Вернуться к оглавлению

Вернуться к предыдущей главе

Перейти к следующей главе

ЧАСТЬ I.

ГЛАВА 1.6.  ВОКРУГ ГОРЫ СОФЬЯ

Утром, после ночного моросящего дождя, ущелье все еще было обложено облаками и мы решили, пока нет дождя, попробовать перевалить с Кизгьша в ущелье реки Софьи через хребет Чегет-Чат II.          На обратном пути вниз по Кизгиш-Башу, учитывая опасные для вьюка места, мы взяли побольше груза на плечи. Нас провожал карачаевец из коша, сообщивший с беспокойством, что: "наши с абхаз еще не вернулись, - почему такой?" Мы конечно ничего на могли ему на это ответить, кроме выражения надежд на благополучный исход их экспедиции.          Обратный путь до второй, вниз по течению, поляны на Кизгыше прошел благополучно и почти без дождя. Отсюда, по-видимому, следовало подниматься на хребет Чегет-Чат II разделяющий Кизгыш и Софью. Намеченный нами по горизонталям карты перевал через Чегет-Чат II в этом месте мы назвали перевал Софья. В этом месте к югу от горы Софья тянется сравнительно узкий и острый гребень, частично травянистый, частично каменистый. До одной трети в высоту он покрыт соснами и березами. В этом хребте много мелких балок и и ребер. Гребень ниже, но его скат круче, чем противоположный склон Кизгыша.          Мы увидели на поляне косарей, которые путь на перевал знали плохо, но сообщили, что есть два пути. Один из них, только пешеходный, идет справа по каменистым балкам. Другой путь, левее, доступен для скота, но вряд ли для вьюка. В лесной части есть даже тропа, которую надо искать правее ручья, а дальше троп нет. На гребне надо сначала пройти по нему полкилометра, а уже затем спускаться без тропы.          У косарей я достал несколько драгоценных спичек, и мы тронулись искать тропу у ручья. Но пришлось еще дожидаться Иванова, ходившего "на охоту". Он стрелял два раза по мнимым джумарикам и вместо них опять принес сойку.          Нам сказали, что лес на Софью дальше от перевала чем здесь и что подъем займет часа 2 1/2; а был уже третий час, дождь начал накрапывать всерьез и надежд перевалить было мало, но мы рискнули.          Пошли целиной вдоль нижнего по течению края поляны через мокрую траву, доходившую до шеи, после чего попали в камни заросшие смородиной и другими кустами. Продравшись и через них, нашли наконец заросшую тропу, круто поднимающуюся по шиферной осыпи, по которой обильно струились ручейки. Здесь же росло много гигантских зонтичных растений. Каждый шаг, на который удавалось продвинуть осла, стоил многих усилий. Наконец вступили в высокий сосновый лес, в котором тропа лезла вверх так круто, что даже мы, не говоря уже об ишаке, постоянно скользили. Сквозь розовые стволы сосен повсюду виднелась серая пелена тумана и дойдя. Лишь через два часа мы достигли верхней границы леса, со всех сторон стал греметь гром.          Иванов посмотрел вверх на гребень и в его взгляде ясно читалась мысль идти вперед. Но прокатились новые раскаты грома и выражение его лица изменилось. На опушке леса росли ольха и рододендрон. Здесь я заметил единственный менее крутой косогор, где кое как можно было разбить палатку. Вьюк свалился не доходя 30 метров до этого места и мы его перенесли на руках. Хотя вода была под нами, над нами и кругом, но нужная нам вода (ручей) была где-то далеко внизу в балке слева. Никольский мужественно отправился за ней по мокрым кручам и почти через час принес ее к нам. В грязи с трудом поставили палатку и стали варить немытую баранину и чай. Костер грел плохо, а дым с искрами несло в лицо. С другой стороны костра был обрыв и там сидеть было нельзя. Было 5° и мы окоченели. Тем временем разъяснило, и, немного поднявшись, мы увидели, что все хребты покрылись свежевыпавшим снегом. Абишира-Ахуба осыпалась снегом на одну треть и ее острые гребни казалось возносились в царство ледяного Эльбруса. Такого сильного снегопада в районе Теберды я не видывал в эту пору.          Свежевыпавший летний снег в горах - одна из наиболее красивых и величественных картин природы. Я думаю, что серебро с узорами черни, излюбленное горцами для своих украшений, заимствовано из того узора, который природа вышивает снегом между черными скалами горных хребтов...          Утром мы пришли к выводу, что маленькая тропка, ведущая в лесок в начале второй Кизгышской поляны и замеченная нами слишком поздно, может быть и была началом нужной нам лесной тропы, на которую мы продирались с таким трудом. Она ответвилась от главной, долинной тропы не доходя русла высохшего ручья и началась в перелеске, ближе к первой поляне, правая же "дорога" на Чегет-Чат II начинается вероятно с начала первой поляны и пересекает много крутых балок и каменистых ребер.          С утра горы опять оделись облаками, но дождя не было, и не взяв в рот даже маковой росинки, мы пошли вверх. Тропа сразу потерялась и больше не находилась. Здесь крутизна была не меньше чем в лесу, но по траве иногда удавалось вести ишака зигзагами. Я дошел до снежного поля, спускающегося по осыпи с вершины левее намеченного перевала и наметил путь к нему, требовавший пересечения двух каменистых балок правее. Вокруг было много альпийских цветов, но дул ледяной ветер, который стал нагонять из Кизгышского ущелья клочья тумана и капли дождя превращавшиеся в снежинки. Все горы клубились в облаках и утешал только клочек голубого неба, все время висевший над перевалом.          Между тем, мои спутники невыразимо мучились с ишаком и с черепашьей медленностью продвигались вверх. Один раз ишак упал даже так, что на скользком шифере растопырил все четыре ноги и разбил до крови переднюю ногу.          В нескольких десятках метров от перевала появилась тропа и с нее я увидел внизу всю чистенькую, открытую и широкую долину Софьи с редкими березами и соснами внизу, а несколько ниже по течению многочисленные коши. Слева, полускрытая туманом, совсем казалось рядом, возвышалась красивая, островерхая гора Софья, убор, которой несколько напоминал расшитый серебром и жемчугом русский кокошник.          Для Софьи такой женский наряд к лицу...          С нее в ущелье спускается большой висячий ледник, из под которого, срываясь с 300-метрового отполированного льдом обрыва, каскадами падают истоки реки. Примыкающий к ней хребет, отделяющий ее от ущелья Псыша, черными пиками, полузасыпанными снегом врезался в редкие клубы тумана и на нем, ближе к Софье, виднелся мелких висячих ледничков, особенно у острой вершины примыкающей к ней слева и сзади. За ними виднелись вершины Кизгыш-Баша. Когда снега много, трудно отличать настоящие ледники и их очертания от простых снежников. Главный ледник Софьи характерен отсутствием передних и боковых морен, как и Кизгышские ледники. Его древних морен также не видно. Его длина вверху по горизонтали 2 1/2км, а вниз по течению 1-1/2км. Вверху более пологий и покрытый снегом, он имеет ниже крутое падение и его язык на высоте 2400м закруглен как у текущего воска, но весь в трещинах. По-видимому он доступен только для опытных альпинистов, как и вершина горы, высота которой 3638м. Часто были слышны грохоты ледяных обвалов. После времени занесения ледника на карту, он, как и Кизгыш-Башский несколько увеличился и залил один из каменных перешейков. В самом ущелье я нашел следы древнего оледенения, - остатки морен и т.н. курчаевые скалы.          Отрог главного хребта, вклинившийся между долинами Софьи и Псыша, я называю хребтом Софья, т.к. эта вершина его венчает. После хребта Ак между Тебердой и Хасаутом, ни один боковой хребет не имеет такого большого оледенения, как хребет Софья. На нем есть несколько озер. Он очень высок и крут и в нем нет доступных ущелий и все коши расположены в самой долине Софьи. Под вершиной 1429с (3049м) к р.Софья спускается каровая лестница в четыре яруса, из которых верхний - деятельный, ледниковый, а нижний занят озером.          Под непрерывно моросившей снежной крупой, нередко теряя друг друга из вида из-за многих боковых отрогов, мы, все вышли наконец на гребень и по нему с левого (южного) перевала (2647 метров) прошли на соседний правый (2570 метров). Здесь из под ног выпорхнула долгожданная горная индейка счастливо избежавшая нашего охотника. В полдень на перевале было +1°, но несмотря на падающий снег, летали какие-то белые бабочки. На крутых травянистых склонах на Софийской стороне были лишь обрывки троп, но спускаться было легче. На спуске миновали табун лошадей и карачаевского чабана с овцами, который увидев Иванова с ружьем, спрятался за камень и так просидел, пока мы не ушли далеко. Страх перед "абхазом" здесь силен до курьезов, вероятно больше как пережиток Царских времен, когда царское правительство разжигало национальную рознь...          Трава вверху Софийского склона плохая, низкая, выжженная - как на Крымской Яйле, резко отличающаяся от сочной травы Кизгышского склона, а ниже - по колено, но тоже высушенная, колосистая. Наш ишак за ночь, как бывало уже не раз, запутал ночью свою веревку вокруг дерева, к которому был привязан, и теперь через каждый шаг от голода тянулся к лопухам, так что мы спускались долго. Идя по балке с ручьем, мы спустились к кошам только в четвертом часу. В первом из них никакой пищи не нашлось и, оставив там ишака, мы перевалили через гряду больших камней к группе четырех кошей. Там у хозяев - Токовых, купили плохого сыра и айрана и тут же неожиданно встретили хозяйского племянника, краснолицего Харуна. Он приехал искать пришедших из Абхазии покупателей на своих овец. За разговорами по рукам пошли наши бинокли и последние запасы табака.          Вниз мы пошли по прекрасной, ровной долине Софьи, почти все время по поляне вдоль реки, среди розоватых трав. Тропа местами была видна, местами заросла совершенно, но надобности в ней не было. Правый берег почти безлесен и шире, склон же покрыт березой и елью, а выше - альпийским лугом. Левый склон таков же, но берег уже.          От покинутых старых кошей вниз пошла заросшая аробная дорога, все улучшавшаяся и шедшая высоким ельником. Все почти коши брошены обитателями едущими из них вниз на сенокос. Ишак наш шел теперь великолепно и местами даже бегал взапуски с Никольским, но под одной из сосен от прилива ли радости или от чего другого вздумал повалиться на спину, на вьюк, задрав ноги кверху.          Погода улучшилась и за нами все время величавой царицей долины в голубом небе четко вырисовывались белоснежные ледники и черные зубья красавицы Софьи. Устье реки Софьи всего в 6 км от аула Архыз, а вдоль ее открытой долины, длиной всего около 8 км, хорошо видны издали ледники Софьи. Поэтому ее устье служит традиционным местом для близких, легких экскурсий и даже для пикников менее подвижных посетителей Архыза. Между тем, чтобы подойти к ледникам других ущелий надо проделать гораздо более длинный и несравненно более сложный путь.          У впадения Софьи в Псыш есть обширная, местами заросшая соснами поляна, где стоит ветеринарный пост, не отличимый от обычного бревенчатого коша. Около ручья, не доходя поляны, влево вниз от Софьи идет дорога на Псыш, в который она впадает, а вправо, вниз - идет дорога на р.Архыз. Здесь мы поставили лагерь подальше от дороги, чтобы избежать визита Харуна, намеревавшегося нагнать нас на дороге в Архыз. Едва, однако, мы принялись за остатки баранины, как он, несмотря на сумерки, подъехал к нам. Однако, пробыл недолго и, позаимствовав табаку, уехал.          Благодаря холодной погоде наша баранина не попортилась и мы ею досыта наелись и пили чай с маслом, которое теперь можно было уже не очень экономить - завтра мы в ауле. Уйдя из аула мы взяли продуктов на 3 дня, а возвращались туда только через 6 дней. Если бы не расточительная покупка барана, мы бы голодали. Теперь, однако, можно было поблагодушествовать и в этот вечер и на утро, после чего мы двинулись "домой". Светило солнце, хотя и скупо. На поляне шел сенокос. Софья и восточные горы скрыты деревьями и склоном правого берега, а за поляной красиво вырисовываются черные, покрытые снегом вершины хребта отделяющего Софью от Псыша. У их слияния эти вершины превращаются в лесистые холмы, как и вершины отделяющие р.Псыш от р.Архыз. По чудной дороге в смешанном лесу мы шли, не заботясь об ишаке, который исправно шел то впереди, то за нами. По дороге встречалось много земляники, спелой костяники и незрелой брусники, а малина была без ягод. Миновав первое скрещение дорог, мы свернули на втором скрещении по более наезженной дороге влево, которая и вывела нас к надежному мосту. Мост стоит метров на 80 ниже слияния Псыша и Архыза. Псыш многоводнее столь же широкого, но мелкого Архыза в три-пять раз и вода в нем прозрачная - снеговая, тогда как в Псыше - мутная, зелено-голубая, ледниковая. После слияния цвет реки такой же как у Зеленчука и температура почему то оказалась немного ниже (10,5°) чем у каждой из рек в отдельности: в Архызе 10,7°, а в Псыше - 11,1°, хотя Псыш течет с ледников.          У моста мы встретили черкеса сплавляющего лес по Псышу, где он также могуч, как по Кизгышу. Подошла затем целая толпа сплавников черкесов, - небольшого роста, аккуратных, хотя и бедно одетых людей, селения которых располагаются в основном западнее и севернее Карачая. Сплавщики были почти исключительно русские, часто из кубанских казаков, и черкесы, а карачаевцы на сплав идут неохотно. Получали они за эту работу по рублю в день, а работа не только трудная, но и опасная. Она много труднее чем сплав плотов по горным рекам Закарпатья, который я видел много позднее. Сплавляют отдельные бревна по бурно несущейся и изобилующей большими камнями реке. Стволы деревьев постоянно натыкаются на них или на берег или на отмели, а сплавщики стоят на этих стволах в водоворотах ледяной воды, рискуя быть сбитыми с них при каждом толчке. Удар головой о камень и гибель всегда возможны. Сплавщики огорчались убылью воды в реке и трудностью сплава, а также тем, что принадлежавшие им луга в окрестностях реки Дукка были переданы карачаевцам. Ниже по течению, на левом берегу Архыза, в 7 км от аула был маленький лесопильный завод.          Лес является одним из важнейших факторов в совокупности природных богатств Архыза. Эти леса имеют огромное значение и для защиты почвы от ее сдувания и размывания на крутых склонах и для охраны водных ресурсов. Вырубка лесов в горах ведет к обмелению рек и в горах и на равнине, куда они вытекают, со всеми вытекающими из этого последствиями. В последующем, особенно после войны, скромную вырубку, производившуюся при нас, сменила массовая заготовка древесины. Во множестве вырубались красавцы - пихты, достигавшие на Кизгыше 80см в диаметре и 60 метров в высоту. К 1959 году девственные леса сохранились только в трех кварталах объявленных, наконец, памятниками природы. Только сейчас началась подлинная тревога за близкое будущее лесных богатств Архыза. С другой стороны в 1958 году в районе было сделано более трех тысяч прививок диким яблокам и грушам, для их облагораживания. В декоративных целях в 1957 году в Архызе высажены крымские сосны, сибирские лиственницы и кедры, грецкие и манчжурские орехи, и декоративные кустарники. При всей их красоте они изменили подлинное лицо девственной Архызской растительности, которую мы еще застали.          Черкесы-сплавщики говорили нам, что в мае Архыз многоводнее Псыша. Вероятно причина, этого в том, что в верховьях Архыза больше лугов, где скапливается снег, стаивающий быстрее чем снега на главном хребте питающие ледники. Теперь же, в августе, спокойный и мелкий Архыз перейти вброд не труднее чем приток Теберды - Муху.          Здесь мы сталкиваемся с проблемой географических названий. Одной из задач, поставленных нами, было уточнение и исправление географических названий. В местах подобных бассейну Зеленчука, большинство названий местного происхождения. Бывает, что одно и то же место разные племена, например карачаевцы и черкесы, называют по- разному. Например р.Чилик, она же Хизынчик. Бывает, что даже и в одном селении одно и тоже урочище разные жители называют по-разному. Например, говорят и Чигирда и Джигирда. Это разные произношения. Иногда названия различаются у разных жителей одного аула и по существу. Новые искажения возникав, когда топографы и геодезисты изображают кавказские гортанные звуки русским буквами, да еще без достаточного внимания. Даже под Москвой за последние годы, названия станций и пристаней стали быстро искажаться вследствие небрежного отношения к названиям или непонимания их происхождения. Например, старинное название Новосильцево, данное по фамилии средневекового владельца деревни, превратилось в Новосельцево. Но в данном случае название произошло не от Нового Села, а от пришельца из г.Новосиля.          В.Никонов в статье помещенной во 2-ой книге альманаха "Туристские тропы" (М.1959) приводит много интереснейших примеров роковых последствий небрежности в установлении географических названий, и примеров недопустимого разнобоя в их написании, а также печальных курьезов. Так, например, на картах военных действий 1904 г. многие деревни на Дальнем Востоке назывались одинаково - Путунда. В результате этого погибло много русских солдат. Потом оказалось, что таких деревень не было совсем, а "путунда" означает "не понимаю", что жители отвечали на вопросы царских чиновников составлявших карты. Немцами, как известно, в древней Руси называли всех иностранцев западного происхождения. "Хамовники" в Москве происходит не от слова "хам", а от слова "хаман" - полотно.          В подмосковье у 1342 рек из 2025 опубликованных в 1926 году в списке не были установлены названия, вероятно известные местным жителям. Расхождения в названиях на разных картах и в описаниях мест Кавказа происходят иногда, как говорилось, вследствие несоответствия русских букв и звуков звукам кавказских наречий. Так, глухой звук, средний между Д и Т, вызывает то, что один из притоков Архыза называется одними Тука, а другими Дукка. Карачаевское слово озеро - пишется и кель и гель. Русские часто искажают такие названия до курьеза. Например нередко описанный выше Марух они называют нередко "Марухой". Вероятно читателям известно, что в действительности "Маруха" нечто совсем иное чем река Марух. Мы, в своих экспедициях прилагали максимум усилий к тому, чтобы установить правильные названия, но, по отмеченным выше причинам, возможно, что иногда это нам и не удалось.          Другой вопрос, уже по существу, возникает в связи с названиями истоков рек. На одних картах река, в которую впадает Софья, называется Псыш, на других Пшиш. В верховьях реки есть две вершины главного хребта: Псыш (3503м) богатый ледниками и скалистый Пшиш (3788м), - это высочайшая вершина западнее Маруха. Но ледники Псыша, как мы выяснили, дают гораздо больше воды чем леднички Пиша, и у местных жителей это ущелье называют именно Псыш. Поэтому следует остановиться на названии Псыш.          С другой стороны, Архызом иногда называют верховья Зеленчука от впадения Кизгыша до места, где он образуется слиянием Рочепсты и Дукки. На других картах Архызом называют реку только выше ее слияния с Псышем. Архызом считают реку сразу вверх от впадения Кизгыша и от аула, т.к. иначе названия реки и аула на ней не согласовываются друг с другом. Далее, на одних картах истоком Б.Зеленчука показан Псыш, а на других - Речепста, и ее продолжение Архыз, стекающие с бокового хребта Абишира Ахуба. Что же вернее? Мы полагаем, что самый многоводный летом исток - Псыш, текущий с ледников главного хребта и от трех главных вершин - Псыша, Пшиша и Софьи, следует считать истоком Зеленчука. Архыз же, питаемый практически лишь снегами и многоводный лишь в мае и его исток Речепсту следует считать притоком, хотя длина Псыша 40км, а Речепсты с Архызом почти такая же. Но тогда аул Архыз будет все же стоять на реке Зеленчук, а не на реке Архыз.          Путешествия следующего года показали кроме того, что Дукка многоводнее Речепсты и ее, а не Речепсту, правильнее считать истоком р.Архыз...          Черкесов очень развеселил наш ишак. Их забавляло, что он бежит за нами как собака. Ничего подобного они еще не видели. Однако за ним приходилось присматривать, т.к. один раз он снова повалился вместе с вьюком и кастрюлей на спину и хотел валяться и пыли.          Но приятной лесной дороге от устья Псыша мы дошли до аула (4 км) и не нашли дома ни Махмута, ни скамеек, на которых раньше могли сидеть. В кооперативе достали сахар, соль, табак и пр., но материала для починки моих брюк, пришедших в катастрофическое состояние, не нашлось. Хлеб мы стали есть кукурузный, который после долгих поисков смогли купить лишь все у того же Лукмана Ботчаева, хозяина нашего ишака. Встретили учителя - геолога, которого видели в Теберде. Он пришел в Архыз нашим путем с тремя спутниками, с проводником и лошадью. С ним мы отправили письма с просьбой доставить их на ближайшую почту, когда он до нее доберется. Больше ни о каких туристах не было слышно, но, "курсовых" прибавилось. Приехали прожить отпуск в ауле кто-то из Баталпашинска и кто-то даже из Ростова.

Вернуться к оглавлению

Вернуться к предыдущей главе

Перейти к следующей главе