| |
* * *
Безверие
Когда усталый мозг уходит в нервы
И мысль сгорает в пламени души,
Безверие - оно приходит первым.
Безвременье до нежеланья жить.
Тяжелый холод стискивает тело,
Как панцирь из нетающего льда,
И кажется, что начатое дело
Не будет завершенным никогда.
Наш окоем заставили тесноты -
Разбега мало для добра и зла,
И окрыленность в шестигранник соты
Заточена, как зимняя пчела.
Лишь только смысл полуистлевшей книги
Нам возвращает радость бытия:
Побоища былин, балов интриги
И некто, о себе посмевший: - я.
Но и тогда безверие в улыбке
Воскреснет на губах. Процедишь:'Так:' -
И на полях начертишь знак ошибки,
Найдя в конце у века твердый знак.
* * *
Сидя на подоконнике
Много ль надо мне? Я ведь маленькая.
Отчего меня гонят прочь?
Может, чертова, может, маменькина,
Но ведь все же я чья-то дочь:
И, наверно, назло нотариусам,
Подписавшим мне целый свет,
Я на кромке окна состариваюсь
И других территорий нет.
В комнатухах, где лампы-виселицы
И надгробные потолки,
Где красивый чахнет от сифилиса,
Некрасивая - от тоски, -
Там философ, что бредил ангелами,
Скажет мне, покосясь на свет:
'Где бессилен закон Евангелия,
Вам, живой еще, места нет!'
Что ж! Порода моя не редкостная!
Не таиться же от людей!
Окрестите меня окрестностями
И бескрайностью площадей!
Уведи меня, путешественница,
В заоконную сей страны!
'Извините, - скажет, - предшественница,
Людям мертвые не нужны'.
Вот и жизнь - не сойтись с покойниками,
Без меня и живые пьют.
И разрезан мир подоконниками
На свободу и на уют.
* * *
Друг надежный, а матрос неважный:
Ломкий голос и неловкий стан.
Вам по лужам с лодочкой бумажной
Бегать бы! - смеялся капитан.
Сам не свой на камбузе и в трюме,
Вечно щетка валится из рук,
Вечно предан он какой-то думе:
Правда лишь одно - надежный друг.
Но, быть может, в песнях или книгах
Наши дети будут влюблены
Не в пирата с бешеного брига,
А в таких вот, пасынков войны,
В эту угловатую недужность,
В неуменье драться за свое,
В эту нежность, книжность и ненужность
Для страстей, для моря, для нее -
Глупенькой, чьи гордость и кокетство
В боль и бедность канули давно.
В душах передержанное детство
Валит с ног, как старое вино.
* * *
Секстина Марии
1
Вернись домой. Ты не обрящешь Бога
Под небесами городов земных,
Где голос страсти на века затих,
Где о любви написано немного,
Где у поэтов есть одна дорога -
Любить себя и драться за других.
2
Тебе вовек не полюбить других
Грешней и безнадежнее, чем Бога.
Так почему легла твоя дорога
В переплетенье улочек земных,
Где ветер заблудился и затих?
Зачем ты любишь многих и немного?
3
С такой любовью проживешь немного.
Я видела тебя среди других
Подруг-богоискательниц земных,
По воле Бога не обретших Бога:
Истомлено их сердце, голос тих,
Глаза больны и неясна дорога.
4
Вернись домой! Здесь не твоя дорога.
Смотри сюда. Ты власть. Ты можешь много.
Ночной Бедлам перед тобой затих.
Ты рождена преобразить других.
Не покидай людей во имя Бога -
Молю тебя устами всех земных!
5
Когда в соборы городов земных
Ее выводит темная дорога,
Она чуть слышно молит сына-Бога:
'Мой бедный друг! На свете женщин много,
Но выбери меня среди других!'
Умолкли певчие. Орган затих.
6
В часы, когда вечерний гул затих,
На перекрестках городов земных
Ее легко узнать среди других:
Она бедна, она страдала много.
Струится в ночь размытая дорога.
И ни любви, ни истины, ни Бога.
* * *
Ждущая
Через кольцо продергивая локон
И путая в сознанье времена,
Ты ждешь его. И нет на свете окон,
Горящих дольше твоего окна.
Спят корабли у маленькой Итаки
И маяки укачивает бриз.
Плывут года. Уже гремят атаки
На островах, где не бывал Улисс.
У стен Мадрида, у развалин трои
И в желтых руслах пересохших рек
Под белым солнцем тихо спят герои -
Им тоже снится твой спокойный смех.
И те, кого в объятья принял воздух, -
Они сгорят в заоблачном огне,
И упадут, и превратятся в звезды,
И нежно вспыхнут у тебя в окне,
И озарят рассыпанные пряди,
И пряжи недопряденную прядь,
И город, отразившийся во взгляде,
И гордый мир, в котором надо ждать.
* * *
Дурак! Он мог бы жить тысячелетье.
Но в двадцать лет нас требует семья.
О чем он думал, выбирая третье
Сверх творчества и просто бытия?
Потом не купят. Продавайся сразу.
Но раненого сердца не продашь.
И он стонал, оттачивая фразу,
Чужую боль цеплял на карандаш.
И до рассвета корчился под душем,
Покуда глаз не заливала тьма,
Отскабливая проданную душу
От накипи заемного ума.
В какой-то миг он был велик и страстен
Под гнетом книг. Но этот бунт чужой
Кончался сном. И снова не был властен
Заемный ум над проданной душой.
И лишь в конце, у самой страшной грани,
Когда на будущность надежды нет,
Приплыл с волной последнего дыханья
В семнадцать лет придуманный сюжет.
Он сел писать. Но лоб его бессильный
Спустился на торец карандаша.
И реяла над стелой намогильной
Его освобожденная душа.
* * *
Долгая командировка
Минуту постоял и отбыл скорый,
Не подарив мне твоего лица.
И цвел, и цвел на пустыре цикорий -
Ему, как детству, не было конца.
Его соцветья, как чужие дети,
Лепились к неказистому стеблю.
И я была одна на белом свете
С моим на ветер брошенным 'люблю!'
Я к ужину пришла. Мне чай был горек.
Я уронила голову на стол.
Под мышкой ртуть забросило за сорок,
Как паровозик за запретный столб.
И снилось мне, что я куда-то еду
К чужим невзгодам и чужой войне,
И стол накрыт, и празднуют победу
В какой-то чужедальной стороне.
И стынет у ворот комендатуры
Суровый зарубежный часовой:
Но перед ним танцуют наши куры,
И взгляд, и голос у него как твой.
Дед говорил мне: 'Не суди нас строго.
Вдовцы дочуркам меньше, чем отцы.
Да и не нами выбрана дорога,
А век бросает в разные концы'.
Я целый месяц провалялась в кори,
Покуда по обочинам дорог
Не облетел звезда моя цикорий,
Дорожный знак, сиротский огонек.
Как пальчики в чернилах, встали астры.
Не вылечилась я и к сентябрю.
Надменные, как дети высшей касты,
Друзья несли в руках по букварю.
Я плакала, что этот дар бесценный,
Сей первый день, отобран у меня.
Цикориевый свет люминесцентный
Крахмальная глотала простыня.
Звенел звонок, и откликались эхом
На станции чужие поезда,
А ты не ехал, ты ко мне не ехал,
Как будто мы расстались навсегда.
* * *
Я любила тебя с каждым днем все сильней,
Но мне воля была дорога,
И когда ты сказал: 'Стань рабою моей!' -
Я отвергла тебя, как врага.
Я могла бы весь мир обойти за тобой,
Но завистлива жизнь и груба,
И за то, что твоей я не стала рабой,
Всему миру теперь я раба.
Буду мучить, ласкать, пеленать, хоронить
Не своих, не своих, не своих:
А какие могли меня сны осенить
На коленях высоких твоих!
* * *
На краю села
Здесь, на краю села большого,
Среди кудахтанья и лая,
Вся жизнь прошла - от Николая
Романова до Горбачева
Чернобыльского. Дед Степаныч
В сад выйдет, с чаепитья потный,
Позакрывает ставни на ночь,
В курятник дверь задвинет плотно.
Арина, хлопоча у печки,
Пельмени обваляет в мучке
И прядок белые колечки
Запрячет под косынку ручкой.
За стенкой спит народ куриный,
С насеста свесясь головою,
И вот старик перед Ариной
Встает, как лист перед травою.
= Что, девочка моя, ведь было!
Любила ты меня. = Не хвастай!
Совсем я не тебя любила -
Одну твою гармонь, глазастый.
На грядки, на кустарник колкий
Закат пылает кумачово.
Напрасно дед заводит толки
Про выборы, про Горбачева.
Наш век неладен, день был труден,
А главное, что лета долги.
И сон старушки беспробуден
Под плески ласковые Волги.
А дед заносит в дом корзину
С пупырчатыми огурцами
И долго смотрит на Арину,
Дробя свой рафинад щипцами.
* * *
Белой стаей, станом лебединым
Пролетела за весной весна.
Кто-то клялся Аннам и Маринам,
Что еще наступят времена.
Кто-то клялся мрамором лицейским,
Острыми чертами Казанов,
Кто-то клялся вдовам офицерским,
Что еще на свете есть любовь.
Кто-то верил. Кто-то, кто-то, кто-то:
Все кипело, не прочесть имен.
Под прикрытьем уходили роты
В мареве пороховых знамен.
Отступленья. Но и в этом шквале
Где-то голосили петухи.
Мальчики по почте отправляли
Злые неумелые стихи.
Все равно - Маринам или Аннам:
Падали в огонь, сжимая грудь:
Белой стаей, лебединым станом
Улетело, скрылось, не вернуть.
* * *
Русские на дороге в Персию
Не вспоминай, товарищ, про Непрядву.
Теперь мы сами на Восток пошли.
Пусть лучше нам Ермолов скажет правду:
Жадны мы стали до чужой земли.
Что нам они, с жестоким их покоем?
Какого беса на рожон идем?
Не оттого ли тешимся разбоем,
Что бесприютен стал родимый дом?
На пестрых тронах шахматные ханы,
Зулейма, крошкой взятая в сераль:
Пожалуй, и прелестны эти страны,
Да воля не своя, mon general!
Таким ли сильным гибнуть за неправду?
О Господи, в нас честь еще сильна:
Мы знаем, что у нас была Непрядва,
Мы помним, что была Березина.
А ты, видать, от нас устала, Русь -
Князья, стрелки, философы, безверцы:
Давно мальчишек не гоняла в персы!..
Я не конца - бесчестия боюсь!
Но если госпожа - печатай клейма,
Клейми боготворившего раба!
Пали мне сердце, зной. Танцуй, Зулейма.
Иди навстречу, смерть. Вершись, судьба.
* * *
Запутанная лыжня
Уже по которому кругу лыжня
К заброшенной стройке выводит меня!
Замазано мелом в бараке окно -
Там плотники режутся в двадцать одно:
Набычили шеи, не смотрят в глаза
И злятся, что туз не привозит туза.
Лыжня, ты меня не туда завела:
В том доме пять лет я хозяйкой была.
Там скатерть светлела на круглом столе,
Там лапник душистый стоял в хрустале,
Там медленный вальс разбирали с листа,
Там имя Господне шептали уста:
Откупорим банку, разгоним тоску!
Неплохо бы морду набить вожаку.
Когда б не его арлекинская спесь,
Мы пятые сутки не кисли бы здесь.
Небось у него и светло и тепло!
На елку повесил бы это трепло:
Эй, плотники, чтоб вам опять перебор -
Чего вы всю ночь городили забор?
Зачем вам потерянный этот барак?
Не нужен мне ваш непутевый вожак:
Кончайте, ребята, дрянную игру!
Я вымою дом, я гостей соберу,
Я руку просуну в прохладный буфет,
В шуршащий пакет шоколадных конфет,
Поставлю графин с ароматным вином:
Но высветлил месяц лыжню за окном,
И красная, голая чья-то рука
Мне сделала знак - знать, рука вожака.
А впрочем, я с вами сыграю сама,
А то уже поздно, и звездно, и тьма.
Он только вожак, он не друг и не враг,
А может быть, просто какой-то дурак -
Пришел, нашумел и разрушил уют,
Который другие трудом создают.
Мне тоже на этой стезе тяжело,
Я тоже любила уют и тепло, -
Но всех нас куда-то ведут вожаки:
Как ломкие линии детской руки,
Проложены ими лыжни на снегу.
Я в них ничего изменить не могу.
* * *
Королевы
Вот эти были королевами,
С пеленок правили державами,
Вождями восторгались 'левыми' -
Ведь скучно же с вождями 'правыми'.
И много было в них веселого,
И были письма их наивными,
Потом с их плеч сымали головы
С кудрями и очами дивными.
Допрашивали их любовников,
Огнем пытали их советников.
И лишь молитва у церковников
Осталась, да молва у сплетников.
* * *
Воронежская ночь
В граде Воронеже с кошкой-зимой
Всласть мы хворали разлукой-чумой.
Я все гадала: возврат, невозврат:
Кошка-зима повторяла: навряд.
Знала же я, что в конце декабря
Мне отдадут твою тень лагеря.
Не говори: нехорош, неодет -
Я научилась сквозь тело глядеть.
Тень водокачки пусть смоет с ресниц
Сажу пожаров и пыль колесниц.
Я и сама уже на волоске -
Хилая тень на приречном песке.
Вся набегу, на кругу, на моту -
Милостив Бог, что послал хромоту,
Я б измотала себя и сожгла:
Помнишь, как ты подарил мне щегла?
Черного с желтым, как месяц в смоле?
Не было птицы мне, этой милей,
Но отпустила, чтоб смерть в ней избыть,
Чтобы нам вечно друг друга любить!
Скажут: свобода его без креста
И не от мира его красота.
Он же щегол, не напомнит орла -
Все-таки царская дочь я была.
Кто меня вклеит в парадный альбом
С нищим горбом и с простреленным лбом?..
Правда - щегол. Но какой был щегол!
Пушкинский был ему впору глагол.
И в удалую словесную даль
Выдал ему подорожную Даль.
За многодонную флейту твою
Я проворонила место в раю.
Кошка-зима увела тебя в ночь
За хромоножку, за царскую дочь.
Только с небес долетал сюда свист:
Умер вчера окаянный флейтист!
Только волчиха провыла чуть свет:
Умер вчера неизвестный поэт!
* * *
Андреевский спуск
('Дни Турбиных', Лариосик)
Зимой мудрено не упасть на Андреевском спуске.
Какая вы милая с бантом и в праздничной блузке!
Спешил к вам, затылок ушиб и расквасил колено:
Не стоек, непрочен и ростом не вышел - простите!
Я вот вам принес: Своих витязей вы угостите.
Привет от Житомира Стольному граду, Елена!
Как странно смешались немецкий, украинский, русский!
Бушует, взвывает метель на Андреевском спуске.
Все время стреляли. Потом вы играли Шопена
При слабенькой свечке. Зачем так дрожат ваши пальцы?
Конечно, вы знаете - я человек не военный,
Я пить не умею: Смотрите-ка, ишь разболтался!
Но мне вот сейчас показалось: Вам больно, Елена?
А все же я смелый! Ведь улицы в городе узки
И скользко, особенно здесь, на Андреевском спуске.
Нет, вы не виновны, вас первой коснулась измена -
Зачем же мне Троей над Стольным повеяло градом?
Простите меня, я чего поопрятней надену,
Чтоб не было стыдно под елкой сидеть с вами рядом.
Нас предали, милая. Скользко, темно. Я люблю вас, Елена.
* * *
Всего прекрасней ранние вставанья
И празднующих городов салюты,
Которые не меркнут от сознанья,
Что пошатнулась вера в абсолюты.
И за окном промчавшаяся надпись,
Хоть славила она творцов бесправья,
Она так хорошо вписалась в насыпь,
Как в корки книг их славные заглавья.
Они сердца переполняли тайной
В те дни, когда читать мы не умели
И рупора над пыльною окрайной
О том, что мир прекрасен, нам шумели.
* * *
Шестикошье
1. НА ЧЕМ СТОИТ МИР
Мир стоит на трех китах?
Будем к жизни ближе.
Мир стоит на трех котах -
Черном, белом, рыжем!
И Атлантам трем подстать
Три Кариатиды,
Помогают мир держать
Три катитатиды.
А когда подустает
Маленькая стая,
И хозяйка в круг встает
Мир держать - седьмая.
2.СКОЛЬКО НУЖНО КОТОВ?
Что такое красота?
Это дом, где два кота.
Что такое теснота?
Это дом, где три кота.
Что такое чистота?
Это дом, где нет кота.
Что такое пустота?
Дом, где был - и нет кота.
3.ТРЕХЦВЕТНАЯ КОШКА
Трехцветная кошка трехцветной воды!
Ты счастье когда-нибудь мне принесешь,
Но прежде сто раз доведешь до беды:
Трехцветную вазу мою разобьешь,
Трехцветный квадрат на картине прорвешь,
На пледе трехцветном оставишь следы.
4.МЕЧТА ЖИТЬ ОТДЕЛЬНО
Я хочу отдельную
Теплую котельную,
Где б я мясо кушала,
Серенады слушала
И у жаркого котла
Двадцать два часа спала.
5.СПОРТИВНОЕ УТРО
Ловкие легкоатлетки
Сняли с полки все котлетки,
Форварду и капитану
Остается есть сметану,
Фигуристу и жонглеру
Сыр гонять по коридору,
А красавице гимнастке
Утешаться дозой ласки.
6.УТРО НА ДАЧЕ
Мурка пела, как в 'Ла-Скале',
Мы взахлеб ее ласкали -
Яблони веткоплескали.
7.СВИДАНИЕ
Кот нарядный с белыми усами
Ждет свою подругу под часами.
Только опоздал он на свиданье -
Кошечка пришла немного ране.
Но она стесняется явиться
И решает за сугробом скрыться.
'Что ж она? Ушла?' - он смотрит в оба.
Кошечка к нему из-за сугроба:
- Милый! Я устала! Я с вокзала!
Обними! Прости! Я опоздала!
8.КОШКИ УШЛИ
Прихожу - а кошек нет:
Кошки вышли в 'Интернет'.
Во всемирной паутине
Лижут крем и пьют 'Мартини' -
Жаль, что это не реально!
Жаль, что это виртуально!
9.ВЗЯЛИ КОТЕНКА
Черн, белолап, белогруд, белохвост, белошей,
Правда, пока еще мал и не ловит мышей:
Но все равно этот кот так чудесно хорош,
Что увидав его раз - непременно возьмешь!
10.ШЕСТИКОШЬЕ
Милое прекраснодушье!
Ласковое шестикошье!
Двадцатичетырехножье
И одиннадцатиушье!
Умный школьник скажет: 'Тетя!
Вы ошиблись в устном счете'.
Смеет вас заверить тетя,
Что не ошибалась в счете.
Да, их было дважды шесть -
Но двенадцатое есть
С неких пор не на коте,
А у друга в животе.
Просто Вася, кот дворовый
Протяженности метровой,
Филю одолев легко,
Отхватил ему ушко.
Вскоре Васю мы простили,
Даже мясом угостили,
Ну, а Филя и без ушка
Все равно не кот, а душка!
11.АФРОНТ
Авенир! Гроза и гром!
Что ты вытворил с ковром?
Прочь, пушистый Авенир,
Свой душистый сувенир.
12. АФРОНТ-2
- Потолок у нас потек.
- Ты с чего взяла, дружок?
Дождика-то нет в помине.
- Правда - сухо, как в пустыне.
Только котик сделал писи
С чердака на рукописи.
13. КУПАЛЬЩИЦА
Танцует Полианна в ванне,
Надмирной грацией горда.
Летит на шубку Поллианне
Дробленым жемчугом вода.
Но как-то неуютно, странно
И сыро от прекрасных звезд:
И к батарее Полианна
Влачит отяжелевший хвост.
14.КРАСИВОЕ ИМЯ
Пышный кот с очами золотыми,
Авенир свое не ценит имя.
Бездны красоты и глубины
В имени его заключены, -
Но ему не надобно красот,
Надобно грудинки грамм семьсот.
15.РЕПЛИКА
- Притупились коготочки -
Дайте инструмент для точки!
16.ГОЛЫЙ КОРОЛЬ
- Мурка, ты о чем?
- О голом сфинксе.
Очень он ведет себя по-свински.
Он элитный, выставочный, клубный,
Но со мной такой недружелюбный!
Вместе нас носили на уколы -
Я была пушистая, он - голый.
Битый он ходил за то, что странный.
Я ему зализывала раны.
А теперь вот множество народу
В нем признало высшую породу.
= Что до вас мне? Я король котов! -
Слышу из медалей и цветов.
Но смотрю, в глазах все та же боль:
Бедный, бедный голый мой король!
17. ИСТОРИЯ БЕГУМЫ
Кошечку по имени Бегума
Вынесли на тротуар из ГУМа:
Свергла верхолаза сверху вниз
Вазу, телевизор и сервиз.
Я иду по левой стороне,
Думая: 'На чьей я стороне?'
Кошечка, допустим, 'сукин сын',
Но и ГУМ не бедный магазин.
Прочь иду, но так ее жалею -
Даже сумка стала тяжелее.
Прихожу домой, открыла сумку,
А оттуда на пол прыг!.. Бегумка!
18. СЕЛЬСКАЯ СТРАДА
По приезде я и кот
Сразу делим фронт работ:
Я покамест грядки чищу
От травищи-сорнячищи,
Мой кис-кис за миску щей
Дом очистит от мышей.
19. РОДДОМ
Кошка под ложем искала роддом.
Вл.Шелковников
Мурка, под дом подобравшись с трудом,
Сразу 'поддом' превратила в роддом.
Песня в саду раздалась поутру:
'Мяу-мурмауэр-рауэр-ру!
Я живу не плачу,
Тут, на тихий даче;
На зеленой травке,
На густой муравке
Всей моей оравке
Будет хорошо!'
Котята по траве ползут к кошурке.
Она сосуд, они ее сосут.
Посверкивают разноцветно шкурки,
И глазоньки вот-вот уж зацветут.
Но для каких людей они растут?
20. ОЛЕСУНН
Светлане Карпушиной
Рыжий котик прозван Олесунн,
Потому что он лизун, лазун,
А порой - писун и унесун.
Сам он цветом в зимнюю лису,
А глаза - как светлячки в лесу,
И увертлив он, как угорек:
Есть на фьордах город Олесунн,
От Москвы он сказочно далек,
Но я верю: soon или не soon
Рыжий кот приедет в Олесунн.
Олесунн в переводе с норвежского означает пролив угря. Скандинавист Светлана Карпушина написала замечательную книгу о Норвегии. И о городе Олесунне в частности.
21. СКАНДАЛ
Боже мой! У зеркала стою
И себя почти не узнаю.
Вечером мне надо на банкет,
Приглашен весь детский книжный свет,
Будут критик, менеджер, издатель
И любимый с детства мной писатель.
Как мне перед публикой такой
С расцарапанной читать щекой?
Кошки-шестикошки, как же это?
Так обидеть своего поэта!
22. ПРИСТРОИЛИ
Я по разным городам
Семерых котят раздам.
Беленькая киска Бланш
В Дувр поедет на Ла-Манш.
Гриня, серенький коток,
Въедет во Владивосток.
Дормидонт, проказник рыжий,
Будет чашки бить в Париже.
Боб, лохматый черный зверь,
Притечет поближе, в Тверь.
Перламутровую Кари
С радостью возьмут в Самаре.
Желтая сестричка Кася
Дом обрящет в Арзамасе.
Ну, а Ваське - Бологое
Или что-нибудь другое.
23. В ПАРКЕ
В цветнике среди тумана
Заблудилась Поллианна.
На нехоженые тропы
С проторенной шасть дорожки:
'Здравствуйте, гелиотропы!
Вы, наверно, тоже кошки?
Фиолетовый ирис,
Можно звать тебя кис-кис?
Гиацинт, тебя в макушку
Хочет укусить пчела!:
Роза! Что же ты в подушку
Коготок не вобрала!
Полюбили Поллианна
Пестрый бархат ваших шкур -
Только пахнете вы странно
И от вас ни 'мя', ни 'мур'!
24. ОХОТА НА ЧЕРНЫХ КОТОВ
Но были и еще жертвы, и уже после того, как Воланд покинул столицу, и этими жертвами стали, как это ни грустно, черные коты. Штук сто примерно этих мирных, преданных человеку животных были застрелены или истреблены иными способами
в разных местах страны. Десятка полтора котов, иногда в сильно изуродованном виде, были доставлены в отделения в разных городах.
Например, в Армавире один из ни в чем не повинных зверей был приведен каким-то гражданином в милицию со связанными передними лапами.
(Мих. Булгаков, 'Мастер и Маргарита')
Кот, рожденный в Армавире,
Ходит в черной альмавиве,
Хоть и знает он прекрасно,
Что ходить ему опасно:
На кота на Бегемота
По стране идет охота.
А когда такое дело,
Пострадает кот и белый,
Кошек, маленьких котят -
Никого не пощадят!
Но уж если черный кот,
В тот же миг его в расход.
Инквизиторы нас жгли,
А теперь раз два и - пли!
В старой церковке попы
Нас спасают от толпы,
И владыка православный
Кошколюбец самый главный.
Держат нас и в Ватикане
За былое в покаянье.
Англичане, скандинавы
Так воспели наши мявы!
А в Казани мусульмане
Взяли трех котят у Мани.
Вы ж, в погонах - срамота! -
В нас 'пиф-паф' и 'тра-та-та'.
Знай те ж! Истребите кис -
Наплодите в мире крыс
И тогда веселый мир
Превратится в чумный пир.
Дурачье! Ведь это ж мы
Мир спасаем от чумы!
25. ВНЕ ПОЛИТИКИ
По квартире явочной
Кот гуляет мявочный,
Не расчесанный, немытый
И хозяевами битый.
Претендент, былой актер,
Пятерни в бока упер:
'Тети, здрасте! Дяди, здрасте!
Мы не можем жить без власти.
Нас вот-вот приостановят;
Наверху уже злословят:
Без большого фокстерьера
Нам не одолеть барьера.
Денег розданы мешки,
А за нас одни кружки:'
Кот уходит спать на шкаф,
Уши лапами зажав:
'Я не дамся искусам -
Я отравлен 'вискасом'!
Лучше бы убрали дом,
Поиграли бы с котом!'
* * *
|
