Документ взят из кэша поисковой машины. Адрес оригинального документа : http://www.philol.msu.ru/~rlc2004/files/sec/12.doc Дата изменения: Mon Mar 29 00:00:00 2004 Дата индексирования: Sat Dec 22 05:31:55 2007 Кодировка: koi8-r Поисковые слова: закон вина

Секция XII.

Словообразование русского языка


Словообразовательная система как дискурсивное взаимодействие гнезд и типов
Л. А. Араева, М. А. Осадчий
Кемеровский государственный университет
sovet@kemsu.ru
культура, семиозис, речемыслительная деятельность, деривация
Summary. We see word-formation as human activity, cultural process;
derivation models (and derivation system totally) as means interpretation
of the world, means organizing of meaning. This linguistic aspect is
connected with philosophy of human.


Функционирование языковой формы всецело обусловлено деятельностной
спецификой языка, являющегося одной из форм культурной деятельности,
интеллектуального поведения человека в бытии. Таким образом, язык, как
«аналитический метод» (Э. Б. де Кондильяк), является глобальной
речемыслительной деятельностью - деятельностью направленной и системной. Мы
будем называть речемыслительный процесс дискурсивным, а дискурсом
конкретный процесс речемысли и ее результат.
Дискурсивный аспект деривации позволяет анализировать деятельностность
языковой формы, которая способна проявлять такие семиотические свойства,
как диффузность и компактность. Диффузность выражается в том, что слово
вливается в речемыслительный процесс и, с одной стороны, становится его
частью, наряду с другими языковыми формами, с другой - вбирает в себя этот
дискурс, расширяется за счет него. Например, на вопрос о том, кто такой
банник, языковой носитель отвечает: «Банник // так это леший такой / в бане
живет / человек такой / маленький / лохматый // в бане шалит / упарить
иногда там может // дверь в баню запрет / и кричи караул // вот у меня
случай.». В этом дискурсе можно наблюдать, как языковая форма банник
участвует в речемыслительной деятельности, наряду с другими формами, и в то
же время данный дискурс является развитым наполнением слова банник,
реализацией его дискурсивных потенций. Как видим, дискурс приведен не
полностью, языковая форма банник в данном случае продолжает расширяться.
Наряду с диффузностью языковая форма проявляет и компактность,
заключающуюся в том, что данная дискурсивная деятельность направлена,
организована, предсказуема, т. е. протекает «в рамках». «Рамками» языковой
формы банник является его словообразовательная форма. Действительно, данный
дискурс порожден напряжением между формами банник и баня, является
заполнением речемыслительного пространства между ними. Дискурс организован
спецификой функциональных отношений между банником и баней, сформирован и
ограничен этими отношениями. Таким образом, словообразовательная форма
дискурсивна, многомерна и системна.
Словообразовательное гнездо является не констатацией генетической
связанности слов, а сообществом кофункционирующих в речемыслительной
деятельности языковых форм, для которых взаимная соположенность является
онтологически значимым фактором, условием их участия в речемышлении. При
таком рассмотрении словообразовательное гнездо приобретает статус
дискурсивного единства языковых форм, заключающегося, с одной стороны, в их
потенциальной речемыслительной связанности, с другой - в их совместном
участии в формировании конкретного дискурса (ср.: Пастух рано утром гонит
скот на выпаса // там он их пасет // ему подпасок помогает пасти).
Дискурсивная связанность может остаться в потенции. Активация гнезда в
одном дискурсе довольно редкое явление. Однако членам гнезда достаточно
быть потенциально связанными дискурсивными нитями. Важнейшая задача гнезда
- оформить связность той или иной онтологической ситуации. Языковая
деривация реализует идею связного видения бытия (например: корова телится в
телятнике, на свет появляется теленок, все это называется отелом, а корова
стельной). В таком гнезде нет смысла искать генетическую вершину, это не
значимо для речемыслительной деятельности. На первый план выступает
синхроническая взаимная детерминация языковых форм.
Словообразовательное гнездо, основанное на семиотическом принципе
метонимии (т. е. сближении в сознании человека образа-мотивирующего и
образа-мотивированного в процессе познания мира), в строгом смысле
раскрывает только одну сторону данного принципа, а именно сам факт
сближения двух форм-образов. Однако значимого сближения не произойдет, если
будет ценностен только сам факт сближения. В самом деле, для чего
собственно человеку сближать в своем сознании человека и карты без видимой
на то причины? Однако причина есть, и кроется она в способе сближения.
Таким образом, ценностен не только сам факт метонимии, но и качество
метонимизации. Картежник возник как отдельно увиденная данность потому, что
для познающего субъекта (понимаем широко) оказалась значима не просто
близость человека и карт (карты в руки берут многие), но то, что человек
является по отношению к картам профессиональным деятелем, а карты для него
профессиональный объект, функциональная характеристика. Качество метонимии
задается уже не гнездом, а типом. Другими словами, мотивирующее и
мотивированное как соположенные данности находятся в «юрисдикции» гнезда, а
то, как мотивирующее и мотивированное друг по отношению к другу
организованы, - результат работы типа. Условно это можно показать так: 'п а
р о м щ и к - это тот, кто работает на п а р о м е'. В приведенной
формулировке словообразовательного значения синтезированы два начала -
гнездовое (текст, выделенный разрядкой) и типовое (текст, выделенный
курсивом). Следовательно, каждый словообразовательный тип можно определить
как модус (способ) семиотической метонимии. Так, словообразовательный тип
«с + -ник» (кроме прочих способов) организует мотивирующее и мотивированное
как профессионального деятеля по отношению к объекту его действия (печник),
а тип «с+-анн-» придает мотивирующему статус сущности, являющейся важнейшим
компонентом признака (оформленного мотивированным словом) чего-либо
(деревянный).
Типовые способы метонимизации можно назвать пропозициями, в определенной
степени абстрактными принципами организации, применяемыми к конкретным
случаям. Данное терминологическое допущение основано на важнейшем признаке
пропозиции - идее связности элементов в контексте определенного
функционального единства. Типовой способ метонимизации является сценарием;
конкретные мотивирующее и мотивированное взаимно наделяются определенными
ролями, предусмотренными данным типом. Таким образом, словообразовательное
гнездо организовано типами. Дискурсивная структура гнезда синтезирует
конкретное и типизированное: гнездо является виденьем онтологической
ситуации, в которой задействованы и взаимно организованы конкретные формы-
образы, однако отношения между членами гнезда заданы типизированными для
русского сознания пропозициями - ограниченным числом словообразовательных
типов. Следовательно, словообразовательный тип является носителем
национально-специфического стандартизирующего начала. Деривация, в
частности, и словообразовательная система, в целом, эксплицируют сущностные
свойства семиозиса (динамичность, метонимичность, системность),
синтезирующего все аспекты человеческой деятельности, которые могут быть
названы культурными.
Слово и время

(из истории одной словообразовательной модели)
Л. А. Баранова
Крымский государственный медицинский университет им. С. И. Георгиевского,
Симферополь (Украина)
labara948@hotmail.com
отрицательные префиксы, развитие новых значений
Summary. Russian verbs and verbal nouns with the prefixes де- and раз-
/ рас- are investigated in the article. Analisis of their using proves
that some verbs of that group developed the new meaning which was not
fixated in the dictionaries.


Исследование языка прессы позволяет выявить особенности функционирования
языковых единиц в контексте времени, его духа и событий. На сломе
исторических эпох зримо меняются многие лексико-семантические и
стилистические характеристики языка: актуализируются различные средства
выражения экспрессии, возникает множество неологизмов, развиваются новые
значения слов. Все эти явления наблюдаются и в языке прессы рубежа 1980-
1990-х гг., характеризовавшегося высоким общественным интересом к
неизвестным фактам истории, критикой и отрицанием предшествующего
исторического опыта. Весьма наглядно такого рода языковые процессы
прослеживаются на примерах функционирования в прессе указанного периода
глаголов и отглагольных существительных с префиксами де- и раз- / рас-.
Как известно, глаголы и отглагольные существительные процессуального
характера с указанными префиксами имеют ряд близких значений (действие,
противоположное названному мотивирующим словом, аннулирующее его результат;
отсутствие, устранение и др.), но представляют собой разные
словообразовательные типы. Так, префикс де- встречается обычно в словах с
иноязычными основами и словообразовательными формантами. Данный
словообразовательный тип продуктивен в научно-технической терминологии и
газетно-публицистической речи, что подтверждается данными словарей новых
слов и значений и наблюдениями над прессой указанного периода, в которой
отмечено значительное число слов, образованных по данной модели, и с
иноязычными, и с русскими мотивирующими основами (декриминализация,
деидеологизация, деполитизация, десоветизация и под.) В стилистических
целях в определенном контексте образовывались окказионализмы с
нехарактерными для данной модели корнями, значение которых раскрывалось и
конкретизировалось в контексте (десталинизация, дебрежневизация и под.).
Префикс раз- / рас-, выражая значение обратного действия, используется, как
правило, в словах исконно русских. Немногочисленные случаи употребления
префикса раз- / рас- в несвойственной для него словообразовательной модели
с иноязычными формантами свидетельствует лишь о близости значений данных
префиксов и их неоправданном смешении (расбюрократизация,
расколлективизация). Словообразовательная модель с префиксом раз- / рас- в
значении уничтожения результата действия, названного мотивирующим глаголом,
также продуктивна в языке публицистики указанного периода, давшей
значительное количество неологизмов (главным образом, окказиональных) с
данным префиксом: распустынивание, раскультуривание и под. Наблюдения
показывают, что в ряде новых слов префикс раз- / рас- развил новое
значение, не зафиксированное словарями. Так, получившее широкое
распространение в прессе конца 1980-х гг. словосочетание раскрестьянивание
крестьянства вызвало характерный для языка прессы процесс словопроизводства
по аналогии, который Г. Я. Солганик определил как «серийное заражение», и
положило начало целому ряду аналогичных новообразований: разрабочивание,
распровинциальнивание и под. Анализ употребления приведенных слов в
контексте показывает, что значение слов с раз- / рас- во всех этих случаях
не может быть истолковано только как обозначение «обратного действия»,
«прекращения действия, состояния», «уничтожения результата предшествующего
действия», то есть ни одно из предлагаемых словарями толкований не
исчерпывает объема их значений. Здесь речь идет не о процессе уничтожения
результатов обратного действия (поскольку не существует процесса
«орабочивания» и под.), а скорее о процессе уничтожения, разрушения, отмены
или утраты свойств, качеств, особенностей, присущих ранее кому- или чему-
либо, либо принадлежности к чему-либо. При этом связь данного процесса с
обозначенным через именную основу носителем утрачиваемых свойств может быть
эксплицирована в однокоренном объекте (расказачивание казачества,
расчеловечивание человека, размосковливание Москвы) либо выражена
имплицитно. Именной характер мотивирующей основы может служить и формальным
показателем развития нового значения в такого рода образованиях, поскольку
слова с префиксом раз- / рас- со значением обратного действия мотивируются
глагольными основами. Следует отметить, что значение утраты свойств
приобретают и некоторые слова с префиксом де- (деперсонализация,
дефеминизация). На базе рассмотренного значения в словах с данными
префиксами в определенном контексте могут развиваться новые, переносные
значения. При этом предполагается наличие в языковом сознании читателя фона
восприятия данного слова в ряду аналогичных. Развитие вторичного,
переносного значения у некоторых слов данной группы свидетельствует, на наш
взгляд, о ее семантической продуктивности. Включая как слова, вошедшие в
узус, так и многочисленные окказионализмы, образованные по аналогии, данная
группа представляет собой открытый ряд.
Глаголы и отглагольные существительные с указанными префиксами,
мотивированные глаголами и имеющие значение уничтожения результата
предшествующего действия, широко представлены как во всех основных толковых
словарях русского языка, так и в словарях новых слов и значений. Что же
касается глаголов и отглагольных существительных, мотивированных
существительными и имеющих значение лишения свойств или принадлежности к
чему-либо, необходимо отметить, что наличие данной семантической группы
почти не отражено в словарях. В толковых словарях советского периода
зафиксирован лишь один глагол, имеющий значение, близкое к описанному:
раскулачить. Несколько окказионализмов представлены в словарях новых слов и
значений: распустынивание, расчеловечение.
Описанные явления были весьма активны в языке прессы указанного периода,
модель казалась развивающей продуктивность быстрыми темпами, образованные
по ней серийные неологизмы отражали дух эпохи отрицания старого, его
низвержения и разрушения. Отмеченные высокой степенью экспрессивности,
эмоциональной окрашенности, обладающие значительным стилистическим
потенциалом, подобного рода новообразования были очень популярны в языке
СМИ, некоторые из них имели достаточно высокую частотность общественного
употребления. Однако уже по прошествии полутора десятков лет можно
констатировать, что в изменившемся обществе, сменившем идеологические и
социально-политические ориентиры, описанная модель в значительной степени
утратила продуктивность, и образования подобного типа ныне почти не
встречаются в языке современной прессы, за исключением немногочисленных
вошедших в узус слов, отвечающих новым реалиям и не отягощенных вчерашними
идеологическими и политическими коннотациями.
Частеречные различия в распределении корневых алломорфов
Т. В. Ващекина
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова
vascjulia@yandex.ru
чередования в корне, части речи, словообразование
Summary. The variation of allomorphs' roots in the chain of word-formation
depends on different parts of speech on various stages of word-formation in
the composition of word-formation chains.


Категориальная связь между звучанием и значением слова, о которой писала
Л. Г. Зубкова [1; 2], явно обнаруживается в звуковой форме корня, в
частности в такой дистрибуции выделенных групп алломорфов по частям речи,
когда одна группа алломорфов закрепляется за одной частью речи, другая
(другие) - за другой.
Распределение алломорфов различных групп в основных частях речи
опровергает представление, будто «сама структура морфем и формы их
сцепления в слове, типы их фонетической адаптации. не зависят от
распределения слов по частям речи» [3, 114].
В системе собственно-знаменательных изменяемых частей речи русского языка
имена и глаголы противопоставлены не только функционально, семантически и
грамматически, но и с точки зрения алломорфного варьирования морфем,
несмотря на полифункциональность последних и отсутствие жесткой
закрепленности одних корней за именами, других - за глаголами.
Известно, что во многих языках с более или менее развитой морфологией
глагол имеет фузионное строение, имя - агглютинативное.
Судя по характеру алломорфного варьирования корня, такое противоположение
имеет место и в русском языке. Об этом свидетельствуют частеречные различия
в распределении основных, фонетически обусловленных, морфологически
обусловленных, а также морфологически и фонетически обусловленных
алломорфов.
Прежде всего названные различия касаются соотношения фонетически
обусловленных алломорфов, с одной стороны, и морфологически обусловленных
чередований - с другой. Фонетически обусловленные алломорфы, претерпевшие
автоматические модификации под действием синхронических фонетических
законов и потому легко предсказуемые, более частотны в именах, причем у
прилагательных особенно на 0-II ступенях, у существительных - на III-V
ступенях. Морфологически обусловленные алломорфы, необъяснимые действующими
в синхронии фонетическими законами и потому непредсказуемые,
немотивированные, более частотны в глаголах, за исключением III ступени.
Поскольку преобладание предсказуемых альтернирующих морфов характеризует
агглютинативную тенденцию, а преобладание непредсказуемых альтернирующих
морфов типично для фузионного строя [4, 135-136], то указанные различия в
дистрибуции алломорфов говорят о действии в именных формах русского языка
агглютинативной тенденции, а в глагольных формах - фузионной. Этот вывод
вполне согласуется с наблюдениями В. В. Виноградова, отмечавшего
«спаянность всех морфологических элементов, "фузионность" морфем в
структуре глагольного слова» [5, 351] в отличие от имени.
Весьма показательно для определения ведущей грамматической тенденции и то,
какие типы алломорфов наименее характерны для разных частей речи. Последнее
место в иерархии выделенных типов у имен - как в целом, так и на отдельных
ступенях словообразования: у существительных - на 0-III, у прилагательных -
на 0-I - занимают алломорфы, модифицированные в наибольшей степени -
одновременно и морфологически и фонетически. У глаголов же сильнее всего
ограничено употребление основных алломорфов, более типичных для свободных
корней, но не для связанных.
В силу большей синтетичности и грамматичности глагольного слова по
сравнению с именем глагольный корень чаще бывает связанным и чаще
подвергается одновременному воздействию фонетических и морфологических
модификаций. Поэтому алломорфы, обусловленные фонетически и морфологически,
у глаголов конкурируют по частоте с морфологически обусловленными
алломорфами, а основной вид морфемы обнаруживается реже, чем в именных
частях речи - либо обеих (на 0-I ступенях), либо в одной из них (на IV-V
ступенях). Материальное совпадение корня с одной из словоформ также более
характерно для имен. Отсюда широкая представленность в их составе основных
алломорфов, особенно в исходных именах существительных.
Степень указанного противоположения имен и глаголов зависит от их
словообразовательной структуры. Наиболее последовательно оно выдерживается
в исходных словах и на низких ступенях словообразования - первой и второй.
Здесь разграничены все три части речи: в именах существительных первый
ранг занимают основные алломорфы, в именах прилагательных - фонетически
обусловленные; в глаголах же на 0 ступени первый ранг принадлежит
морфологически обусловленным алломорфам, а на I и II ступенях - алломорфам,
обусловленным как морфологически, так и фонетически. На всех этих ступенях
глаголы в сравнении с именами имеет наименьшую частоту основных и
фонетически обусловленных алломорфов и наибольшую частоту алломорфов,
обусловленных либо только морфологически, либо и морфологически, и
фонетически. На другом полюсе по употреблению основных алломорфов
оказываются существительные, по употреблению фонетически обусловленных
алломорфов и алломорфов, обусловленных морфологически, - прилагательные.
На последующих ступенях сходное с описанным противоположение имен и
глаголов обнаруживается нерегулярно. В ряде случаев здесь происходит
сближение глаголов с прилагательными и тогда можно говорить о
противоположении существительных признаковым частям речи. Наконец, не
исключена и смазанность частеречных различий.
Таким образом, алломорфное варьирование корня явно зависит от
распределения слов как по частям речи, так и по ступеням словообразования.
Литература
1. Зубкова Л. Г. Фонетическая организация текста как выражение межуровневых
связей в системе языка // Исследования целого текста. М., 1986.
2. Зубкова Л. Г. Фонологическая типология слова. М., 1990.
3. Ярцева В. Н. О принципах определения морфологического типа языка //
Морфологическая типология и проблема классификации языков. М.; Л., 1965.
4. Кубрякова Е. С. Морфологическая структура слова в современных германских
языках // Морфологическая структура слова в индоевропейских языках. М.,
1970.
5. Виноградов В. В. Русский язык (грамматическое учение о слове). М., 1972.

Мотивированные наименования лица в русском языке XIX-XX вв. в их истории
В. М. Грязнова
Ставропольский государственный университет
psycho-lingvo@stavsu.ru
личные существительные, семантика, прагматика, динамика
Summary. In this report are reseached the changes in semantics and
pragmatics of the motive personal appellation, conditional by socio-
cultural reasons on materials of russian language from the I part of the
XIX century.


Вторая половина ХIХ в., отмеченная значительным развитием научной мысли,
появлением большого количества трудов по философии, психологии,
естествознанию, медицине, физике, химии, характеризуется как расширением и
обогащением литературного языка, так и целым рядом изменений в его лексике,
семантике, прагматике. Остановимся на некоторых изменениях в значении
мотивированных наименований лица, обусловленных социокультурными причинами.
1. В значении ряда отсубстантивных личных имен в русском языке первой
половины ХIХ в. компонент «род занятий» выражается синкретично:
одновременно актуализировались два конкретизатора этого компонента, чаще
всего это такие конкретизаторы, как «продает по роду занятий» и
«изготовляет по роду занятий»: крендельщик - делающий и продающий крендели,
лимонадчик - делающий и продающий лимонад, а также аналогично сбитенщик,
ламповщик, часовщик, спичник, блесточник, булочник,, вафельник, ведерник и
т. п. (по данным Сл. 1847 г.). Подобные толкования, в которых не
дифференцированы функции изготовляющего и продающего, отражают частичное
сохранение в производственных отношениях пер. пол. ХIХ в. мелкого ручного
производства, ремесла.
Во второй половине ХIХ в. и в ХХ в. в результате продолжающегося процесса
разделения труда и вытеснения ручного труда машинным происходит дальнейшее
сокращение ремесла, хотя полностью мелкое ручное производство не исчезает.
Этот процесс отразился и в значении названных отсубстантивных имен.
Современные словари, как правило, толкуют подобные лексемы так, что
компонент «род занятий» является несинкретичным, выраженным каким-либо
одним конкретизатором.
2. В языке первой половины ХIХ в. существовала определенная группа личных
имен, называющих человека по его одежде, материалу, из которого сшита
одежда, обуви, головному убору: кафтанник, скуфейник, фрачник, заплатник,
лохмотник, лоскутник, бархатник, балахонник, сермяжник, рясник, картузник,
вицмундирник, сюртучник. По стилистической характеристике эти
существительные относились к разговорной, иногда просторечной лексике.
Многие из личных имен бытовали также в качестве прозвищ того или иного
сословия, социальной группы: кафтанник, лапотник, балахонник, сермяжник
(крестьянин, мужик), бархатник, сюртучник, фрачник (гражданское лицо,
принадлежащее к имущему сословию), вицмундирник (чиновник), рясник,
верижник, узольник (монах или кающийся прихожанин), блузник, халатник
(мастеровой, рабочий), лоскутник, лохмотник, заплатник (бродяга, нищий).
Словник названных личных существительных в современном языке резко
уменьшился. Одни из таких имен ушли из активного состава языка вместе с их
мотивирующими словами, которые являлись названиями исчезнувших из быта
определенных видов одежды. Уход других существительных этой группы
(блузник, халатник, бархатник, фрачник) не сопровождался исчезновением из
быта вида одежды или материала, наименование которого послужило
мотивирующей лексемой. Очевидно, это объясняется тем, что для носителя
языка ХХ в. не столь характерна потребность называть человека по его виду
одежды, обуви, головному убору. Одновременно разрушилась эмотивно
окрашенная связь между названием определенного вида одежды и определенной
социальной группой, поэтому имена типа блузник не могли реализовать
актуальную для носителя языка ХХ в. потребность называть лицо по
социальной, сословной принадлежности. В начале ХХ в. указанная потребность
реализовалась в иных словообразовательных моделях, и от иных наименований
одежды. Так, в начале ХХ в. функционировали в качестве отрицательных
оценочных обозначений лица по его социальной, общественно-политической
принадлежности: а) неологизмы, возникающие в результате сложения основ с
одновременной суффиксацией: белоподкладочник, золотопогонник,
чернорубашечник, синеблузник; б) неологизмы, возникающие в результате
суффиксации от относительных прилагательных: беспорточник, серошинельник.
3. Анализ толкований целого ряда имен, представленных в словарях пер. пол.
ХIХ в., выявляет в их значении сему «пациенс», которая является фоновой,
социально обусловленной, входящей в качестве составной части в компонент
«род занятий». Семантика пациенса в таких именах не отражает свойств
называемой реалии, а выражает позицию говорящего как центра речевой
деятельности. Рогаточник - сторож, приставленный к рогаткам (Сл. 1847 г.),
сыщик - лицо, определенное для разыскивания беглых воров (Сл. Соколова),
зашиватель - кто приставлен для зашивки чего-н. (Даль).
Значение перечисленных наименований и им подобных представляет собой
характеристику лица прежде всего как субъекта того или иного действия,
которое лицо выполняет по роду занятий. Одновременно лицо характеризуется и
как объект определенного действия: определить, посылать, назначать,
употреблять, поставить. Эта характеристика является дополнительной. В
некоторых дефинициях вербализован субъект того дополнительного действия,
воздействию которого подвергается именуемое лицо. Межевщик - землемер,
посылаемый от правительства или начальства для размежевания земли, (Сл.
1847), докладчик - 1) особа, которой поручено от государя докладывать ему
по делам (Сл. Соколова) и т. п. Как следует из приведенных дефиниций, род
занятий лица воспринимался носителем языка пер. пол. ХIХ как результат
действия субъекта, занимающего более высокую ступеньку в иерархической
служебной лестнице (правительства, начальства, государя, неназванного
субъекта).
Сопоставление толкований названий лиц по роду занятий с толкованиями
названий лиц по ремеслу в словарях пер. пол. ХIХ в., а также предшествующих
эпох, показывает, что в дефиниции личного имени, называющего ремесленника,
фоновый компонент «пациенс» отсутствует. Рамочник - делающий рамки,
корытщик - делающий корыта (Сл. 1847 г.). С другой стороны, ассоциативный
компонент «пациенс» отсутствует в толкованиях наименований лиц по
профессии, роду занятий в современных словарях. Водитель - лицо, получившее
специальную подготовку и управляющее автобусом, трактором, кораблем (БАС),
кукольник - мастер, делающий куклы (МАС). Все это свидетельствует о том,
что прагматический компонент «пациенс» возникает в значении наименований со
значением рода занятий при переходе от ремесленного к мануфактурному
способу производства и в общем выражает идею подчиненности, свойственную
мануфактурному способу производства (ср. появление номинаций, включающих
слова типа старший, младший, помощник, с приставками обер-, унтер-) и
исчезает при переходе от мануфактурного к крупному машинному производству,
для которого приоритетным становится не место работника в иерархической
служебной лестнице, а его квалификация.
Названные факты позволяют сделать вывод о том, что на протяжении XIX
столетия семантика и прагматика такой языковой единицы, как личное
существительное, претерпели изменения. Эта эволюция связана с изменением
знаний и представлений о мире носителя языка, существовавшего в исторически
конкретном социокультурном контексте, и обусловлена факторами социально-
экономического характера.
Структура морфолексического поля сложных слов и продуктивные типы строения
сложных слов-неологизмов со связанными компонентами
С. В. Гудилова
Ульяновский государственный университет
us@ulsu.ru
сложное слово, неологизмы, связанные основы
Summary. The paper is devoted to the structure of the numerous
morpholexical field of new Russian composites. The author analyses the
building of the most interesting part of the compound derivates -
composites with connect radical components (аквамобиль a. o.).
Одним из недоcтаточно хорошо изученных типов русских неологизмов являются
сложные слова. Между тем анализ корпуса неологизмов показывает, что пример-

но 40% новых русских слов - это слова, включающие

в свой состав две или более корневые морфемы. Поми-

мо специфической морфемной структуры, сложное сло-

во характеризуется особенностями своих словообразовательных свойств,
которые в специальной литературе исследованы и описаны гораздо менее
тщательно, чем деривационные характеристики простых слов. Активное
включение сложных слов в русскую лексическую систему подтверждает
необходимость изучения законов образования, особенностей семантики и
структуры сложных слов.
В докладе рассмотрены основные характеристики современных русских сложных
слов-неологизмов. Эти слова неоднородны по своей природе. Они образуют
особую, достаточно сложно организованную подсистему в русской лексике.
Структура этой системы заслуживает специального внимания.
Сложные слова, на наш взгляд, образуют особое лексическое поле, которое
можно было бы на основании принципов его выделения назвать
морфолексическим(ср. сходное, но нетождественное понятие
морфосемантического поля в понимании П. Гиро как класса слов с общими
аффиксальными показателями или тождественным строением основы). Понятие
морфолексического поля вводится нами для объединения в одну систему всех
слов с одинаковыми структурными свойствами. В отличие от семантических
полей (Й. Трир) и функционально-семантических полей (А. В. Бондарко),
морфолексическое поле сложных слов формируется прежде всего на основании
общности формальных показателей, а именно наличия в морфемной структуре
слова более чем одной корневой морфемы.
Подобно любому полю, морфолексическое поле характеризуется своим центром
(ядром) и периферией.
Ядром морфолексической системы сложных слов служит особое
словообразовательное поле сложных слов, т. е. таких дериватов, которые
мотивируются несколькими производящими, а словообразовательным формантом
является операционный дериватор сложения элементов производящей базы
(лесопарк, впередсмотрящий, диван-кровать, СНГ), нередко в сочетании с
аффиксальными дериваторами (мореплаватель, землекоп-?).
Мы полагаем, что целесообразно рассматривать словообразовательное поле
сложных слов как состоящее из двух основных концентров, представленных
сложными словами соответственно со свободными производящими основами
(метропоезд; ирригационно-мелиоративный) и с одним или несколькими
связанными компонентами (батиплан, нитроаммофоска). Различие между этими
двумя типами сложных слов принципиально, так как только слова первого типа
в полной мере отвечают критерию производности слова, сформулированному
Г. О. Вино-

куром. Существует достаточно обоснованное мнение (Л. П. Крысин), что
заимствованные сложные слова со связанными компонентами являются членимыми,
но синхронно непроизводными словами (поэтому в отличие от безусловно
производных сложных слов - композитов - их условно можно было бы назвать
квазикомпозитами). Квазикомпозиты включаются в словообразовательное поле
сложных слов только при условии уточнения критериев производности слова,
при рассмотрении в качестве дериватов и таких слов, которые образованы не
только в рамках словообразовательной пары, но и «по модели»
(Е. С. Кубрякова).
За пределами данного словообразовательного поля (но в рамках общей
морфолексической системы сложных слов, на ее периферии) находятся так
называемые ложные композиты - аффиксальные декомпозиты типа железобетонный
(
город) и т. п. Наконец, вне рамок не только словообразовательного поля
сложных слов, но и морфолексической системы сложных слов в целом находятся
непроизводные и нечленимые (с точки зрения современного русского языка)
заимствованные слова типа бобслей, кид-

непинг.
Наименее изученным в плане морфемики и словообразования является второй из
двух представленных выше типов сложных слов, а именно класс
квазикомпозитов, характеризуемый наличием связанных корневых компонентов.
Изучение состава подобных сложных слов позволяет выделить следующие
структурные типы квазикомпозитов (при характеристике типов используются
следующие сокращения: Своб. - свободный корневой компонент сложного слова;
Связ. - связанный корневой элемент; подстрочные цифровые индексы показывают
порядок следования компонентов квазикомпозита):
I. Двухкомпонентные: 1) «Своб.1 + Связ.2»; 2) «Связ.1 + Своб.2»; 3)
«Связ.1 + Связ.2».
II. Трехкомпонентные: 1) «Своб.1 + Связ.2 + Своб.3»; 2) «Связ.1 + Своб.2 +
Своб.3»; 3) «Связ.1 + Связ.2 + Связ.3». Таким образом, в группе
трехкомпонентных квазикомпозитов потенциально возможны еще 4 системно
реальных, но узуально нереализованных типа: «Своб.1 + Своб.2 + Связ.3»,
«Своб.1 + Связ.2 + Связ.3», «Связ.1 + Своб.2 + Связ.3», «Связ.1 + Связ.2 +
Своб.3». Вероятно, они могут быть реализованы в потенциальных или ок-

казиональных словах, однако не представлены, например, в «Словаре новых
слов русского языка» под ред. Н. З. Котеловой.
Самым активным классом слов среди квазикомпозитов, пополняющих лексику
русского языка, является существительное. Субстантивные квазикомпозиты
представляют все указанные выше модели строения:
1) «Связ.1 + Своб.2» (59,9%): аденовирусы, спелеотерапия и др.;
2) «Своб.1 + Связ.2» (21,72%): аллерген, биотрон, и т. д.;
3) «Связ.1 + Связ.2» (17,42%): аквамобиль, мезоскаф

и др.;
4) «Своб.1 + Связ.2 + Своб.3» (0,24%,): биогеоценоз;
5) «Связ.1 + Своб.2 + Своб.3» (0,48%): аэрометотряд, нитроаммофоска;
6) «Связ.1 + Связ.2 + Связ.3» (0,24%): гастроэнтерология.
Квазикомпозиты-прилагательные представлены лишь двухкомпонентными
моделями:
1) «Связ.1 + Своб.2» (64,29%): ареоцентрический, палеомагнитный и т. п.;
2) «Своб.1 + Связ.2» (28,57%): биогенный, киногеничный и др.;
3) «Связ.1 + Связ.2» (7,14%): аутогенный, нейротропный.
Глаголы представлены лишь двумя двухкомпонентными моделями:
1) «Своб.1 + Связ.2»: гидрофицировать, телефицировать;
2) «Связ.1 + Своб.2»: телемеханизировать.
Подводя итоги, следует отметить, что самой продуктивной моделью строения
неологизмов-квазикомпозитов является модель «Связ.1 + Своб.2» (60,13% от
общего числа слов анализируемой нами картотеки). Второе место по
продуктивности занимает модель «Своб.1 + Связ.2» (22,63%). Трехкомпонентные
модели строения квазикомпонентов в целом малопродуктивны.
Тенденция к агглютинации в русском языке

Д. Г. Демидов

Санкт-Петербургский государственный университет
rusling@list.ru, demidoffs@rambler.ru
эволюция словообразовательной и морфологической системы, русский язык,
морфемика, лингвистическая типология

Summary. The tendency to agglutination in Russian is shown in post- and
prepositions of the morphems which more and more specialyses and
differentiates.


Помимо общепризнанной тенденции к аналитизму, многие особенности
морфологических и словообразовательных инноваций письменного периода,
особенно последних пяти столетий, позволяют усматривать признаки еще одной
ярко выраженной исторической тенден-

ции - к агглютинации. Она выражается во все новой дифференциации и
специализации слово- и формообразовательных значений морфем при сохранении
и углублении сегментации словоформы на морфы и ослаблении кумуляции
граммем. Если бы в действительности тенденция к аналитизму была
главенствующей, слова становились бы короче; на деле же наши слова
становятся все длиннее и прекраснее.
Названную тенденцию можно разделить на агглютинацию после корня
(постпозиция); перед корнем (препозиция) и после и перед корнем
(циркумпозиция).
К постпозиции, помимо сохранения и, в результате переразложения, линейного
увеличения праславянских местоименных частиц-окончаний в условиях
частичного преодоления фузии, можно отнести закрепление в именах
согласуемого указательного местоимения -и, -я, -е, давших нынешние
субстантиваты и атрибутивы (из новейших работ см. [1]) (полные
прилагательные, причастия, славянские деепричастия типа оставлей, моляй и
порядковые числительные); определенный член -от, -ет, -то, -та, -ти при
именах, не изменяемый в литературном языке, литературную частицу -то при
любой полнознаменательной части речи; словообразующие частицы -то, -бы,
-же, -ста и др.; частицу -ся из возвратного местоимения; литературные формы
типа нашего (из *nas-j-ogo), просторечные типа евонного; образование особых
основ мн. числа и обратное переразложение: князь-j-а, стол-а-ми, тбми, ими
(появление «суффиксов» мн. числа -а- в Дат., Тв., Местн. и все больше в Им.
падежах мн. числа существительных [2] и -б-, -и- в местоимениях); развитие
причастий: вбньчанъ - вбньчаньный (со специальным показателем
атрибутивности -ьн-), оставль - оставивший, моемый - моющийся; преодоление
видо-временной фузии старых окончаний аориста и имперфекта в новых формах
прошедшего времени на -а-л-, -*jа-л-, -овал-, -ывал- с дополнительным
формально выраженным согласованием по роду и числу.
Можно привести целые цепочки слово- и формообразовательных средств, в
которых при внимательном рассмотрении обнаруживаются признаки
предшествующих ступеней словообразования, показывающие неполноту опрощения,
напр.: имена на -(е)ль, -тель, причастодетия на -тельно, производные от
него прилагательные на -тельный, существительные на -тельность, и
дальнейшие прилагательные на -тельностный, и даже новейшие термины на
-тельностность. Конечными продуктами цепочек можно считать -ственный,
-ованность, -изированность и др.
Общий механизм постпозитивной агглютинации связан со все более
усложняющимся и дифференцирующимся внутритекстовым дейксисом. Внешне он
может приводить к опрощению, но оно редко бывает полным. Наличие следов
прежней ступени словообразования являет-

ся обязательным условием присоединения нового синонимичного аффикса, что
ведет к образованию субморфов и интерфиксов с формальной, но
самостоятельной функцией.
Препозиция распространена в сфере словообразования без транспозиции.
Приставки сравнительно редко сопровождается фузией; наоборот,
распространяются вставные (напр., в приставках на -з) и сохраняются слабые
редуцированные, что создает новые морфемы (предо-, со-, воз-: представить -
предоставить).
Приставочное образование легко образует цепоч-

ки, особенно в разговорном и книжном стилях: подозревать - заподазривать,
воспрепятствовать; распонатыкали тут заборов! (о самовольном расширении
участков

в дачном кооперативе). Препозитивная агглютинация расширяет реестр способов
глагольного действия и

степеней качества и дает обычно стилистически мар-

кированный результат модификации лексического значения.
Быстрое расширение довольно поздно (в XVII в.) развившихся форм нового
агглютинативного плюсквамперфекта типа сижу - сиживал, пишу - писывал
приставками при обратном формообразовании типа посиживал - посиживаю -
посиживать, переписывал - переписываю - переписывать свидетельствует о
сильной актуализации препозитивной агглютинации.
К циркумпозиции можно отнести конфиксальные модели типа без- -н-, раз-
-ся, пред- -ье и др.
Все типы агглютинации суть продукты церебрации (по Бодуэну де Куртенэ -
[3]) при сопротивлении фонационной и аудиционной деградации слов.
Славянорусский язык продолжает индоевропейскую тенденцию, определенную еще
Боппом. Книжные стили лучше сопротивляются фузии, сохраняя, например,
слабые редуцированные, ср. грецкий и греческий.
Не случайны нередкие факты иноязычных заимствований агглютинативным
способом при обратном переразложении: практикум, джинсы, слова на
-истический, -изировать. В разговорном языке: пойдемте и даже пошлите; в
церковно-славянском языке: чесого, чесому. Морфемы специализируются и
расширяют свою сочетаемость без особого фонетического ущерба, границы между
ними не нарушаются, хотя их значение может абстрагироваться вплоть до
простых прагматических признаков; степень кумуляции снижается. Все это
стало возможным вследствие падения редуцированных и свидетельствует об
агглютинации как о мощном, живом и сильном способе развития и обогащения
русского языка. Семантический механизм преобразований раскрыт в работе [4].

Литература
1. Баранов В. А. Формирование определительных категорий в истории русского
языка. Казань, 2003.
2. Марков В. М. Историческая грамматика русского языка. Именное склонение.
М., 1974. С. 97-134.
3. Бодуэн де Куртенэ И. А. Об общих причинах языковых изменений // Бодуэн
де Куртенэ И. А. Избр. тр. по общему языкознанию. Т. 1. М., 1963. С. 222-
254.
4. Колесов В. В. Философия русского слова. СПб., 2002. С. 187-432.
Динамика формирования производящей базы

внутриглагольного префиксального словопроизводства
О. И. Дмитриева
Педагогический институт Саратовского государственного университета имени
Н. Г. Чернышевского
dmitrieva@sgu.ru
префиксальное глагольное словообразование, словообразовательная семантика
Summary. The specific character of interaction between the derivative word
and the word from which it was derived traditionally revealed in a
sintagmatic aspect. In our opinion, the whole amount of verbs from which
derivatives verbs with the help of prefixes are formed can be regarded as a
single base of verb formation.


Синтагматический подход к исследованию производного префиксального глагола
как двуцентральной единицы, соотносящейся с двумя понятийными рядами
одновременно: по семантике префикса и по семантике производящего
глагольного слова - определяет возможность рассмотрения каждого из
компонентов внутренней синтагмы в их парадигматических связях.
При таком подходе весь массив беспрефиксных глаголов, вовлекавшихся в
процесс внутриглагольного приставочного словопроизводства на разных этапах
развития языка, может быть рассмотрен парадигматически, в виде единой
производящей базы. В качестве производящей базы (ПБ) внутриглагольного
префиксального словопроизводства мы рассматриваем совокупность
непроизводных в рамках глагольной системы слов, способных образовывать
новые слова по единой словообразовательной модели «префикс + производящий
глагол». Глаголы, трактуемые как базовые в рамках внутриглагольной системы,
в то же время могут быть образованы от слов других частей речи (хорошеть,
бродяжничать, синеть).
Исследование производящей базы, отправной точкой которого является анализ
исходных непроизводных глаголов древнерусского языка, ведется на материале
исторических, этимологических, толковых словарей и картотек словарей и
способствует выявлению основных движущих сил эволюции системы русских
префиксальных глаголов, закономерностей процесса внутриглагольной
префиксации.
Как показывает анализ, основные тенденции развития русской глагольной
префиксации определяются: а) численным ростом производящей базы и
качественными семантическими изменениями в ее составе; б) уменьшением доли
корневых, непроизводных в древнерусском языке глаголов и расширением
состава производящей базы префиксального глагольного словопроизводства за
счет отадъективных и отсубстантивных глаголов; в) формированием
семантической структуры производящих глаголов и изменением
словообразовательной сочетаемости с приставками на уровне лексико-
семантических вариантов; г) утратой свободной сочетаемости и появлением
связанных основ.
В исследованиях синхронического плана вопрос о рассмотрении системы
производящих глаголов именно как системы со своими парадигматическими
отношениями ставится недостаточно четко и не имеет однозначного решения. В
большинстве случаев описание ПБ подчинено семантическому принципу и ведется
как семантический анализ базовых глаголов в рамках лексико-семантических
полей и лексико-семантических групп. Полагаем, что только семантического
описания базовых глаголов явно недостаточно для выявления закономерностей
внутриглагольного префиксального словопроизводства. В границах
семантических полей базовых глаголов следует выделять не лексико -
семантические группы (только на семантическом основании), а семантико-
грамматические разряды (составляющие их единицы характеризуются признаками
двух рядов - грамматическими и семантическими). К важным грамматическим
признакам следует отнести переходность / непереходность, личность /
безличность, а также внешнюю, то есть синтаксическую валентность. Все эти
признаки определяют возможность взаимодействия с разными приставками и
различными значениями одних и тех же приставок, то есть внутреннюю,
словообразовательную валентность базовых глаголов.
Научное диахроническое описание производящей глагольной базы вообще
отсутствует, хотя и представляется актуальным. Трудности последовательного
диахронического исследования ПБ определяются не только разными принципами
синхронического и диахронического изучения словообразовательных процессов,
но и сложностью отбора материала, отсутствием ряда опубликованных
лексикографических изданий, служащих источником материала исследования.
Важно построить модель описания системы базовых глаголов, позволяющую
учесть ряд наиболее значимых грамматических и семантических факторов и
проследить динамику формирования ПБ.
Интерес к динамике словообразовательных процессов способствует преодолению
разрыва между синхронным и диахроническим словообразованием, выявлению
механизма словообразовательных отношений.
Основные тенденции развития категории nomina feminina

в современном русском литературном языке
О. И. Еременко
Белгородский государственный университет
Eremenko@bsu.edu.ru
дериватология, категория агентивности, феминативы
Summary. Object of attention of the author is the personal names of a
feminine gender occuring in a modern Russian literary language. Various
ways of expression are exposed to the analysis feminine semantics.
Категория агентивности является одной из наиболее продуктивных групп
лексики современного русского литературного языка. Как справедливо отмечает
Е. А. Земская, «герой современного словообразования - человек. Значительную
часть новообразований составляют имена лиц нарицательные» [1, 103]. А
поскольку предметом исследования современной лингвистики объявляется
человек во всем богатстве его свойств и качеств, то изучение обозначений
лица является несомненно актуальным. Антропологическая направленностью
современной науки и лингвистики в частности обуславливает интерес
лингвистов к различным сторонам функционирования личных номинаций.
Среди имен лиц особое место занимают феминативы - номинации лиц женского
пола. В отечественной дериватологии словообразовательная категория nonina
feminina, несмотря является на то, что она издавна привлекала внимание
лингвистов, является одной из наиболее дискуссионных. Категория nomina
feminina рассматривается как модификационная словообразовательная
категория, и феминативы традиционно трактуются как вторичные номинации,
структурно и семантически связанные с маскулинными названиями лиц.
Материалом для наблюдения послужила феминативная лексика, извлеченная
путем сплошной выборки из новейшего Большого толкового словаря русского
языка под ред. С. А. Кузнецова (далее БТС), который «позволяет полно
представить лексический состав русского языка к концу нынешнего столетия»
[БТС 1998, 3], а также данные Толкового словаря современного русского
языка. Языковые изменения конца XX столетия под ред. Г. Н. Скляревской
[2001]. Объектом нашего внимания стали в первую очередь те номинации лиц
женского пола, которые ранее не были зафиксированы в толковых словарях.
Материал, извлеченный из данных словарей, свидетельствует о том, что
деривационная категория nonina feminina, как и в предыдущие периоды
развития русского языка, формируется прежде всего за счет средств
суффиксального словообразования. Инвентарь феминных суффиксов также не
повергся каким-либо серьезным изменениям. Активность при производстве
женских наименований проявляют суффиксы -к(а), -ниц(а),-щиц(а), -ш(а),
например: визажистка, наркоманка, наркоторговка, букерша, рокерша,
стриптезерша, сутенерша, толкиенистка, фанатка, таможенница, челночница,
функционерка. Мотиватором всех названных номинаций является коррелятивное
существительное мужского рода.
Незначительное место в современном русском языке занимают так называемые
асимметричные феминативы, например: отказница - «женщина, отказывающаяся от
своего ребенка, оставляющая его на попечении государства». Однако
асимметричная номинация в сфере феминной деривации всегда была представлена
единичными лексемами. Активность проявляют словообразовательные типы,
продуцирующие симметричные названия лиц женского пола.
Категория феминности требует выхода за рамки деривационного поля, так как
феминная семантика может быть выражена различными способами. Анализ
лексикографических источников свидетельствует о снижении функциональности
феминных дериватов в языке нового времени и замене их личными номинантами
мужского рода. Явление маскулинизации, под которым понимается употребление
слов мужского рода для номинации лиц женского пола, особенно
активизировалось в языке последних десятилетий и стало массовым процессом.
Частично это можно объяснить тем, что в современном русском языке
отмечается рост недифференцированных в родовом отношении наименований лиц
мужского пола. Так, при структурировании мужских номинаций заметные позиции
занимают аффиксоиды -вед, -вод, -лог, -лаз, например: антрополог, аэролог,
бактереолог, балетовед, вирусолог, востоковед, голубевод, диалектолог,
египтолог, индолог, ихтиолог, кактусовод, каруколевод, табаковод,
театровед. Лексемы, содержащие аффиксоиды, за исключением единичных случаев
(полевод - полеводка), лишены женских корреляций.
Материалы названных толковых словарей возможность предположить, что
сложный характер мужского наименования может служить препятствием для
образования женского коррелята. Значительная часть агентивов, относящихся к
поликорневым словам, лишена женских соответствий. В современном русском
языке образование сложных слов значительно активизировалось. Особенно
актуальны сложносокращенные слова, состоящие из сокращенной части и целого
слова. В качестве первой части сложных слов в группе агентивов обнаруживают
высокую продуктивность элементы: авто-, агро-, био-, гидро-, радио-, теле-,
фото-. Из всех агентивов (12 слов) с первым элементом авто- (автодизайнер,
автодиспетчер) женский коррелят имеет лишь одно слово: автокрановщик -
автокрановщица. Из всех агентивов с формантом радио- (радиоастроном,
радиодиспетчер, радиотеллеграфист и др. - всего 16 лексем) коррелят
женского рода образуют только три наименования: радиожурналистка,
радиомонтажница, радиослушательница. Также в отношении образования женских
корреляций ведут себя сложные слова с элементами теле-, радио-, агро-, вело-
, фото-. Женские наименования возникают от таких агентивов в единичных
случаях: велогонщица, тележурналистка, фотолюбительница. Феминативы не
образуются и от агентивов-аббревиаций: главреж, главврач, завмаг, завуч.
Однако, не образуя феминных корреляций, такие лексемы легко
приспосабливаются для выражения феминной семантики и используются в функции
маскулинизмов.
Особенно интенсивно процесс маскулинизации протекает в сфере nomina
prorfessionalia. Практические все мужские номинации, называющие
специалистов в какой-либо области, не имеют женских соответствий (словарная
дефиниция таких лексем содержит слово «специалист»). Вот лишь некоторые
примеры: арабист, бионик, гигиенист, индоевропеист, интернист. Такие
лексемы легко поддаются маскулинизации и могут использовать как
двуфункциональные номинанты. Однако маскулинизмы характерны прежде всего
для книжных стилей, особенно официально-делового. В разговорном стиле
женские корреляции возникают последовательнее и чаще. Как свидетельствуют
данные словарей, многие нейтральные в стилевом отношении мужские номинации
имеют разговорные феминные корреляции: фермер - фермерша (разг.), сутенер -
сутенерша (разг.), букер (спец.) - букерша (разг.). Симметричные феминные
дериваты оформляются чаще всего при помощи суффиксов -к(а) и -ш(а), причем
в ряде случаев возникают два деривата, оформленных разными аффиксами:
бизнесменка и бизнесменша, стриптизерка и стриптизерша.

Литература
1. Земская Е. А. Активные процессы современного словопроизводства: Русский
язык конца 20 столетия (1985-1995). М., 2000.
Словообразовательная игра: традиции и новации

(на материале языка СМИ конца ХХ - начала XXI вв.)
С. В. Ильясова
Ростовский государственный университет, Ростов-на-Дону
philfac@philol.rsu.ru
словообразовательная игра, норма, язык СМИ
Summary. The article is devoted to the study of word - formative game: its
traditions and innovations. It takes up the problem of the term «linguistic
game» and touches upon the usage of various linguistic / devices. The study
is conducted in the basis of the linguistic analysis of news stories.


1. Понятие языковой игры (ЯИ) как самостоятельного объекта изучения
сформировалось в отечественной лингвистике относительно недавно, несмотря
на то, что ЯИ в отдельных своих разновидностях издавна имела место в
разговорной речи и в художественной литературе. Словообразовательная игра
(СИ) - это одновременно и разновидность ЯИ (если использовать уровневый
подход), и самостоятельно функционирующая система игровых способов и
приемов. Достаточно сказать, что во всех исследованиях по ЯИ именно
словообразовательной игре уделяется наибольшее внимание.
2. Принято считать, что начало использованию термина «языковая игра»
положено в философских трудах

Л. Витгенштейна, но само содержание термина в том понимании, в котором он
используется в отечественном языкознании в настоящее время, очевидно,
связано с эстетической концепцией игры, восходящей к Платону, развитой в
трудах немецких романтиков. Очень важным моментом в понимании языковой игры
является такой компонент игровой деятельности, как удовольствие, что
настойчиво подчеркивал автор знаменитой книги «Homo ludens» Й. Хейзинга, и
именно присутствие творческого начала объединяет все манипуляции с языком
(называемые ЯИ), независимо от механизма их осуществления.
3. В современной русистике сложилось несколько подходов к пониманию ЯИ.
Первым по времени был подход, в основе которого лежит представление о ЯИ
как о неком преднамеренном нарушении нормы. Если говорить о СИ, то такой
подход был вполне закономерен для этого этапа в развитии лингвистики, когда
новые слова (а создание новых слов, как известно, признается всеми
исследователями основной разновидностью СИ) делились на два
противопоставленных друг другу разряда - окказионализмы и потенционализмы.
Изменение языковой ситуации, следствием чего стало усиление творческого
начала, привело к необходимости пересмотра понятий, окказиональность
перестает пониматься как ненормативное явление, что соответствует общим
изменениям в отношении к норме: соотношение «норма - ненорма» заменяется
соотношением «норма - другая норма». В свете всего сказанного нам
представляется неоправданным говорить о СИ как о нарушении
словообразовательной нормы, пусть даже преднамеренной, осознаваемой. Игра -
это творчество, удовольствие, получаемое от достижения поставленной цели,
что уже само по себе противоречит понятию преднамеренности в нарушении
некой нормы. СИ - это реализация того выбора, который предлагает язык,
выбора из реально или потенциально существующих возможностей, выбора в
пределах системы.
4. СИ в языке современной печати свидетельствует о ее качественно новом
состоянии: экспрессия действительно победила стандарт, и немалую роль в
этом играет СИ. Достаточно сравнить новые слова 1970-х гг. и новейшего
периода, чтобы убедиться в том, что окказиональность в языке газеты стала
нормой. Язык газеты приобрел также индивидуально-творческий характер, что
позволяет говорить о новом понимании индивидуально-авторского слова -
слова, не связанного с определенным автором, не замкнутого в рамках
определенного текста, а индивидуального в интенциональных проявлениях, что
выражается в необычной форме.
5. Весьма заметную роль в языке СМИ стали играть повторы - корневой и
повтор одноструктурных производных. До недавнего времени и тот и другой тип
повтора были принадлежностью художественной речи.
Как показывают наблюдения, корневой повтор в языке СМИ более частотен и
более разнообразен как структурно, так и функционально. Игровая роль такого
повтора особенно очевидна при контактном расположении частей, что и
используется в заголовках. Особый интерес представляет исследование
многочленного корневого повтора как особого игрового средства.
6. Игра с внутренней формой слова (псевдочленение, псевдомотивация) -
прием не новый для языка в целом. Он давно известен исследователям как
разговорной, так и художественной речи. Механизмом его действия является
столкновение созвучных слов - омонимов, паронимов. Распространение
названного типа СИ в языке газеты связано с распространением
индивидуального словообразования. Особенностью игры с внутренней формой
слова в языке газеты является использование графических средств.
Графические окказионализмы чаще других типов окказионализмов (инноваций)
используются в так называемых дезориентирующих заголовках, ср.: На банки
напал МОРаторий; Алла Пугачева стала ГЕЙшей и др.
В явлении капитализации отражается и такая общая особенность языка
новейшего периода, как усиление роли аббревиации.
7. Постоянные поиски новых выразительно-изобразительных средств находят
выражение в разнообразии способов и приемов СИ. Так, новой разновидностью
СИ, получающей широкое распространение в языке СМИ и рекламы, является игра
с латиницей, что, безусловно, является одним из проявлений языкового вкуса
эпохи. Наряду с латиницей как особый прием псевдочленения все чаще
используются скобки и исправления.
Словообразовательная категория имен существительных

со значением признака, состояния в древнерусском языке
Ю. Г. Кадькалов
Педагогический институт Саратовского государственного университета им.
Н. Г. Чернышевского
vpks@rambler.ru
словообразовательная категория, взаимодействие словообразовательных типов
Summary. The word-building system consists of word-building categories.
Within the word-building categories the functional specialization of the
word-building types is gradually formed. Boarders of word-building
categories and roles of word-building types differ in various periods of
time.


Словообразовательная система языка состоит из словообразовательных
категорий (СК), каждая из которых характеризуется общим деривационным
значением, выражаемым разными словообразовательными типами (СТ).
Определение полного перечня СК, их границ, функционального соотношения и
взаимодействия СТ внутри СК - актуальная задача науки о русском
словообразовании.
В современном русском языке в СК отвлеченных существительных со значением
признака, состояния входит около 20 СТ: имена на -ость, -ие, -ота, -ство,
-ина, -щина, -изна, -изм, -ица, -ыня, -ынь, -итет, -ура(-атура), -инка,
-еца, -оба, -ева, а также имена с нулевым суффиксом: смелость, радушие,
быстрота, ширина, лиризм, теплынь, гордыня, нейтралитет, хитринка, синева,
синь и др.
В древнерусском языке в состав данной СК входили 12 СТ: имена на -ьство,
-ие, -ние, -ота, -ина, -ость, -ыни, -изна, с нулевым суффиксом, на -ица,
-ьда, -оба: весельство, благодушие, бесчеловечение, доброта, бодрость,
удобизна, молодь, правьда и др.
Степень активности СТ в пределах СК в разные исторические эпохи менялась.
В современном русском языке явным лидером является СТ с суффиксом -ость
(более 4 тысяч имен по данным толковых словарей), далее идут СТ с
суффиксами -изм, -ие, -щина, -ота, -ство и др.

В древнерусском языке самым продуктивным в дан-

ном СК был класс слов с суффиксом -ьство (более 800 имен). Имен на -ие
насчитывается более 600. Имен на -ость Н. М. Шанский нашел всего 116. Таким
образом, состав и удельный вес многих СТ в анализируемой СК

в древнерусском и современном русском языках неодинаковы.
Внутри СК исторически вырабатывается определенное соотношение составляющих
ее СТ. Авторы «Очерков по исторической грамматике русского литературного
языка XIX в.» (М., 1964), говоря об исторических изменениях в
словообразовании русского языка, справедливо подчеркивают, что «эти
изменения касаются соотношения и взаимодействия моделей словопроизводства,
формируемых синонимичными аффиксами, действующими в кругу однородных
основ». И далее: «Центральным процессом, пронизывающим словопроизводство
всех частей речи, был процесс устранения словообразовательной дублетности и
специализации словообразовательных средств на выражении одного или
нескольких внутренне объединенных значений. Во многих случаях он начался
задолго до XIX в. и в этот период уже завершался».
Взаимодействие и соотношение разных СТ одной СК наглядно проявляется при
рассмотрении однокоренных, но разноаффиксальных (параллельных) образований,
близких или тождественных по значению: многолюдство - многолюдие,
коварность - коварство, различие - разница и т. п. В качестве отправной
точки при анализе взаимодействия разных СТ в рассматривемой СК взяты
отвлеченные существительные на -ие.
В древнерусском языке наиболее активно с именами на -ие взаимодействовали
существительные на -ьство. Из 256 однокоренных образований с разными
суффиксами к именам на -ие параллелей с суффиксом -ьство 108: безбожие -
безбожьство, благонравие - благонравьство

и др. Далее по степени активности взаимодействия следуют существительные с
нулевым суффиксом (обилие - обиль) параллели с суффиксом -ние (благовоние -
благовонение). Остальные взаимодействующие СТ представлены единичными
параллелями.
В последревнерусский период взаимодействие отвлеченных имен на -ие с
именами на -ьство и -ние угасает, так как в истории русского языка
обозначились разные пути развития семантико-словообразовательных связей
названных СТ. Если главной тенденцией в истории имен на -ие было укрепление
отадъективных связей, то у имен на -ьство росла связь с субстантивными
основами, а у имен на -ние - с глагольными основами. Из 108 древнерусских
словообразовательных параллелей существительных с суффиксами -ие и -ьство к
ХХ в. сохранилось только 26. Зато с XVII в. бурно развивается
взаимодействие имен на -ие с именами на -ость. Это связано с ростом
продуктивности суффикса -ость от отадъективных основ и его конкуренции с
другими суффиксами.
Семантические отношения между компонентами параллелей в древнерусском
языке различны. Компоненты могли быть тождественными по значению, то есть
дублетами. При этом особенно близкими были СТ на -ие и на -ьство: из 108
параллелей этого типа 70 были дублетными. Очень близкими были также
параллели на -ие и -ота, -ие и -ица.
Обращает на себя внимание тот факт, что если в современном русском языке
семантические различия между компонентами однокоренных параллелей одного
морфологического вида обычно однотипны, категориальны, и, следовательно,
разные СТ внутри СК не столько конкурируют, сколько специализируются на
выражении разных, типизированных значений или их оттенков [2, 83], то в
древнерусском языке они не являются типизированными. Этот факт показателен,
так как полное семантическое тождество компонентов в одних параллелях и
отсутствие типизированных различий в других свидетельствует о том, что
«язык еще не остановился на выборе того или иного суффикса при данной
основе» [1, 115], что СТ одной СК были слабо специализированы, находились в
отношениях конкуренции.

Литература
1. Будде Е. Ф. Очерк истории современного литературного русского языка.
СПб., 1908.
2. Кадькалов Ю. Г. О значении и употреблении однокоренных существительных с
суффиксами -ость и -ие в современном русском языке // Русский язык в
школе. 1966. ? 5.
О перспективах словообразовательного анализа производных слов
Э. П. Кадькалова
Педагогический институт Саратовского государственного университета им.
Н. Г. Чернышевского
vpks@rambler.ru
пути познания законов слопороизводства
Summary. The analysis of the word-formative structure is a peculiar type of
word analysis. Its results are always of a nature of probability. Degree of
its reliability depends on the volume of considered attendant factors.


Вопрос о методике словообразовательного анализа не может быть простым в
силу ряда причин: 1) сложной природы слова, 2) подвижности границ между
словами непроизводными и производными, 3) ограниченной наблюдаемости
словообразовательной «деятельности».
Словообразовательный акт скрыт от исследователя, и предметом наблюдений
может быть только мотивационный анализ «готовых» слов. Он лег в основу
структурно-семантической типологии слов, которую привычно именуют
словообразовательной типологией, и стал демиургом системы понятий,
детерминируемых в качестве словообразовательных (словообразовательная
категория, тип и т. д.), но по содержанию не выходящих за пределы понятий
лексико-мотивационного плана.
Осмысление перспектив словообразовательного анализа слов с позиций
изучения действующих законов словопроизводства - важная задача
дериватологии.
В русской лингвистической традиции становление методики
словообразовательного анализа производных слов связывают с «Заметками.»
Г. О. Винокура. Правда, сам Г. О. Винокур определил свою задачу по-другому:
«.поставить вопрос о том, каким образом в современном русском языке
выражается членимость производных основ на. морфемы». Об этом было заявлено
и в начале «Заметок.», и в заключительной их части: «В заключение считаю
нужным остановиться еще на том, что производная морфема, выделяющая в своем
составе несколько морфем, выделяет их не все сразу и одновременно, а так,
что между ними обнаруживаются связи разных планов».
Предложенный Г. О. Винокуром анализ морфемного состава основ путем
поэтапного их деления на две части в лингвистическом обиходе был осмыслен в
качестве анализа словообразовательного и в конечном итоге - в качестве
ключа к классификации слов по признаку «словообразовательной
мотивированности».
Несмотря на многосторонний научный резонанс классификации слов по признаку
словообразовательной мотивированности и даже ее частичную собственную
словообразовательную самоценность, в целом она не является классификацией
словообразовательной - уже хотя бы в силу преобладания в языке лексем с
множественной структурно-семантической мотивированностью.
Вопрос о методике «собственно словообразовательного» анализа слов оказался
чрезвычайно сложным. Осмысление процедуры бинарного деления основ под углом
зрения структурно-семантической мотивированности к его решению не привело,
но активизировало размышления языковедов над соотношением разных типов
анализа структуры слова.
В целом можно выделить несколько основных направлений в решении этого
вопроса.
1. Нельзя на словообразовательный анализ набрасывать путы бинарности,
поскольку в реальности словопроизводство выполняется по модели
«производящее слово - производное слово». Важна не столько
последовательность присоединения морфем к исходным основам, сколько общие
закономерности синтеза морфем, их актуализации или нейтрализации в разных
комбинациях: членимость основ на продуктивные морфемы является главным
следствием и главным источником действующих правил словопроизводства
[Гвоздев 1958].
2. Морфемный и словообразовательный анализы - это две сферы изучения
структуры слова, которые в силу различия своих задач могут осуществляться
параллельно [Арутюнова 1961].
3. Морфемный и словообразовательный анализы структуры слова - это два
однотипных анализа, противопоставленные по признаку синхронии (морфемный
анализ) и диахронии (словообразовательный анализ) изучаемого явления
[Тимофеев 1966].
4. «Словообразовательный анализ выступает как промежуточное, но ключевое
звено, объединяя морфемный анализ слова и изучение процессов деривации.
Членение слова на морфемы. является первой ступенью словообразовательного
анализа, устанавливающего не только значимые части слова как определенной
лексической единицы, но и внутреннюю расстановку в нем "морфемных сил". а
определение структуры слова (после уяснения связей и соотношений между
составляющими его морфемами) - последовательный ряд сравнительных и
сопоставительных операций. в широком языковом "контексте" (при
необходимости даже иных эпох и систем)» [Шанский 1968].
5. Анализ структуры слова должен начинаться с анализа
словообразовательного, устанавливающего отношения «мотивированности
(производности, выводимости) в ряду однокоренных слов»; «выяснение
морфемной сущности того или иного отрезка основы невозможно без
установления словообразовательных отношений, в которые данное слово
вступает» [Лопатин 1977].
При всем различии этих суждений они объединены мыслью о необходимости
разностороннего анализа структуры слова. В этом плане наиболее
перспективной представляется модель анализа слова, выстроенная Н. М.
Шанским, - в сущности, трехступенчатая модель: от анализа слова по
непосредственно составляющим - к анализу внутренней расстановки в нем
«морфемных сил» - и к анализу данного слова в широком языковом контексте.
Преимущества этой программы поставлены на обсуждение в предлагаемом
докладе.
Сложные слова с образной мотивацией
С. Б. Козинец
Саратовский государственный университет им. Н. Г. Чернышевского
мотивация, метафора, образность, сложные слова
Summary. The article is devoted to one of the disputable issues of
derivational semantics - the issue of indirect motivation relations between
the derivative and the derivator. As the example we regard compound words.
There are established several types of structure - semantic connections
between derivators and composite derivatives.


Вoпрос о соотношении лексической и словообразо-

вательной семантики в производном слове был поставлен в конце 1960-х гг. и
активно разрабатывался в трудах Е. А. Земской, В. В. Лопатина, И. С.
Улуханова, О. П. Ермаковой, А. Н. Тихонова, Э. П. Кадькаловой, И. А.
Ширшова и др.
Было, в частности, установлено, что основные связи между производным и
производящим могут быть осложнены также непрямыми (образными)
мотивационными отношениями. На это впервые обратил внимание А. Н. Тихонов,
установивший, что «часть производных может соотноситься с производящим
словом как в прямом, так и в переносном значении» [1]. Однако мысль о
непрямых мотивационных отношениях в трудах А. Н. Тихонова была только
заявлена и не получила развития.
Четкое разграничение прямой и непрямой мотивации провел В. В. Лопатин,
который выделил метафорическую мотивацию, специфика которой в том, что
«переносный смысл возникает у определенных слов только на уровне
мотивированного слова, только в его словообразовательной структуре <.>
метафорически мотивированные слова <.> являются единственными носителями
переносного смысла (последний не выражен в мотивирующих словах и устойчивых
сочетаниях)» [2].
Автор разграничивает метафорическую мотивацию и случаи, когда:
1) метафорический дериват мотивирован устойчивым сочетанием (ломать голову
> головоломный); 2) мотивированное слово связано только с переносным
значением мотивирующего (плевать «пренебрегать» > наплевать >E
наплевательский). Таким образом, ученым намечено два вида непрямой
мотивации - метафорическая и переносная.
Термин «переносная», на наш взгляд, не совсем удачен, поскольку не
объясняет различий между переносной мотивацией и метафорической. Кроме
того, термин лексической семантики «перекочевал» в словообразовательную.
Метафорическая мотивация может быть противопоставлена односторонней
словообразовательной мотивации - производное усваивает только переносное
значение производящего: надуть «обмануть» - надувательство «обман».
Сложные слова стоят особняком среди подобных производных, поскольку
соотношение компонентов в их структуре, смысловые связи с производящими
словами и различного рода семантические трансформации могут быть самыми
разнообразными и подчас непредсказуемыми, особенно при метафорической
мотивации.
Сложные слова могут мотивироваться:
а) фразеологическим сочетанием (очковтирательство - втирать очки); б)
потенциальным прямым значением производного (молокосос - «тот, кто сосет
молоко») [3]; в) прямым значением базовых слов (небоскреб, буквоед).
Самый прозрачный тип мотивационных слов - первый: он обнаруживает
достаточно четкое соотношение семантики фразеологизма и композита. Сложное
слово, сохраняя значение устойчивого оборота, меняет грамматические
показатели: мылить голову (глагольный фразеологизм) - головомойка
(существительное). Во многих случаях мы имеем дело с синтаксической
деривацией - производные и производящие тождественны семантически: туг на
ухо - тугоухий, трепать нервы - нервотрепка, втирать очки -
очковтирательство. Однако композиты, как и другие синтаксические дериваты,
могут развивать чисто предметное значение: головоломка (от ломать голову)
«сложная загадка, ребус».
В некоторых случаях значение фразеологизма в сложном слове
трансформируется. Так, идиома зубы скалить означает «смеяться, хохотать», а
образованное от него существительное зубоскал обозначает не просто
«человека, который любит посмеяться», а насмешника, т. е. оценочное
значение выдвигается на первое место.
Смысловая и структурная мотивации могут не совпадать: мылить голову -
головомойка (происходит замена предиката); скользить по верхам -
верхоглядство (при имеющемся фразеологизме по верхам глазеть «идти, не
глядя перед собой»).
Следующая группа - производные с так называемым потенциальным прямым
значением. Среди сложных слов их немного: молокосос, белоручка,
бумагомарака. Прямое значение отсутствует у этих слов, но при желании может
быть «восстановлено» - молокосос «тот, кто сосет молоко», белоручка «тот, у
кого белые ручки». Естественно, подобное употребление следует признать
окказиональным.
Семантические отношения между мотивирующими и мотивированным словами у
производных этой группы также неравнозначны. Так, бумагомарака содержит
элемент бумага, сохраняющий прямое значение, а мара(ть) употребляется в
переносном. Слово молокосос полностью трансформирует семантику составляющих
элементов, выдвигая на первый план сему «возраст».
Все остальные производные относятся к метафорической мотивации, когда
переносное значение развивается только при изменении морфологической
структуры слова. Здесь можно выделить две разновидности: 1) оба
мотивирующих слова метафорически преобразуются в производном; 2) только
одно слово получает метафорическую интерпретацию.
К словам первой группы относятся композиты крючкотвор, небоскреб, буквоед,
ветрогон, искрометный, лизоблюд, сердцеед, пустозвон, сорвиголова и т. п.
Слова второй группы: сладкопевный (петь - в прямом значении), книгоеед
(много читает книг), волнорез (ограждение от действия волн), стихоплет
(пишущий стихи), борзописец (много и быстро пишет), душегрейка (греет
тело). Этот тип представлен меньшим количеством производных, что
объясняется, по-видимому, тем, что трансформация семантики одного
мотивирующего чаще всего ведет за собой семантические сдвиги в другом
мотивирующем.

Литература
1. Тихонов А. Н. Формально-семантические отношения слов в
словообразовательном гнезде: Автореф. дисс. . докт. филол. наук. М., 1974.
С. 13.
2. Лопатин В. В. Метафорическая мотивация в русском словообразовании
// Актуальные проблемы русского словообразования. Ташкент, 1975. С. 55-56.
3. Ермакова О. П. Лексические значения производных слов в русском языке.
М., 1984. С. 129-135.
Деривационная сфера языка и проблемы прагматической компетенции
Т. Г. Котлярова
Евразийский национальный университет имени Л. Н. Гумилева, Астана
(Казахстан)
treblera@kepter.kz
функционирование языка, прагмалингвистика, словообразовательная парадигма,
оценочная лексика, дискурсивный анализ
Summary. The semantic and pragmatic features of adjectival qualitative
man's characteristic in different discourse types are analyzed in the
paper. The peculiar pragmatic features of the evaluative lexical units
differently explicated in variable speech situations are revealed by the
present author. The end-result of individual adjectival functioning and
their derivatives in the framework of the word-formation paradigm under
consideration are presented.
Актуализация в современной лингвистике динамических аспектов языка
неизбежно приводит к интенсивному развитию дисциплин, исследующих
закономерности использования языка в процессе естественной коммуникации.
Это прежде всего относится к прагмалингвистике, которая решает проблемы
формирования так называемого «выводного знания» как извлечения
сверхтекстовой или затекстовой информации (Е. С. Кубрякова). С точки зрения
прагматической лингвистики для полноценной языковой коммуникации
недостаточно только знания лексики и грамматики языка общения. Необходимо
владеть многими другими навыками и знаниями, осознанно или неосознанно
используемыми в процессе интеракции. Только прагматическая компетентность
позволяет уловить «информационный потенциал» (Л. М. Васильев), «фоновые
значения» (Е. В. Падучева), которые являются результатом многих разнородных
факторов - семантического потенциала языковой единицы, ее оценочной
характеризации, грамматических, деривационных, стилистических и других
лингвистических и физических особенностей контекста ее употребления, а
также индивидуальных и социальных характеристик участников речевого акта.
Представим результаты наблюдений над оценочными дериватами в пределах
словообразовательной парадигмы (СП) антропонимических прилагательных -
весьма распространенными и функционально значимыми в различных
прагматических ситуациях и потому заслуживающими особого внимания при
рассмотрении, например, вопросов совершенствования языковой и
коммуникативной компетентности.
1. Антропонимические прилагательные и их производные, вербально выражающие
оценку человека во всех его проявлениях - эмоциональном, психологическом,
нравственном, чувственно-волевом, этическом и др., имеют особые
прагматические характеристики, которые по-разному эксплицируются в
различных конструкциях. Прагматическая обусловленность членов СП
антропонимических прилагательных зависит не только от их расположенности на
шкале оценки, синтаксической функции, частеречной характеристики,
принадлежности к определенной группе функционально-оценочной лексики, но и
от активности / пассивности коммуникантов, их индивидуальных и социальных
характеристик, эмоционального состояния. Простоте и «прозрачности»
словообразовательных отношений между дериватами в составе СП не
соответствует сложность отношений прагматических. Так, различия между
кодеривативными производными типа хитрый - хитрость, хитрить и хитрюга
(хитряга), наглый - наглость, наглеть и наглец в пределах СП заключаются в
различной аффиксальной представленности словообразовательного значения.
Прагматические же различия эксплицируются только в условиях вариативных
речевых ситуаций, где атрибуты хитрый, наглый передают ту черту характера
человека, которая постоянно проявляется в его поведении. Субстантивами
хитрость, наглость и глаголами хитрить, наглеть субъект речи в менее
категоричной форме оценивает поступок и действие коммуниканта. Наконец,
субстантивное наименование лица (хитрец, хитрюга / хитряга, наглец),
выражающее моральное осуждение в категоричной форме, как правило, выступает
в функции слова-разоблачителя или обличителя.
2. Среди прилагательных, называющих черты характера человека, превалируют
адъективы с положительной оценочностью, которая обладает большей
валентностью на экспликацию по сравнению с отрицательной. Так, почти все
«счастливые» оценки сопровождаются расшифровкой и конкретизацией их
прагматических компонентов. Более того, нет одинаковых, идентичных
дескрипций и интерпретаций объекта оценки, обозначенного определением
«счастливый». Дескриптивные свойства объекта и фактические сведения о нем
предполагают ответы на вполне аналитические вопросы: Что значит счастливый?
Почему счастливый? Объем экспликаций может определяться и грамматической
формой адъектива. Прилагательные эмоциональной оценки в краткой форме
способны формировать представления о признаке, свойстве лица как
приуроченном в условиях контекста к определенному моменту времени,
пространственной субстанции, к количественной норме, регулирующей степень
его проявления, к нравственному идеалу субъекта речи. Все это позволяет
предположить, вслед за Л. Н. Васильевым, виртуальность значения
качественных прилагательных, которая закладывается в их прагматическом
окружении.
3. Антропонимические прилагательные обнаруживают определенную
соотносительность в системе: лексико-семантическая группа - прагматическая
парадигма. Это проявляется в их способности регулярно образовывать две
разновидности синонимов - лексических, концептуально близких (умный -
толковый; робеть - бояться), и прагматических, концептуально обусловленных
(умный - добрый - чуткий; робеть - теряться - благоволить - дрожать). Если
одной из основных функций лексических синонимов является усиление степени
проявления признака или качества, то прагматические призваны уточнять и
конкретизировать коммуникативно обусловленные компоненты значения
адъективных и глагольных дериватов с целью расширения возможных
представлений об объекте оценки, его поступках и действиях. Включение же
исследуемых прилагательных в несвойственную им лексическую парадигму
способствует их переходу в особую, так называемую коммуникативно-
семантическую группу, т. е. коммуникативные стереотипы. Ср.: умный -
толковый, но умный - способный мыслить; бедный - неимущий, но бедный -
несчастный; любопытный - любознательный, но любопытный - достойный внимания
и др.
4. Прагматическую направленность могут иметь отдельные суффиксы
(глупенький, дураковатый, беспардонистый, жадюга, работяжка), относящиеся
одновременно к сфере экспрессивного и стилистического словообразования. Они
способны не только выражать субъективную оценку говорящего к тому, что
именуется, но и компенсировать информативную недостаточность об объекте
оценки.
Осмысление тенденций, наблюдаемых в деривационной сфере языка,
обслуживаемой оценочными производными, заставляет «разглядеть» конкретную
ситуацию речи и понять скрытые в ней оттенки смысла. Это в свою очередь
подтверждает присутствие прагматического начала в сознании участника
коммуникации, с одной стороны, и доказывает необходимость формирования
коммуникативной компетенции и прагматической грамотности речевого поведения
- с другой стороны.
Формирование словообразовательного значения

адъективных суффиксов в русском языке
Н. Ф. Крылова
Павлодарский государственный университет (Казахстан)
словообразовательное значение, аффиксы, суффикс, общие и частные значения
Summary. The article focuses on the ways of forming affix's word -
formation meaning which represents the basic part of word - formation
meaning of the motivated word.


Вопрос о словообразовательном значении неоднократно являлся предметом
дискуссий и в настоящее время определяется неоднозначно.
Словообразовательным называют новое значение, возникшее в результате
соединения данной отсылочной части с данной формантной частью, либо СЗ
определяется по значению формантной части мотивированного слова, когда его
непосредственным носителем считают словообразовательный формант. Среди
словообразовательных выделяются различные типы значений. Так,
Е. С. Кубрякова отмечает наличие наиболее общих - транспозиционных
значений, более конкретных - модификационных значений, а также
классифицирующих значений. Несмотря на разли-

чия во взглядах на СЗ, все исследователи отмечают связь этой категории со
словообразовательным значением аффикса. И. С. Улуханов, выделяя
траспозиционные, модификационные и мутационные словообразовательные
значения, отмечает аффиксы, которым присущи данные типы.
Таким образом, важнейшей частью СЗ мотивированного слова является
словообразовательное значение аффикса, при помощи которого образовано это
слово. СЗ аффикса - это в определенной степени сложная структура, имеющая
свою иерархию, в которой выделяются общие семантические типы, а также более
узкие их разновидности. Так, для суффикса -к- наиболее общим будет являться
значение признака 'склонный, пригодный или способный к действию, названному
мотивирующим словом'. Это общее значение реализуется в более узких, частных
СЗ (данная классификация СЗ суффикса -к- приведена в Русской грамматике):
'склонный совершить действие (потенциально-субъектное значение)', 'склонный
подвергнуться действию (потенциально-объектное значение)'.
Формирование значения словообразовательного аффикса, как и любой другой
языковой единицы, имеет свою историю. Уже на раннем историческом этапе вы-

деляются два вида производных с суффиксом -к- - отыменные и отглагольные
образования. Первоначально в отыменных образованиях суффикс -к- выступает в
чисто грамматическом значении: это вторичный суффикс прилагательности (из
-ъкъ-), присоединявшийся когда-то к основам прилагательных для более яркого
выражения признака (жесткий, мелкий, редкий). В последующие эпохи суффикс
-к- становится в подавляющем большинстве глагольным аффиксом и имеет
значение 'склонный, способный к действию'. Это значение является основным
для суффикса -к- и в настоящее время. На основании проанализированного
материала можно выделить ряд частные словообразовательные значения суффикса
-к-.
1. Значение 'склонный к действию'.
Липкий 'легко прилипающий, пристающий' (склонный, способный липнуть);
пылкий 'быстровоспламеняющийся, ярко горящий' (склонный, способный
пылать).
Близким к данному является значение 'склонный к совершению действия
определенным способом', в котором актуализируется не само действие, а
характер его выполнения; выполняемое действие мыслится достаточно широко -
как любое движение, перемещение в пространстве.
Прыткий 'обладающий живостью в движениях, подвижный' (склонный быстро
двигаться); ходкий 'легкий на ходу; такой, который легко и быстро
движется' (склонный, способный быстро, легко ходить, двигаться).
2. Значение 'способный к воздействию на кого-, что-либо'.
Едкий 'химически разрушающий, разъедающий что-либо' (способный
разъесть); колкий 'причиняющий укол, колючий' (способный уколоть кого-
либо).
В значениях первой и второй групп происходит ак-

туализация субъектного компонента пропозициональной модели мотивирующего
глагола (ср.: тот, который хрустит).
3. Значение 'склонный подвергаться действию со стороны кого-, чего-либо'.
Качкий 'легко приводимый в состояние качки, неустойчивый' (склонный
качаться); колкий 'легко раскалывающийся, поддающийся колке' (склонный
колоться).
В мотивированных значениях актуализируется объектный компонент
пропозициональной модели названного мотивирующим глаголом действия (колкий
предмет - предмет, который легко раскалывается).
4. Значение 'пригодный к действию'.
Варкий 'дающий достаточно жару; пригодный для варки' (пригодный для
варки); каткий 'удобный для катания, хорошо укатанный' (пригодный для
катания).
5. Значение 'склонный к состоянию'.
Знобкий 'боящийся холода' (склонный к состоянию озноба); робкий
'боязливый, несмелый' (склонный робеть).
6. Значение 'способный вызвать состояние'.
Жалкий 'вызывающий сострадание, достойный сожаления' (способный вызвать
жалость); знобкий 'причиняющий озноб, холодный' (способный знобить).
7. Значение 'обладающий внешне воспринимаемым признаком'.
Броский 'бросающийся в глаза, яркий' (такой, который бросается в глаза);
громоздкий 'слишком большой, занимающий много места' (такой, который
загромождает пространство).
Наличие среди образований с суффиксом -к- прилагательных с общим значением
'обладающий внешне воспринимаемым признаком', не отражающим какое-либо
действие или процесс, свидетельствует о процессе окачествления
прилагательных с суффиксом -к-, возникающих в современном языке на базе
глаголов (отыменный тип является непродуктивным) и имеющих основное общее
значение 'склонный, способный, пригодный к действию'. Тенденцию к
окачествлению отглагольных прилагательных. Собственно признаковое значение,
в котором нет указания на какое-либо действие, процесс, выявляется у
отыменных прилагательных со значением 'характеризующийся тем, что названо
мотивирующим словом', например: жаркий, слизкий, гулкий. У отглагольных
прилагательных выявляется значение 'обладающий внешне воспроизводимым
признаком', например: громоздкий, броский. Прилагательные называют
зрительно воспроизводимый признак. Окачествлению прилагательных с суффиксом
-к- способствует и развитие у этих прилагательных вторичных переносных
(метафорических) значений, в которых утрачивается семантика действия,
процесса. Прилагательные, употребленные в таких значениях, называют, как
правило, внутренний признак предмета или явления, например: колкое словцо,
едкая фраза, скользкий человек.
Деривационные подсистемы как носители концептуальной информации
О. Ю. Крючкова
Саратовский государственный университет им. Н. Г. Чернышевского
vpks@rambler.ru
словообразовательная категория, гнездо, концептуальная информация
Summary. The wordbuilding subsystems may be considered as the means of
keeping of the conceptual information. Different derivative subsystems
reflect different mechanisms of linguistic modeling of non-linguistic
reality.
Когнитивно-дискурсивная парадигма современного языкознания, являющаяся
продолжением функциональной парадигмы, успешно развивается в разных
отраслях лингвистики и прежде всего в лексикологии и теории текста. Все
более явственной становится тенденция к концептуальному осмыслению
грамматики (работы и выступления Ю. Д. Апресяна, Т. В. Булыгиной, Д. Н.
Шмелева, Е. С. Кубряковой и др.). Однако, как кажется, есть все основания
утверждать, что менее всего новая научная парадигма отразилась в
исследованиях по словообразованию - области, пограничной между лексикой и
грамматикой.
Между тем подобная изоляция словообразования от интенсивно развивающегося
в лингвистике направления является не только незаслуженной, но и по меньшей
мере странной. Важность когнитивного подхода к изучению всех деривационных
подсистем определяется тем, что словообразовательные значения аккумулируют
наиболее значимые для данного языкового коллектива элементы смысла.
Словообразованию принадлежит важнейшая роль в номинативном процессе,
запечатлевающем особенности человеческого мировосприятия, специфику
культурно-исторического опыта данного народа. В микросистемах производных
слов (мотивированных на данном синхронном срезе языка, сохраняющих свою
внутреннюю форму) подобная концептуальная информация выражена эксплицитно.
Поэтому для концептологии производная лексика и способы ее системной
организации являются благодатным материалом и должны представлять
значительный интерес.
Макроединицы словообразования (словообразовательные типы,
словообразовательные категории, словообразовательные гнезда),
представляющие собой системную организацию производной лексики, в рамках
когнитивной парадигмы должны быть осмыслены как разные способы хранения
ментальных моделей, как «хранилища» неких предельно обобщенных
представлений, образов. Когнитивный анализ комплексных единиц
словообразования позволит понять разные механизмы языкового моделирования
внеязыковой действительности.
Изучение с этих позиций словообразовательных категорий и образующих их
словообразовательных типов даст возможность, во-первых, выявить набор
значимых для носителей данного языка когнитивных категорий, во-вторых,
семантический потенциал каждой когнитивной категории и, в-третьих, области
приложения данной когнитивной категории, т. е. ее использование при
интерпретации разных денотативных сфер. Набор отраженных в
словообразовательной семантике когнитивных категорий равен набору
словообразовательных категорий, существующих в данном языке. Имена
словообразовательных категорий являются одновременно и именами когнитивных
категорий. Семантический потенциал когнитивной категории, ее смысловой
диапазон проявляется в разнообразии словообразовательных моделей,
включенных в ту или иную словообразовательную категорию.
Словообразовательная модель при этом рассматривается как отраженное в языке
варьирование ментальной модели. Разностороннее (грамматическое, лексико-
семантическое, тематическое) исследование производящей базы данной
словообразовательной категории позволит определить области приложения
когнитивной категории.
Когнитивная интерпретация словообразовательного гнезда вскрывает иной,
можно сказать, противоположно направленный механизм языкового моделирования
мира. В основе этого механизма лежит уже не предельно обобщенная ментальная
модель, получающая языковое выражение в морфемной семантике, а
овеществленный мотивировочный признак, запечатленный в вещественном
значении вершинного слова гнезда. Анализ словообразовательного гнезда при
таком подходе обнаруживает, во-первых, возможности варьирования
('Eсемантический потенциал) самих мотивировочных признаков, а во-вторых,
области их приложения при языковом моделировании действительности.
Изучение всех словообразовательных гнезд с точки зрения приложения
реализованных в их структуре мотивировочных признаков позволит не только
установить предпочтительное использование мотивировочных признаков в том
или ином денотативном пространстве, но и увидеть возможности сочетаемости
разных мотивировочных признаков при языковом моделировании определенной
денотативной области, а также возможности использования одного и того же
мотивировочного признака при когнитивной интерпретации разных денотативных
сфер. Все это даст возможность установить корреляции разных ментальных
моделей, а также корреляции разных денотативных сфер в сознании познающего
мир человека.
Когнитивно-дискурсивная парадигма может и должна быть реализована не
только при синхронном рассмотрении словообразовательной системы, но и в
диахронном аспекте.
Далее в докладе предлагается диахронный когнитивный анализ деривационной
микросистемы имен лиц-носителей власти с этимологическим корнем *vold-
(владыка, властитель, властелин, владатель, владычник, владарь,
властодержец и др.) Прослеживается история взаимодействия мотивировочных
признаков, используемых при номинировании лиц, облеченных властными
полномочиями. В историческом развитии данной деривационной микросистемы
отражается устранение семантического синкретизма, слитности значений
имущественного обладания, собственности со значением верховенства,
управления, господства. Эти два значения оказываются в современном русском
языке распределенными по разным словообразовательным гнездам и становятся
самостоятельными мотивировочными признаками.
Существительное - первый, исходный компонент сложений в русском языке
Э. С. Мамедова
Бакинский славянский университет (Азербайджан)
bakslavuniver@hotmail.com
сложные слова, русский язык, словообразование
Summary. Compound words occupy an important place in the vocabulary of
Russian language. This chapter is divided according to the classification
of compound units, the part of speech status of the first component:
compound units with prepositive nouns, adjectives, numerals, pronouns,
adverbs, verbs.


Описание механизма порождения сложного слова осуществлялось нами на основе
морфологического (частеречного) признака и формально-позиционного
расположения компонентов сложения, которые позволили непротиворечиво
установить словообразовательные типы (СТ) сложений в русском языке.
Порядок размещения компонентов в сложении характеризуется относительной
свободой. В одних случаях изменение порядка следования компонентов меняет
не только грамматическое членство, но и грамматическое значение сложения.
При построении СТ сложных слов частеречная принадлежность первого его
компонента нами задавалась при переменности второго.
Установление частеречной привязанности первого компонента сложения со
вторым являлось задачей исследования, что позволило выявить СТ, строящиеся
на законах сочетаемости частей речи.
Существительное - первый, исходный компонент сложений в русском языке.
Образование 5264 сложений с препозитивным существительным в русском языке
происходит по 24 основным СТ: СE+EСE'EС; СE+EГE+EoE'EС; СE+EГE+EениеE'EС;
СE+EГE+EтельE'EС; СE+EГE+EкаE'EС; СE+EГE+EецE'EС; СE+EГE+EщикE'EС;
СE+EГE+EникE'EС; СE+EГE+EствоE'EС; СE+EГE+EняE'EС; СE+EГE+EищеE'EС; СE+EСE+
ный ' П; СE+EГE+EныйE'EП; СE+EГE+EтельныйE'EП; СE+EПричаст.E'EП; СE+EПE'EП;
СE+EСE+EыйE'EП; СE+EГE+EочныйE'EП; СE+EСE+EовыйE'EП; СE+EГE+EивыйE'EП;
СE+EСE+EическийE'EП; СE+EГE+EенныйE'EП; СE+EГE'EГ (льноволокно,
томатопродукт, хмелеграб; солевоз, воздухомер, свинопас; танковождение,
человеколюбие, пенькопрядение; храмостроитель, мореплаватель,
абажуродержатель; колбасорезка, плодосушилка, рассадосажалка, славолюбец,
домовладелец, лесоторговец; стекловыдувальщик, шахтопроходчик, маслобойщик;
молокоприемник; рудоподъемник, рукомойник; жизнетворчество,
жизнестроительство, народоправство; сыроварня, шерстомойня, маслодельня;
картофелехранилище, бомбоубежище; винтообразный, клювовидный, водозащитный,
молочаецветный; угленосный, стеклорезный, спиртогонный; зложелательный,
молокозаготовительный, бумагорезательный; камнеобрабатывающий,
фруктоперерабатывающий, светопроницаемый; атмосфероустойчивый,
ударостойкий, влагоемкий; дубинноголовый, звездокрылый, жаброголовый,
кукурузоуборочный, доскопогрузочный, конфетоотливочный; зернобобовый,
лавровишневый, фарфорофаянсовый; жизнелюбивый, женолюбивый, медоточивый;
ветроэлектрический, резинотехнический, стеклокристаллический;
идоложертвенный, золотопромышленный, посудохозяйственный, миротворить,
лучеиспускать, плодоносить и т. д.).
Среди 24 СТ наиболее высокой продуктивностью обладают модели: СE+EСE'EС;
СE+EГE+EoE'EС; СE+EГE+EениеE'EС; СE+EСE+EныйE'EП; СE+EГE+EныйE'EП;
СE+EГE+EтельныйE'EП; СE+EПричаст.E'EП; СE+EПE'EП.
Образование сложных слов с препозитивным существительным в русском языке
происходит как чистым сложением, так и сложением с одновременной
аффиксацией. Сложные слова с препозитивным существительным в 1669 случаях
образуются чистым сложением, а в 3595 сложных словах процесс
словообразования сопровождается аффиксацией: o, -ение, -тель, -ка, -ец,
-щик, -ник, -ство, -ня, -очный, -овый, -ивый, -ический, -енный.
Количественные показатели позволяют отметить, что образование сложных слов
с препозитивным существительным чистым сложением протекает менее
производительно, чем сложноаффиксальным способом.
При формировании сложных слов с препозитивным существительным потенциально
возможны следующие частеречные объединения существительного с другими
частями речи в пределах двучастных сложных слов: СС, СГ, СП, СН, СМ, СЧ.
Однако материал исследования показал, что практически возможны СС, СГ, СП.
В сложных словах с препозитивным существительным в качестве второго
компонента сложения выступают глаголы в 2800 сложных образованиях,
существительные - в 2121, прилагательные - в 165, причастия - в 178.
По приведенным выше статистическим данным видно, что наиболее активным в
образовании сложных слов с препозитивным существительным в качестве второго
элемента сложения является глагол (52,6%) и существительное (40,8%), а
участие прилагательного и причастия (всего таких образований - 6,6%)
значительно менее активно.
Сочетания препозитивного существительного с глаголом, существительным,
прилагательным, причастием порождают 3382 сложных существительных (63,5%),
1858 сложных прилагательных (96,1%), 24 сложных глагола (0,4%).
Порядок следования компонентов сложных слов с препозитивным
существительным является преимущественно асинтаксическим, только в
некоторых образованиях СТ, например, СE+EСE'EС; СE+EСE+Eный ' П;
СE+EСE+Eовый ' П; СE+EСE+EическийE'EП наблюдаем синтаксический порядок
следования. Синтаксический порядок следования компонентов сложения
наблюдается в конструкциях, где оба компонента сложения относятся к одной и
той же части речи - к имени существительному.

Принятые сокращения
Г - глагол; М - местоимение; Н - наречие; П - прилагательное; С -
существительное; Ч - числительное.
Динамика русского производного слова
Г. А. Николаев
Казанский государственный университет
guennadi.nikolaev@ksu.ru
производность, деэтимологизация, реэтимологизация, переинтеграция,
детерминированность процессов
Summary. Dynamics of russian derivatives. Derivatives are the historical
category: it can change itselft, disappear, reappear etc. The character of
the word derivative status is defined according to the system of the
derivative relations this word belongs to.


Производное слово возникает в результате конкретного процесса
словопроизводства и, сохраняя с производящим словообразовательные связи,
выделяет словообразовательную форму (т. е. бинарное единство производящей
основы и форманта) и отражает определенное словообразовательное значение.
Производность слова - это его характеристика в деривационном аспекте,
определяющая его статус в словообразовательной системе как вторичной
единицы, произведенной от другой языковой единицы (первичной по отношению к
данной) и сохраняющей с ней живые словообразовательные связи. И хотя сам
факт образования слова навсегда сохраняется в его истории как
этимологический момент, само производное слово может подвергаться
изменениям, связанным с изменениями в словообразовательной системе языка.
Эти изменения в своей основе всегда имеют семантические сдвиги в
коррелятивной паре «производящее > производное» и охватывают ряд типовых
корреляций или даже целый словообразовательный тип. В истории русского и
славянского словообразования большинство СТ подверглось таким изменениям
(например, имена с суффиксами -ние, -тель, -ка, -щик, -ец, -ник, -ба и
др.). Все перечисленные СТ были генетически приименными, однако позднее
многие из них полностью (например, СТ имен на -ние, -тель, -ка, -ба) или
частично (СТ имен на -ец, -ник, -щик) стали приглагольными.
Определяющей причиной таких семантических сдвигов и перемотивировки в
сфере производных слов является историческое упорядочивание семантических
связей между частями речи в ходе развития глагольно-именных и субстантивно-
адъективных отношений. Одним из наиболее показательных случаев в этом плане
является история словообразовательного типа имен на -(н)ик. Установление в
группе производных имен этого СТ субстантивных словообразовательных
отношений, а затем и реализация их в словообразовательных процессах, было
обусловлено семантической спецификой производящих слов на -ный, указывающих
на отношение к предмету (первоначально лесной > лесник, затем лес >
лесник). В свою очередь охват производных образований с суффиксом -ник
глагольной мотивированностью был обусловлен тем, что «предметом», на
отношение к которому указывало производящее на -ный, было в ряде случаев
отвлеченное действие (первоначально защитить > защита > защитный >
защитник, позднее защитить > защитник).
Исторический подход к понятию производности не только не исключает того,
что она может меняться, исчезать, вновь приобретаться и т. д., но даже
предполагает такие изменения как возможные. И. А. Бодуэн де Куртенэ и его
казанские последователи детально исследовали различные изменения в
структуре производного слова, в основе которых лежали фактические изменения
в системе словообразовательных отношений. Производность слова может
проявляться или не проявляться в тот или иной период истории языка в
зависимости от того, как складываются системные отношения в
словообразовании. Характер производности слова определяется тем, в систему
каких словообразовательных отношений входит данное слово.
В связи с этим производность слова на разных этапах истории языка
раскрывается в его соотнесенности с мотивирующим словом, членимости его на
словообразовательные элементы и наличии словообразовательного значения. Все
эти параметры производного слова могут быть типовыми, т. е. встречаться в
ряде производных слов, но могут быть и индивидуальными (как в слове
пастух).
Определяющим параметром производности слова является его связь с
производящим. Утрата этой связи переводит производное слово (хотя бы
временно) в разряд так называемых непроизводных слов. Изменение этой связи
меняет и характеристику слова в деривационном аспекте как вторичной
единицы. Утрата словом связи со своим генетически производящим и
установление новых словообразовательных отношений не лишает его
производности ни этимологической, ни «синхронической». Этимологическая
производность остается навсегда в истории слова. Но слово продолжает жить в
деривационной системе языка, характеризуясь новыми словообразовательными
связями по отношению к другому слову.
Нетрадиционные способы окказиональных композитов в онтогенезе речи
Е. Г. Озерова
Белгородский государственный университет
Ozerova@bsu.edu.ru
неузуальные способы словообразования, онтогенез речи
Summary. In the word-building space of modern Russian language one can find
free cells, which are filled by occasional compound words. We analyze non-
traditional methods of word-building, present in ontogenesis of speech.


В последнее время появилось немало работ, посвященных нетрадиционным,
окказиональным способам словообразования.
И. С. Улуханов подчеркивал, что без исследования словообразовательных
возможностей нельзя говорить о полном описании способов словообразования,
так как невозможно выявить словообразовательные возможности современного
русского языка.
К нетрадиционным способам словообразования относится прежде всего
гендиадис.
В онтогенезе речи зафиксированы следующие примеры гендиадиса: варенички-
маленички, репетитор-англопитер, склероз-сколиоз, птенец-цыплец, чухча-
мухча, супер-мупер, Илюшка-красноушка.
1. Знаменательное слово сочетается с другим знаменательным словом, которое
десемантизируется в составе гендиадиса:
- Я и забыла, что это я батон покупала. У меня уже склероз-сколиоз.
2. В качестве первого компонента ребенком употреблено собственное имя
существительное, а в качестве второго - сложный окказионализм, образованный
при помощи основосложения и суффиксации.
Ребенок долго спал и отлежал ухо, смотрит в зеркало.
- Я Илюшка-красноушка (т. е. человек с красным ухом). Илюшка-красн-о-уш-к-
а.
3. В пределах гендиадиса в следующем примере сочетается знаменательное
слово репетитор и сложное существительное, образованное при помощи
сложения, при этом опорный компонент сложного окказионализма выражен именем
собственным:
- Я английский алфавит знаю так хорошо, что даже воздуха не хватает, чтобы
сразу весь выговорить, а сам английский, наверное, плохо знаю. Мне нужен
репетитор-англопитер. Репетитор-англ-о-питер.
4. В состав гендиадиса входит уменьшительно-ласкательное знаменательное
слово и окказиональное существительное, мотивированное прилагательным
маленький. В гендиадисе представлены компоненты, мотивированные
словосочетанием маленькие варенички:
- У бабушки получились варенички толстые, как бочка. Я больше люблю твои,
водные, варенички-маленички.
5. В пределах гендиадиса сочетается знаменательное слово с окказиональным
существительным, образованным при помощи десуффиксации, и мотивированным
словами птенец, цыпленок.
- Отгадай, кого я в деревне в руках держала? Маленький, желтенький. птенец-
цыплец!
6. Оба компонента гендиадиса представлены звукосочетаниями:
Ребенок рассматривает искусственный фрукт, напоминающий и апельсин, и
мандарин, и персик, но явно не похожий ни на один из них.
- Это какая-то чухча-мухча.
7. В качестве первого компонента гендиадиса употребляется префикс, который
преобразуется в корень, сочетающийся с асемантическим компонентом-
звукосочетанием. Как и в предыдущем примере, детьми во втором компоненте
использован согласный м, что свойственно игровой традиции таких
обозначений.
- Нам так много задали уроков, я думала, что до вечера буду сидеть. А на
меня такое вдохновение нашло, что я за час все сделала. Вот я супер-мупер!
На наш взгляд, отличительной чертой употребления гендиадиса в детской речи
является несколько бульшая мотивированность, семантическая наполняемость
компонентов сложения по сравнению с гендиадисом в речи взрослых.
Для контаминации характерно соединение (объединение) мотивирующих основ
без участия какого-либо словообразовательного форманта, это объединение
безаффиксное, сопровождаемое соединением слов путем частичного наложения в
месте соединения.
Пример наложения конца первой основы и омонимичного начала второй основы
двух самостоятельных слов:
Врач-пепсиколог. Пепси +Eпсихолог; х > к.
Контаминированные окказиональные композиты также представлены в онтогенезе
речи:
а) капроновые колготки ( капротки; больная колен-

ка ( боленка; второй сапог ( второг;
б) кварта и терция ( кварция; кузов и грузовик ( кузовик; женщины и
девочки ( жечки; видеомагнитофон и телевизор ( видеовизор; хлорофитум и
кухня ( хлорокухня; снегирь и царевна ( снегиревна;
в) клубочек для вязания ( вязочек.
И. С. Улуханов считает, что такие слова образованы при помощи тройного
способа: аббревиатурные усечения + сложение + субстантивация: беруши
(береги уши) «противошумные вкладыши в уши».
Ильямурманцы - Ильямурманцы, которые едят мясо, становятся злые.
Данный пример интересен своей сверхокказиональностью, потому что ребенком
использован полный антропоним Илья Муромец, на который, не исключено,
наложился топоним Мурманск, и суффикс обозначения лица формально совпал с
финалью -ец. Илья Мур(омец) + Мурман(ск) + ц + ы.
К нетрадиционным способам относится образование и такого окказионализма,
как новожен (жених): - Мама, я видела невесту и новожена.
Возможно, в качестве мотивирующих основ для образования данного слова
можно назвать усеченные морфемы слов новый и жених + сложение. Нов(ый) + о
+ жен(их).
Несомненно, к контаминированным образованиям следует отнести детский
окказионализм ирюхи (изюм и орехи):
- Мама, ты мне купишь «Фрут энд нат», там ведь есть ирюхи.
- Что это, Риточка?
- Разве ты не знаешь? Это изюм и орехи. И(з)ю(м) + (о)р(е)хи.
При образовании данного слова гласные звуки были взяты из одного слова, а
согласные и окончание - из другого. Такой способ образования мы бы назвали
шахматной контаминацией.
К неузуальным способам словообразования относится и субституция, когда
новое слово образуется при помощи замены морфемы или неморфемного сегмента:

- Я люблю куролапы. Куролапы ( кур(иные) + о +E(окорочка) лапы.
Детский окказионализм образован при помощи усечения основы первого слова,
сложения и субституции (замены морфемы).
Наш материал убедительно свидетельствует, что ребенок не просто заполняет
абсолютные и относительные лакуны своими словоизобретениями, но заполняет
их поликорневым способом, словами-композитами.
Суффиксальная универбация как продуктивный способ образования новых слов

в русской разговорной речи
Л. И. Осипова
Московский педагогический государственный университет
ZvonkovaN@mgpu.ru
русская разговорная речь, словообразование, универбация
Summary. Suffixes univerbation of an attributive combination of words is a
productive way of word-formation in Russian colloquial speech of the last
third of the XX century. Univerbation of a given syntactic structure is all
ways accompanied by the reduction of a meaning and appearence in suffixes
derivation implicite meaning. Univerbation process embraces different
lexico-semantic categories of nouns of colloquial speech, jargon and slang.
Mostly all univerbs can be interesting in socio-progmatic aspect, its
bigger pert is reffered to so called background vocabulary.


Наблюдения над словообразованием в русской разговорной речи последних трех
десятилетий XX в. позволили обнаружить возросшую продуктивность такого
специфического способа, как универбация, возникшего в результате действия
тенденции к экономии. Универбация - способ образования слов на базе
словосочетания, при котором в производное слово входит основа лишь одного
из членов словосочетания, поэтому дериват (универб) по форме соотносится с
одним словом, а по смыслу - со всем мотивирующим словосочетанием
(многотиражная газета ( многотиражка).
Суффиксальные универбы-существительные всегда мотивируются атрибутивным
словосочетанием, характеризуются фразеологичностью семантики,
экспрессивностью и общим словообразовательным значением предметности.
Анализ семантики «скрытых» (эллиптированных) компонентов в структуре
суффиксальных универбов с конкретным (предметным) значением позволил
выделить более 20 тематических групп и подгрупп, характеризующихся
тенденцией к регулярности включенного значения, которое можно
квалифицировать как частное словообразовательное значение; например,
названия дорог (бетонка ( бетонная дорога); названия различных помещений, в
том числе специального назначения (атом-

ка ( атомная электростанция) и др.
Суффиксальные универбы могут вступать в омонимичные отношения со словами
других словообразовательных типов, но при этом, как правило, возникает не
лексическая, а словообразовательная омонимия.
Применительно к некоторым универбам можно говорить об отраженной
полисемии, так как каждое значение производного (т. е. универба) опирается
на свое значение производящего (ср. вышка - 1. Высшая мера наказания; 2.
Высшая школа милиции; 3. Высшая школа экономики).
На основании анализа фактического материала (около 2000 лексем),
реализованных в 8000 словоупотреблений), полученного путем сплошной выборки
из различных современных периодических изданий и произведений
художественной литературы, опубликованных в период с 1960 по 2000 год
включительно, дал возможность сделать ряд выводов и обобщений.
Универбы широко представлены в разговорной общей и разговорной
профессиональной речи, в речи представителей различных социальных групп, в
молодежном жаргоне, сленге: начерталка ( начертательная геометрия, глобалка
( глобальное произведение, наружка ( наружное наблюдение).
По нашим подсчетам, в современном русском языке около 200 слов-универбов,
которые правомерно квалифицировать как узуальные, так они нашли отражение в
толковых словарях и широко используются в разговорной речи (кожанка,
анонимка, методичка, подсобка, электричка).
В последнее десятилетие XX в. наблюдается рост числа суффиксальных
универбов с непредметной семантикой, например: безотходка ( безотходная
технология, незавершенка ( незавершенное строительство. Большая часть
подобных универбов не зафиксирована в толковых словарях и словарях новых
слов.
Лексические значения мотивирующего прилагательного и эллиптированного
существительного входят как непременные составляющие в семантику универба,
однако их соотношение в семантическом объеме универба различно.
Действие рассматриваемого способа словообразования обусловлено не только к
тенденции экономии языковых средств, но и социальными факторами.
Коннотативное значение универба создается его словообразовательной
структурой.
В большинстве универбов отражается специфическое восприятие тех или иных
понятий, стремление своеобразно оценить, охарактеризовать устоявшиеся
представления о реалиях повседневного быта, присутствуют социальный и
прагматический компоненты.
В семантике большинства универбов можно обнаружить наличие социально-
культурного компонента, поэтому по классификации Верещагина-Костомарова
многие из универбов могут быть отнесены к денотативно-фоновой (ср.
хрущевка, брежневка, павловки, коммуналка) и / или к коннотативно-фоновой
(нетленка, наглядка) и подавляющее большинство к безэквивалентной лексике.
Суффиксальная универбация является языковой фреквенталией, встречающейся в
других славянских языках (украинском, белорусском, чешском, польском,
болгарском).
Несмотря на пейоративность значения некоторых универбов, все они,
безусловно, представляют интерес в плане социо- и прагмалингвистики.
На наш взгляд, описание русского языка второй половины XX столетия будет
неполным без учета рассмотренного фрагмента производной лексики.
Соотношение словообразовательных и антонимических гнезд

(семантический аспект)
А. С. Пардаев
Самаркандский государственный университет (Узбекистан)
aspardayev@yandex.ru


Основой антонимического гнезда являются, как правило, два соотносительных
противоположных гнезда с исходными словами-антонимами: они составляют левую
и правую части такого гнезда, освобожденные от единиц, не вступающих в
антонимическую корреляцию на уровне производных лексем.
Учитывая различные планы соотношения единиц, словообразовательные
(«вертикальные») и лексические («горизонтальные»), можно выделить для целей
анализа словообразовательный аспект (словообразовательное гнездо) и
семантический аспект (антонимическое гнездо). Такое выделение является
абсолютным. Оно представляется относительным, ограниченным рамками,
задачами конкретного анализа, необходимостью вносить смысловую коррекцию в
процесс деривации, который исследован и описан в большей степени формально,
с расчетом на усредненную семантику образующих и производных слов в
гнездах.
Многие сопутствующие семантические процессы, связанные с деривацией на
различных ее ступенях с изменением частеречного статуса морфемы
(прилагательное - наречие - существительное - глагол и др.), сопровождаемым
качественным изменением семантики (различных ее категориальных оформлений),
остаются пока недостаточно исследованными и не всегда отражаются в
словообразовательных словарях.
В процессе порождения гнезд словообразовательные и семантические процессы,
их основные закономерности могут совпадать в своей основе в результате
изоморфизма словообразовательной и лексико-семантической систем, так
частично и не совпадать, различаться.
В силу единства лексическая и словообразовательная семантики и общих
закономерностей в семантической и словообразовательной деривации
развертывания словообразовательного гнезда антонимов сопровождается
соответствующим развитием отраженной антонимии как лексического явления в
области производной лексики.
Семантический процесс отражения исходной антонимии в системе производных
слов, т. е. ее распространение, внедрение в их семантику, рождает
разветвленные антонимические словообразовательные гнезда.
Лексическая антонимия существенно согласуется со словообразовательной,
например:
БЕДНЫЙ БОГАТЫЙ
беднейший богатейший
бедненький богатенький
бедно богато
бедность богатство
бедняк богач
беднячка богачка
пребедный пребогатый
пребедно пребогато
беднеть богатеть
обеднеть разбогатеть
обеднить обогатить
обедниться обогатиться
обедняться обогащаться
Анализ подобных антонимических гнезд показывает, что большинство сходных
или однотипных морфем, присоединяемых к основам образующих слов,
симметрично развивают, словообразовательно развертывают антонимию, принимая
участие в ее отражении в производных словах той же части речи.
Ср. например, развитие отраженной антонимии при присоединении одной и той
же морфемы: бедн/ый/ - богат/ый/, беднейший - богатейший, бедненький -
богатенький и т. п.; близк/ий/- далек/ий/, близк/о/- далек/о/, вблизи -
вдали (/в-/ + /-и/) и т. д.
В других случаях развитие отраженной производной антонимии осуществляется
с помощью коррелирующих морфем взаимно противоположной семантики: бедн/ый/
- богат/ый/, бедность - богатство (/-ость/ ? /-ств/), бедняк - богач,
близк/ий/ - далек/ий/, приблизить - отдалить, приблизить - удалить.
И в том и другом случае развертывание словообразовательных гнезд не
нарушает собственно лексической антонимии, сохраняя предельное отрицание
слов как инвариантный признак противоположности, что свойственно и исходным
антонимам - вершинам гнезд.
Развитие деривации и лексически отраженной противоположности идет
параллельно (деривационное развертывание) отмечен прямой линией, лексико-
семантическое - пунктиром:
бедный - богатый
бедность - богатство
Итак, словообразовательные антонимы остаются истинными, лексическими
антонимами, если они в процессе деривации не перестают выражать предельное
отрицание друг друга как смысловой вариант противоположности.
Новое слово с позиций порождения речи
Л. И. Плотникова
Белгородский государственный университет
Plotnikova@bsu.edu.ru
модели порождения речи, новообразования, коммуникативно-когнитивная модель,
словопроизводство
Summary. New words are indispensable material for scientific research of
creation of words process.


Анализ различных моделей порождения речи, представляющих
последовательность взаимосвязанных и взаимообусловленных этапов, позволяет
говорить о том, что поиск необходимого слова также производится поэтапно.
Говорящий может выбрать готовое слово и сконструировать новое, что
позволяет исследователю в свою очередь строить предположения об
особенностях этапов речепорождения и судить о факторах, которые повлияли на
создание новой единицы. Следовательно, созданное говорящим слово может
служить материалом для исследования словопроизводственного процесса.
И. А. Стернин образно сравнил слово с ключом, «открывающим» для человека
концепт как единицу мыслительной деятельности и делающим возможным
использовать его в мыслительной деятельности. Таким образом, исследование
процесса создания нового слова позволяет строить комплексную коммуникативно-
когнитивную модель речепроизводства.
Н. И. Жинкин экспериментально доказал, что механизм человеческого мышления
реализуется в двух динамических звеньях - предметно-изобразительном коде
(внутренняя речь) и речедвигательном коде (экспрессивная речь). Мысль
задается в первом звене, во втором она передается и снова задается для
первого звена. Именно эта двухзвенность механизма человеческого мышления
отличает его от различных искусственных устройств. Мысль, запущенная с
помощью УПК, перекодируется в код вербальный. На этом этапе, на наш взгляд,
говорящий может столкнуться с коммуникативным препятствием. Оно может быть
вызвано отсутствием готовой языковой единицы; стремлением эксплицировать
индивидуально-авторский концепт необычно, по-новому; обозначить явление
более кратко, одним словом (вместо развернутого описания); желанием
«поиграть» со словом. На данном этапе реализация мысли определяется
талантом говорящего. Кроме того, мысль преобразуется под влиянием различных
экстралингвистических факторов, среди которых особое значение отводится
параметрам языковой личности (возраст, социальная принадлежность, пол,
интеллект, особенности биографии, творческие способности, эрудиция и др.),
особенностям речевой ситуации, типу речевого акта (официальный, дружеский и
др.), форме общения, характеристике адресата (мужчина / женщина,
знакомый / незнакомый и др.).
Анализ фрагментов разговорной речи, отмеченной созданием новообразований,
позволяет выделить ряд особенностей. Например, перед произнесением нового
слова говорящий нередко замедляет речь, иногда останавливается, подыскивая
необходимое слово, использует такие включения, или хезитации, как «э-э-э.»,
«такой», «так сказать», «это такой вот.» и др. Например: «Прекрати
переключать каналы. Смотри, какой ты. этот. переключальщик»; «Он что, опять
опоздал? Это уже систематический, так сказать, опаздыватель»; «Я уже
заказала билет и не собираюсь. э-э-э. перезаказывать»; «Он уже целый месяц
тянет с книгой, забывает принести. Надо же, такой вот. тянульщик»;
«Постоянно просят ее вытирать пыль. Нашли, видите ли. пылевытиральщицу».
Различные модели речепорождения представляют разные аспекты речевой
деятельности. Особую актуальность, на наш взгляд, получает разработка
комплексных подходов к анализу процесса производства речи. Так, модели,
сочетающие коммуникативный и когнитивный подходы, предоставляют возможность
разностороннего анализа с точки зрения исследования новообразования в
отдельных речевых актах и описания структур репрезентации различных видов
знания в новом слове. Ряд проведенных нами психолингвистических
экспериментов позволил выявить отдельные особенности механизма порождения
нового слова, а также построить модель, в которой эти особенности нашли
отражение.
Чтобы экспериментально подтвердить отдельные положения, касающиеся
речемыслительной модели словопроизводства, мы сочли необходимым провести
эксперимент, целью которого было продемонстрировать на конкретном языковом
материале «работу» интегрированной речемыслительной модели по созданию
новообразований. Задача, поставленная перед информантами: заполнить в
предложенных текстах пропуски, выбрав необходимое слово из лексикона или
сконструировав его. Задачи исследователя: 1) проанализировать созданные
информантами в экспериментальной ситуации слова как результаты «работы»
ономасиологической, когнитивной, номинативной и словообразовательной
моделей; 2) попытаться определить, от чего зависит выбор определенной
конструкции из парадигмы соотносительных в конкретной речевой ситуации; 3)
проверить, каким образом могут быть заполнены языковые лакуны и
продемонстрировать тем самым на конкретных примерах языковые возможности.
Для эксперимента было выбрано 10 небольших фрагментов текстов. Каждый из
них содержал определенные условия для создания необходимого слова.
Проведенные наблюдения позволили сделать ряд выводов:
1. Процесс создания новообразования недоступен прямому наблюдению, однако
языковой материал, собранный экспериментальным путем, позволяет
исследователю мысленно представить тот путь, которым шел говорящий в
процессе мыслительной деятельности. Таким образом, полученный в ходе
эксперимента языковой материал представляет особый интерес, так как
выбранные информантами языковые средства выступают как материальные
представители мысли в процессе словопроизводства.
2. В зависимости от того, как поняты свойства обозначаемого, информант
мысленно относит слово к определенному классу. В этом проявляется «работа»
ономасиологической модели, связанная с категоризацией и субкатегоризацией
создаваемых единиц.
3. Сопоставляя контекст с выбранным или созданным информантом словом,
можно проследить, какой признак исходного оказался наиболее актуальным и
послужил для его включения в новообразование. Таким образом, в зависимости
от того, какой из актуальных признаков берется за основу, испытуемый и
создает единицу определенной структуры.
4. Эксперимент позволил представить систему сложных «закадровых»
ассоциативных связей, которые скрыты за исследуемыми словами и направляли
процессы выбора и конструирования слов.
5. Если «готовое» слово по каким-либо причинам не устраивало информанта,
он конструировал сам необходимую единицу, используя известные ему
словообразовательные средства. В докладе будут проанализированы основные
способы словопроизводства и более подробно представлены результаты
проведенного эксперимента.
Закон Менцерата как проявление базовых тенденций в словообразовании

(на материале «Хронологического морфемно-словообразовательного словаря
русского языка»)
А. А. Поликарпов
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова
polikarp@philol.msu.ru
закон Менцерата, модель жизненного цикла знака, закономерности
словообразования,

Хронологический морфемно-словообразовательный словарь русского языка
Summary. Menzerath's Law relates to the reverse proportional relation
between the increasing number of more elementary units (morphemes and
syllables) which words contain and the decreasing average length of these
units. There is proposed a system model explaining linguistic mechanizm
responsible for the Menzerathian phenomenon. First component of the model
is the statement on the inescapable semantic abstractivization of words
during their use in speech acts. Second component is syntactic derivation
acts which are considered as one of the main system responses for the basic
abstractivizing semantic drift of words in time. Each acts of syntactic
derivation is a means of realisation of the principle of necessity for the
correspondence between lexical and categorial semantics of words. Producing
of more and more categorially abstract derivatives is followed not only by
lengthening of wordforms, but also by shortening of suffixal morphemes step
by step added - because of their more functional (grammatic) nature and,
correspondingly, more frequent use (leading to shortening).


1. Тенденции к абстрактивизации и субъективизации являются двумя основными
направлениями качественного развития семантики любого знака в целом (слова,
в т. ч.) в ходе его существования-развития [1]; [2]. Эти тенденции
определяют качественное и количественное развитие и многих других системных
характеристик слов, морфем и фразеологизмов.
2. Согласно принципу необходимости соответствия лексической и
категориальной семантики слов [2], становящийся со временем все более
семантически абстрактным лексический знак ищет соответствующую ему более
абстрактную, все более грамматичную форму. Изменение грамматической формы
слова происходит в результате словообразовательного акта, а именно, в
результате акта т. н. «синтаксической деривации», создания нового, более
признакового, более грамматичного производного, чем было производящее
(прилагательного на основе существительного, наречия на основе
прилагательного и т. п.), но с практически полным сохранением предметного
(денотативного) лексического содержания значений у производного в сравнении
с производящим.
Создание нового слова осуществляется обычно за счет суффиксации,
добавления относительно более абстрактного, более грамматического суффикса
к соответствующей производящей основе. Однако с течением времени ранее
образованное слово (являющееся результатом достижения в определенный момент
соответствия между степенью его общей семантической абстрактности и
степенью грамматичности) становится лексически более абстрактным, чем оно
было в момент его создания и поэтому, потеряв лексико-грамматическое
соответствие, снова стремится к его восстановлению путем образования
нового, еще более грамматичного синтаксического деривата.
Повторяющиеся по своей направленности (и доминирующие по своей частоте в
сравнении с другими типами деривации - модификацией и мутацией) акты
синтаксической деривации определяют возможность формирования тенденции к
образованию на каждом следующем шаге словообразовательного процесса в любом
гнезде все более признаковых, все более грамматичных, более категориально
абстрактных слов, вплоть до таких чисто служебных слов, как союзы и
предлоги. В целом, это приводит к тому, что наиболее вероятный порядок
синхронного расположения слов различных частей речи в пределах каждой из
ветвей древесной структуры словообразовательного гнезда будет следующий: от
существительных к прилагательным, глаголам, наречиям, местоимениям и т. п.,
завершая последовательность такими чисто служебными словами, как союзы и
предлоги.
Следствием того, что более грамматичные суффиксы являются более
употребляемыми, а увеличивающаяся степень употребительности ведет к
укорочению суффиксов, можно ожидать, что будет наблюдаться корреляция между
номерами позиций суффиксов, последовательно накладываемых в словоформе друг
на друга, и их длиной, а также количеством суффиксов в слове и их средней
длиной.
Роль префиксов в словообразовательном процессе иная, они не устанавливают
новые категории слов, а аспектуально варьируют категории, уже установленные
суффиксальными единицами. Причем, степень специфичности аспектуального
варьирования, специфичности значений префиксов растет при каждом
последующем шаге префиксального словообразования. Это приводит к тому, что
последовательно добавляемые слева к производящим основам префиксы являются
все менее частотными и, соответственно, более длинными.
Эта принципиальная разница в функциях префиксов и суффиксов, а также
разница в направлении относительного изменения качества этих единиц,
последовательно помещаемых в цепи аффиксов слева и справа от корня,
определяет их противопоставленность по динамике развития их грамматических
и частотных характеристик, а также по динамике относительного изменения их
длин, а именно:
1) суффиксальные единицы, которые находятся на более удаленных от корня
позициях, должны быть более старыми, более грамматичными, более частотными,
более короткими, чем те, которые занимают относительно более близкие к
корню позиции;
2) префиксальные единицы, наоборот, чем далее они расположены от корня,
тем менее они должны быть грамматичными, более молодыми, менее частыми и
более длинными.
В целом, получается, что с ростом общего числа суффиксов в слове средняя
степень их грамматичности и степень их употребительности должны расти, а
средняя длина каждого из них - падать. Средние же характеристики приставок
должны развиваться в обратном порядке.
Зависимость исторической динамики корня можно предсказать следующим
образом: чем дольше корень существует в языке, тем он становится более
абстрактным, частотным и коротким. Эти характеристики должны существенно
коррелировать с тем, что чем дольше корень существует в языке, тем более
длинными последовательностями аффиксов он обрастает. Соответственно, должна
существовать зависимость средней длины корней в словах от числа суффиксов
(и, в целом, от числа аффиксов) в них.
3. Позиционный закон Менцерата. Как видно, зависимость средних
характеристик длин всех морфем вместе от общего числа их в слове (т. наз.
«закон Менцерата» - ЗМ) не может быть однородной, т. к. при росте исходной
величины в классическом варианте ЗМ средняя длина суффиксов и префиксов
изменяется в разных направлениях. Можно полагать, что относительно
однородной может быть зависимость средней длины всех аффиксов только от их
порядкового номера на некоторой единой позиционной шкале - от крайнего
префикса слева от корня (- 3-ая позиция) до крайнего суффикса справа от
корня (+ 7-ая позиция) с промежуточной «нулевой» позицией для корня (см.
рис. 1). Это и есть предложенная нами более фундаментальная зависимость.
Она выглядит следующим образом:

y ' a вEln(x +Ec) + b , (1)

где
y - средняя длина аффиксов в позиции определенного номера в производной
словоформе;
x - номер позиции аффикса;
a - коэффициент пропорциональности;
b - средняя длина аффикса в начальной по порядку (-3ей) позиции (в данном
словаре);
c - коэффициент, превращающий отрицательно-положительную шкалу в чисто
положительную (c здесь номер максимально удаленной позиции префиксов плюс
единица в данном словаре).

















4. Использование данных «Хронологического морфемно-словообразовательного
словаря русского языка» [Polikarpov, 2000] (данные по средним длинам
префиксов, суффиксов и корней 50787 корневых и аффиксальных производных
слов см. в Таблице 1 ниже и Рис. 1 выше) позволило подтвердить
справедливость приведенных выше рассуждений, а также определить значения
тех параметров, которые содержатся в приведенной выше формуле. Формула
позиционной зависимости длин морфем с этими значениями выглядит следующим
образом:

y ' 0,3953ln(x + 4) + 2,5473. (2).

Кроме того, мы определили факт знаменательной осцилляции найденной
зависимости для средних длин суффиксов. В докладе будут обсуждены возможные
словообразовательные причины этого явления.

Таблица 1. Средняя длина морфем различного рода в определенной позиции
корневых

и аффиксальных производных слов (отдельно для слов имеющих разное число
суффиксов

|Позиции |Длина слов в числе суффиксов |


морфем |0 |1 |2 |3 |4 |5 |6 |7 |1.7 | |Преф3 |2,00 |1,83 |2,93 |2,55 |2,38
|2,75 | | |2,60 | |Преф2 |1,89 |2,18 |2,33 |2,20 |2,28 |2,25 |1,73 |1,50
|2,25 | |Преф1 |2,22 |2,11 |2,10 |2,05 |1,97 |1,94 |1,98 |1,60 |2,08 |
|Преф-все |2,19 |2,12 |2,12 |2,06 |2,00 |1,98 |1,94 |1,57 |2,09 | |Корни
|4,15 |3,70 |3,63 |3,45 |3,37 |3,17 |2,91 |2,70 |3,59 | |Суфф1 | |1,95
|1,71 |1,66 |1,48 |1,42 |1,23 |1,00 |1,70 | |Суфф2 | | |1,93 |1,87 |2,03
|2,14 |2,27 |2,80 |1,92 | |Суфф3 | | | |1,84 |1,80 |1,72 |2,27 |2,50 |1,83
| |Суфф4 | | | | |1,85 |1,90 |1,54 |2,50 |1,85 | |Суфф5 | | | | | |1,70
|1,77 |1,10 |1,70 | |Суфф6 | | | | | | |1,76 |1,90 |1,78 | |Суфф7 | | | | |
| | |1,40 |1,40 | |Суфф-все | |1,95 |1,82 |1,79 |1,79 |1,78 |1,8 |1,89
|1,80 | |Афф-все |2,19 |2,00 |1,90 |1,84 |1,82 |1,80 |1,82 |1,83 |1,87 |
|Морф-все |3,47 |2,69 |2,37 |2,18 |2,09 |2,00 |1,96 |1,93 |2,31 | |
Литература
1. Polikarpov A. A. A Model of Word Life Cycle // Koehler R. and B. Rieger
(eds). Contributions to Quantitative Linguistics. Dordrecht, 1993.
2. Поликарпов А. А. Когнитивное моделирование циклических процессов в
становлении лексической системы языка // Труды Казанской школы
компьютерной и когнитивной лингвистики. ТЕЛ-2001. Казань, 2001.
(http://www.philol.msu.ru/articles/cogn_ev.htm).
3. Polikarpov A. A. Explaining Basic Menzerathian Regularity // Grzybek,
Peter (ed.) Word Length Studies and Related Issues. Graz, 2004 (in
print).

Вариативность аспектуальной префиксации в современной русской речи:

закономерность и право выбора
Е. Н. Ремчукова
Российский университет дружбы народов, Москва
nachhause@mtu-net.ru
вариативность, префиксация, аспектуальный, типы русской речи
Summary. The article is devoted to the problems of the aspect prefix'es
variety in different types of spoken Russian: the author or context non-
standard variety; the spoken language variety. These non-standard ways of
expression of the aspect meanings are categorised by the author of the
article as caused by the expression semantics, stylistics and pragmatics.
В области перфективации как способа формирования видовой пары
взаимодействие глагольного словообразования и лексического значения глагола
проявляется особенно ярко, так как аспектуальный «узор» префиксации
затейлив и прихотлив: количество русских приставок, участвующих в
образовании видовой пары, превосходит другие грамматические форманты, а
сами префиксы характеризуются развитой полисемией, синонимией и омонимией
значений. Кроме того, в рамках аспектуальности традиционно выделяют способы
глагольного действия (СГД), тесно примыкающие к категории вида как в плане
грамматической семантики, так и в плане средств образования (прежде всего
префиксов, в том числе и омонимичных чистовидовым). Подобное разнообразие
средств выражения является важнейшим фактором, провоцирующим вариативность
в этой зоне языка. Обусловленный самой языковой системой резерв
аспектуальных аффиксов предоставляет говорящему возможность выбора иного по
сравнению с кодификацией префикса для «создания» глагола СВ как при
образовании перфективной видовой пары, так и при образовании глагола того
или иного СГД.
Вариативные чистовидовые префиксы, как известно, «разрешены» и
кодификацией: чистовидовые приставки образуют параллельные корреляции,
которые в большинстве случаев (но тем не менее далеко не всегда)
зафиксированы словарем. Возникают своеобразные аспектуальные «дублеты»:
комментировать - прокомментировать - откомментировать. Однако специфика
приставки как словообразовательного аффикса накладывает свой отпечаток на
эти перфективы: они, как правило, не только стилистически (своровать и
уворовать), но и семантически тонко дифференцированы (позвонить и
отзвонить). Область функционирования подобных параллельных перфективов -
различные типы живой речи, тяготеющие к стилистически более ярким и
семантически более «выпуклым» аспектуальным префиксам: Он меня разбесил
(ср. взбесил); (заголовок) Как на саммите замирились (ср. помирились).
Своеобразие анализируемой нами вариативности состоит именно в том, что с
точки зрения словаря она является избыточной, а с точки зрения узуса -
необходимой. Подобное «манипулирование» приставками может носить ярко
выраженный индивидуальный, авторский характер. Так, в научно-популярной
прозе философа-лингвиста Г. Гачева регулярно употребляется глагол СВ
взвидеть вместо стандартного перфектива увидеть: Человек вдруг опамятуется
и взвидит, чего не видывал. Таким образом, предоставленная русской
аспектуальной системой возможность выбора иного способа образования
перфектива может быть «использована» говорящим с целью актуализации именно
тех оттенков значения, которые привносит в глагол каждый префикс. В этом
случае те способы выражения аспектуальных значений, которые считаются
периферийными по отношению к основным, кодифицированным, могут выходить на
первый план, если это обусловлено семантикой, стилистикой или прагматикой
высказывания. Прагматическая мотивация выбора нестандартного аффикса
особенно ощутима в контекстах, окрашенных авторской иронией или языковой
игрой, например в газетных или поэтических текстах. Так как для современных
языковых процессов характерны стилистический динамизм и стилистическая
противоречивость, аспектуальный потенциал перфективации формируют не только
устаревшие, но и просторечные приставки, которые могут оказаться более
«привлекательными» для говорящего, чем кодифицированный аффикс. Процесс
«модернизации языковой архаики» часто обусловлен ироническим снижением
стилистической окраски высказывания: глагол женить (-ся), как известно,
относится к классическим двувидовым глаголам, однако в речи он проявляет
тенденцию к образованию видовой пары не только с префиксом по-, но и с
префиксами о- и об-: Первый брак был неудачным: меня просто оженили. Ср.:
Мпс хотел жениться, но боялся простудиться, чуть успеет пожениться,
начинает разводиться (А. Левин). В контексте иронической поэзии А. Левина
стилистическая окрашенность префиксального коррелята с по- оказывается
вписанной в прагматику языковой игры. Употребление глагола женить с
префиксом об- кроме того создает эффект семантического сближения с глаголом
обмануть (Не успел он оглянуться, как его обженили). Таким образом,
прагматическая и стилистическая мотивация выбора некодифицирован-

ного глагола СВ, как правило, оказываются взаимосвязанными.
В рамках перфективации вариативный приставочный глагол получает
семантические и прагматические «наслоения», обусловленные самим «шагом» в
сторону непривычного аффикса. Каждый аспектуальный префикс, присоединяясь к
основе, привносит свое, неповторимое - тонкий семантический нюанс - в
выражение характера протекания действия. Этот механизм «запланирован» самой
природой категории вида, которая имеет не только морфологический, но и
словообразовательный характер. Кроме того, в основе перфективации лежит
согласование семантики префикса и основы - длительный и «мучительный»
процесс подбора к глаголу НСВ нужной приставки, в результате чего язык
может «отказаться» от одного из аффиксов: коситься - покоситься и скоситься
(устар). Тем не менее вариативность в этой зоне языка представляет собой
достаточно устойчивое явление именно потому, что нюансы, которые вносит в
процесс перфективации каждый префикс, оказываются важны для говорящего.
Именно поэтому в современную разговорную речь «внедрился» глагол отзвонить
как стилистически маркированный вариант перфектива позвонить, сначала,
возможно, имевший оттенок просторечия, однако сегодня распространенный
повсеместно в речи «вполне интеллигентной» (при всей условности этого
понятия). Вариативные видовые пары типичны и для «новых» двувидовых
глаголов, образованных от иноязычных основ на -овать, -ировать, -изировать,
так как их видовая оппозиция еще находится в стадии формирования. Именно
здесь в полной мере проявляется антиномия узуса и возможностей языка: норма
ориентирует эти глаголы на употребление в значении СВ без префикса, а
система предоставляет широкую возможность выбора «готового»
перфективирующего префикса, согласующегося с семантикой основы.
Современная речь тяготеет к «вербальной свободе»: в зоне аспектуальности
она проявляется как тенденция к нестандартной аффиксации и при образовании
видовой пары, и при образовании СГД. Анализ вариативности аспектуальных
префиксов демонстрирует высокий потенциал грамматической системы русского
языка - ее готовность и способность «откликаться» на потребности живой
речи. Семантически и структурно «изощренная» дифференцированность русских
аспектуальных префиксов позволяет в ситуации предпочтения говорящим какого-
либо из них выявить тончайшие оттенки смыслов при выражении тех или иных
особенностей характера протекания действия.
Современный рекламный текст с позиций коммуникативного словообразования
Е. А. Савкина
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова
selena44@yandex.ru
рекламный текст, словообразование, принципы успешной коммуникации
Summary. This article is devoted to the study of the word-formation in
advertising. The author investigates the problem of the influence of the
slogans on the potential buyers.
1. Приемы словообразования активно используются производителями рекламы
для привлечения внимания потребителей. Теоретические основы изучения роли
словообразовательных средств в формировании текста были заложены
Е. А. Земской [1]. Она выделяет шесть видов проявления деятельностного
характера словообразования в тексте. Исследуемые примеры рекламных слоганов
были классифицированы по схеме, предложенной Е. А. Земской. Оказалось, что
примеры по данной схеме распределяются неравномерно. Самым распространенным
приемом выявления деятельностного характера словообразования в тексте
оказалось каламбурное столкновение производных от омонимичных или близких
по звучанию основ, выявление внутренней формы слов. Здесь представлены
примеры такого рода: Автомобили «VOLVO» - безопасное удоVOLVствие; Чай
«Tetley»: чрезвычайно чайный вкус; Корм для кошек «KITeKAT»: Кот Борис в
фильме «Великий художник» - «Он ПиКОТссо». Также в процессе работы над
материалом было выявлено несколько смешанных случаев, в которых происходит
актуализация сразу нескольких аспектов процессуального механизма
словообразования. Например, реклама процессоров Pentium: Почем Pentium для
народа? - здесь мы наблюдаем активизацию словообразовательной структуры
слова на фоне прецедентного высказывания; в то же время это явный каламбур,
ведущий к псевдочленению слова Pentium по модели опи-ум; название компании,
продающей мебель: «Перпетум мебели»; реклама фирмы «ЭДИЛ», торгующей
электротехникой: «Создай себе ЭДИЛлию» - это текстовые номинации, в которых
происходит актуализация связи «базовое - производное» и одновременно
каламбур, языковая игра, шутливое раскрытие внутренней формы слова.
2. Г. П. Грайс и Т. В. Шмелева ([1; 3]) независимо друг от друга
сформулировали правила речевого поведения для повседневного общения. Мы
попытались применить эти правила для жанра рекламы, выявить, какие из этих
постулатов соблюдаются в рекламном тексте, а какие почти всегда нарушаются
и каковы последствия этих нарушений. Например, не нарушив постулатов,
гласящих «избегай неоднозначности» и «говори согласно норме и как принято»,
нельзя включить механизмы языковой игры, которая является одним из самых
распространенных приемов привлечения внимания к рекламному тексту.
Иллюстрацией к этому могут служить следующие рекламные тексты: Автомойки в
магазинах «ТвойДоДыр»; Цейлонский чай «Принцесса Нури»: «Упоительный чай»;
Противоугонные устройства «Mongoose»: «Нет УGOНУ».
3. Нами было проведено анкетирование среди потенциальных покупателей,
содержанием которого являлись примеры рекламной продукции. Целью опроса
было выявление реакции потребителей на словообразовательные эксперименты
авторов рекламных слоганов. В целом опрос и лингвистическое изучение
материала рекламы показали, что авторы рекламы часто забывают о логике
языка и о правилах общения, пытаясь любым способом привлечь внимание
потребителей и заставить купить рекламируемый продукт. Например, леденцы
«VITA-C» рекламируются так: «Позвольте вам представить апельсец -
величайшее изобретение - после апельсина, конечно; реклама пива
«Бадаевское»: «Опять убодалися!»; реклама газированного напитка «Crush»:
«Крашные апельсины». Многочисленные нарушения различных норм и правил в
рекламе доказывают, что авторы рекламной продукции очень мало задумываются
об истинном воздействии, которое рекламный лозунг оказывает на потребителя.
Поэтому необходима дальнейшая работа по выявлению положительного и
отрицательного воздействия тех или иных языковых факторов на восприятие
рекламы потребителями.
Литература
1. Грайс Г. П. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвистике.
Выпуск 16. Лингвистическая прагматика / Под ред. Е. В. Падучевой. М.,
1985.

2. Земская Е. А. Словообразование как деятельность. М., 1992.
3. Шмелева Т. В. Кодекс речевого поведения // Русский язык за рубежом.
1983. ? 1.
Суффикс -оват- (-еват-) как амбивалетный маркер градации признака
О. А. Субботина
Таврический национальный университет им. В. И. Вернадского, Симферополь
(Украина)
dalena@home.cris.net
качество, количество, градуирование, амбивалентный, адъектив
Summary. Attention is devoted to the definitions of quality and quantity in
philosophy and linguistics. Qualitative and quantitative modifications are
turned into the idea of sign gradation. The meaning of polysemantic
adjectives with parametrical component is based on such modifications.
Suffix -оvat- (-evat-) is considered to be ambivalent marking opposite
poles of gradation scale.


Языковые средства выражения качественных и количественных характеристик
объектов окружающей действительности являются предметом изучения многих
лингвистов (Н. Д. Арутюнова, А. В. Бондарко, Ю. Л. Воротников, А.
Вежбицкая, М. М. Копыленко, В. П. Мусиенко, Д. И. Руденко, А. Е. Супрун, Л.
Д. Чеснокова и др.). Исследователи сталкиваются с трудностями в связи с
неоднозначностью термина «качество», что восходит к Аристотелю и не
преодолено до сих пор.
. Во-первых, «качество» обычно употребляется как термин, обозначающий
категорию, которая отражает совокупность свойств, определяющих специфику
вещи.
. Во-вторых, «качеством» называют то или иное отдельное свойство,
абстрагируемое и обобщаемое в знании на том основании, что оно
обнаруживается при сравнении разных предметов как сходное в одних и
отличающее их от других (Теория функциональной грамматики. Качественность.
Количественность. СПб., 1996. С. 8).
Языковеды рассматривают «качество» как «одно из категориальных определений
"вещи" - объекта, исходно выделяемого субъектом-человеком (субъектом-
социумом) из непосредственной реальности окружающего его мира в его
практической и познавательной деятельности». Предпосылкой для такого
«выделения» или «окачествления» («квалификации») «вещей» являются
семантические оппозиции, в которые они входят. Слово становится понятным не
только потому, что оно называет предмет в многообразии его признаков
(свойств), но еще и потому, что отрицает признаки, нехарактерные для
объекта квалификации. В философской традиции категории «качества» и
«количества» неразрывно связаны. Каждый предмет представляет собой единство
определенного качества и количества. Только достигнув определенной для
каждого предмета границы, количественные изменения вызывают качественные.
Качественно-количественные модификации признаков объектов окружающей
действительности в лингвистике отразились в идее градуирования Э. Сепира.
Изменения качественной и количественной определенности признака лежат в
основе семантики прилагательных скалярно-антонимического комплекса с
параметрическими компонентами значения (разграничение прилагательных на
чисто параметрические или чисто аксиологические затруднительно, т. к. они в
своем большинстве многозначны) типа: глубокий - мелкий, широкий - узкий,
высокий - низкий. В лексическом значении данных прилагательных совмещаются
указание на признак и квалификация по качеству или по количеству. По своей
природе адъективы с параметрическими компонентами значения занимают
промежуточную сферу между собственно оценочными (хороший / плохой) и
относительными прилагательными.
Основным принципом, контролирующим отклонения от нормы в сторону
положительного или отрицательного полюса шкалы в пределах отдельной
антонимической пары, является семантика мотивирующего слова. Такие
«отклонения» могут быть выражены дериватами с суффиксом -оват-, которые в
разных контекстах способны обозначать: низкую степень признака («немного»),
близкую к норме, значительную степень («довольно») и избыточную степень
признака («слишком»). Мотивацией для параметрической характеристики
(высокий / низкий) является понятие о «подходящем размере»: норме, эталоне,
стандарте (Е. М. Вольф, А. А Ивин и др.). Выражение усиления или ослабления
признака может совмещаться с прагматическими задачами, а иногда и
вытесняться ими. Ср.: холодный - холодноватый - теплый - тепловатый -
горячий.
Проблема установления нормы каждый раз зависит от ожиданий субъекта. Это
непосредственно связано с выбором языковых средств градации признака. Так,
и слишком жаркая, и слишком холодная погода может оцениваться отрицательно,
в то же время при очень сильной жаре человек, как правило, стремится не к
холоду, а к прохладе, и, наоборот, при сильном холоде мы бы предпочитали
оказаться не в жаре, а в тепле. Например: в одном из котлов обнаружил
темный тепловатый чай. (В. Богомолов. Зося), где «обманутые ожидания»
говорящего в отношении температуры напитка (тепловатый - «недостаточно
горячий»), могли стать мотивацией для выражения холодноватый чай
(холодноватый - «недостаточно теплый») в условиях этого же контекста. Таким
образом, можно говорить о том, что значения дериватов тепловатый и
холодноватый включаются в семантическое поле прилагательного теплый.
Будучи семантически выражением ослабленного признака (принесли сладковатый
чай; появились первые кисловатые яблоки), в ситуации нормы ожидания они
обозначают «больше, чем нужно»: борщ кисловат / сладковат; в погребе
сыровато / суховато и жарковатый / холодноватый день.
Такая поляризация значений, возможно, свидетельствует о наличии
модификаций, отражающих субъективное отношение говорящего к описываемому
объекту. Выражение избыточности или недостатка признака актуализируется в
конкретной коммуникативной ситуации и может быть обозначено одним
показателем.
Адъективный суффикс -оват- (-еват-), по нашему мнению, является
амбивалентным, т. к. маркирует качественно-количественные изменения
признаков, относящихся к разным полюсам градационной шкалы.
Регулярная трансформация моделей в глагольном словообразовании
М. В. Черепанов
Педагогический институт Саратовского госуниверситета
estamp@rambler.ru
глагольное словообразование, словообразовательная модель
Summary. The report presents the word building structure dynamics of prefix
verbs and traces the regularity of the their models' transformation.
1. В словообразовательном типе следует четко разграничивать две сущности:
1) тип-целое (модель) и 2) тип-множество. Аналогом такого разграничения
может служить двусущностная природа части речи. Словообразовательный тип-
целое (модель) - это единство формальной схемы построения производных слов
и словообразовательного значения. Словообразовательный тип-множество
объединяет всю совокупность созданных по соответствующей модели
производных. Типы-множества формируются по мере функционирования моделей,
но и сама модель (тип-целое) при этом постоянно корректируется и в
скорректированном виде продолжает функционировать в качестве образца для
создания все новых производных.
2. Словообразовательные типы-множества характеризуются обусловленной
функционированием языка структурной динамикой, они отражают сложный и
противоречивый, конкретно заданный внеязыковыми факторами путь языковой
номинации, реализующей растущие и изменяющиеся потребности говорящих к
адекватному выражению мыслей и чувств. Они складываются исторически под
влиянием различных конструктивных и деструктивных тенденций, аккумулируют
влияние различных структурных схем, словообразовательных и лексических
значений, разных видов мотивации производных и разных степеней утраты
словообразовательной мотивированности; в них отражаются синхронные и
исторические закономерности сочетаемости производящих основ с образующими
формантами, они чутко реагируют на изменения в лексико-семантической
производящей базе словопроизводства.
3. Но словообразовательные типы не представляют собой какие-то замкнутые и
самодовлеющие структурные образования. Они функционируют как целое и
множества в пределах некоего надтипового единства - формации, объединяющей
всю совокупность словообразовательных типов, характеризующихся наличием в
них доминирующего формального признака-форманта. В русском внутриглагольном
словообразовании в качестве такого формального показателя выступает
префикс.
4. Сущностным взаимодействием типа-целого (модели) и типа-множества
объясняется внутриструктурная перестройка механизма глагольного
словообразования. В глагольных словообразовательных типах, как правило,
обнаруживается наличие более или менее узкой внутритиповой группировки
производных, более всего соответствующей типовой модели, и периферийного
слоя производных, отражающего межтиповые связи, которые можно правильно
интерпретировать лишь в рамках формации.
5. Основной динамической тенденцией современного глагольного
словообразования является регулярная трансформация моделей: переход от
собственно префиксального внутриглагольного к конфиксальному
внутриглагольному (префиксально-постфиксальному) и отыменному (префиксально-
суффиксальному, префиксально-суффиксально-постфиксальному) способу
словопроизводства. Можно с увереностью утверждать, что увеличение роли
приставок не только во внутриглагольном словопроизводстве, но и в
образовании глаголов от других частей речи, в первую очередь от
существительных и прилагательных, в настоящее время не только не утратило
своей активности, но приобрело еще большую продуктивность.
6. По последним данным в основных формациях современного глагольного
словообразования функционируют около 100 конфиксальных моделей, что
составляет более 30% от общего числа выявленных моделей. Наибольшую
активность к преобразованию проявляют модели формаций глаголов с префиксами
за- (13 моделей) и раз- (рас-) (12 моделей), наименьшую - модели формаций с
префиксами в-, на-, пере-, по- и до-. В остальных формациях количество
трансформируемых моделей колеблется от 4 до 9.
7. В качестве внутриглагольного конфикса чаще всего выступает сочетание
префикса с постфиксом -ся. Трансформация префиксальных моделей в
конфиксальные происходит в результате того, что в структурную схему
вовлекаются мотивирующие глаголы, в которых потсфикс -ся отсутствует, ср.:
высмеяться (мотивирующее «смеяться») и выговориться (мотивирующее
«говорить»); аналогично доссориться и дошутиться, залюбоваться и
заглядеться, истомиться и исстрадаться, налюбоваться и насмотреться,
разволноваться и разговориться и т. п.
8. Трансформация префиксальных внутриглагольных моделей в конвертирующие
конфиксальные ведет к повышению информационной ценности производных, что
можно проиллюстрировать преобразованием внутренних синтагм во внешние; при
этом глагол, включающий субстантивную основу чаще всего преобразуется в
объективное или обстоятельственное словосочетание: вызолотить > покрыть
золотом (позолотой), закавычить цитату > заключить цитату в кавычки,
заболотить луг > превратить луг в болото, загарпунить > захватить гарпуном,
осмолить > покрыть смолой, озадачить > поставить задачу и пр.
9. Процесс регулярной конвертирующей трансформации моделей проходит
несколько стадий, включая и стадию неединственной мотивации. Так, в
формации производных с префиксом за- словообразовательный тип с типовым
значением «действием охватить предмет, поместить его в замкнутую среду»
включает, во-первых, глаголы с единственной вербальной мотивацией
(закутать), во-вторых, с сопутствующей субстантивной мотивацией
(загипсовать) и, в-третьих - производные с единственной субстантивной
мотивацией (закавычить).
10. Словообразовательные типы-множества могут включать наслоения
производных, соотносительных как с префиксальными, так и с конфиксальными
моделями. Так, словообразовательный тип с общей семантикой «покрыть,
изменить, обработать поверхность предмета во многих местах» включает
префиксальные производные избороздить, издырявить и под., отсубстантивные
изморщинить, изрубцевать и отадъективные иззеленить и т. п.
Принципы морфемного анализа слова в русских народных говорах
Е. Н. Шаброва
Вологодский государственный педагогический университет
морфемный анализ, диалектная полисистема (диалектный язык), диахрония и
синхрония языка,

структурная мотивированность, диалектное корневое гнездо, диалектная
аффиксальная парадигма
Summary. The principles of morphemic analysis of the words in russian
dialects. The paper defines the basic principles of morphemic analysis of
words in Russian local dialects, territorial, temporal and motiv factors
are characterized. The study is performed on the basis of dialectal
infinitives in the local dialects of Vologda.


Морфемный анализ слова предполагает вычленение и описание составляющих его
морфем и характеристику их взаимоотношений в структуре слова. Для
адекватного осуществления этих операций в системе русских народных говоров
необходимо определить территориальные, временные и структурно-мотивационные
координаты исследования. В данной работе рассматриваются каждая из этих
координат и особенности их определения в процессе анализа диалектного слова
в русских говорах.
I. Определение территориальных координат морфемного анализа слов в русских
говорах может быть основано на концепции диалектного языка Р. И. Аванесова.
По этой концепции русские народные говоры представляют собой сложную
систему параллельно сосуществующих вариантов языка. Морфемный анализ слов в
этой системе возможен как с позиции одного из этих вариантов (моносистемы),
так и с позиций некоторой совокупности вариантов (полисистемы). В
соответствии с принципами фрагментарного анализа типологические свойства
полисистемы могут быть описаны на основе анализа выборки ее элементов.
Учитывая то, что элементы данной выборки должны быть относительно
однородными, можно считать, что региональную основу морфемного анализа
слова в диалектной полисистеме составит группа родственных говоров. Это
основная единица классического диалектного членения русского языка,
составляющая своего рода единство в фонетико-морфологическом и лексическом
отношениях, имеющая общее происхождение, историю развития и единую
лексикографическую традицию.
II. Разграничение диахронического и синхронического подходов является
одним из наиболее сложных, дискуссионных вопросов теории морфемного
анализа. Исходя из того, что язык является исторически развивающейся
системой, результатом предшествующих изменений и причиной последующих,
необходимость разделения синхронического и диахронического подходов
определяется как непременное условие адекватности морфемного и
словообразовательного анализа в отношении к определенному состоянию
развития языка. Вместе с тем оживленные споры вызывает практическая
реализация данного положения, в частности определение понятия языковой
синхронии. В качестве основополагающих признаков языковой синхронии в
лингвистической традиции определяются признаки отсутствия изменений и
временнoй локализации [Кубрякова 1990, 452]. Для того чтобы строго
следовать первому из перечисленных признаков, необходимо сначала выявить
динамику изменений единиц некоего уровня языковой системы и определить то
состояние (состояния) этого уровня системы, которое может быть описано как
один синхронный срез. В отношении морфемной системы говоров решение этой
задачи практически невыполнимо. Следовательно, изучение этой системы может
быть произведено исходя из временны@х параметров ее существования. Этот
подход к исследованию диалектной системы реализуется в большинстве работ по
морфемике и словообразованию говоров.
Временной подход к определению синхронного среза исследования легко
применяется в отношении системы одного территориального диалекта. В случае
же обращения к некоторой совокупности диалектов приходится учитывать еще
один аспект проблемы - территориальный: изменения единиц разных
лингвистических ярусов будут неодинаковыми не только вследствие различной
временной протяженности функционирования этих единиц в языке, но и в
результате несовпадения пространственной реализации этих изменений. В таком
случае анализ позволит интерпретировать диалектные различия языка на одном
синхронном срезе этого языка в его пространственной проекции. Это дает
возможность представить диалектный язык и его отдельные ярусы как
динамическую систему, причем развивающуюся как во временной, так и в
пространственной плоскостях. Пространственно-временной, динамический подход
к изучению современного состояния русских говоров в сфере морфемного
анализа позволяет учитывать такие параметры морфемной системы, как
территориальная дифференциация общерусских (общеславянских) морфемных
сегментов в их морфемной функции, степень функциональной полноценности
корней и аффиксов общерусского и диалектного морфемного фонда, характер
членимости основ общерусских и диалектных слов в различных совокупностях
диалектов, лексический состав и структура диалектных корневых гнезд и
аффиксальных парадигм в говорах определенной группы, диалектной зоны,
наречия или всего диалектного языка в целом. Этот подход может быть
реализован в отношении различных совокупностей диалектов. Наиболее
продуктивным представляется его применение в отношении группы родственных
говоров.
III. Структурно-мотивационные отношения слов в диалектной системе
устанавливаются на основе анализа этих слов в структуре диалектного
корневого гнезда (ДКГ) и диалектной аффиксальной парадигмы (ДАП).
Диалектное корневое гнездо - это совокупность слов, в структуре которых на
материале одного или нескольких говоров на некотором этапе их развития
выделяется общий корень. Это наиболее сложная комплексная единица морфемной
системы говоров. Типология ДКГ включает в себя такие признаки, как уровень
общности корня (синхронические и диахронические гнезда), характер
структурно-семантических связей однокоренных слов в гнезде (деривационные,
недеривационные и смешанные гнезда), сфера употребления корней в основе
гнезда (гнезда общерусских и диалектных морфем), степень их формально-
семантической устойчивости (гнезда инвариантных и вариантных морфем), а
также лексический объем гнезд (дифференциальные и полные гнезда) и степень
их сводности (гнезда сводной системы говоров, группы говоров, одного
говора, идиодиалекта). Описание формальной и семантической структуры слов в
ДКГ позволяет рассматривать их как единицы стереометрического устройства,
выделяя в них отдельные зоны формальных и семантических вариантов корня, а
также случаи конвергенции ДКГ, имеющих гомогенную и гетерогенную основу.
Диалектная аффиксальная парадигма - это комплексная единица морфемной
системы говоров, объединяющая слова, в структуре которых на материале
некоторой совокупности диалектов в их современном состоянии выделяется
общая аффиксальная морфема. Типология диалектных аффиксальных парадигм
включает в себя такие признаки, как дистрибуция в составе основ (парадигмы
префиксов, суффиксов, постфиксов; парадигмы аффиксов одноместной или
разноместной дистрибуции), сфера употребления аффиксальных морфем в основе
парадигмы (парадигмы общерусских и диалектных аффиксов), их семантика,
функции, наличие или отсутствие формального варьирования. Анализ
лексического состава и структуры диалектных аффиксальных парадигм позволяет
мотивировать морфемное членение ряда исследуемых слов, описать функции
морфем, на основе которых формируются ДАП, особенности дистрибуции этих
морфем в словах исследуемой совокупности диалектов, характер формального
варьирования аффиксов и аффиксально-корневых комплексов, факты формально-
семантического пересечения аффиксальных парадигм, а в некоторых случаях -
особенности происхождения и пространственной локализации морфем, на основе
которых структурируются ДАП. Одним из важных условий формирования ДАП
является отнесенность анализируемых словоформ к определенной части речи, а
внутри нее - к каким-либо лексико-грамматическим, грамматическим,
реляционным разрядам. В связи с этим представляется перспективным изучение
аффиксальных парадигм диалектных глаголов, морфемная структура которых во
многом обусловлена семасиологической спецификой данной части речи.
О лексико-грамматическом феномене субстантивной синтаксической деривации

в современном русском языке
Д. Р. Шарафутдинов
Уральский государственный университет им. А. М. Горького, Екатеринбург
Ludmila.Mironova@usu.ru
субстантивная синтаксическая деривация
Summary. Substantive syntactical derivation is an important and efficient
tool of communicative activity enabling the speaker: 1) to express the
thought related to disengaging the feature from its carrier (creator) in
the most accurate way, 2) to put the communicative intention into practice
in the most correct and adequate way, 3) to simplify the formal structure
of the sentence without damaging its meaning, 4) to carry out various
syntactical transformations of the text.
Под синтаксической деривацией (СД) вслед за Е. Куриловичем принято
понимать специфическое явление в синхронном словообразовании, связанное с
преобразованием не лексического значения, а лишь синтаксической функции
производящего вследствие изменения его частеречной принадлежности.
Субстантивная СД - это образование отвлеченных существительных от глаголов
(читать > чтение) и от имен прилагательных (белый > белизна).
В случае субстантивной СД члены словообразовательной пары, представляя
разные лексемы, а не словоформы одной и той же лексемы, тем не менее,
репрезентируют одну лексико-семантическую единицу (лексический компонент
значения производного тождествен лексическому компоненту значения
производящего). Синтаксический дериват в системе языка противопоставлен не
только грамматической форме, но и ЛСВ исходного слова. Отношения СД в
определенном смысле «обратны» отношениям полисемии. Многозначная лексема
содержит парадигматический ряд частных, элементарных лексических значений и
характеризуется единством категориально-грамматической семантики, тогда как
СД, наоборот, представляет парадигматический ряд категориальных значений и
характеризуется единством лексической семантики.
Между актами отадъективной и отглагольной СД существуют принципиальные
содержательные расхождения, связанные с характером семантических отношений
внутри словообразовательной пары. Различие между производящим и производным
в отадъективной СД, в отличие от многих случаев СД отглагольной, носит
характер не номинативный (экстралингвистический), а сугубо синтаксический
(интралингвистический). Среди многочисленных грамматических характеристик
глагола имеются как синтаксические, так и номинативные, тогда как все
грамматические характеристики прилагательного (род, число, падеж) являются
синтаксическими. В случае СД от глаголов обычно утрачиваются специфически
глагольные номинативные компоненты значения производящего, в том числе
аспектуальные. Лишенное подобных номинативных грамматических характеристик,
имя прилагательное и его синтаксический дериват не имеют аналогичных
семантических различий. Однако в современном русском языке некоторые
грамматические формы прилагательного в тексте способны выполнять
номинативные функции существительного. Речь идет, в частности, о
словосочетаниях, в которых словоформа прилагательного относится к
неизменяемому (аналитическому) существительному. В этом случае форма
прилагательного по категории числа номинативно значима, но при
трансформации прилагательного в существительное это указание на количество
предметов снимается, нейтрализуется: элегантное пальто, элегантные пальто -
элегантность пальто. Словоформа прилагательного выполняет номинативную
функцию существительного и в случае неполного согласования с ним
(отсутствия уподобления зависимого компонента словосочетания главному в
роде). Форма рода зависимого прилагательного при этом является номинативно
содержательной - указывает на реальный пол лица, охарактеризованного
существительным по профессии или должности (справедливая судья). В
отадъективном синтаксическом деривате данная номинативная характеристика
нейтрализуется: справедливая судья - справедливость судьи. Подобным же
образом при СД от степеней сравнения (компаратива и суперлатива)
утрачиваются номинативные характеристики производящего, отражающие
градуальность признака: популярная телепередача - популярность
телепередачи; Эта телепередача популярнее других - популярность
телепередачи.
Важнейшим семантическим свойством существительных - синтаксических
дериватов является отвлеченность. В результате рассматриваемой СД
образуются именно отвлеченные, но при этом не обязательно абстрактные,
имена существительные. Существительное - отглагольный или отадъективный
синтаксический дериват всегда обозначает опредмеченный процессуальный или
непроцессуальный (соответственно) признак, отвлеченный от его производителя
или носителя, т. е. признак как таковой, взятый в отвлечении от
характеризуемого им предмета (субстанции). Абстрактное существительное -
это слово с обобщенным значением; оно называет абстрактное (максимально
обобщенное, формируемое на основе абстракции) понятие. Отвлеченное
существительное в широком понимании называет принципиально то же самое, а в
узком - является синтаксическим дериватом и называет только признак,
рассматриваемый вне его связей с предметом. Этот признак может быть как
абстрактным, так и вполне конкретным. Абстрактность / конкретность
лексического значения синтаксического деривата предопределяется
соответствующей семантической приметой его мотиватора. (ср.: влажность <
влажный, гениальность < гениальный).
СД обусловливает радикальную перестройку формальных (строевых) и
семантических отношений в синтаксическом конструкте, включающем
производящее слово. Отвлечение признака от субстанции, т. е. его
актуализация, перемещение на первый план в семантике конструкта,
предопределяет изменение направленности отношений детерминации в рамках
производящего словосочетания, что получает четкое внешнее, формальное
выражение. Особенно ярко это проявляется при отадъективной СД. Исходная
синтаксическая единица трансформируется в конструкт, также реализующий
синтаксическую модель «слово + словоформа», но как бы «наоборот».
Компонент, обозначающий признак, становится главным (словом), а компонент,
обозначающий субстанцию, - зависимым (словоформой): белый снег - белизна
снега. Изменение направленности детерминации вызывает преобразование
синтаксических связей и синтаксических отношений между компонентами:
исходный конструкт «перестраивается» в словосочетание с так наз.
родительным присубстантивным падежом (т. е. в соединение двух
существительных на основе связи управления по указанной модели построения)
и, соответственно, синтаксическим отношением предмета к предмету, с
субъектным значением родительного присубстантивного.
Субстантивная СД - весьма эффективное средство экономии речевых усилий
говорящим. Так, образование синтаксического деривата от прилагательного,
выступающего в предикативной функции, является одним из основных способов
свертывания пропозиции. Трансформируя, «превращая» прилагательное в роли
присвязочного предиката (именной части составного именного сказуемого) в
существительное, субъект речи тем самым как бы «изымает» из предикативного
центра предложения синтаксические категории модальности и времени, но
сохраняет все пропозитивное содержание. Формальная организация
синтаксической конструкции упрощается - полипредикативная структура,
например, сложноподчиненное предложение с придаточной изъяснительной,
преобразуется в монопредикативную - но объем выражаемой вещественной
информации (состав пропозиций) остается прежним. Отадъективный
синтаксический дериват выступает в новой конструкции в качестве
предикатного актанта. Ср.: Мне нравится то, что снег белый (бел). > Мне
нравится белизна снега. Перестройка же заданного предложения в конструкцию
Мне нравится белый снег не дает желаемого результата в плане содержания,
поскольку связана с принципиальным изменением семантики (смещением
«фокуса») исходной синтаксической единицы. В этом случае производное
высказывание не отражает необходимого отвлечения свойства от его
субстанционального носителя, поэтому вне контекста неясно, что именно
нравится говорящему - сам предмет (снег) или его цветовой признак (белый),
или и то и другое одновременно (белый снег).

-----------------------
[pic]