Документ взят из кэша поисковой машины. Адрес оригинального документа : http://zmmu.msu.ru/personal/pavlinov/doc/syst_word.doc Дата изменения: Sun Dec 12 13:46:26 2004 Дата индексирования: Tue Oct 2 03:27:10 2012 Кодировка: Windows-1251 Поисковые слова: релятивистское движение

СЛОВО О СОВРЕМЕННОЙ СИСТЕМАТИКЕ
И. Я. Павлинов. Сб. тр. Зоол. муз. МГУ. 1996. 34: 7-54.

A WORD ABOUT THE MODERN SYSTEMATICS
I. Ja. Pavlinov. Arch. Zool. Mus. Moscow Univ., 1996, v. XXXIV: 7-54.


There fundamental methodological difference exists between
classification-as-means and classification-as-aim of cognitive activity. It
is the second one that constitutes a body of biological systematics.
For the biological systematics, as a branch of science, to be modern
means to correspond to requests of modern methodology of scientific
research. According to this, classification could be considered as a kind
of hypothesis, namely 'taxonomic hypothesis'. Adopting this makes
systematics theory-dependent: there have to be a non-formal theory in which
an object to be hypothesised (classified) is defined intentionally, that is
by indicating its essential properties. Such a theory serves to elaborate
contentwise (non-formal) model (C-model) that provides operational
conceptual framework for respective classification.
The natural diversity is manyfold in its properties, which assumes
there have to be as many C-models, each describing a particular aspect of
diversity outlined by the given non-formal theory. Consequently, there have
to be several classificatory approaches, each consistent with requirements
of particular C-model. Conditions of correct comparison and mutual
interpretation of classifications based on different C-models depend on
degree of overlapping of the latters by their thesauruses. There also could
be several classifications based on the same C-model and differing by their
adequacy to the particular aspect of natural diversity.
The theory in question defines first of all ontological statuse of the
object of biological systematics, which is taxonomic diversity. Its
principal property is interconnection of its elements by kinship
(phylogenetic) relationships, which is a particular case of causal
relatioships. Due to this, these elements are by no means classes (in
logical sense), which separates systematics from other classificatory
approaches studying other aspect of biological diversity.
The C-models could be of three types, dependently on their contents:
processual (evolutionary), structural (paternal), and combined ones.
Evolutionary models include statements about causes of origin of the
diversity being classified (they are evolutionary scenaria), so that they
are principally inconsistent with classifications. Structural models define
paterrn properties only, thus they are incomplete respective to the world,
which is not 'being' but 'becoming'. Combined models define both process
and pattern properties. One of their formal representation could be
fractal, that is pattern and generating its process simultaneously.
According to this, classification is also a fractal.
At operational level, the link between C-model and classification is
provided by correspondence between algorithm that generates classification
and one that generates real taxic diversity. This means that technical
tools employed by a systematist are to be consistent with respective C-
model. This involves selection (weighting) of characters, of similarity
measure (for instance, synapomorphy principle in cladistics),
clasterisation procedure. Biologically sound methods are preferable over
strictly formal ones. As C-models are non-formal ones, the classificatory
methods cannot be fully formalised, as well, so a good room remains for
intuitive argumentation scheme.
Classification being a fractal means the following. It should be
hierarchical, approximated by Zipf-Mandelbrot rank distribution model, at
least at some level(s) include stochastic component, all taxa are of equal
status (there are no 'more' or 'less objective' taxa). All of its
statements are context-dependent, that is relativistic: they cannot be
considered (tested etc) properly out of the contexts provided by the entire
classification.
Classification being a hypothesis means all its statements are sub-
hypotheses within it. Particular taxa are hypotheses of real groups of
organisms; their characters are hypotheses of some of the group properties;
their links in hierarchy are hypotheses of certain kind of relationships
between those groups. Statement about similarity relation may not
correspond to criteria of hypothesis.
Research collections provide a possibility for taxonomic knowledge to
be repeatable, so they are presumable analogy of physical experiment, as
far as taxonomic hypothesis is analogy of physical one. Thus, modern
systematic is still a 'museum science'.
The notion of the Natural System is based on archetypal believe in the
World ruled by a sole universal Law and should be abandoned, if S-model
adopted presumes the realm of life is stratified in respect to diverse laws
structering it in different aspects of diversity.

In the beginning was the Word..
John, 1,1

Разумеется, в на?але была классификация. Ибо Слово - это одна из форм
бытия Знания. Знание же - разли?ение одного и другого. А разли?ение
относится к сфере классификационной деятельности.
Итак, в на?але была классификация. И именно в на?але знания. То?нее,
Знания - с большой буквы. Не конкретного, предметного, обращенного на вещи,
а теорети?еского, обращенного на понятия. В этом - фундаментальная
специфика классифицирования: оно имеет дело не с вещами (здесь уместнее
говорить о сортировке, идентификации), а с понятиями о вещах.
Нет ли здесь парадокса? С одной стороны, классификация - в на?але
Знания; с другой стороны, она же завершает его, буду?и неким
фундаментальным обобщением, подобным закону (Любищев, 1982). Если
ограни?иться игрой слов, то, разумеется, парадокса нет: согласно иудео-
христианской мифологии, Закон - он и на?ало, и конец всего сущего, равно
как и знания о нем. Но и по сути парадокса нет, если мы согласимся, ?то
классификация наделена двоякого рода функцией. Она служит средством
перви?ного упорядо?ения представлений о разнообразии состояний некоего
познаваемого явления: в этом смысле она - средство, инструмент формирования
понятий и потому в на?але. Но она же является и целью познания, тем, на ?то
направлена классификационная деятельность. И в этом ка?естве классификация
обобщает тезаурус (систему понятий), тем самым завершая знание - то?нее,
некий его этап, поскольку процесс познания (классифицирования) бесконе?ен.
Поэтому с методологи?еской то?ки зрения разли?ение классификации-средства и
классификации-цели фундаментально. Все излагаемое ниже имеет отношение ко
второй.
Когда познавательная деятельность из средства становится целью, она
обращается в науку. Соответственно, когда классифицирование из средства
становится целью, оно превращается в систематику - раздел науки, где заняты
прежде всего разработкой классификаций, а затем уже всем про?им. Хотелось
бы под?еркнуть - именно разработкой классификаций. Дело в том, ?то в
огромной по объему литературе, так или ина?е связанной с
классификациологией, о?ень ?асто классифицированием называют решение зада?
по распознаванию образов. Между тем здесь имеется фундаментальное разли?ие:
при распознавании образов уже имеются готовые классы, по которым просто
(хотя это совсем не просто) нужно разнести те или иные объекты (в
биологи?еской систематике это называют обы?но идентификацией);
классифицирование же нацелено как раз на выделение классов.
Биология - одна из самых 'классифицирующих' дисциплин. Именно
систематика задает для нее предметные рамки, о?ер?ивает объекты, в
отношении которых осмыслены те или иные суждения, вырабатываемые другими
дисциплинами. Любые данные, полу?аемые наукой 'переднего края', корректны в
той мере, в какой они корректно соотнесены с конкретным таксоном.
Действительно, едва ли в серьезном нау?ном журнале появится статья, в
которой дается характеристика, скажем, мДНК объекта, определенного как
'не?то зеленое с хвостиком'. Таким образом, в некотором предельном смысле
все то, ?то делают не-систематики, это дополнительная характеристика
таксонов, выделяемых систематиками.
Поэтому методологи?еский анализ систематики - это во многом
методологи?еский анализ оснований биологии. Не удивительно, ?то в книгах,
посвященных 'философии биологии', нередко зна?ительное место уделяется
проблемам систематики (например, Рьюз, 1977; Заренков, 1988).

ЧТО ТАКОЕ - СОВРЕМЕННАЯ СИСТЕМАТИКА?

Если в оценке фундаментальности систематики мнение вдум?ивого
большинства, не гоняющегося за сиюминутными 'достижениями' науки 'переднего
края', едино, то в оценке того, ?то делает систематику современной, едва ли
сыщется какая-то господствующая то?ка зрения. Одновременное сосуществование
разных школ побуждает представителей каждой из них отстаивать приоритеты
своего направления, тем самым по умол?анию делая его 'более современным',
?ем все про?ие. При этом в силу вполне понятной ксенофобии как одного из
факторов, спла?ивающих ту или иную школу, как-то теряется из виду
систематика в целом, то общее, ?то присутствует во всех ее направлениях и
?то делает современной именно систематику в целом.
В обыденном смысле современное - зна?ит родившееся сегодня.
Современная музыка, современное искусство противопоставляются 'классике' -
тому, ?то уходит корнями в прошлое. С такой обывательской позиции вся
систематика - это классика, говорить о ее какой-то 'современности' вроде бы
и не пристало. Вот молекулярная биология - это современность. И потому
современна именно 'молекулярная систематика'.
Однако это неверно. Молекулярная биология в систематике выполняет ту
же функцию, ?то и традиционная морфология, - служит поставщиком признаков.
Это верно и в отношении техни?еских процедур классифицирования: они, какими
бы 'развитыми' ни были, служат лишь средством реализации определенных
методологи?еских установок. Так, суть нумери?еской систематики не в том,
?то она все 'с?итает', а в том, ?то ее средствами реализуется определенная
позитивистская идея ('наука там, где на?инается с?ет'). Воистину так:
движители систематики, как и всякой нау?ной дисциплины, - методологии,
заставляющие по иному взглянуть на содержание классификационной
деятельности. В этом смысле 'новая систематика' Джулиана Хаксли для своего
времени действительно была современной: она взяла на вооружение
'популяционное мышление' взамен 'типологи?еского', дополнив его некоторыми
позитивистскими идеями. Последние дали систематике некое подобие философии
операционализма (Gilmour, 1940; Sokal, Sneath, 1963), тем самым подклю?ив
ее к преобладающей в 30-50-е годы гносеологи?еской парадигме.
Следует, впро?ем, заметить, ?то эта философия сыграла с систематикой
забавную шутку, объявив ее не наукой, оперирующей 'то?ным знанием', а
искусством (отголоски ?его слышны и поныне, см. Minelli, 1994). В связи с
этим возникает вопрос: в каком аспекте рассматривать систематику при
обсуждении ее современности - как искусство или как науку? В какой-то
степени (возможно, достато?но большой) это противопоставление надуманно: в
обоих слу?аях мы имеем дело с одним и тем же - некоторым способом выражения
твор?еской ли?ностью своего восприятия некоторой ?асти мира. Только в
искусстве индивидуальность ли?ности под?еркивается, в науке же
затушевывается для того, ?тобы продукту самовыражения приписать статус
'объективного знания'. Вот именно это - примат объективного над
субъективным - и проводит, о?евидно, демаркационную линию (впро?ем,
довольно размытую) между наукой и искусством. Если это так, то для меня
систематика - это прежде всего наука, а уже потом - искусство. Искусство
открывать в этом мире новое, другими не увиденное и потому несомненно в
определенной степени индивидуальное.
Из этого с о?евидностью следует, ?то вопрос о современности
систематики - это вопрос о ее соответствии требованиям методологии
современной науки. В свете существования разных школ в самой сциентологии,
занимающейся исследованием того, как функционирует наука, на него не так-то
просто ответить. То?нее, не просто (скорее, невозможно) ответить
однозна?но: ответов будет несколько. Однако если в общем слу?ае естественно-
нау?ное знание есть совокупность истинных суждений о некоторой области
физи?еского мира, то, о?евидно, сколько бы ни было ответов на этот вопрос,
они все так или ина?е будут касаться того, о ?ем знание в систематике, как
оно добывается и как проверяется на предмет истинности.
Поэтому для систематики как нау?ной дисциплины первый вопрос -
определение ее предмета, т.е. того, на ?то направлена исследовательская
деятельность систематиков. На него ответить достато?но просто: если смысл
классификационной деятельности вообще - приведение разнообразия в некоторый
порядок, то это разнообразие и есть предмет систематики как нау?ной
дисциплины. Соответственно, предмет биологи?еской систематики -
биологи?еское разнообразие. То?нее, некоторый аспект этого разнообразия,
который можно назвать разнообразием таксономи?еским, поскольку еще есть
морфология, биостилистика, биогеография, синтаксономия, также использующие
классифицирование как метод и исследующие с его помощью иные аспекты
биологи?еского разнообразия.
Однако такой ответ будет до конца корректным, только если мы признаем,
?то биологи?еское (в ?астности, таксономи?еское) разнообразие а) есть некое
специфи?еское природное явление, не сводимое к сумме разли?ий между живыми
существами (Pavlinov, Hoffmann, 1991), и б) достато?но специфи?но
относительно других проявлений разнообразия мира вообще для того, ?тобы
говорить именно о биологи?еской систематике. Действительно, другие науки,
занимающиеся преимущественно измерением, также классифицируют: например,
существуют классификации небесных тел, микро?астиц, хими?еских соединений и
реакций и т.д. Тем не менее, не существует таких устой?ивых понятий как,
скажем, 'физи?еская систематика' или 'хими?еская систематика'. По-видимому,
это не слу?айно и отражает разную онтологию классифицируемого разнообразия,
исследуемого биологией, химией, физикой.
Согласно одной из возможных то?ек зрения, близкой мне по духу,
онтологи?еский статус объекта находится в сильной зависимости от того,
имеет ли он собственную историю, индивидуализирующую его, выделяющую его в
этом мире, или нет (Hull, 1978). Рассматривая данную проблему под таким
углом зрения, можно заметить следующее. В физике, химии группы объектов,
распознаваемые исследователями, - это классы, т.е. внеистори?ные сущности:
есть молекулы водорода каждая сама по себе, но нет некоей естественной
группы 'водород', выделяемой среди про?их подобных групп каким-либо
естественным процессом. Биология же имеет дело преимущественно с объектами
и их группировками, возникшими в результате эволюции (истори?еского
развития) и представляющими собой естественные образования: есть не только
конкретный кустик ивы и сидящий под ним конкретный заяц, но есть также, с
одной стороны, монофилети?еские группы, представителями которых они
являются, и сообщество, в котором они сосуществуют.
Таким образом, в биологии, в отли?ие от двух других названных наук
(взятых лишь в ка?естве примера), при разработке классификаций
предполагается нали?ие между по крайней мере некоторыми классифицируемыми
элементами истори?еских отношений (Заренков, 1988, 1989). При этом следует
под?еркнуть, ?то эти последние актуализированы родственными отношениями: в
данном слу?ае истори?еские отношения совпадают с филогенети?ескими. Их
можно с?итать специфи?еским проявлением при?инно-следственных связей,
поскольку они обеспе?ивают преемственность во всей цепо?ки связей 'предок-
потомок'. Соответственно, вполне осмысленными являются как понятие
'биологи?еское разнообразие' и его ?астный аспект 'таксономи?еское
разнообразие', элементы которого являются естественными образованиями
(нали?ествуют филогенети?еские отношения), так и словосо?етание
'биологи?еская систематика'.
Как мне представляется, это условие позволяет разграни?ить систематику
собственно и другие классификационные подходы, имеющие дело с биологи?еским
разнообразием. Действительно, всякая классификация основана на анализе
сходства по некоторому набору характеристик в коне?ном с?ете одних и тех же
организмов. Тем не менее, в одном слу?ае мы полу?аем систему
монофилети?еских групп, в другом - систему биоморф, в третьем - систему
паратаксонов и т.п. О?евидная при?ина в том, ?то в каждом из этих слу?аев
используются разли?ные содержательные основания выбора характеристик и
интерпретации сходства. Исходя из предыдущего, представляется разумным
принять, ?то систематика собственно явным образом опирается на понимание
сходства как отражение (способ измерения) родства. Сюда безусловно
относятся все школы эволюционного толка. Биологи?еской систематикой
является и типология линнеевского образца, поскольку в ней неявно
присутствует понятие сродства, которое эволюционная идея органи?но перевела
в понятие родства. Фенетика, возможно, также отве?ает этому критерию в той
мере, в какой верно утверждение, ?то общее сходство и есть родство (Cain,
Harrison, 1958). Напротив, биостилистика, занятая изу?ением биоморф, не
предполагает изна?ально, ?то сходство есть коррелят родства (хотя таксоны и
биоморфы могут экстенсионально совпадать), поэтому она не есть раздел
систематики собственно, а дополнительна ей (Любарский, 1992).
Под?еркивание (возможно, даже некоторое утрирование) истори?еского
содержания современной систематики имеет одной из своих целей более ?еткое
определение специфики ее объекта. Оно озна?ает, ?то классифицирование, в
принципе не допускаюющее филогенети?ескую интерпретацию, лежит вне рамок
таким образом понимаемой систематики. При этом следует оговорить - именно
филогенети?ескую, а не эволюционную в общем смысле. Дело в том, ?то все
проявления биологи?еского разнообразия есть результат биологи?еской
эволюции; поэтому любая классификация, основанная на характеристиках
натурного материала, в той или иной степени будет эволюционно нагруженной
(в отли?ие от алфавитного списка таксонов; впро?ем, здесь не имеется в виду
платонизм, утверждающий, ?то 'имя вещи есть сама вещь'). В коне?ном итоге
даже свойства организмов, делающих их съедобными или несъедобными,
развились в ходе их эволюции. Но данные характеристики отражают отношения
организмов не друг с другом, а с классифицирующим субъектом. Поскольку же
этот последний класссифицирует по свойству съедобности-несъедобности любые
объекты (в том ?исле хими?еские, физи?еские), то, о?евидно, такой способ
упорядо?ения разнообразия лежит вне биологи?еской систематики собственно.
В связи с этим неизбежно возникает вопрос о типологии. Всякое
классифицирование типологи?но по определению, имеет типологию своим
базисом. При?ина в том, ?то типология - универсальное средство
упорядо?ивания разнообразия, лежащее в основе сравнительного метода (Мейен,
1977; Любарский, 1993а,б; Беклемишев, 1994). В этой универсальности - ее
достоинство, но и несомненный недостаток: она озна?ает, ?то применимость
типологии не связана ограни?ениями, накладываемыми спецификой той или иной
?астной естественно-нау?ной области, и в этом смысле она формальна.
Следовательно, типологи?еский подход, взятый 'в ?истом виде', не позволяет
у?есть ту особенность биологи?еского разнообразия, о которой говорилось
выше, - его организованность истори?ескими (филогенети?ескими) связями.
Поэтому в отношении типологии, с моей то?ки зрения, справедлив упрек,
адресуемый нумери?еской фенетике и кладистике: разве можно, применяя тот
или иной универсальный формализованный подход, ограни?иваться лишь тем, ?то
он дает, и не идти дальше в направлении содержательной интерпретации
продукта, полу?енного формальным методом? С этой позиции типологи?еcкие
классификации, как и фенети?еские, осмыслены в той мере, в какой они
интерпретированы истори?ески.

НЕМНОГО ИСТОРИИ

О?евидно, словосо?етание 'современная систематика' предполагает некую
антиномию - 'систематика прошлого', в противопоставлении к которой она
может быть более ?етко осмыслена. Поэтому анализ содержания этого
словосо?етания как бы предполагает необходимость анализа и того, ?то есть
систематика прошлого. А это предполагает хотя бы беглое рассмотрение
развития систематики - не ее историографию в строгом смысле, а вы?ленение
неких клю?евых этапов. Рассмотрение систематики как науки озна?ает, ?то ее
'этапирование' должно быть привязано к истори?ескому развитию представлений
о том, ?то есть нау?ное знание. Оставляя в стороне разнообразие то?ек
зрения на сей предмет, выделим следующие клю?евые этапы ее становления.
Первый этап можно назвать иррациональной систематикой. Это, как я
полагаю, то, о ?ем пишет Леви-Стросс (1994) при анализе разнообразия
тотемов. При определении состава группы объектов, объединяемых данным
тотеми?еским символом, не задается какой-то алгоритм, определяющий всю
классификационную процедуру: выбор признаков, оценку сходства и т.п.
Присутствует только мисти?еское постижение их некоторой общности, которое
сразу дает готовый результат - тотем и группу связанных с ним объектов.
Поэтому вопросы 'как' и 'по?ему так, а не ина?е' достато?но безадресны -
так, и все тут. По-видимому, многие нынешние систематики-практики, не
засоряющие свои мозги всякого рода 'измами', во многом действуют подобным
образом. Чаще всего такой способ познания с?итают 'ненау?ным' ('донау?ным')
- но судьи кто? Наверное, с?итающие, ?то вот их-то способ отныне и вовек и
есть нау?ный, ?то современное понимание 'нау?ности' в будущем останется без
изменений.
Второй этап - рациональная нарративная систематика. Как рациональную
ее характеризует нали?ие заранее заданных явным образом 'правил игры'
(алгоритмов): как нужно классифицировать, ?тобы полу?ить 'хорошую'
классификацию. Их нали?ие привносит в классификационную деятельность
больший или меньший элемент операционализма, делающего потенциально
соизмеримыми разные классификационные алгоритмы и сами классификации.
Нарративной же эту систематику делает то, ?то правила не предусматривают
необходимость проверки истинности утверждений о таксонах и их признаках.
Иными словами, определен контекст полу?ения знания, но не задан контекст
проверки знания: нау?ная деятельность систематика кон?ается разработкой
системы, вклю?ая сюда ее уто?нение по мере описания новых таксонов и
полу?ения доступа к новым признакам. Сюда я бы отнес всю систематику
аристотеле-линнеевского толка, натурфилософскую, класси?ескую
филогенети?ескую, а также современную фенети?ескую. Впро?ем, последняя
настолько резко критикует все только ?то пере?исленные подходы, ?то уже в
силу этого достойна некоторого обособленного положения.
Наконец, третий этап - рациональная 'тестирующая' систематика. В
данном слу?ае, в отли?ие от предыдущего, 'правила игры', каковыми бы они не
были, обязывают классификатора оперировать только тестируемыми на предмет
истинности суждениями. Тем самым, кроме контекста полу?ения знания, должен
быть задан явным образом контекст подтверждения (проверки) его истинности.
Например, если происходит взвешивание признаков на основании принципа
синапоморфии, как минимум желательно указать проверяемые содержательные
критерии выбора апоморфий. Это клю?евое условие делает систематику не
только операциональной, но и вполне конструктивистской: минимизируется
возможность вклю?ения в таксономи?еское знание непроверяемых доступными
средствами суждений (в том ?исле основанных на специфи?еском для фенетики
понятии 'общего сходства').
Сюда относятся некоторые направления современной филогенети?еской
систематики в широком смысле, т.е. вклю?ая кладистику в интерпретации
Ю.Уайли (Wiley, 1981) и эволюционную систематику в интерпретации В. Бокка
(Bock, 1977). На место здесь претендуют и некоторые типологи?еские
изыскания (Любарский, 1993б).
Как видно, эта схема совсем не похожа ни на традиционно выделяемые
истори?еские вехи (Аристотель-Линней-Дарвин и т.д.), ни на обы?но
выделяемые школы (типология, номинализм, фенетика и т.д.). Существенно по
иному, ?ем это принято делать, расставлены акценты и в оценке нау?ного
статуса разных направлений и школ систематики. Так, если верно то, ?то
согласно доминирующей сегодня гносеологи?еской парадигме нау?но только то
знание, истинность которого должна проверяться в соответствии с некоторыми
фиксированными правилами, то только классификационные подходы третьей из
выделенных мной групп могут с?итаться нау?ными - и в этом смысле
современными.
Необходимо сделать одну оговорку: эпитет 'систематика прошлого' вовсе
не предполагает ?его-то уни?ижительного. На каждом этапе развития общества
людей познающих систематика была современной, поскольку функционировала в
соответствующем социо-культурном контексте. Она принадлежит прошлому лишь в
той мере, в какой прошлому принадлежит некоторый этап развития общества. А
это зна?ит, ?то 'систематика прошлого' одновременно является и ?астью
современной систематики в той мере, в какой 'пережитки прошлого' вклю?ены в
сегодняшнее мировоззрение.

КЛАССИФИКАЦИЯ = ГИПОТЕЗА?

Условие проверяемости (тестируемости) на предмет истинности
утверждений о таксонах и их свойствах, содержащихся в классификации (=
таксономи?еской системе), позволяет более ?етко о?ертить гносеологи?еский
статус последней. Обы?но (если оставить в стороне номиналисти?ескую
трактовку) ее рассматривают как нарратив или приравнивают к закону (см.
обзор у Розовой, 1986). Но в последнее время определенную популярность
приобретает то?ка зрения, согласно которой классификацию следует
рассматривать как гипотезу определенного сорта, а именно как
таксономи?ескую гипотезу (Panchen, 1991; Павлинов, 1995). В отли?ие от
'класси?еских' гипотез, разрабатываемых в рамках гипотетико-дедуктивных
дисциплин для классов - систем объектов общего рода (по Урманцеву, 1978),
таксономи?еская гипотеза разрабатывается для объектов квази-индивидной
природы, т.е. таких, которые имеют собственную историю и более или менее
?етко выраженные пространственно-временные границы.
Хотя словосо?етание 'таксономи?еская гипотеза' встре?ается довольно
?асто на пе?атных страницах, концептуально оно проработано весьма слабо.
После резких атак попперизма на принцип верификации и утверждения в
сознании большинства у?еных фальсификационизма (строго говоря,
неприменимого в слу?ае объектов индивидной природы), серьезного обсуждения
того, ?то делает обобщения, высказываемые в систематике, гипотезами, а не
?ем-то иным, факти?ески не было. Я не думаю, ?то оно было бы уместно и
здесь, поскольку эта проблема лежит вне систематики собственно, относится к
?ислу фундаментальнейших в гносеологии. Поэтому данная позиция здесь
принимается без какой-либо аргументации, как постулат, на основе которого
может быть разработана некая неформальная аксиомати?еская система, задающая
общие условия классифицирования как 'производства' особого рода гипотез -
таксономи?еских, а также общие свойства самих этих классификаций-гипотез.
В том, ?то классификация есть гипотеза, а не не?то более 'весомое',
нет большой беды. Это класси?еский эмпиризм побуждает делать заявления типа
'гипотез не измышляю' или в крайнем слу?ае с?итать гипотезу не более ?ем
некоторым промежуто?ным этапом на пути к развитой теории и потому не
имеющей самостоятельной ценности. Пост-позитивистская гносеология
выработала иное отношение к гипотезе, сделав ее разработку одним из
клю?евых звеньев в системе нау?ного знания. Что касается понимания
классификации как закона или теории, то, согласно одной из науковед?еских
систем, последняя по своему статусу едва ли ка?ественно отли?ается от
гипотезы: то, ?то в некотором контексте с?итается теорией, истинность
утверждений которой с?итается доказанной (?то с то?ки зрения попперизма в
принципе невозможно), в ином контексте становится гипотезой, подлежащей
проверке.
Эта позиция позволяет под?еркнуть одно из клю?евых свойств
классификации, имеющее отношение к пониманию ее гносеологи?еского статуса.
В рамках данного подхода систематика адресует свои вопросы объективной
реальности, которая есть для нее познаваемая данность. Поэтому
разрабатываемые ею конструкты не являются '?истой логикой' - они
содержательно интерпретированы. Из этого следует, ?то всякие формальные
классификации для биологи?еской систематики интересны в той мере, в какой
из них можно извле?ь некий фиксированный биологи?еский смысл. Т.е., если мы
выделяем какой-то таксон, для нас один из важнейших вопросов - имеет ли он
натурное соответствие и если имеет, то какое (здесь принято понимание
таксона как элемента классификации, не тождественного самому натурному
объекту, подробнее см. ниже). Если ответ не представляется возможным, т.е.
если классификация остается полностью формальной, ее, вероятно, вообще
нельзя с?итать биологи?еской.
Впро?ем, я подозреваю, ?то при работе с биологи?еским материалом,
характеризуемым признаками, основания выбора и сравнения которых в той или
иной мере наполнены биологи?еским содержанием (куда входят в том ?исле
основания гомологизации), формальные классификации принципиально
невозможны, каким бы формальным не был алгоритм их разработки. Даже если мы
ухитримся создать выборку (список) признаков неким слу?айным образом,
сравнение двух объектов по ним будет формальным лишь в том слу?ае, если мы
будем их сравнивать по этим спискам также слу?айным образом - например,
сопоставлять ?исло хоботов у слона с ?ислом хвостов у собаки. В любых
других слу?аях, как мне представляется, классификация будет биологи?ески
содержательной. Другое дело, ?то возможны экзоти?еские системы
гомологизации, например, такие, в которых виляние названного хвоста - то
же, ?то песнь соловья (Далин, 1988, со ссылкой на К.Лоренца). Но и здесь
предусмотрен некий биологи?еский смысл, делающий такую классификацию отнюдь
не формальной. Правда, последняя, о?евидно, лежит вне систематики, как она
определена выше, но это уже второй вопрос - возможно, подобная система
будет интересной с то?ки зрения биостилистики.
Данное обстоятельство заставляет скепти?ески относиться к утверждению,
?то основное назна?ение классификации - служить просто текстом, средством
коммуникации между биологами (например, Kafanof, Sukhanov, 1995). В каком-
то смысле данный тезис, разумеется, верен, но не в абсолютном, а лишь в
том, в каком он верен в отношении любого нау?ного обобщения, каковое всегда
в той или иной форме есть сообщение. В рамках обсуждаемого здесь подхода
содержание и форма классификации есть отражение не только характера
мыслительной активности систематика, но и свойств природного
классифицируемого разнообразия. В ?астности, известное распределение Ципфа-
Мандельброта (равно как и отклонения от него) при такой трактовке должно
приписываться не только классификации как ?асти субъективной реальности, но
и природному разнообразию как ?асти объективной реальности: идя от
противного, можно утверждать, ?то если бы распределение элементов
природного разнообразие было не 'ципфовым', то и в классификации-гипотезе
оно также было бы существенно иным (Pavlinov et al., 1995).
Трактовка классификации как гипотезы ставит систематику перед
необходимостью решения фундаментальной проблемы определения на?альных и
грани?ных условий ее выдвижения. Естественно-нау?ная гипотеза - это
суждение о некоем природном объекте. О?евидно, ?то этот объект должен быть
задан до на?ала классифицирования. Он может быть определен либо экстенсивно
(пере?ислением входящих в него элементов), либо интенсивно (указанием
существенных свойств, позволяющих отли?ить его от других объектов). Первый
подход - ?исто эмпири?еский и при отсутствии критериев разли?ения слу?айных
и неслу?айных списков элементов является тупиковым. При?ина в том, ?то
первые списки, о?евидно, содержательно неинтересны (хотя формально
допустимы), для вторых же необходима некая содержательная теория, задающая
условия определения неслу?айности. Подобная теория необходима и для
интенсионального определения объекта классификации, т.е. она нужна в общем
слу?ае. (Впро?ем, ради справедливости следует заметить, ?то он может быть
определен и квази-остенсивно - прямым указанием некоторого фрагмента уже
существующей классификации. Но это не зна?ит, ?то последняя разрабатывалась
непременно вне содержательного контекста.)
Следовательно, классификации, разрабатываемые современной
систематикой, - а с ними и сама систематика - оказываются теоретико-
зависимыми. При этом важно под?еркнуть: зависимыми от естественно-нау?ных
(предметных) теорий. Разумеется, ре?ь не идет об отрицании зна?ения
формальных классификационных теорий: именно они, в коне?ном итоге, создают
формальные (содержательно неинтерпретированные и потому универсальные)
методы классифицирования. В данном слу?ае имеются в виду те теории, в
которых содержательно (интенсионально) определен объект классифицирования,
т.е. в коне?ном итоге предмет биологи?еской систематики.
Это обстоятельство делает современную систематику метафизи?ески
нагруженной. Наверное, для исследователей, воспитанных в духе позитивизма,
слово 'метафизика' столь же ругательно, как и 'типология'. Между тем
биология в целом насквозь метафизи?на, коль скоро в ней среди клю?евых
фигурируют концепции эволюции, сообщества, вида и т.п. Каждому из этих
понятий приписывается некоторое натурное соответствие, не являющееся,
однако, феноменом в строгом смысле: его нельзя пощупать, на него нельзя
указать пальцем. К их ?ислу, о?евидно, относится и понятие таксономи?еского
разнообразия.
Таким образом, ре?ь идет о необходимости преодоления современной
систематикой 'пережитков позитивизма' - тех его крайних проявлений, которые
напро?ь отвергают все, ?то не относится к сфере 'позитивного знания'. Это
вполне укладывается в общую тенденцию 'де-физикализации' современной науки
в целом и связанного с этим освобождения биологии от комплекса
'провинциалки' (Rosenberg,
1985). Однако возвращение систематике ее метафизики вовсе не озна?ает
впадание в другую крайность - отрицание зна?имости тех ограни?ений, которые
накладываются гносеологи?ескими принципами операционализма и
конструктивизма. Поэтому проблема не в самой метафизике, а в нахождении
некоего приемлемого баланса между ней и эмпирикой, без которой утверждения
систематики не могут быть операциональными.

С-МОДЕЛИ В СИСТЕМАТИКЕ: ДВЕ 'ФОРМЫ БЫТИЯ' ТАКСОНОВ

Адресуя свои вопросы природе, систематик тем самым факти?ески судит о
том, ?то в традиции метафизики принято называть 'природой вещей'. И здесь
он сталкивается с одним из клю?евых противоре?ий нау?ного способа познания:
природа бесконе?на в своих проявлениях, конструктивный же язык современной
науки коне?ен - в той мере, в какой жестко определены содержащиеся в нем
понятия, отграни?ивающие 'одно' от 'другого' и не у?итывающие их
взаимовклю?енность. Поэтому природа познавательно неис?ерпаема: средствами
названного языка нельзя составить предложение, полностью и непротиворе?иво
описывающее эту природу.
Мистики Востока, понимая это, избегают определений ('определить -
зна?ит ограни?ить'). Соответственно, у них нет 'миропонимания' (то?нее,
'мироизу?ения') - есть 'мироощущение' (то?нее, 'миро?увствование') с
помощью разного рода медитативных средств, дающих непосредственное знание о
бытие во всей его таковости. Но это делает такого рода знание
невербализуемым ('названное дао не есть истинное дао') - следовательно,
нетестируемым: есть У?итель, лишь повседневное многолетнее общение с
которым приобщает к Его 'сопри?астности' бытию.
В современной науке в познавательный процесс с необходимостью вклю?ен
(по крайней мере на некоторых его этапах) аналити?еский инструментарий.
Этот последний рас?леняет всеобщее на ?астности, ?то делает вышеназванные
средства либо вообще негодными, либо по меньшей мере недостато?ными. Как
уже отме?алось выше, язык рациональной науки должен быть конструктивным и в
пределе содержать только строго фиксированные понятия и определения. Это
позволяет если не 'объективировать' смысл высказываний, то хотя бы сделать
его 'интерсубъективным', т.е. доступным пониманию и проверке с помощью все
тех же аналити?еских средств, используемых отдельными ?ленами нау?ного
сообщества, которые (?лены) желают быть понятыми и признанными их
коллегами, приверженными этой же гносеологи?еской парадигме.
Осознание 'нищеты нау?ного языка' в контексте расширенной трактовки
принадлежащей этому же языку теоремы Геделя о неполноте; осознание того,
?то строгость формализмов и определений, с необходимостью присутствующих в
любой естественно-нау?ной концепции, обратно пропорциональна их
содержательности и потому неизбежно снижает уровень содержательности же
естественно-нау?ного знания; осознание того, ?то по крайней мере в
некоторых познавательных ситуациях субъект познания вклю?ен в объект и
потому видит не только сам этот объект, но и свое отражение в нем; наконец,
осознание суфийской прит?и о ?етырех 'экспертах' и слоне в темной комнате -
все это ведет к следующей познавательной схеме.
Признается, ?то мир многоаспектен, ?ему соответствует некоторое
множество способов его рассмотрения: каждому аспекту - свой способ (по?ти
по Аристотелю, но немножко с другой стороны: сколькими словами может быть
обозна?ена, столькими сторонами явлена нам сущность). Таким образом,
операционально объектом познания является не мир, а сумма его аспектов,
каждый в некоторой изоляции от других. Эта операция редукции удобна тем,
?то освобождает от необходимость познавать бытие как целое, создает
видимость 'коне?ности' объекта исследования. Действительно, вы?ленение
данного аспекта создает относительно дискретную (тем самым коне?ную)
познавательную 'интервальную ситуацию', в рамках которой и проводятся
конкретные исследования с минимальной оглядкой на другие ситуации (Кураев,
Лазарев, 1988). Содержательным основанием для этой операции вы?ленения (в
идеале) служит некоторая естественно-нау?ная теория, в которой - и только в
которой - определены существенные свойства данного аспекта. Тем самым
субъект оказывается неустранимо вклю?енным в объект познавательной
деятельности. При этом сама многоаспектность организована иерархи?ески:
каждый данный выделенный аспект также, в свою о?ередь, многоаспектен. Это
озна?ает возможность разработки для него нескольких ?астных теорий -
отдельно для каждого 'подаспекта', который, впро?ем, сам 'много-
подаспектен', ?то заставляет добавить - ad infinitum. И каждая из этих
теорий по-своему определяет, ?то такое 'существенные свойства' выделенного
аспекта.
Далее, признается, ?то в подавляющем большинстве познавательных
ситуаций на?иная с некоторого уровня общности мы манипулируем не самими
объектами, а понятиями о них. Поэтому вы?лененному аспекту природы,
вклю?ающему сами объекты, средствами данной естественно-нау?ной теории
ставится в соответствие некоторая содержательная модель (далее С-модель),
вклю?ающая понятия об объектах. Таким образом, операциональным предметом
исследовательской деятельности (по крайней мере на?иная с некоторого уровня
общности) оказывается не сам натурный объект - аспект вещного мира, а
соответствующая ему идеальная С-модель (понимаемая в смысле Вартовского
(1988) как репрезентация объекта исследования).
Принципиально важно, ?то разработка такой модели, в которой
описывается (в некотором смысле - задается) онтология некоторого природного
явления, ведется с у?етом принимаемой гносеологи?еской доктрины. Так, если
последняя достато?но жестко формулирует условия тестирования, то в модель
запрещено вклю?ать какие-либо атрибуты, утверждения о которых принципиально
непроверяемы (например, о каких-нибудь 'потусторонних' силах). Напротив,
если эти условия отсутствуют (вспомним 'верую, ибо абсурдно'), все
связанные с ними ограни?ения отменяются, С-модель может быть вполне
эзотери?еского характера. Следовательно, содержание этой модели зависит не
только от существенных свойств объективной реальности, кои она призвана
отразить, но и от субъективного фактора - от выбираемого исследователем
специфи?еского способа рассмотрения этой реальности (см. выше о
вклю?енности субъекта в объект). А поскольку способов рассмотрения
(гносеологи?еских доктрин) достато?но много, одному и тому же аспекту
природы может соответствовать несколько С-моделей, каждая из которых
о?ер?ивает свою собственную интервальную ситуацию.
Эта схема, справедливая в общем слу?ае, справедлива, надо полагать, и
для систематики. В данном слу?ае С-модель о?ер?ивает тот аспект
разнообразия, с которым имеет дело систематика, в ка?естве субъективного же
фактора выступает та или иная классификационная доктрина. О?евидно, от
содержания последней о?ень сильно зависит содержание и С-модели: разные
школы систематики не только используют разные процедуры классифицирования,
но и по-разному видят онтологи?еские характеристики классифицируемого
разнообразия. Одни, например, с?итают, ?то вид 'объективнее' надвидовых
таксонов, другие - нет; имеются существенные расхождения в понимании
статуса парафилети?еских групп, соотношения ка?ественных и коли?ественных
характеристик объектов классификации, соотношения родства и сходства,
содержательной интерпретации этих последних и т.п. Все это хорошо известно
систематикам; просто мало кто решается обозна?ить явным образом как
изна?альные при?ины такого разнообразия воззрений, так и их последствия.
Одно из таких последствий - избавление исследователя-систематика от
плененности его сознания двумя мифами о результатах познавательной
деятельности. Один из них - позитивистский миф об "объективном" нау?ном
знании (см. также выше заме?ание о соотношении науки и искусства), другой -
о 'непосредственном' нау?ном знании, свойственный натуралисти?еским
подходам. Хотя эти гносеологи?еские доктрины существенно разли?ны, они
сходны в признании возможности '?истого восприятия', свободного от
ограни?ений, накладываемых ?астным способом рассмотрения объективной
реальности. Им дана 'реальность вообще', которая рассматривается
непредвзято и отстраненно, так ?то полу?аемый образ реальности - зеркальное
отражение последней. Приме?ательно, ?то в обоих слу?аях не обсуждается
вопрос об истинности этого отражения: разница лишь в том, ?то позитивисты
вообще не заняты поиском истины, натуралисты же уверены, ?то их зеркало не
кривое, ?то их знание и истина - одно и то же.
В противовес этому, категори?еским императивом концептуализма, к
которому я склоняюсь, является: во-первых, разделение реальности на две
составляющие - объективную (мир вещей) и субъективную (мир идей, концепций
об этих вещах, способов их рассмотрения); во-вторых, зависимость восприятия
содержания мира вещей от содержания мира идей. Исследователь в большей или
меньшей степени несвободен от наработок своих предшественников, которые он
по?ерпнул из книг или от у?ителей. Эти наработки являются на?альным
условием конкретного исследования, служат для него некоей стартовой
площадкой. Но они же входят и в ?исло грани?ных условий исследования,
'зашоривая' видение исследователем своего объекта.
Признание как раздельности, так и взаимообусловленности онтологии и
гносеологии в отношении систематики позволяет утверждать следующее. Эта
нау?ная дисциплина исследует некоторый аспект биологи?еского разнообразия,
относящегося к миру вещей, и разрабатывает некоторые представления о нем,
относящиеся к миру идей. Таким образом, классификатор имеет дело с двумя
разнящимися своей онтологией объектами - таксоном-вещью как ?астью
объективной реальности и таксоном-идеей как ?астью субъективной реальности.
Первый, как я полагаю, сотворен биологи?еской эволюцией и принадлежит
природному разнообразию, второй сотворен сообществом систематиков как
отражение первого в субъективной реальности и принадлежит таксономи?еской
системе.
Между этими двумя 'формами бытия' таксона нет взаимно-однозна?ного
соответствия: знание о вещи не равно самой вещи. Поэтому каждая из них
от?асти живет по своим собственным законам. Примером может служить динамика
представлений о видовом многообразии на протяжении двух последних столетий,
которые менялись вследствие не только открытия новых видов, но и изменений
концепции вида: от типологи?еской к биологи?еской,
от 'объединительской' к 'дробительской', от 'универсального' вида к
признанию множественности способов видовой организации. Иными словами, в
известной степени эта динамика вызвана изменением картины мира -
субъективной реальности, а не самого мира - объективной реальности (хотя,
например, Кордюм (1982) всерьез с?итает, ?то нынешний рост новоописаний
видов отражает интенсификацию процессов видообразования).
Данное обстоятельство делает необходимым разведение этих двух 'форм
бытия' на уровне терминологии. О?ень ?асто понятия классификации, таксона,
признака, ранга и т.д. используются в обоих смыслах, без уто?нения того,
какая реальность имеется в виду. В том нет большой беды, пока не
затрагиваются метафизи?еские основания систематики; но если именно они
становятся предметом специального рассмотрения, отделение таксона-вещи от
таксона-идеи, на мой взгляд, категори?ески необходимо. Одно из возможных
решений, которое принимается здесь, - закрепить за данными понятиями ?исто
классификационный смысл. Согласно этому, есть натурный объект - группа
организмов с ее свойствами, существующая в природе, с одной стороны, и
представление (суждение) о ней - таксон с его признаками, существующий в
разрабатываемой классификации, с другой стороны.
Едва ли следует говорить о том, ?то эти представления, которых я здесь
придерживаюсь, имеют множество альтернатив, разрабатываемых в рамках иных
картин мира, где нет этой достато?но жесткой дихотомии - либо таксон-вещь,
либо таксон-идея (см. статью Г.Ю.Любарского в настоящем сборнике). Так,
существуют системы, согласно которым 'группы организмов' отсутствуют в
природе, выделяются исследователем исклю?ительно в познавательных целях:
понятие 'таксон' лишено объективного содержания, в лу?шем слу?ае оно лишь
интерсубъективно. С другой стороны, существуют системы, отождествляющие
слово (понятие) о вещи и саму вещь. В обоих слу?аях нет противопоставления
двух 'форма бытия' таксона, но на принципиально разной мировоззрен?еской
основе: в первой нет таксона-вещи, во второй таксон-вещь и таксон-идея суть
одно и то же. Наконец, в мировоззрении, подобному богостроительству, ввиду
того, ?то субъект познания неустранимо вклю?ен в познаваемый мир в целом
(но вовсе не в смысле Бора-Гейзенберга), своей познавательной деятельностью
он со-творит Творцу (будь это персонифицированный Господь или безли?ная
Натура), способствуя реализации его замысла. И в этом слу?ае
'двойственность' таксона, о?евидно, отсутствует, правда, опять-таки по
существенно иной при?ине.
Определение онтологи?еского статуса тех групп организмов, которые
отображаются в таксонах, - одно из клю?евых направлений метафизи?еской
проработки современной систематики. В настоящее время по этому поводу
высказываются два противоположных мнения: группа организмов (таксон в
обыденном понимании) - это либо класс, либо индивид. Первое соответствует
формальному пониманию классификации; оно поддерживается и теми философскими
те?ениями в естествознании, для которых индивид и феномен - суть одно и то
же. Вторая позиция приписывает индивидный статус в первую о?ередь
биологи?ескому виду, надвидовые же таксоны трактуются как 'истори?еские
группы' (Wiley, 1981), т.е. не индивиды, но в то же время и не классы. Была
высказана идея о том, ?то вид имеет свой собственный, присущий только ему
(я бы добавил - и надвидовым группам) статус 'вида' (Vaupel, 1987).
Вся эта полемика, вообще говоря, вращается вокруг одного - являются ли
группы организмов, которые распознаются систематиками, ?астью объективной
реальности (как индивиды или квази-индивиды) или нет (как классы =
логи?еские конструкты). Как представляется, при обсуждении данной проблемы
необходимо принять как минимум два следующих условия: во-первых, дихотомия
'или-или' (либо класс, либо индивид) недостато?на для данного слу?ая,
нужная многозна?ная логика; во-вторых, следует принимать в рас?ет нали?ие и
характер при?инно-следственных отношений между самими классифицируемыми
объектами. Первое условие позволяет манипулировать, кроме двух полярных,
такими категориями как квази-индивид, естественный род и т.п., т.е.
выстраивать градацию 'степеней индивидности'.
Второе условие позволяет явным образом разли?ать группы объектов,
внутри которых отсутствуют или нали?ествуют указанные отношения: если их
нет, целостность групп нулевая, говорить о них как об естественных
образованиях не представляется возможным. Разумеется, названные отношения
могут быть опосредованными, с одной существенной оговоркой: в слу?ае
систематики в цепо?ку опосредования не должен быть вклю?ен сам
классификатор.
С этой то?ки зрения трактовка родства как одной из специфи?еских форм
при?инно-следственных отношений позволяет существенно разли?ным образом
понимать онтологи?еский статус групп, распознаваемых в филогенети?еской и
любой другой классификациях. Например, при таком понимании две группы -
'млекопитающие' и 'съедобные животные' - отнюдь не эквивалентны в отношении
своего натурного соответствия.
Первая является естественным образованием - монофилети?еской группой,
возникшей в процессе эволюции, и лишь распознается классификатором. Вторая
же существует только постольку, поскольку отношения между соответствующими
животными опосредованы классификатором, ее нет вне акта классифицирования.
Разумеется, в обоих слу?аях присутствует субъективный фактор, коль скоро
обе группы именно 'распознаются'; но в первом он сказывается не так сильно,
как во втором.
На этом основании можно с достато?ной категори?ностью утверждать, ?то
биологи?еская систематика, опирающаяся на концепцию родства (т.е.
трактуемая как по преимуществу филогенети?еская), 'открывает' вещи в
природе, а не 'творит' их по своему произволу, для удобства.
Таксономи?еская система, основанная на родстве, - существенно иное и
большее, нежели определительная таблица. Осознание этого - клю?евое условие
для понимания того, ?то для разработки критериев 'оптимальной'
классификации, принципов ее создания необходимо руководствоваться не только
(может быть, даже не столько) формальными правилами, вырабатываемыми,
скажем, на основании принципа экономии мышления, но и теми фундаментальными
свойствами, которые та или иная естественно-нау?ная теория приписывает
предмету биологи?еской систематики.
Проблема индивидного статуса таксона может полу?ить любопытное
решение, если обратиться, как к аналогии, к теории возможных миров. В этой
последней, в некотором о?ень грубом приближении, индивидуализация объекта
является необходимым условием утверждения его себетождественности в разных
возможных мирах и, тем самым, признания его 'объективного' существования
(Целищев, 1977). Если с?итать, ?то разные классификации (и тем более
лежащие в их основе С-модели), - это специфи?еские возможные миры, то для
обсуждения того, насколько 'объективно' существут таксоны, необходимо
проследить их сквозь эти разные возможные классификации-миры. А это (в
рамках модальной логики) возможно, если за таксонами признается статус
индивидуализированных сущностей, т.е. объектов, имеющих статус индивидов
(см. также ниже о взаимной интерпретируемости классификаций).

С-МОДЕЛИ В СИСТЕМАТИКЕ: ИХ СОДЕРЖАНИЕ

Если верно, ?то современная систематика в содержательном отношении
является теоретико-зависимой, одной из ее клю?евых проблем становится
формулирование условий выработки С-моделей с их утверждениями о только ?то
названных свойствах (более подробно о них см. далее). Суть проблемы здесь в
том, ?то фундаментальный характер систематики делает ее самое у?астницей
разработки базового знания биологии в целом. Поэтому С-модели, которые по
определению должны служить одним из на?альных условий разработки
классификаций, сами формулируются не без влияния последних. Отсюда
известный тезис о перви?ности классификаций относительно всех про?их знаний
в биологии, ?то якобы превращает теоретико-зависимую систематику в
блуждание по замкнутому кругу (Brady, 1985).
Решение этой проблемы мне видится в переходе к той гносеологии, в
которой замкнутый круг обращается в герменевти?еский, а хождение по кругу -
в итеративную индуктивно-дедуктивную процедуру. Действительно, на самом
первом шаге мы используем классифицирование как средство предварительного,
перви?ного упорядо?ения видимого разнообразия организмов. Этот этап
соответствует инвентаризации фауны или флоры, опирающейся на ?исто
сравнительный формальный метод, минимально нагруженный биологи?еским
содержанием (Мейен, 1984). Но на следующем этапе, когда зада?ей ставится
разработка биологи?ески осмысленных классификаций, 'структурирующих' и
обобщающих накопленную перви?ную информацию, необходимо располагать неким
инструментом, который позволил бы разрабатывать критерии осмысленности. В
позитивизме, номинализме все просто - там в предельном слу?ае в рас?ет
принимается лишь 'плотность упаковки' информации.
В рассматриваемом здесь подходе таким инструментом служит, о?евидно,
гипотетико-дедуктивный метод: классификация осмысленна в той мере, в какой
структура ее таксонов соответствует структуре того аспекта
классифицируемого разнообразия, который определен данной С-моделью. Иными
словами, последняя задает общий контекст понимания того, ?ем должна быть
классификация. А затем, при подклю?ении индуктивного метода, на?инается
итеративная процедура последовательной взаимной 'подгонки' (уто?нения) С-
модели и классификации.
Как мне представляется, именно вклю?ение С-модели в познавательную
схему достато?но ?етко проводит границу между классификацией-средством и
классификацией-целью. Если имеется в виду систематика собственно (а не те
дисциплины - 'пользователи' ее продукта, для которых последний - всегда
средство), разработка классификации-средства проводится вне явно заданной
естественнонау?ной концепции, будь то предварительная разборка материала,
исследования в области паратаксономии или построение просто 'справо?ной
системы'. Когда разработка классификации (по крайней мере в принятом здесь
понимании) становится целью, эта концепция необходима: если ее нет в на?але
классифицирования, соответствие итоговой системы таксонов структуре
природного разнообразия, строго говоря, оказывается неопределимым.
Когда говорят о вышеупомянутом влиянии классифицирования на форму и
содержание биологи?еского знания, которое служит основой для разработки С-
моделей, обы?но имеют в виду классификацию-средство. Но и классификация-
цель также может играть подобную роль, в данном слу?ае уже вполне
осознанно. С то?ки зрения ортодоксального попперизма это еще более
увели?ивает замкнутость круга аргументации; однако имеется в виду
следующее. Действительно, базовая С-модель может (и должна) разрабатываться
в как можно более общем слу?ае без претензии на решение конкретных
классификационных проблем. Вследствие многоаспектности объекта исследования
он может быть редуцирован, о?евидно, не единственным способом, ?то озна?ает
возможность разработки разных моделей (см. также выше). Выбор конкретного
способа, надо полагать, зависит в том ?исле от характера решаемой ?астной
(относительно данной модели) зада?и, накладывающего определенные требования
на характер редукции (принцип пиления един, но разнообразие способов его
реализации о?ень велико).
В ?астности, 'подгонка' С-модели под нужды систематики видна из того,
?то на разных таксономи?еских уровнях возникает необходимость в разных
моделях. Например, для подвидовой систематики, скорее всего, избыто?ны
модели, содержащие суждения о механизмах макроэволюции.
И наоборот, можно полагать, ?то разработки методологи?еских оснований
построения макросистемы едва ли большое зна?ение будет иметь С-модель, так
или ина?е трактующая процессы видообразования. При этом, о?евидно
подразумевается несводимость макрок микроэволюции, признание ?его само по
себе является одним из на?альных условий разработки С-моделей.
Вопрос вопросов - конкретное содержание С-модели, в коне?ном итоге
задающее 'идеологию' того или иного классификационного подхода. Поскольку
систематика (вообще, а не ?астных групп с той или иной их спецификой)
принадлежит к ?ислу дисциплин о?ень высокого уровня общности, то данный
вопрос может затрагивать о?ень общие концепции, вплоть до картины мира. К
их ?ислу относится например, вопрос о стати?еском или динами?еском
характере модели. В первом слу?ае подразумевается, ?то С-модель может не
вклю?ать утверждения о при?инах возникновения природного разнообразия:
моделируется 'паттерн' как таковой. Во втором слу?ае хотя бы некоторые из
утверждений о 'процессе', породившем этот паттерн, вклю?аются в С-модель со
ссылкой на общую идею, ?то мир есть не 'сущее', но 'становящееся'.
В ?астности, для систематики эволюционного толка таковы утверждения о
процессе эволюции, ?то делает соответствующую С-модель эволюционным
сценарием.
Выбор той или иной общей модели обусловлен многими факторами - и не в
последнюю о?ередь психологией классификатора как конкретной ли?ности, его
стилем мышления. Как есть физики и лирики, то?но так же есть типологи и
эволюционисты. Для первых (типологов) цель важнее движения к ней, для
вторых (эволюционистов), наоборот, цель - ни?то, движение - все. Поэтому я
вовсе не утверждаю, ?то типологи (по крайней мере современные) отрицают
эволюцию как объективный процесс: просто ре?ь идет о некоем 'типологи?еском
мировосприятии', в котором самоценен именно 'паттерн', структура мира, а
эволюция - так, просто некий 'ad hoc' процесс, приведший к этой структуре.
При?ем я подозреваю, ?то если систематик признает хотя бы в принципе, ?то
биологи?еское разнообразие есть продукт эволюции, он не может быть '?истым'
типологом: эволюционное мировосприятие заложено в подсознание и подспудно
влияет на типологи?еское. И в этом смысле они не только
взаимодополнительны, но и взаимовложенны.
Впро?ем, как и во всех тех слу?аях, когда дихотоми?еский стиль
мышления заменяется вариативным, оказывается возможной такая картина мира
(и соответствующая ей С-модель), в которой и паттерн, и процесс
присутствуют как неразделяемые (на уровне онтологии) аспекты единого бытия,
как при?ины друг друга. Поскольку, как уже было под?еркнуто выше, мир есть
не 'бытие', а 'становление', паттерн без процесса невозможен: это -
непрерывно 'становящийся паттерн'. С другой стороны, и процесс
структурирован - на уровне механизмов, факторов, траекторий развития.
Как мне представляется, более всего такой картине соответствует
концепция 'эволюции как энтропии', реализующая для истории мира живых
организмов идеи динамики открытых неравновесных систем. Она, о?евидно,
делает видение мира 'биотоцентри?еским', нежели организмоили популяционно-
центри?еским. Ее формальной моделью может служить фрактал, который есть
одновременно и структура, и порождающий ее алгоритм (аналог процесса).
Существенно, ?то фрактал допускает два способа представления: непрерывный
(как дерево) и дискретный (как канторово множество), ?то делает эту модель
особенно привлекательной для систематики. Содержательно это
последовательный, растянутый во времени процесс развития целого за с?ет
изменения его собственной структуры, т.е. эволюция и структуризация
одновременно. При этом, поскольку эволюирующая биота не есть идеальный
(т.е. математи?еский) фрактал, алгоритм порождения разнообразия (т.е. сам
эволюционный процесс) может меняться в зависимости от специфики организации
развивающегося объекта, со временем ('давать сбои'); кроме того, он
содержит не только 'регулярную', но с необходимостью и стохасти?ескую
компоненты.
На операциональном уровне процесс и порождаемый им паттерн
разнообразия исследуются, тем не менее, как некие отдельности - по той
простой при?ине, ?то процесс не дан нам в ощущении. В связи с этим в С-
моделях естественным образом разли?ают две составляющие - эволюционную и
типологи?ескую. В известном смысле они являются двумя разными моделями,
разрабатываемыми в рамках каждой данной исследовательской программы. Первая
содержит описание свойств процесса эволюции (механизмы, скорость,
упорядо?енность, необходимость-слу?айность и т.п., т.е. является
эволюционным сценарием), вторая - описание свойств паттерна, т.е.
полу?енной в результате эволюции структуры разнообразия (иерархи?ность,
дискретность, 'доля' родства в сходстве и т.п.). Их единство обеспе?ивается
принципом соответствия (Павлинов, 1992а): для эволюционной С-модели
характеристики процесса задаются таким образом, ?тобы они удовлетворительно
(с то?ки зрения некоторых наперед заданных нормативных правил - например,
того же принципа парсимонии) объяснили наблюдаемый паттерн, исследуемый с
помощью типологи?еской модели. О?евидно, ?то соответствие здесь взаимное: a
priori принимаемые те или иные свойства процесса влияют на видение
паттерна, пример ?ему - разное отношение к парафилети?еским группам (аспект
паттерна) в связи с разной оценкой эволюционной зна?имости параллелизмов
(аспект процесса).
Если принимать, ?то названный принцип в общем слу?ае верен, то один из
серьезных вопросов - какова должна быть детальность проработки каждой из
составляющих С-модели. Ре?ь идет, о?евидно, об определении условий
необходимости и достато?ности содержащихся в ней утверждений. Я не буду
рассматривать его здесь в деталях. Отме?у лишь, ?то для ответа немаловажным
представляется выяснение того, насколько жестка связь между процессом и
паттерном. При этом анализу должен подлежать и мир вещей, и мир идей:
например, равно зна?имым представляется выяснение того, насколько сильно а)
структура видового разнообразия зависит от того или иного способа
видообразования и б) концепции вида связаны с концепциями видообразования
(Cracraft, 1983; также статья В. Фридмана в настоящем сборнике). Кроме
того, существенным представляется вопрос, является ли связь взаимной, т.е.
двухсторонней. Так, можно предполагать, ?то существует некий перви?ный
'паттерн' - структура запретов, разрешений, предпо?тений, зависящая от
некоторых констант физи?еского мира и в определенной степени направляющая
ход процесса эволюции (McClendon, 1980). С другой стороны, в этом процессе
с необходимостью присутствует стохасти?еская компонента, которая делает
выбор конкретного направления по крайней мере в некоторой степени слу?айным
относительно предшествующей траектории и тем самым порождает еще один -
втори?ный - паттерн, наложенный на первый.

КЛАССИФИКАЦИЯ = ФРАКТАЛ?

С то?ки зрения общей С-модели 'эволюции как энтропии' наиболее полное
соответствие между классификацией и классифицируемым разнообразием будет
достигнуто в том слу?ае, если первая будет мыслиться как фрактал - система
таксонов в неразрывном единстве с порождающим эту систему алгоритмом (об
этом единстве см. далее). В данной модели для систематики более всего важны
утверждения: об иерархи?ески организованном разнообразии как необходимом
следствии истори?еского развития; об асимметрии разделения единиц на
субъединицы на каждом уровне иерархии; о стохастике как неустранимой
компоненте развития. Поэтому таксономи?еская система, разрабатываемая на ее
основе, должна быть иерархи?ной, ее форма должна хотя бы в грубом
приближении соответствовать распределению Ципфа-Мандельброта, по крайней
мере в некоторых своих фрагментах вклю?ать элементы стохастики (Minelli et
al., 1991; Pavlinov et al., 1995).
Принципиальная особенность данной модели состоит в том, ?то фрактал -
это иерархия в целом. Процесс структуризации порождает не отдельные
таксоны, а всю иерархию. Поэтому как не существует организмов вне
сообществ, то?но так же не существует таксонов вне (в данном слу?ае
иерархи?еской) классификации. Из этого вытекают как минимум два следствия,
зна?имые для систематики.
Во-первых, такое понимание делает данный классификационный подход
сугубо релятивистским. Последнее озна?ает, ?то все характеристики и
атрибуты таксонов могут быть определены только в контексте конкретной
классификации, оказываются взаимозависимыми у разных таксонов и будут
меняться вслед за изменением контекста. Это вполне соответствует пониманию
классификации как гипотезы: любые суждения о субгипотезах более низкого
ранга (таксонах, признаках и т.п.) осмысленны лишь в рамках вклю?ающей их
гипотезы (классификации).
Тривиальный пример - относительность диагноза таксона, который не
может быть задан 'абсолютно' на все слу?аи жизни, но меняется в зависимости
от состава как вклю?ающего его надтаксона, так и самого этого таксона (?то,
надо заметить, было известно уже Линнею). Так, диагноз рода зависит от
того, какие виды входят в его состав (при переносе хотя бы одного из них в
другой диагнозы обоих родов могут измениться) и какие еще роды входят в
семейство, вклю?ающее данный.
Контекстно зависимо (т.е. релятивистски) определяется и зна?имость
(вес) признаков. Она зависит не только от базовой С-модели (см. ниже), но и
от таксономи?еского контекста рассмотрения. Как в класси?еских, так и в
современных нумери?еских подходах одна и та же морфологи?еская структура
может по-разному оцениваться в зависимости от того, на каком уровне
иерархии проводится таксономи?еский анализ и в каком объема рассматриваются
как вклю?ающий надтаксон, так и сам анализируемый.
Такой релятивизм вполне энштейнового толка, дополненный эйнштейновым
же принципом близкодействия, позволяет достато?но ?етко сформулировать
условия сопоставимости таксонов по их диагнозам, рангам и пр. В общем
слу?ае можно полагать, ?то ?ем ближе находятся два таксона в данной
системе, тем более сопоставимыми по своим характеристикам они оказываются.
Поэтому сопоставимость зависит не от самого ранга таксонов, а от ?исла
разделяющих их ступеней иерархии. Скажем, в слу?ае таксонов, относящихся к
разным типам, сравнение классов не то же самое, ?то сравнение родов из этих
же двух типов. Соответственно, такое сравнение для таксонов, не вклю?енных
в единую систему, вообще не имеет смысла (подробнее см. также ниже раздел о
взаимной интерпретации классификаций).
Второе из следствий приписывания свойств (хотя бы некоторых) фрактала
как природному разнообразию, так и классификации состоит в признании
эквивалентности всех таксонов независимо от их ранга. Данное обстоятельство
заслуживает быть под?еркнутым по той при?ине, ?то такая трактовка лишает
вид некоей сакральной ауры, которой он окутан в глазах представителей
класси?еских школ, как типологов, так и эволюционистов. Это вполне
соответствует современной тенденции с?итать все группы организмов,
порожденные филогенией, онтологи?ески в той или иной степени индивидо-
подобными (см. выше). Таким образом, класси?еские (равно как и
позитивистские) представления о 'большей объективности' вида по сравнению с
надвидовыми таксонами не соответствуют онтологии, разрабатываемой
рассматриваемым здесь подходом.
Столь большое внимание, уделяемое виду как форме организации живого
вещества систематикой, эволюционистикой, возможно, в какой-то мере связано
с их истори?еским укоренением в 'линнеизме'. Согласно этой доктрине, как я
ее понимаю, биологи?еская классификация есть prima facie классификация
видов: во-первых, потому ?то Карл Линней, надо полагать, был хорошим
христианином и верил, ?то результатом пятого дня творения стали именно виды
('видов столько, сколько создал их Господь'), а не отряды или классы, коль
скоро о последних в Библии нет ни слова (впро?ем, Cain (1958) с?итает, ?то
основной единицей классификации у Линнея был род - наверное, имея в виду
стихи 1,21 и 1,24 книги Бытия); во-вторых, потому ?то Линней был и хорошим
схоластом - а как утверждал аристотелик Плотин, 'если мы не будем знать,
?то такое вид, ни?то не спасет нас от заблуждений'. В одной из современных
версий типологии утверждается, ?то видовой уровень уникален потому, ?то он
- единственный, ?лены которого (конкретные виды) вклю?ают не подтаксоны, а
организмы (семафоронты) (Любарский, 1996). Поразительно, ?то эта то?ка
зрения по?ти совпадает с позитивистской (фенети?еской) - крайности
сходятся. Ч.Дарвин и его последователи также пишут ни о ?ем ином как о
'происхождении видов', с?итая последних клю?евым звеном эволюции. В
синэкологии утверждается, ?то сообщества организованы из видовых популяций,
или, если используется нестрогая терминология, из тех же видов.
При генеалоги?еском (филогенети?еском) аспекте рассмотрения
'клю?евого' статуса вида ре?ь идет о ?исто дарвиновской трактовке эволюции
как мультипликации видов. Между тем, процесс филогенети?еского развития
биоты представим не только как эволюция (в указанном смысле), но и
структуризация (см. выше). Онтологи?ески, надо полагать, последняя
соответствует нисходящему каскаду при?инно-следственных отношений (в
отли?ие от дарвиновской эволюции, где этот каскад восходящий) и близко
связана, как отме?ено ранее, с биотоцентри?еской концепцией истории живого.
О?евидно, такое рассмотрение лишает вид уникальности в филогенети?еском
аспекте.
Что касается синэкологии, то в настоящее время становится популярной
то?ка зрения, согласно которой элементы организации сообщества - не видовые
популяции (виды), а биоморфы (Любарский, 1992). Пример: в сообществе 'луг -
озеро' функционирует не вид стрекозы, а две ее возрастные фазы - ли?инка и
имаго, являющиеся двумя разными биоморфами. Наверное, можно полагать, ?то
если бы каждая из них соответствовала отдельному виду, для сообщества это
осталось бы незаме?енным. Поэтому едва ли вид (по крайней мере с этой то?ки
зрения) можно с?итать элементом экологи?еской иерархии, если полагать, ?то
последняя организована сообществами, элементами которых являются биоморфы.

С-МОДЕЛИ И АЛГОРИТМЫ

На операциональном уровне зависимость классификации от С-модели
определяется еще одним принципом соответствия: если верно, ?то
классифицируемое природное разнообразие порождено неслу?айным образом
некоторым процессом, то для того, ?тобы классификация соответствовала этому
разнообразию, алгоритм ее порождения должен соответствовать названному
процессу. Иными словами, этот алгоритм в идеале должен служить моделью
'алгоритма' самого эволюционного процесса, т.е. служить формализацией
базовой эволюционной С-модели. Если условие не выполнено, итоговая
классификация, хотя и несомненно отражающая некий аспект таксономи?еского
разнообразия, не обязательно может оказаться осмысленной с то?ки зрения
данной модели. Напротив, если соответствие соблюдено, вероятность полу?ения
'хорошей' (с то?ки зрения взятой за основу С-модели) классификации
повышается. При?ина достато?но ясна: именно классификационный алгоритм
связывает исходную С-модель с итоговой таксономи?еской системой.
Следовательно, по содержанию алгоритма можно судить о том, насколько
вероятно полу?ение 'хорошей' (в указанном смысле) классификации.
Предположим, имеется некоторая классификация. Для меня она осмысленна
(и потому интересна) в той мере, в какой я понимаю, ?то (какой паттерн) в
объективной реальности она может отражать. Характеристики структуры
природного разнообразия (паттерна) во многом зависят от характеристик
породившего его процесса; следовательно, в силу только ?то указанного
принципа соответствия я могу уловить содержательный смысл классификации,
если мне доступен примененный алгоритм классифицирования. Допустим,
предъявленную классификацию объявляют кладисти?еской: для меня это зна?ит,
?то она должна служить репрезентацией филогенети?еского (генеалоги?еского)
паттерна. В силу вполне понятных при?ин мне теперь становится интересным
вопрос, насколько корректно применен алгоритм кладисти?еского анализа. Если
я с ним согласен, я согласен с тем, ?то данная классификация действительно
может отражать некий филогенети?еский паттерн. Но если я вижу в нем
серьезный изъян - скажем, нарушен принцип внешней группы, мне становится
ясно, ?то я имею дело с классификацией, соответствие которой
генеалоги?ескому паттерну по меньшей мере сомнительно, даже если ее автор
с?итает себя кладистом.
Таким образом, в общем слу?ае, как представляется, классификация
содержательно осмысленна в той мере, в какой осмыслен содержательно же
способ ее построения. Именно поэтому утверждение о том, ?то классификация
неразрывно связана с алгоритмом ее порождения (см. выше о фрактале), не
представляется мне абсурдным. Хотя, о?евидно, это условие является
идеальным, на практике оно в некотором приближении всегда соблюдается.
Во всяком слу?ае, когда вникаешь в работы систематиков эволюционного
толка, неизменно возникает ощущение, ?то для них классификация есть именно
отражение той стуктуры разнообразия, которая является продуктом некоторого
фиксированного эволюционного сценария - будь то освоение адаптивных зон
(Симпсон, Вэн Вэйлен), или псевдофилогенез (Бокк), или кладисти?еская
история (Хенниг), или цепо?ка актов географи?еского видообразования (Майр).
Да и для типологов, для которых архетип является 'динами?еским' (по
Уоддингтону), система таксонов есть отражение результатов его
'развора?ивания' (эманации) в соответствии с определенными правилами (см.
Любарский, 1992), т.е. процесс также неявно присутствует в паттерне.
Из предыдущего видно, ?то по крайней мере некоторые утверждения С-
модели с необходимостью (пусть и в неявной форме) входят в на?альные
условия разработки алгоритма классифицирования. Или, если имеется некоторое
множество формальных алгоритмов, как минимум в условия выбора какого-то
одного из них. Это один из клю?евых тезисов концепции теоретико-зависимой
систематики. Впро?ем, он нуждается в детальной проработке: необходимо
определить, какие именно составляющие алгоритма и в какой степени зависят
от содержания С-модели особенно в той ?асти, которая требует, ?тобы
алгоритм классифицирования 'имитировал' алгоритм порождения природного
разнообразия. Здесь вопрос вопросов - с какой детальностью: например, если
С-модель трактует эволюцию в ?исто дарвиновском духе, какой из алгоритмов -
дивизивный, аггломеративный, оптимизационный - более адекватен ей и потому
предпо?тителен? Проблема, о?евидно, в том, ?то негодными средствами нельзя
дости?ь пригодного результата. Как бы там ни было, представляется разумным,
?то из возможных коли?ественных техник более приемлемой, при про?их равных,
следует с?итать не ту, ?ей математи?еский аппарат лу?ше разработан (Abbott
et al., 1985), а более осмысленную содержательно. С этой то?ки зрения,
например, из алгоритмов построения кладограммы метод Кэмина-Сокэла более
состоятелен, ?ем метод Фэриса (их обзор см. у Павлинова, 1989).
Неотъемлемую ?асть классификационного алгоритма составляют правила
выбора признаков, результат которого в зна?ительной мере предопределяет
содержание итоговой классификации. Принятие излагаемой здесь концепции
озна?ает освобождение современной систематики от еще одного 'пережитка
позитивизма' - мифа о возможности эквивалентного взвешивания, якобы
позволяющего делать признаки равнозна?ными. Это не просто возвращение к
'классике' - это даже усиление ее, поскольку дифференциальное взвешивание в
данном слу?ае обосновывается двояким образом (Neff, 1986; Павлинов, 1995).
С одной стороны, согласно условиям тестирования классификации-гипотезы,
формулируемым попперовой методологией, последняя должна быть 'экономной'. В
слу?ае систематики смысл 'экономности' состоит в том, ?то при тестировании
истинности классификации по выводимым из нее следствиям (предписания или
запреты на распределения зна?ений признаков, их полярность, распределение
соответствующих групп в пространстве и времени и т.п.) последние не должны
содержать ни?его из той информации, которая была использована при
разработке таксономи?еской системы. Поэтому классифицирование должно
вестись по небольшому ?ислу зна?имых признаков. С другой стороны, весовые
характеристики признаков определяется содержанием С-модели: зна?имы те из
них, которые позволяют наиболее адекватно отразить описываемую данной
моделью структуру разнообразия. Из ?его следует хорошо известное
систематикам эмпири?еское правило относительности 'весовых' критериев:
разные содержательные контексты (разные С-модели) задают разные правила
взвешивания. Поэтому судить о том, насколько осмысленны эти правила, можно
только в рамках соответствующей С-модели.
Совершенно о?евидно теоретико-зависимым является анализ сходственных
отношений и (в слу?ае филогенети?еской систематики) перевод их в
родственные, ?то утверждается концепцией 'взвешивания сходства' (Павлинов,
1988). Так, в филогенети?еской систематике выбор оснований для измерения
'специального сходства' во многом зависит от принимаемой эволюционной С-
модели: при редукции филогении до кладисти?еской истории зна?има только
синапоморфия, тогда как признание состоятельности концепции аристогенеза
делает зна?имым также симплезиоморфное сходство.
Эта общая идея представляется верной и в отношении критериев
оптимальности. С то?ки зрения разбираемого здесь подхода классификация
оптимальна в той мере, в какой она оптимальным образом (другое толкование
понятия адекватности) отражает структуру исследуемого аспекта разнообразия,
описываемого соответствующей С-моделью. Поэтому любые формальные, т.е.
разрабатываемые без ссылки на некоторые свойства объективной реальности,
критерии в рамках этого подхода едва ли применимы. Например, выглядит
весьма странным предложение с?итать таким критерием соответствие
распределения таксонов в классификации модели Ципфа-Мандельброта (Kafanov,
Sukhanov, 1995): поскольку последняя адекватно описывает и распределения,
полу?енным слу?айным образом (Schroeder, 1991), имеется ненулевая
вероятность того, ?то 'слу?айная' классификация окажется не менее
оптимальной, ?ем та, которая разработана опытным специалистом.
Излагаемая концепция вступает в категори?еское противоре?ие с про?но
укорененным в сознании представлением-мифом о том, ?то метод должен быть
'нейтральным' относительно свойств исследуемой реальности, ?то и служит
якобы залогом полу?ения 'объективного' знания. Казалось бы, такой позиции
трудно возражать, поскольку для любой группы объектов классифицирование
формально озна?ает одно и то же - разбиение множества объектов на
подмножества (классы) на основе некоторого классификационного алгоритма,
опирающегося на оценку общности их свойств (Мейен, Шрейдер, 1976).
Придавать этой процедуре какой-то особый содержательный смысл в зависимости
от природы классифицируемого разнообразия - не то же ли самое, ?то
требовать измерять, скажем, длину разных по природе объектов (например,
столов и слонов) на основе существенно разных содержательных теорий?
Однако абсурдность такого вопроса лишь кажущаяся. В действительности
способ измерения тех же размеров зависит от содержательной теории:
например, в физике макромира - от условий, задаваемых общей теорией
относительности, в физике микромира - квантово-механи?еской теории.
Совершенно явно и о?ень сильно теоретико-зависимыми являются понимание и
способы измерения времени: достато?но вспомнить, насколько велики разли?ия
в его трактовке в соответствии с принципами дальнодействия (в космологии
Ньютона-Лапласа) и близкодействия (в космологии Эйнштейна). Эта особенность
времени - сильная зависимость от картины мира - особенно ярко проявлена
именно в биологии (Леви?, 1986). А поскольку в филогенети?еской систематике
классифицирование ведется на основе оценки родственных связей -
темпорального аспекта филогенети?еского паттерна, то метод названного
направления систематики неустранимо связан с концепцией времени, т.е. не
может быть концептуально независимым по определению.
Однако и для тех классификационных подходов, которые манипулируют
только сходством, это общее положение остается актуальным. Действительно,
оценка общности таксонов по каким-либо признакам есть ни ?то иное как
особого рода измерение их близости (как бы она ни трактовалась). В общем
слу?ае в систематике операциональным эквивалентом близости является
сходство, которое и измеряется тем или иным способом. Соответственно,
алгоритм построения классификации в предельном слу?ае сводим к измерению
сходства между таксонами и упорядо?ению последних в соответствии с
результатами измерений. Рассматривая сходство в таком ракурсе, мы
сталкиваемся с двумя проблемами, имеющими отношение к обсуждаемому тезису
'не-нейтральности' метода систематики.
Первая: сходства 'вообще', вне измеряющего субъекта, не существует
(см. также ниже); поэтому не существует какого-либо внесубъектного
универсального понимания сходства. Это вле?ет за собой разное понимание
способов измерения сходства. Вторая проблема - отсутствие единственного
метода упорядо?ения по сходству. И в том, и в другом слу?ае, следовательно,
возникает проблема выбора некоторого способа построения системы из
множества доступных. В операциональном смысле 'независимость' можно
понимать как слу?айность этого выбора относительно С-модели, ?то само по
себе выглядит довольно странно. Но даже если это несуразное условие
принимается, на следующем шаге возникает вопрос: как быть с разнообразием
итоговых классификаций, полу?енных разными методами (напомню, ?то именно
неспособность ответить на него 'погубила' фенетику, см. Шаталкин, 1983).
При этом неизбежно возникнет вопрос
об интерпретации этого многообразия: слу?айны ли разли?ия между
классификациями или они определяются тем, ?то разные методы раскрывают
разные аспекты сходственных отношений, а если последнее верно, то какие
именно. Это в коне?ном итоге все равно упирается в необходимость
содержательного анализа самой техни?еской процедуры классифицирования, даже
если она выведена формально. В противном слу?ае остается без ответа
принципиальный вопрос: ?то в классификации - от метода, а ?то - от природы
самого объекта (Павлинов, 1995).
Признание зависимости алгоритмов (методов) классифицирования и анализа
свойств полу?аемых классификаций от С-моделей делает актуальной для
современной систематики проблему прямо противоположного характера: как
минимизировать слу?айность их выбора (или разработки) относительно ?астных
С-моделей. Вообще говоря, в ней самой мало новизны: достато?но вспомнить
горя?ую критику редукционизма, с необходимостью присутствующего в разного
рода нумери?еских подходах, со стороны холистов. Просто ре?ь идет о
необходимости более внимательного ее анализа, который может приносить
весьма неожиданные результаты, ?то видно из нижеследующего.
Прежде всего, можно с достато?ным основанием утверждать, ?то сама
логика классифицирования зависит от С-модели. Так, разработка эволюционного
направления в систематике позволила освободиться как от принципа единого
основания - одного из столпов метода Аристотеля, максимально
формализованного в алгоритме построения 'дерева Порфирия', так и от
дедуктивной логики априорного ранжирования признаков (Cain, 1959).
Кладистика пошла еще дальше: операции с иерархией голофилети?еских групп,
порождаемой т.н. кладисти?еской историей, основываются, по всей видимости,
на однозна?ной логике, которая не актуальна для эволюционной систематики
(Павлинов, 1990). Это позволяет понять, по?ему революционная (для своего
времени) по духу эволюционная систематика о?ень мало изменила структуру
линнеевской системы, ?то сторонниками концепции 'независимой систе матики'
неизменно приводится как решающий довод в поддержку их позиции. При?ина,
видимо, в том, ?то она оставила нетронутым еще один клю?евой принцип
аристотелевой логики - ее двузна?ность, т.е. равноценность тезы и антитезы
при разбиении таксона на подтаксоны. Операционально это выражалось в
эквивалентности нали?ия (теза) и отсутствия (антитеза) некоторого свойства
в ка?естве классифицирующего признака (основания деления): оба выступали
как соизмеримые сущностностные характеристики таксонов. Кладистика же на
основании принципа синапоморфии утверждает, ?то зна?има только апоморфия
(теза), тогда как плезиоморфия (антитеза) не имеет таксономи?еского
зна?ения: она не может служить классифицирующим признаком в том смысле, ?то
симплезиоморфное сходство не является объединяющим. Именно поэтому
кладистика 'отменила' парафилети?еские группы, присутствующие и в
дарвиновской, и в линнеевской (во всяком слу?ае, признаны в ка?естве
таковых a posteriori) классификациях, тем самым существенно изменив их
содержание.
Данное обстоятельство заставляет под?еркнуть, ?то на нынешнем этапе
развития биологи?еской систематики особое зна?ение приобретает детальная
проработка ее логи?еских оснований, т.е. совокупности допустимых формальных
правил вывода (силлогистики). Едва ли будет большой ошибкой утверждать, ?то
в новейшее время ?уть ли не единственными в этой области являются работы
Вуджера и Грегга по созданию формальных аксиомати?еских систем в биологии
вообще и систематике в ?астности (Woodger, 1937; Gregg, 1954). Они вызвали
определенный интерес, показав нетривиальность решаемых в этой области
зада?: в ?астности, недостато?ность экстенсиональной логики при решении
проблемы монотипи?еских таксонов (Buck, Hull, 1966; Шаталкин, 1978, 1995).
Впро?ем, мне думается, ?то это мнимая нетривиальность: она в зна?ительной
мере обусловлена привязанностью многих систематиков к 'логике здравого
смысла', которая на самом деле является не более ?ем укорененной в
подсознании аристотелевой силлогистикой. Что на самом деле нетривиально,
так это а) анализ содержательной нагруженности обоснования формальных
систем вывода (если мы не хотим, ?тобы биологи?еская систематика
редуцировалась до формальной классификационной процедуры, о ?ем см. выше) и
б) признание правомо?ности вклю?ения тех или иных конкретных логик в
алгоритмы биологи?еской систематики, ?то от?асти решается в контексте
проблематики пункта (а).
Первым явным отступлением от класси?еской двузна?ной логики стало
введение вероятностной (как ?астного слу?ая многозна?ной) логики,
признающей, помимо суждений 'да' и 'нет', еще одно - 'неопределенно'.
Первое, ?то она вызвала, - достато?но оживленное обсуждение ее именно
онтологи?еского аспекта: действительно ли мир является вероятностным или
же, по образному выражению А.Энштейна, 'Господь не играет в кости' (см.
Са?ков, 1971). В системтатике обращение к этой логике было связано с уже
упоминавшимся переходом от типологии (классификации организмов) к
популяционному мышлению (классификации популяций), ?то, о?евидно, озна?ает
несомненную ее онтологи?ескую нагруженность: вероятностная интерпретация
данных соответствует вероятностной организации исследуемого систематикой
разнообразия, неопределенности как неустранимой компоненты последнего, а не
только 'несовершенству' нашего знания о нем. То?но так же политети?ность
таксонов, не позволяющая свести их диагнозы строго к паре 'теза -
антитеза', есть следствие гетеробатмии. В этом русле лежит и предложение
использовать одну из версий однозна?ной логики в подвидовой (по крайней
мере) систематике, допускающую неполное ?ленение таксона на подтаксоны, со
ссылкой на стохасти?ескую компоненту эволюционного процесса (Павлинов,
1992б). Логика теории размытых (не?етких) множеств, также являющаяся
многозна?ной, в современной систематике, вообще говоря, пока не
используется, хотя, на мой взгляд, они о?ень близки по духу. Возможно, одна
из при?ин этого - довление класси?еской аксиомы дискретности таксонов,
о?ень близкой 'здравому смыслу'. В связи с этим представляет интерес
концепция 'ядра и периферии' таксона (Чайковский, 1990), позволяющая
смяг?ить эту аксиому до требования неперекрывания лишь ядер таксонов.
На операциональном уровне вероятностная логика активно реализуется в
форме вариационной статистики при решении большого класса зада?: при оценке
зна?имости сходства-разли?ия исходных выборок и итоговых классификаций,
формы последних ('иерархи?ность', 'ципфовость' и т.п.), соответствия
заданных в них отношений между таксонами сходственным отношениям в таксон-
таксонной матрице и т.п. Однако обращение к оценке соответствия аксиоматики
класси?еской статистики онтологи?ескому статусу предмета биологи?еской
систематики позволяет усомниться в том, ?то она используется достато?но
корректно (Purvis et al., 1994). Областью определения статистики является
'статисти?еский ансамбль' - выборка из генеральной совокупности взаимно
независимых элементов. В отли?ие от этого, элементы биологи?еского
разнообразия таковыми не являются: как под?еркивалось выше, они связаны
родством. Поэтому 'онтологи?еское оправдание' класси?еской статистики,
отсутствие какового делает привле?ение ее к решению зада? биологи?еской
систематики по меньшей мере двусмысленным, должно предусматривать
демонстрацию того, ?то: с одной стороны, связность таксономи?еского
разнообразия не слишком велика и по крайней мере в каких-то отношениях
допускает интерпретацию его как статисти?еского ансамбля (не?то вроде
разграни?ения актуальной и потенциальной бесконе?ности); с другой стороны,
класси?еская статистика дает не слишком смещенные оценки при работе с 'не
вполне' статисти?ескими ансамблями. Не?то подобное утверждает Елькин (1992)
в отношении экосистем.
Представляется возможным говорить о принципиальной допустимости
использования разных логик в систематике. В неявной форме это уже
присутствует - например, в правилах классифицирования на микрои
макроуровнях, при построении классификаций, совмещающих элементы
кладисти?еского и эволюционного (в смысле Симпсона-Эшлока) подходов.
Пригодной формализацией в данном слу?ае может быть не?то вроде пересе?ения
Расселовой теории типов с теорией замкнутых аксиоматик. Имеется в виду, ?то
современная биологи?еская систематика может строиться как совокупность
относительно замкнутых аксиоматик, в каждой из которых разрабатываются свои
системы аргументации истинного таксономи?еского знания для конкретной
предметной области. Принятие такой позиции позволило бы снять то напряжение
в систематике, которое задается неизбежной категори?ностью условий
классифицирования, заложенной в каждый ?астный классификационный подход в
той мере, в какой он претендует на универсальность. Это, при условии, ?то
выбор ?астной логики (?то делает логи?ескую систему в целом вариативной)
будет обосновываться ссылкой на ту онтологию, которая приписывается объекту
исходя из некоторой С-модели, действительно позволит разработать для
систематики дедуктивно-индуктивную схему аргументации - идти не только 'от
общей идеи', но и от ее специфи?еской интерпретации применительно к
конкретной группе, т.е. в какой-то мере идти 'от материала'.
Заслуживает внимания использование в современной систематике уже
упоминавшейся выше модальной логики. Оперирование понятиями слу?айного и
необходимого приводит ее к обсуждению проблем эссенциализма (Целищев, 1977)
и, тем самым, проблем типологии. Представляют интерес и разрабатываемые на
базе семантики модальной логики представления о множественности возможных
миров и в связи с этим - об индивидуализации объектов (Целищев, 1977; см.
также выше).

ИНТУИЦИЯ, КАЧЕСТВО, КОЛИЧЕСТВО

Метафизи?еской нагруженности современной систематики соответствует ее
нагруженность интуицией, посредством которой снимаются ограни?ения,
накладываемые на характер классификационной деятельности концептуализмом.
Она выполняет две функции.
Первая - воссоединение субъекта и объекта познания в одно целое
вопреки концептуалистской установке (см. выше). Благодаря этому не только
субъект оказывается вклю?енным в объект познания, ?то вполне согласуется с
названной установкой, но и объект - в субъект. Классификатор-интуитивист
оказывается 'тождественным' классификации, способен оценить ее достоинства
и недостатки, исходя из некоего эмоционального самоощущения - того,
например, насколько ему комфортно 'быть' такой классификацией, а не другой.
Это дает ка?ественную оценку состоятельности результатов классифицирования,
какими бы средствами оно ни велось.
Вторая функция интуитивного способа оценки состоятельности компонентов
классификационной деятельности, от С-модели до рабо?его алгоритма и
итоговой классификации, - преодаление границ между разными концептуальными
схемами, задающими разные 'интервальные ситуации'. Каждая такая схема
развивается как в известной степени замкнутая аксиоматика и потому
самодостато?на. Взаимодействие между разными схемами, если и происходит, то
?аще всего в форме взаимной критики, о ?ем свидетельствует вся богатая
конфликтами между школами история систематики. Между ними возникает не?то
вроде 'энергети?еского барьера', препятствующего взаимному обмену идеями,
при?ем ?ем более формализованы подходы, тем менее эффективно взаимодействие
(см. также ниже о взаимной интерпретируемости разных классификаций). В
такой ситуации интуиция создает, используя ту же физико-хими?ескую
терминологию, 'туннельный эффект', благодаря ?ему классификатор оказывается
способным довольно легко переходить от одной классификационной парадигме к
другой, впитывать достоинства каждой из них и выдавливать недостатки.
Ортодоксу-ригористу, приверженному некоторому достато?но
формализованному подходу, продукт деятельности такого классификатора-
интуитивиста покажется 'эклектикой' и на этом основании будет отвергнут. Но
с то?ки зрения самого интуитивиста все, ?то он делает, это просто попытка
заменить многоаспектное рассмотрение одноаспектным: дополнить
коли?ественную (в силу формализованности) оценку ка?ественной, дополнить
способ видения одним классификационным подходом некоторыми заимствованиями
из другого. Напротив, именно сугубо ортодоксальные подходы, будь то
типология пифагорейского толка (только пяти?ленная система или только
?етырех?ленная и т.п.) или хеннигова кладистика (все - и только -
голофилети?еские группы), неизменно оказываются отвергнутыми именно в силу
их односторонности.
Из этого следует, ?то ни один из компонентов классификационной
деятельности полностью не может быть формализован: разработка классификации
не может быть редуцирована до работы компьютерных программ. Но, с другой
стороны, и нельзя сводить всю эту деятельность к одномоментному
интуитивному озарению. Отрицание полезности формализованых процедур в
коне?ном итоге обращает ли?ностное, ?исто интуитивное знание о
состоятельности данной классификации ('второй мир' по Попперу) в
мисти?еское, т.е. не выразимое аналити?ескими средствами и потому не
могущее быть вклю?енным в современное нау?ное знание ('третий мир' по
Попперу).
Как абсолютизация противопоставленности объекта и субъекта познания,
декларируемое концептуализмом, - несомненный недостаток последнего, то?но
также ?резмерное под?еркивание их единства - недостаток интуитивизма. Он
выражается в антропоморфизации объекта исследования - приписывании ему тех
?ерт, которые скорее свойственны субъекту, нежели объекту. Так, при выборе
('взвешивании') признаков в ка?естве одного из критериев нередко
указывается их зна?имость, функциональная или еще какая. Однако при этом
упускается из виду, ?то оценка зна?имости есть результат некоторой
познавательной деятельности и базируется на использовании определенных
критериев, каковые могут быть разными (см. также выше). Тем самым
функциональная зна?имость неявно подменяется функциональной
интерпретируемостью, онтологи?еская составляющая операции выбора -
гносеологи?еской (Павлинов, 1992а). То же самое верно в отношении таксонов:
когда пишут о закономерностях эволюции 'реальных таксонов' (например, Gould
et al., 1977; Черных, 1986; также статья А.Маркова в настоящем сборнике),
упускают из виду, ?то таксоны распознаются в рамках некоторых фиксированных
классификационных доктрин, каковые могут давать существенно разные
классификации. Хороший пример - уже упоминавшиеся разно?тения в трактовке
статуса парафилети?еских групп в класси?еской филогенетике и кладистике,
имеющие непосредственное отношение к проблеме массовых вымираний
(Patterson, 1988; Patterson, Smith, 1989).
Ка?ественное осмысление классификации, инструментом ?его служит
интуиция, - это прежде всего оценка 'ка?ественной специфики' выделенных
таксонов. Она зависит отнюдь не от арифмети?еской суммы использованных в
анализе признаков, а от их некоторого целостного со?етания (синдрома), в
целом и схватываемого (отсюда афоризм Линнея о том, ?то 'таксон создает
признаки'). Поэтому обы?но эта характеристика рассматривается как сугубо
или по преимуществу типологи?еская: мерой специфи?ности с?итается
морфологи?еская (в широком смысле) обособленность, уникальность 'облика'
(уже упомянутого синдрома признаков), в котором явлен архетип. Поэтому
неудивительно, ?то ?ем более формализован тот или иной классификационный
подход, ?ем более он 'нумери?ен' (вся фенетика, коли?ественная кладистика),
тем меньше внимания уделяется в нем ка?ественному (биологи?ески
содержательному) осмыслению классификации. Ради справедливости следует все
же заметить, ?то если под ка?ественной спецификой понимать оригинальность,
то она в некотором грубом приближении (и с неизбежной в ряде подходов
редукцией до 'суммы признаков') может быть оценена коли?ественно (метод
экспертных оценок, метод Смирнова и т.п.).
Как под?еркивалось выше, в филогенети?еской (в самом широком
понимании) систематике осмысленны лишь те утверждения, которые имеют (хотя
бы опосредованную) филогенети?ескую интерпретацию. Последняя определяется
возможностью перевести сходственные отношения в родственные. В таком
контексте вопрос о ка?ественной специфике группы может быть положительно
решен следующим образом.
О?евидно, названная специфика - это в первую о?ередь обособленность,
нетривиальность; соответственно, отсутствие специфики - это банальность,
тривиальность. Чтобы выразить это средствами концепции родства, примем, ?то
последнее - не только отношение по происхождению, но и преемственность,
'истори?еская память'. С этой то?ки зрения допустимы двоякого рода суждения
(Раутиан, 1988). С одной стороны, можно утверждать,
?то ?ем сильнее две группы связаны родством, тем меньше новизны
содержит одна относительно другой (и, соответственно, наоборот). С другой
стороны, допустимо полагать, ?то ?ем больше нарушена преемственность в
филогенети?еском развитии, ?ем более нетривиальным способом развивается
группа по сравнению со своими предками, тем больше она 'забывает' о
последних, тем меньшим родством, при про?их равных, с ними связана.
Такое предложение имеет непосредственное отношение к пониманию статуса
неоднократно упоминавшихся выше парафилети?еских групп, вокруг которых
сегодня ведутся горя?ие споры в филогенетике. Оно предусматривает, ?то две
сестринские группы - потомки одного непосредственного предка - могут быть
связаны с ним разной степенью родства в зависимости от того, в какой
степени нарушена преемственность (инерционность филокреода) при переходе от
предка к его потомкам. С этой то?ки зрения сестринские группы эквивалентны
в отношении к их общему предку (постулат кладизма, на основании которого
отвергаются парафилети?еские группы) лишь в том слу?ае, если можно говорить
об одинаковом нарушении преемственности. В противном слу?ае названные
группы находятся в разном отношении родства с предком, ?то и вводит в шкалу
отношений градиент большей или меньшей ка?ественной специфики.
Только ?то изложенное - вполне класси?еская то?ка зрения, выраженная,
например, принципом решающего разрыва (Simpson, 1961). Для того, ?тобы
суждения о ка?ественной специфике выделенных таксонов соответствовали
требованиям современной систематики, они должны иметь форму гипотезы, т.е.
быть тестируемыми. Как представляется, это в первую о?ередь требует
операционализации самого понятия 'ка?ественная специфика', по крайней мере
на той стадии, когда она уже 'ухва?ена' интуицией и подлежит проверке на
предмет истинности. В связи с этим важно еще раз под?еркнуть, ?то все
суждения такого рода корректно рассматривать лишь в рамках конкретной
таксономи?еской гипотезы, вклю?ающей данную (т.е. о ка?ественной специфике
группы) как субгипотезу более низкого ранга. Поэтому, о?евидно, от
содержания первой (вклю?ающей) зависит и содержание второй (вклю?аемой): в
контексте разных классификаций суждения об оригинальности таксона могут
быть разными.
Возможно, основой для решения названной проблемы операционализации
лежит где-то в сфере концепции клю?евого ароморфоза (по Иорданскому, 1994).
Зада?а сводится к поиску той структуры, на которую 'завязаны' все про?ие,
вовле?енные в становление специфи?еского облика группы, и разработке
системы тестов (хотя бы в форме 'мысленных эволюционных экспериментов'),
позволяющих проверить истинность суждения о клю?евом ароморфозе как при?ине
оригинальности группы, 'забвения' ею своих ближайших сороди?ей.
В связи с предыдущим хотелось бы отметить, ?то, исходя из своего
понимания сути современной систематики, я не уверен, ?то она является
'нумери?еской'. Хотя физикалистская доктрина, до самого последнего времени
господствовавшая в науке, базируется, среди про?его, на утверждении 'наука
на?инается там, где на?инается измерение', на самом деле измерение - лишь
?астный слу?ай описания объективной реальности. Оно дает коли?ественную
картину мира; но есть еще ка?ественная картина (о ?ем только ?то шла ре?ь),
не поддающаяся измерению без ущерба для ее состоятельности (Уайтхед, 1990).
Эта вторая картина, по всей о?евидности, создается именно
классифицированием, которое в определенном смысле - аналог измерения
(Заренков, 1989). Поэтому аппарат нумери?еской таксономии, будь то
коли?ественная фенетика или коли?ественная же филетика (кладистика), как
минимум недостато?ен для разработки биологи?ески осмысленных классификаций.
Это зна?ит, ?то алгоритмы классифицирования не должны базироваться целиком
на коли?ественной технике: они могут вклю?ать ее, но лишь
в той мере, в какой, во-первых, эта техника совместима с алгоритмом на
уровне идеологии (см. выше) и, во-вторых, результаты ее применения
допускают дальнейшую содержательную (ка?ественную) проработку.
Не думаю я, ?то современная систематика по преимуществу является и
'молекулярной'. Последний подход связан с редукцией классифицируемого
разнообразия к разнообразию строения некоторого (достато?но небольшого,
доступного для анализа) коли?ества молекул, а оценку сходства между ними -
до подс?итывания коли?ества замещений. Молекулярная филогенетика (и
базирующаяся на ней филогенети?еская систематика) - ?исто фенети?еская по
духу и процедуре, ?то не преминули отметить в свое время ее за?инатели
(Cavalli-Sforza, Edwards, 1967). Однако позже это обстоятельство было
про?но забыто, поскольку о?ень подкупал один из клю?евых тезисов
сторонников данного направления: они оперируют с носителями информации,
наиболее близкими к генотипу. А поскольку другой тезис редуцирует
биологи?ескую эволюцию до эволюции биополимеров - носителей генети?еской
информации, то возникает еще один тезис: реконструкция филогении
редуцируема до реконструкции последовательностей замещений в этих
полимерах, каковая полностью формализуема и компьютеризуема ввиду
?резвы?айной простоты описания. И вот этот многоэтажный редукционизм вполне
позитивистского толка выдается за 'последнее слово' в филогенети?еской
систематике?
Разумеется, я не против молекулярной филогенетики - я против ее
абсолютизации (равно как и против абсолютизации морфологи?еского материала
систематиками-морфологами класси?еского толка - например, Юдин, 1974). Как
уже отме?алось выше, внутриклето?ные структуры, как и надклето?ные, -
просто 'поставщики' исходных данных для сравнительного анализа. Поэтому с
методологи?еской то?ки зрения они одинаковы в том смысле, ?то, под?иняясь
'законам жанра' сравнительного метода, одинаково 'морфологи?ны'. Что же
касается 'близости к генотипу', то это утверждение, как только ?то было
под?еркнуто, вытекает из редукционистской (и потому поро?ной по своей сути)
идеи о сводимости филогении к эволюционным преобразованиям генома и,
соответственно, реконструкции филогении (и разработка на ее основе
филогенети?еских классификаций) - к реконструкции временной
последовательности замещения нуклеотидных остатков ДНК.

ВЗАИМНАЯ ИНТЕРПРЕТИРУЕМОСТЬ КЛАССИФИКАЦИЙ

Коль скоро познаваемый наукой мир, по принимаемому условию, един, то в
идеале ему соответствует некая единая картина мира, которая объемлет все
?астные аспекты рассмотрения. На операциональном уровне это озна?ает
разработку некоего общего тезауруса, в терминах (понятиях и определениях)
которого были бы эффективно описываемы результаты, полу?енные в рамках
каждого (любого) из аспектов. В 'коли?ественных' науках это выливается в
проблему соизмеримости: объекты с?итаются вклю?енными в общую картину, если
они могут быть оценены одной и той же единицей измерения (электри?ество -
магнетизм, масса - энергия и т.п.). В систематике, коль скоро она
классифицирует, а не измеряет, можно говорить, о?евидно, не о
соизмеримости, а о взаимной интерпретируемости классификаций. Смысл,
однако, остается тем же: отнюдь не 'упраздняя' (ввиду невозможности) разные
классификации, соответствующие разным аспектам рассмотрения, привести их к
некоему 'общему знаменателю', могущему претендовать на целостностное, а
отнюдь не мозаи?ное представление таксономи?еского разнообразия в целом.
Конкретная классификация представима как таксон максимального объема с
входящими в него подтаксонами. Следовательно, в общем слу?ае ре?ь должна
идти о взаимной интерпретируемости таксонов, операционально - их
характеристик. Последние могут быть экстенсиональными : структура='форма'
(иерархи?еская, параметри?еская и т.п.), объем, состав; или
интенсиональными: диагноз, ранг (о невозможности строго экстенсиональной
интерпретации ранга см. Шаталкин, 1995; также его статью в настоящем
сборнике).
Интерпретация может быть формальной или содержательной. В первом
слу?ае необходимым условием может быть 'сведение' классификаций на уровне
либо исходного материала (при манипулировании одним и тем же фрагментом
таксономи?еского разнообразия), либо на уровне итоговой классификации (если
сопоставляются разные фрагменты); при этом вопрос об исходных С-моделях по
крайней мере в явном виде не ставится. Во втором слу?ае подразумевается их
рассмотрение в рамках единой С-модели, ?то равносильно вклю?ению в
последнюю тех ?астных С-моделей, которые использованы при разработке
соответствующих классификаций.
В этом втором слу?ае, по-видимому, можно с?итать интуитивно верным,
?то ?ем более 'перекрываются' С-модели (т.е. ?ем более общего в них), тем
выше вероятность полу?ения взаимно интерпретируемых классификаций - более
того, тем выше вероятность полу?ения сходных классификаций. Например,
кладисти?еская система (в понимании Хеннига) есть такой ?астный слу?ай
эволюционной (в понимании Симпсона), где нет парафилети?еских групп и
'решающих разрывов'. Следовательно, можно ожидать, ?то разли?ия между
классификациями будут лишь там, где не соблюден принцип сестринских групп.
Таксоны, разрабатываемые в рамках эволюционной и типологи?еской парадигм,
взаимно интерпретиуемы в той мере, в какой архетипы мыслятся как подукт
эволюции. Другие слу?аи не столь о?евидны: так, переход от фенети?еской
классификации к кладисти?еской требует столь многих ad hoc допущений, ?то
вероятность корректного про?тения фенонов как кладонов достато?но мала.
Сведение нескольких С-моделей к некоторой общей не озна?ает, ?то
последней с необходимостью будет соответствовать единственная
классификация. С одной стороны, как было отме?ено выше, существует некая
иерархи?еская организация аспектов рассмотрения: каждый из них делится на
подаспекты, которым могут быть поставлены в соответствие разные версии
единой С-модели. Это уже само по себе служит предпосылкой множественности
способов отображения структуры разнообразия, предусмотренной данной С-
моделью (при некотором фиксированном уровне ее детализации). С другой
стороны, эти классификации могут быть упорядо?ены не только по
'горизонтали' (разные способы представления некоторого фиксированного
аспекта многообразия), но и по 'вертикали' - по градиенту адекватности
указанной структуре, т.е. по градиенту истинности.
Вообще справедливо, ?то как нет абсолютно истинных, так нет и
абсолютно ложных суждений. Поэтому любая конкретная классификация,
разрабатываемая на основании некоторой С-модели, может быть ложной в одних
утверждениях и истинной в других. Следовательно, одна из зада?
сопоставления классификаций - не столько выяснение того, какая из них
'лу?ше', сколько попытка разработки некоей 'консенсусной' классификации. В
связи с этим привлекательным представляется вероятностный подход,
позволяющий, исходя из некоторых оснований (которые в данном слу?ае не
обсуждаются - это отдельный вопрос), приписать тому или иному утверждению в
данной таксономи?еской гипотезе некоторую вероятность истинности
(надежности) суждения. В результате в консенсусной классификации будут
суммированы вероятностные оценки утверждений, содержащиеся в каждой из
исходных, ?то будет служить основанием для суждения о том, насколько
определенным в целом можно с?итать знание о данном аспекте природного
биологи?еского разнообразия.
Благодаря этому могут полу?ить существенно иное решение обы?ные для
традиционный систематики горя?ие диспуты о том, относится ли, например,
данный род к данному семейству и не следует ли последнее с?итать под- (или
над-) семейством. При вероятностном рассмотрении ситуации вполне может
статься, ?то явным образом будет показано: предмет спора лежит в области
неопределенности и потому предметом спора быть не должен.
В данном слу?ае вполне уместны коли?ественные техники, базирующиеся на
возможности представления любой классификации, каким бы способом она ни
была полу?ена, как взвешенного дерева и тем самым сводящие процедуру
сравнения классификаций к сравнению деревьев. При этом форма консесусных
классификаций, возможно, отражает области большей или меньшей
структурированности таксономи?еского разнообразия, ?то само по себе может
быть предметом специальных исследований.
По-иному, как мне педставляется, обстоит дело при формальном (без
отсылки к С-моделям, даже если они исходно присутствуют) сопоставлении
классификаций. В данном слу?ае зада?а сопоставления разбивается на две
подзада?и: сравнение классификаций, полу?енных разными сопособами для
одного и того же множества единиц классификации, и, альтернативно, для
разных неперекрывающихся множеств. Рассмотрим для простоты иерархи?еские
системы таксонов.
Допустим, мы имеем дело с множеством, элементами которого являются
семафоронты, классифицируемое с применением разных алгоритмов. Формально
говоря, множеству алгоритмов соответствует деление этого исходного
множества без остатка на несколько подмножеств, каждое из которых (по
условию) вклю?ает все элементы первого, т.е. они равномощны ему и,
следовательно, друг другу (совпадают по объему). По неким правилам,
заданным для каждого из подмножеств соответствующим алгоритмом, в них
выделяются элементарные единицы классификации (ЭЕК), которые содержательно
могут соответствовать, например, видам, терминальным группам или ?ему-либо
еще. Поскольку правила независимы, разбиения подмножеств на эти единицы в
общем слу?ае не обязаны совпадать. В результате процедур классифицирования
(которые также не обязаны совпадать) мы для одного и того же множества
семафоронтов полу?аем несколько иерархий, в отношении которых возможны
следующие вопросы (Павлинов, 1996).
Будет ли законным непосредственное сравнение формы полу?аемых иерархий
в целом - коли?ества выделенных рангов, коли?ества таксонов на каждом из
них (т.е. параметры распределения Ципфа-Мандельброта) и т.п.? По каким
характеристикам правомо?но сопоставлять отдельные таксоны для того, ?тобы
решить, являются ли они одинаковыми в том смысле, ?то соответствуют одной и
той же группе организмов, или нет? В ?астности, по каким основаниям мы
можем судить о том, ?то таксоны
из разных иерархий имеют один и тот же или разный ранг? Если по
экстенсиональным (состав), то какие списки мы должны сравнивать -
семафоронтов? элементарных единиц? В первом слу?ае не обращаемся ли мы к
экстенсиональной логике, не пригодной для решения вопросов, связанных с
определением рангов (см. выше)? Во втором слу?ае не возникает ли зада?а
поисков 'общего знаменателя' уже на уровне принципов выделения ЭЕК, т.е. их
содержательной интерпретации - например, терминальных групп в кладистике
как видов? Если сравнение таксонов, наделенных некоторыми рангами, следует
вести по интенсиональным характеристикам (диагнозам), не озна?ает ли это,
?то должны быть прежде всего взаимно интерпретируемыми описания (признаки)
семафоронтов, использованные
при классифицировании? Наконец, если мы так или ина?е убедились в
совпадении хотя бы некоторых таксонов по составу, рангу или диагнозу, можем
ли мы этому придавать какой-либо биологи?еский смысл?
Взаимная интерпретация классификаций для разных фрагментов
биологи?еского разнообразия без явного привле?ения С-моделей, какой бы она
ни была формальной, все равно предполагает поиск некоего общего основания.
Им может быть либо некая формальная модель, либо вклю?ающая
классификация, рассматриваемая по формальным характеристикам. Но при этом в
разных ситуациях уровень биологи?еской осмысленности такого сопоставления
классификаций (таксонов) может быть разным.
Так, сравнение таксонов по зна?ению фрактальной размерности (см.
статью Ю. и А.Пуза?енко в настоящем сборнике), о?евидно, подразумевает их
вполне формальную интерпретацию как фракталов. Это, собственно говоря, уже
делает их взаимно интерпретируемыми, ?то остается справедливым независимо
от того, введены ли данные таксоны явным образом в общую систему или
рассматриваются вне нее, 'сами по себе' (хотя, разумеется, неявно они все
равно принадлежат некоей вклю?ающей системе). То же верно в отношении
параметров рангового распределения Ципфа-Мандельброта, хотя в данном слу?ае
уже может возникать сомнение в содержательной правомо?ности: в разных
таксонах (например, у бактерий и у позвоно?ных) роды и виды, о?евидно,
выделяются на основании разных концепций. Сопоставление таксонов по их
рангам вне единой системы, формально допустимое, выглядит еще более
сомнительным - в силу, во-первых, относительности этой характеристики (см.
выше) и, во-вторых, сильной зависимости шкалы ранжирования от ?астной С-
модели, каковая может быть разной для сопоставляемых таксонов (например,
натурфилософской или кладисти?еской). Сопоставимость (взаимная
интерпретируемость) таксонов по диагнозам несомненно обусловлена их
вклю?енностью в единую систему; однако если не указаны содержательные
основания гомологизации признаков, входящих в диагнозы, формальное
сопоставление последних может оказаться бессмысленным. Например, сравнение
по коли?еству ног млекопитающих с насекомыми не более интересно, ?ем со
столами (о?евидно, для систематика-филогенетика; мерономист же может найти
в таком сопоставлении глубокий смысл).
Проблема взаимной интепретируемости классификаций, разрабатываемых в
относительной изоляции друг от друга, здесь лишь обозна?ена и заслуживает
серьезной проработки. Как представляется, весьма полезным может оказаться
обращение к уже упоминавшейся теории возможных миров. Действительно, примем
на веру (см. выше), ?то взаимная интерпретируемость разных классификаций
как возможных миров редуцируема до взаимной интерпретируемости входящих в
них таксонов. Эти последние с то?ки зрения названной теории с?итаются
объектами индивидной природы и полагаются существующими объективно, если
могут быть прослежены сквозь разные возможные миры (= разные классификации
= разные С-модели = разные аспекты рассмотрения). Это, собственно говоря, и
озна?ает взаимную интерпретируемость разных классификаций: необходимо
убедиться в том, ?то таксоны, выделяемые в разных классификациях, - одни и
те же интенсиональные сущности.
Интресно заметить, ?то такая трактовка, о?евидно, предполагает
признание перви?ности таксонов-индивидов по отношению к классификациям, но
не наоборот. (Поразительно, но последнее - ни ?то иное как 'узаконивание'
кажущегося тавтологи?ным линнеевского афоризма: естественная система -
такая система, которая содержит естественные таксоны.) Из этого видно
также, ?то проблема взаимной интерпретируемости классификаций едва ли
решаема на основе экстенсиональной логики, о ?ем уже упоминалось выше в
несколько ином контексте. Альтернативная - интенсиональная - логика делает
более осмысленным обсуждение критериев того, какие таксоны являются более
или менее 'естественными'. Наверное, было бы преждевременным делать какие-
либо далеко идущие заклю?ения из этого; но, однако же, утверждения
типологов о том, ?то диагноз таксона для понимания его сути и сравнения с
другими таксонами важнее его состава, с этой то?ки зрения представляется
достато?но осмысленным.

'НАСЛЕДИЕ' ТИПОЛОГИИ

Филогенети?еская ориентированность излагаемого здесь подхода не
озна?ает отрицание того, ?то систематика в целом в большой степени
типологи?на. С одной стороны, это зависит от свойств объективной
реальности: во всяком слу?ае, концепция филокреода утверждает нали?ие в
эволюции неких устой?ивых квазидискретных траекторий развития, ?то на
уровне паттерна создает устой?ивые со?етания признаков, по которым мы
распознаем группы организмов. С другой стороны, нельзя сбрасывать со с?етов
и особенности структуры мышления, в котором объекты представлены как некие
целостные образы (гештальты).
Как бы там ни было, 'истори?еский груз' типологии о?ень велик.
Нынешняя систематика оперирует многими понятиями, разработанными
типологией. С одной стороны, это нормально, поскольку обеспе?ивает
преемственность знания в систематике. С другой стороны, это делает
современную систематику в известном смысле 'жертвой собственной истории':
старый понятийный аппарат не во всех слу?аях оказывается адекватным для
решения методологи?еских проблем сего дня. На самом деле, трактовка
классификации как гипотезы заставляет существенно по-иному взглянуть как на
самое содержание класси?еских понятий, так и на возможность их
использования в контексте такого понимания классификации.
Например, такое фундаментальнейшее понятие, унаследованное
систематикой от типологии, без которого любое классифицирование невозможно,
- признак. В типологии, коль скоро она в класси?еском варианте
'организмоцентри?на', признак 'привязан' к организму, буду?и способом
представления (описания) отдельного мерона (Любарский, 1993а). Правда, при
этом возникает своеобразный парадокс: то, ?то имеет отношение к организму и
тем самым является атрибутом организменного уровня организации, каким-то
образом в результате процедуры классификации оказывается 'признаком
таксона' (к сожалению, мне не известны работы, в которых парадокс
обсуждался бы - возможно, потому ?то он мне просто померещился). В рамках
разбираемого здесь подхода признак трактуется как гипотеза; соответственно,
возникает вопрос - о ?ем именно, ?то сделало бы его атрибутом таксона? Один
из возможных ответов таков: если таксон - гипотеза о некоей группе
организмов, то признак, по всей видимости, должен трактоваться как гипотеза
о некоем свойстве этой группы. Одна из версий такого понимания признака,
предложенная кладистикой, исходит из того, ?то монофилети?еская группа
представима как фрагмент филогенети?еского древа, признак же - как гипотеза
о соответствующем фрагменте семогенети?еского древа.
Из этого видно, ?то ни само данное свойство, ни признак как суждение о
нем не редуцируемы до уровня организмов - элементов группы. На этом уровне
?ерпается исходная информация о классифицируемом разнообразии; но на уровне
обобщений, формулируемых систематикой о группах и их свойствах, организмы
остаются 'за бортом'. Тем не менее, такая трактовка признака вполне
соответствует общезна?имым требованиям мероно-таксономи?еского
соответствия, формулируемым в типологии С.Мейена.
Как сей?ас представляется, в содержание классификации-гипотезы могут
входить только тестируемые утверждения - гипотезы более низкого ранга
(Neff, 1986; Павлинов, 1995). О?евидно, ?то эти последние - ни ?то иное как
вопросы, адресуемые объективной реальности; соответственно, спрашивать о
том, ?его в этой реальности нет, неинтересно: вероятность полу?ения
осмысленного ответа весьма низка. В связи с этим возникает проблема со
сходством, которое, возможно, не отве?ает данному критерию. Сходство -
логи?еское отношение, принадлежащее скорее к субъективной реальности,
нежели к объективной. Сходственное отношение не есть ?астный слу?ай
при?инно-следственных связей между самими объектами, ибо не предполагает
каких-либо взаимодействий между ними. Можно говорить, например, ?то слон и
моська связаны родством, топографи?ески (а в природе, возможно, еще и
трофи?ескими цепями); но утверждение 'слон и моська связаны сходством', по-
моему, достато?но бессмысленно. Этот класс отношений задается оценивающим
субъектом, будь то ?еловек или какой-либо иной классификатор, и не
существует без его у?астия.
Кроме того, высказывание о сходстве является экзистенциальным и по
этой при?ине также не подлежит проверке на предмет истинности или ложности.
Утверждение 'моська по коли?еству ног более сходна со слоном, ?ем с пауком'
верно независимо от каких-либо мыслимых проверок (при непременном условии
неизменности определения понятия 'нога'). Во всяком слу?ае, я не понимаю,
?то сделало бы это утверждение тестируемой гипотезой, ибо, на мой взгляд,
здесь нет вопроса - лишь констатация. Гипотеза выглядела бы так:
'предположим, ?то моська... (см. выше); если это верно, то...' Но суждение
о сходстве по коли?еству ног не есть предположение - это позитивное
утверждение, которое служит основанием для формулирования таксономи?еской
гипотезы: 'моська... (см. выше); исходя из этого, предположим, ?то...; если
последнее верно, то ...'. Таким образом, как мне сей?ас представляется,
суждение о сходстве не может с?итаться тестируемой гипотезой и потому не
входит в содержание классификации в рассматриваемом здесь толковании. Оно
не имеет самостоятельной ценности, а используется как средство оценки
других отношений - например, родства при распознавании монофилети?еских
групп. Это лишний раз позволяет под?еркнуть несостоятельность фенети?еской
систематики в ее претензии быть 'единственно нау?ной'.
Особая проблема - суждения о рангах таксонов. Оставляя в стороне всю
обширную полемику по ней, под?еркну лишь, ?то современная филогенети?еская
систематика, в отли?ие от укорененной в позитивизме (на?иная с
номиналисти?еской и кон?ая 'эволюционной' по Майру), признает ранг имеющим
натурное соответствие. В ?астности, это вытекает из упомянутой выше С-
модели 'эволюции как энтропии', согласно которой развитие неравновесной
системы (в ?астности, эволюция биоты) с необходимостью порождает
иерархи?ески оганизованное разнообразие.
В этой иерархии выделяются две компоненты - экологи?еская и
генеалоги?еская (Eldredge, Salte, 1984), со второй из которых (по крайней
мере на?иная с некоторого ее уровня) имеет дело систематика. Это зна?ит,
?то всякая монофилети?еская группа, суждением (гипотезой) о которой
является таксон в классификации, наделена неким свойством, возникшим в
результате ее эволюции, соответствующим ее положению в генеалоги?еской
иерархии и отраженном в ранге этого таксона.
Следует ли из этого, ?то утверждение о конкретном ранге конкретного
таксона может с?итаться гипотезой - то?нее, субгипотезой в рамках
классификации-гипотезы, формулируемой для данного таксона? Мне кажется, ?то
нет - именно, в силу под?еркнутой выше релятивистской природы рангов. Дело
в том, ?то суждение является тестируемым (и тем самым гипотезой), если оно
высказано о некотором множественном событии. Поэтому для данного отдельного
таксона гипотезой может быть утверждение лишь о его иерархи?еской
структуре, коль скоро последняя многоуровнева. Соответственно, суждение о
его собственном ранге может быть корректным, только если таксон вклю?ен в
некую иерахи?ескую систему. Но в таком слу?ае это суждение оказывается лишь
?астным утверждением в рамках гипотезы о иерархи?еской организации
вклю?ающего таксона в целом.
А если принять во внимание то обстоятельство, ?то в филогенети?еской
классификации названная организация есть отражение структуры родственных
связей (как бы последние ни понимались), то содержание гипотезы о рангах
подтаксонов данного таксона сводимо к суждению об их родстве.

ФАКТОЛОГИЯ СИСТЕМАТИКИ: НАУЧНЫЕ КОЛЛЕКЦИИ

Одно из крити?еских условий признания за продуктом деятельности
систематика статуса нау?ной гипотезы - воспроизводимость таксономи?еского
знания. В 'то?ных науках' оно обеспе?ивается возможностью проведения
экспериментов и наблюдений в стандартных условиях по стандартным
протоколам. При этом в ка?естве необходимых допущений принимается, ?то сам
объект - по крайней мере, в аспекте рассмотрения данной гипотезой -
остается неизменным, а условия и протокол не зависят от места и времени
проведения работы.
В систематике одним из средств выполнения этого условия служат нау?ные
музейные коллекции - долговременно хранящиеся в (пределе) неизменной форме
натурные объекты, служащие исто?ником 'перви?ной' информации о
таксономи?еском разнообразии. Если ревизующий обращается к тем материалам,
которые были вовле?ены в разработку прежних версий классификации, он может
однозна?но воспроизвести протокол предшественников. При этом оказывается
принципиально возможной проверка того, насколько правильно были
идентифицированы исследованные ранее экземпляры, насколько осмысленно были
выбраны признаки. Поэтому в правила профессиональной этики систематики
входит указание в публикациях исследованных экземпляров и места их
хранения, подробное описание признаков, корректное указание метода в слу?ае
нумери?еского подхода. Не зря в музееведении родилось особое понятие -
'удостоверяющий экземпляр' (vaucher specimen), без сохранения которого в
коллекции таксономи?еское исследование не может с?итаться до конца
корректным.
Таким образом, именно долговременно хранящиеся в стандартных условиях
коллекционные материалы в зна?ительной мере решают зада?у воспроизводимости
таксономи?еского знания (Россолимо, 1994). Подобная позиция, на мой взгляд,
заслуживает серьезного методологи?еского анализа. Действительно, если
с?итать, ?то таксономи?еская гипотеза в биологии парна 'попперовой' в
физике, возможно, допустимо с?итать, ?то системати?еская коллекция может
рассматриваться как специфи?еский аналог эксперимента, решающий если не те
же, то близкие зада?и. При этом существенно, ?то манипулирование
коллекционными материалами, как представляется, не связано с какими-либо из
допущений содержательного толка о свойствах эмпири?еской реальности
(например, об изотропности пространства-времени), неизбежных, когда ре?ь
идет о физи?еском эксперименте.
Из этого видно, ?то современная систематика по-прежнему остается
сугубо 'музейной' наукой. Те сторонники 'новых методов', которые отвергают
музейные коллекции, на мой взгляд, просто не понимают их зна?ения. Они,
видимо, полагают, ?то не?то, изложенное ими при публикации как 'факти?еский
материал', на самом деле таковым и является. Однако это не верно - это уже
интерпретация исходных данных в рамках некоторой технологи?еской и
концептуальной основы. Это тот самый класси?еский 'авторитаризм', от
которого в свое время пыталась откреститься наука позитивистского толка.
Впро?ем, здесь современная систематика сталкивается не только с
непониманием того, ?то есть ее фактологи?еская база, но и со специфи?еской
проблемой некоторой 'несовместимости' материалов, используемых
хемосистематикой (в широком смысле), и музейных коллекций. Действительно,
до недавнего времени было невозможно 'музеефицировать' исходные
субклето?ные материалы - обеспе?ить возможность их долгосро?ного хранения в
стандартных условиях. Лишь в самое последнее время на?али появляться новые
техники хранения, от?асти решающие эту проблему.

ПРОБЛЕМА ЕСТЕСТВЕННОЙ СИСТЕМЫ

В систематике одним из клю?евых (в некоторых подходах даже
центральным) до самого последнего времени было понятие естественной
системы. Ее содержание трактовалось по-разному в зависимости от времени и
школы.
В доэволюционной систематике Естественная Система (именно так - с
большой буквы) - это воплощенный план творения или воплощенная идея
?исловой гармонии мира или выражение его строения как суперорганизма и т.п.
Такое понимание делает Естественную Систему ни?ем иным как Абсолютной
Истиной, каковая единственна по определению (разве Творец христиан, хоть и
трои?ен, не един?). Соответственно, вся деятельность систематика осмысленна
в той мере, в какой направлена на поиск единственно верной Системы, которую
можно пости?ь тем или иным способом во всей ее полноте.
О?евидно, Естественная Система дана классификатору как ?асть его
общего мироощущения и - это надо под?еркнуть особо - единственна именно для
данного мироощущения. А таковых, как видно из только ?то приведенного
(о?евидно, далеко не полного) списка, достато?но много и нет никаких
оснований полагать, ?то они приводят к одному и тому же видению
Естественной Системы. Во всяком слу?ае, горя?ие диспуты о том, какой должна
быть Система, ?тобы мо?ь претендовать на статус 'самой-самой' Естественной,
XVIII столетию свойственны не менее, ?ем XIX или XX.
Аналоги?ные поиски свойственны и класси?еским подходам, базирующимся
на эволюционной идее, в которых Естественная Система отождествляется с
эволюционной. При этом предполагается, ?то коль скоро эволюционный процесс
единствен, принципиально возможна и единственная Эволюционная Система.
Однако, в силу засоренности сознания некорректной жаргонной формулой
'система должна отражать эволюцию', упускаются из виду два важных
обстоятельства: во-первых, на самом деле ре?ь идет об отражении не самого
процесса, а его результата - структуры разнообразия; во-вторых,
существующая биота структурирована не единственным образом. Следовательно,
на равных правах существует несколько в равной мере эволюционных систем,
каждая из которых соответствует некоторому аспекту структурированности. И
опять возникает проблема выбора 'самой-самой' из многих.
Как бы там ни было, в данном слу?ае критерием естественности
классификации выступает ее некое эволюционное содержание. В связи с этим
хотелось бы обратить внимание на то, ?то на уровне паттерна, с которым
имеет дело систематик, допущение единственности филогенети?еского процесса
актуализировано принципом монофилии. Соответственно, 'самой-самой'
эволюционной системой будет та, в которой наиболее последовательно соблюден
данный принцип (о ?ем писал еще Ч.Дарвин). А поскольку такова иерархия
голофилети?еских групп, то система, разрабатываемая хенниговой кладистикой,
и будет 'самой-самой' из всех эволюционных. С одной, правда, серьезной
оговоркой: она не у?итывает анагенети?ескую составляющую эволюционного
процесса и, тем самым, полностью структуру таксономи?еского разнообразия не
отражает: в ней отсутствует то, ?то обы?но называют 'ка?ественной
спецификой' той или иной группы (см. также выше).
Позитивизм, сильно повлиявший на развитие систематики, в связи с
'отменой' метафизики отменил и понятие Естественной Системы. То?нее, он
лишил ее сакрального смысла: стали говорить о некоей 'общей справо?ной'
системе, назна?ение которой - просто помогать ориентироваться в
разнообразии (Gilmour, 1940). При этом явным образом вводятся
операциональные критерии 'естественности', никоим образом не
ориентированные на существенные свойства исследуемого аспекта
биологи?еского разнообразия, долженствующего быть отображенным в
'естественной по Гилмуру' системе. При отсутствии указанной ориентации,
о?евидно, таких критериев может быть достато?но много, ?то потенциально
способно породить великое множество мало перекликающихся между собой
одинаково 'естественных' (каждая - для своей системы критериев)
классификаций. Лишь отдавая дань традиции, к подобного рода классификациям
можно применять понятие естественной системы (теперь уже с маленькой
буквы). На самом деле оно здесь избыто?но: ре?ь идет об оптимальных
классификациях; соответственно, критерии, на основании которых они
разрабатываются, - это критерии не естественности, а оптимальности.
С то?ки зрения самого позитивизма 'самая-самая' система - та, которая
максимально плотно 'свертывает' это разнообразие, максимально прогности?на
и максимально устой?ива ко всевозможным 'возмущениям' - вновь открываемым
фактам. Приме?ательно, ?то эти же нормативные критерии взяты за основу и в
тех подходах, которые никакого отношения к позитивизму не имеют: например,
в рационалисти?еской систематике Любищева (1982). Едва ли можно сомневаться
в том, ?то разработки последнего, несомненно связанные с поисками Единого
Закона, имеют о?ень мало общего с изысками фенети?еской систематики - плоти
от плоти позитивизма. Так ?то эти критерии не дают однозна?но способ выбора
единственной естественной системы: видимо, они необходимы в силу
общеметодологи?еской зна?имости, но все-таки не достато?ными.
Подход, в котором таксономи?еская система рассматривается как
гипотеза, в своем тезаурусе едва ли имеет понятие естественной системы,
если под последней по-прежнему понимать некую единственно верную из всех
возможных. Коль скоро каждая конкретная классификация гипотеза о некотором
?астном аспекте разнообразия, описываемом соответствующей С-моделью, то
классификации, имеющие отношение к разным его аспектам, не могут
конкурировать между собой - они несоизмеримы (см. выше о взаимной
интерпретируемости классификаций). В такой ситуации предметом обсуждения
должны быть не сами классификации, а исходные С-модели, ?то возможно только
в рамках явным образом сформулированной для них мета-модели.
С другой стороны, как также уже отме?алось выше, классификации,
разрабатываемые в рамках некоторой общей для них С-модели, могут быть
сопоставлены друг с другом непосредственно с то?ки зрения их адекватности
той структуре природного разнообразия, которая определена в данной модели.
Рассмотрение их в таком аспекте позволяет говорить о них как о менее или
более истинных. Следовательно, принятие концепции классификации-гипотезы
одним из своих следствий имеет замену понятия естественной понятием
истинной системы. Из этого явствует, ?то содержание последней находится в
сильной зависимости от того, каковы критерии истинности, а они имеют
склонность меняться со временем. Из трех вышеназванных только критерий
прогности?ности, по-видимому, в данном слу?ае также имеет существенное
зна?ение. Что касается свертывания информации, вообще говоря, верного для
'коли?ественных' законов, я не уверен, ?то данный критерий актуален для
систематики как дисциплины, занимающейся познанием именно разнообразия как
такового.
Как представляется, вера в существование единственной Естественной
Системы архетипи?на (в смысле Юнга), укоренена в религиозной по своей сути
убежденности, ?то миром управляет единый Закон, у?ение о котором
единственно верно и потому ве?но. И эта вера - еще один миф, от которого
освобождается современная систематика. Как только эта убежденность
выводится из подсознания, ликвидируются основания и для того, ?тобы
заниматься поиском этой Богом или Законом (?то, собственно, одно и то же)
данной Системы. Вместо этого целью становится осмысление самого
разнообразия как такового, признание за ним 'права на существование' как
объекта самостоятельного изу?ения.
Следуя общему стилю данной статьи, я позволю себе не углубляться в
рациональное обоснование тезиса о мифологи?ности Естественной Системы.
Вместо этого обращу внимание еще на два аспекта данной проблемы, обсуждения
которых я по?ти не встре?ал на страницах таксономи?еской литературы.
Один из них - ?исто психологи?еский: каждый исследователь верит прежде
всего в свою правоту, ?то придает его деятельности зна?имость прежде всего
в его же собственных глазах. Действительно, трудно представить ситуацию,
когда у?еный (я не имею в виду 'околонау?ных' персон, превращающих занятия
своей 'околонаукой' в кормушку), занимаясь решением конкретной зада?и,
с?итает ее ?ем-то третьестепенным. Соответственно, систематик, разрабатывая
классификацию некоторой группы организмов, подсознательно убежден в том,
?то он 'не занимается ерундой', ?то он творит не?то фундаментальное,
имеющее отношение к Абсолютной Истине. И именно осознание этого подвигает
систематика на его пути (делая его в определенном смысле памятником самому
себе).
Второе, о ?ем полезно не забывать, когда обсуждается проблема
Естественной Системы, - ограни?енность конкретного знания по сравнению со
всеобъемлющей Истиной. Здесь, я думаю, допустима следующая аналогия совсем
уж метафизи?еского толка. Чем далее прошел ?еловек по восьмери?ному пути,
тем более бессмысленным становится вопрос о том, насколько он приблизился к
состоянию
Будды - сама попытка ответить на него отбрасывает спрашиваемого назад.
Именно по этой при?ине поздний ?ань-буддизм отказался размышлять о том, как
дости?ь нирваны: дости?ь можно того, ?то ограни?ено в пространстве и во
времени, нирвана же беспредельна и потому во всем. То?но так же обстоит
дело, как я полагаю, и с Естественной Системой: она повсюду, во всех
?астных классификациях, вопрос же о том, какая одна из них 'самая
естественная', не приближает к Истине, а удаляет от нее, ибо подразумевает
возможность данной конкретной классификацией о?ертить Естественную Систему,
безграни?ности каковой более соответствует бесконе?ное множество творимых
систематиками ?астных классификаций=систем.

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

Кто-то написал слова, и ты веришь.
Ник. Кузанский

Систематика - наука о?ень высокого уровня общности и в этом смысле в
определенной степени сродни философии. Во всяком слу?ае, как я уже имел
возможность отметить выше, при обсуждении ее оснований затрагиваются
фундаментальные проблемы онтологии и гносеологии. В этой связи хотелось бы
обратить внимание на то обстоятельство, ?то философия, в отли?ие от
'строгих наук', плюралистина: видимо, принципиально невозможно
ненасильственным путем дости?ь некоторой единой (и потому единственной)
картины мира (Никифоров, 1990). Похоже, ?то плюралисти?ность - непременный
атрибут и современной систематики. Многоаспектность объекта, исследуемого
ею, предполагает многоаспектность его рассмотрения. Каждый способ
рассмотрения в коне?ном с?ете оформляется как определенная школа
систематики, ?то делает сосуществование, а не конкурентное исклю?ение
разных школ вполне нормальным состоянием систематики (разумеется, здесь не
берутся в рас?ет те патологи?еские слу?аи, когда психология или
конъюнктурные соображения побуждают бить: себя в - грудь, противника же -
по голове при выяснении того, кому достанется больше по?ета и грантов).
С этой то?ки зрения нет плохих или хороших школ, как нет плохих или
хороших аспектов рассмотрения биологи?еского разнообразия - они просто
разные. В коне?ном итоге, плох не подход сам по себе, а его некорректное
использование. Поэтому следовало бы не расставлять оценки, а стараться
находить в той или иной школе подразумеваемый ею аспект рассмотрения и
пробовать вклю?ить его в общую картину. А для этого, как представляется,
следует помнить логию Аврелия Августина '?тобы понять, нужно поверить'
(приблизительно о том же - 'принцип со?увствия' С.Мейена): ?тобы понять
смысл, скажем, кладистики, нужно для на?ала поверить в то, ?то он в ней
есть (а не поверивши, рискуешь превратиться из критика в 'критикана': не
понял, потому ?то (равно как и поэтому) уверен - гадость).
Если систематика - наука, то она современна в той мере, в какой ее
содержание отве?ает требованиям современной сциентологии. Каковые
требования, однако, не определены однозна?но и тем самым допускает разное
понимание того, ?то есть современная систематика. Но они однозна?но
допускают понимание того, ?то эта последняя преходяща. Систематика, как и
всякий нау?ный подход, адресующий свои вопросы не столько сознанию, сколько
объективной реальности, развивается по принципу обратной связи между
субъектом и объектом познания. Более глубокое проникновение в онтологию
вле?ет за собой изменение картины мира, ?то вле?ет за собой возможность
постановки новых вопросов, поиски ответов на которые влекут за собой
изменения в гносеологии, ?то вле?етза собой более глубокое проникновение в
онтологию, ?то вле?ет... и т.д. Поэтому будущая систематика станет для
своего будущего времени современной, даже если приведенный здесь критерий
современности содержательно станет иным (я не думаю, ?то он вовсе будет
отменен). Соответственно, нынешняя современная станет 'пережитком
прошлого'.

ЛИТЕРАТУРА

Беклемишев В.Н. Методология систематики. Москва: KMK Press, 1994: 250 с.
Вартовский М. Модели: репрезентация и нау?ное понимание. М.: Мир, 1988. 783
с.
Далин В.Я. Критика антропоморфизма в биологии // Система, симметрия,
гармония. М.: Мысль, 1988. С. 144-156.
Елькин Ю.А, Системные и эмпирико-статисти?еские подходы при изу?ении
фитоценозов // Растения и промышленная среда. Свердловск: изд. УГУ, 1992.
С. 7-27.
Заренков Н.А. Теорети?еская биология. М.: изд. МГУ, 1988. 212 с.
Заренков Н.А. Понятие жизни и особенности биологи?еской
классификации//Классификации в современной науке. Новосибирск: Наука, 1989.
С. 101-119.
Иорданский Н.Н. Макроэволюция: системная теория. М.: Наука, 1994. 111 с.
Кордюм В.А. Эволюция и биосфера. Киев: Наук. думка, 1982. 264 с.
Кураев В.И., Лазарев Ф.В. То?ность, истина и рост знания. М.: Наука, 1988.
236 с.
Леви-Стросс К. Первобытное мышление. М.: Республика, 1994. 384с.
Леви? А.П. Тезисы о времени естественных систем//Темпоральные аспекты
моделирования и прогнозирования экологии. Рига, 1986. С. 31-66.
Любарский Г.Ю. Биостилистика и проблема классификации жизненных форм//Журн.
общ. биол., 1992, 53, 5: 649-661.
Любарский Г.Ю. Метод общей типологии в биологи?еском исследовании. 1.
Сравнительный метод//Журн. общей биологии, 1993а, 54, 4: 408-429.
Любарский Г.Ю. Метод общей типологии в биологи?еском исследовании. 2.
Гипотетико-дедуктивный метод//Журн. общ. биол., 1993б, 54, 5: 516-527.
Любарский Г.Ю. Взаимоотношения таксономии и эволюционной теории: эманация и
эволюция//Журн.общ.биол., 1996 57, 4:
Любищев А.А. Проблемы формы, систематики и эволюции организмов. М.: Наука,
1982: 277 с.
Мейен С.В. Таксономия и мерономия//Вопросы методологии в геологи ?еских
науках. Киев: Наук. Думка, 1977. С. 25-33.
Мейен С.В., Шрейдер, Ю.А. Методологи?еские аспекты теории
классификации//Вопр. филос., 1976, 12: 67-79.
Никифоров А.Л. Философия как ли?ный опыт//Заблуждающийся разум? М.:
Политиздат, 1990. С. 296-327.
Павлинов И.Я. Две концепции взвешивания в систематике: взвешивание
признаков и взвешивание сходства//Журн. общ. биол., 1988, 49, 6: 752-764.
Павлинов И.Я. Методы кладистики. М.: изд. МГУ, 1989. 119 с.
Павлинов И.Я. Кладисти?еский анализ. М.: изд. МГУ, 1990. 159 с.
Павлинов И.Я. О формализованных моделях в филогенетике//Сб. трудов Зоол.
муз. МГУ, 1992а. Т. 29. С. 223-246
Павлинов И.Я. Есть ли биологи?еский вид, или в ?ем 'вред'
систематики//Журн. общ. биол., 1992б, Т. 53, 5: 757-767.
Павлинов И.Я. Классификация как гипотеза: вхождение в проблему// Журн. общ.
биол., 1995, 56, 4: 411-424.
Павлинов И.Я. Про 'эманизацию' кладистики (по поводу статьи А.А.Позднякова
'Основания кладистики: крити?еское исследование') // Журн. общей биологии,
1996, 57, 4:.
Раутиан А.С. Палеонтология как исто?ник сведений о закономернос тях и
факторах эволюции//Современная палеонтология, т. 2. Москва: Недра. 1988. С.
76-117.
Розова С.С. Классификационная проблема в современной науке. М.: Наука,
1986. 222 с.
Россолимо О.Л. Новые методы систематики и музейные коллекции: проблема
взаимодействия//Совещ. 'Стратегия изу?ения биоразнообразия наземных
животных'. Москва, ноябрь 1994. Доклад на совещании.
Рьюз М. Философия биологии. М.: Прогресс, 1977. 317 с.
Са?ков Ю.В. Введение в вероятностный мир. М.: Наука, 1971. 205 с.
Уайтхед А.Н. Избранные работы по философии. М.: Прогресс, 1990. 717 с.
Урманцев Ю.А. Что может дать биологу представление объекта как системы в
системе объектов того же рода//Журн. общ. биол., 1978, 39: 699-718.
Целищев В.В. Философские проблемы семантики возможных миров. Новосибирск:
Наука, 1977. 190 с.
Чайковский Ю.В. Элементы эволюционной диатропики. М.: Наука, 1990. 270 с.
Черных В.В. Проблема целостности высших таксонов. М.:Наука, 1986. 143 с.
Шаталкин А.И. Теория систем и таксономия//Журн. общ. биол., 1978, 39, 6:
829-839.
Шаталкин А.И. Методологи?еские аспекты применения математи?еских методов в
систематике//Теория и методология биологи?еских классификаций. М.: изд.
МОИП, 1983 С. 46-55.
Шаталкин А.И. Иерархия в систематике: теоретико-множественная модель//Журн.
общ. биол. 1995, 56, 3: 277-290.
Юдин К.А. О понятии 'признак' и уровнях развития систематики животных//Тр.
Зоол. ин-та АН СССР, 1974, 53: 5-29.
Abbott L.A., Bisby F.A., Rogers D.J. Taxonomic analysis in biology. N.Y.:
Columbia univ. Press. 336 p.
Bock W. Foundations and methods of evolutionary classification//Major
patterns in vertebtate evolution. N.Y.: Plenum Press, 1977. P. 851-895.
Brady R.H. On the independence of systematics//Cladistics, 1985, 1, 2: 113-
126.
Brooks D.R., Wiley E.O. Evolution as entropy. Chicago: Univ. Chicago Press,
1986. 335 p.
Buck R.C., Hull D.L. The logical structure of the Linnean hierarchy//Syst.
Zool., 1966, 15, 1: 97-111.
Cain A.J. Logic and memory inLinnean system of taxonomy //Proc. Linn. Soc.
London, 1958, 169, 1-3: 144-163.
Cain A.J. Post-Linnean development of taxonomy//Proc. Linn. Soc. London,
1959, 170, 1-3: 234-244.
Cain A.J., Harrison G.A. An analysis of the taxonomist's judgement of
affinity//Proc. Zool. Soc. London, 1958, 131, 1: 85-98.
Cavalli-Sforza L.L., Edwards A.W.F. Phylogenetic analysis: models and
estimating procedure//Evolution, 1967, 21, 3: 550-570.
Cracraft J. Species concept and speciation analysis// Current Ornithol.,
1983, 1: 159-187.
Eldredge N., Salte S.N. Hierarchy and evolution// Oxford Surv. Evol. Biol.,
1984, 1: 184-208.
Gilmour J.S.L. Taxonomy and phylosophy//The new systematics. L.: Oxford
Univ. Press, 1940. P. 461-474.
Gould S.J., Raup D.M. et al. The shape of evolution: a comparison of real
and random clades//Paleobiol., 1977, 3, 1: 23-40.
Gregg J.R. The language of taxonomy. N.Y.: Columbia Univ. Press, 1954. 71
p.
Hull D.L. Are species really individuals?//Syst. Zool., 1976, 25, 1: 174-
191.
Hull D.L. A matter of individuality//Phil. Sci., 1978, 45, 2: 335-460.
Hull D.L. Science as a process. Chicago: Chicago Univ. Press, 1990. 586 p.
Kafanov , Sukhanov. Why are there so few large ganera//Журн. общ. биол.,
1995, 55, 2: 141--151.
Kemp T.S. Models of diversity and phylogenetic reconstruction//Oxford Surv.
Evol. Biol., 1985, 2: 135-158.
McClendon J.H. The evolution of the chemical isotops as an analog of
biological evolution//J. Theor. Biol., 1980, 26, 2: 113-128.
Minelli A. Biological systematics. The state of the art. L.: Chapman &
Hall, 1994. 387 p.
Minelli A., Fusco G., Sartori S. Self-similarity in biological
classifications//Bio-Systems, 1991, 26, 1: 89-97.
Neff N.A. A rational basis for a priori character weighting//Syst. Zool.
1986. V. 35. No 1. P. 110-123.
Panchen A.L. Classification, evolution, and the nature of biology.
Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1992. 398 p.
Patterson C. The impact of evolutionary theories on systematics//Prospects
in systematics. Oxford: Clarendon Press, 1988. P. 59-91.
Patterson C., Smith A.B. Periodicity in extinction: the role of
systematics//Ecology, 1989, 70, 4: 802-811.
Pavlinov I.Ja., Hoffmann R.S. On the reality and structure of biodiversity
// Abstr. 4th Internat. Congr. Syst. Evol. Biol. College Park (MD, USA):
119.
Pavlinov I.Ja., Puzachenko Yu.G. et al. To zipf or not to zipf, or why are
there so few scientists supposing there are no genera in the nature at
all?//Журн. общ. биол., 1995, 56, 1: 152-158.
Purvis A., Gittleman J.L., Luh H.-K. Truth or consequences: effect of
phylogenetic accuracy on two comparative methods//J. Theor. Biol., 1994,
67, 1: 293-300.
Rosenberg A. The structure of biological Science. N.Y.: Cambridge Univ.
Press, 1985. 280 p.
Schroeder M. Fractals, chaos, power laws: minutes from an infinite
paradise. N.Y.: Freeman & Co, 1991. 410p.
Simpson G.G. Principles of animal taxonomy. N.Y.: Columbia Univ. Press,
1961. 247 p.
Sokal R.R., Sneath P.H.A. The principles of numerical taxonomy. San
Francisco: Freeman & Co., 1963. 359 p.
Vaupel K.J.S. Phylogenetic analysis and its foundations //Systematics and
evolution: a matter of diversity. Utrecht: Utrecht Univ. Press, 1987. P.
159-172.
Wiley E.O. Phylogenetics: the theory and practice of phylogenetic
systematics. N.Y.: John Wiley & sons. 1981. 439 p.
Woodger J.H. The axiomatic method in biology. Cambridge: Cambridge Univ.
Press, 1937. 174 p.