Четвертый и пятый том своего труда 'Христос' Н. А. Морозов посвятил разоблачению 'волшебной сказки' об античности, которую автор считает мифом, проекцией в глубокую древность событий и отношений, относящихся к эпохе средневековья и Ренессанса. Совершенно игнорируя грандиозную по своим размерам и скрупулезной тщательности работу по изучению античности, проделанную в течение двух тысяч лет историками, филологами, археологами и социологами, руководствуясь лишь своей фантазией, Н.А. Морозов пытается ниспровергнуть все обычные наши представления о ходе исторического процесса и о смене общественных формаций.

    Совершенно естественно, что, развивая свою теорию об античности, Н.А. Морозов отвергает все авторитеты; единственная книга, которой он доверяет, это - труд Грегоровиуса 'История города Афин', хотя конечно Грегоровиус пришел бы в ужас от тех выводов, какие делает Н. А. Морозов на основании его книги. Вместо этого Н A Mopoзов в IV томе своей книги устанавливает правило, что знать можно только то, что видишь собственными глазами, что можно проверить грубо эмпирическим путем. Вот пример такой 'эмпирической' проверки исторического обстоятельства.

    'В описании боев древняя история заставляла скакать по полям царей и полководцев на паре лошадей в одноколках с дышлом, которые на первом крутом повороте непременно перевернулись бы вверх колесами, как это случилось раз со мной, когда я, будучи в гостях у моего хорошего знакомого В. Ф. Мейендорфа, круто повернул рысью в экипаже подобного типа и притом даже по шоссейной дороге. Лежа на земле с ним рядом с полувывихнутой ногой и с растяжением сухожилия в колене, я невольно прежде всего спросил: 'А как же древние полководцы скакали взад и вперед в таких же экипажах на неровных полях сражений?' И вот я говорю всякому, который будет защищать от моих нападок достоверность 'древних боевых колесниц': попробуйте-ка сами сделать на такой упряжке несколько поворотов но полю, и, сломав себе кости, вы перестанете возражать мне!'

    Такого рода аргументация настолько наивна, что автор, очевидно, и сам это чувствует и пользуется этим аргументом редко. Но и остальные его методы доказательства не лучше.

    Основное положение, которое Н.А. Морозов пытается доказать, сводится к тому, что вся древняя история - сплошной вымысел, что вся древняя литература сфабрикована несколькими ловкими аферистами в эпоху Возрождения, что все археологические памятники - жульнические подделки, что Рим, Афины, Иерусалим, Карфаген, Вавилон и т. д. никогда не существовали в древности, что римляне - сказка, что греки - славяне, что история фактически начинается примерно с единственного признаваемого Н. А. Морозовым исторического лица - Иисуса, 'столбованного', правда, не в 33, а в 368 г. Доказывает он эту свою теорию двумя основными аргументами - фантастическим толкованием собственных имен и оригинальными астрономическими манипуляциями.

    Возьмем несколько образчиков. Н.А. Морозов мимоходом заявляет (хотите верьте, хотите нет), что латинский язык произошел от итальянского. Почему от итальянского, а не от румынского, французского или древнееврейского? Последнее было бы далее лучше всего, ибо это вполне согласуется с библейской теорией, по которой бог заговорил с Адамом на древнееврейском языке. И действительно имена римских царей Н. А Морозов выводит, где это ему удобно, из несуществовашего, по его мнению, латинского языка, а иные из древнееврейского. При этом он совершенно не стесняется - ни грамматика, ни литература, ни история языка его не интересуют. У Морозова Hyма Помпилий oзначает Нума - 'Утешитель' (по-евр.) Помпилий - Трубный (по-лат), Анк. Марций - Мартовский (пo-лат), освященный (по-евр.) и т. д. Правда, ни один человек, мало-мальски знакомый с еврейским языком, не поймет, на каком основании он установил связь между Ancus и еврейским словом chanak или почему Сервий Туллий означает по-еврейски 'Пламень высоты господней'. Но автору так нравится, и следовательно это должно, но его мнению, читателя убедить.

    Установив таким путем, что имена семи римских царей - еврейского происхождения, Н А Морозов делает отсюда сейчас же вывод, что 'древнеримское государство было государством египетским и что официальным языком его был еврейский'. Как все просто и хорошо! Самым сокрушительным аргументом у Н. А. Морозова является перевод имен на русский язык. Вы думаете, что Цицерон был римским консулом и писателем. Но ведь 'цицеро' значит по латыни (на какой латыни? Ведь такого языка по Н.А. Морозову, в древности не было) 'горох'. Ясно, что Цицерон - миф. Вы думаете, что 'Тит Ливий' это имя и фамилия. Оказывается, нет. Тит Ливий, по толкованию Н А. Морозова, означает 'почтенный ливиец'; ясно, что он раньше XV в. не мог жить. И т. д. Убедительно, просто, и логично. Общий вывод: все лица, имена которых Н.А. Морозов может перевести на русский язык, мифичны. Если у вас есть знакомый Андрей Фортунатов, забудьте о нем, он - миф, ибо его имя означает 'храбрый счастливец'.

    Греки никогда не были греками, они славяне; правда, в Греции 'не найдешь ни единого славянского фамильного имени', но это объясняется очень просто - 'исконной любовью славян заимствовать иностранную внешность. Евсевий Памфил в переводе означает 'всем - милый благочестивец' и потому представляет собой не действительное имя, а прозвище анонимного автора' (т. V, стр. 338).

    Так как однако нет такого имени, которое на каком-нибудь языке чего-нибудь не означало бы, то выходит, что все люди - призраки, только Иисус Христос, по Морозову, стоит незыблемо, правда под другим именем - Василий.

    Установив, как неопровержимое правило, что основной метод понимания истории заключается в толковании имен, Н. А. Морозов щедрой рукой сыплет такие 'самоочевидные' истины, как то, что Тит - 'греческое название Гонория, и вероятно не императора, а средневекового понтифекса', что имя Саула, 'основателя священной библейской империи', - 'лишь особое произношение имени Суллы' (!!), что Констанций Хлор не отличим по-еврейски (?!!!) от Константина' и т. п.

    Впрочем, Н. А. Морозов не настаивает на своих сопоставлениях; установив, что Гонорий тождественен с Титом, он в другом месте отождествляет его и с Адрианом и : с библейским царем Иеровоамом II (!!).

    На основании такого жонглирования именами H. A. Морозов строит теорию, что история Иудейского царства, Римской империи и Византии, это лишь три варианта одной и той же истории. 'Средневековый ученый, получивший возможность изучить чужие языки, легко мог одну и ту же историю принять за три отдельные истории'. Таким образом, Иеровоам - лишь евреизированный, а Цезарь - латинизированный Константин; доказывается это очень легко; во-первых, все трое царствовали 'одинаковое число лет: Константин - 31, Цезарь (Август) - 37, Иеровоам - 21; правда, эти числа неравны как будто, но Н.А. Морозов пренебрежительно пожимает плечами: 'Какие соображения руководили тут вычетом 7 лет - нам безразлично'.
Во-вторых, все трое имели соправителей: Константин - Констанция Хлора, Цезарь (Август) - Антония. Что касается Иеровоама, Н.А. Морозов о его соправители умалчивает. Наконец, и о Константине и об Августе историки сообщают, что они правили с 'мудрой умеренностью'.
После такой 'научной> аргументации не остается конечно сомнений, что израильское царство, Рим и Византия - одно и то же.

    Вообще метод аналогий Н.А. Морозова изумителен по своей простоте. Рабби Акиба, умевший путем аналогий 'привести 150 мотивов, чтобы признать чистым гада' (основной источник ритуальной нечистоты у евреев), - жалкий мальчишка по сравнению с И. Л. Морозовым. Приведя рассказ Ливия о смерти децемвира Эмилия Павла и о выборе на его место Валерия Мессалы, Н.А. Морозов заключает: 'Если мы припомним, что кроме этого декана-децемвира в описываемый период существовал в Риме и pontifex maxmuis, еще не присвоивший себе официально титула папы, но уже носивший титул священствующего царя - rex sacrorum sacrificulus - то аналогия духовной жизни Римской области в период Ливиевой легендарной республики... продолжавшейся около 480 лет, с жизнью теократической республики в Риме от низвержения Ромула-Августула до Оттона (тоже около 480 лет) становятся очень значительной'.
Полагаем, даже только для иллюстрации морозовских методов не следует утомлять читателя цитированием подобной фантастики, которой наполнены толстые томы морозовского 'труда'...  Обратимся к его основной аргументации, где автор стоит как будто на твердой почве несокрушимой науки - астрономии.

    Возможно, что астрономические таблицы, занимающие в книгах Н. А. Морозова сотни страниц, представляют некоторый интерес для специалиста-астронома, но способ их использования Н. А. Морозовым противоречит элементарным требованиям научной добросовестности. Основной прием Н.А. Морозова заключается в следующем.

    Допустим, 'старожил' рассказывает, что во время русско-турецкой войны он наблюдал в Пошехонье солнечное затмение. По справкам оказывается однако, что в то время в Пошехонье солнечное затмение не наблюдалось, но такое затмение было в 1910 г. Какой отсюда вывод с точки зрения здравого смысла?

    Очевидно, что 'старожил' наврал или напутал. А с точки зрения Н. Л. Морозова вывод будет ошеломляющий:   русско - турецкая   война   происходила  не   в 1877-1878 гг., а 1910 г. Напрасно станете утверждать, что это не соответствует действительности, что в 1910 г. никакой войны не было; Н. А. Морозов с презрением заметит вам, что астрономия не ошибается, что раз описанное старожилом затмение происходило в 1910 г., то следовательно в том же 1910 г. происходила и русско-турецкая война.

    Ливий сообщает, что во время македонской войны консул Сульпиций Галл (в переводе Морозова 'Сюльпис-Француз': забывши, что латинский язык произошел из итальянского, он здесь коверкает латинское имя на французский лад), зная о предстоящем в ночь с 4 на 5 сентября лунном затмении, использовал это для воздействия на суеверных солдат. Н.А. Морозов устанавливает, что в ночь с 4 на 5 сентября лунные затмения, хорошо видимые в Македонии, происходили в 415, 434, 955 и 1020 гг. н. э. Отсюда можно сделать ряд выводов - что затмение, о котором пишет Ливий, произошло не 4, а, скажем, 25 сентября или даже в июне, или что вся история с затмением - легенда, что никакого Сульпиция Галла на свете не было, что наконец македонская война - миф. А Н.А. Морозов делает неожиданный вывод: затмение - было, и Сульпиций Галл его предсказал, и война была, но все это происходило или в 415 или в 955, или в 1020 г.!

    Характерно это 'или'. С точки зрения астрономии общественные отношения безразличны. Если соответствующее затмение потребует, то Н.А. Морозов без всякого смущения отнесет Великую французскую революцию к XII в., а Бриан будет создавать пан-Европу в эпоху крестовых походов.

    Вообще Н.А. Морозов с щедростью истинного астронома швыряется веками, как мелочью На стр. 504 в V томе под изображением 'башни Адриана' дана замечательная подпись: 'Вид... на 'башню Адриана', считаемую за построенную легендарным римским императором Адрианом (псевдо 138 г.), но скорее всего, воздвигнутую великим понтифексом (т. е. папой) Адрианом II (857-872 гг.) или Адрианом I (472-495)'; для Н. А. Морозова важно только имя, а не исторические обстоятельства постройки башни, и потому 4 и даже 14 веков для него ничего не стоят.

    Точно так же из сообщения Ливия о солнечном затмении 'за пять дней до июльских ид' (10 июля) 189 г. до н. э., Н. А. Морозов заключает, что описываемые здесь Ливием события могли произойти только в 530 или 967 или 1032 г., ибо в другие годы 10 июля солнечного затмения, видимого в Италии, не было. Опять-таки сомнений в точной дате, приводимой Ливием, и в самом факте затмения у него не появляется, и в жертву этой дате он отдает не много, не мало - весь древний мир. Между тем, когда это Н. А. Морозову  выгодно,  он умеет рассуждать вполне правильно. Когда в предложенной им самим схеме оказывается неточность    в   три   года, он резонно замечает, что 'ошибка вполне возможна, если время было отмечено не тотчас, а по воспоминаниям старожилов' (т. V, стр. 289). В другом аналогичном случае он великолепно понимает, что 'мы должны оставить наше доверие к полной точности датировки разбираемого нами теперь затмения и допустить, что оно, было отмечено не тотчас, а установлено в своем первоисточнике по воспоминаниям старожилов, уже забывших точный день события' (стр. 281).

    Но в таком случае, зачем же он заполняет десятки листов столь нужной нам бумаги бесцельными астрономическими выкладками? Неужели только для того, чтобы утвердить историчность Христа?

    Все толстые тома 'труда' Морозова направлены к доказательству того положения, что так как по евангелию после распятия Иисуса наступила 'тьма великая от часу шестого до девятого' и так как такое затмение произошло в 368 г., то Иисус (по Морозову - Василий) был распят (по Морозову - столбован) в 368 г.

    'Астрономически' доказано, ничего не поделаешь. Но жаль, что П. А. Морозов не приложил своего замечательного метода к другому 'событию': по сообщению талмуда, после кощунственного перевода 'священного' писания на 'языческий' греческий язык наступила тьма на земле  на   три   дня. Так как всякое сообщение о затмении заслуживает по Морозову, безусловного доверия, то нам надо искать такого затмения, которое длилось бы три дня. Такого в таблицах Н.А. Морозова нет. Следовательно, перевод 'семидесяти', имеющийся в любой библиотеке, сделан (или будет сделан) в ином мире, где возможны затмения продолжительностью в три дня. Такова логика Н. А. Морозова.

    Не следует однако думать, что Н. А. Морозов совершенно чужд социологии. О, нет; у него есть социология, и даже весьма оригинальная. Он, даже наметил контуры новой - науки - эргологии, науки о труде. Он различает семь видов труда; 1) производительная физическая работа, 2) работа товарообменная - сиречь 'работа' купца, фабриканта и всех тех, кого мы по простоте своей именуем эксплуататорами и паразитами, 3) производительная умственная работа (литераторы), 4) умственно-распределительная paбота (Огиз, издавший И. А, Морозова), 5) артистическая работа, 6) хищническая работа (воры, бандиты), 7) административная (полиция, церковь) и т. д. 'Не всякий работает исключительно за плату, но в общем всякий полезный труд рано или поздно получает свое материальное или моральное вознаграждение. Даже хищническая работа получает свой эквивалент в местах заточения'.

    К сожалению, пишет Н. Л. Морозов, эргология еще не разработана, 'и это служит причиной сбивчивости современных общественных представлений и причиной многих разногласий, существующих среди государственных деятелей. А эргология быстро привела бы к соглашению всех образованных людей'. Предоставляем читателю самому оценить эту 'теорию' и ее классовый смысл.

    Н. А. Морозов знает и политическую экономию; он дружески похлопывает по плечу Маркса: 'в первом томе своего 'Капитала' Карл Маркс удачно выразился, что 'всякий рыночный товар есть окристаллизированный человеческий труд' и следовательно имеет физиологическую (!) ценность. Эти физиологические ценности кристаллизуются в фабриках, дворцах, божьих храмах, армиях и т. д. Имеем ли мы право называть все эти кристаллизации результатом вредной эксплуатации физического труда, которую давно следовало уничтожить? Конечно ни и каком случае, так как результатом этого общественного процесса постоянно являлось, как это ясно показал Маркс (?!), последовательное облегчение труда самих же земледельцев и фабрично-заводских рабочих, ведя и конце концов к коллективизму'. Правда, иногда 'несознательные рабочие', не понимая, что эксплуатация физического труда 'облегчает их труд и ведет в конце концов к коллективизму', устраивают революции. Но это просто результат недосмотра со стороны 'тружеников' - фабрикантов и коммерсантов: 'Благодаря тому, что общественная и умственная жизнь народов постоянно эволюционизировала, в область административной работы обязательно входила и реформаторская, а когда администрации пренебрегала ею, и населении зарождалась революционная деятельность, в конце концов ниспровергавшая старую администрацию и заменявшая ее более современной'. Достаточно изучать эргологию и не пренебрегать реформами, чтобы утвердить режим капиталистической эксплуатации на веки вечные...

    'Философия истории' Н. Л. Морозова очень проста: он 'по-иловайски' изображает историю средних веков, как ряд деяний отдельных баронов, герцогов и графов и их прекрасных дам. Но он галантнее Иловайского и отводит первое место дамам. История Афин по Морозову - история любовных похождений и счастливых браков различных царевен и цариц. 'Город Афины был исторгнут из забвения своей дочерью Ириной. То же счастье вторично выпало ему в удел через несколько лег по низвержении этой императрицы. В Афинах жила племянница Ирины - Феофано, находившаяся в замужестве за каким-то знатным человеком. Обстоятельства сложились так, что Никифор стал подыскивать жену для своего сына и соправителя Ставратия (811-812 гг.). Он распорядился назначить смотрины невестам по всей империи, и его посланцы обратили особое внимание на Феофано' и т. д.

    Иловайский? Нет, не будем обижать Иловайского; у него есть кой-какой интерес и к политическим проблемам, выходящим за пределы царских смотрин. А у Н. А. Морозова история эллинской культуры объяснена исчерпывающим образом в двадцати строчках: французские рыцари завоевали Балканы; для своих любовных дел им приходилось довольствоваться некультурными туземными женщинами. Но вот туда стали приезжать шикарные француженки. 'И женщины конечно воспользовались своими преимуществами здесь как для интеллектуальной, гак и для гражданской эмансипации, не теряя своей женственности... Отражения их ореола на их родинах и молва о подвигах их героев-рыцарей, стократно увеличенные, и создали о Греции волшебное представление'.

    Нельзя впрочем отказать Н. А. Морозову в оригинальности. Кто например мог бы додуматься до такого развития 'географической' теории: 'Вся история человеческой культуры написана своеобразными иероглифами на географической карте, и для того, чтобы восстановить ее общий ход, не надо исторических преданий, а знать, только физическую географию!'

    Или такое глубокомысленное рассуждение: 'Основные законы эволюции человеческого рода выработали в его поколениях особую склонность направлять избыточную энергию почти каждого организма больше на работу мозгом, чем руками иди ногами, и результаты этой работы, при помощи дара слова, а потом письменности, получали возможность подобно огню от зажженной свечи, восприниматься неограниченным количеством других мозгов, отлагаясь в подсознательном складе обоих полушарий головного мозга. Избыточные ценности торговли породили таким образом культуру, и, раз начавшись, она уже физически не могла прерваться идя упасть и тех странах, где она началась, без радикальной перемены к худшему их климата или почвы'. Итак, женщины, физическая география и избыточные ценности торговли, отлагающиеся в обоих (обязательно в обоих!), полушариях головного мозга - вот что по Н. А. Морозову двигает историю и культуру.

    На основании такой своей филологии, астрономии и социологии Н.А. Морозов ставит на голову всю всемирную, в частности древнюю, историю. Вся древняя история объявляется мифическим вариантом истории средних веков (не любо - не слушай), вся классическая литература, искусство, наука - сплошная фальсификация. Доминиканец Мербеке написал все сочинения Аристотеля, Прокла, Гиппократа и Галена (только и всего!). Илиада - поэма о крестовых походах, сочинения Платона смастерил не то Пселл, не то Плефон, не то другой фальсификатор, имя которого начинается буквой 'П', и т. д. Мистификаторы и обманщики создали эпос Гомера, теогонию Гесиода, историю Фукидида, пламенные речи Демосфена, грандиозную поэму Лукреция, буйную лирику Анакреона, изысканные стихи Тибулла, тяжеловесные трактаты Аристотеля, высокоофициальный Monumentum Ancyranum, глубокомысленные трагедии Эсхила и Еврипида, безукоризненные речи Цицерона и страстные летописи Тацита. Эти же обманщики создали Гермеса Праксителя, дипилонские вазы, фриз Парфенона, помпейские фрески, танагрские терракоты, Афродиту Книдскую, метопы храма олимпийского Зевса. Они же создали латинский и греческий языки, сконструировали из ничего, одним лишь легким напряжением творческой фантазии, многочисленные народности классической древности, населили ими легендарные страны, столкнули их между собою в ожесточенной борьбе, заставили создать рабовладельческое общество, которое по их же мановению распалось, уступив место феодальному обществу. Сговорившись, надо полагать, между собою, шайка сверхгениальных мистификаторов сумела не только создать отдельные непревзойденные по совершенству формы произведения искусства, философские системы, научные теории и т. д. Они ухитрились всему этому придать внешнее правдоподобие и внутреннюю связность. Они не просто выдумали латинский язык, но создали ряд последовательно сменявших друг друга стилей - от скудного речитатива Энния и Нэвия через пышно простую прозу Цицерона к нервной 'серебряной' латыни Тацита, к изощренной 'африканской' латыни Апулея и Фронтона и наконец к варварскому косноязычию средневековья. Они догадались устроить так, чтоб Цицерон цитировал Посидония, Посидоний - Аристотеля, Аристотель - Платона, а Платон - Гомера, и чтобы не было притом расхождения в текстах. Они высекли бесчисленные надписи на камнях Ливии, Британии, Месопотамии, Скифии, Египта, Германии, в самых глухих и удаленных уголках Европы, Азии и Африки, и поместили на этих надписях даты таким образом, чтобы они согласовались с вымышленной историей древности. Они построили под застывшей лавой Везувия мертвый город Помпею, устлали его улицы обгорелыми трупами, украсили дома живописью и обставили мебелью и утварью в мифическом римском стиле. Они создали развалины Микен, похоронив их глубоко под землей, с тем, чтобы их могли открыть лишь в XIX в. Они забрались в дикие южно-русские степи и запрятали там в курганах сокровища никогда не существовавших скифов. Они зарыли в египетских песках папирусы, чтение и толкование которых стало в ХIХ-ХХ вв. предметом особой науки. Они отчеканили разнообразную монету с изображениями римских императоров, с названием никогда не существовавших городов и немыслимыми датами, и нарочно придали им вид весьма древних, чтобы ввести в заблуждение нумизматов. И всю эту титаническую работу, на совершение которой потребовалось бы у обыкновенных, хотя бы и очень способных людей, миллиарды рабочих часов, теплая компания литературных фальсификаторов проделала шутя в короткое время без всякой выгоды для себя, только для того, чтобы морочить своих современников и всех их потомков, кроме И. А. Морозова, волшебной сказкой о древнем мире.
Все это подносится не в фантастическом романе, где впрочем фантазия тоже имеет разумный предел, а в толстых 'умных' книгах, которые кой-какие незадачливые читатели принимают за чистую монету. А издательство, выпуская в свет 'труды' Н. А. Морозова, не находит нужным отмежеваться от заключенных в них теорий и предупредить читателя, что 'Христос' - лишь смелая поэтическая фантазия.

    Опровергать Н. А. Морозова - значит пытаться наперстком вычерпать море. Его необузданной фантазии можно противопоставить только совокупность наук в целом, всю накопленную веками сумму человеческих знаний. Ограничимся здесь изложением тех разнообразных приемов и многочисленных источников, посредством которых подлинная наука изучает древность.
Когда мы берем в руки томик Пушкина издания 1931 г., мы не сомневаемся, что издание это через целый рад промежуточных звеньев восходит непосредственно к пушкинскому оригиналу. Но имеем ли мы такую же непрерывную традицию в отношении древней литературы и в какой мере она заслуживает доверия?

    Если судить по тем материалам, которыми оперирует Н.А. Морозов, то можно думать, что вся древняя литература исчерпывается несколькими рукописями Ливия, Тацита, Цицерона, Фукидида и др., относящимися к XIV-XVI вв. В действительности сохранились оригиналы рукописей, восходящие к глубокой древности. Древнейшие рукописи в хронологическом порядке располагаются следующим образом (1):

    (1) Наиболее крупные хранилища древних рукописей находятся в Луврском музее, в Британском музее, в библиотеках Ватикана, Флоренции, Венеции, Гейдельберга и в Эрмитаже.).
    IV в. до н. э. - поэма Тимофея 'Персы', найдена в 983 г.
    III в. до н. э. - отрывки из Гомера, Еврипида (123 стиха трагедии 'Антигона'), Платона.
    III-I вв. до н. э. - отрывок 'Лирики' Алкмана.
    I- II вв. н. э. - стихи Вакхилида, Геронда, знаменитая 'Афинская полития' Аристотеля (найдена на папирусе в 1891 г), шесть речей Гиперида, отрывки из Демосфена, Саллюстия, неизвестного греческого историка (Кратипп?), стихи Пиндара и Гиппонакта. Из обуглившихся папирусов, в Геркулануме, написанных, во всяком случае до 79 г. (года извержения Везувия), удалось расшифровать отрывки из Филодема, Эпикура, и др.
    III в. - Многочисленные отрывки из Менандра.
    IV-V в. - палимпсест, содержащий около 4000 ст. Илиады, отрывки амвросианской рукописи Илиады, комедии Плавта ('Амвросианский палимпсест', содержащий 14 комедий); Цицерон (de rep. и 6 речей), Саллюстий, Лукан, Лукреций, -Теренций, Геллий, Фронтон, Вергилий.
    V-V вв. - Гомер, Виргилий Ливий, Гай (знаменитые в 'Институции' римского права, палимпсест), Дион Кассий, Диоскорид; т.н. 'Gromatiei'.
    VI в. - Виргилий.
    VIII-IX вв. - Цицерон, Гораций, Сенека, Марциал.
    IX в. -Платон, Теренций, Лукреций, Цицерон, Саллюстий, Ливий, Овидий, Вал. Максим,, Колумелла, Персий, Лукан, Сенека, Плиний ст., Курций, Стаций, Силий Италик, Плиний мл., Ювенал, Тацит (Анн. I-VI), Светоний, Флор, Клавдиан.
    IX-Xв. - Проперций, Цезарь, Цицерон, Гораций, Ливий, Федр, Персий, Лукан, Сенека, Вал. Флакк, Марциал, Юстин, Аммиан Марцеллин.
    X в. - Фукндид, Лизий, Ксенофонт, Исократ, Демосфен, Платон, Аристотель, Дионнсий, Диодор, Плутарх, Лукиан Аппиан, Афиней, Цезарь, Катулл, Цицерон, Саллюстий, Ливий, Овидий, Лукан, Персий, Курций, Плиний ст., Квиитнлиан, Стаций, Ювенал.
    XI в. - Гомер, Гесиод, Пиндар, .Эсхил, Софокл, Геродот, Аристофан, Арат, Аполлоний Родосский, Полибий, Дион Кассий, Цезарь, Саллюстий, Ливий, Овидий, Тацит, Апулей.
    XII в. - Гесиод, Пиндар, Еврипид, Платон, Проперций, Корнелий Непот, Варрон.

    Из этого далеко, неполного перечня видно, что для основных произведений античной литературы существуют рукописи, восходящие к глубокой древности. В частности, для Ливия, вопреки утверждениям Н.А. Морозова, мы имеем следующие древние рукописи:
    I декада - Веронский палимпсест V в. и Cod. Laurentianus XI в.
    III декада - Parisinus, 573C, V, в. и отдельные отрывки в палимпсестах.
    IV декада - Отрывки в рукописях V в. и бамбергский кодекс XI в.
    V декада - Венская рукопись (Cod. Vihdobonensis 15) V в. с иллюстрациями.
При огромном объеме труда Ливия (142 кн.) он уже в древности был издан в различного рода сокращениях (epitome), следы которых дошли до нас независимо от самого Ливия; кроме того частично сохранились periochae, т. е. краткие оглавления отдельных книг Ливия; в частности недавно найдено такое abrege на оксирихском папирусе начала н. э. Наконец Ливия цитируют и используют множество историков - Фест, Евтропий, Флор, Орозий и др. Игнорировать все эти проистекающие из различных источников данные и утверждать, что книги Ливия написаны в эпоху Возрождения, - значит спекулировать на незнакомстве читателя с состоянием рукописных фондов.

    Но даже отсутствие древней рукописи в том или ином случае не означает отсутствия древней литературной традиции, которая иногда отчетливо сохраняется как раз в поздней копии. Рукопись 'Илиады' (cod.Venetus A X в.) дает лучший текст, чем гораздо более древние папирусы, ибо венецианская рукопись представляет собою н а у ч н о е издание; переписчиком тщательно нанесены все критические значки александрийских грамматиков и кроме того на полях даны комментарии к Гомеру Аристоника, Дидима (но Аристарху), Никанора и Иродиаиа.
Очевидно, cod Venetus А, хотя дошедший до нас экземпляр сравнительно позднего происхождения, восходит к традициям III-II вв до н. э., когда знаменитая плеяда ученых библиотекарей Александрийских библиотек - Зенодот, Эратосфен, Аристофан, Аристарх и др, - изучали древние тексты и подвергали их научной редакции.

    Научная работа над текстами, переписка, издание и комментирование текстов, начатая еще в эллинистическую эпоху, не прерывалась даже в мрачный период VII- VIII вв, когда церковь особенно неистовствовала в уничтожении языческой литературы. Еще Птолемей I в III в. до н.э. основал в Александрии библиотеку и Академию наук (Музей).

    Составленный Каллимахом (ок. 250 г. до н. э.) каталог Александрийской библиотеки представлял собой огромный научный труд в 129 книгах. В большой библиотеке (Brucheion) находилось около 700000 свитков, в меньшей (Seraреion) - 42 800 (при Каллимахе). Огромные книжные богатства имела Пергамская библиотека. Даже частные лица имели библиотеки по 30000 (Эпафродит) и даже 62 000 томов, В Риме в IV в. было 28 библиотек.

    Все эта книжные богатства были уничтожены христианской церковью, и сохранились лишь остатки огромной классической литературы, но литературная традиция все же продолжалась. До 529 г. существовала еще в Афинах старая платоновская Академия, прикрытая Юстинианом. Но и после ликвидации этого последнего убежища 'язычества' занятия греческой литературой - хотя бы для надобностей школьного преподавания - не прекращались. А отдельные любители тщательно хранили и копировали древние манускрипты. В IX в. Фотий написал свою 'Библиотеку', где он дает критический обзор 280 книг и многочисленные выдержки из них. Константин Багрянородный, Свида, Евстафий и их труды свидетельствуют, что древняя литература всегда имела читателей и почитателей. А многочисленные схолии (подстрочные примечания и комментарии) к Гомеру, Гесиоду, Пиндару, Софоклу, Еврипиду, Эсхилу, Платону, Аристотелю, Аристофану, Лукиану, Каллимаху, Виргилию, Цицерону, Плавту, Горацию, Ювеналу и мн. др. свидетельствуют о непрерывности научного изучения античности.

    Многие тексты сохранились благодаря экономии, которую соблюдали монахи в расходовании дорого стоящего пергамента. Для изготовления 'священных' текстов использовали старые 'языческие' пергаменты, с которых соскабливали и смывали написанное, чтобы на очищенном таким образом пергаменте написать какую-нибудь богословскую чепуху. Монахи конечно не предвидели что по прошествии многих веков ученые догадаются при помощи сложных химических реактивов героическими усилиями восстановить на этих 'палимпсестах' первоначальный языческий текст. Таким путем открыты комедии Плавта, 'Институции' Гая, 'Республика' Цицерона и др.

    С другой стороны, понятно, что при отсутствии массового спроса на языческую' литературу, когда, наоборот, хранение ее могло навлечь на любителя древности обвинение в ереси, при дороговизне письменных принадлежностей и при необходимости затраты большого труда на переписывание текстов, количество рукописей греческих и латинских авторов было очень ограничено, и дошло их до нас очень немного. Но во многих случаях можно чисто теоретическим путем на основании существующих рукописей восстановить более древние оригиналы, с которых они списаны. Чтобы не вдаваться в подробности так называемой колляции (сличения) рукописей, ограничимся одним примером: сохранилось несколько рукописей XII в. Сенеки 'Naturales Quaestiones'; в некоторых из них (группа Д имеются кн. I - III 25 и IV b VII, причем начало книги IV отсутствует. В другой группе (группа Ф) имеются книги IV b. (с конца)- VII, затем следуют книги I - IV а (начало). Сопоставление всех этих списков приводит неизбежно к следующему выводу: все они восходят к одному оригиналу (архетипу примерно IX в. В этом архетипе затерялось несколько страниц, на которых были написаны конец кн. IV а и начало IV b. После этого книгу неправильно сложили - последние части сверху, а первые снизу, и с этого экземпляра списали рукописи группы Ф. Архетип тем временем еще раз потерпел аварию, потеряв еще страницы от III 25 IV b. С этого экземпляра но уже более аккуратно сложенного, были списаны рукописи группы Д. Сам архетип и его 'дети' - Ф. и Д - пропали, но по сохранившимся 'внукам' можно восстановить облик 'деда'. Мы видим на этом примере судьбу древней рукописи и все те изменения, которые она претерпевает в течение веков и которые впоследствии филологу приходится подвергнуть тщательному анализу, чтобы восстановить первоначальный текст.

    Однако одной уверенности в существовании непрерывной традиции еще недостаточно для определения даты составления той или иной рукописи и для констатирования подлинности ее. Правда, в некоторых случаях, как, напр. относительно упомянутых геркулановских папирусов, дата бесспорна; рукопись, найденная в замурованной могиле, не может быть моложе обмуровки; рукопись, открыта под руинами давно занесенного песком древнего города, не моложе этих руин. На некоторых рукописях имеются даты или подписи или посвящения известным историческим лицам или имя заказчика, для которого писец переписывал текст. Но в большинстве случаев древность рукописи устанавливается путем тщательного анализа внешности рукописи, методы которого разрабатываются специальной наукой - палеографией.

    Не надо быть специалистом, чтобы по цвету и качеству бумаги, по характеру шрифта и оформлению книги с первого взгляда узнать книгу старинной печати. Полиграфическое искусство претерпевает эволюцию, которая бросается в глаза и неопытному наблюдателю. Но то же относится и к рукописным текстам. Материал, на котором писали, - деревянные или свинцовые таблички, папирус, пергамент, тряпичная бумага; материал, которым пишут, - краска, тушь, чернила, перья (они оставляют свой след на бумаге, который можно изучать под микроскопом), способ расположения материала, манера склеивать, скатывать, сшивать и переплетать рукописи - все это тщательно изучено, с применением всех новейших методов химии и технологии. Но главное, чем оперирует палеография - это само начертание слов, почерк, манера письма.

    Палеографические таблицы наглядно показывают, как постепенно создавалось то курсивное письмо, которое при изобретении книгопечатания легло в основание типографского шрифта. От угловых прямолинейных 'дюймовых' букв унциального письма до витиеватых выкрутас вычурной средневековой каллиграфии - искусство письма прошло множество промежуточных стадий, которые могут быть более или менее точно датированы, во всяком случае в пределах столетия. Даже такая элементарная с нашей точки зрения вещь, как отделение слов друг от друга промежутком, потребовало долгих веков подготовки, и в древних унциальных рукописях текст сплошной, без разделения на слова.

    Таким образом палеография имеет достаточно данных, чтобы определить приблизительную дату рукописи, если она не содержит точных указаний на этот счет.
Конечно опытный мошенник может подделать и древнюю рукопись и может поддеть какого-нибудь любителя-коллекционера Но факт существования фальшивомонетчиков не опорачивает доброкачественности монет государственной чеканки, а именно на таких случаях подделок древних рукописей (подделок, конечно  разоблаченных) основывается Н.А. Морозов, объявляя поддельными все древние рукописи А ведь те ученые, которые путем кропотливого анализа разоблачили эти подделки, конечно не думают на этом основании опорачивать всю древнюю литературу.

    Постороннее объективное доказательство подлинной древности античной литературы дают старинные переводы. Сирийцы, арабы, армяне много переводили древних авторов. Некоторые античные произведения дошли до нас только в переводе, как 10-я кн. Аристотелевской 'Зоологии' или 'Ботаника' Николая. В некоторых случаях именно по переводам можно восстановить наиболее древние редакции того или иного текста: таковы сирийский перевод нового завета, арабский - 'Поэтики' и 'Категорий' Аристотеля, армянский - Аристотеля, сирийский и армянский - псевдоаристотелевской 'Peri Кosmou'.

    Историческая достоверность античной литературы в целом подтверждается не только непрерывностью традиции, но и всем ее  содержанием.

    Во-первых, само существование древнегреческою и латинского языков представляет собою несомненный исторический факт, игнорировать который может только ничем не мотивированное презрение Н А Морозова к исторической действительности. Но древняя литература, охватывая период в 1000 с лишком лет, дает к тому же наглядную историю развития   древних языков как отражения развития и изменения общественных отношений. Одного этого обстоятельства вполне достаточно, чтобы прочно установить подлинность древней литературы.

    Во-вторых, произведения древней литературы тесно между собой связаны, их форма и содержание определяются предшествующей литературой и оказывают влияние на последующую. Можно проследить, как из хора мистерий возникают трагедия и комедия, как складывается греческая лирика, как на основе беспомощных подражаний греческим образцам возникает римская поэзия, как создается латинская классическая проза, как философская мысль, с трудом пробивающаяся у какого-нибудь Фалеса или Анаксимандра, углубляется до грандиозных систем Платона, Аристотеля, Хрисиппа, Эпикура. Мало того древние авторы прямо цитируют, пересказывают, комментируют, критикуют своих противников и друзей. Мы имеем таким образом основательную взаимопроверку, которая исключает у здравомыслящего человека сомнение в естественном возникновении и развитии литературы древности.

    В-третьих, древняя литература рисует определенную историческую обстановку в ее диалектическом развитии Мы видим возникновение, расцвет и распад рабовладельческой общественной формации, без которой было бы совершенно непонятно происхождение европейского феодализма. Древние авторы рисуют вполне конкретную экономику античных обществ, конкретные производственные отношения и возникшие на базе этих отношений политические учреждения, правовые нормы, массовую мораль, религиозную идеологию, эстетические взгляды, философские системы Они показывают нам развитие науки и техники, на основе которых строилась наука и техника последующих исторических периодов. Геометрия Эвклида, Птоломеева система мира, медицина Гиппократа и Галена, механика Архимеда, 'физика' Аристотеля - всего этого не вытравить из истории науки.

    В-четвертых, древняя литература художественная, научная, философская - не случайное творчество того или иного отдельного лица, а отражает определенные идеологические воззрения тех общественных групп и классов, которые нам известны по другим источникам. Драмы Еврипида дают нам представление не только о мастерстве этого писателя, но и об умонастроениях господствующих классов эпохи расцвета афинской демократии, известной нам по сочинениям Аристотеля Фукидида, Исократа и др. Едкая сатира Ювенала или роман Петрония отражает идеологию, базис которой - распадающийся рабовладельческий строй - освещается в исторических памятниках эпохи принципата.

    Все эти элементарные истины приходится повторять, поскольку Н.А. Морозов их попирает ногами, маскируя свои поэтические вымыслы мудреными астрономическими таблицами и квазиученой терминологией и сбивая с толку неискушенного читателя.
Достоверность данных древней литераторы доказывается, как это ни покажется странным,  на   опыте. В течение 75 лет учеными производятся раскопки в тех местах, где, по указаниям древней   литературы,   должны были находиться древние, исчезнувшие с лица земли города,  дворцы, храмы и т. д. И в  этих  местах     действительно     находят  известные по литературе памятники. Так открыты развалины древней Трои, Микен, Тиринфа, Кноса. Раскопки на месте разрушенного в греко-персидскую войну афинского акрополя (так называемый 'Персидский мусор') извлекли множество остатков архитектуры и жилищ доперсидской эпохи. Таких примеров археологи могут привести множество.

    Но источники по истории античности не ограничиваются литературными памятниками. Ведь до нас дошло, а неутомимые розыски исследователей с каждым днем открывают их все больше и больше, неисчислимое множество вещественных памятников и документов: предметы искусства, орудия, утварь, монеты, гробницы, надписи, медали, расписки, счета, письма, указы и т. д. Обозреть все эти памятники древности здесь нет никакой возможности. Ограничимся только немногими словами о тех памятниках, которые содержат в себе тексты, - мы имеем в виду надписи и папирусы.

    Греческих и латинских надписей - на гробницах, статуях, памятных досках, стенах храмов и дворцов, триумфальных колоннах и т. п. - имеется в настоящее время такое множествo, что пользоваться ими систематически стало невозможно. В 1828 - 1874 гг. был издан свод греческих надписей - Сorpus inscr. Graetiae Septentrionalis. Этот корпус успел устареть до выхода в свет, а наряду с ним cтали выходить специальные сборники - Сorp. inscr. Anticarum, Сorpus inscr. Graetiae Septentrionalis и т.д. С 1873 г. Берлинская Академия наук стала издавать новый всеобъемлющий свод - Inscriptiones Graetial, издание еще не закончено, но и оно никак не может поспеть за вновь открытыми надписями, изо дня в день публикуемыми в многочисленных специальных журналах. Для научной работы приходится пользоваться, кроме новейших публикаций в журналах, выборками Диттенбергера, Мишеля, Кречмера, Kайбеля, Ларфельда.
Латинские надписи собраны в Corpus Inscriptionum Latinarum, непрерывно дополняемом новыми находками.

    По содержанию своему надписи затрагивают все стороны личной и общественной жизни древности. Для характеристики их достаточно будет назвать некоторые из наиболее важных надписей: Fasti consulates - списки консулов, составленные по распоряжению Aвгуста и высеченные на мраморных плитах во дворце императора; Manumentum Ancuranum - завещание Августа, предназначенное для его мавзолея, эдикт Тиберия Юлии Александра; надпись, фиксирующая ввозные и транзитные пошлины в Пальмире; указ Клавдия о даровании римского гражданства варварам; указ Диоклетиана о предельных ценах на товары; устав императорского рудника в Испании, знаменитая розеттская надпись Птоломея V (150 строк) которая дала Шамполлиону ключ к расшифровке египетских иероглифов; 'паросский мрамор', содержащий греческую хронику от мифического Керкопса до 264 г. до н.э.

    Другим бесценным источником для изучения древности служат папирусы. Так называется, собственно, болотное растение, произрастающее в Египте. Из сердцевины его стебля в древности изготовляли гладкие листы писчей бумаги, обладающие необыкновенной устойчивостью в условиях египетского климата. Благодаря этому сохранились папирусы величайшей древности, древнейший из них относится к 2600 г. до н.э. Исписанные листы папируса, или, короче, папирусы, стали предметом изучения сравнительно недавно. В 1778 г. европейский антиквар купил впервые папирусный свиток у египетских крестьян, которые на его глазах сожгли около 50 папирусов, чтобы насладиться их ароматным дымом. С тех пор изучение папирусов стало предметом специальной науки. Папирусы на греческом, латинском, коптском, еврейском, арамейском, персидском языках, папирусы иероглифические и демотические добываются путем специальных раскопок в Оксиринхе, Фаюме, Сиене, Фивах и других городах Египта. Количество публикуемых папирусов в последние годы настолько возросло, что ориентироваться в них уже становится трудно без особых указателей и справочников.

    Помимо литературных произведений, как например знаменитый папирус, давший нам единственный экземпляр 'Афинской политики' Аристотеля, или древнейшая греческая рукопись - 'Персы' Тимофея, - мы имеем на папирусах подлинные документы эпохи, оригиналы арендных договоров, контрактов, расписок, заемных обязательств, указов, афиш, судебных протоколов, прошений, заявлений, деклараций, свадебных контрактов, разводных писем, счетов, бухгалтерских записей, приходно-расходных книг, частных писем и записок, распоряжений властей, - словом, богатейший ассортимент документов о личной и oбщественной жизни, об экономике, финансах, праве, суде, политике, технике, педагогике, об официальном регламенте и интимных буднях жизни отдельных жителей Египта за период в несколько столетий.
Папирус был сравнительно дорогим материалом. Беднота для своих надобностей пользовалась черепками, на которых наносились нужные записи. Опубликованные Вилькеном более 1600 черепков, содержащих образом расписки о взносе налогов, дают огромный материал для изучения государственных финансов, построения чиновничьего аппарата, занятий населения, размеров индивидуальных хозяйств и их доходов, техники, метрологии, топографии, хронологии и мн. др.

    Если бы в распоряжении историков древности не было ничего, кроме папирусов и черепков, этого было бы достаточно, чтобы воссоздать картину жизни Египта эпохи Птолемеев и Римской империи.

    Сказаннoгo достаточно, чтобы понять, какое грандиозное, подавляющее количество разнообразнейших источников и подлинных неопровержимых документов лежит в основе истории античности, и морозовские фантазии ни в малейшей степени не задевают подлинной науки об античной общественной формации.

    История изучается путем применения марксистско-ленинской методологии к анализу конкретной исторической действительности, а не при помощи полета беспочвенной фантазии.