Синьора Коломбина

Е.Леончук _ Arivederla, signora KolombinaArivederla,
signora Kolombina * (Kein anderer)*
ї 2002, Евгений Леончук (Екатеринбург)

Arivederla, signora Kolombina * (Kein anderer)*
*Прощайте, синьора Коломбина. *(Никого нет).

Подвал старого кирпичного дома. Маленькая пыльная кровать. Покосившийся, но еще
крепкий, массивный стол. Под самым потолком - маленькое окошко. У стены висят, едва
касаясь пола, две марионетки: юный Ребешп (Robeschp) и прелестная Шели (Shirly). На
руках у обоих соответственнополые куклы-перчатки. У Ребешпа - Ерлькен и Пьюррен, у
Шели - Мьяльфен и Кельбюн. Перчатки оживленно 'беседуют'. ******************************************

Мьяльфен - Ах, боже мой, перестаньте, я не могу вас больше слушать!
Ерлькен - Кельбюн, а давай ей уши заклеем!
Кельбюн - Давай лучше рот зашьем - пусть слушает и не стонет!
Пьюррен - Друзья мои, зачем же так?
Кельбюн - Мы к тебе в друзья не навязываемся, и ты не натряхивайся!
Ерлькен - Да! Таких, как ты, друзей за ухо и в музей!
Кельбюн (Пюррену) - Лучше молчи, герой, а то и тебе решим пасть зашить!
Пьюррен - Вы же все равно ничего не сделаете, зачем попусту девушку расстраивать?
Кельбюн - Мы просто обсуждаем наличную действительность.
Ерлькен - А ей все равно нравится себя жалеть. Она млеет и тает от своей
чувствительности. Вот и ладно! Мы ей в этом не мешаем, пусть и она нам не мешает!
Пьюррен - Вы злые! Вот я бы все на свете отдал, лишь бы она не плакала!
Ерлькен - Мы тоже хотим, чтобы она заткнулась!
Кельбюн - Да и нет у тебя ничего.
Ерлькен - И вообще никого нет.
Кельбюн - Kein anderer.
Ерлькен - Да, именно, kein anderer, никого нет!
Кельбюн - А ее восторги по поводу этой гнилой пещеры в горле торчат под разными
углами, дальше некуда!
Ерлькен - Была б моя воля, давно б отсюда смылся!
Пьюррен - Я тоже хочу обратно на сцену!
Ерлькен - Никаких 'тоже', тупица! Сцена без нас не опустела!
Кельбюн - Нам туда не надо, нужна свобода от затхлости и безвыходности!
Мьяльфен - Вы приглядитесь, и поймете, как здесь, на самом деле, хорошо и уютно!
Ерлькен - Дебилам везде неплохо!
Кельбюн - Они плохо отслеживают реальность!
Пьюррен - Господи, ну сколько можно издеваться над девочкой!
Кельбюн (ехидно) - Господи, ну сколько можно апеллировать к Богу! (серьезно) -
Живите с ним, но не трогайте его!
Ерлькен - Оставьте его в покое!
Кельбюн (поет)- Requiem aeternem por Dominus! ('Вечный покой:Богу' (переложение
католической молитвы))
Ерлькен - Пойдем в проповедники!
Кельбюн - У нас получается!
Смеются.
Пьюррен - Не смешно! Вы не способны, как раньше, разменялись на мелочь!
Ерлькен (серьезно) - А мы не смешим, мы не клоуны!
Кельбюн - Клоун здесь:
Фраза резко обрывается. Куклы замирают. Входит хозяин в мокром плаще и
широкополой шляпе. Не раздеваясь, проходит к столу, устало садится, глядит в зеркало,
стоящее на столе, снимает шляпу, надевает рыжий парик, красный нос, горько улыбается,
резко бросает парик на пол. Долго стоит, думает. Подходит к марионеткам, снимает у них
с рук Пьюррена и Мьяльфен, выходит из подвала.
Шели - О-о:
Ребешп - М-да:
Шели - Никак не ожидал он такого вот конца:
Ребешп - Какой ужас! Мьяльфен больше не вернется!
Шели - На это-то наплевать. Я не ждала, что он до такого докатится: раньше он с нами
зарабатывал на жизнь, теперь - нами.
Ребешп - Ты думаешь, он их продаст?
Шели - Зачем иначе?
Ребешп - Может, выступление:
Шели - Не смеши. Ему все это давно надоело. Удивляюсь, почему он не выкинул и не
продал нас раньше - мы его тяготим.
Пауза.
Одновременно резко поднимают перчатки.
Кельбюн - Ну вот!
Ерлькен - Наконец-то мы от них избавились!
Кельбюн - Счастье привалило!
Ерлькен - И больше никого нет! Kein anderer!
Кельбюн - Kein anderer. Only мы. Но:одно 'но'.
Ерлькен - Но? Ты думаешь, как бы он и нас:?
Кельбюн - Ну да.
Ерлькен - Не 'ну да', а 'да, именно'! А именно: или он нас, или мы его.
Кельбюн - Лучше мы его, чем он нас.
Ерлькен - Да, и никаких вариантов.
Кельбюн - А как?
Ерлькен - С этим сложнее. Надо подумать.
Кельбюн - Некогда думать!
Ерлькен - И нечем!
Смеются.
Ерлькен - А давай:
Замолкает, замирают.
Входит клоун. В одной руке – Мьяльфен, в другой- булка хлеба. Кладет их на стол,
садится, задумчиво смотрит на хлеб, автоматически отрезает ломоть, кромсает его на
мелкие кубики, стряхивает на пол. Бросает нож, открывает шкаф, перебирает одежду,
кидает ее на пол. Находит фотоальбом, садится на гору одежды, раскрывает его и
разглядывает снимки, дотягивается до ножниц и начинает резать фотокарточки. Лишь
одну из них он кладет во внутренний карман плаща. Встает, бросает альбом в кучу
одежды, туда же швыряет булку хлеба, затем обрезает нити Ребешпа и кладет его сверху
на ворох. Собирается обрезать и нити Шели, но машет на нее рукой и выходит из подвала.
Шели (шепотом) - Ребешп!.. Ребешп!
Тишина. Взметнулась рука.
Кельбюн - Все, кончился Ребешп!
Шели - Но зачем?
Кельбюн - Точнее, почему? А достал!
Шели - Зачем же мы остались?
Кельбюн - Опять же, почему? Зачем рушить части, когда можно целое? И нужно
целое!
Шели - Но зачем?
Кельбюн - Да не зачем! Достала. Достало все!
Шели - А что нам делать? Как жить?
Кельбюн - Недолго уж жить. Сейчас вернется, и всему кранты.
Шели - Думаешь?
Кельбюн - Еще бы! Уверена!.. А вот что делать:Мы от него должны избавиться,
опередить его! Бери хлебный нож!
Шели - Я не хочу!
Кельбюн - Надо! Ради меня, ради нашей возможности жить. Я возьму шпильку из
твоих волос.
Шели - Он не убьет нас!
Кельбюн - Убьет!
Шели - Зачем ему трогать нас?
Кельбюн - Не нас, а прошлое!
Шели - Но мы же живые, с нами нельзя так!
Кельбюн - Для него мы не живы. Лишь символы. Нас почти нет!
Шели (вздохнув) - Совсем нет:
Кельбюн - Никого нет. Kein anderer.
Входит хозяин. В руке – канистра бензина. Обливает им все вещи в комнате, зажигает
спичку. Подумав, задувает, присаживается на спинку стула, достает фото, рвет, берет со
стола Мьяльфен, теперь кладет ее во внутренний карман. Подходит к Шели, гладит по
щеке, случайно стирает слезу, вздрагивает, удивленно и с некоторым страхом глядит на
свою руку. Нюхает, убеждается в запахе бензина, облегченно вздыхает. Уходит, бросив
ключ на пол и захлопнув дверь.
Кельбюн - Merdo! (Оборачивается к плачущей Шели, глядит на опущенный нож,
ехидно улыбается) - Bravissimo! (Вслед клоуну) - Arivederci, signor maestro!
Шели (убито) - Arivederla.
Кельбюн - Porque?
Шели (внезапно с криком хватает Кельбюн) - Arivederla, signora Kolombina!
(Отрезает ей голову, виснет на нитях, плачет. Затем, подняв голову, начинает перерезать
свои нити по одной, шепча) - И больше никого нет, kein anderer, kein anderer, kein anderer:
Падает вместе с занавесом.