 |
| Вернуться к оглавлению |
 Вернуться к предыдущей главе |
Перейти к следующей главе |
| ЧАСТЬ I. |
| ГЛАВА 1.5. К ЛЕДНИКАМ КИЗГЫША |
|
После перевала Чигардали, усталые, мы долго вставали и пили чай,
растягивая последние крохи хлеба с сыром. Долго вьючили и обсуждали
дальнейший план. Решили после спуска на Кизгыш остановиться и двоим
пойти оттуда в Архыз, добыть продовольствия и добиваться у Лукмана
замены осла более опытным. По возвращении из аула хотели идти вверх по
Кизгышу, насколько успеем.
Выйдя только в полдень, пошли по левому берегу ручья, но подошли к скалам врезающимся в ручей. Перебрались на другой берег и увидели, что там тропки тоже обрываются, а в начавшемся лесу находятся страшные кручи. Тогда мы решили подняться вправо от вершины, стоявшей на правом склоне близ лагеря и попробовать спускаться вниз с этого маленького перевальчика. Пришлось с полкилометра возвращаться назад и лезть затем еще выше. На этом крутом склоне вьюк внезапно съехал ишаку под брюхо и сам он едва не слетел вниз. Повозившись с развьючиванием, сотню метров поднимали вещи на себе и, навьючив снова на менее крутом месте, поднялись по траве на гребень правого склона. С перевала открылся красивый вид на покрытые лесом склоны Кизгыша: Чегет Чат - второй, как я его назвал, в отличие от одноименного, и на пройденный перевал Чигардали. Мы угадали теперь правильно и нашли не крутую верховую тропу. Она тотчас же вступила в березовый, затем смешанный, пихтовый, сосновый и еловый лес, чередующийся с красивыми полянками. Путь по этой тропе был прелестен. Ишак шел без поощрения. Ниже стали попадаться земляника, малина и уже в самом низу спелая смородина и костяника. Выйдя, наконец, на Кизгыш, километрах в четырех от его устья и от аула, мы оказались на полянах, где косили траву. Нам не хотелось оставаться на виду и мы, пройдя вниз, вскоре нашли зарослях в полусотне метров от реки место для лагеря. Все кругом заросло соснами, березами, грабом и кустами малины выше двух метров. Тут мы сложили вещи, предварительно убедившись, что нам не грозит падением какой-либо высохший великан, т.к. случай при подъеме к Чабаклы Кел был еще свеж в памяти. Я остался сторожить вещи и приводить в порядок измерения и дневники, но вскоре соблазнился новой попыткой добыть форели и опять целый час безуспешно бродил с удочкой по берегу. Мои спутники, между тем, отправились в аул за нужными вещами и продовольствием на 4 дня. Вернувшись с неудачной, как всегда, ловли, уже в сумерки, я развел костер и поставил палатку. Лишь через несколько часов, в полной темноте, раздался свист со стороны дороги. Пересвистываясь со мной для ориентировки, мои спутники пробрались к лагерю. Когда они дошли до аула, кооператив был уже закрыт, но им удалось занять немного соли и принести два хлеба, крупы из наших запасов и фотопластинки, о тяжести которых современные туристы с пленочными аппаратами не имеют и понятия. Ботчаев конечно шумел, кричал, и все, чего они от него добились, это того, что по возвращении через 3 дня, мы можем либо оставить себе ишака, либо взять где-либо нового, но у него лишнего ишака нет. Поев на этот раз вдоволь, за счет принесенных продуктов, мы снимались у костра при свете магния, но Иванов, конечно, забыл открыть затвор и эффектный снимок остался в проекте. На другой день, мы, как всегда вышли поздно - в 10 часов. Роковым образом, утренний чай, разборка лагеря и навьючивание отнимали у нас массу времени. В результате этого, мы шли каждый день без привала и без отдыха для осла, без существенной еды до ночи и только к темноте и даже ночью разбивали лагерь. Выскочить из этого распорядка нам не удалось и на следующий год. Путешествуя днем мы, однако, не страдали от жары, т.к. обычно температура бывала в пределах от 0° до 15° и редко выше 20°. Дорога по долине Кизгыша шла вверх чудными полянами с примесью берез и сосен. Везде шел сенокос. Среди пышных трав и цветов ровная дорога бегала все по правому берегу. Солнце светило и впервые становилось даже жарко. Когда мы перешли через ручей, то слева под скатом гор обнаружилась балка, так что берег реки оказался выше чем края долины под горой. Склоны Кизгыша покрыты здесь смесью сосен, пихт и берез. Сосны покрывают как клинья заостренные кверху ребра отрогов, а березы растут по более пологим мостам. Это явление крайне характерно для всего западного Кавказа, но мне не случалось видеть об этой упоминаний в литературе. Русло Кизгыша широкое, с многочисленными отмелями, рукавами и островами в кустарниках, совершенно такое же как у Теберды и Зеленчука, мощным притоком которого является Кизгыш. По полянам часто вспархивали птицы и каких-то из них, опять лишь по своему упрямству, Иванов принял за джумариков и несколько раз напрасно гонялся за ними. Настоящие горные индейки водятся на осыпях и альпийских лугах в зоне снегов, а не в долинах. В погоне за мнимыми джумариками, Иванов потерял листок с записями измерений высот, в том числе листок высоты перевала Чабаклы. С нашим ишаком произошло что-то невероятное, без битья и понукания, он как собачонка весело двигался за нами и местами шел даже рысью. На ровных мостах он двигался так быстро, что тарахтенье и звон кастрюли и чайника на вьюке приводили Иванова в сильное негодование, так как в окружающих зарослях он постоянно пытался подбираться к разным пичугам. Одну из них он все-таки застрелил. Она была размером с перепела, серо- желтая, с коричневыми перышками. Так как она осталась его единственным трофеем, то, несмотря на ее съедобный вид, мы в конце кондов должны были ее выбросить. Неумение различать птиц меня огорчало и к экспедиции сюда в следующем году я немного подготовился по орнитологии Кавказа. Когда мы подошли к бывшему ветеринарному посту, представляющему ныне развалины, то справа увидели палатки землемеров и их самих о нивеллирами, а впереди в солнечно-зеленой рамке открылся вид на ледники лежащие в верховьях правого истока Кизгыша. Вернее это был один подковообразный ледник обтекающий черную скалу. Соседние вершины были усыпаны ослепительным снегом. От ветеринарного поста (8 км от аула) широкая дорога, пригодная даже для рессорных экипажей, превратилась в ровную же, хорошую тропу. Однако, через 2 км после ветеринарного поста тропа уперлась в скалу, вдающуюся в реку. Подобная же скала преграждает путь и на полдороге от аула до ветеринарного поста, где верховые и арбы огибают скалу прямо по воде, а пешеходы взбираются на нее по огромным каменным ступеням. Здесь же никакого обхода по суше не было. Пришлось с большими усилиями перегнать осла вброд по мелкому рукаву на галечный островок и через несколько десятков метров снова переправиться на берег. Это пришлось делать по таким тонким стволам, переброшенным через протоки на большой высоте, что переход по ним приближался к хождению по канату. Дальше однако начались так сказать, африканские дебри. Тропа вступила в заросли высочайших трав и кустарников, среди которых проводить ишака приходилось при помощи топора. Под ногами было болотисто и мокро, иного раз приходилось перебираться через лужи и ручейки, на которые разбивалась река, как и другие ее кавказские собратья, постоянно меняющая русло. Тропа шла далее по островкам, то по гальке берега, то в кустарниках и молодых зарослях граба и бука. Через большую часть канавок ишак не хотел переправляться. Через один из них мы с Ивановым тащили его около четверти часа. Один из нас вешался на веревку от него, а другой изо всех сил наваливался на него сзади, одновременно дубася его палкой. Двигаясь таким манером по островкам, мы дошли до того места, где тропа, как и по карте, переходит на левый берег. Предстоял давно ожидаемый брод. Переход в брод тут возможен в полосе до полукилометра длиной. Выбирают, более широкие места реки, где меньше глубина и медленнее течение. На наше счастье отсутствие дождей в течение долгого времени сделало Кизгыш довольно маловодным. Однако, жаркий день и обильное поэтому таяние снегов значительно повысило уровень воды по сравнению с утренним уровнем. Никольский пошел вперед и перешел брод, причем вода была несколько выше колен, а рост у него был не малый. Ширина брода, не считая двух островков, 15-20 метров. Ишака мы развьючили наполовину, но все же было сомнение, не снесет ли его бурным течением, преодолевать которое нам без палки было невозможно. Поэтому Никольский пошел вверх вдоль левого берега искать более мелкий брод, а остальные тем временем пошли по двум разным тропкам правого берега. Через десятка два метров я неожиданно увидел палатки партии, лесоустроителей. Их старший сообщил нам:
Так решив, мы снова навьючили ишака и бодро двинулись вперед. На протяжении сотни метров все шло хорошо, но далее тропа разделилась, одна из них перешла на остров и оборвалась, поиски ее продолжения результатов не дали. Видимо она шла к последнему месту годному для брода. Другая тропа, еле заметная, продолжалась среди камней, бурелома и кустарников заросших исполинской травой, в особенности тысячелистником, зонтики которого качались выше наших голов. Через эти джунгли приходилось буквально продираться, т.к. следы "тропы" были едва заметны. В одном месте мы о Никольским со страшными мучениями переталкивали навьюченного осла через толстую сосну, обойти которую не было возможности. Постепенно мы перенесли через дерево передние ноги ишака, а затем и его самого, причем на время ишак оказался повисшим на бревне на брюхе со всеми четырьмя ногами в воздухе. После этих мучений мы пробились вперед еще метров на 30 и тут всякий след тропы прекратился. Вверх по склону, среди деревьев, буйных зарослей шиповника, малины, смородины, лопухов, кашки и гигантских зонтичных растений, среди наваленных кусков шифера и белого мрамора, путаясь в беспорядке, шли лабиринты троп. Каждая из них была следом примятой травы от животных, прошедших тут лишь однажды. Был ли это скот или стадо диких зверей мы не знали, т.к. лишь к следующему году я несколько научился читать следы. Я пытался искать тропу, обдираясь и прокладывая себе дорогу ножом, но ничего не нашел. Наоборот, я потерял даже драгоценный альпеншток и обрел его снова каким-то чудом только после получасовых лазаний по этим джунглям. С одной стороны в этом непроходимом хаосе растительности мы приходили в отчаяние, с другой стороны здесь, как нигде больше, мы ощутили девственную нетронутость этих мест, подлинное царство буйной природы не тронутой еще рукой человека. Пробовали мы перейти на русло реки, но и по нему в хвощах и кустарниках пробиться с ишаком было немыслимо. Потеряв в этом районе два часа и нисколько не продвинувшись, мы принуждены были отказаться от надежды пройти правым берегом и стали искать место для лагеря. В непролазных зарослях на сыром песке мы заночевали. Было холодно и сыро, кричала какая-то птица голосом, напоминающим человечий. Когда мы встали, утром было 7°. После завтрака и ремонта сильно пострадавшей одежды, мы двинулись обратно и стали готовиться к переправе, пока снега в верховьях реки еще не подняли ее уровень своим дневным таянием. Большую часть груза с ишака мы перенесли к броду на руках. Никольский опять первым перешел реку и оставив груз, вернулся за вторым. Мы же с Ивановым с рюкзаками на плечах переправили ишака. Уровень воды действительно был ниже вчерашнего, а температура 8°. Мы шли без брюк, но в туфлях. Так меньше стыли ноги и не так больно было на камнях под водой. К нашей радости ишак бесстрашно вступил в воду и переправился через все три протоки, замявшись только в наиболее широком (около 10 метров) месте. Выйдя на берег, мы сразу попали на тропу и имели забавный вид в полном вооружении, но без брюк. В этом виде нам захотелось сняться, но тут, как назло, к нам подъехала группа карачаевцев с лошадьми и собаками и около получаса торчала здесь, с любопытством рассматривая нас и наши костюмы. От этого охота сниматься у нас пропала и мы одевшись двинулись дальше. Для верховых брод не представлял больших затруднений, а собак вероятно переправляли на седле. Пройдя полкилометра мелким лиственным лесом, мы вышли на большую поляну в сочных травах. Дорога по Кизгышу после ветеринарного поста соединяет в себе красоты знакомых туристам Аманауса и Алибека в верховьях Теберды, но не сравнима с ними по своей девственности. Правый берег Кизгыша после брода зарос грабом, буком, березой, а выше - сосной и кустарником, из которых торчат заросшие высочайшей травой склоны. Еще выше они голые, каменистые, с пятнами снега. Левый берег здесь делается шире и на нем до устья Кизгыш Баша, как называется левый исток реки, есть две большие поляны. Со второй из них начинается подъем на Чегет-Чат ?2, т.е на перевал через хребет того же имени, разделяющий долины Софьи и Кизгыша. Этот склон Чегет-Чата покрыт обычными клиньями сосен, растущих по отрогам, клиньями лежащими в оправе светлой листвы берез. Вершины хребта в альпийских лугах и, несмотря на крутизну, почти без обрывов. Только последняя вершина, примыкающая к горе Софье, покрыта пятнами снега, из которых одно длинней полосой спускается до половины ее высоты. Повторяемость названий урочищ, например, Чегет-Чат, Аманаус и т.д., происходит потому, что часто карачаевские названия урочищ не являются именами собственными, а являются описательными. Так Чегет-Чат или Шегет-Чат означает просто "Лесное место". Аманаус - дурное ущелье и т.д. В этих местах большинство названий - карачаевские, но западнее, в сторону Лабы, встречаются названия черкесские и другие, как например Абишира-Ахуба, Чилик, Кяфар, Дамхурц и т.д. Иногда там встречаются черкесские и другие коши. Название горы выступающей к северу от главного хребта -Софьи выпадает совершенно из этого ряда. Если оно не было дано ей топографами, придумавшими названия полян - Пастухова, Немецкая, Ревизорская и т.п., то не осталось ли это название от древних греков? Монастырь византийской эпохи много веков тому назад стоял ниже по Зеленчуку и руины его целы до сих пор. Во всяком случае, никто из окрестных народностей - магометан, не мог дать этому ущелью византийское (а затем русское имя) Софья, что значит "Премудрость божья"... Тропа, пройдя после второй поляны по мелкому леску, затем полкилометра по вересковым зарослям со струящейся среди них мучнисто-мутной водой реки, по топким местам входит в пихтовый лес. Местами она спускается к реке и даже в реку. Выйдя в последний раз на большой остров из гальки, она сразу круто поднимается вверх и вправо среди могучих пихт с множеством бурелома. Здесь по своей толщине пихты часто превышают три обхвата. 10% леса состоят из таких же могучих буков. Подъем не очень крут, но довольно долгий. Внезапно пихты кончаются. Происходит подъем на высокую каменную приступку и вот, слева, внизу, в тесном, страшно глубоком каньоне с отвесными стенами, среди желтых скал ревет Кизгыш Баш. Мы совершили подъем на его устьевую ступень примерно на 1км выше его слияния с южным истоком Кизгыша. Вниз от места, где сливаются правый и левый истоки Кизгыша, он широк и довольно спокойно течет в своих отмелях. Левый исток - Кизгыш Баш течет в более узком и высоком ущелье, где некогда лежал древний ледник выпахавший свое ложе. После ледниковой эпохи этот ледник обрывавшийся в боковом ущелье на большой высоте над широким ущельем Кизгыша, сильно и быстро отступил. Водный поток из остатков ледника стал размывать это каменное ложе и постепенно промыл себе каньон, в котором бурными каскадами стал низвергаться в долину. Ранее же он падал здесь гигантским водопадом. Итак, почти под прямым углом к долине Кизгыша, из бокового ущелья с террасы в прогрызенном им ложе низвергается Кизгыш- Баш. Эта терраса древнего ледника иначе и есть устьевая ступень, подъем на которую, ввиду ее крутизны, всегда делается стороною, в обход. Знакомы туристам устьевые ступени у Домбайской поляны в Теберде. Они есть у всех трех ее истоков: Домбая, Аманауса и Алибека. Высота устьевых ступеней иногда измеряется сотнями метров. Урочище, где в каньоне зажат бешенный Кизгыш Баш, называется Чертова Мельница и тянется около километра. Со страшным ревом и грохотом ворочает он на стометровой глубине десятипудовые камни и белой пеной высоко обрызгивает стеснившие его громады. Без отдыха, столетиями ворочает и перемалывает он там в муку камни бьющиеся друг о друга и трудно этому месту придумать лучшее название чем Чертова Мельница. В воздухе стоит такой грохот, что не слышно друг друга. Оба склона над Чертовой Мельницей покрыты сосной, а выше по течению березой. В некоторых местах тропа очень узка и опасна для вьюка, так что идти пришлось с большой осторожностью. Местами тропа осыпалась и там сбоку подложены стволы деревьев и камни. У конца соснового леса огромное свалившееся дерево образовало как бы ворота, а возле него, под огромным камнем - навес, подобие пещеры. Дальше тропа метров 200 идет вверх среди березок и выходит снова над каньоном, но уже на меньшей высоте и идет по травянистым обрывам и по голым скалам, преимущественно по шиферным сланцам. Справа показался немноговодный, но стометровый водопад, а через километр другой, более мощный, но как и первый, не отмеченный на картах. Второй из них падает алмазным кружевным потоком со стометровой высоты в тесном скалистом ущелье, как в нише. Впечатление от его гула и красоты очень сильное. Тропа пересекает подножие обоих водопадов и обходит выступ скалы. Отсюда открывается вид на гигантский тоннель, отстоящий в 500 метрах, из которого Кизгыш Баш врывается в каньон. По-видимому где- то там и находится нарзан, о котором мне говорили. После этого тропа выходит на альпийскую поляну со скотом. Справа скалы и осыпи. Впереди снежный пик и ледники этого истока. За поляной переходим ручейки, из которых один падает каскадно, а другой отвесно. Все эти водопады питаются невидимыми нам снизу ледниками и снегами Софьи, которую мы все время огибаем с юго-востока. Выше река течет уже спокойнее среди поляны поросшей соснами, где лес и кончается. На левом берегу левого истока Кизгыш Баша, близ его устья, под большой пихтой стояло несколько воткнутых в землю палок. Это был единственный на Кизгыш Баше кош принадлежавший Гумалаю Шаманову. По типу "архитектуры" такой кош называют абхазским, в отличие от бревенчатых - карачаевских. Шамановы угостили нас молоком и, как всегда бывало в кошах, долго пользовались нашими полевыми биноклями для поисков туров на ближайших скалах, что впрочем редко приводило к успеху. Туры - я имею ввиду не каменные пирамиды складываемые геодезистами для визирования при картографической съемке, а крупных горных баранов, с мощными рогами. Здесь водится самый крупный вид туров - тур Северцева. После долгих неопределенных разговоров, типичных для этих мест, хозяева обещали нам к вечеру зарезать барашка за 5 рублей без шкуры. Сюда и на другие коши, соседние с главным хребтом иногда приходят "абхазы" для покупки скота, который гонят домой через Марухский перевал. Ввиду возможных покупателей цены на скот под главным хребтом выше чем в ауле Архыз и севернее. После упомянутой сделки, пройдя намного дальше, под последней гигантской пихтой мы в 5 часов, поставили лагерь и налегке отправились осмотреть ущелье левого истока Кизгыш-Баша. Набитая скотом тропа вела по левому берегу, сперва по скалам и травянистым косогорам, потом по большой осыпи и, наконец, по лугу до большого ручья - главного истока низвергающегося справа. Мы считали, что он низвергается с отрогов горы Софья, но экспедиция следующего года показала, что его питает маленький восточный ледничек Кизгыш-Башского ущелья на водоразделе с Псышским ущельем. Он низвергается гигантским мощным водопадом, состоящий из трех огромных колон. Но красоте и мощности он превосходит Нахарский или Махарский водопад, видимый при спуске на юг с Пахарского и с Клухорского перевалов на Военно-Сухумской дороге. Под каждым коленом водопада водой выбиты гигантские котлы из которых брызги летят метров на 20 и стоят над ними водяной пылью. Столб брызг из верхнего котла стоит в виде белого дымка видимого еще за два километра от него. На карте этот мощный водопад не помечен. По скалам его левого берега мы с Ивановым пытались подыматься по подобию тропки, ползя на животе по обрыву под кустами, среди которых много рододендронов. На доходя водопада начались неясные следы древней боковой морены- полосы нагроможденных камней, которые несут с собой края ледника при течении его льда. Тут когда-то был кош, помеченный на карте. Через поток под водопадом пришлось перейти вброд и не без труда. Его ширина 4 метра и температура 5°. За большим водопадом на правой стороне небольшая открытая пещера, а еще дальше виден высокий, но не очень многоводный водопад и третий водопад поменьше. Дойдя до них, мы сличили с картой и нашли в них за 30 лет мало изменений. Тут было две главных системы ледников - впереди справа и впереди слева, соединяющиеся с левыми. Правые ледники больше и видны из лагеря. Их концы обрываются на серых бараньих лбах, метров на 50-100 выше реки и морен у них не видно. Лед, особенно у средних, очень неровен. Крутизна - средняя и снега на них и вокруг немного. С бараньих лбов течет иного водопадов. Прямо в конце долины, довольно широкой здесь, их четыре. Самый левый исток Кизгыш Баша не виден. Ледник справа, глядя снизу, увенчан тремя черными пиками. Пастбищ на Кизгыш Баше мало. Лагерь мы ставили уже в темноте и пошли за барашком, которого стали резать и свежевать при нас. Кучка карачаевцев, лежащих под гигантской пихтой у огромного котла кипящего на грандиозном костре была очень эффектна. По их словам, несколько дней тому назад из коша была украдена лошадь. Ее следы видели на снегу в сторону перевала ведущего из Кизгыш-Баша к верховьям Бзыби. Увод коня они приписывали "абхазам". Абхазцами здесь называют всех - абхазцев, и иммеретин, и мингрельцев, живущих на южном склоне главного хребта, в Абхазии. Но перевал очень труден и для пешеходов (как мы убедились в этом сами на следующий год) и как через него могли увести лошадь, карачаевцы сами объяснить не могли. На другое утро, вместе о прибывшей милицией (тоже карачаевцами) и с винтовками они пойдут за перевал. Винтовки у них турецкие, вероятно трофеи нашей армии 1915 года и кошевщики их имеют для охоты и для защиты. На днях они убили здесь тура и туренка, который свалился в пропасть, а его мать они доели как раз в это утро. Вообще же туров здесь осталось немного. Вероятно, туры перекочевывают отсюда за Большую Лабу в заповедник, где их никто не трогает. Рассказали нам также, что в прошлом году в близком отсюда ущелье Дукки "абхазы" убили трех карачаевцев, у которых по их предположению были деньги. Убийц арестовали и отправили в Баталпашинск. Здесь было принято вообще считать абхазцев бандитами и жуликами. Не знаю, что думали о карачаевцах абхазцы... Впрочем, случаи бандитизма в эти годы действительно происходили преимущественно на южном склоне. Как раз в предыдущем 1927 году мне пришлось быть редким свидетелем такого случая. Я гостил в так называемом северном приюте на Северном Клухоре, где перед перевалом на юг, ночевали плановые группы туристов, идущие по Военно- Сухумской дороге из Теберды в Сухум. После гражданской воины это было уже третье экскурсионное лето. Когда в восьмидесятых годах прошлого века прокладывали вьючную Военно-Сухумскую тропу силами турок, взятых в плен на Балканской войне 1877 г., то для облегчения подъема, ее провели по ущелью Северного Клухора зигзагами по правому склону. Последний из многочисленных зигзагов огибал на большой высоте знаменитое бирюзовое Клухорское озеро под перевалом, в которое с последнего довольно полого спускается большой снежник. Этот зигзаг, пробитый в виде карниза в скале, ограждающей озеро слева, выходит над самым снежным перевалом и опять зигзагами спускается по ущелью южного Клухора. Размываемые водою зигзаги пришли в упадок, местами обвалились, на последний зигзаг над озером лился небольшой водопад и кое-где на ней еще не стаяли снежные завалы. Поэтому туристские группы по зигзагам не водили. Их поднимали в лоб по травянистому склону мимо Клухорского водопада, прямо к истоку реки из озера и далее по каменистой, а иногда снежной гряде, прямо на перевал по снежнику опускающемуся в озеро. С Петей, заведующим северным приютом, мы пошли рано утром по зигзагам, огибая поверху озеро, на котором еще плавали льдинки. Оказавшись над перевалом Петя взял мой полевой бинокль и стал рассматривать окрестности. - "Грабят!" - вдруг вскричал он и передал мне бинокль. В это время по снежнику от озера цепочкой поднималась группа туристов под руководством карачаевских проводников. На ослепительно белом снегу их фигурки выглядели совершенно черными. С поразительной отчетливостью было видно, как из засады в камнях справа и сверху к группе бежали два горца с винтовками. Один из них встав над цепочкой направил винтовку на нее, а другой, пробежав вниз, обернулся и взял туристов на мушку снизу. Воя группа подняла руки вверх. Что было дальше - мы не видели, так как бросились обратно и от озера без всяких троп покатились вниз с нетерпением вызвать стражников, двое которых для охраны туристов на переходе, обычно слонялись у лагеря. Одного из стражников мы, нашли и отправились с ним обратно, но конечно опоздали, т.к. подъем к перевалу занял много времени. Впоследствии мы узнали, что туристы были группой комсомольцев, из которых пять человек имели револьверы, которые они сдали бандитам по их требованию. Затем бандиты заметили нас, бегущих по зигзагу, и стреляли, но промахнулись, а группу согнали на камни. Отобрали деньги и ценные вещи, а также сняли обувь и, набив всем этим рюкзаки ушли на юг за перевал. Здесь они встретили возвращающегося в Теберду проводника-карачаевца, красавца Баташева и, почти на бегу, сняли с него пояс с серебряным набором. Спускаясь ниже, они попутно ограбили еще и группу из пяти человек шедших из Сухума в Теберду. Лица бандитов были закутаны шарфами, а то что в них проглядывало, было измазано сажей, чтобы их нельзя было потом опознать. Их не нашли, но это были все же жители Абхазии и с тех пор до конца лета стражники сопровождали плановые группы через перевал. Однако позднее, в то же лето, и в Карачае произошло ограбление. Один молодой парень из широко разветвленного и когда-то именитого рода князей Крым-Шамхановых вместе о другим карачаевцем -Токовым сделался бело- бандитом. "Политическое" их выступление ограничилось однако тем, что они совершили вооруженное ограбление кооператива в селе Георгиевско- Осетинском на Кубани. Следующий свой подвиг они осуществили на Маринском перевале. Через этот пологий и низкий перевал плановые группы на линейках возились из Кисловодска в Теберду. Неожиданно из балки перевала перед линейками выросло двое верховых с винтовками. Они заставили возчиков свернуть в овраг и там ограбили всю группу. В завершение им захотелось "скарабчить" (по карачаевски это значит "умкнуть") одну девушку и только упорные уговоры некоторых смелых экскурсанток избавили эту девушку от печальной участи. В последующие годы о случаях ограбления в этих местах не было слышно... Утром 9 августа мы проснулись в воде. Ночью дождь барабанил по палатке и она не выдержала боевого крещения. Стоило прикоснуться к полотнищу, и в этом месте начинало промокать. Наша гордость - пол у палатки способствовал образованию луж. Он же мешал натягивать стенки палатки. Иванов мужественно выполз на дождь разводить костер, но мокрый и унылый долго стоял под пихтой, прежде чем решился взяться за дело. Барашка изрезали на куски. Такой роскошью, как мясо, мы полакомились за время своей экспедиции только один раз. К 11 часам дождь прекратился и мы решили хотя бы бегло осмотреть правый исток Кизгыш-Баша. Сначала каким-то чудом нашли гамашу, потерянную мной у водопада в левом ущелье во время брода через его подножие. Левый исток Кизгыш Баша, осмотренный вчера, многоводнее правого, падающего каскадами из-под ледника, но в остальном оба ущелья очень сходны. Вначале, перешли по качающемуся бревну поток, пошли по лугу левого берега правого истока Кизгыш-Баша, который тут уже чем правый, но вскоре уперлись в скалу, выступающую в реку. На пути к ней пересекли несколько ручьев, падающих каскадами, из которых четвертый особенно красив. От дождя и тонущих по скале ручейков скала была мокрая и труднодоступная, пришлось перебраться, не без труда, на левый берег через поток шириной в 5 метров. Его температура +2,5°. Даже здесь, в верховьях, при бурном течении вода была выше колен. Отсюда пошли по течению вверх, несколько подымаясь по осыпям, кое-где поросшими травой. Против упомянутого выше четвертого ручья встретили ручей столь же мощный, но не помеченный на карте. На этих осыпях мы нашли несколько черных и желтых слизняков с красивым узором на спине и длиной до 12см. Они характерны для таких высокогорных, холодных и мокрых мест. Никаких следов тропы ведущей на перевал мы на нашли. Очевидно им пользуются очень редко. Слева виднелся небольшой ледник, а прямо - большой, перекидного типа с тремя языками, но туман и облака мешали изучить их подробнее. Осмотрев ледники, до уровня языков которых мы дошли, и установив, что они хорошо соответствуют карте, промокшие и продрогшие мы повернули назад и уже не разуваясь перешли брод обратно. Костер жгли не переставая... для экономии спичек и лакомились бараниной изжаренной в кастрюле на курдючном сале. Надо сказать, что я сделал неудачную попытку изготовить на костре шашлык. Я отобрал наилучшей бараньей мякоти и нанизав ее на прут получил в результате сырое мясо в оболочке из угля. Лишь позднее я узнал, из какого мяса и как надо жарить шашлык и на каком костре... |
|
| Вернуться к оглавлению |
| Вернуться к предыдущей главе |
Перейти к следующей главе |