Скончался лауреат Нобелевской премии бельгийский ученый Илья Пригожин

02.06.2003

В Брюсселе в среду в госпитале Эразм в возрасте 86 лет скончался лауреат Нобелевской премии бельгийский ученый русского происхождения Илья Пригожин. Он был великим исследователем времени как физической категории. Его по праву называли современным Ньютоном.

В ноябре 2002 года в Бельгии отмечали 25 лет присуждения Нобелевской премии за 1977 год в области химии Илье Романовичу, как к нему обращались российские коллеги.

Илья Пригожин родился 25 января 1917 года в Москве.

«Мои родители были русские буржуа, – рассказывал ученый корреспонденту РИА “Новости” несколько лет назад. – Отец был инженером, имел диплом Императорского политехнического института. Под Москвой у него была небольшая мыловаренная фабрика. После революции он понял, что семье небезопасно оставаться в России. В 1921 году мы через Литву выехали на Запад. Отец рассчитывал вернуться и оставил дом в Москве своей сестре. Когда я в 1957 году впервые после отъезда семьи в Западную Европу оказался в Москве, дом был еще цел. В нем оставались мебель, книги, картины моего отца. Сестра отца еще была жива и продолжала жить в этом доме. Это был деревянный дом с садом. Сейчас его нет, на его месте построили небоскреб. Кажется, это уже почти центр города...» Пригожины сначала обосновались в Берлине. Воспитывавшаяся с французской гувернанткой мать Ильи Романовича свободно говорила по-французски. Отец не знал ни одного иностранного языка. Помыкавшись в Германии, Пригожины в 1929 году покинули ее, решив перебраться во франкоговорящую страну. По зрелому размышлению, решили, что жизнь в Бельгии дешевле, чем во Франции. Туда и направились.

Так что среднее образование Пригожин-младший получал уже в Бельгии. В отличие от Александра, бывшего на 4 года старше, который до конца своих дней сохранил русский язык в качестве первого языка и продолжал писать по-русски, Илья русский знал хуже. Однако до 12 лет у него был русский воспитатель, и он знакомился с классической русской литературой в оригиналах.

«Нашу жизнь определяют неожиданности, – говорил корреспонденту РИА “Новости” Илья Романович. – В молодости я собирался заниматься правом. В связи с этим заинтересовался психологией. От психологии перешел к биологии. Меня все больше интересовала фундаментальная наука. В конце концов, занялся физикой и химией, к которым пришел от гуманитарных начал. Мой старший брат Александр хотел стать химиком и получил соответствующее образование, а стал орнитологом мирового уровня».

В годы войны Илья занимался физикой и химией, был учеником известного бельгийского ученого – профессора Теофиля Де Дондера. Встречу с ним он расценивал как счастливый случай своей жизни. Один из пионеров изучения неравновесных процессов, его учитель интересовался феноменом необратимости времени, «направлением времени».

«Эти проблемы заинтересовали и меня, – вспоминал Илья Романович. – Я ведь пришел к естественным наукам от гуманитарных, для которых время играет чрезвычайно важную роль. Скажем, чтобы понять Брюссель, надо понять его историю, чтобы понять Россию, нужно понять ее историю. Тогда как в “жестких” науках, как, например, фундаментальная физика, все основывается на законах, которые не признают разницы между прошлым и будущим. В связи с этим мы сталкиваемся с довольно забавным противоречием в подходах к определению времени. Когда однажды я спросил одного философа, что такое время, он ответил, что это вещь, которую труднее всего определить. Это нечто из области человеческой ответственности, это протяженное измерение нашей жизни... А когда я задал тот же вопрос физику, он ответил, что с этим все ясно. Ответ найден еще Ньютоном, а затем – Эйнштейном: время – это иллюзия.

Меня не удовлетворял ни тот, ни другой ответ. Поэтому значительную часть своей научной работы в течение пятидесяти лет я посвятил пересмотру значения времени в физике и математике. Постепенно я пришел к пересмотру действия законов классической механики Ньютона, квантовой механики Гейзенберга и Бора и к попытке их обобщения, поиска общей категории, что повлекло за собой работу над направлением времени, означающим, что мир ориентирован во времени. То есть, можно сказать, что классическое видение мира – это видение геометрическое, вневременное. А видение, к которому мы приходим сегодня, – это видение, при котором направление времени играет фундаментальную роль».

Илья Романович в своих выступлениях всегда оперировал философскими категориями, его работы наполнены цитатами из всемирной философской классики, и дилетанту было трудно поверить, что он разговаривает с физиком.

Корреспондент РИА «Новости» спросил его, как пришло такое глубокое увлечение философией, и как он делит любовь между ней и фундаментальной наукой?

«Философия для меня, – ответил ученый, – это результат изучения естественных наук. В ней было мое научное начало, а теперь в определенной мере – итог. Но я хочу подчеркнуть: мои работы о времени – это чистая наука. Правда, они имеют своим следствием философские выводы. Поэтому, выступая по радио или телевидению, то есть перед аудиторией неспециалистов, я, разумеется, больше говорю об общедоступных аспектах, что, возможно, отчасти создает мне образ философа. Однако время для меня – это, прежде всего, физическое понятие. Для его изучения я прибегаю к современной математике. Я должен формулировать новые прогнозы. И это все область теоретической физики и теоретической химии. Но когда я выступаю с позиций популяризатора, я больше подчеркиваю философские аспекты. Это очевидно.

Вместе с тем, будучи в молодости моей отправной точкой, философия пронизала всю мою деятельность. И я вижу ее значительные философские последствия, так как проблема времени изучается в течение вот уже 2,5 тысяч лет с тех пор, как человек начал размышлять о том, что такое время: реальность или иллюзия? Известно, что Альберт Эйнштейн называл время иллюзией. А два с половиной тысячелетия назад Парменид написал поэму “О природе”, где также писал, что время – это иллюзия. Гераклит, напротив, утверждал, что время – совершеннейшая реальность. Проблема времени интересует и физику, и философию. Она как бы является связью между этими двумя областями.

Фоном философии всегда были научные знания эпохи. В свое время на философию огромное влияние оказало открытие Ньютоном его законов. Уроком, который преподал обществу Ньютон, было следующее: по сути, прошлое и будущее идентичны. Однако для нас, людей, они вовсе не идентичны. Следствием открытия законов Ньютона был раскол западной культуры на две: с одной стороны, научная культура (Ньютон, Эйнштейн, Шредингер), в которой будущее играет ту же роль, что и прошлое, с другой – гуманитарные науки, экономика, социология, в которых главное место принадлежит историческому элементу.

У человеческого опыта есть две разновидности. Во-первых, опыт повторения: солнце всходит в точно предсказуемые часы, луна исчезает с небосвода в определенное время, приливы и отливы происходят в регулярном режиме. В конечном счете, такой опыт породил законы Ньютона. С другой стороны, есть опыт творчества: мир Моцарта отличался от мира Пушкина. Это опыт появления нового. И такой опыт есть не только у человека. Скажем, когда-то, 80 миллионов лет назад, появились цветы. Однажды появились, а затем исчезли динозавры. То есть, мы всюду сталкиваемся с направлением времени.

Моей задачей было попытаться преодолеть этот дуализм, который утвердился, начиная с ньютоновских законов. Но чтобы ее решить, я обратился вовсе не к философии, а к физике. Я попытался показать, почему и в каких условиях мое направление времени играет роль в физике, а также придать более глубокий смысл давно известным вещам. Например, почему такая система множества молекул, как чай в моем стакане, разогревается или охлаждается в зависимости от среды, с которой она вступает во взаимодействие. Или, каким образом химия ведет к равновесию. Это все было призвано показать, что мир – не просто мир движения, будь оно классическим или движением квантовой механики. Это также мир химии и биологии. И все это вместе требует более общих формулировок законов природы.

Это описано в моей книге “La fin des certitudes” (“Конец очевидностей”), вышедшей на французском языке в 1996 году. Ей предшествовало русское издание под названием “Парадокс времени”, но оно хуже, потому что это был первый, довольно сырой вариант».

Приезжавшие однажды в Брюссель коллеги Пригожина из МГУ рассказали корреспонденту РИА «Новости» о нем такой эпизод. Он был в Московском университете в качестве гостя. Его попросили написать какой-нибудь афоризм на стене, на которой, по традиции, расписывались крупные зарубежные ученые. Илья Романович написал: «Время предшествовало существованию». В этих трех словах – суть мировоззрения нобелевского лауреата, который почти всю свою жизнь посвятил изучению столь загадочного для большинства смертных явления, как время.

Илья Пригожин был директором Международного института физики и химии в Брюсселе, профессором Техасского университета, директором Центра Ильи Пригожина по изучению статистической механики, термодинамики и комплексных систем при Техасском университете. Помимо звания лауреата Нобелевской премии у него огромный список из нескольких десятков научных премий, орденов, медалей, почетных знаков и званий. Есть среди них и медаль Петра Капицы от российской Академии естественных наук. Список академий и ученых обществ, членом которых состоит Илья Романович, приближается к 70. В 1982 году он стал иностранным членом Академии наук СССР, а в 1991 году – почетным членом Академии естественных наук Российской Федерации.

«Есть один популярный подход к изучению физического мира – это поиск объединения различных сил, – объяснял корреспонденту РИА “Новости” Илья Романович. – Мечтой Эйнштейна, например, было объединить разнообразные силы, действующие в материальном мире: электромагнетизм, гравитацию и т.д. Моя концепция имеет другой подход. Здесь я хочу подчеркнуть и особо настоять, что речь идет пока об экстраполяции: есть соображения, но пока нет уверенности. Вообще моя физика – это физика возможностей, а не определенностей. Для меня главное звено – это история мира. И если думать об истории, то необходим диалектический элемент, то есть наличие действия одних сил против других, их постоянное вхождение в конфликт. И вот у меня складывается впечатление, что гравитация играет иную роль, чем все другие природные силы. То есть, не может быть объединенной теории гравитации и других сил. Это тема, над которой я пытаюсь немного работать, но я пока не могу делать уверенных утверждений».

Корреспондент РИА «Новости» поинтересовался, есть ли у Пригожина оппоненты и критики.

«Есть многие, которых мои работы удивляют. Есть те, кто говорят: "Это невозможно! Классическую и квантовую физику уже столько проверяли, что сегодня говорить о новой классической и квантовой физике просто странно!" И это действительно странно. Я очень хорошо понимаю, почему люди не сразу бывают убеждены, прочитав мои труды. Но я пока практически не встречал критики по существу моих работ. Они сложны. Чтобы их понимать, нужны специальные знания. Именно поэтому я пишу о моей теории книги несколько общего характера. А доказательством интереса к ней служат институты моего имени, открытые в разных странах, в том числе в 1995 году при Московском университете имени Ломоносова был создан Институт Ильи Пригожина по изучению комплексных систем».

Из жизни ушел великий бельгиец, с большим уважением относившийся к российским культуре и науке.