Документ взят из кэша поисковой машины. Адрес
оригинального документа
: http://uni-persona.srcc.msu.ru/f-krukov/belye_dobrovoltsy/dobrovoltsy/davats_namoskvy.htm
Дата изменения: Thu Dec 13 13:29:23 2012 Дата индексирования: Sat Feb 2 22:46:39 2013 Кодировка: Windows-1251 Поисковые слова: столовая гора |
В. Даватц
На Москву
К Ростову
Январь 1920 года. В пути. Сегодня утром в нашу теплуш-ку вошел капитан Д. и сказал: 'Поздравляю вас с Новым годом и новым походом'. В этом уже и до его прихода не было никакого сомнения. Нас еще до чая вызвали спешно грузить снаряды: видно было, что куда-то мы спешим, и, слава Богу, на этот раз не от Москвы, а на Москву. Все было охвачено каким-то радостным волнением: как будто и впрямь кончался этот бесконечный 'драп', по образному кадетскому выражению.
Я вспоминаю, как полмесяца тому назад я робко вступил в Ростове на наш бронепоезд. Тогда говорили, что мы сразу едем в бой. Но вместе с остальными 'драпающими' мы пе-реехали через мост у Батайска и засели в безнадежной дыре - \ Старо- Минской. Засели в каком-то раздумье. Потом пришли вести о взятии красными Ростова и Таганрога. И мы, просто-яв с неделю в Старо-Минской, 'драпанули' прямо на Екатеринодар, задержавшись на станции Тимашевка. А теперь, должно быть, что-то произошло: нас отправляют, кажется,
отвоевывать Ростов. Да, полмесяца я уже солдатом. А ведь !
! почти только месяц тому назад я сидел в качестве члена
Управы в Харькове, который судорожно сжимался от насту-пающих красных. Встречались, говорили, что-то делали, что-то подписывали, а сами думали' как уехать? как бы не заст-
263
рять в этой сутолоке 'разгрузки'? Мне удалось выбраться за два дня раньше Управы, хотя, простояв на вокзале эти два дня, я, как оказалось, уехал с Управой в один и тот же день, 25 ноября. Было мучительно стыдно за свою слабость. Вспо-минались слова одного из коллег:
- В этот момент никто не должен уходить со своего поста.
И, сидя в ожидании отправления в темном коридоре на каком-то столе, я мучительно думал о том, что на моей об-щественной репутации легло тяжелое несмываемое пятно. Что когда, допустим через месяц, мы выгоним из Харькова большевиков, трудно мне будет заговорить тем тоном, на который я до сих пор имел право. И вспомнилась моя пос-ледняя статья в 'Новой России', статья, которая написана была поистине моими нервами и кровью. 'Если, чтобы ис-тинно полюбить, - писал я, - надо оставить отца и матерь свою, то теперь наступает этот час больше, чем когда-либо прежде. И может быть, именно теперь, когда враг временно торжествует, нужно не уходить в свою скорлупу, но громко и смело закричать: 'Да здравствует Добровольческая ар-мия'. Статья произвела впечатление: ко мне подходили прямо на улице и пожимали руки. Даже Евграф К., член Церковного Всероссийского собора, который, по-моему, тер-петь меня не может, остановился, встретив меня у редакции, и сказал что-то прочувственное. И вот теперь первое, что я делаю, - уезжаю раньше, чем я имею право уехать.
И тут, в этом темном коридоре, блеснула в первый раз яркая мысль. Можно искупить эту вину и смыть со своего имени этот позор: надо вступить в армию. Сколько раз до этого та же мысль тревожила мою совесть. Но тогда была у меня моя мать. Я бросил ее теперь накануне ее смерти. В маленькой комнатке моих друзей, покинутая мною, она найдет себе вечный покой. Но ведь иначе было нельзя. И те-перь я свободен. От всех, кого я люблю, я имею право по-требовать, чтобы они не мешали моему решению, - от всех,
264
кроме нее. Последнее служение моей родине должно быть таким, чтобы отбросить все личные привязанности, поту-шить в себе все иные помыслы, кроме одного: отдать, если нужно, свою жизнь. И как-то особенно ярко вспомнился сонет, который я написал несколько лет тому назад:
И было сказано1 на лютне у тебя
Всего лишь три струны под нежною рукою,
Их берегись порвать - с последнею струною
Порвется голос твой и жизнь сгорит твоя...
И в бурном омуте прошло немало лет.
Звучал огонь любви и холод расставанья.
Звучали радости, победы и страданья-