Документ взят из кэша поисковой машины. Адрес оригинального документа : http://hist.msu.ru/Labs/UkrBel/bojcov.htm
Дата изменения: Unknown
Дата индексирования: Mon Oct 1 22:56:15 2012
Кодировка: Windows-1251

Поисковые слова: изучение луны
Потестарная имагология

М.А. Бойцов (МГУ)
Потестарная имагология Средневековья
как область междисциплинарных исследований
1. Понятие потестарной имагологии.

Несмотря на отпугивающее сочетание двух иностранных слов, предмет потестарной имагологии очень прост: данное направление исторических исследований занимается образами власти. При этом для историков, к нему относящихся, на первом плане оказывается коммуникативный аспект власти, они понимают ее как такое общение, в ходе которого подтверждается или оспаривается легитимность существующего порядка, обозначаются желательные или, напротив, нежелательные альтернативы ему, выражаются ожидания и опасения разных групп как правящей элиты, так и подвластного большинства. Коммуникация такого рода - важнейший аспект организации любого политического сообщества. На протяжении всей истории эта коммуникация осуществляется по большей части символическими средствами. Если они и были, возможно, отчасти потеснены рациональным дискурсом в новоевропейской культуре, созданной Просвещением, то в ходе происходящей как раз сейчас ее глубокой трансформации, символическое полностью восстановило свои позиции. Однако если в сегодняшнем обществе власть-общение осуществляется по большей части при помощи средств массовой коммуникации, прежде всего телевидения, то в доиндустриальных культурах использовались в сходных целях ритуалы, церемонии, изображения, предметы, речь и др.

Потестарная имагология имеет непосредственное отношение к изучению религиозных традиций, поскольку во всех существенных концепциях власти предполагалось, что власть земная является в том или ином смысле продолжением власти небесной и только вместе они составляют целостность. Если бы нам пришлось на манер сегодняшних обществоведов рисовать 'схему политического устройства' средневековой империи, как его представляли себе ее современники, то самый верхний прямоугольничек следовало бы отвести вовсе не 'императору' или 'папе Римскому', а 'Богу'. Соответственно, занимаясь, например, такими, казалось бы, вполне специальными вопросами, как иконография правителей, символика их инсигний или же детали политического церемониала, исследователь неизбежно выходит на общие представления людей соответствующего времени о Боге как организаторе всего существующего порядка, в частности политического. Сопоставляя функционально сходный материал, относящийся к образам земной власти, но взятый из разных культур, можно лучше понять и особенности религиозного восприятия мира в различных культурах, в частности тех, что отличаются религиозными или конфессиональными особенностями.

2. Потестарная имагология принципиально междисциплинарна.

Она не может ограничиваться изучением текстов. Образы власти складываются из самых разных компонентов, включая изображения, жесты, церемонии, ритуалы, предметы, музыку (или иные звуки, как, впрочем, и их отсутствие в случае, например, 'священной тишины'), даже запахи и тактильные ощущения, а также архитектуру и градостроительство, а нередко и соответствующим образом осмысленные природные объекты. Обычно все эти компоненты находятся во взаимосовязи друг с другом и, занимаясь изучением одного из них, историку неизбежно приходится принимать в расчет и остальные. Так, резиденцию правителя обычно составляет дворец, в котором сконцентрированы в продуманной системе все формы репрезентации государя, но одним дворцом дело отнюдь не ограничивается и постоянное присутствие правителя со временем преобразует весь город, а то и его округу, наполняя их символами власти. Хорошими примерами могут служить императорский Рим или средневековый Константинополь - начиная городскими ландшафтами и кончая, скажем, текстами, создаваемыми жителями этих городов.

3. Типичные комплексы вопросов

С какого бы компонента историк ни начинал свой анализ, перед ним обычно всякий раз встает ряд сходных вопросов. Каково происхождение данного образа (или же - в другой ипостаси - символа 1 )? Каков географический и культурный ареал его применения? Есть ли внутри этого ареала центр (или центры), где данный образ был 'изобретен' и откуда распространился? Какие обстоятельства сопособствовали его распространению? Какие трансформации он пережил по мере усвоения (переосмысления, приспособления, банализации и проч.) на периферии (или же на разных перифериях)? Напротив, не сохранились ли на периферии доступными для наблюдения историка те черты данного образа, следы которых в силу тех или иных обстоятельств уже не видны в том центре, где его когда-то создали? Т.е. нельзя ли реконструировать исчезнувший 'центр' на основе сохранившейся 'периферии'? Именно так наше представление о не сохранившемся храме св. Апостолов в Константинополе основывается на сопоставлении 'периферийных' подражаний ему: Сан-Марко в Венеции и Сен Фрон в Периге.

4. Материальная сторона образа-символа

Образы (символы) обычно не существуют без своих материальных носителей, изготовление и распространение которых требует технологий, инфраструктуры, традиций и проч. (Исключение составляют, естественно, некоторые природные объекты, вроде солнца и луны, когда они символизировали в глазах многих папу и императора). Так, утрата Византией финикийского побережья означала и потерю единственной области, где производился 'тирский' пурпур - тот сорт красителя, который был зарезервирован за императорским двором. В ходе поиска и опробования всевозможных заменителей 'императорский' цвет стал меняться: теперь это были не только различные оттенки красного и фиолетового, но также синего и даже зеленого.

5. Содержательная сторона.

Вряд ли стоит даже в перспективе рассчитывать на создание словаря или грамматики образов власти. Образы, как и символы всегда по определению многозначны. Не в последнюю очередь поэтому они так эффективны в качестве средства комуникации, ведь каждый из участников коммуникационного процесса улавливает в них устраивающий именно его смысл, чем во многом и определяется социально-интегрирующая роль образов-символов. Кроме того, уже в сами описания тех или иных жестов, церемоний, ритуалов и проч., дошедшие до нас и служащие нам теперь источниками, была заложена оценка автора и самих этих символических форм (выражение Э. Кассирера), и участников сцен с их использованием. Смысл, вкладывавшийся 'постановщиками', вовсе не обязательно был тем же смыслом, что воспринимали зрители и участники, а тот мог не совпадать с тем, что они вкладывали в свои описания, окрашенные теми или иными политическими симпатиями и антипатиями. Уже по этой причине нет возможности определить раз и навсегда семантику того или иного образа. Кроме того, даже повторение, казалось бы, одного и того же ритуала давало всякий раз другую комбинацию смыслов.

6. Универсальный характер.

Если принять во внимание то, что отношения власти представляли собой главный стержень всякого политического сообщества, что в образах власти (будь то, например, церемонии или же книжные миниатюры - неважно) в обобщенном и синтезированном виде суммировались самые разные 'впечатления' современников об их мире, что традиционные установки культуры сочетались в них с сиюминутной политической актуальностью, потестарная имагология окажется дисциплиной, которая обладает весьма большим потенциалом синтезирования различных аспектов нашего знания о прошлом.

К библиографии

Аверинцев С.С. Символика раннего средневековья (К постановке вопроса) // Аверинцев С.С. Другой Рим. СПб., 2005. С. 59 - 90.

Блок М. Короли-чудотворцы. Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространенных преимущественно во Франции и Англии. М., 1998.

Бойцов М.А. Величие и смирение. Очерки политического символизма в средневековой Европе. М., 2009.

Бойцов М.А. Скромное обаяние власти // Одиссей. Человек в истории. 1995. М., 1995. С. 37 - 66.

Бойцов М.А. Символический мимесис - в средневековье, но не только // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории - 2004. Вып. 6. М., 2005. С. 355 - 396.

Бойцов М.А. Что такое потестарная имагология? // Власть и образ. Очерки потестарной имагологии / Под ред. М.А. Бойцова и Ф.Б. Успенского. СПб., 2010. С. 5 - 37.

Образы власти на Западе, в Византии и на Руси: Средние века. Новое время / Под ред. М.А. Бойцова и О.Г. Эксле. М., 2008.

Канторович Э.Х. Два тела короля. Исследование по средневековой политической теологии. М., 2011 (в печати).

Карсавин Л.П. Символизм мышления и идея миропорядка в средние века (XII-XIII века) // Карсавин Л.П. Монашество в средние века. М., 1992. С. 158-175.

Лучицкая С.И. Ad succurendum. Как умирали иерусалимские короли // В своем кругу / Под ред. М.А. Бойцова и О.Г. Эксле. М., 2003. С. 191 - 228.

Уортман Р. Сценарии власти: Мифы и церемонии русской монархии. Т. 1. От Петра Великого до смерти Николая I. М., 2002.

Успенский Б.А. Крест и круг. Из истории христианской символики. М., 2006.

Успенский Б.А. Царь и император: помазание на царство и семантика монарших титулов. М., 2000.

Успенский Б.А. Царь и патриарх: харизма власти в России (византийская модель и ее русское переосмысление). М., 1998.


1'Беря слова расширительно, можно сказать, что символ есть образ, взятый в аспекте своей знаковости, и что он есть знак, наделенный всей органичностью мифа и неисчерпаемой многозначностью образа. Всякий символ есть образ (и всякий образ есть, хотя бы в некоторой мере, символ); но если категория образа предполагает предметное тождество самому себе, то категория символ делает акцент на другой стороне той же сути - на выхождении образа за собственные пределы, на присутствии некоего смысла, интимно слитого с образом, но ему не тождественного. Предметный образ и глубинный смысл выступают в структуре символа как два полюса, немыслимые один без другого (ибо смысл теряет вне образа свою явленность, а образ вне смысла рассыпается на свои компоненты), но и разведенные между собой и порождающие между собой напряжение, в котором и состоит сущность символа. Переходя в символ, образ становится 'прозрачным'; смысл 'просвечивает' сквозь него, будучи дан именно как смысловая глубина, смысловая перспектива, требующая нелегкого 'вхождения' в себя' (Аверинцев С.С. Символ // Он же. София-Логос. Словарь. Киев, 2001. С. 155 - 161, здесь с. 155).

На главную