне цитат
- наивернейший вид зависимости - установлена.
Теперь нам предстоит обратиться к композиционному уровню эклоги. В
целом по построению идиллия Гумилевского очень напоминает V эклогу
Вергилия: встречаются два пастуха и начинают воспевать некоего бога. У
Вергилия Меналк и Мопс воспевают Дафниса, у Гумилевского Мелибей и Коридон
- Феба. Для сравнения выбраны эклоги, оказавшие по количеству цитат
наибольшее влияние на Гумилевского; под «поэтическим обращением» понимается
реплика героя, в которой явно видна авторская позиция.
Композиционное сравнение

|Ecl. I |Ecl. IV |Ecl. V |Idillium |
|Встреча пастухов |Введение |Встреча пастухов|Встреча |
| | | |пастухов |
|Разговор | |Разговор |Разговор |
|Титир воспевает бога |Рождение и |Мопс воспевает |Коридон |
| |воспевание |Дафниса. Меналк |воспевает |
| |младенца. |воспевает |Феба. Золотой |
| |Золотой Век |Дафниса |Век |
|Разговор |Поэтическое | |Поэтическое |
|(противопоставление |обращение (лишь | |обращение к |
|позиций Титира и |бы я смог | |Титиру |
|Мелибея) |воспеть .) | | |
|Завершение: приходит |Завершение: |Завершение: |Завершение: |
|вечер |мудрая сентенция|обмен подарками |приходит вечер|


Гумилевский берет за основу композицию прежде всего V эклоги, а также
I и включает элементы из IV эклоги. Необходимо заметить, что, если у
Вергилия пастухи встречаются и, как правило, начинают состязаться, выбрав
кого-нибудь третьего судьей, то уже у Кальпурния (о котором см. дальше) они
хоть и начинают состязаться, но быстро переходят в несостязательный
разговор, а у Гумилевского спор вообще исчезает (что, впрочем, было у
Вергилия в V эклоге, но здесь перешло в правило), и пастухи мирно беседуют.
III. Буколическая тематика в преломлении новолатинского поэта
С тематической точки зрения диапазон использованных в качестве предмета для
подражания эклог широк. Одна из важных тем идиллии - наступление Золотого
Века под покровительством бога. С этой точки зрения идиллия Гумилевского
близка IV эклоге, где воспевается рождение молодого бога, с царством
которого наступит Золотой Век (у Гумилевского он уже наступил); впрочем, у
последнего возможно влияние Метаморфоз Овидия и IV эклоги Кальпурния, что
подкрепляется текстуальной близостью. Также, благодаря цитатам Tityre, tu
patulae recubans sub tegmine fagi и Meliboee, deus nobis haec otia fecit
(Ecl. I, 1 и 60) которые использует Гумилевский, задается текстовая и
тематическая близость к I эклоге, где также воспевается бог. Фраза Tytire,
tu sortem cessa celebrare beatam // Desine ferre tuum Numen prope sidus
auena (MH 56-57) отсылает, с одной стороны, к тексту I эклоги, где Титир
воспевает своего бога, и противопоставляет ему своего Феба, но с другой
стороны, это реминисценция IV эклоги, так как Титир - поэтическое прозвище
Вергилия, а под воспеваемым богом он, по наиболее распространенной версии,
разумел Гая Клавдия Марцелла (хотя многие христианские мыслители пытались
разглядеть в IV эклоге пророчество рождения Иисуса Христа), а в I эклоге
воспевается Октавиан Август. Гумилевский противопоставляет Августу/Марцеллу
«своего» Феба - подразумеваемого архиепископа Московского Платона. Таким
образом идет противопоставление на уровне авторского плана. Но все это
значит, что Гумилевский должен был очень хорошо знать Вергилия, чтобы
понимать скрытый подтекст. Судя по всему, Гумилевский читал Кальпурния,
откуда (хотя и не только оттуда)4 он мог бы узнать про литературное
прозвище Вергилия: Ecl. IV, 64 Magna petis Corydon, si Tityrus esse
laboras, «Многого хочешь, Коридон, если метишь в Титиры». Знакомство с
Кальпурнием подтверждается текстуально близкой реминисценцией: Per te
secura saturi recubamus in umbra (37; «Благодаря тебе мы, сытые, отдыхаем в
тени») =>> Nos patulae, Coridon, fagi recubemus in umbra (MH 3), а также
общей мыслью: Ecl. IV, 14-15 Nunc mea rusticitas, si non ualet arte polita
// Carminis, at certe ualeat pietate probari, «И вот сейчас моя
деревенскость, если и не сильна отточенным искусством песни, то уж во
всяком случае заслуживает одобрения за благочестие» =>> An nescis diuos,
non carmen, cernere, corda и Sed quid ego? non tuba canens modulamine
flectit // Coelicolas, nec opimum thus, sed candida corda (MH 9 и 61-62). В
то же время появляются тематические моменты, которых не было у Вергилия.
Прежде всего строка Incipe tu, Meliboee; meam tua fistula uincit (MH 11) -
пастух признается в том, что уступает другому в мастерстве: у Вергилия
наоборот, каждый доказывает другому, что он лучше - здесь появляется
христианский мотив смирения. А строка Vellera ferte Deo, fient ea uictima
Phoebo (MH 51) является, возможно, указанием на один из элементов обряда
крещения, когда отстригают прядь волос и запечатывают в воск. Таким
образом, Гумилевский привносит христианское влияние в идиллию, но не всегда
оно оказывается решающим: Ecl. I, 8 Namgue erit ille mihi semper deus,
illius aram // Saepe tener nostris ab ouilibus imbuet agnus =>> Imbuet
agnus, eis redimitus, Apollinis aras (MH 54) - христианский мотив
бескровной жертвы не берет верх над языческой формой.
Итак, я установил зависимость идиллии Гумилевского от Эклог Вергилия.
Эта зависимость проявляется на уровне текста - в прямых и косвенных
цитатах, на уровне композиции и на тематическом уровне, где появляется
авторский план (со- и противопоставление императора Августа/Марцелла и
архиепископа Платона). Я также обнаружил христианское влияние на
Гумилевского, которое добавило некоторые моменты, невозможные для Вергилия.
Но, тем не менее, перед нами эклога, сохраняющая сколько возможно античную
форму и тематику - похвалу властителю, несмотря на христианизацию
выдержанную в прежней жанровой тональности и не без изящества решающую
сложную и внутренне противоречивую задачу - воспевание православного
архиепископа в образе языческого бога. Должно сказать, что Гумилевскому по
части поэтического таланта не сравниться с Вергилием, он гораздо слабее,
однако тот факт, что человек смог написать относительно неплохие стихи на
неродном и к тому же древнем языке, передать форму и проникнуть в
тематические тонкости, наконец, образованность Гумилевского восхищают.
IV. Текст идиллии с комментарием и переводом

Eminentissimo Domino Platoni

Sacrosanctae Synodi Russicae Membro Dignissimo,
Dioeceos Mosquensis et Kalugensis Archiepiscopo,
eidemque Laurae SS. Trinitatis Sanctique Sergii Hiero-Archimandritae;
Academiae Mosquensis Directori Protectorique optimo,
Patroni sui S. Platonis diem feliciter reuersum deuotissimo animo
gratulatur Academia Mosquensis Anno 1777 die 18. Nouembris. Typis
Vniuersitatis Caesareae Mosquensis.

Dignum laude uirum Musa uetat mori:
Caelo Musa beat.
Hor. lib. IV. od. VIII.
IDILLIVM. PHOEBVS
MELIBOEVS et CORIDON
M. Ite meae saltantes hic per prata iuuencae[1].
Cor. Ite meae tenerae quoque per uirgulta capellae.
M. Nos patulae, Coridon, fagi recubemus in umbra[2].
Et, quia iam tacitae fuerant nostrae sat auenae,
5 Iamque melos[3] dudum Phoebus non auribus hausit,
Incipe ei[4] cantum, me respondere parato[5].
Cor. O Meliboee, leui par ludere arundine laudes
Eius, inaequales Maro queis, et diuus Homerus?
M. An nescis diuos, non carmen, cernere, corda?
10 Mente pia flectuntur ii, non carmine docto.
C. Incipe tu, Meliboee; meam tua fistula uincit.
M. Incipe; nostra suos cantus tibi iunget arundo.
C. O Diui! colitis quicunque cacumen Olympi,
Inuoco uos, testes nostri nunc carminis este.
15 Vos scitis, Phoebus nobis quanta otia fecit[6].
Quocunque adspicimus, sunt illius omnia plena[7]
Muneribus; pratis, nemorique his gratia quanta!
Ille terit uobiscum celsa cacumina coeli,
Dextra potens tamen hic illius cuncta gubernat.
20 Ter finiuit iter sol per conuexa polorum.

Высочайшему Господину Платону
Достойнейшему Члену Священного Русского Синода,
Архиепископу Московскому и Калужскому,
А также Священно Архимандриту Троице-Сергиевой Лавры;
Лучшему Директору и Протектору Московской Академии,
С днем покровителя Св. Платона с преданнейшей душой поздравляет Московская
Академия. Года 1777 Ноября Дня 18. Московская Университетская Типография.

Муза смерти не даст славы достойному:
К небу Муза ведет!
Гораций Книга IV Ода VIII*.
Феб. Идиллия
Мелибей и Коридон
М. Идите, скачущие здесь по лугам, мои коровы.
К. Идите также и вы через кустарники, мои нежные козочки.
М. Ну а мы, Коридон, давай отдохнем в тени развесистого бука.
Давно ведь уже Феб не черпал ушами песнь,
5 Потому что уже довольно молчали наши свирели.
Начни песню ему, я готов отвечать.
К. О Мелибей, в состоянии ли я играть на легкой дудочке похвалы тому,
Кого не в состоянии довольно восхвалить Марон и божественный Гомер?
М. Или не знаешь, что боги различают не песни, а сердца?
10 Их можно склонить благочестивым умом, а не искусной песней.
К. Начни ты, Мелибей: твоя свирель побеждает мою.
М. Начни; наш тростник присоединит свои песни к тебе.
К. О боги! Вы все, которые населяете вершину Олимпа,
Призываю вас, будьте сейчас свидетелями наших песен.
15 Вы знаете, сколь полное спокойствие доставил нам Феб1.
Куда бы мы ни взглянули, все исполнено его дарами;
В этих лугах и в этой роще какая благодать!
Он ступает с вами по возвышенной вершине Олимпа2,
Но здесь всем управляет его могучая десница.
20 Трижды солнце завершило путь через свод небес,
Ter solum siccata, carina quieuit ab undis,
Curat ut is pastores, pastorumque capellas,
Haecque suo cordi suscepit prata tuenda.
Omne sed effecit simile hic coelestibus aruis.
25 Perpetuum dominatur uer[8] per pascua nostra.
Non exterret hyems agnas, tenerosque gemellos[9].
Gramina non marcent canis adoperta pruinis.
En per prata scatens nitidis fons garrulus[10] undis,
Dat gregibus potum, nobis at murmure somnos[11]
30 Inducit gratos, glacie nec fringitur unquam.
Hocque nemus sacrum, uestit quod culmina Pindi,
Illius officiis aeterna aestate fruendo,
Tempora non patitur diuersa; nec acta procellis
Prata tegit pomus folio de fronde cadente.
35 Sponte sua placido zephyro crescentia poma
Mitia facta cadunt, Aganippes litora spargunt.
Colligite haec pueri, sinibusque reponite uestris![12]
Nostra magis retinent procerae corda cupressi[13].
Grata quies molli fessis artubus[14] in herba:
40 Dulcius illarum nobis quirescendo sub umbra,
carmine arundineo meditari munera Phoebi.

M. Ite meae tuto tenerae per prata iuuencae;
Per alles saltetis oues quoque; Numine Phoebo
Gramen et arbores coelesti rore rigatae
45 Pascua sunt uobis, requies, et tegmen ab aestu.
Non trepidate; minax iam non latet anguis in herba[15];
Только трижды вытащенный на сушу корабль3 отдыхал от волн,
С тех пор, как он заботится о пастухах и пастушьих козах,
И эти луга принял к сердцу для покровительства.
Но он здесь все сделал таким же, как на небесных полях.
25 Вечная весна господствует на наших пастбищах.
Не устрашает зима агнцев и нежных козлят4.
Здесь не вянут травы, покрытые седым инеем.
И через луга бьет ключом болтливый родник с блестящими волнами,
Дает стадам питье, нам наводит любезные сны журчанием
30 И никогда не сковывается льдом.
И эта священная роща, которая покрывает вершины Пинда,
Наслаждаясь благодаря его помощи вечным летом,
Не испытывает перемен во времени; и фруктовое дерево,
Неподверженное бурям, не покрывает падающими листьями луга.
35 Сами собой под воздействием нежного Зефира растущие плоды,
Сделавшись мягкими, падают и осыпают аганиппские берега.
Собирайте их, мальчики, и кладите себе за пазуху!
Наши же сердца больше притягивают к себе высокие кипарисы.
Мил отдых усталым членам в мягкой траве:
40 Слаще нам, отдыхая в тени,
Наигрывать на дудочке дары Фебу.

М. Идите в безопасности через луга, мои нежные коровы;
Прыгайте и вы тоже по долинам, овцы; трава и деревья,
Орошенные небесной росой по повелению Феба,
45 Для вас паства, отдых и кров от жара.
Не бойтесь, грозный змей уже не скрывается в траве.
Spernite triste lupum[16]; seruat uos summus Apollo.
Gramina carpatis; non sunt infecta ueneno[17].
Melle fluunt fontes[18], illorum haurite liquores.
50 Nectare prata sacro spirant, plenum omne salute.
Vellera ferte Deo, fient ea uictima Phoebo.

C. Currite Naiades huc, uos Dryadesque puellae;
Ferte crocos nobis, quos uestra alit ubere Flora,
Imbuet agnus, eis redimitus, Apollinis aras[19].
55 En altaria iam fumant! en pinguis et agnus!

M. Tytire, tu sortem cessa celebrare beatam,
Desine ferre tuum Numen prope sidus auena;
Grandior est noster, maioraque munera Phoebi.
O mihi si clamans Homerica tuba daretur:
60 Cantarem nomen Phoebi noctesque diesque;
Sed quid ego? non tuba canens modulamine[20] flectit
Coelicolas, nec opimum thus, sed candida corda.
Nos sumus, atque greges nostri, tibi Victima, Phoebe!

C. Vesper adit[21]; Meliboee, trahunt iam sidera somnos![22]
65 Curre domum grex, currite oues ad ouile quietum.

Comp. Hebr. Graecaeque Linguae Magister
Michael Humileusky
Презирайте опасного волка; спасает вас вышний Аполлон.
Щипайте же траву, она не отравлена ядом.
Текут ручьи медом; черпайте их влагу.
50 Дышат луга священным нектаром, все полно здоровьем.
Принесите богу шерсть, это будет жертва Фебу.

К. Бегите сюда, Наяды, и вы, девы дриады,
Несите нам шафран, каковой питает плодородием ваша Флора,
Убранный для жертвы агнец напитает своей кровью алтари Аполлона.
55 Вот дымятся уже алтари! Вот жирный агнец!

М. Титир, прекрати прославлять блаженный жребий,
Прекрати возносить твое божество до светил свирелью;
Наш Феб больше, и дары его более велики.
О если бы мне досталась в удел дарующая славу гомеровская труба:
60 Я бы воспевал имя Феба днем и ночью!
Но что я? Ни поющая труба своей музыкой не преклоняет
Небесных жителей, ни обильный ладан, но честное сердце.
Мы и наши стада жертва тебе, Феб!

К. Приходит вечер; Мелибей, уже светила приглашают ко сну!
65 Стадо, беги домой, бегите, овцы, в овчарню на отдых.

Сочинил Учитель Языков Греческого и Еврейского
Михаил Гумилевский

Библиография
I. Издания текстов:
1. М. Гумилевский*. Идиллия Феб. М., 1777.
2. LucrХce, Virgile, Valerius Flaccus. ?uvres complХtes. Paris, 1890.
3. Calpurnius. Ecl. IV: Minor Latin Poets. Т. II. London, 1982.
4. Вергилий. Буколики. Георгики. Энеида. М., 2000.
II. Научная литература:
5. м. фон альбрехт. история римской литературы. т. II. москва, 2002 (в
печати). (MICHAEL VON ALBRECHT. GESCHICHTE DER RжMISCHEN LITERATUR.
MэNCHEN, NEW PROVIDENCE, LONDON, PARIS 1994).
6. Митрополит Евгений (Болховитинов). Словарь исторический о бывших в
России писателях духовного чина Греко-Российской церкви. М., 1995.
7. а. н. егунов. гомер в русских переволах XVIII-XIX веков. м., 2001.
8. д. л. либуркин. русская новолатинская поэзия: материалы к истории. XVII
- первая половина XVIII века. м., 2000.
III. компьютерное обеспечение:
9. PHI5.
-----------------------
* Идиллия, эклога и буколика являются полными синонимами; в моей работе я
буду называть идиллией стихотворение Гумилевского и эклогами произведения
Вергилия. Принятое в тексте сокращение - MH.
1 Д. Л. Либуркин. Русская новолатинская поэзия. С. 7-8.
2 Словарь исторический. С. 224-225.
3 М. фон Альбрехт. История римской литературы. Т. II (в печати).
4 Ср. Serv. ad Ecl. I, 1. Такова была общая точка зрения античного
литературоведения.
[1] Verg. Ecl. VII, 11 Huc ipsi potum uenient per prata iuuenci.
[2] Verg. Ecl. I, 1 Tityre, tu patulae recubans sub tegmine fagi.
Verg. Georg. IV, 566 Tityre, te patulae cecini sub tegmine fagi.
Calp. Ecl. IV, 37 Per te secura saturi recubamus in umbra.
[3] «Melos» в значении «песнь» не встречается в классическом латинском
гекзаметре.
[4] В гекзаметрической поэзии высокого стиля не принято было употреблять
местоимения is/ea/id, за исключением формы прямых падежей единственного
числа.
[5] Verg. Ecl. VII, 7 Et ca?????????????????
??????????????????????????????????????????????????>????????????ntare pares
et respondere parati.
[6] Verg. Ecl. I, 60 Meliboee, deus nobis haec otia fecit.
[7] Verg. Ecl. III, 60 Ab Ioue principium Musae: Iouis omnia plena.
Verg. Georg. II, 4 Huc, pater o Lenaee: tuis hic omnia plena
Muneribus, tibi pampino grauidus autumno.
* Перевод Церетели Г. Ф.
1 Буквальное значение «otia» - «отдых». Перевод осуществляется на основании
перевода С. Шервинского.
2 «Cacumen» в классической латинской литературе встречается только как
вершина горы или холма, но не небес. С учетом глагола «terit» - «тереть,
попирать, ступать» (что с небом делать невозможно), я предполагаю, что
следует перевести «cacumen» как «Олимп».
[8] Ov. Met. V, 390 Frigora dant rami, Tyrios humus umida flores:
Perpetuum uer est.
Ov. Met. I, 107 Ver erat aeternum, placidique tepentibus auris
Mulcebant zephyri natos sine semine flores;
Mox etiam fruges tellus inarata ferebat,
Nec renouatus ager grauidis canebat aristis;
Flumina iam lactis, iam flumina nectaris ibant,
Flauaque de uiridi stillabant ilice mella.
[9] Verg. Ecl. I, 14 Hic inter densas corylos modo namgue gemellos.
[10] Calp. Ecl. IV, 2 Quidve sub hac platano, quam garrulus adstrepit umor.
[11] Ov. Met. XI, 602 Muta quies habitat; saxo tamen exit ab imo
Riuus aquae Lethes, per quem cum murmure labens
Inuitat somnos crepitantibus unda lapillis.
[12] Verg. Ecl. I, 45 Pascite ut ante boves, pueri; summittite tauros.
Сходное оформление строки: вокатив «pueri», обрамленный двумя императивами.
[13] Кипарис (cupressus) обычно связывается с кладбищем, а значит с чем-то
мрачным, печальным. Ср. Hor. Carm. II, 14, 23 inuisas cupressos
«ненавистные кипарисы». От традиционного пониманя кипариса отходит
Вергилий. Ср. Verg. Ecl. I, 25 quantum lenta solent inter uiburna cupressi.
[14] Грубая метрическая ошибка: по законам гекзаметра нужно было бы читать
«art?bus» вместо правильного «art?bus».
[15] Verg. Ecl. III, 93 Frigidus, o pueri (fugite hinc!), latet anguis in
herba.
3 «Carina» дословно означает «киль корабля», но в поэзии может означать
«корабль». В античности корабли каждый год вытаскивали на сушу.
4 «Gemellos» дословно переводится как «козлята-близнецы».
[16] Verg. Ecl. III, 80 Triste lupus stabulis, maturis frugibus imbres.
Недостаток гибкости при заимствовании привел к тому, что текст эклоги
грамматически невразумителен: вместо прилагательного стоит наречие.
[17] Verg. Ecl. IV, 24 Occidet et serpens, et fallax herba ueneni
Occidet, Assyrium uulgo nascetur amomum.
[18] См. сноску 8.
[19] Verg. Ecl. I, 8 Namgue erit ille mihi semper deus, illius aram
Saepe tener nostris ab ouilibus imbuet agnus.
[20] Latina Vulgata, Judith, XVI, 2, 2 Incipe Domino in tympanis cantate
Deo in cymbalis
Modulamini illi psalmum nouum exaltate et inuocate nomen eius.
В классической латинской литературе не встречается.
[21] Verg. Ecl. VI, 86 Iussit et inuito processit Vesper Olympo.
Verg. Ecl. X, 77 Ite domum saturae, uenit Hesperus, ite capellae.
[22] Verg. Aen. II, 8-9 Et iam nox umida caelo
Praecipitat suadentque cadentia sidera somnos.
* См. титульный лист.