Поджигатель церквей

ДМИТРИЙ . Отец еще был жив когда, мы держали сад… В пятом саду участок был у нас. Он забором упирается прямо в дорогу от УВЗ до полигона, знаешь? Мне было лет семь, даже, может быть, меньше, я еще в школу не ходил, последнее лето было перед школой… Я гулял один по дорожкам и вдруг услышал страшный рев… Страшный! Страшный… Я побежал туда, откуда он доносился, и я прибежал к забору, и понял, что ревет оттуда. Рев то приближался, то удалялся, то опять приближался. Мне было очень страшно, но .я не мог никуда уйти. Я стал отковыривать доску в заборе, поднял какой – то булыжник, стал вытаскивать гвозди. Меня как магнитом тянуло туда, за забор… Я отковырял доску, я пролезз через щель и я увидел дорогу, идущую вдоль забора, иэто была очень странная дорога. На всем ее протяжении в нее были вкопаны стальныелисты, как бы для усиления… Одним конццом дорога уходила в сторону завода, я знал, что это .наш самый главный в городе завод, чтотам работает мама, а другим концом она уходила вникуда, в горизонт – я впервые в жизни увидел горизонт, я был городской мальчишка, выросший на Урале, где всюду тайга, я никогда раньше не видел как небо целуется с землей… И вот я опять услышал этот рев… И я увидел, кто его издавал. От завода отделилась точка, и она стала стремительно расти, и я увидел, я понял, что это танк, это танк, которые делает мама на нашем самом главном заводе, где работают все наши знакомые, это то, ради чего был построен наш город… И оно, это страшное и красивое существо приближалось, и я почувствовал… Я никогда раньше такого не чувствовал. Ты видел когда – нибудь вблизи Т 72 на полном боевом ходу? Ты знаешь, что чувствует человек, когда на него несется сорок тонн мускулистого умного железа со скоростью семьдеят километров в час? Но это не был даже страх… Это был священный ужас. Это была страшная, неземная, ужасная красота. Это было то, что берет тебя целиком, без остатка, это была Реальность, это было… Я потом читал разные там книжонки, ходил в кина, спал с женщинами, швырял стольники через стол в ресторанах… И все это, в общем, ерунда и мусор. Ну, я искал все время в людях, в книжках -везде – чтобы что – то похожее меня накрыло, но нет, нет… И я везде видел только тайно скрываемые мелкие мыслишки, и мелочные подсчеты, и глупую немудрую расчетливость, или – в лучшем случае – поиски какого – то стерильного кастрированного чистого смысла… И все это было не то. И в зоне то же самое – я не тосковал по дому, мне не снились ни бабы, ни родная мать мне не снилась, но каждую ночь во сне я видел только это – как семдесятдвойка уходит на горизонт, плавно покачивая башней на горках, и облако перламутрового дыма за ней поднимается потихоньку вверх в летнем воздухе… Тысяча четыреста тридцать два раза она уходила на горизонт, и я не повесился, не вскрыл себе вены, я вышел по половинке молитвами своей матери…
СЕРГЕЙ . Я ложился под семьдесятпятку на учениях. Сначала страшно, ноглавное – ни о чем не думать. Лейтенант кричит: – Пошел! – потом прыгаешь, в землю вжался, голову руками обхватишь и – ни о чем не думать, пока не проедет над тобой. А начнешь если соображать – точно гусеницей отдавит что – нибудь… Был у нас один такой мыслитель… Я тебя не про это спросил.
ДМИТРИЙ . И потом был еще один человек… Он наехал на меня словно танк. Он мне все отдавил. Он был большой… очень большой. И меня опять обуял священный ужас. И он меня растоптал. Но он на самом деле был просто выпендрежник. Он не мог справиться с маленькими бесятами, которые стаями вились везде, где он ни появлялся. И мой танк в конце концов раздавил его. Он раздавил его всмятку и помчался дальше на горизонт, а тот остался себе лежать, но его руины еще многих соблазнят и многих привлекут…
КЕНАРЬ стонет. ДМИТРИЙ подошел к нему, взял его голову себе на колени, погладил Свету по щеке, негромко, нараспев говорит КЕНАРЮ.
ДМИТРИЙ . Тшшш! Тише… Тише… Слышишь? Это плчут они. Это плачут гордые. Это плачут крепкие. Это плачут сильные. Это плачут те, кто говорили: имеем много, и стоим крепко, и вооружились всем до зубов, и победили врагов своих. Се, плачут ныне и несть им утешения, и слезы их как огонь горячи. Ибо пала их крепость, и ожили враги их, и объединились, и стали как единая цепь, и открылись старые раны, и разболелись к непогоде старые язвы, и Прошлое стоит и держит в руках список, и длинен этот список, трех жизней не хватит расплатиться по нему…
СЕРГЕЙ . Я устал. Хоть бы уж явилась скорей живая здоровая, черт с ней, с дурой такой… Разберемся потом как – нибудь.
ДМИТРИЙ . Но будет все на самом деле просто. Недельку ты не будешь с ней разговаривать, еще две недели – спать. Потом ты начнешь все чаще задумываться о том, что надо прщать людям их слабости, что надо быть добрым, что нельзя же, в самом деле, всю жизнь дуться друг на друга… Вы еще долго будете вместе. Вам пока еще не время разбегаться.
СЕРГЕЙ . Ну кого ты строишь из себя? Что ты тут за пророк такой в жопу ебаный выискался?
ДМИТРИЙ . Вы очень красивая пара. Полковник – просто старый пиздострадатель, он уже на пятый этаж в три приема поднимается, у него одышка, у него в норме сто сорок на сто. А когда вы вдвоем идете по улице, кажется, что солнышко светит ярче. И так не будет, чтобы из – за старого пердуна мир лишился этой радости. И ты это тоже потом поймешь.Ты ничего не можешьь изменить, Серега, не обманывай себя..
СЕРГЕЙ . Сейчас увидим… ( уходит в комнату.)
ДМИТРИЙ (КЕНАРЮ.) Душа моя ясная, душа моя светлая, не бойся ничего на пути своем, не бойся, не бойся… Не бойся страхов, что будут пугать тебя, противостань соблазну, что захочет пленить тебя, не цепляйся за прошлое, не верь будущему, иди с миром, иди! Говорю тебе, иди с миром, отпущено тебе все здешнее, отпущено тебе все нынешнее, иди с миром, отправляйся! И еще раз повторяю тебе: иди с миром, не цепляйся ни за что, иди, иди…
Пауза. ДМИТРИЙ кивнул Свете. Та подошла к КЕНАРЮ, поцеловала его в губы.
ДМИТРИЙ . Выпила девица сия все грехи твои, все страдания твои приняла с дыханием твоим, жизнь твою взяла в серцце свое, душу же твою тебе оставила, иди с миром, иди! Повторяю тебе как тот, кому Слово вложено, иди с миром, иди сейчас, иди!
Пауза. СВЕТА расстегнула КЕНАРЮ рубашку, долго целует его в грудь.Кивнула ДМИТРИЮ. Тот закрыл КЕНАРЮ глаза.
СЕРГЕЙ вышел из комнаты с дробовиком.
СЕРГЕЙ .. Куда они пошли?
ДМИТРИЙ . Да вон они возвращаются уже. Вон, в окошко смотри…
СЕРГЕЙ прикладом разбил стекло, целится.
ДМИТРИЙ . Да поздно уже. Если ты сейчас по ним шмальнешь, сядешь на всю оставшуюся.
СЕРГЕЙ . Наплевать.
ДМИТРИЙ . Но над тобой будут смеяться.Скажут, горе – муженек, рогоносец, ничего лучшего не нашел как за двустволку схватиться…
СЕРГЕЙ наставил дробовик на ДМИТРИЯ. Пауза. СЕРГЕЙ резко взвел оба курка, стреляет через окно по прожекторам. С грохотом роняя на пол патроны перезаряжает, снова стреляет. С каждым выстрелом на земле становится все темнее и темнее. Наконец наступила полная темнота.
СЕРГЕЙ ( отбросил дробовик .) А вы думали, суки… Я тоже стрелять умею….
4
СЕРГЕЙ и ДМИТРИЙ сидят возле свежего холмика. на кладбище. На кладбище летом очень хорошо. Нигде так здорово не думается про жизнь, как летом на кладбище. Если бы вот только не комары – и совсем хорошо было бы.. Впрочем, если сто пятьдесят прннять – и можно про комаров не думать. СЕРГЕЙ с ДМИТРИЕМ и приняли. Кладбище здесь, никто морали читать не будет.