Урок вдовам

Я не злой. Я даже добрый. Но стоит кому-нибудь назвать меня лжецом, как я задыхаюсь от ненависти. И они правы. Я знаю, что они правы, а я заслуживаю оскорблений. Но что поделать. Я не хотел врать и не выношу, когда люди не понимают, что я вру поневоле, что меня черт попутал. О! Я стану другим. Я уже стал другим. Я больше не буду врать. Придумаю свою систему, чтобы не врать,, чтобы больше не жить в пугающем хаосе лжи. Все равно что в неприбранной комнате, темной, опутанной колючей проволокой, в бесконечных закоулках снов. Я исцелюсь. Я выкарабкаюсь. А впрочем, сейчас я вам это докажу. Здесь, при всех, я признаюсь в своих преступлениях и выставляю напоказ свой порок. Только не подумайте, что мне приятно выставлять свой порок напоказ, а моя откровенность -лишь высшая степень сего порока. Нет, нет. Мне стыдно. Я ненавижу собственную ложь и готов отправиться хоть на край света, лишь бы не пришлось в ней исповедоваться;(А вы сами-то говорите правду? Достойны ли вы слушать меня? В самом деле, я признаю свою вину, но не задаюсь вопросом о том, в праве ли трибунал судить меня, выносить мне приговор или оправдание.
Конечно, вы лжете! Конечно, вы все лжете, постоянно, и вам нравится лгать и думать, будто вы не лжете. Конечно, вы лжете сами себе. Вот в чем все дело! Лично я не лгу самому себе. Мне достает смелости признаться себе, что я лгу, что я лжец. А вы – вы трусы. Вы слушали меня и говорили себе: какое ничтожество! И пользовались моей откровенностью, чтобы скрыть собственную ложь. Ага, попались! А знаете, господа, зачем я рассказал вам 6 том, что я лгу, о том, что мне нравится лгать? Это была неправда. Это было сказано лишь затем, чтобы заманить вас в ловушку, а самому все понять, осознать. Я не лгу. Я никогда не лгу. Я ненавижу ложь, а она ненавидит меня. Я солгал только для того, чтобы сказать вам, что я лгу.
А теперь я вижу, как исказились ваши лица. Каждый из вас желает удрать, по боится, что я его окликну.
Мадам, МЫ сказали своему мужу, что были вчера у модистки. А вы, мсье, сказали своей жене, что ужинали в клубе. Это ложь. Ложь. Ложь. Ну-ка, скажите, что я не прав. Скажите, что я лгу. Назовите меня лжецом. Нет желающих? Прекрасно. Я так и знал. Легко обвинять других. Легко ставить их в неловкое положение. Вы говорите мне, что я лгу, и лжете. Великолепно. Я не лгу никогда. Слышите! Никогда. А если порой я лгу, то лишь ради пользы, чтобы не причинить боль: избежать трагедии. Ложь во спасение. Поневоле приходится лгать. Немного: иногда. Что? Что вы сказали? Ах! А я-то думал: да нет, потому что, по-моему, было бы странно, если бы меня упрекнули в подобной лжи. Было бы смешно слышать это от вас. От вас, которые лгут мне. Мне, который никогда не лжет.
Послушайте, на днях -да нет, вы мне не поверите… Впрочем, ложь: ложь - это восхитительно. Вообразите: придумать ирреальный мир и заставить в него поверить - солгать! Правда, поистине, обладает непоколебимой силой, она поражает меня. Правда. Они с ложью стоят друг друга. Возможно, ложь даже лучше: хотя я никогда не лгу. Что? Я солгал? Разумеется. Я солгал вам, сказав, что никогда не лгу. Лжец! Я лжец? В сущности, я уже и не знаю. Я запутался. Ну и времена! Неужели я лжец? Я вас спрашиваю. Скорее, я и есть ложь. Ложь, которая всегда говорит правду.
Перевод О. Акимовой
ИЗ ОКНА
Девушка! Девушка! Оп-ля! Оп! Оп! Подождите минутку! Что? Вот так-так! Посмотрите, как я высовываюсь,- смотрите, как я наклоняюсь! Я выделяюсь на фоне неба и похож на ангела. Ангел, который говорит с вами, заслуживает ответа. Нет? Заслуживает хотя бы того, чтобы взглянуть в его сторону вместо того, чтобы глазеть на газовый фонарь и пожимать плечами. Правда, если вы пожимаете плечами – мне видно сверху – это нас чуть-чуть сближает, будто вы вспорхнули и полетели, чтобы встретиться со мной.
Оп-ля! Оп-ля! Что-что? Пест! Пест! Я не шучу! А! Хорошо, я верю, что вы ушли бы – ушли на все четыре стороны. Но вижу, речь идет только о ходьбе взад-вперед, только о том, чтобы шагать взад-вперед и разминать ноги. Конечно же, соберитесь с духом. Потому что вы подниметесь. Вы подниметесь – поднимаетесь. Вы поднимаетесь. Я этого хочу.
Знаю-знаю, о чем вы думаете: 'Спуститься так легко'. Да, проще простого. Я мог бы даже выпрыгнуть из окна. Наклоняться, наклоняться, наклоняться и выпасть, как если бы смерть собственной персоной извергла из глубин небес к вашим ногам омерзительный плевок.
Но вы ошибаетесь.
Ибо – если я послушаюсь вас – по легкомыслию,-если паду к вашим ногам и подножию фонаря – из моего окна на пятом этаже,- окажусь между вашими ногами и подножием фонаря – что произойдет?
Я опущусь медленно, плавно, величественно, подобно парашютисту. И внезапно вам станет трудно сердиться, упрямиться и не смотреть в мою сторону. 'Ах!' -воскликнут вся улица и весь мир. Ах! Летающий юноша! Скорей, скорей, смотрите все! И – поскольку вы любопытны и восприимчивы к чудесам – вы по-смо-три-те. И увидите, как я хладнокровно опускаюсь и в молчании предстаю перед вами, малютка.
Нет, нет и нет. К блаженству не спускаются. К нему воспаряют. Воспаряют. Торжественно и просто. Перестают гонять щебенку носком ботика. Решившись, поднимают голову. Помахивая сумкой, берут ноги в руки (мс) и бросаются к первым воротам слева. Звонят. Дверь открывается. Захлопывается. И этот пушечный залп возвещает о вашем прибытии в мое королевство. Минуют консьержку, дабы удовлетворить ее любопытство. Пересекают двор. Находят дверь, над которой начертана буква Б (Блаженство). Поднимаются по лестнице. Один этаж -другой – третий – еще один – и еще. Ах, эти пролеты, с которых мальчишка-молочник кубарем слетает вниз под звон колоколов. Поднимаются – поднимаются – поднимаются – и тут как тут. Оказываются перед дверью с числом тринадцать: Случай! Случай и Блаженство! Тук-тук. Кто там? Открываю. Это я! То есть это вы! Это вы, это я, это мы!
Оп ля-ля! Оп ля!
Да знаете ли вы, что я храню на том самом пятом этаже, куда вы отказываетесь даже взглянуть? Знаете ли вы, чем я владею? Всеми сокровищами Китая и Индии. Лампой Аладдина и секретом се управления. И это еще не все. Подождите! Да подождите же! У меня три белых парусника в прекрасном море, один с грузом золота, другой – серебра, и бам-барабам, бей в барабан, в прекрасном морс. То есть они были в прекрасном море, но сейчас их груз хранится у меня – у меня - у нас – у нас. У тебя. Оп! Оп! Оп ля! Что вы делаете? Нет! Я не шучу. Останьтесь! Останьтесь или я прыгну.
Да, разумеется, вы ответите мне: 'Он отказывается спуститься!' Я отказываюсь спуститься, потому что это было бы ошибкой, непоправимой ошибкой. Вы видите, как мы, взявшись за руки, рука об руку бредем вдоль
реки. Наступает ночь. И переходя от скамейки к скамейке, мы оседаем в полицейском участке. Какая нелепость!
А если сюда? Вы поднимаетесь, и подъезд освещается сверхъестественным светом. Трубят трубы. Звучат органы. И газеты сообщают: 'Разыскивается молодая девушка'.
Что такое? Вот те на! Этот гнусный тип - тип, который помешал бы нам,- тот, который только что свернул с безлюдной улицы, тот, что собирался пройти мимо, но остановился, вдруг он берет вас под руку и уводит. А она смеется. Она нахально смеется! Я все скажу! Вот этот подоконник – это больше не подоконник. Это барьер в зале суда. Я клянусь выкрикивать правду и ничего, кроме правды. Не слишком ли легко? Крошка назначает свидание под моим окном гнусному типу и, пользуясь этим, пытается уверить меня, что хочет подняться ко мне – что мне надо спуститься – выпрыгнуть из окна - покончить с собой. И я был на волосок от того, чтобы ей поверить. Да-да,- вы! Именно вы! В этой маленькой нелепой шляпке. Эй! Приятель! Бесполезно вдыхать поглубже и ускорять шаг, чтобы все эти люди в окнах не думали, что я обращаюсь к вам. Гнусный тип! Вор! Поганый воришка! Не отвертитесь! Полиция! Очень кстати! Господин полицейский, господин полицейский! Господин полицейский! Эй! Скорее! Это воры! Задержите их!
Перевод Е. Дегтярь
Я ЕЕ ПОТЕРЯЛ
Все случилось на празднике, на празднике – на празднике я нашел ее, на празднике потерял. Был большой и веселый праздник. На празднике были и тир, и вафли, и японский бильярд, и бутылки шампанского, и балаганчики, и карусели. И карусели кружились и завывали, и сталкивались шары на бильярде, и благоухали вафли, и в тире стреляли ружья. Я как раз стрелял в тире. Я стреляю отлично и этим горжусь. Нет, постойте! Я все перепутал! Я встретил ее не в тире. Я ее встретил у павильона с
вафлями. Вафли благоухали, и она их уплетала и хохотала, и вдруг как дунет на ту, что была у нее в руке, и я оказался весь в сахарной пудре. Она засмеялась, и я спросил: 'Как вас зовут?' А она крикнула: 'Потом скажу!'