- Род Струве - старинный дворянский род. Многие известные ученые, дипломаты, философы, политики носили фамилию Струве. А наш отец был обычным земским врачом в небольшом городке Моршанске под Тамбовом. Там мы и родились, и выросли. Отец-дворянин сам колол дрова, носил воду, чистил ботинки и очень много работал. В семь утра у него начинался рабочий день.

- Моя спаленка отделялась от кабинета отца только шкафами, так что все происходящее в кабинете я слышала, - вспоминает Валерия Эрнестовна - Приходили на прием крестьяне, фабричные люди. Те, кто побогаче, платили отцу. Тем, кто победнее, платил сам 'Анис Павлович' - Так называли для легкости произношения Эрнеста Павловича.

'Возьмите, это вам на лекарства', - говорил он.

- Атмосфера в семье, конечно, была особой. Иначе как 'Наташенька' отец маму никогда не называл. В доке часто собирались преподаватели женской гимназии, где мама работала. С их помощью мы выучили дома немецкий язык, позже овладели французским. До сих пор благодарны родителям за то, что они нам дали.

- Листая энциклопедический словарь, я обнаружил около пяти - шести Струве, так или иначе оставивших след в нашей истории. У многих из них отношения с Советской властью складывались непросто. Кто-то эмигрировал, кто-то встал в непримиримую оппозицию. А как новая власть отнеслась к Струве из Моршанска?

- Революцию отец принял. Она, казалось, несла избавление простому человеку от тягот и лишений. Нас отец наставлял, чтобы мы вступали в комсомол, участвовали в общественной работе. Так что арест отца мы восприняли как жуткое недоразумение, ошибку.

11 февраля 1938 года утром за отцом приехали, он допил кофе и уехал. Больше мы его не видели. Знаем, что предъявили ему обвинение в шпионаже в пользу Германии. Приговор: 10 лет без права переписки. Сколько мы ни узнавали, могилы отца разыскать не удалось.

- Как арест отца отразился на вашей семье?

- Это был крах семьи в прежнем понимании этого слова. Мама тяжело заболела. Для нас это тоже возымело последствия.

- Мне, - берет разговор в свои руки Наталья Эрнестовна, - в райкоме ВЛКСМ предложили отказаться от отца. Я ответила, что отец мой невиновен и я на это не способна. От меня отстали, но в партию вплоть до реабилитации отца не разрешали вступать. Потом звать начали, да я уж сама не пошла.

- А для меня самым большим потрясением было то, что меня исключили из комсомола, - говорит Валерия Эрнестовна. 'За сокрытие социального происхождения'. И ведь исключали меня те же люди, что и принимали в ВЛКСМ всего лишь год назад. В знак протеста, в память об отце мы решили сохранить свои фамилии.

- И ваши мужья вас поняли?

- Муж, как говорят, голова, а жена шея, куда захочет, туда и повернет. А если серьезно, то из-за нас у них были кое-какие неприятности.

- Сейчас много говорят о том, что женщина - прежде всего мать, хранительница очага. Вы, Наталья Эрнестовна, ученый секретарь научно-методического совета при Комитете народного образования СССР по металлам и металловедению, профессор Московского автодорожного института. Ваше отношение к тому, что должна делать женщина?

- Я считаю, что наша женщина, если она почувствует вкус к работе, просто ограничиться домом, детьми не сможет. Я чувствую себя человеком, когда меня уважают на работе как специалиста, обращаются за советом. Да и дети больше уважают работающую мать. Наша беда в том, что мы, женщины, предпочитаем быть секретарями, советчиками, а не президентами, отказываемся от власти.

- По-моему, это вообще свойственно интеллигенции?

- Да, от чистоплюйства. Никогда не понимала людей, которые уклоняются от борьбы. Уходят из партии: много подлецов, говорят. Помилуйте, если хорошие люди будут уходить, то ведь и бороться с подлецами некому будет. Как преодолеть эту русскую безответственность, безалаберность, неорганизованность? Как избавить нашу интеллигенцию от социальной апатии, пассивности?

- Да, вопросы...

Беседовал с сестрами

Д. ЛАПШИН.

Красное ЗНАМЯ

6 АВГУСТА 1989 ГОДА 181(20791)