Документ взят из кэша поисковой машины. Адрес оригинального документа : http://www.prof.msu.ru/publ/balk/004.htm
Дата изменения: Fri Jul 9 11:02:08 2004
Дата индексирования: Mon Oct 1 20:53:04 2012
Кодировка: koi8-r
Поисковые слова: внешние планеты
УГРОЗЫ И ВЫЗОВЫ МИРОПОРЯДКУ НА ПОРОГЕ ТРЕТЬЕГО ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ

Ольга Воркунова

УГРОЗЫ И ВЫЗОВЫ МИРОПОРЯДКУ НА ПОРОГЕ ТРЕТЬЕГО ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ

Threats and Challenges to the World Order on the Eve of the Third Millennium. Olga Vorkunova

    События 20-го столетия изменили многие представления о закономерностях развития человеческих ассоциаций. Привычные толкования процессов, происходящих в человеческом обществе, не давали ответа на главный вопрос, куда движется человечество, какова цель развития современного государства и какая стратегия наилучшим образом отвечает достижению поставленной цели.
    В постконфронтационный период изменились представления о содержании безопасности как в научном сознании, так и на бытовом уровне. Разумеется, этот процесс носил не одномоментный характер. Разработка новых концепций безопасности велась в научном сообществе на протяжении всего послевоенного периода. Достаточно упомянуть такие новаторские подходы, как концепция "Сообщества безопасности" (security community, 1957) Карла Дойча или концепция "Безопасность для всех" (common security) Улофа Пальме.
    Очевидно, безопасность - это сочетание условий, при котором сохраняется способность современного государства к динамической упорядоченности и самоподдержанию. Такое состояние государства можно определить как стабильность. Однако собственно явление стабильности занимает лишь определенный период в развитии любого государства, характеризующийся накоплением как качественных признаков для перехода на новую ступень развития, так и противоречий и конфликтного потенциала для подобного перехода.
    Соответственно, определение безопасности включает в себя два уровня:

и три измерения:

    Отличительными чертами нового подхода к проблемам безопасности стало понимание ее комплексного характера, уменьшение военного и усиление гражданского и невоенных аспектов безопасности, фрагментация концепции безопасности путем разделения понятия на тематическую компоненту (экологическая, экономическая, социальная, культурная безопасность) и безопасность по признаку ее принципиальной основы, в том числе целей, стратегии, принципов и способов достижения (коллективная безопасность, кооперативная безопасность или безопасность сотрудничества, всеобъемлющая безопасность, безопасность для всех, сообщество безопасности, превентивная безопасность).
    Формирование качественно нового конгломерата государств в западной части Европы подготовило почву для возникновения мировоззрения, в котором общие интересы союза государств постепенно начинают занимать приоритетное место в шкале ценностей, отодвигая национальные интересы на второй план.
    Но наряду с этим по-прежнему преобладает инерционность старого мышления, исходящего из приоритета национально-государственных интересов перед необходимостью защиты субрегиона, региона или нового миропорядка. Такое кажущееся противоречие на самом деле отражает естественную расстановку сил и сложную конфигурацию современной системы международных отношений, субъектами которой являются весьма разные по уровню своего развития социально-территориальные образования, именуемые современными государствами.
    С другой стороны, существующие механизмы и институты обеспечения безопасности безнадежно устарели и отражают умонастроения первых послевоенных лет с их идеологией верховенства победителей над побежденными, хотя мир уже давно перерос подобную дихотомию. Более того, и в самой среде победителей наметился новый "мирный" раскол на победителей и побежденных в "холодной войне".
    Способность отдельных государств противостоять новым угрозам безопасности и влиять на ход мировых событий традиционными методами внешней политики сокращается. Одновременно с постепенной психологической подготовкой нового европейского мышления обнаружилась полная несостоятельность существующих механизмов отражения угроз безопасности, имеющих общий для европейского конгломерата характер. Видимо, не случайно наиболее часто стала упоминаться в научных дискуссиях концепция кооперативной безопасности. Ее разработка была призвана заполнить вакуум согласованных и координационных действий для отражения угроз общего характера. Причем эти угрозы, будучи в своей основе угрозами внутреннего характера в рамках национального государства, в условиях формирования союза европейских государств приобретали характер угрозы внутренней для всей Европы, но внешней для отдельных ее государств. Иными словами, грани между чисто внутренним и внешним характером угрозы стирались. Это относится к таким вызовам, воспринимаемым как угроза европейской безопасности, как разрушение окружающей среды, неконтролируемые миграционные потоки, рост числа беженцев и вынужденных переселенцев, терроризм и организованная преступность.
    В то же время можно констатировать, что на сегодняшний день европейские страны не осознают общего европейского интереса, который бы формировался под воздействием некоей общей для Европы угрозы или комплекса угроз. И связано это, в первую очередь, с постбиполярным синдромом. В европейских государствах все еще живучи прежние стереотипы, что главная угроза исходит от России, и поскольку со времен "холодной войны" главным гарантом безопасности Европы от российской угрозы были США, то американский компонент остается доминирующим в системах отражения будущих угроз.
    После распада Союза Россия оказалась в ситуации, когда она уже не такая мощная держава, как СССР, но и не царская Россия. Это совершенно новое государство, хотя и расположенное на прежней территории. В то же время восприятие мира в этом новом территориально-государственном образовании остается либо на уровне СССР (Россия - правопреемница СССР), либо Российской империи. Отсюда ностальгия по прошлому, завышенные потребности и неадекватные им возможности. По сути, в своем развитии Россия отброшена назад, и ей требуется осознать себя, свое место в мире и общее направление общественного развития.
    Анализ сменяющих друг друга концепций национальной безопасности суверенной России за истекшие годы (за исключением концепции 2000 г.) показывает, что приоритет в них отдавался невоенным угрозам и политико-дипломатическим возможностям их отражения. Однако отсутствие реальных возможностей отражения угроз невоенными средствами возвращает к прежнему испытанному способу опоры на военную силу, доставшемуся в наследство от Советского Союза. Даже сейчас в сильно подорванном и ослабленном виде военный потенциал России остается достаточным для проведения политики сдерживания и обеспечения национальной безопасности.
    В конечном итоге декларативные утверждения о вторичности непосредственной военной угрозы России сделали свое дело, укрепление боеспособности вооруженных сил утеряло свою актуальность, что привело к их развалу.
    Внутренняя неустойчивость и продолжающаяся борьба за власть между элитами привела к смещению акцентов в определении угроз национальной безопасности, воспринимаемой прежде всего как вызовы властным структурам. В результате шкала приоритетов потенциальных угроз деформировалась в направлении не общего, но корпоративного интереса. На первый план выступила угроза коммунистического реванша, хотя с течением времени ее реальный потенциал стал все более эфемерным.
    Среди внешних угроз регионального уровня приоритетной остается опасность разрастания вооруженных конфликтов на юге России и в Закавказье.
    Сужение возможности обеспечения национальной безопасности России в постбиполярный период связано с незавершенностью внутренней консолидации страны, продолжающейся деиндустриализацией и денаукизацией, а также разрушением системы социальной безопасности. Эти разрывы пытаются компенсировать за счет возможностей отражения угроз регионального уровня, но и здесь стратегия определяется инерционностью и реактивностью. За неимением иных рычагов влияния Россия делает ставку на военно-политические структуры, в том числе на насаждение военных баз на территориях бывших стран постсоветского пространства, формирования военных структур сотрудничества, объединенные миротворческие силы по образу и подобию международных сил ООН. И хотя претензии на миротворческую деятельность России в пределах постсоветского пространства не лишены определенной логики, они воспринимаются с известной долей подозрительности и окровенной враждебности в отдельных странах, бывших республиках СССР.
    Вместе с тем планы по созданию системы коллективной безопасности на постсоветском пространстве остаются единственным средством укрепить свою роль в системе международных отношений, так как роль России в европейских структурах все больше сужается. Фактически, Россию выдавливают из Европы, хотя это делается достаточно деликатно, и окончательно "дверь не закрыта".
    Создание ООН как органа обеспечения глобальной безопасности после второй мировой войны стало значительным шагом вперед по сравнению с Венским конгрессом и Версальской системой. Впервые после войны была преодолена установка на неполное участие субъектов в формировании глобальной системы безопасности. Вместе с тем в структуру нового органа был заложен принцип неравенства при принятии обязывающих решений. Страны-победительницы не смогли удержаться от соблазна закрепить порядок победивших, получивших статус привилегированных постоянных членов Совета Безопасности ООН (статус "великих держав") и право вето. Формирование очередной системы международной безопасности уже в который раз шло по хорошо проторенной дороге закрепления незыблемости формы правления и правящих режимов внутри великих держав и определяющей, диктующей роли этих стран в мире. Порочность подобных принципов рано или поздно должна была взорвать сложившуюся структуру безопасности, что и произошло с окончанием периода "холодной войны", развалом СССР, распадом социалистической системы и сопутствовавшей ей военной организации стран Варшавского Договора.
    К концу 20-го столетия практически для всех участников ООН стало очевидно, что без кардинальной реформы эта организация не сможет далее эффективно выполнять функции отражения угроз международной безопасности. Однако вопреки очевидным истинам, страны-победительницы в "холодной войне" уже в который раз совершают очередную ошибку, сооружая систему безопасности, основанную на закреплении незыблемости демократического правления, консервации западной модели экономического развития, установлении порядка, основанного на делении всех государств на достойных и недостойных участия в коллективной системе евроатлантической безопасности.
    На этом фоне система европейской безопасности формировалась как система положительного взаимодействия в условиях общей угрозы стать театром военных действий (плацдармом военного столкновения) двух сверхдержав. Лишь с окончанием "холодной войны" Европа получила возможность реализовать построение структуры европейской безопасности на принципах обоюдной выгоды, когда обеспечение устремлений одних государств оказываются достижимыми только через удовлетворение потребностей и амбиций других. При этом конфликт между европейскими странами при некоторых условиях возможен, однако поведение субъектов-участников системы европейской безопасности изначально нацелены на профилактику и компромиссное урегулирование конфликтов между ними; общая отдача от сотрудничества для каждого из них существенно превышает любые частные выгоды от конфликта.
    В то же время, механизмы и структура европейской безопасности начали складываться еще в годы "холодной войны". Они были направлены на минимизацию риска военного столкновения двух сверхдержав в Европе и потому носили отпечаток психологии биполярного мира, хотя и при этом декларировалась цель создания единой Европы без аутсайдеров. Система ОБСЕ (СБСЕ до 1995 г.) создавалась не столько как система субъектов, регулирующая и гарантирующая порядок в Европе, сколько как действующая система договоров, соглашений, механизмов, мер и институтов, призванных минимизировать риск войны между США и СССР в Европе, иными словами, противодействовать потенциальной угрозе. С распадом СССР и, соответственно, исчезновением глобальной военной угрозы (поскольку Россия уже не рассматривается США и ведущими европейскими странами в качестве главной военной угрозы) обнаружились все недостатки данной системы и ее несоответствие новым условиям. Она опирается на стабильность элементов системы, то есть субъектов европейской безопасности, причем, на стабильность не как категорию динамического равновесия, но в качестве неизменного и предсказуемого поведения субъекта. Поэтому когда ОБСЕ и Европейский Союз столкнулись с проблемами внутрисистемных (то есть внутриевропейских конфликтов), то оказалось, что их механизмы не приспособлены к решению проблем дестабилизации и конфликтов внутри отдельных европейских государств. Иными словами, существующие органы европейской безопасности должны были решать задачи отражения внешней угрозы при условии безопасности в своем тылу.
    Наличие американского компонента в арсенале обеспечения европейской безопасности, как это ни парадоксально звучит, является тормозом для создания собственно европейских систем безопасности, и связано это, в первую очередь, с главным различием в развитии Европы и США. До тех пор пока США сохраняют свое присутствие в системах европейской и азиатской безопасности, опора на военную силу как средство обеспечения безопасности будет доминировать, хотя это и противоречит характеру будущих угроз.
    И для Европы, и для Азии внутренние угрозы выходят на передний план, в то время как чисто военная сила является средством отражения внешней угрозы. И в Европе, и в Азии до сих пор не пришли к осознанию того, что этап внешней угрозы или горизонтального развития здесь закончен, в то время как для США он продолжается. В этом принципиальное отличие американских интересов от европейских или азиатских.
    Для США внешняя угроза остается главным стимулом развития, а для Европы - наоборот. И до тех пор, пока европейцы не осознают свои общие интересы, системы международной безопасности будут беспомощны в отражении потенциальных угроз.
    Кризис современной системы международной безопасности связан вовсе не с окончанием "холодной войны" и периода конфронтации двух сверхдержав и двух систем, а в переходе Европы к качественно новому уровню развития.
    Концентрация угрозы в период "холодной войны" в области идеологии позволяла избегать распыления сил и возможностей на менее значимые в данном контексте угрозы национальной, региональной и глобальной безопасности. Многие проблемы общественного развития отступали на второй план перед угрозой ядерной войны. Сформулированное в четких выражениях понятие угрозы, будь то империализм или коммунизм, давало ясные ориентиры для выработки стратегии отражения угрозы и формировало стереотипы поведения. Само постоянство угрозы обеспечивало чувство стабильности.
    В условиях трансформации системы международных отношений в постбиполярный период целостность концепции безопасности разных уровней была нарушена, и элемент угрозы приобрел неустойчивый характер. Наряду с угрозами первостепенной важности в современных концепциях безопасности попадаются и второстепенные, носящие локальный характер, как, например, опасность заражения СПИДом или "коровьим бешенством". При этом сумбурность понятий угроз как элементов безопасности была присуща как западным (европейским) экспертам, так и их российским коллегам.
    Современные концепции безопасности в большей мере акцентируют внимание на объектах безопасности, выделяя личность и соответственно отдавая приоритет правам человека и государству в иерархии ценностей. Подобная шкала ценностей соответствует модернистскому западному обществу и вовсе не является универсальной для государств, еще не достигших данной стадии развития.
    Искусственное внедрение элементов культурно-идеологической платформы, не соответствующей данному типу государства, может вызвать серьезные структурные диспропорции, снижение уровня ее защищенности, нарастание противоречий между обществом и государством, а также между основными элементами социальной формации, включая индивидуумов. Все подобные негативные явления могут развиваться в отсутствие необходимых структур и механизмов регулирования. При этом снижается управляемость, контролируемость и предсказуемость происходящих процессов, что ведет к дальнейшей дестабилизации и, впоследствии, к хаосу.
    Система взаимодействия государств или система международных отношений формируется в соответствии с интересами сильнейших, которые и диктуют условия и правила поведения. Так было всегда на протяжении последних тысячелетий. Победители устанавливали порядок, оптимально обеспечивающий их защищенность от реальных и потенциальных угроз. Принципиально новым моментом изменений в период после "холодной войны" стало то, что победители не могут ограничиться навязыванием своего порядка, но вынуждены подумать о формировании системы защиты, учитывающей интересы более слабых партнеров. В противном случае внешняя среда обитания победителей перейдет из разряда потенциальных угроз во вполне реальные угрозы глобальной дестабилизации с неконтролируемыми последствиями передела мира.
    В результате именно в постбиполярный период обозначился процесс, который условно можно назвать неосознанным формированием внешней среды перманентной угрозы для стран Запада. Полагаясь на гарантии внутренней стабильности в форме демократического управления и рыночной экономики, страны Запада больше не опасаются угрозы внутренних конфликтов, подрывающих состояние защищенности. Угроза вооруженного конфликта между странами Запада также отступила на второй план. В то же время четко обозначилась угроза разрушительных внутренних конфликтов по периметру так называемой дуги нестабильности, опоясывающей Европу, а также в странах Африки и Азии.
    Глобальное противоборство двух сверхдержав поддерживало жесткий каркас для слабых государств. С исчезновением этого каркаса стала очевидной угроза деградации и распада сложившихся государств. Образовавшийся вакуум втягивал в воронку конфликтности не только соседние государства, но и региональные державы, и глобальную сверхдержаву США, претендующие на расширение сферы своего влияния и на новый передел мира.
    Иными словами, внешняя среда обитания стран Запада становится с каждым годом все более опасной. Чисто внешне этот процесс проявляется не только в увеличении числа вооруженных внутренних конфликтов и формировании региональных комплексов конфликтности за пределами границ стран Запада, но и в усилении давления со стороны негативных факторов и угроз, имеющих международный характер, таких, как терроризм, неконтролируемая миграция, рост организованной преступности, экологические катастрофы. Примечательно, что перечисленные угрозы являются признаками ослабления мирового порядка и усиления дестабилизационных тенденций.
    Создание ООН как органа обеспечения глобальной безопасности после второй мировой войны стало значительным шагом вперед по сравнению с Венским конгрессом и Версальской системой. Впервые после войны была преодолена установка на неполное участие субъектов в формировании глобальной системы безопасности. Вместе с тем в структуру нового органа был заложен принцип неравенства при принятии обязывающих решений. Страны-победительницы не смогли удержаться от соблазна закрепить порядок победивших, получивших статус привилегированных постоянных членов Совета Безопасности ООН (статус "великих держав") и право вето. Формирование очередной системы международной безопасности уже в который раз шло по хорошо проторенной дороге закрепления незыблемости формы правления и правящих режимов внутри великих держав и определяющей, диктующей роли этих стран в мире. Порочность подобных принципов рано или поздно должна была взорвать сложившуюся структуру безопасности, что и произошло с окончанием периода "холодной войны", развалом СССР, распадом социалистической системы и сопутствовавшей ей военной организации стран Варшавского Договора.
    К концу 20-го столетия практически для всех участников ООН стало очевидно, что без кардинальной реформы ООН эта организация не сможет далее эффективно выполнять функции отражения угроз международной безопасности. Однако, вопреки очевидным истинам, страны-победительницы в "холодной войне" уже в который раз совершают очередную ошибку, сооружая систему безопасности, основанную на закреплении незыблемости демократического правления, консервации западной модели экономического развития, установлении порядка, основанного на делении всех государств на достойных и недостойных участия в коллективной системе евроатлантической безопасности.
    Значительные перемены, происшедшие и продолжающиеся в Европе в постконфронтационный период, создали условия для нового восприятия проблемы региональной безопасности. Разработка новой концепции безопасности современного государства характеризуется комплексным подходом, выявлением качественно новых угроз и общих для европейских стран ценностей. Иными словами, можно сказать, что в 90-е годы формировалось новое европейское мышление, отражавшее западное мировоззрение. Постепенно как в научных кругах, так и на уровне политического руководства европейских государств утверждалась идея о необходимости разработки новой концепции безопасности, которая учитывала бы происшедшие изменения и была обращена в будущее. Новые концепции и переработанные старые, в изобилии появившиеся в ведущих научных журналах Запада в 1989-1999 гг., не давали ответа на вопрос, какая из них может стать универсальной для Европы, в полной мере отвечающей потребностям XXI века.
    Общим положением для концепций национальной безопасности в постбиполярный период стало осознание приоритетности внутренней угрозы перед внешней. В конце XX века проблемы внутренних конфликтов на религиозной и этнической почве выступили на передний план, заслонив собой угрозу мировой или локальной ядерной войны. Вместе с тем нельзя не отметить, что отличительной особенностью дебатов по проблемам региональной безопасности стала фрагментация представлений об угрозах, в которые наряду с действительно существенными попадают и второстепенные, имеющие краткосрочный или локальный характер, например, угрозы, связанные с переходным периодом развития. Тем самым затруднялось определение первоочередных задач во внешней политике отдельных европейских государств, концепция безопасности приобретала неконкретный характер и в операциональном плане становилась невыполнимой.
    Поэтому главной задачей при разработке новой концепции безопасности для Европы оставалось определение рисков и вызовов, носящих фундаментальный характер и потому общих для всех европейских государств.
    Характерным для Запада является представление, что демократия, рыночная экономика, плюрализм и правовое государство - это надежные гаранты стабильного развития и мирного разрешения внутренних конфликтов. Повсеместно признается тот факт, что переходный период для новых независимых государств постсоветского пространства и стран Центральной и Восточной Европы сопряжен с рисками возникновения напряженности, политической нестабильности и внутренних конфликтов. Опыт развития событий на постсоветском пространстве на первый взгляд доказывает это положение. Особенностям развития посткоммунистических стран противопоставляются успехи стабильно демократической Европы с перечислением незыблемых преимуществ:

    Признается также очевидным тот факт, что переход от тоталитарной, однопартийной системы к плюралистической демократии, основанной на верховенстве закона, сопряжен с политической нестабильностью и возникновением внутренних конфликтов. Исходя из этого, в рамках структурной превентивной стратегии предлагается содействовать развитию политического плюрализма, демократии, установлению верховенства закона.
    Нетрудно заметить, что формирование политико-правовых механизмов превентивной дипломатии нацелено на выполнение задач в русле перечисленных представлений Запада о том, как должны развиваться бывшие тоталитарные государства, чтобы сохранить стабильность и избежать внутренних вооруженных столкновений.
    Вместе с тем пока остаются открытыми вопросы, являются ли указанные ценности достаточно эффективными для создания необходимых условий устойчивого и поступательного развития? Является ли достигнутый уровень стабильности в ведущих европейских государствах результатом наличия перечисленных институтов, или же это закономерный период относительного затишья, на смену которому придут - в той или иной форме - серьезные внутренние потрясения, неотвратимость появления которых никакие демократические институты, плюрализм или рыночная экономика не предотвратят? Возникает и другой вопрос, насколько вероятно ускоренное развитие постсоветских и посткоммунистических государств до уровня ведущих европейских держав, учитывая, что им предстоит преодолеть за минимальные сроки путь, пройденный другими странами Европы в течение десятилетий и даже столетий.
    Автоматический перенос западных стереотипов и моделей развития на постсоветское пространство не обязательно приведет к тому, что апробированные институты приживутся на новой почве и дадут ожидаемые результаты и эффекты. В реальности последствия могут оказаться прямо противоположными ожиданиям, и вместо превентивного эффекта они могут стимулировать увеличение конфликтности, рост политической нестабильности, возникновение гражданской войны или регрессию в развитии своего рода подопытных государств. Настойчивое навязывание чужого опыта без учета особенностей развития таких "подопытных" стран чревато серьезными последствиями в глобальном масштабе, так как на нынешнем уровне развития Планеты процессы экономики и политики на глобальном и региональном уровнях взаимопереплетаются.
    Почти религиозная вера в демократию и рыночную экономику как панацею от вооруженных внутренних конфликтов близка по духу идее оказания помощи развиваюшимся странам в целях их быстрейшего демократического развития. Как показал многолетний опыт оказания Западом такой помощи, эта политика не только не сняла проблемы дисгармонии развития стран третьего мира, но и не застраховала их от нарастания внутренних конфликтов и новых проблем, появление которых мало кто прогнозировал при принятии решений об оказании помощи и которые стали следствием проведения именно политики помощи. Это касается, в первую очередь, экологических проблем, вышедших в Африке на уровень экологических катастроф. На нынешнем этапе развития Европа сталкивается с вызовами фрагментации концепции безопасности и национализацией политики безопасности отдельными государствами в условиях отсутствия общей угрозы для европейского региона.
    Несмотря на то, что идеологический раскол Европы преодолен, экономический и социальный разрыв между европейским Востоком и Западом по-прежнему сохраняется и может стать источником политической нестабильности.
    Главной задачей остается совершенствование всего политико-правового механизма в Европе для выполнения задач кризисного урегулирования, предотвращения и разрешения конфликтов. В документах ОБСЕ 90-х годов содержится немало деклараций о необходимости создания новой модели безопасности для Европы, основанной на концепциях общей, всеобъемлющей и кооперативной безопасности. Вместе с тем, как отмечали члены независимой рабочей группы по выработке модели безопасности для будущей Европы, формулировки в большей мере отражали критерии безопасности, чем основополагающие принципы новой концепции.
    Принципиальное отличие постконфронтационного периода состоит в том, что на смену доминирующей глобальной угрозе миру и интересам сверхдержав, пришло огромное число потенциальных угроз меньшего масштаба, но при этом достаточно серьезных по своим последствиям для международного мира и стабильности, затрагивающим интересы многих государств. На первом месте стоят угрозы экологических катастроф и разрушений, не исключены угрозы со стороны так называемых экспансионистских режимов, логика поведения которых определяется личными претензиями лидеров на региональное или мировое господство с возможностью использования ядерного и других видов оружия массового поражения и повышенной точности, а также бактериологического, химического и т.д.; не исключены полностью и войны между государствами в борьбе за ресурсы или территории, разрушение национальных экономик и распад государств, смена молодых демократических режимов, сепаратистские конфликты, внутренние конфликты на религиозной, этнической или национальной почве, этнические чистки и геноцид.
    Следует отметить, что из перечисленных угроз большинство не является чем-то качественно новым, все они неоднократно встречались в истории человечества и не привлекали сплошь и рядом массового внимания, достаточно вспомнить этнические чистки недавнего прошлого или расовые конфликты. Вместе с тем лишь войны с применением ядерного оружия представляют действительно катастрофическую опасность для глобального мира.
    Все остальные угрозы носят локальный характер. В то же время принципиальное отличие восприятия угроз в период "холодной войны" и в последнюю четверть двадцатого века в появлении нового мышления сопричастности или общности интересов государств, прямо не вовлеченных в конфликт, и даже не являющихся приграничными.
    Иными словами, можно выстроить иерархию угроз для мирового порядка, регионального, субрегионального, локального и т.д. Но в условиях взаимосвязанного и взаимозависимого мира любой, даже локальный конфликт может иметь непредсказуемые и неожиданные последствия для международного мира. Поэтому предотвращение конфликтов или, точнее, предотвращение их неконтролируемого развития становится жизненной необходимостью.
    Хотя природа и интенсивность конфликтов могут изменяться в зависимости от места возникновения, ни один регион мира не застрахован от появления насильственных вооруженных конфликтов. Даже стабильная Европа уже стала ареной вооруженного противостояния, и перспективы развития внутренних конфликтов в Европе малоутешительны. То же можно сказать и о внешне благополучных США, где существует потенциальная опасность расового конфликта и распада.
    Структурные изменения, обрушившиеся на систему международных отношений в период после "холодной войны", предоставляют новые возможности для консенсуса, сотрудничества и мира, но в краткосрочной перспективе могут привести к широкомасштабным социальным напряженностям и межгосударственным конфликтам, в результате которых возможны распад государственного образования, насилие и репрессии. По какому сценарию будут развиваться события, зависит от степени эффективности политического управления и механизмов, способных разрешать конфликты на ранней стадии.
    Современные государства вынуждены сотрудничать и взаимодействовать с целью предотвращения угрозы, и система управляема только в том случае, если государства действуют сообща для достижения определенной цели. В этом случае международная система функционирует как носитель безопасности.
    При мирной трансформации конфликтов ключевой проблемой является соотношение полномочий различных уровней власти в обеспечении безопасности: глобальной, региональной, субрегиональной, национальной, в том числе федерации, автономий, областей, городов, поселков и сел.
    Таким образом, должны существовать не только правовые нормы, обеспечивающие глобальную, региональную, национальную безопасность, но и механизмы их реализации, которые включали бы средства для адекватного реагирования на нарушения безопасности.