Закрывается то один провинциальный журнал, то другой - исчезают с карты России островки духовности и образования, наконец, исторической памяти народа. "Подъем" является именно одним из таких островков, к счастью, уцелевших, который собирает мыслящих людей, людей неравнодушных, болеющих за русский язык и вековые традиции нашей страны.

КУЛЬТУРА И ИСКУССТВО

Владимир Крылов

СОВРЕМЕННЫЙ АВАНГАРД И ОПРЕДЕЛЕНИЕ ИСКУССТВА

ХХ столетие породило такое обилие и разнообразие творческих направлений в изобразительном искусстве и такое смешение всевозможных обоснований, объяснений, предложений и толкований существа самого предмета искусства, что в результате воцарился полный и совершенный хаос как в представлениях об искусстве, так и в самой творческой деятельности. Еще в начале века Л. Н. Толстой заметил, что “критика, в которой любители искусства прежде находили опору для своих суждений об искусстве, в последнее время стала как разноречива, что если исключить из области искусства все то, за чем сами критики различных школ не признают право принадлежности к искусству, то в искусстве почти ничего не останется”. Сегодня этот вопрос стал еще более запутанным, а потребность в его разрешении еще более необходимой.

Еще Казимир Малевич зимой 1919-1920 года выставил на своей персональной выставке как наивысшее достижение живописи несколько чистых холстов. Но это было только начало. В Париже, в Центре Современного Искусства имени Помпиду, выставлен шедевр современного художника Франсиса Пекабеля. Автор решил не утруждать себя даже простейшей операцией, которую выполнил Казимир Малевич. Он не стал натягивать чистый холст на подрамник. В экспозиции крупнейшего европейского музея изобразительного искусства выставлена просто пустая рама. Допустим, что это шутка художника, подхваченная веселыми искусствоведами, но при чем здесь крупнейший музей изобразительного искусства?

В этом же музее выставлена целая комната - взлет мастерства художника Жан-Пьера Рейно: вся эта комната выложена белым кафелем - потолок, стены, пол, а на полу - шесть никелированных мисочек на колесиках, в каждую из них насыпан битый же белый кафель. Что это? Скульптура? Графика? Архитектура или живопись?

Рядом другой экспонат: такая же комната, но только вся выкрашена черной краской. Но почему нет такой же розовой, голубой, зеленой? Опять пошутили? Примеров подобного “шуткования” множество и самых разнообразных.

Чего только вы не увидите на современных художественных выставках! Авторы кинетического искусства, например, создают забавные механизмы, способные с помощью моторчиков, магнитиков или просто под воздействием движения воздуха покачиваться, поворачиваться и поскрипывать, поблескивая никелированными и лакированными деталями. Эти занятные вещицы можно иногда использовать при украшении интерьеров, танцевальных площадок или ярмарок, то есть в работе дизайнеров и оформителей. Но согласитесь, их невозможно поставить в один ряд с живописью Рембрандта или со скульптурой Родена. Мы определенно чувствуем, что это принципиально различные явления.

Авторы оп-арта (оптического искусства), проявляя невероятное терпение и аккуратность, создают сложные композиции на плоскости из решетчатых и спиральных фигур и раскрашивают их таким образом, что у зрителя вначале просто рябит в глазах, а через некоторое время появляются ощущения оптических иллюзий и пространственных сдвигов на плоскости этих композиций. Такие цветные шарады могут быть в самом лучшем случае занятными игрушками, но не более.

Еще в 1913 году художник М. Дюшан придумал направление авангарда “реди-мейд” - готовые объекты. Это была замечательная идея. Она состояла в том, что любой предмет промышленного или бытового назначения имеет свою форму и свое цветовое решение, и потому, если поставить любой такой предмет на подиум в выставочном зале, его можно рассматривать, по мнению господина Дюшана, как самостоятельное произведение искусства. Сам Дюшан в 1913 году принес в выставочный зал велосипедное колесо, расческу и сушилку для бутылок. С тех пор шустрые представители племени реди-мейд тащат в выставочные залы все, что попадется под руку. Молотки, музыкальные инструменты, утюги, пилы, подшипники и даже переходящие трудовые знамена бывших обкомов и райкомов партии. И все это предлагается зрителю как самостоятельные произведения искусства, но не тех авторов, которые штамповали эти подшипники или вышивали эти знамена, а тех “художников”, которые принесли упомянутые предметы в выставочный зал.

В конце 50-х годов авангард обогатился еще одним творческим направлением. Мир познакомился с поп-артом. Существо этого направления заключается в использовании мотивов массовой культуры в формах фундаментального искусства. Живописец, например, совершенно серьезно, на холсте огромного размера а несколько метров, изображает этикету с коробки папирос “Казбек” или сигарет “Памир”. Скульптор выполняет огромные муляжи пищевых продуктов. Например, батон любительской колбасы размером во весь выставочный зал и т. д. Авторы поп-арта были создателями таких форм авангард, как инсталляция, хэппенинг, перформанс и некоторых других, которые заняли важное место в концептуальном направлении авангардного искусства. Концептуализм особенно интересен для нас потому, что это направление претендует на особое положение в ряду современного авангарда. Авторы и теоретики его постоянно и многозначительно ссылаются на самостоятельность и глубину своей философской позиции, подчеркивают фундаментальность научной базы, на которую они опираются, и заявляют о наличии своей собственной эстетики. Мы остановимся подробнее на этом направлении современного авангарда и попробуем понять обоснованность и правомерность такой позиции.

Для начала попытаемся уяснить для себя значение тех терминов, которыми пользуются авторы и теоретики концептуализма. Красивое слово инсталляция считается изобретением авангарда. Буквально оно означает установка - пространственная композиция. Художник создает некую пространственную композицию из самых различных элементов: бытовых предметов, промышленных изделий и материалов, природных объектов, текстов и визуальной информации. В результате некоторого сочетания этих разнообразных элементов пространственная композиция приобретает некий новый символический смысл. Основоположником инсталляции считают уже известного нам господина М. Дюшана и сюрреалистов.

Пространственную композицию из самых разнообразных элементов - тех же бытовых предметов, промышленных изделий и материалов, природных объектов, текстовой и визуальной информации, добавим сюда фрагменты архитектурных сооружений, предметы искусства разных эпох и различные формы освещения использовали художники всевозможных зрелищ, художники театра, а позже и художники кинематографа, и все это - начиная с древнейших религиозных представлений, еще несколько тысячелетий назад. Ничего нового тут нет. Можно предположить, что толкователи авангардного искусства сразу заметят, что в определении инсталляции подчеркивается необычность сочетания элементов композиции и новый символический смысл, который притом возникает. Но мы сплошь и рядом найдем такие же эффекты в театральном декорационном искусстве. Примеров множество. Еще в странах средневековой Азии, в Китае, Японии и в Индокитае господствовал метод условного сомволического оформления сцены. Отдельные детали, фрагменты сооружений создавали пространственные композиции, обозначающие место действия и несущие новый символический смысл. Режиссер Г. Крэг в Великобритании стремился к пространственной композиции, символически выражающей смысл драмы на рубеже ХIХ и ХХ столетий. В середине ХХ века художника театра и кино широко используют пространственные композиции из рогож, веревок, железа, стекла, синтетических материалов и из их необычных сочетаний получают эффекты нового символического смысла. Вспомните спектакль “Гамлет” в театре им. Маяковского 1954 года, оформленный Вадимом Федоровичем Рындиным, или спектакли Д. Боровского. Разница заключается в том, что все эти декорационные решения театральных художников были и есть куда интересные профессионально и намного глубже и значительнее по замыслу знаменитого стула Гюнтера Юккера со всеми забитыми в его сиденье и одну из ножек гвоздями.

Художники кино, в силу стилистики своей профессии, реже используют необычные сочетания обычных вещей, но создание пространственных композиций из различных элементов с целью получения вполне определенного нового символического смысла является основной задачей их профессии. Первым советским фильмом, получившим главную премию американской академии искусства кино “Оскар”, был фильм Сергея Бондарчука “Война и мир”. “Оскар” был получен не за режиссерскую работу и не в номинации “Лучший зарубежный фильм”. Премия была присуждена за лучшее декорационное решение фильма художникам Геннадию Алексеевичу Мясникову и Михаилу Александровичу Богданову. В фильме были придуманы и использованы сотни декорационных объектов – пространственных композиций. В частности в этом фильме по предложению художников была снята едва ли не самая длинная в истории кинематографа непрерывная операторская панорама - панорама Бородинского сражения. Это осуществлялось следующим образом. Для съемок панорамы был построен подиум длиной 137 метров. На подиуме были установлены рельсы для плавного движения тележки с операторской камерой. Камера двигалась вперед, снимая непрерывной панорамой все, что находилось слева от подиума. Проехав все 137 метров, камера медленно разворачивалась на 180 градусов и, не прекращая съемки, продолжала снимать теперь уже все, что находилось справа, возвращаясь к исходной точке. А слева, справа и впереди подиума была построена грандиозная пространственная композиция. Эта композиция включала в себя построенные в зависимости от выразительности кадра и общей ритмики всей панорамы артиллерийские батареи, флеши, траншеи пехотной обороны. Прямо перед камерой в нужное время вспыхивали рукопашные бои, мчались конники, стреляли орудия, рушились горящие дома деревни. Чуть дальше от проезжающей камеры, на среднем плане, происходили схватки небольшие групп конники и пехоты, откатывались на новые позиции артиллерийские орудия, конные повозки подвозили снаряды, боеприпасы и отвозили раненых. Повсюду взрывались пиротехнические заряды, метался домашний скот, спасались мирные жители. А на дальних планах в дыму и пыли перемещались уже очень крупные массы кавалеристов и пехотинцев, шли полки скакали эскадроны. Чтобы придумать, рассчитать и построить эту пространственную композицию, нужно было изучить материальную культуру деревенской жизни того времени, оружие, военный костюм и походную утварь уланов, гусар, кавалергардов, кирасир, и казаков, пехотинцев и ополчения, их знамена, отличительные полковые значки, султаны на кирасах, киверах и шлемах в русской армии. И эти же самые характерные промышленные и бытовые предметы, но уже во французской армии. А если, вы помните, во французскую армию входили поздравления армий всех стран Европы. Изучив весь этот огромный материал, надо было выразительно закомпоновать все статичные и передвигающиеся элементы пространственной композиции на территории в несколько гектаров таким образом, чтобы вся масса предметов, построек, движущихся людей и животных приобрела новый и вполне определенный символический смысл: напряжение великой битвы русского народа за свое Отчество. После этого надо было нарисовать подробную раскадровку будущей кинопанорамы, чтобы согласить все детали с режиссером и оператором. И, наконец, запустить всю грандиозную пространственную композицию в действие.

Такая огромная работа вызывает уважение. Перед нами действительно талантливая пространственная композиция, которую можно смело назвать красивым словом инсталляция. А авторы этой композиции действительно профессиональные художники.

А теперь от этого мощного творческого и художественного акта вернемся к инсталляциям современного авангарда.

Добротная деревянная стремянка, на каждой ступеньке – разбитое блюдечко, на верхней площадке - телефон, который звонит каждые пятнадцать минут.

На полу выставочного зала небольшая площадка, засыпанная тонким слоем речного песка. В центре площадки - электромоторчик, к которому прикреплена игрушечная метелка. Моторчик вращает метелку, и она чертит след на песке.

Деревянный ящик, заполненный битыми бутылками, а сверху лежит старая шляпа.

На подиуме лежит бисквитный торт из соседнего универмага, а рядом молоток.

Таких примеров можно привести множество. Создать подобное произведение смогут очень многие люди даже в понедельник. Любой художник театра или кино сможет придумать и выполнить десяток таки композиций что называется “не отходя от кассы”, а в своей ежедневной работе в каждом своем спектакле или кинокартине они предлагают и воплощают десятки и сотни пространственных композиций, которые значительно сложнее в интереснее и по планировке, и по сложности архитектуры, и по обилию деталей, и по значительности литературного содержания, и по глубине философского замысла, и по оригинальности режиссерского решения. При том необходимо отметить, что профессиональные произведения художников театра и кино принадлежат все-таки искусству театра и искусству кино, и только эскизы к этим пространственным композициям причисляют иногда к изобразительному искусству. Но современные авангардисты приносят свои лестницы, старые шляпы, метелки, ящики с битыми бутылками, стулья, утюги и многое другое в выставочные залы галерей, которые коллекционируют и выставляют произведения изобразительного искусства. Почему? И как тут не вспомнить Василия Осиповича Ключевского - профессора Московского университета. Крупный русский ученый кроме известных сочинений по истории русского государства написал еще одну небольшую литературную работу, которая называлась “Теперь с афоризмами”. Среди афоризмов есть и такой: “Она производила впечатление говна, попавшего в сахарницу: и им неловко, и ей стыдно”.

В конце пятидесятых годов как форма упрощенного театра возникло движение авангардного искусства под названием “хэппенинг”. Отличалось это движение от театра, по утверждению авторов, тем, что участники представления совершают абсолютно реальные действия, которые ничего, кроме них самих, не изображают. Авторы другого авангардного направления под названием “перформанс” отличаются от представителей хэппенинга тем, что их действия осуществляются по предварительному сговору, преднамеренно. Интересно, что некоторые исследователи и авторы, работающие в этих направлениях, заранее предлагают нам отказаться от отношения к результатам их творчества как к произведениям искусства. То есть хэппенинг и перформанс - это не искусство театра, несмотря на то, что внешне они напоминают упрощенную форму театра. Тем более интересно, что целый ряд художников-концептуалистов, решивших работать в подобных направлениях, предлагают нам результаты своего творчества как форму искусства, причем не только театрального, но и изобразительного.

Московский художник Владимир Опара осуществил проект “Клаустрофофия цвета”. Основным элементом этого проекта был перформанс “Клаустрофобия”. Актеры-статисты - участники этого перформанса, надев на себя большие полиэтиленовые пакеты, прыгали по улицам, выстраивались на Красной площади, отдыхали рядом с помойками ящиками, проходили сквозь полиэтиленовый туннель и т. д. Это скромная, но совершенно очевидная режиссерская работа. Здесь не никакой связи с профессией художника и с изобразительным искусством. С такого рода произведением Владимир Опара должен был обращаться в секцию режиссуры Союза кинематографистов или Союза театральных деятелей. Так поступил художник Сергей Эйзенштейн, когда решил заниматься режиссурой. Так поступил художник Александр Довженко и стал известным режиссером. Так поступил художник Федерико Феллини и создал целую эпоху в киноискусстве. Но семь Владимир Опара и исследователи его творчества продолжают называть его художником, а творения его рассматривают как жанр изобразительного искусства на страницах “Московского художника”. Остается предложить, что если Владимир Опара сочинит музыкальную симфонию, то принесет ее в Союз писателей, а если он испечет очень вкусный пирог, то обязательно придет с ним на конкурс парикмахеров.

А вот пример творчества другого московского художника-авангарда концептуального направления Никиты Алексеева. Отрадно, что этот автор уже не называет свои создания произведениями изобразительного искусства. Он, как и некоторые другие концептуалисты, называет свои творения “акциями”. Вот описание акции Никиты Алексеева. “Семь ударов по воде”. Акция состояла в том, что весной на берегу Черного моря Никита Алексеев зашел в воду по щиколотку и семь раз ударил палкой по воде. На этом его творческая потенция иссякла.

Интересно, что исследователи концептуализма считают названную акцию интересным примером искусства постфилософского времени и подчеркивают значение художественного жеста для данного конкретного примера и для многих других творений концептуалистов. Но представьте, что в то самое время, когда Никита Алексеев ударил семь раз по воде, совсем рядом около пивного ларька некто ударил другого некто три раза по физиономии. И что же? Мы опять наблюдаем художественный жест? Мы опять оказались перед лицом постфилософского искусства?

Однажды начинающий писатель отправил Антону Павловичу Чехову свой рассказ и небольшое письмо. В письме молодой автор просил известного писателя оценить его творческие возможности, а письмо заканчивалось следующим предложением: “Быть может, мне не стоит закапывать в землю свой талант? ” Чехов ответил короткой телеграммой: “Лопату высылаю отдельной бандеролью!”.

К счастью, эта лопата цела. Ее может увидеть любой человек, которого интересуют проблемы современного искусства. Правда, нам ее демонстрируют уже как результат художественных поисков и взлетов вдохновения знаменитого и едва ли не великого и очень ценимого на Западе художника и теоретика концептуального искусства Ильи Кобакова. Его творческие усилия материализовались на сей раз в произведении, созданном им своими собственными руками в 1984 году. Оно так и называется: “Лопата”. И действительно, на чистом планшете нейтрального зеленого цвета аккуратно закреплена настоящая лопата, а немного ниже - несколько листочков машинописного текста.

С точки зрения теоретиков концептуального искусства, глядя на это произведение, зритель непременно должен ощутить возникновение необыкновенного напряженного поля, которое вдруг начинает пульсировать между лопатой и зрителем. Затем в каждом из нас появится непреодолимей желание заглянуть в глубины своего сознания и оценить свою способность к саморефлексии. Можно, наконец, почувствовать превосходство самой идеи искусства над любой его материальной реализацией. Само произведение откровенно пошлет вас от собственной материальной формы к идеям и анализу механизма восприятия и мыслительной деятельности. И, конечно, в этом произведении явственно проступает научная база концептуализма, которая опирается на философию логического позитивизма, аналитическую философию, структуализм, лингвистику и различные теории информации. А вы думали, что наблюдаете просто шанцевый инструмент, и, возможно, вам даже показалось, что если вы прикрепите к планшету грабли, тяпку, косу или мотыгу, то тоже станете знаменитым художником.

Авторы и исследователи концептуального искусства всегда подчеркивают солидность и основательность научной базы, на которой покоится прекрасное здание концептуального направления современного авангарда. Давайте и мы попробуем познакомиться с этой научной базой. Начнем с теории информации. Возьмем известную книгу доктора технических наук и доктора филологии, профессора Страсбургского университета Абраама Моля “Теория информации и эстетическое восприятие”. В ней много интересного. Так, в главе “Понятие формы в теории информации: периодичность и элементарные структуры”, мы можем познакомиться с экспериментально проверенными научными данными профессора Абраама Моля, которые очень полезны именно для наших рассуждений. Произведения концептуалистов - эти композиции из отдельно взятых бытовых предметов, из нелепых сочетаний этих предметов, сопровождаемых какими-то фразами, текстами, бланками, справками, расписаниями графиками, отдельными буквами, цифрами, эти композиции, акции действующих лиц, производящих нелепые, абсурдные, никак не мотивированные действия - все эти творческие усилия художников авангарда предстают перед зрителем, который пришел увидеть произведения изобразительного искусства. Разумеется, что зритель воспринимает подобный вернисаж как нечто абсурдное, лишенное всякого смысла. Далее мы обращаемся к тексту Абраама Моля: “Если сообщение представляется нам вообще лишенным какого-либо интереса, так как смысл его нам совершенно непонятен, то это может означать лишь то, что сообщение содержит слишком много информации, изобилие которой превосходит возможности нашего восприятия”. Тут высказано одно из основных положений теории информации. Максимальное количество информации содержит максимально неожиданное сообщение. А композиции или акции авангардистов предстают перед нами как совершенно нелепые, совершенно неожиданные, то есть, они должны нести максимум информации. Именно этот фрагмент теории информации используют концептуалисты для подтверждения значительности своего творчества. Авторы и теоретики концептуализма утверждают, что их произведения несут в себе такое обилие значительной информации, что зритель просто не в состоянии подняться до их уровня и усвоить ее. Приведем еще одно высказывание А. Моля, которое на первый взгляд поддерживает позицию концептуалистов: “Если такое сообщение полностью лишено интереса для безразличного взгляда, то дело обстоит совершенно иначе, если индивидуум априори знает, что каждый квадратный сантиметр изображения является носителем определенного сообщения... А таком случае можно сделать вывод, что это особое сообщение, отобранное из всех других сообщений, “интересно- только тогда, когда у нас априори есть уверенность в том, что сообщение должно быть интересным, если мы сумеем обнаружить в нем организацию”. Разумеется, что авторы авангарда всеми силами пытаются убедить зрителя в том, что их произведения буквально переполнены внутренним смыслом. Увы! Эти усилия тщетны по двум причинам.

Давайте поможем поклонникам концептуального искусства и сделаем допущение, что в произведениях концептуалистов присутствует некоторая внутренняя организация, допустим, что в их нелепых действиях и композициях существует скрытый смысл. В этом случае теория информации дает такой ответ, цитируем А. Моря: “Такое сообщение никоим образом не привлекает нашего самопроизвольного внимания, ОНО ПОЛНОСТЬЮ ЛИШЕНО ЭСТЕТИЧЕСКОГО ЗНАЧЕНИЯ, ибо никак не воздействует на спонтанные способности воспринимающего индивидуума. ОНО ПРЕДСТАВЛЯЕТ ИНТЕРЕС ТОЛЬКО ДЛЯ МАШИНЫ: ПЕРЕВОДЧЕСКОЙ ИЛИ ДЕШИФРОВАЛЬНОЙ”.

То есть, даже если в непонятном на первый взгляд сообщении, в бессмысленной композиции, в нелепом действии и есть какая-то внутренняя организация, то все равно эти композиции и эти действия лежат за рамками эстетических явлений. В самом лучшем случае такие композиции могут представлять интерес для переводческой или дешифровальной машины. Согласитесь, что это не имеет никакого отношения ни к искусству, ни к художникам, ни к духовной культуре, ни к эстетике, а плоды деятельности подобных авторов не имеют отношения к интересам искусствоведения.

Но для концептуального направления современного авангарда дело обстоит еще хуже. Исследователь В. Пивоваров формулирует понятие “открытой” живописи для концептуальных картин следующим образом: “Когда в самой картине ничего нет, так, ерунда, чушь. Но есть, однако, что-то такое, что делает необычно активным поле между картиной и зрителем”. То есть ценность концептуальных произведений заключается в том, что зритель, столкнувшись с такого рода явлениями и ошарашенный их нелепостью, будет пытаться найти хоть что-то, что должно же быть в произведения, выставленном на всеобщее обозрение. А в результате возникает некое напряжение, самоуглубление, которое и является основной ценностью концептуализма и авангарда. Увы! В такую возможность могут верить только авторы и исследователи этих направлений. Как следует из той же книги А. Моля: “Когда максимальный предел восприятия информации превзойден (т. е. в нашем случае предлагаемое произведение совершенно непонятно, алогично, абсурдно) ... то ум воспринимаемого индивидуума тонет в обилии оригинальности данного сообщения и теряет к нему всякий интерес”. Это означает, что зритель, столкнувшись с абсурдно выстроенными произведениями концептуалистов, очень быстро потеряет к ним всякий интерес, что и происходит на практике. Никакого активного поля между объектом и зрителем не возникнет и, во всяком случае, не удержится сколько-нибудь долгое время. И еще раз из А. Моля: “Интересно отметить, что такое сообщение БОЛЬШЕ ВСЕГО ЛИШЕНО ЭСТЕТИЧЕСКОГО ЗНАЧЕНИЯ, А ОДНОВРЕМЕННО И АПРИОРНОГО СМЫСЛА!” И от себя добавим, что всякая интеллектуальная деятельность, и наука в частности, основаны на логическом мышлении. Поэтому любое явление, основанное на алогичных структурах, не может опираться ни на какие формы логического мышления и научной мысли. Очевидно, что и концептуальное направление авангарда не может базироваться и опираться на теорию информации. Это попытка использовать то обстоятельство, что художники и искусствоведы практически поголовно не имеют никаких знаний в области теории информации, философии логического потизивизма или в каких-то других областях математической логики. То есть мы имеем дело либо с осознанным, либо с неосознанным блефом.

Исследователи творчества авторов концептуального направления поднимают ряд очень интересных вопросов. К ним относятся: проблема включения искусства в общий процесс функционирования культуры; вопрос о причастности к культурному пространству и определение границ “художественного” и “не художественного”; проблема “края” или границы искусства; соотношения между центральным и периферийным в структуре произведения искусства; проблема нацеленности на эстетическое осмысление повседневного; вопрос о создании системы отношений между элементами произведения искусства, произведением искусства и художником, искусством и зрителем и т. д.

Имея дело с творчеством концептуального направления современного авангарда, невозможно рассуждать обо всех этих очень интересных проблемах просто потому, что и с точки зрения теории информации, в которую мы с вами только что заглянули, и с точки зрения выработанных человечеством и принятых для общения в человеческом сообществе понятий “искусство”, “духовная культура”, “эстетика”, “произведение искусства”, “художник” и т. д., с точки зрения целого ряда авторов и исследователей самого этого направления, в произведениях авторов-концептуалистов нет ни искусства, ни духовной культуры, ни эстетики, ни произведений искусства как таковых.

Концептуалисты стараются расширить понятие “искусство” очень доступным, но совершенно некорректным способом. Они в буквальном смысле слова выходят за пределы искусства вон. Они занимаются очень разнообразными делами, которые трудно определить каким-то осмысленным словом, но продолжают, почему-то, называть себя художниками, а свои занятия - искусством или духовной практикой. Конечно, можно в небольшой группе людей договориться называть, например, водолаза - парашютистом, атомную электростанцию - парикмахерской, а шофера - врачом. Именно так мы и получим ту самую “непосильную задачу” и “непонимание”, которое возникает при общении зрителей с творениями авангардистов концептуального направления. И у концептуалистов нет никаких оснований гордиться этим. Они называют свое творчество и его результаты словами, которые имеют другой смысл. Чисто физическое упражнение - разматывание катушки с веревкой - они называют духовной практикой, а удары палкой по воде - художественным жестом или художественным актом и т. д.

Расширение границ искусства не только возможно, но и является естественным и необходимым процессом саморазвития искусства. Если художник своим творчеством раскрыл, изучил и помог в развитии еще одной грани человеческой духовности - это значит, что он расширил границы искусства. Если художник увидел и почувствовал новый поворот в человеческих отношениях, новую степень их напряженности, которые еще не были замечены другими художниками или, по крайней мере, показал эти грани и новые повороты ярче, сильнее и глубже других художников – он расширил границы искусства. Тогда действительно ему удалось внести свои лепту в развитие и расширение искусства и оправдать талант, ниспосланный ему Создателем. Очевидно, что такое расширение границ искусства требует и одаренности и тяжкого труда, но это естественное условие существования искусства, и процесс этот не может остановиться, пока существует и развивается человеческая цивилизация. Этим удивительным делом художники могут заниматься бесконечно долго, тысячелетиями, вместе с развитием человеческой духовности все в новых и новых обстоятельствах. Будут меняться стили, направления и жанры искусства,