История русской ботанической иллюстрации еще не написана. Замечательно иллюстрированные ботанические книги появились в России в эпоху Екатерины Великой, в немалой степени благодаря тому интересу, который питала к растениям сама просвещенная государыня.

Екатерина финансировала из собственных средств "FLORA ROSSICA" П.С. Палласа (СПб, 1784-1789). Эта иллюстрированная флора остается памятником вполне достойным ее блестящего царствования, заметным на фоне высочайшего уровня европейских изданий конца XVIII -начала XIX веков. (Сытин, 1997). То был поистине золотой век ботанической иллюстрации! Достаточно вспомнить труды парижского художника Пьера-Жозефа Редуте или братьев Фердинанда и Франца Бауэров, работавших не только в родной Австрии, но и в Англии. В России же в этот период плодотворно трудился куда менее известный художник Яков Николаевич Маттес, автор рисунков растений к 'Centuria plantarum rariorum Rossiae meridionalis' [Сотня редких растений Южной России, преимущественно Крыма и Кавказа] Маршалла фон Биберштейна. (Pars 1, Харьков, 1810;Pars 2, СПб, 1832-1842). (Сытин,1996 а). Завершением блестящей эпохи стали иллюстрациик "Алтайской флоре" К.Ф. Ледебура - "Icones plantarum novarum" (Рига,1829-1834) - изображающие новоописанные растения Алтая. Первый том роскошного издания вызвал восхищение у самого Иоганна Вольфганга Гете: "Ледебур, русская флора, украсившая мою библиотеку благодаря великой герцогине, замечательное сочинение, вводящее много новых видов" - писал он 1 мая 1830 года. Упоминание имен высокопоставленных особ не случайно гравирование таблиц, равно как и последующее раскрашивание от руки были кропотливыми и чрезвычайно дорогостоящим делом, а потому, публикация "Флор" в то время нередко становилась вопросом государственного престижа. Отметим и то обстоятельство, что труд, который так высоко оценил Гете, являлся плодом германской традиции, укоренившейся на русской почве.

Однако достижениям периода великолепных ботанических увражей предшествовала эпоха не менее интересная и гораздо менее изученная - начало XVIII века, когда создавались первые ботанические издания Петербургской академии наук - "Plantarum minus cognitarum..." (Centuria 1-4; 1728-1740) Иоганна Христиана Буксбаума, "Stirpium rariorum..." Иоганна Аммана (1739) и прославленная "Flora Sibirica" Иоганна Георга Гмелина. Анализ ее развития, лишь намеченный в великолепной сводке Ниссена (Nissen, 1951), мог стать весьма поучительным и составил бы яркую главу в книге посвященной всеобщей истории ботанической иллюстрации Начало отечественной традиции изображения растений следует искать на родине ботанической иллюстрации - в Германии и Швейцарии периода Реформации, где творили три отца травопознания ("Vдter der Kraьterkunde") - Отто Брунфельс, Леонхард Фукс и Иероним Бок.

В разгар напряженного противоборства духовных сил Реформации, когда гуманистическое учение Ульриха Цвингли сменяла теократическая доктрина Жана Кальвина, швейцарец Конрад Геснер (1516-1568) создавал свои библиографические и естественнонаучные труды, прославившие его как нового Плиния, но слава одного из отцов ботаники пришла к нему посмертно, когда в Нюрнберге было издано его сочинение "Opera botanica..." (Vol. 1-2, 1754, 1759). Карл Линней считал величайшим открытием в ботаническойнауке выбор им генеративных органов растений (цветка, плода и семени) как основы для их классификации. Именно этот принцип и был последовательно осуществлен в линнеевской системе царства растений- универсальной, но искусственной.

Проницательный Жорж Кювье, основоположник палеонтологии, заинтересовался сутью метода Геснера (Сuvier, 1841). Изучая растения, Геснер делал тысячи набросков побегов, цветков и плодов. Благодаря постоянному упражнению руки и глаза, он достиг большой точности рисунка. Обнаруживая тонкие детали структуры органов, вглядываясь в оттенки красок, Геснер выявлял важные для диагностики видов признаки, тем самым развивая метод познания, совершенствуя не только качество научного рисунка, но и понятия органографии и систематики. Оригинальные рисунки Геснера менее условны, чем гравюры по дереву иллюстрировавшие его естественно-научные труды.

"Искусство пересоздавшее науку"- афористическое замечание Кювье о геснеровских штудиях позволяет обозначить важную тенденцию того времени. Расцвет естественнонаучного рисунка совпал с тем отречением от изобразительного искусства, которого требовал иконоборческий ригоризм Жана Кальвина. Уделом ренессансной целостности чувственного восприятия мира оставалась лишь область рационального познания натуры. Возобладал новый синтез интеллектуального постижения реальности, культивировавший наблюдение разнообразия природных тел. Геснер, соединяя визуальные и вербальные образы, открыл новые познавательные возможности науки. Его вклад в описательную морфологию предвосхищал терминологическую реформу Линнея. Одновременно, благодаря возможностям печатного станка, дидактическое влияние научной иллюстрации перешагнуло рамки описательных дисциплин и глубоко проникло в быт реформированной культуры: вместе с лубочными картинками на сюжеты из Библии, стены жилищ благочестивых горожан украшали гравированные изображения удивительных тварей божиих. Образы бабочек, птиц, орхидей- и поныне остаются сентиментальными символами храма природы протестантской Вселенной.

Книги Геснера, как и базельских ботаников Иоганна и Каспара Баугинов, чей знаменитый "Pinax Theatri Botanici" (1623) был хорошо известен русским натуралистам XVIII века, открывали поразительное разнообразие растительного мира. Они стали значительным событием во взаимодействии двух культурных традиций: даром аскетического духа Реформации целомудрию православной церковной образованности.

Достоинствами книг - наглядностью, систематичностью, отсутствием умозрительности и схоластики, обладала и книга о растениях России, составленная уроженцем Швейцарии Иоганном Амманом.

В изображении растений в Германии достиг совершенства Альбрехт Дюрер. Он проложил путь, по которому следовали художники. Как и в Швейцарии, наибольшие достижения были связаны с культурной традицией Реформации. Так, например, Леонхард Фукс был близок с основоположником Реформации Филиппом Маланхтоном. Однако нельзя связать реализм и научную тонкость рисунков только с протестантской культурной традицией. Не менее точны и узнаваемы растения, покрывающие своды собора католического монастыря бенедиктинцев в Бамберге. Очевидно, глубокие корни познания растений уходят в незапамятную древность Германии. Эти изображения растений лишены каких-либо ухищрений декоративной живописности и по стилю воспринимаются почти как современные рисунки.

Город Амстердам был одним из центров Европы, где процветала традиция живописного изображения растений. Здесь Мария Сибилла Мериан завершила знаменитую работу " Metamorphosis Insectorum Surinamensis", опубликованную ею в 1705 году, и здесь же она скончалась в 1717 году. Петр Великий, приверженец всего голландского, поручил лейб-медику Роберту Арескину купить более двухсот пятидесяти оригинальных рисунков и созданные ею книги. По странному стечению обстоятельств это приобретение совершилось в день смерти прославленной художницы. Сам Арескин стал обладателем альбома энтомологических миниатюр. Завещанный Петру, он впоследствии соединился с остальной частью наследия Мериан, хранившемся в Петербургской Кунсткамере (Лукина, 1980: 148). Тонкость наблюдения и филигранная техника изобразительного метода Марии Сибиллы могли бы оказать известное влияние на развитие зоологической и ботанической иконографии в новоучрежденной в России Академии наук.

Изображения растений в Голландии свойственно черты декоративной живописности в ущерб ботанической точности, от которой было несвободно даже творчество Марии Сибиллы.

Однако, как станет ясно из дальнейшей истории, в России судьба новорожденной школы ботанического рисунка была трудной и лишенной поступательного движения к совершенству, которое способствовало появлению шедевров нидерландской, немецкой, австрийской, французской или английской школ ботанического рисунка. Она складывалась стихийно и эклектично, ориентируясь на самые разнообразные зарубежныеобразцы, знавала взлеты и провалы, и оборвалась, так и не не обретя зрелости.

Даниил Готлиб Мессершмидт (1685-1735) родился в Данциге и учился в университетах Иены и Галле. Он был приглашен Петром I в Россию в 1717 году, в том самое время, когда были приобретены иконографические сокровища Мериан. Мессершмидт стал первым исследователем Сибири (см. Карты 1,2 и 3 из рукописного Дневника), открывшим множество видов растений и животных. Нам известны пока только шесть рисунков (три оригинала и три копии) растений из дневника Мессершмидта, изображающие три вида орхидей рода Cypripedium. Однако имя автора этих превосходных изображений нам неизвестно. Рисунки самого Мессершмидта выразительны, но не столь профессиональны. На одном из листов есть пометка: "рисованы с живых растений около Тобольска". Следовательно, Мессершмидт имел в своем распоряжении опытного рисовальщика. Кто мог им быть? Кто-либо из пленных шведов, подобно спутнику и помощнику Мессершмидта картографу Ф.И. Штраленбергу И хотя имя художника нам неведомо, его мастерство очевидно. Известно, что качество изображения изучаемого предмета, позволяет судить не только об умении рисовать, но и о способностях наблюдателя и о глубине познания объекта исследования. Мессершмидт, как один из основоположников естественно-научного изучения природы в России, установил планку полевого метода на высочайший уровень, преодолеть который оказалось нелегким делом для его преемников.

Как сказано выше, акварельные рисунки сибирских орхидей, выполненные неизвестным художником, работавшим для экспедиции Д.Г. Мессершмидта в 1720 году, являются подлинными сокровищами Архива Российской Академии наук в Петербурге (ПФА РАН. Ф. 98. Оп. 1. Д. 20). Изображенные на них растения относящиеся к роду Венерин башмачок (Cypripedium calceolus L., C. macranthon Sw. и C. guttatum Sw., Orchidaceae) создают изящный образ трех разных видов и вполне удовлетворят требованиям ботанической точности. Особое внимание обращено на изображение морфологии подземной вегетативной сферы этих корневищных трав. Подобный объект далеко не всегда привлекает художника. Цветки и плоды изображены не только как целое, но и представлены деталями, существенными для идентификации вида.

Известно, что согласно инструкции с оригинальных рисунков следовало изготавливать копии. Не слишком трудно доказать, что изображение орхидеи Венерин Башмачок (Сypripedium calceolus L.) на листе 39 является оригиналом, а на листе 38 - копией, несмотря на то что рисунки идентичны, а на обоих листах имеется надпись " Ad vivum delineata" (изображено с натуры). Во -первых об этом свидетельствует дата - "20 мая", соответстующая реальному сроку цветения растения, тогда как на другом - "17 июня", время, когда наблюдать цветение этой орхидеи уже невозможно. Во вторых, на листе 39 заметны следы работы - стертые контуры карандаша отражают попытки достичь сходства изображения с моделью. Наконец, тонкий ботанический признак - небольшие красноватые пятнышки на внутренней поверхности желтой губы венчика орхидеи удалось передать только на листе 39 - очевидное доказательство непосредственной работы с живым цветком. И последнее - на листе 39 имеется местное название (vernacular name) этой красивой орхидеи, написанное русскими буквами- "Кукушкины Сапоги". Появление записи в момент создания рисунка представляется более вероятным.

Краски также различались: первоначальный вариант выполнен акварелью, копия - пигментом неизвестного состава, своей непрозрачность напоминающий гуашь. Следовательно, изображение растения выполнялось сразу же по извлечении живого экземпляра из почвы, а почти через месяц с первоначального изображения делали копию.

Впоследствии, изображения открытых Мессершмидтом видов растений, точнее гравюры, выполненные по несохранившимся рисункам или с его гербарных коллекций, были отчасти опубликованы Иоганном Амманом в его "Stirpium rariorum in imperio Rutheno sponte proventium" (1739), а также Иоганном Гмелиным во "Flora Sibirica" (Т. 1-4, 1747-69; 1178 видов). Научная ценость ботанических трудов Мессершмидта заключается в том, что им были созданы первые изображения растений Сибири, на которые ссылался Карл Линней, сделавший законными их названия в своей знаменитой "Species plantarum" (1753) и последующих сочинениях.

Иоганн Христиан Буксбаум (1693-1730), естествоиспытатель и исследователь юго-восточной Европы, Малой Азии и Кавказа, был первым академиком-ботаником Петербургской академии наук. Он родился в Мерзебурге (Саксония), и хотя изучал медицину в Лейпцигском, Виттенбергском, Иенском, а также в прославленом Лейденском университах, так и не получил степени доктора медицины. Он был одержим любовью к растениям и постигал ботанику много успешнее медицины. Пользуясь наставлениями ботаника Х.Б. Рупия (Ruppius, Heinrich Bernhard, 1688-1719), он опубликовал в Галле самостоятельный труд "Enumeratio plantarum accuratior in agro Hallensi locisque vicinis crescentium"(1721). Это сочинение заслужило одобрение знатоков, а потому, когда Петр I обратился к маститому германскому медику Фридриху Гофману с просьбой рекомендовать ботаника, способного к изучению российской флоры, то достойнейшим был назван Буксбаум. Приглашенный медицинской коллегией в Петербург в том же 1721 году, 28-летний ученый принял самое деятельное участие в организации ботанического сада на Аптекарском острове, читал лекции по ботанике изучающим медицину и совершал экскурсии, собирая растения в окрестностях Петербурга.

В качестве врача и натуралиста Буксбаум отправился в Константинополь в 1724 году, в составе русского посольства под началом графа Александра Ивановича Румянцева. Согласно инструкции данной ему лейб-медиком Лаврентием Блюментростом, он должен был: "делать тщательные разыскания в трех царствах природы и присылать сюда или привезти с собой все, что может быть сохранено, или описано, или же сбережено в спирте, если представится к тому случай и время. В особенности должен он заниматься исследованием лекарственных растений. Также обязан он вести точный дневник, что с ним случится, и с каждым курьером присылать подробные донесения в форме писем к начальнику Академии".

В октябре 1724 года посольство выехало из Петербурга, 27 ноября были в Бендерах и 26 декабря в Константинополе. В письмах адресованных Блументросту, в то время - уже президентуАкадемии наук, Буксбаум описывал свое путешествие, определяя расстояния между географическими пунктами. В письме от 15 июля 1725 г. он сообщал, что нашел достаточное количество неизвестных растений в

окрестностях Константинополя. Позже, в августе того же года, он посетил Принцевы острова в Мраморном море и район Босфора, примыкающий к Бююкдере. Он писал о посещении Бруссы (г. Бурса), о том, что взбирался на гору Олимп ( античное название высокогорного хребта Улудаг, или Кешишдаг (2493 м) в Западной Анатолии - Мизийский или Вифинский Олимп - А.С. ), "высочайшую в этих странах, всегда покрытую снегом, который оттуда ежедневно привозится в Константнополь для прохладительных питей" (цит. по: Данциг, 1965 : 60). На Олимпе Буксбаум собрал особенно много редких видов.

Отчеты Буксбаума были напечатаны в "Комментариях" АН. Буксбаум не только добросовестно выполнял порученное ему задание, но и расширил программу исследований. Среди собранных им предметов натуральной истории, кроме образцов растений, рыб, окаменелостей, имелись ценные археологические, этнографические и нумизматические коллекции. Его маршрут пролегал из Константинополя через Малую Азию (по южному берегу Черного моря) в Закавказье (вплоть до границ Персии), а оттуда, чрез Баку и Дербент, в Астрахань. Это известно по литературным данным, но по материалам "Centuria" можно реконструировать маршрут более полно.

По данным, поступившим из АН в 1732 года, срок возвращения Буксбаума датируется 1727 годом: "Иоганнес Христьян Буксбаум, был наперед в российской императорской службе при посольстве в Константинополе граде ботаникусом, и из Персии сюда прибыл в 1727 году; а в 1729 году для своей болезни отбыл в немецкую землю, и после того вскоре умре" (Сухомлинов, Т. 2. С. 198).

В архиве АН хранятся материалы, составившие основу для гравирования буксбаумовских "Centuria...". Можно различать две группы изображений. К первой относятся оригинальные рисунки, выполненные непосредственно в экспедиции неизвестным художником. Ко второй группе мы относим копии, выполненные либо в экспедиции, либо позднее в Петербурге, с присланных оригиналов.

Оригинальные изображения выполнены акварелью на белой бумаге без водяных знаков и имеют предварительный контур, нанесенный карандашом. В некоторых случаях это лишь частично раскрашенные эскизы , но чаще всего законченные изображения. Как правило, растение представлено в натуральную величину, в виде фрагмента - цветущего и плодоносящего побега, реже- с подземными органами. Иногда общий вид растения дополняют существенные для определения детали- отпрепарированные части цветка или плода. Характерно изображение тени, падающей от предмета. Это цветовое пятно насыщеное жемчужными оттенками, словно отражает синеву неба полуденых стран. В целом рисунки растений живописны и реалистичны. В некоторых случаях (это особенно касается изображений мхов), возникает иллюзия засушенного растения, а не артефакта. Копии соответствуют размерам оригиналов, однако, в отличие от последних, менее информативны для ботаники- ряд важных деталей ускользнул от художника. Так, на акварельном рисунке растения "Orobus sylvaticus, foliis circa caulem auriculatis" [Orobus laxiflorus Desf.] ( Л.261) отчетливо изображен значимый для диагностики рода сочевичник(Orobus L., Fabaceae) признак - шипик, которым заканчивается ось листа). При этом, на рисунке хорошо заметно характерное рассеянное опушение чашечки, свойственное этому виду. На другом рисунке, изображающем то же растение (Л. 262), оба признака упущены. Изображенное на гравюре растение сохранило шипик, но утратило опушение. Следовательно, с точки зрения адекватности изображения его модели первичным следует признать рисунок на листе 261, тогда как на листе 262 - лишь его неполноценную копию. Эти ботанические аргументы могут сделать более объективными выводы других специалистов: искусствоведа ( стиль и техника изображения или анализ состава красок) или палеографа - на основании анализа почерка, состава бумаги и наличия водяных знаков. По- моему мнению, отсутствие водяного знака, изображение тени, падающей от объекта, наряду с использованием акварельных красок - общие признаки для всего корпуса первоначальных изображений растений Буксбаума. Копии выполнены очевидно не только акварелью, но и при помощи смешанной техники, возможно с применением темперы или каких-либо иных пигментов, при этом обычно использовалась бумага с водяными знаками. Кто же автор этих изображений?

Возможно, копии могла выполнять Мария Доротея Гзель ( урожденная Грааф), дочь Марии Сибиллы Мериан (о ее работе в Петербурге см.: Каминская, 2000), а также Иоганн Христиан Маттарнови. Гравирование рисунков исполнено Г.И. Унферцангом, а также выдающимся гравером Алексеем Федоровичем Зубовым и Г.-А. Кейзером (Гравировальная Палата...,1985. С. 14). О качестве изображений можно судить по оригинальному рисунку и раскрашенной гравюре Coronilla emeroides Boiss. et Sprun.

Значение рисунков и описаний растений Буксбаума для науки столь же велико, как и Мессершмидта, если не превосходит его. Линней знал его сочинения и ссылался на таблицы (например - Salvia verticillata L.). Следовательно, наряду с сочинениями Турнефора, описавшим растения стран Востока, книга Буксбаума является важным источником. Заметим, что Буксбаум, отчасти повторивший маршрут знаменитого французского путешественника, руководствался составленным им "Corollarium Institutionum rei herbariae" для определения растений.

О квалификации Буксбаума как систематика растений говорит его великолепное чутье на своеобразие таксона. В частности, он верно оценил своеобразие мелкого мха, замеченного им под Астраханью, выделив его в особый род Buxbaumia, желая увековечить тем самым фамилию своего отца. Родовое название Buxbaumia сделал валидным в 1801 году известный бриолог Иоганн Хедвиг (Johannes Hedwig). Имя Буксбаума получили и таксоны более высокого ранга - порядок (Buxbaumiales) и семейство (Buxbaumiaceae) - лишь немногие из ботаников удостоены подобной чести.

Иоганн Амман (1707-1741) В росписи занятий членов Петербургской Академии наук за 1737 год имеется запись: " Амман, профессор ботаники и естественной истории, рассматривает и описывает все, что в трех частях натуры случается, а именно: зверей, травы, камни, минералы, и все ост-индские и вест-индские семена, а которые из Сибири, Астрахани и Казани пересылаются, те садит, а травам делает описание и рисунки; ныне сочиняет книгу о 200 разных травах, которые в Сибири, Астрахани и около тех мест растут, и сия книга началом травной истории всея Российския Империи будет". Речь идет о сочинении Аммана "Stirpium rariorum in Imperio Rutheno sponte provenientium icones et descriptiones" (Изображения и описания редких растений, произрастающих дико в России). Он обучался медицине в Лейдене, у Бургаве. С 1730 г. Амман был приглашен в Лондон Гансом Слоаном для надзора за его собственным естественно-историческим кабинетом. Приняв приглашение Миллера Амман переехал в Россию и 27.02.1733 г. заключил контракт с Петербургской Академией наук. В Петербурге, на 2-ой линии Васильевского острова, Амман основал Академический Ботанический сад (1735) и составил его каталог "Catalogus plantarum, quae in horto academico A. 1736 satae fuerunt". (Рукопись). Обоснование находим в документах того времени: "Aкадемии Ботанический сад необходимо надобен для заводу, севу и рассаживания из многих европейских краев, а особливо из Казани, из Астрахани, из Сибири и из Китая в Академию наук присланных семян, ... также и ради обучения молодых людей ботанике" (Лукина, 1965 : 127).

Кроме семян и растений из Сибири Амман получал их так же из Уфы и Самары от Генцельмана, а также от доктора Риндера из Оренбурга. Он поддерживал обмен и переписку с известным любителем ботаники Г.А. Демидовым, имевшем собственный ботанический сад в Соликамске.

Таким образом, отметим, что Ботанический сад Академии отличался от аптекарских или медицинских садов того времени, тем, что здесь выращивались неизвестные науке растения. Гербарий, основанный Амманом насчитывал 4676 видов. Он был расположен по системе Турнефора, о чем Амман докладывал Конференции в 1735 г. В штате Кунсткамеры была создана специальная научная единица - "кунсткамерский помощник", ее и занял Амман, тогда как прежде здесь были только технические сотрудники.

Лучшей частью коллекции были растения Вильяма Хаустона, (Houston W., 1695-1733), собранные на Вера-Круц и Ямайке в 1728 и 1729 гг., которые цитировал Линней. Большая часть растений Джеймса Петивера (Petiver J., ? -1715) и Ханса Слоана (Sloane Hans, 1660-1753), собранные им на Ямайке в 1688 году, а также Леонарда Плукнета (Plukenet L., 1642-1706), собранные на Борнео, некоторые из них цитировал Линней (Herder, 1893.S. 3-4). М.Н. Караваев (1969) обнаружил и исследовал 116 видов растения Аммана из окрестностей Санкт-Петербурга. Каталог этого гербария, хранящийся в Архиве РАН, "Cataloplantarum circa Petropolin sponte nascentium. Conscriptus a Ioanne Amman", позволил уточнить места и даты сбора. Некоторые гербарные образцы Аммана еще сохранялись в Ботаническом музее во 2 половине XIX века (Рупрехт,1864, с. 140).

Таксоны в честь И. Аммана: Ammania latifolia L.(Lythraceae). Изображение этого растения см: Sloan. hist. 1. p. 44. tab. 7. f.4. Habitat in Caribaeis.

Жадный интерес Европы к огромной азиатской Империи вполне удовлетворил лишь Иоганн Георг Гмелин. Вернувшись из знаменитого десятилетнего сибирского путешествия на родину в Тюбинген, весной 1748 года он побывал в Базеле и Цюрихе:

" В тех краях, где кончаются безбрежные пространства России,
Где на крайнем Востоке пробуждается утро,
Куда еще не проникала дерзновенная мысль <...>
Где зеленели невиданные травы,
Там лежал новый мир, сокрытый природой.
И этот мир открыл нам Гмелин "

- откликнулся великий Альбрехт фон Галлер (родился и умер в Берне, 1708-1777), прославляя автора "Flora sibirica..." .

Этот грандиозный научный проект, осуществленный в царствование Анны Иоанновны, продолжался одиннадцать долгих лет. Экспедиция была чрезвычайно результативна, а потому гораздо больше привлекала внимание исследователей и литература о ней громадна. Здесь, в отличие от предшествующих экспедиций, наши сведения о художниках более точны. Ими были Иоганн Христиан Беркхан (рис. 1, рис. 2), Иоганн Вильгельм Люрсениус и Иоганн Корнелиус Декер. Созданная ими иконография дает возможность увидеть ландшафты, города, селения, быт и одежду народов более чем 250 -летней давности. В чем состоит ее особенности? Прежде всего, в том, что она была хорошо подготовлена. Рисовальщики Беркхан и Люрсениус, прикомандированные сенатским указом от 23 марта 1733 года к отрядам академиков Гмелина и Миллера, получили инструкции, составленные вышеупомянутой Доротеей Марией Гзель в 1733 году для художников экспедиции. Мы приводим фрагмент из инструкции, касающийся ботанической иллюстрации:

"Растения, чей облик ботанику захочется иметь запечатленным, должно принести свежесобранными художнику, и чем скорее тем лучше, дабы они не успели высохнуть, с тем чтобы художник был в состоянии, изобразить их с цветками, корнем, семенами и т.д., как бы живыми. При этой работе художники должен призывать, чтобы они об думали, как длину так и ширину каждого побега обозначить" (Die Grosse..., 1996: 86).

Художники, в меру таланта и возможностей, создали разные по качеству работы, но автором безусловно наиболее совершенных изображений растений следует признать Иоганна Христана Беркхана, который сопровождал Стеллера в его путешествии по Восточной Сибири. Сохранились его многочисленные наброски тушью, предварявшие акварельные работы, свободные и легкие, и вместе с тем исключительно точные - облик растений узнаваем, а идентификация его видовой принадлежности не вызывает сомнений.

Многие из этих рисунков хранят пометки начала XX века заведующего Ботаническим музеем Академии наук Д.И. Литвинова, который просматривал их во время создания библиографической сводки, посвященной ботаническому изучению Сибири. Для нас важно его замиечание: "Cохранилось более сотни оригинальных рисунков, выполненых, частью в красках, художниками экспедиции, и надо сказать, что оригиналы их выглядят гораздо лучше, чем изданные во "Flora sibirica" грубоватые ксилографии" (Литвинов, 1909: 57-58). С этим заключением мы охотно согласимся. Однако Литвинов ошибся в технике изготовления гравированных таблиц- это не ксилографии, а гравюры на меди.

Не имея сведений о многих особенностях техники ботанического рисунка в XYIII веке, можем лишь предполагать о тех специальных средствах, которыми владел художник. В силу тяжести полевых условий (ветер, дождь, комары), очевидно изображать растения с натуры, собранные в свежем виде, было не всегда возможно, хотя в некоторых случаях изображенные венчики имеют форму и окраску, которые невозможно сохранить при самой тщательной сушке. Следовательно, их изображали непосредственно в поле. Часть растений рисовали с гербарных образцов, во время зимних камеральных обработок материала. При этом, возможно, практиковался метод, называемый немецким термином "das Naturselbstdruk", т.е. изготовление "натуральных cамопечатных" оттисков растений или других естественно-исторических объектов. Изобретенный в конце XVII века в Германии, он был очень популярен в то время. Согласно описанию современника, такой способ предполагал изготовление отпечатка методом непосредственного контакта поверхности сухого гербарного образца, покрытого специальным красящим составом, с бумагой. Отпечаток получался в результате проката валика по образцу. Оттиск можно было получить в нескольких экземплярах. Имея соответствующий навык, можно было изготовлять высококачественные изображения растений. Преимуществом этого способа являлась возможность воспроизведения особенностей жилкования листа. При этом иннервация быть передана с точностью, трудно достижимой при обычном изображении растения и становилась весьма информативным признаком.

В заключение отметим, как характерную особенность то, что в начале XVIII века художник был склонен скорее к отражению индивидуальных особенностей организма, нежели выявлению признаков, характерных для вида как некоей надиндивидуальной целостности. В более позднее время изображения растений становятся более обобщенными, что соответствует новому уровню в познании природы вида.

Каталогизация изображений растений долиннеевских авторов является лишь первым шагом в процессе их введения в научный обиход ботаников. Ценность этих рисунков как точного эталона видов описанных Линнеем, Палласом, С.Г. Гмелиным (младшим) и другими ботаниками представляется очень важным для целей типификации (typification) растений.

Итак, первые русские ботанические сочинения Аммана, Буксбаума, Гмелина остаются ценными источниками для познания растений благодаря точности изображений. Их значимость для науки еще выше, если гравюры иллюминованы (что особенно важно для идентификаци видов орхидей, бобовых, и т.д.), но экземпляры с раскрашенными иллюстрациями представляют исключительную редкость (в частности, они отсутствуют в библиотеке БИН), а потому, воспроизведение оригинальных изображений не только заполнит зияющий пробел в истории ботанической иллюстрации, но окажет важную услугу систематикамрастений.
 

Работа поддержана Российским Фондом Фундаментальных исследований РАН (грант ? 01-04-49491).
 
 

Белковец Л.П. 1990. Иоганн Георг Гмелин М., Наука :5.

Гравировальная Палата Академии наук XVIII века. Сборник документов. Составители: М.А. Алексеева, Ю.А. Виноградов, Ю.А. Пятницкий. Л.: Наука, 1985. С. 1- 294.

Данциг Б.М. 1965. Русские путешественники на Ближнем Востоке. М.: Мысль 1965. 272 c.

Зиннер Э.П. Сибирь в поэтическом творчестве Альбрехта Галлера // Русско-европейские литературные связи. М.; Л., 1966.

Каминская А.Г. Художники Георг и Доротея Гзель в Петербурге // Из истории Петровских коллекций. СПб, 2000. С. 84-107.

Караваев М.Н. Старейшая коллекция растений Санкт-Петербургской флоры (сборы акад. И.Аммана в начале XYIII века) // Бюлл. МОИП. Отд. биол. 1969. Т. 74. N. 4. С. 148-150;

Лукина Т.А. Иван Иванович Лепехин. М.-Л., 1965

Лукина Т.А. Мария Сибилла Мериан. (1647- 1717). Л.: Наука, 1980. С. 1-208.

Литвинов Д.И. Библиография флоры Сибири./ Тр. Ботанического музея императорской Академии наук. Вып. 5. СПб, 1909. С. 1- 468.

Некрасова В.Л. К истории Ботанического сада Академи наук // Сов. бот. 1945. Т. 13. N. 2. C. 13- 37;

Сухомлинов М.И. История Росийской Академии наук. Т. 2.

Сытин А.К. О ботанических трудах Нестора Максимовича-Амбодика // Бот. журн. 1996. Т.81. N. 6. С. 123-129.

Сытин А.К. Иконографические материалы Ф.А. Маршалла фон Биберштейна в Санкт- Петербургском филиале архива Российской академии наук // Бот. журн.1996. Т.81. N. 12. С. 62-75.

Сытин А.К. Петр Симон Паллас - ботаник. М., 1997: КMK Scientific Press. 338 с. ISBN 5-201-11103-3.

Die Grosse Nordische Expedition. Georg Willhelm Steller (1709-1746) ein Lutheraner erforscht Sibirien und Alaska. Halle, 1996. S. 1- 347.

Herder F. Die in St. Petersburg befindlichen Herbarien und botanischen Museen // Botanisches Centralblatt. Bd. 55. N 9/10.1893. C.3-4.

Nissen C. 1951. Die botanische Buchillustration. Ihre Geschichte und Bibliographie. Bd. 1-2. Stuttgart: Hiersemann. S. 1-324.

ПФА РАН. Ф. 98. Оп. 1. Д. 20. Л. 38, 39. (Messerschmidt D. G. Anno 1720. Specimen Historia Naturalis. IV Rapport. )

ПФА РАН. Разр.I. Оп. 19. Д. 4. Л. 261, 262. (Buxbaum J. C. Plantarum minus cognitarum).