Документ взят из кэша поисковой машины. Адрес оригинального документа : http://www.philol.msu.ru/~discours/images/stories/krasnyh/Prelovskaya.doc Дата изменения: Thu Jun 19 12:31:46 2008 Дата индексирования: Sat Sep 6 04:49:14 2008 Кодировка: koi8-r Поисковые слова: внешние планеты

Зачетная работа по разделу общего курса «Теория межкультурной коммуникации
и трансмедийного перевода» (проф. В.В.Красных) Преловской Д., 2 курс, РО, 3
англ. группа
Гипотеза лингвистической относительности: аргументы «за» и «против»
Гипотеза лингвистической относительности (гипотеза Сепира-Уорфа)
возникла в этнолингвистике США в 30-е годы 20 века, когда изучение
неиндоевропейских языков (в частности языков североамериканских индейцев)
открыло возможность совершенного иного, «неевропейского» взгляда на мир.
Согласно данной гипотезе язык оказывает существенное влияние на
человеческое мышление и способ познания реальности.
Понятие лингвистической относительности было введено в науку
основоположниками этнолингвистики Ф. Боасом, Э. Сепиром и Б. Уорфом.
Ф.Боас, родившийся и получивший образование в Германии, испытывал
несомненное влияние научных идей В. фон Гумбольдта, считавшего, что язык
определяет отношение человека к объективной действительности и его
поведение, является не средством для постижения «духа народа», но фактором
его создания: ученый сравнивал язык с руслом, по которому дух катит волны
своей жизни. Ф.Боас также подчеркивал классифицирующую функцию языка в
процессе восприятия действительности. Однако, в отличие от В. фон
Гумбольдта, основывался на идее биологического равенства и, как следствие,
равенства языковых и мыслительных способностей разноязычных людей.
Э.Сепир рассматривал язык, прежде всего, как средство систематизации
культурного опыта. При этом, он обращал особое внимание на то, что
различные языковые системы обладают различными механизмами образования
смыслов: «Миры, в которых живут различные общества, - это разные миры, а
вовсе не один и тот же мир с различными навешанными на него ярлыками. Мы
видим, слышим и вообще воспринимаем окружающий мир именно так, а не иначе
главным образом благодаря тому, что наш выбор при его интерпретации
предопределяется языковыми привычками нашего общества» («Статус лингвистики
как науки», 1928). Так, решающую роль при интерпретации явлений
действительности играют формальные единицы всех уровней языковой системы
(звуки, слова, грамматические конструкции), язык становится промежуточным
миром между человеком и внешним миром - Zwischenwelt. Данный термин
принадлежит Л.Вайсгерберу, немецкому ученому, разработавшему понятие
языковой картины мира.
Как и Л.Вайсгербер, Б.Уорф считал непреодолимой власть родного языка
над мышлением человека. Однако он сосредоточил свое внимание на
грамматическом, а не на лексическом уровне языковой системы: «.грамматика
сама формирует мысль, является программой и руководством мыслительной
деятельности индивидуума, средством анализа его впечатлений и их синтеза»
(«О двух ошибочных воззрениях на речь и мышление, характеризующих систему
естественной логики, и о том, как слова и обычаи влияют на мышление»).
Именно Уорфу принадлежит сам термин «принцип лингвистической
относительности», введенный по аналогии с принципом относительности
А.Эйнштейна.
Б. Уорф сравнивал языковую картину мира американских индейцев с
языковой картиной мира европейцев (SAE - Standard Average European) и
выяснил, что определение явления «всегда подразумевает обращение к
грамматическим категориям того или иного конкретного языка». Например, в
языке хопи явления классифицируются по длительности, а, следовательно,
«молния», «волна», «пламя», «метеор» как события краткой длительности
являются глаголами. А в языке нутка (остров Ванкувер) существует
монистический взгляд на природу: только один класс слов для всех видов
явлений («дом имеет место» = «домит»). В языке хопи у глагола нет времени,
но есть особая, отличная от времени, категория интенсивности: глагол
«обязательно указывает, какую степень достоверности говорящий намеревается
придать высказыванию»: «сообщение о событии», «ожидание события»,
«обобщение событий или закон». При этом, одно «причастие», например,
«бегущий» заменяет соответствующий глагол в настоящем, прошедшем и будущем
времени.
Средства концептуализации, согласно Б.Уорфу, могут быть и скрытыми.
Например, определенность существительного в начальной безударной позиции в
русском предложении: «Старик выглянул из окна».
Таким образом, различают две версии гипотезы лингвистической
относительности: слабую (Э.Сепира) и сильную (Б.Уорфа). Согласно слабой
версии, связь между языком и мышлением существует, однако различия в
мышлении не обязательно вызваны различиями в языках. Сильная версия
утверждает обратное: различия в языках вызывают различия в мышлении.
Основными подтверждениями гипотезы Сепира-Уорфа являются эксперименты
по классификации объектов, пониманию причинно-следственной связи,
гипотетических объяснений, скорости обработки информации.
Эксперимент по классификации объектов Кэрол и Касагранде стал одним из
самых первых исследований в данной области. Кэрол и Касагранде обнаружили,
что дети, говорящие на навахо (язык, в котором формы глаголов, означающих
обращение с предметами зависят от формы предметов) чаще, чем англоязычные
дети, классифицировали объекты по форме.
Ниекава-Ховард выяснила, что японцы, в языке которых есть особая
пассивная форма глагола со значением «субъект не несет ответственности за
действие и его последствия, если он был вынужден совершить его» более, чем
англичане, склонны возлагать ответственность на других.
Блум объяснял то, что говорящие на китайском обыкновенно не дают
гипотетические толкования отсутствием в китайском языке сослагательного
наклонения.
Хусэйн отмечает, что особенности китайского языка позволяют китайцам
легче обрабатывать информацию.
Опровергают гипотезу лингвистической относительности, прежде всего,
эксперименты по восприятию цветов.
Берлин и Кэй исследовали 78 языков и выделили 11 базовых названий
цветов. При этом, ученые отметили, что один и тот же «фокальный синий»
оказывался лучшим образцом сине-голубого для всех людей, говорящих на
языках с «основным» названием для сине-голубых цветов. Следовательно, люди
разных культур воспринимали цвета очень похоже.
Рош сравнила способности по различению цветов англичан и людей
племени, говорящего на языке дани, в котором разграничиваются только два
цвета: «темный», (мили) и «светлый», «теплый» (мола). Оказалось, что люди,
говорящие на дани различают все остальные цвета не хуже англичан.
Тем не менее, гипотеза Сепира-Уорфа по-прежнему остается только
гипотезой. Она не опровергнута и не подтверждена окончательно.
Я считаю, что совершенно отрицать гипотезу лингвистической
относительности нельзя. Каждый язык набрасывает на реальность тонкую сетку,
по-своему классифицирует явления действительности, маркирует одни элементы,
смягчает другие и, так, задает определенный взгляд на мир. Этим во многом
обусловлена языковая политика. Очевидно, что государства распространяют
свое влияние на другие страны через язык, который несет в себе определенное
мировоззрение. Так, рождаются международные языки: сначала французский,
потом английский. Известны даже попытки ввести преподавание всех предметов
(в том числе и родного языка!) в корейских школах на английском языке,
объяснявшееся необходимостью хорошего владения английским в современном
мире. Очевидно, что последствием данной программы могла стать
американизация мышления корейских детей.
Однако сильная версия гипотезы Сепира-Уорфа представляется излишне
радикальной. Соглашаться с ней означает признавать невозможность
межкультурной коммуникации и перевода с одного языка на другой.


Анализ единицы лингвокультуры
Айболит
Айболит - единица базового когнитивного уровня русской лингвокультуры,
представление. Является прецедентным феноменом, так как имеет надличностный
характер, хорошо известен любому среднему представителю русского
национально-культурного сообщества, актуален в эмоциональном и
познавательном (когнитивном) планах, активно функционирует в речи. Как
прецедентное имя, связано с определенным персонажем (герой сказки
К.Чуковского), определенной ситуацией (добрый самоотверженный доктор лечит
больных), употребляется говорящими на русском языке для именования
соответствующих явлений.
Данное прецедентное имя - эталон доброго доктора. Основными символами
Айболита становятся белые халат и шапочка с красным крестиком и седая
бородка клинышком. При этом, Айболит обыкновенно - старичок и друг зверей.
Это хорошо демонстрируют изображения Айболита:
[pic]

[pic]

Примерами функционирования данного прецедентного феномена в речи могут
быть следующие цитаты:
Юлия Лившиц, «Аргументы и факты - Челябинск», 31.01.2007
Из статьи «Челябинский Айболит приютил леопарда» (о ветеринарном враче
Карене Даллакяне):

«У Гарика отнялись задние лапы, он практически перестал двигаться. И
тогда циркачи, находившиеся вблизи Челябинска, оставили малыша на лечение
известному на весь город «Айболиту» Карену».

Сергей Хвощ «Колобок и Айболит», рассказ
Василий Колобков (его «всю жизнь звали Колобком и звали бы так, даже
случись у него совсем другая фамилия. Очень уж был он похож на колобок -
маленький, с непропорционально короткими ногами, устойчиво и ловко носящими
мощное тело. Когда Колобок сидел - выглядел он могучим богатырем, когда
стоял - странным мужичком, внушающим робость и жалость, а когда двигался -
никем кроме колобка он и не выглядел») называе Айболитом незнакомого
эколога («что-то вроде санитарного врача»):
«Значит так, Айболит, - подвел он черту, - похоже, мы здорово
вляпались. Давай пока держаться вместе. Только без фокусов. Договорились?
Ну и ладненько. Ты, значит, Айболит, я - Колобок, так вот, друг за дружку,
и - выкарабкаемся».
Алия Зиганшина, «Вечерняя Казань», 4.10.2003«Доктор Айболит учился в
Казани?» - название статьи о возможном прототипе русского Айболита
выпускнике Казанского университета Петре Изергине).
Как и Айболит, Петр Изергин:
- «сухонький старичок с бородкой клинышком»
- добрый врач в «Бобровке» («Всех излечит, исцелит добрый доктор
Айболит»)
- сидит под деревом («Добрый доктор Айболит, он под деревом сидит»):
«в самом санатории гостям с гордостью покажут дуб - ровесник здравницы, под
которым, по легенде, осматривал пациентов Петр Васильевич, и невольно
вспомнится: "Добрый доктор Айболит, он под деревом сидит"... »)

Аннотация к книге К. Чуковского «Айболит».
Издательство: Астрель, Планета детства, АСТ, Издательство, 2003 г.:
«У тебя кошка есть? А собака? А может, попугай или маленький
крокодильчик?

Если с ним что случается, ты бежишь со своим другом в лечебницу к врачу-
ветеринару. Другими словами, к доктору Айболиту! Потому что всем известно,
что доктор Айболит очень-очень добрый доктор и всегда ""Всех излечит,
исцелит."" И зайчика-мальчика, и корову, и волчицу, и жучка, и червячка, и
медведицу. Ну и что, что лечит он шоколадом и гоголем-моголем, - главное,
все выздоравливают. Вот бы нам такого доктора и такое лекарство!»


Аннотация к спектаклю О.Сидоркевича «Айболит возвращается»:


«.В этом спектакле мы позволили себе задать вопрос, из каких детей
вырастают Бармалеи, а из каких Айболиты?..»

«Холодная Африка 2007 или Повесть о настоящем Айболите» - название
рассказа об альпинистах
(http://www.tours.ru/country/stories.asp?id_country=TZ&id_stories=9811)

Также прецедентное имя Айболит часто функционирует как название клиник
(в основном ветеринарных, детских), молочных напитков, медицинской
аппаратуры, детских санаториев и благотворительных организаций. Таким
образом, в сознании русскоязычного человека оно оказывается связанным,
прежде всего со сферой лечения и добра.
К.Чуковский позаимствовал идею о целителе и друге зверей у английского
сказочника Гью Лофтинга. Однако сравнение данного прецедентного имени с
английским доктором Дулиттлом (John Dolittle) показало, что англичане не
называют Дулиттлом добрых докторов (ветеринаров), полученные контексты с
именем Дулиттла говорили либо о конкретном персонаже книги, либо о герое
фильма, снятого по мотивам произведения Гью Лофтинга.