Птицей,
Быстро парящей птицей Зевеса
Быть мне судьбою дано всеобъемлющей.
Ныне, крылья раскинув над бездной
Тверди, - ныне над высью я
Горной, там, где у ног моих
Воды,
Вечно несущие белую пену,
Стонут и старый трезубец Нептуна
В тёмных руках повелителя строгого блещет.
Нет пределов
Кверху и нет пределов
Книзу.

Здравствуй!
На половинном пути
К вечности, здравствуй, Нептун! Над собою
Слышишь ли шумные крылья и ветер,
Спёртый нагрудными сизыми перьями? Здравствуй!
Нет мгновенья покою;
Вслед за тобою летящая
Феба стрела, я вижу, стоит,
С визгом перья поджавши, в эфире.
Ты промчался, пронёсся, мелькнул и сокрылся,
А я!

Здравствуй, Нептун!
Слышишь ли, брат, над собою
Шумный полёт? - Я принёс
С жаркой, далёкой земли,
Кровью упитанной,
Трупами тучной,
Лавром шумящей,
Мой привет тебе: здравствуй, Нептун!

Вечно, вечно,
Как бы ни мчался ты, брат мой,
Крылья мои зашумят, и орлиный
Голос к тебе зазвучит по эфиру:
Здравствуй, Нептун!

Заката алого заржавели лучи
По склонам рыжих гор... и облачной галеры
Погасли паруса. Без края и без меры
Растёт ночная тень. Остановись. Молчи.

Каменья зноем дня во мраке горячи.
Луга полынные нагорий тускло-серы...
И низко над холмом дрожащий серп Венеры,
Как пламя воздухом колеблемой свечи...

Ветер с неба хлопья облак вытер,
Синим светом светит водоём,
Жёлтою жемчужиной Юпитер
Над седым возносится холмом.

Искры света в диске наклонённом -
Спутники стремительно бегут,
А заливы в зеркале зелёном
Пламена созвездий берегут.

А вблизи струя звенит о камень,
А внизу полет звенит цикад,
И гудит в душе певучий пламень
В синеве сияющих лампад.

Кто сказал: "Змеёю препояшу
И пошлю"?.. Ликуя и скорбя,
Возношу к верховным солнцам чашу,
Переполненную светами, - себя...

На тверди видимой алмазно и лазурно
Созвездий медленных мерцает бледный свет.
Но в небе времени снопы иных планет
Несутся кольцами и в безднах гибнут бурно.

Пусть тёмной памяти источенная урна
Их пепел огненный развеяла как бред -
В седмичном круге дней горит их беглый след.
О, пращур Лун и Солнц, вселенная Сатурна!

Где ткало в дымных снах сознание-паук
Живые ткани тел, но тело было - звук.
Где лился музыкой, непознанной для слуха,

Творящих числ и воль мерцающий поток,
Где в горьком сердце тьмы сгущался звёздный сок,
Что тёмным языком лепечет в венах глухо.

Меня терзает злой недуг,
Я вся во власти яда жизни,
И стыдно мне моих подруг
В моей сверкающей отчизне.

При свете пламенных зарниц
Дрожат под плетью наслаждений
Толпы людей, зверей и птиц,
И насекомых, и растений.

Их отвратительным теплом
И я согретая невольно,
Несусь в пространстве голубом,
Твердя старинное "довольно".

Светила смотрят всё мрачней,
Но час тоски моей недолог,
И скоро в бездну мир червей
Помчит озлобленный осколок.

Комет бегущих душный чад
Убьёт остатки атмосферы,
И диким рёвом зарычат
Пустыни, горы и пещеры.

И ляжет жизнь в моей пыли,
Пьяна от сока смертных гроздий,
Сгниют и примут вид земли
Повсюду брошенные кости.

И снова будет торжество,
И снова буду я единой:
Необозримые равнины
И на равнинах никого.

Влекома силою первичной, ты ль жива, 
Бродячая земля, о глыба вещества?

	Вертись, стремись, судьба не ждёт! 
	За оборотом оборот, 
	За днями день, за годом год, 
	За веком век, вперед, вперёд! 
	Стреми свой лёт, судьба не ждёт!

Зерно летящее! Зародыш неразвитый! 
Пустая скорлупа бесплодного яйца! 
Зелёный абрикос, грозою с ветки сбитый! 
Нет, нет, не изумруд небесного Кольца!

	Вертись, стремись, судьба не ждёт, 
	За оборотом оборот!

О, муха жалкая у солнца в паутине, 
О, виноградина из грозди мировой, 
Земля! ты брошена между планет, в пустыне -
Без устали плясать свой танец круговой.

	За днями день, за годом год 
	Стреми свой лёт, вперёд! вперёд!

Ты - точка малая, в пространстве без подпоры!
Ты - точка, но без "i"! Ты - круглый поплавок,
На океане лет качаемый, который, 
Наполнившись водой, нырнёт на дно, в свой срок!

	Вертись, земля! судьба не ждёт! 
	За оборотом оборот!

А! А! Шар бильбокэ, рукой неловкой брошен!
Иль просто грязи ком из сжатых рук Творца!
Иль чей-то тёмный мозг, без черепа, непрошен, 
Блуждающий меж звёзд в пространствах без конца!

	Вертись, стремись, судьба не ждёт! 
	За оборотом оборот, 
	За днями день, за годом год, 
	За веком век, вперёд, вперёд, 
	Стреми свой лёт, судьба не ждёт!

...Я купаю смертные волосы
мои в голубой влаге твоего
тихого водопада и вдруг восклицаю,
разрушаю чары: площадь,
описанная прямой, соединяющей
солнце и землю, в 317 дней,
равна площади прямоугольника,
одна сторона которого - полупоперечник
земли, а другая - путь, проходимый
светом в год...

От полюса до полюса Пустыня.
Песчаник красный. Мергель-желтоцвет.
И синий аспид. Зори прошлых лет.
Зелёных царств отцветшая святыня.

Где жизнь была, там грёза смерти ныне.
Горенье охры. Между всех планет
Тот красочный особо виден бред.
Опал. Огонь в опаловой твердыне.

Лишь полюсы ещё способны петь
Песнь бытия нетленными снегами.
Весной истаивая, родниками

На красную они ложатся медь.
И говорят через пространство с нами
Невнятное, играя письменами.

Подобный огненному зверю,
Глядишь на землю ты мою,
Но я ни в чем тебе не верю
И славословий не пою.
Звезда зловещая! Во мраке
Печальных лет моей страны
Ты в небесах чертила знаки
Страданья, крови и войны.
Когда над крышами селений
Ты открывала сонный глаз,
Какая боль предположений
Тогда охватывала нас!
И был он в руку - сон зловещий:
Война с ружьём наперевес
В селеньях жгла дома и вещи
И угоняла семьи в лес.
Был бой и гром, и дождь и слякоть,
Печаль скитаний и разлук,
И уставало сердце плакать
От нестерпимых этих мук.
И над безжизненной пустыней
Подняв ресницы в поздний час,
Кровавый Марс из бездны синей
Смотрел внимательно на нас.
И тень сознательности злобной
Кривила смутные черты,
Как будто дух звероподобный
Смотрел на землю с высоты.
Тот дух, что выстроил каналы
Для неизвестных нам судов
И стекловидные вокзалы
Средь марсианских городов.
Дух, полный разума и воли,
Лишённый сердца и души,
Кто о чужой не страждет боли,
Кому все средства хороши.
Но знаю я, что есть на свете
Планета малая одна,
Где из столетия в столетье
Живут другие племена.
И там есть муки и печали,
И там есть пища для страстей,
Но люди там не утеряли
Души естественной своей.
Там золотые волны света
Плывут сквозь сумрак бытия,
И эта малая планета -
Земля злосчастная моя.

В обширной пустыне Эллады,
Под солнечным слабым лучом,
Камней громоздятся громады,
Присыпаны жёлтым песком.

Их сухости дождь не смягчает,
Не носят им влагу ручьи,
Лишь иней седой выпадает
В морозные зимние дни.

А ночью холодные звёзды
Сверкают на гладкий гранит,
И тихий разреженный воздух
Пылинки на нем шевелит.

Не слышны ни грома раскаты,
Ни волн неумолчный прибой.
Спят камни в песке, как солдаты,
Обретшие вечный покой.

На бурые камни,
на рыжий песок
багровый луч света 
отчаянно лёг.
Он, словно на доты, 
упал на холмы,
которые были 
пусты и темны.
Распятый на дюнах,
вцепившийся в склон,
с натуги, с устатку,
вибрировал он.
Он точку опоры
на Солнце искал,
оно же валилось,
валилось со скал
сквозь рой метеоров
туда, в пустоту,
где чёрное небо
глотало звезду.
Скрипела планета:
последний тот луч
упёрся упрямо
в безлюдие круч.
Уныло
	светило
		тащило его,
а он 
	рычагом был,
а он был -
	звено.
Вот он горизонты
чуть-чуть накренил
и начал вращенье 
таинственный мир.
Слегка закачался 
и мой аппарат:
горбатые луны,
как тени, летят
и снова мерцает
багровая нить,
которую тьмою
в клубок не скрутить.
Но всё ж, помогая
немного лучу,
на стойке прожектор
я резко включу.
Его луч в закат я
швырну, словно линь - 
едино сплетутся 
багровость и синь,
сольются в единый, 
межзвёздный, поток
один луч -  начало,
второй луч - итог.

...Суровая весьма приспела тут зима.
Казалось, что стучится в наши терема
Татарска бабушка, сама падера вьюга,
Несуща вьюжный вьюк, что стужей стянут туго.

Говорит отец: - Тысяча семьсот
Шестьдесят первый год у городских ворот
Нелюбезно стучит. Ходят глупы толки.
Перепугалися все наши богомолки...
Антихриста приход пророчат нынче летом,
Да только, дочь моя, вздор, враки! Суть не в этом.
А будут хлопоты! Из Питера гонец
Известье подтвердил!
- А что? -
Молчит отец.
Нахмурился, суров: - Неважно это, дочка! -
Но поняла и я: как наступает ночка,
Простого званья люд и губернатор сам,
Все головы дерут, я вижу, к небесам...

- Эй, кто на крыше там? - я закричала - Прочь!
Приказываю вам я, ратманская дочь!
Ах! Это же Антон. Вот кто на крыше банной!
А рядом с ним предмет таинственный и странный,
Напоминающий огромна паука -
На членистых ногах, идущих от брюшка.
Сие чудовище, на крыше стоя банной,
В отверстие трубы вперило глаз стеклянный...
Нимало не смутясь, ответствует Антон
И тычет ввысь перстом: - Взошла на небосклон
Венус - любви звезда. Её воспел Гораций,
Воспел ея Назон. А я для обсерваций
Имею телескоп. На бане я сидел
Часа, пожалуй, два - всё в небо я глядел.
От смеха говорю я, закусив губу:
- Что ж в зрительную ты увидеть мог трубу?
- Венус пройдет, звезда, на расстоянье близком
Сказал он,- меж Землёй и Гелиоса диском.
В июне месяце то нужно ожидать.
Явление сие приедут наблюдать
К нам академики, весьма учёны мужи.
А я уже готов. Я их ничем не хуже!..

Он не солгал, Антон! Так вышло по весне:
Соседка-попадья вбегает раз ко мне.
- Магус, астролог,- кричит,- волшебник едет! -
"Что,-думаю я,- с ней? Она наяву бредит".
- О магусе каком, соседка, говоришь?
- Голубушка моя! Знашь город ты Париж?
Оттуда прибыл гость, негадан и непрошен.
Французский звездочёт. Зовется Дотерош он.-
Тут подоспел отец: - Что ж, попадья, ты врёшь?
Совсем не магус он, аббат сей Дотерош. -
Духовное лицо. Как твой супруг. Понятно?
Учёный астроном. На солнце ищет пятна.
А нынче,- этого не стоит уж скрывать,-
Венеру он звезду прибыл обозревать,
Которая пройдёт по солнечному диску!..

И наступил тот день... На городской крут вал
Все население Шапп Дотерош позвал.
И губернатора со всем его советом,
И жёны ихние, чтоб были бы при этом
Великом торжестве, как через солнца лик
Венус пройдет звезда. Свой телескоп велик
Поставил на валу на городском высоком
Аббат Шапп Дотерош... Толпа течёт потоком.
Приехал, наконец, архиепископ сам,
К аббату подошёл, дивится чудесам...

- Ты, ратманская дочь,- я слышу восклицанье, -
Получше различи планетное мерцанье!
- Уж ладно! - говорю...
И в этот самый миг
Венера наплыла на Гелиоса лик.
Всем возвестил сие аббата голос, звонок.
Вдруг замер весь народ. И лишь грудной ребёнок
Заныл среди толпы у бабы на руках.
Я помню вал, людей и небо в облаках.
И закопчённые мерцают тускло стекла.
На солнце я гляжу. Нет! Солнце не поблёкло.
Что вижу я? Ничто! Лишь огненную мглу.
Ах! Словно чья-то тень проходит по стеклу.
Ах, чёрная! Ах, пламень вспыхнул красный!
Не девы ль силуэт вдруг вижу я неясный?
Конечно, Венус то!
- Антон,- шепчу,- Антон!
Взгляни! -
Лицо своё с моим тут сблизил он.
- Ты видишь?
- Вижу!
- Что?
- Каку-то красну блошку! -
Я оттолкнула прочь презренного Антошку.
- Дурак,- шепчу,- болван. Гляди в трубу один!

Виденья своего я необыкновенность
Навеки сохраню. Я лицезрела Венус!

Земля - крестьянская лошадка.
По кругу времени бежит.
Порой и валко ей и шатко
И холка белая дрожит.
Ей солнце врежет луч горячий,
И вьюга ледяным кнутом,
Метеорит - шальной, незрячий -
Шарахнет. Рана под хребтом...
Порою вздрогнет.
	Город, где он?
Порою пламя из ноздрей,
Но бесконечный путь проделан,
И что ни век она - добрей.
И как дорожка ни крута
Под дождичком метеоритным,
Покорная сезонным ритмам,
Она бежит и без кнута.
Ей недосуг браниться, злиться,
Всё человечество на ней,
А ей почище бы водицы
И травки бы позеленей.
Всех кормит, поит, одевает,
И злата всем и серебра,
Да вот хозяин зол бывает -
В ракетах мчится со двора,
Чадит, шумит и воду мутит,
Не хочет быть добрей, умней,
Как будто впрямь лошадку крутит,
Как будто впрямь хозяин ей.

В каждом доме - хозяин,
и в каждой стране - голова,
и только Земля наша - дом без хозяина,
мотается неприкаянно
27 километров в секунду!
С лебедями, с росой, с хлорофиллом, -
Единственная звезда - на счастливом
расстоянии от Светила...
Чуть ближе, чуть дальше - всему конец.

- Я летал до Луны, -
кислорода тем нету!
Облетел я все девять планет.
На Юпитере - сплошь
аммиак в атмосфере.
Из облаков на Венере
льётся серная кислота...
Я шарахался, перья теряя,
но обшарил все небо, -
люди, братья, враги,
перебраться нам некуда!

Мне ль не любить аквариум земной, 
Где сам живу? Разлит до стратосферы 
Лазурный газ. Под нами пламень серы, 
Над нами космос чёрно-ледяной.

Мерещился нам в горних мир иной, 
Но Люцифер не потерпел химеры,- 
Он предложил без телескопа веры 
Довольствоваться явью водяной.

Как водоросль, в эфире безмятежном 
Купает верба гибкую лозу, 
И сквозь эфир мы видим стрекозу, 
Дрожащую на тростнике прибрежном.
Как рыбы, дышим в этом слое нежном, 
Хоть смерть вверху и та же смерть внизу.

Быть может, это вам не очевидно,
а небо с глазом сходны всё одно -
в нём радуг есть цветное волокно,
как на сетчатке нити светофильтр.

О сходстве сём и солнце говорит нам:
за синей толщей воздуха оно
желтеет, как за телом стекловидным
на дне глазного яблока пятно...

Ну, ладно (вы мне скажете), положим,
чудны твои сравнения, но что же...
Куда ты гнёшь извилистую речь?
Да я о том всё, знаете ль, намёком,
что надо б нам, как собственное око,
и небо наше чуткое беречь.

Нам каждый день Природа дарит - 
Небесную встречать зарю.
За Жизнь - космический подарок -
Тебя, Земля, благодарю.
За то, что есть улыбки - дети
И радость - женское тепло,
И люди добрые на свете,
За то, что с этим повезло.
Круговращение Планеты,
Прикосновение стихий,
Всё - север, юг, зима и лето,
Дорога, труд, любовь, стихи,
Сплетение души и мысли,
Провалы, взлёты, вверх и вниз...
Какой же смысл в исканьи смысла?
Процесс познанья - это смысл.
У нас пути иного нету,
Одна волнующая нить -
Неповторимую Планету
И наши жизни сохранить.
Сверкает Мир многообразный,
Зовущий, тёплый, голубой.
И каждый день на свете - праздник,
Покуда этот Мир - с тобой!..

Земля моя! Единственная! Свет
твоих морей - свет глаз голубоватый...
О, как расцвёл коралл витиеватый.
И дивный кит плащом воды одет...

Мир синевы, где каждый полутон -
частица гармонического лада...
Мир жабр. Живородящих. Жив планктон.
Жерло акулы. Нежные наяды...

Мертвее черепа миры других планет,
угрюмы лбы и выжжены глазницы,-
мильоны лет их бег - сквозь бездну - длится,
мильоны лет...
	
Земля моя! Кровинкою любой
я слит с тобой. Твои законы святы...
Жемчужинкой зелёно-голубой
тебя привыкли видеть космонавты...
	
Взволнованный лепечущей листвой,
я средь ветвей угадываю лица,
вернее лики,- лик единый твой,
он волнами и листьями струится.

Его пересекает свист крыла,
скользят, светясь, больших животных тени
ликуют сонмы крошечных творений,
которым нет ни края, ни числа.

Единственная, как далёк твой путь!
Звезда людей. Бессмертной жизни знамя.
Но есть безумцы, что хотят швырнуть
тебя - живую! - в атомное пламя!

Так стань оружьем, мой бессонный стих!
Мы, голосу всемирной правды внемля,
стальным щитом, щитом сердец живых,
прикрыли расцветающую землю...

Среди полей, в бескрайнем далеке,
в лучах зари, идёт - и не догонишь! -
с прекрасною травинкою в руке
мой сын, мой человеческий детёныш...