Нет никакого конца ни с одной стороны у Вселенной,
Ибо иначе края непременно она бы имела...
Нет ни краев у нее, нет ни конца, ни предела,
И безразлично, в какой ты находишься части Вселенной:
Где бы ты ни был, везде, с того места, что ты занимаешь, 
Все бесконечной она остается во всех направленьях. 
Кроме того, коль признать, что пространство Вселенной конечно, 
То если б кто-нибудь вдруг, разбежавшись в стремительном беге,
Крайних пределов достиг и оттуда, напрягши все силы, 
Бросил с размаху копье, то, - как ты считаешь? - оно бы 
Вдаль полетело, стремясь неуклонно к намеченной цели. 
Или же что-нибудь там на пути бы ему помешало? 
То иль другое признать придется тебе неизбежно, 
Но ни одно не дает тебе выхода, и согласиться 
Должен ты, что без конца распростерто пространство Вселенной...

Центра нет нигде у Вселенной, раз ей никакого 
Нету конца...

Кроме того, они мнят, что не всякое тело стремится 
К центру, но только земли и жидкости лишь это свойство. 
И говорят, что, напротив, и воздуха тонкие токи 
Так же, как жаркий огонь, в то же время несутся от центра.
И потому весь эфир сверкает созвездьями всюду... 
Но заблуждаются все, очевидно, кто так рассуждает, 
И доказательства их совершенно противоречивы, 
Так как основой для них неверное мнение служит. 
Ибо раз я доказал, что нет конца у пространства 
И распростерто оно повсюду, во всех направленьях, 
То неизбежно признать, что материи также предела 
Нет нигде, и она должна притекать отовсюду.

Если ты хочешь постичь звездоносного мира начала,
И как с кругами круги сплетены в небесном эфире,
И, наконец, какие черты проводит наука,
Чтобы рассечь поясами пространство полого свода,-
Юноша, все прочитай, что тройное автора рвенье
Предало книге и путь легкий к высям эфира открыло.
Так, воспари ж, кто ползешь по земле, огляди же отчизну.
К звездам, легкий, стремись, кто и род свой ведешь от созвездий.

...Хотя природы и сложна,
Причудлива архитектура,
Была догадка Эпикура
И гениальна, и верна.
Строенье вещества едино:
Земной коры, и сердцевины,
И звезд, что на небе горят...
Быть может, атомов круженье,
Их вес, число, расположенье
Вселенной тайны объяснят.

Луч солнца - всякий это знает -
В граните, в воздухе, в воде
То атомы разъединяет,
То вновь сцепляет из везде.
Хвала великому светилу!
Спустя столетья солнца жар
Чудесно переходит в силу,
Свет, электричество и пар.

Мы познаем природы тайны,
Что скрыты множеством личин;
Явленья жизни не случайны,
А цепью связаны причин.
Но мы должны признаться честно:
В чем жизни суть - нам неизвестно,
Хоть повинуется она
Давно нам ведомым законам...
О, сколько надо знать еще нам,
Чтоб кладезь вычерпать до дна!

Итак, Земля стара... Ученый, расскажи нам,
Как из туманности образовался ком,
И как боролась тьма с рождающимся днем,
И схлынула вода, чтоб дать простор равнинам,

Как зарождалась жизнь под небом ярко-синим,
И ящеры ползли... Ты расскажи о том,
Как развивался мир, каким он шел путем
И как ведется счет земной коры морщинам.

Скажи: ведь не устал от бега шар земной,
Хоть миллионы лет меняет облик свой?
Что нам еще сулят неведомые годы?
Ученый, берегись! Ведь если вздумал ты
Частицу пелены сорвать с лица Природы,
То должен рассказать о мире красоты!

Открылось! - Не мечта ль? Свет новый! Нова сила
Мой дух восторженный, как пламень, облекла!
Кто, отроку, мне дал парение орла! -
Се муз бесценный дар - се вдохновенья крыла!
Несусь - и дольный мир исчез передо мной, -
        Сей мир, туманною и тесной
Волнений и сует обвитый пеленой, -
        Исчез! - Как солнца луч златой,
        Коснулся вежд эфир небесный...
И свеял прах земной...
Я зрю превыспренних селения чудесны...
Отсель - отверзшимся таинственным вратам -
        Благоволением судьбины
        Текут к нам дщери Мнемозины,
Честь, радость и краса народам и векам!..

        Токмо здесь под ясным небосклоном
        Прояснится жизни мрачный ток;
        Токмо здесь, забытый Аквилоном,
        Льется он, и светел и глубок!
        Токмо здесь прекрасен жизни гений,
	Здесь, где вечны розы чистых наслаждений,
        Вечно юн Поэзии венок!..

Как Фарос для душ и умов освященных,
Высоко воздвигнут Небесныя храм; -
И Мудрость приветствует горним плененных
Вкусить от трапезы питательной там.
Окрест благодатной в зарях златоцветных,
На тронах высоких, в сиянье богов,
Сидят велелепно спасители смертных,
Создатели блага, устройства, градов;
Се Мир вечно юный, златыми цепями
Связавший семейства, народы, царей;
Суд правый с недвижными вечно весами;
Страх божий, хранитель святых алтарей;
И ты, Благосердие, скорби отрада!
Ты, Верность, на якорь склоненна челом,
Любовь ко отчизне - отчизны ограда,
И хладная Доблесть с горящим мечом;
Ты, с светлыми вечно очами, Терпенье,
И Труд, неуклонный твой врач и клеврет...
Так вышние силы свой держат совет!..

        Средь них, вкруг них в святом благоговенье
Свершает по холмам облаковидных гор
В кругах таинственных теченье
Наук и знаний светлый хор...

Урания одна, как солнце меж звездами,
Хранит Гармонию и правит их путями:
По манию ее могущего жезла
Из края в край течет благое просвещенье;
Где прежде мрачна ночь была,
Там светозарно дня явленье;
        Как звезд река, по небосклону вкруг
Простершися, оно вселенну обнимает
И блага жизни изливает
На Запад, на Восток, на Север и на Юг...
Откройся предо мной, протекших лет вселенна!
Урания, вещай, где первый был твой храм,
Твой трон и твой народ, учитель всем векам? -
Восток таинственный! - Чреда твоя свершенна!..
Твой ранний день протек! Из ближних Солнце врат
Рожденья своего обителью надменно
Исходит и течет, царь томный и сомненный...
Где Вавилоны здесь, где Фивы? - Где мой град?
Где славный Персеполь? - Где Мемнон, мой глашатай?
Их нет! - Лучи его теряются в степях,
Где скорбно встретит их ловец или оратай,
Бесплодно роющий во пламенных песках;
Или, стыдливые, скользят они печально
По мшистым ребрам пирамид...
Сокройся, бренного величья мрачный вид!..
И Солнце в путь стремится дальный:
Эгея на брегах приветственной главой
К нему склонился лавр; и на холмах Эллады
Его алтарь обвил зеленый мирт Паллады;
Его во гимнах звал Певец к себе слепой,
Кони и всадники, вожди и колесницы,
Оставивших Олимп собрание богов;
Удары гибельны Ареевой десницы,
И сладки песни пастухов; -
Рим встал, - и Марсов гром и песни сладкогласны
Стократ на Тибровых раздалися холмах;
И лебедь Мантуи, взрыв Трои пепл злосчастный,
Вознесся и разлил свет вечный на морях!..

Но что сретает взор? - Куда, куда ты скрылась,
Небесная! - Бежит, как бледный в мгле призрак,
Денница света закатилась,
       Везде хаос и мрак!
"Нет! вечен свет наук; его не обнимает
Бунтующая мгла; его нетленен плод
       И не умрет!.." -
Рекла Урания и скиптром помавает,
        И бледную, изъязвленну главу
Италия от склеп железных свобождает,
Рвет узы лютых змей, на выю ставши льву!..
Всего начало здесь!.. Земля благословенна,
Долины, недра гор, источники, леса
И ты, Везувий сам! ты, бездна раскаленна,
Природы грозныя ужасная краса!
Все возвратили вы, что в ярости несытой
Неистовый Сатурн укрыть от нас хотел!
Эллады, Рима цвет из пепела исшел!
И Солнце потекло вновь в путь свой даровитый!..
Феррарскому Орлу ни грозных боев ряд,
Ни чарования, ни прелести томимы,
Ни полчищ тысячи, ни злобствующий ад
Превыспренних путей нигде не воспретят:
На пламенных крылах принес он в храм Солимы
       Победу и венец; -
Там нимфы Тага, там валы Гвадалквивира
Во сретенье текут тебе, младой Певец,
Принесший песни к нам с брегов другого мира; -
        Но кто сии два гения стоят?
Как светоносны серафимы,
Хранители Эдемских врат
И тайн жрецы непостижимых? -
Един с Британских вод, другой с Альпийских гор,
Друг другу подают чудотворящи длани;
Земного чуждые, возносят к небу взор
В огне божественных мечтаний!..

        Почто горит лицо морских пучин?
Куда восторженны бегут Тамизы воды?
Что в трепете святом вы, Альпы, Апеннин!..
Благоговей, земля! Склоните слух, народы!
Певцы бессмертные вещают бога вам:
Един, как громов сын, гремит средь вас паденье;
Другой, как благодать, благовестит спасенье
И путь, ведущий к небесам.
И се! среди снегов Полунощи глубокой,
Под блеском хладных зорь, под свистом льдистых вьюг,
Восстал от Холмогор, - как сильный кедр, высокой,
Встает, возносится и все объемлет вкруг
Своими крепкими ветвями;
Подъемлясь к облакам, глава его блестит
       Бессмертными плодами.
И тамо, где металл блистательный сокрыт,
Там роет землю он глубокими корнями, -
Так Росский Пиндар встал! - взнес руку к небесам,
        Да воспретит пылающим громам;
Минервы копием бьет недра он земные -
        И истекли сокровища златые;
Он повелительный простер на море взор -
И свет его горит, как Поллюкс и Кастор!..
        Певец, на гроб отца, царя-героя,
Он лавры свежие склонил
И дни бесценные блаженства и покоя
Елизаветы озарил!..

Случились вместе два АстрОнома в пиру
И спорили весьма между собой в жару.
Один твердил: "Земля, вертясь, круг Солнца ходит";
Другой, что Солнце все в собой планеты водит.
Один Коперник был, другой слыл Птоломей.
Тут повар спор решил усмешкою своей.
Хозяин спрашивал: "Ты звезд теченье знаешь?
Скажи, как ты о сем сомненье рассуждаешь?"
Он дал такой ответ: "Что в том Коперник прав,
Я правду докажу, на Солнце не бывав.
Кто видел простака из поваров такова,
Который бы вертел очаг кругом жаркова?"

Оттоле землю все считали посреде.
Астроном весь свой век в бесплодном был труде,
Запутан циклами, пока восстал Коперник,
Презритель зависти и варварству соперник.
В средине всех Планет он солнце положил,
Сугубое земли движение открыл:
Одним круг центра путь вседневный совершает,
Другим круг солнца год теченьем составляет.
Он циклы истинной Системой растерзал
И правду точностью явлений доказал.
Потом Гугении, Кеплеры и Невтоны,
Преломленных лучей в Стекле познав законы,
Разумный подлинно уверили весь свет,
Коперник что учил, сомнения в том нет.

Движенья нет, сказал мудрец брадатый1.
Другой2 смолчал и стал пред ним ходить.
Сильнее бы не мог он возразить;
Хвалили все ответ замысловатый.
Но, господа, забавный случай сей
Другой пример на память мне приводит:
Ведь каждый день пред нами солнце ходит,
Однако ж прав упрямый Галилей.

Отмечали
Вы, схоласты,
Птолемея
Юбилей.

Но дошла к вам
Лет так за сто
Весть, что прав был
Галилей.	

Но
Плечами вы пожали:
Мол, отрекся
Галилей!

Отмечать
Вы продолжали
Птолемея
Юбилей.

Твердили пастыри, что вреден
И не разумен Галилей.
Но, как показывает время.
Кто неразумней - тот умней...
Зачем их грязью покрывали?
Талант - талант, как ни клейми.
Забыты те, кто проклинали.
Но помнят тех, кого кляли.

Кто дух зажег, кто дал мне легкость крылий?
Кто устранил страх смерти или рока?
Кто цепь разбил, кто распахнул широко
Врата, что лишь немногие открыли?

Века ль, года, недели, дни ль, часы ли
(Твое оружье, время!) - их потока
Алмаз и сталь не сдержат, но жестокой
Отныне их я не подвластен силе.

Отсюда ввысь стремлюсь я, полон веры,
Кристалл небес мне не преграда боле,
Рассекши их, подъемлюсь в бесконечность.

И между тем, как все в другие сферы
Я проникаю сквозь эфира поле,
Внизу - другим - я оставляю Млечность.

...Джордано Бруно рос в монастыре. Тайком
Читал Ван-Гельмонта и Регио-Монтана.
Кадильниц хриплый звон и гул органа днем
Он слушал. Ночью труд и мысль. А утром рано
Поет животное вселенной за окном,
Смеется девушкой, жужжит листвой платана.
Столетий лопасти проносит колесом
Неисчерпаемый, живородящий дом.

...Тогда он в ереси был обвинен. Но вскоре
Он свищет плетью в лад неслыханным словам
О небе и земле. То в школе, то в соборе
Громя попов, а то - рукой, сквозь копья рам,
Нагнувши клен планет к скамьям аудиторий,
Он весть свою понес торговым городам,
Где шкуру мир менял, где мысль роилась гуще.
И был сожжен живым, чтоб вслед за ним идущий,

Сжав горсть его золы в суровом кулаке,
Поклялся быть неукротимым!..

Чем чаще слышу я хулу
	Hа эту дисциплину -
Тем громче ей пою хвалу...
	Ее я не покину!

Числом любителей она
	Hе может похвалиться,
Хоть, как все редкое, должна
	Людьми весьма цениться.

Hаука эта с юных дней
	Hе будет сердцу милой,
Коль небо в вас наклонность к ней
	С рожденья не вселило.

Hо вы поймете, господа,
	Ее очарованье,
Вступив на трудную всегда
	Стезю образованья.

Узнав небесных тел пути,
	Hам хочется, конечно,
Истоки их красы найти
	Сияющей, извечной.

Всю подноготную понять
	Механики небесной -
Ужели может ум занять
	Загадка интересней?

Кто не учен - те лишены
	Завидного уменья:
Светил - и солнца, и луны -
	Предсказывать затменья,

Определять, когда назад
	Воротится комета,
Иль вычислять объемов ряд...
	Заманчиво все это!

Хвалить науку мне сию
	Hет надобности, впрочем,
Хотя пример я подаю
	До знанья неохочим.

Ведь толку от моих похвал
	Hаверное не будет:
Те, кто науку не познал,
	О ней неверно судят.

Невежда пялится тупой
	Hа сонмы звезд лучистых,
Hе больше смысля, чем слепой -
	В ландшафтах живописных.

А тот, кого влекут мечты,
	Hаукой умудренный,
Hа землю с горней высоты
	Взирает восхищенно.

Сию науку небеса
	Послали, очевидно,
Чтоб объяснить все чудеса
	Махины шаровидной.

Величье Бога осознать
	Hаука та поможет,
А всем безбожникам - прогнать
	Сомненье, что их гложет.

Ньютон под яблоней сидел.
Вот-вот должна прийти идея.
А плод над ним уже созрел,
К земле всей массой тяготея.
Умолкли птицы. Тишина.
Зажглись далекие светила,
И спелым яблоком Луна
Повисла в небе и светила.
Он мыслил, а Луна, кружась,
С Землею Солнце огибала.
Вещей невидимая связь
В ту ночь яснее проступала.
Ньютон взглянул на небосвод...
Но ветка дрогнула, и вот
На землю яблоко упало...
И понял ученый, что нитью одной
Связано яблоко с желтой Луной.
И яблоком спелым упала б Луна,
Когда б не вращалась так быстро она.
Все тяготеют друг к другу!
И, падая, мчатся по кругу.
Он понял закон для Земли и Небес:
Вращаясь, планеты теряют свой вес!
И яблоко, падая, - тоже
По весу с планетою схоже.
И может быть, самый великий закон -
ВСЕОБЩИЙ ЗАКОН ТЯГОТЕНИЯ:
Вращенье планет объясняет нам он
И яблок румяных паденье!

Построил школьник телескоп
(Тринадцатый мальчишке год).
И по уступам горных троп
К нему во двор спешит народ.

Соседи смотрят в вышину.
- Эх, полететь бы на луну!
Так хорошо она видна, -
Недалеко от нас луна.

До поздней ночи о луне
Идет беседа в тишине.
- Попасть туда хотя бы раз,
Потом обратно - на Кавказ!

"На небо Орион влезает боком,
Закидывает ногу за ограду
Из гор и, подтянувшись на руках,
глазеет, как я мучусь подле фермы,
Как бьюсь над тем, что сделать было б надо
При свете дня, что надо бы закончить
До заморозков. А холодный ветер
Швыряет волглую пригоршню листьев
На мой курящийся фонарь, смеясь
Над тем, как я веду свое хозяйство,
Над тем, что Орион меня настиг.
Скажите, разве человек не стоит
Того, чтобы природа с ним считалась?" -
Так Брэд Мак-Лафлин безрассудно путал
Побасенки о звездах и хозяйство.
И вот он, разорившись до конца,
Спалил свой дом и, получив страховку,
Всю сумму заплатил за телескоп:
Он с самых детских лет мечтал побольше
Узнать о нашем месте во вселенной.
"К чему тебе зловредная труба?" -
Я спрашивал задолго до покупки.
"Не говори так. Разве есть на свете
Хоть что-нибудь безвредней телескопа
В том смысле, что уж он-то быть не может
Орудием убийства? - отвечал он.-
Я ферму сбуду и куплю его".
А ферма-то была клочок земли,
Заваленный камнями. В том краю
Хозяева на фермах не менялись.
И дабы попусту не тратить годы
На то, чтоб покупателя найти,
Он сжег свой дом и, получив страховку,
Всю сумму выложил за телескоп.
Я слышал, он все время рассуждал:
"Мы ведь живем на свете, чтобы видеть,
И телескоп придуман для того,
Чтоб видеть далеко. В любой дыре
Хоть кто-то должен разбираться в звездах.
Пусть в Литлтоне это буду я".
Не диво, что, неся такую ересь,
Он вдруг решился и спалил свой дом...
Вот так единым махом (чиркнув спичкой)
Избавившись от дома и от фермы,
Брэд поступил на станцию кассиром,
Где если он не продавал билеты,
То пекся не о злаках, но о звездах
И зажигал ночами на путях
Зеленые и красные светила.
Еще бы - он же заплатил шесть сотен!
На новом месте времени хватало.
Он часто приглашал меня к себе
Полюбоваться в медную трубу
На то, как на другом ее конце
Подрагивает светлая звезда.
Я помню ночь: по небу мчались тучи,
Снежинки таяли, смерзаясь в льдинки,
И, снова тая, становились грязью.
А мы, нацелив в небо телескоп,
Расставив ноги, как его тренога,
Свои раздумья к звездам устремили.
Так мы с ним просидели до рассвета
И находили лучшие слова
Для выраженья лучших в жизни мыслей.
Тот телескоп прозвали Звездоколом
За то, что каждую звезду колол
На две, на три звезды - как шарик ртути,
Лежащий на ладони, можно пальцем
Разбить на два-три шарика поменьше.
Таков был Звездокол, и колка звезд,
Наверное, приносит людям пользу,
Хотя и меньшую, чем колка дров.
А мы смотрели и гадали, где мы?
Узнали ли мы лучше наше место?
И как соотнести ночное небо
И человека с тусклым фонарем?
И чем отлична эта ночь от прочих?

Кто сегодня ночью встал
На моем дворе
И металлом заблистал
В лунном серебре?

Чей ахроматичный взор
В самый темный час
Летних звезд ночной узор
Высветил для нас?

Кто с утра, хотя и мал,
И всю ночь без сна,
Мне на солнце показал
Сразу два пятна?

Не китайских он кровей
И не чей-то клон -
Из родных богатырей
Происходит он!

Апертура у него
Пусть невелика. -
Но зато два дюйма фо-
кусировщика!

Цвет портвейна (красненький,
Долго выбирал!)
Под трубою - масенький
Экваториал.

С кем же стали мы тотчас
Лучшие друзья?
И покупку чью как раз
Обмываю я?

Кто ответ мне верный даст, -
Разрешу тому
Заглянуть в полночный час
В звездную во тьму.

Сможешь сам увидеть ты,
Как на нас в ночи
Льются из-под темноты
Вечности лучи.

Ну так, кто всю ночь стоял
На моем дворе?
Угадали: это ТАЛ
Семьдесят Пять Ре!

Полночных солнц к себе нас манят светы...
В колодцах труб пытливый тонет взгляд.
Алмазный бег вселенные стремят:
Системы звезд, туманности, планеты,

От Альфы Пса до Веги и от Бэты
Медведицы до трепетных Плеяд -
Они простор небесный бороздят,
Творя во тьме свершенья и обеты.

О, пыль миров! О, рой священных пчел!
Я исследил, измерил, взвесил, счел,
Дал имена, составил карты, сметы...

Но ужас звезд от знанья не потух.
Мы помним все: наш древний, темный дух,
Ах, не крещен в глубоких водах Леты!

Был литургийно строен и прекрасен
Средневековый мир. Но Галилей
Сорвал его,
Зажал в кулак
И землю
Взвил кубарем по вихревой петле
Вокруг безмерно выросшего Солнца.
Мир распахнулся в центильоны раз.
Соотношенья дико изменились,
Разверзлись бездны звездных Галактей -
И только Богу не хватило места.
Пытливый дух апостола Фомы,
Воскресшему сказавший:
"Не поверю,
Покамест пальцы в рану не вложу", -
Разворотил тысячелетья веры.
Он очевидность выверил числом,
Он цвет и звук проверил осязаньем,
Он взвесил свет, измерил бег луча,
Он перенес все догмы богословья
На ипостаси сил и вещества.
Материя явилась бесконечной,
Единосущной в разных естествах,
Стал Промысел всемирным тяготеньем,
Стал вечен атом, вездесущ эфир:
"Его ж никто не видел и нигде".
Исчисленный Лапласом и Ньютоном,
Мир стал тончайшим синтезом колес,
Эллипсов, сфер, парабол - механизмом,
Себя заведшим раз и навсегда
По принципам законов сохраненья
Материи и Силы.
            Человек,
Голодный далью чисел и пространства,
Был пьян безверьем -
Злейшею из вер...

Но неуемный разум разложил
И этот мир, построенный на ощупь
Вникающим и мерящим перстом.
Все относительно: и бред, и знанье.
Срок жизни истин - двадцать-тридцать лет -
Предельный возраст водовозной клячи.
Мы ищем лишь удобства вычислений,
А в сущности, не знаем ничего:
Ни емкости, ни смысла тяготенья,
Ни масс планет, ни формы их орбит,
На вызвездившем небе мы не можем
Различить глазом "завтра" от "вчера".
Нет вещества - есть круговерти силы;
Нет твердости - есть натяженье струй;
Нет атома - есть поле напряженья
(Вихрь малых "нет" вокруг большого "да").
Нет плотности, нет веса, нет размера -
Есть функции различных скоростей.
Все существует разницей давлений,
Температур, потенциалов, масс;
Струи времен текут неравномерно;
Пространство - лишь многообразье форм.
Есть не одна, а много математик;
Мы существуем в космосе, где все
Теряется, - ничто не создается;
Свет, электричество и теплота -
Лишь формы разложенья и распада,
А человек - могильный паразит,
Бактерия всемирного гниенья.
Вселенная - не строй, не организм,
А водопад сгорающих миров,
Где солнечная заверть - только случай
Посереди необратимых струй.
Бессмертья нет. Материя конечна.
Число миров исчерпано давно.
Все тридцать пять мильонов солнц
Возникли
В единый миг
И сгинут все зараз.
Все бытие случайно и мгновенно.
Явленья жизни - беглый эпизод
Между двумя безмерностями смерти.
Сознанье - вспышка молнии в ночи,
Черта аэролита в атмосфере,
Пролет сквозь пламя вздутого костра
Случайной птицы, вырванной из бури
И вновь нырнувшей в снежную метель.

Как глаз на расползающийся мир
Свободно налагает перспективу
Воздушных далей, облачных кулис,
И к горизонту сводит параллели,
Внося в картину логику и строй, -
Так разум среди хаоса явлений
Распределяет их по ступеням
Причинной связи, времени, пространства
И укрепляет сводами числа.
Мы, возводя соборы космогоний,
Не внешний в них отображаем мир,
А только грани нашего незнанья.
Системы мира - слепки древних душ,
Зеркальный бред взаимоотражений
Двух противопоставленных глубин.
Нет выхода из лабиринта знанья
И человек не станет никогда
Иным, чем то, во что он страстно верит...

Мечты и бред, рожденные темницей!
Решетки и затворы расшатал
Каноник Фрауенбургского собора
Смиреннейший Коперник; Галилей,
Неистовый и зоркий, вышиб двери;
Размыкал своды, кладку разметал
Напористый и доскональный Кеплер;
А Ньютон - Дантов космос, как чулок
Распялил, выворотил наизнанку.
Все то, что раньше было Сатаной,
Грехом, распадом, косностью и плотью,
Все вещество в его ночных корнях,
Извилинах, наростах и уклонах -
Вся темная изнанка бытия
Легла фундаментом при новой стройке.
Теперь реальным стало только то,
Что можно было взвесить и измерить,
Коснуться пястью, выразить числом.
И новая вселенная возникла
Под пальцами апостола Фомы.
Он сам ощупал звезды, взвесил землю,
Распялил луч в трехгранности стекла,
Сквозь трещины распластанного спектра
Туманностей исследовал состав,
Хвостов комет и бег миров в пространстве,
Он малый атом ногтем расщепил
И стрелы солнца взвесил на ладони.
В два-три столетья был преображен
Весь старый мир: разрушен и отстроен.
На миллионы световых годов
Раздвинута темница мирозданья,
Хрустальный свод расколот на куски
И небеса проветрены от Бога.

...И разум вскрыл такие недра недр,
Что самая материя иссякла,
Истаяла под ощупью руки...
От чувственных рельностей осталась
Сомнительная вечность вещества,
Подточенного тлею Энтропии;
От выверенных Кантовых часов,
Секундами отсчитывавших время, -
Метель случайных вихрей в пустоте,
Простой распад усталых равновесий.
Мир стер зубцы Лапласовых колес,
Заржавели Ньютоновы пружины,
Эвклидов куб - наглядный и простой -
Оборотился Римановой сферой:
Вчера Фома из самого себя
Ступнею мерил радиус вселенной
И пядями окружность. А теперь,
Сам выпяченный на поверхность шара,
Не смог проникнуть лотом в глубину:
Отвес, скользя, чертил меридианы.
Так он постиг, что тяготенье тел
Есть внутренняя кривизна пространства,
И разум, исследивший все пути,
Наткнулся сам на собственные грани,
Библейский Змий поймал себя за хвост...

Я - обезумевший в лесу Предвечных Числ, 
Со лбом, в бореньях роковых 
Разбитым о недвижность их!

На жесткой почве, с прямотой иглы,
Глухого леса высятся стволы;
Их ветки - молний извиванья;
Вверху-квадратных скал углы,
Громады страха и молчанья;
И бесконечность в вышине
Алмазных звезд, с небес ко мне
Глядящих, - строги и суровы;
И за покровами покровы
Вкруг золотой Изиды, в вышине!

Я - обезумевший в лесу Предвечных Числ!

Как взоры пристальны их роковых проблем! 
Первичные, они - пред нами суть затем, 
Чтоб в вечности пребыть такими ж! 
От их всевластных рук вселенной не отымешь,
Они лежат на дне и в сущности вещей, 
Нетленно проходя сквозь мириады дней.

Я - обезумевший в лесу Предвечных Числ!

Открою я глаза: - их чудеса кругом! 
Закрою я глаза: - они во мне самом! 
За кругом круг, в бессчетных сочетаньях, 
Они скользят в воспоминаньях, 
Я погибаю, я пропал, 
Разбив чело о камни скал, 
Сломав все пальцы об утесы... 
Как бред кошмара - их вопросы!

Я - обезумевший в лесу Предвечных Числ!

Вы тексты от каких затерянных страниц?
Остатки от какой разрушенной вселенной?
Ваш отвлеченный взор, взор глаза без ресниц, -
Гвоздь, проходящий в сталь, меч, острый неизменно!
От ваших пристаней кто вдаль не отплывал?
Но гибли все ладьи о зубья тайных скал.

Я - обезумевший в лесу Предвечных Числ!

Мой ум измучен и поник
На берегах спокойных книг,
В слепящем, словно солнце, мраке;
И предо мной, во мгле теней,
Клубком переплетенных змей
Взвиваются хмельные знаки.
Я руки протянул во мгле:
Но вашей тяжестью к земле 
Я наклонен в порыве смелом, 
Я изнемог, я изнемог - 
На переходах всех дорог
Встречаться с вами, как с пределом!

Я - обезумевший в лесу Предвечных Числ!

Доколе ж длительная пытка 
Отравленного их напитка, 
Вливаемого в грудь с высот? 
Как знать, реальность или тени 
Они? но, холоден, как лед,
Их роковой закон гнетет 
Чудовищностью нарушений! 
Доколь бессчетность в вышине 
Алмазных звезд, в их вечном сне, 
Взор устремляющих ко мне 
Неумолимо и сурово? 
О, вечно ль не сорвать покрова 
Вкруг золотой Изиды, в вышине!

Земли округлая плита
плыла по милости кита
среди вселенского потопа -
твердыня в окруженье звезд.
За ней плескался рыбий хвост,
точнее - три... Была Европа
на той Земле материком,
а все, что виделось кругом,
казалось, было объяснимо.
И замыкался горизонт,
был парусу неведом Понт,
и не было на Тибре Рима.
Но точно вспучилась плита -
вот Атлантида залита,
вот хрустнул купол Птолемея...
Шарообразная Земля
летит, орбиту исчисля,
дерзить Копернику не смея.
Как трудно устоять на ней,
когда и Кит, и Водолей
в хаосе тонут первородном,
где рядом с Рыбами Пегас
плывет, прищурив звезды глаз, -
где тесно огненным животным...

Древним истинам не верьте: 
Мир красивый, да не тот! 
Называли небо твердью. 
Крепче камня небосвод. 
Твердь наукою разбита. 
Пустота над высотой. 
Лишь летят метеориты, 
Как обломки тверди той.

А все же
Есть небесный купол -
Из радиации футляр!*
	
Как странно,
Что его нащупал
Мечтатель древний, и за шар
Еще Земли не принимая,
Воображая, что - плоска,
Но все же ясно понимая:
Есть нечто вроде колпака.
		
Вот он,
Людской бессмертный разум:
Есть эта сфера, путь лучей,
Чтоб старчески-ребячьим глазом
Понять не сразу суть вещей
И свода тусклое мерцанье
Отвергнуть, а затем принять,
Как отрицанье отрицанья...

Да как за это и пенять!

Мне кажется,
Что звезды в небе - шифры,
Таинственные шифры неземлян.
И наших всех эпох бессчетных цифры -
Большая шутка мудрых марсиан.
Для тех, кто над мирами гордо реет,
Все наши потрясения - не в счет...
И беспрерывно в нас течет не время,
А мудрость их бессмертная течет.
И через все условные препоны,
И сквозь базальт немыслимых годов
Я слышу сверхкосмические стоны
Взывающих сердец-колоколов!..

Все, что открыто, принимаю.
Над тайной разум вознесло.
Себе и вам напоминаю,
Что время звездное пришло.

Себе и вам твержу упорно,
Как первоклассник, по слогам:
На нас глядит
Из бездны черной
Еще
Неведомое
Нам.

Невидимое на орбите
Средь не проложенных орбит...
В нем с нами сходство не ищите -
Не сходство нас объединит,

А то, что в далях мирозданья
И на Земле у нас - одно:
Первоначальный дар познанья.
Другого просто не дано.

Ночь плывет среди звезд?
Или звезды купаются в Тьме
Миротворной?
Млечный Путь - вечный мост,
А в потоке - живые, горячие 
зерна!

Ни понять!.. Ни обнять!..
Не любить - невозможно!
Далеко все и близко... 
Молчаливо... Тревожно...

Как антенны, как крылья, вздымаю я руки:
Ухожу в вышину и в миров тишину...
За волной посылаю вдогонку волну:
И познания гимн, и искания муки!..

Заклинаю тебя: "Отзовись!"
Я - мгновенье и слабость ...
Я - сила и вечность...
Я тобою из праха подъятая Жизнь,
Я - ничто и как ты - бесконечность!..

В море тьмы - негасимое рдение света...
В черном холоде - яркая, жаркая Мысль,
И крылатая песня поэта,
И ракеты, сверлящие Высь!

Пришедшим жить на Пик Тысячелетий
Творю Венок сонетною строфой.
Мы, гении, как синтез всех наследий -
Цари цивилизации земной.

И все ж для Мироздания мы - дети,
Достигшие вершины роковой,
Стоим пред галактическою мглой,
На Разумом отмеченной планете!

О, Пика эпохальные ветра!
Под нами - Человечества Вчера,
Над нами - Завтра в зареве сомнений.

И шаг зовет, и - пятит пустота:
И нам, отцам грядущих поколений,
Открыта - ввысь иль в пропасть - высота!

О, мыслей тупиковый лабиринт!
Но в том спасенье - да и не избудет:
Доколе мозг вопросами кипит -
Любые ветры разум не остудят!

И, значит, не подопытны мы, люди!
Планета - не шальной метеорит,
Который промелькнет и отгорит,
И след Земли Вселенная забудет.

И сами мы, быть может, для Нее -
Любимейшего чада бытие,
Взаимно познаваемое чудо.

Так гений Человечества творит
В ошибках постижения, покуда
Вселенной смысл пространствами сокрыт!

Корабль "Земля" для жизни миру дан,
И нужно не разбить его - во имя
Придущих пить мерцающий туман
Возвышенными душами своими!

Потомки да не вкусят сока ран!
И сами мы, продолженные ими,
Восстанем - в Нагасаки, в Хиросиме -
Коль снова соберется ураган!

Сегодняшнего Пика поколенье,
Мы - лоцманы! И кораблекрушенье
Допустим ли оплота своего?

Во имя прародителей завета
Мы знаем и полета торжество!
И Космос полон Разума и Света!

Бывает порою и тайна 
в беседах со мною любезна. 
Мы с ней - о мирах обитаемых 
в космических безднах.

Уловлен
глухими ночами,
когда все созвездия - косо,
намек, что не только лучами -
пронизан и мыслями космос.

О, резкий, как молния, свет!
Известно и школьнику это:
Стремительней скорости нет,
Чем скорость слепящая света.

Та скорость - единственный мост
В космической черной пустыне -
И крик умирающих звезд,
И зов тех, кто здравствует ныне...

Взгляни, кого здесь только нет!
В житейской толчее посменной
Толпа бессчетная планет
На черной площади вселенной.

Судьба их жизни такова:
Друг к другу яростно влекомы,
Хотя знакомы лишь едва,
А часто вовсе незнакомы.

Но на свету или в тени,
От центра некоего круга
Все отдаляются они,
Все улетают друг от друга.

Земным законам вопреки,
И огорчаться нету смысла,
Так расстоянья велики,
Так многократны эти числа.

Младенческий свой напрягая слух
И космосу внимая жадным ухом,
К хоралам сфер ты остаешься глух
И в шепот звезд не проникаешь слухом.
Еще ты на правах ученика,
Ты - первоклассник, знания убоги,
И ты не понимаешь языка,
Которым говорят с тобою боги.
Как разгадать их совершенный код,
Сложить слова из Буки, Аз и Веди,
Мгновений бег и атомов полет
Прочесть, как словари энциклопедий?
И вот, еще робея, по складам,
Как "ма-ма" в ученической тетради,
Ты в первый раз, вслед за богами, сам
Выводишь: "Е равно эм-це в квадрате".
Ты только слово первое постиг,
А там, вдали, мерещится такое...
Ты словари захлопнешь - и без них,
Уже как равный, прочитаешь стих,
Начертанный божественной рукою.

Звезда (ты светишь с высоты),
Не возражаем мы, чтоб ты
За облаком свой свет затмила,
Но по ночам средь темноты
Твои лучи светлы, чисты.
Всегда таинственно светило,
Но все ж нельзя, чтоб никогда
Ты звездной тайны не открыла.
Скажи нам что-нибудь, звезда,
Чтоб повторять наедине.
Ответ: "Пылаю я всегда".
Но сколько градусов в огне
По Цельсию иль Фаренгейту,
Какие элементы там
Твой свет несут к другим мирам?
Понятным языком сумей ты
Хоть что-нибудь поведать нам.
И как пустынник Китса, строго
Звезда далеких светлых сфер
Дает нам твердости пример
И требует не так уж много -
Хулят иль славят благосклонно,
Не верьте низкому суду,
Избравши что-то как звезду,
Держите путь свой неуклонно.

В расширяющейся вселенной,-
Если это действительно так,-
Что ты чувствуешь, 
Обыкновенный
Человек,
Неученый простак?

Эти споры о красном смещенье,
Возле них создаваемый шум
Не приводят в смущенье
Твой ум.

И когда 
Разбеганье галактик
Наблюдаешь в космической мгле,
То не столь теоретик, сколь практик,
Обращаешь ты взоры
К земле.
	
Все
Стремится
Здесь сблизиться, слиться:
В косяки собираются птицы,
В элеваторы льется зерно,
И, устав проклинать и молиться,
Людям хочется быть заодно,
Чтобы спорился труд вдохновенный,
Окрыляя людские сердца
В это мире,
Вот в этой вселенной,
Расширяющейся без конца!

Ты осторожно закуталась сном,
А мне неуютно и муторно как-то:
Я знаю, что в Пулкове астроном
Вращает могучий, безмолвный рефрактор,
Хватает планет голубые тела
И шарит в пространстве забытые звезды,
И тридцать два дюйма слепого стекла
Пронзают земной, отстоявшийся воздух.
А мир на предельных путях огня
Несется к созвездию Геркулеса,
И ночь нестерпимо терзает меня,
Как сцена расстрела в халтурной пьесе.
И память
     (но разве забвенье порок?),
И сила
    (но сила на редкость безвольна),
И вера
    (но я не азартный игрок)
Идут, как забойщики, в черную штольню
И глухо копаются в грузных пластах,
Следя за киркой и сигналом контрольным.
А совесть?
       Но совесть моя пуста,
И ночь на исходе.
           Довольно!

Звезда, звезда, холодная звезда,
К сосновым иглам ты все ниже никнешь.
Ты на заре исчезнешь без следа
И на заре из пустоты возникнешь.

Твой дальний мир - крылатый вихрь огня,
Где ядра атомов сплавляются от жара.
Что ж ты глядишь так льдисто на меня -
Песчинку на коре земного шара?

Быть может, ты погибла в этот миг
Иль, может быть, тебя давно уж нету,
И дряхлый свет твой, как слепой старик,
На ощупь нашу узнает планету.

Иль в дивной мощи длится жизнь твоя?
Я - тень песчинки пред твоей судьбою,
Но тем, что вижу я, но тем, что знаю я,
Но тем, что мыслю я - я властен над тобою!

Смотрел на вас усталый Галилей
И Архимед, ниспровергавший бога.
Униженный чертогами острога,
Наполеон ловил ваш тусклый свет.
	
Уже ушли в предание давно
Творцы коранов, псалтырей и библий.
Народы гибли. Государства гибли.
А вас, как в старину, полным-полно.
	
Светили вы холопу и царю.
Над жизнью улыбались и над прахом,
А я на вас без робости и страха,
А я на вас без зависти смотрю.

В сравненьи с вашим короток мой век,
Но я могу любить и ненавидеть,
Могу вас видеть и могу не видеть.
Я не звезда,
Я больше -
Человек!

Звезда народилась в созвездии Лебедя -
такое проспать!
Явилась стажеру без роду и племени
"Новая Лебедя-75".
Наседкой сидят корифеи на яйцах,
в тулупах высиживая звезду.
Она ж вылупляется и является
совсем непристойному свистуну.
Ты в выборе сбрендила, Новая Лебедя!
Египетский свет на себе задержав,
бесстыдно, при всечеловеческой челяди
ему пожелала принадлежать.
Она откровенностью будоражила,
сменила лебяжьего вожака,
все лебеди - белые, эта - оранжева,
обворожительно ворожа,
дарила избраннику свет и богатства
все три триумфальные месяца. Но -
				погасла!..
Как будто сколупленное домино.
"Прощай, моя муза, прощай, моя Новая Лебедя!
Растет неизвестность из черной дыры.
Меня научила себя забывать и ослепнуть.
Русалка отправлена на костры.
Опять в неизвестность окно отпираю.
Ты - Новая Лебедь, не быть тебе старой...
Из кружки полейте на руки Пилату.
Прощай, моя флейта!
				Прощай, моя лживая слава.
Ты мне надоела. Ступай к аспиранту!"

О звезда, что, сетчатку мою раздражая,
Пару атомов черных калит добела,
Я не верю в тебя и тем паче не знаю,
И тем паче не верю в то, чем ты светла.

Я не верю, что ты засветилась последней,
В то, что рядом с последней так вспыхнула ты,
Что, взорвавшись, несешься со скоростью бредней,
В чем и скрыта причина твоей красноты.

Пусть конечна вселенная иль безгранична,
Но бывает такое, прошу вас учесть,
Я ее ощущаю и чувствую лично,
Как рубашку, в которой родился и есть.

Орбиты звезд и созвездий трассы...
А снизу темный росистый сад.
И всякий раз, выходя с террасы,
Я попадаю под звездопад,
Как попадают под снегопад.

В реке, в пруду, в деревянной кадке
Дробятся звезды в полночный час,
Как отражение той загадки,
Что одинаково мучит нас.

К ним обращаем по вертикали
Свой взгляд в течение тысяч лет:
В былых веках одного не знали,
Нам на другое ответа нет.

Познанья страсть в нас кричит извечно,
Лишает сна и зовет на бой.
Ведь если было бы все известно,
Жизнь отмерла бы сама собой.

Как хорошо, что пути негладки,
Что через тысячу лет опять,
Как отраженье иной загадки,
В ночной воде будет свод сиять;

Что так же вспыхнет в душе забота,
Когда в седьмой на том месте сад
Из дома нового выйдет кто-то
Под ослепляющий звездопад,
Густой и крупный, как снегопад.

Когда луна
Встает над морем,
Покачивая головой,
Вселенная, о чем мы спорим?
Я вслушиваюсь в голос твой.

Всегда изменчивая, вечно
Горящая в ином огне:
- Я безгранична, но конечна! -
С угрозою твердишь ты мне.

Но все же знаю я отлично:
Раскинутая надо мной,
Конечна ты, но безгранична,
И в этом смысл совсем иной.

...Луна плыла, волна дробилась,
И под приморским фонарем
Вселенная со мной склонилась
Над философским словарем.

Когда в вечернем небе звезд не счесть, 
Что говорить! - величье в этом есть. 
Но ведь оно и в том заключено, 
Что все они сосчитаны давно, 
Что в обозримом небе нет миров 
Без имени, без цифр и номеров.

Наматывай 
Спирали бесконечности,
Лети, Земля!
Жрецы твои вчера
Народ пугали 
Баснями о нечисти -
Сегодня в моде
Черная дыра.

Не обмирай, 
Вселенная, заранее!
Покуда есть
Россия и Москва,
Бесперспективны
Дьявола старания,
Напрасны козни
Антивещества.

Вселенная тоже была молодою,
И бился в груди ее пламень творенья!
Как женщина, власть потеряв над собою,
Она отдавалась на волю мгновенья.

И в огненной пляске Пространства и Времени,
Доверившись слепо неведомым силам,
Она разрешилась от тяжкого бремени,
Даруя начало мирам и светилам...

Дыханье горячее Тайны Великой
Потоками квантов к тебе прикоснется,
И Космос огромный чужой многоликий
Сквозь мрак мирозданья тебе улыбнется.

И тот, кто увидел улыбки той отблеск,
Кто вздрогнул на миг и застыл ослепленный,
Тот будет всю жизнь, позабыв сон и отдых,
Искать ее снова в просторах вселенной.

Неведомым законам судьбу свою вверяя,
В непостижимых далях звенящей пустоты
Таинственным виденьем сквозь Вечность проступают
Миров иных, нездешних, туманные черты.

Их мириады кружат с эпохи сотворенья,
Роясь и рассыпаясь в таинственный узор,
И образ неподвижный их вечного движенья
Алмазной пеленою в ночи туманит взор.

Они дрожат и стынут в стареющей Вселенной,
Неслышно созревая, но яростно цветя,
И мчатся, разлетаясь, их сонмы безыменны,
В непостижимом взрыве свободу обретя.

Какой должна быть сила, чтоб их лишить покоя,
Чтоб раскидать, как зерна, зародыши Миров,
Чтоб Путь швырнуть наш Млечный неистовым прибоем
В глубины Мирозданья без помощи Богов?

Но это все свершилось! И цепь времен распалась.
И Мир, напрягшись, треснул, как перезревшый плод.
И в огненной купели все заново рождалось,
И время начинало вести другой отсчет.

Так было! А как будет? Замкнется ль Круг Великий?
Удастся ли Вселенной ту силу обуздать
И возвратить к Исходу весь Космос многоликий,
Чтоб в час свой звездный снова миры все раскидать?

Крымские горы опять обступают меня,
Крымские горы с прожилками снега на склонах...
Крымские горы, сухою травой шелестя,
Низко вершины склонили в глубоких поклонах.

	Крымские горы устали, наверно, стоять -
	Сколько веков их топтало и сколько дробило...
	Крымские горы, я рад вас увидеть опять
	В зелени юной - вас время совсем не убило...

Рядом на склоне, как "белые" после дождей,
Тянутся к небу округлые стройные башни -
В их глубине, как иконы во тьме алтарей,
Холодно светятся посеребренные чаши...
	
	Звездные росы стекают в те чаши из мглы, -
	Звездный туман оседает в них кружевом пенным...
	Копятся капли, и ищут в них люди Земли
	Отблеск погасших Светил отдаленных Вселенных.
	
Плавно кружится над нами Миров хоровод,
И купола повторяют во всем их движенья -
Время из Вечности в Вечность незримо течет,
Бег свой в поселке Научном прервав на мгновенье...

Гряда соседних гор подсвечена закатом 
И россыпь первых звезд сверкает, как алмаз, 
И тишина легла расплавленным агатом
На купол БТА, свой приоткрывший глаз.

И телескоп Большой, послушное зерцало 
Уставив в небо, ждет единственную ту, 
Которая к нему, не много и не мало, 
Шла вечность целую сквозь мрак и пустоту.

И если невзначай та встреча состоится 
И света быстрый луч пронижет даль веков -
Всего на краткий миг улыбкой озарится 
Холодного стекла серебряный покров.

И пусть свиданье то сулит погибель свету, 
Который к нам спешил, минуя бездны лет, 
Он, может быть, и сам давно ждал встречу эту, 
Всего себя вложив в загадочный ответ.

Скопленье звезд сквозь мощный телескоп 
ошеломляло яркостью своею. 
А был бы телескоп еще мощнее, 
нас ослепили б мириады солнц.

И мысль, шалея, встала на дыбы
и взмыла прочь от бойни и пальбы,
громя пространство, разрушая время,
во власть иных, высоких измерений. 

Там распорядку жизни места нет -
закон вершит вселенная вселенных. 
Там в недрах солнц веками зреет свет 
и прочь сочится, в глубь пространств соседних.

Там царство солнц. И то, что светит нам,
законам космоса равно подвластно,
лучи свои стремит к иным мирам,
И людям дней там управляет ясность.

Бьется белый буран, будто шторм в берега,
Разбиваясь о купол с налета -
Две недели над башней бушует пурга,
Две недели подряд непогода.

Монотонно барограф качает перо,
А давление - книзу и книзу,
И не хочется спать, и читать тяжело,
До чертей надоел телевизор.

И молчит инженер, будто он виноват,
Что закрыты все стороны света,
И что сверху - которые сутки подряд
Ничего, кроме колкого снега.

И, казалось, метель - до последнего дня,
И погоды вовек не дождаться.
Но ...открылась звезда. Поначалу одна,
А затем - все небесное братство.

И от радости хочется петь и плясать,
Позабыты погодные беды:
- Вижу небо, ребята, пора наблюдать!
Оператор, вези в Андромеду!

На небе звезд довольно много,
Примерно тысяч двадцать пять,
В одном созвездье Козерога
Их без очков не сосчитать.

Трудна работа астронома -
Воткнув в розетку телескоп,
В отрыве от семьи и дома
Он зрит светил небесных скоп.

Приникнув к окуляру глазом,
Забыв про сон, за часом час,
Терзает он свой бедный разум,
Постичь картину мира тщась.

Ну что ему земные беды,
Когда он видит Млечный шлях,
Когда туманность Андромеды
Родней жилплощади в Филях.

Гордись, полночный соглядатай,
Своей нелегкою судьбой.
Пускай в разладе ты с зарплатой,
Зато в гармонии с собой.

О, хрустальный мой
Замок
На высоком холме,
Как волшебный подарок
Все ты грезишься мне!

Но встаешь предо мною,
Далью лет отражен,
Не призывной звездою,
А степным миражом.

Вдруг покажешься
Близким,
Несказанно родным,
И проблема прописки
Обращается в дым!

Мчатся кони
Крылато -
Ни уздечки, ни шор! -
А наутро мне с Кратом *
Предстоит разговор...

О, хрустальный мой
Замок
На зеленом холме,
Тишина твоих залов
Часто грезится мне.

Все мне кажется, будто
Долгий отпуск мне дан,
Что когда-нибудь утром
Соберу чемодан,

Уложу свои книжки -
Накопилось добра -
"Ну, - скажу, - ребятишки,
Собирайтесь, пора!"

Наконец-то вернется
Все на круги своя,
Долгим эхом в колодце
Вздрогнет память моя...

И душа -
Словно атом
В мирозданье пустом...
Я беседую с  Кратом,
Только все
Не о том!..

	1.

Заснеженно - в Бюракане.

В заснеженном Бюракане 
за белыми облаками 
присматривал - за богами? -
прославленный астроном, 
а звезды впотьмах моргали, 
как кадры фата-морганы, 
и пахло тайной и сном.

Библейские небосводы, 
под коими твердь и воды, 
туман и овечья шерсть... 
И чудо земной свободы - 
что выше в сем мире есть?

Пусть горько смеются боги, 
что наша судьба - тщета, 
но сызнова над дорогой 
с звездой говорит звезда.

Космические истории 
о дебрях добра и зла... 
Застыли обсерватории, 
и замерли купола.

В Армении утром рано 
превыше пастушьих троп 
кричали миры с экрана, 
разъятого, словно рана: 
се - радиотелескоп, 
раскинув паучьи сети,
высасывает на рассвете
сквозь низкие облака, 
сквозь сумрачные пространства - 
пронзительно и пристрастно - 
события и века.

Высасывает из вечности 
трагический синий свет: 
последние ли известия 
с обуглившихся планет?

Оттуда, где тьма витала, 
ветвисто, как дерева, 
галактики разметали 
спиральные рукава, 
где плакали, горевали, 
смеялись, раскрыв глаза...

Радары - вах! - разрывали 
осенние небеса!..


...От горя и суеты 
		эпохи грозной 
отступим - и я и ты - 
		к всевышним звездам.

Ночами покой и мир 
		планете воздан,
из блочных своих квартир
		отступим к звездам.

Отступим на миг, на шаг,
		в ладони сжатой 
пусть вечность сочится, как
		сок из граната...

Отступим в ночной тиши
		к звездам вселенной 
и к звездам людской души,
		вовек нетленной...

А телескопы впитывают свет 
и постигают темное значенье - 
и звезд испепеленных излученье, 
и свет давно исчезнувших планет.

В недолгой командировке -
		4 дня - 
свет звездный хмельно, неробко
		ожег меня...

Светилась Кассиопея
		и Млечный Путь, 
и в этом была идея,
		имелась суть.

В Армении высокогорной -
		туман и мгла, 
бессонных обсерваторий
		белы купола.

Нанизаны звездные счеты
		на вечных осях... 
Товарищи звездочеты -
		у неба в гостях!


	2.

Листайте звездные книги,
не изданные неспроста:
здесь вечность вместилась в миге,
мгновение - во всегда.

Ищите звездные рукописи 
среди ночной мишуры, 
с надмирных страниц аукнутся 
неведомые миры...

Сверяйте звездные истины 
со светом своей души, 
звезды прекрасно изданы - 
миллионные тиражи...

Рискуйте, вникая в письменность 
в звездную, в письмена,
в которых сокрыта Истина, 
светла она, но темна...

А где же сокрыта Истина? 
Ночные ее следы? 
Что выше и бескорыстнее 
дерева и звезды?

Шепталась ночь и баюкала 
обнаженные леса. 
Скорлупкой белого купола 
нас стиснули небеса.

И, сжат скорлупою белою, 
птенец голубых снегов, 
я выдохнул только: 
"Верую!"
под Сириусом и Вегою, 
созвездием Гончих Псов.

Я выдохнул свое "верую", 
и звездный ночной узор 
пульсировал, словно дерево, 
знакомое с давних пор...

Скажу вам, друзья, не кривя душой
Как театрал бывалый:
Я мог бы сегодня пойти в Большой
и мог бы податься в Малый.
Но я и комедию, и балет
сменил на обыкновенный,
купленный за три рубля билет -
пропуск по всей Вселенной.
В зданьи, похожем на яйцо,
верней, на его половину,
я разглядел и Луны лицо,
и Марса скупую мину.
Я видел, как, силясь сорвать засов,
рвется к Большой Медведице
стая созвездия Гончих Псов,
как она в злости светится.
Я видел в ночи Ориона грудь
в ясном сплошном сиянии.
Блещет вовсю, а на Млечный Путь
выйти не в состоянии.
Я за каких-нибудь пять секунд,
следуя за указкой,
точно исследовал Крыма грунт
и побывал под Аляской.
Я понял, насколько кругла Земля,
воочию, не на снимках,
и как, поднимаясь из-за Кремля.
падает Солнце в Химках.
Я точно узнал, что всю жизнь, всегда,
над Римом и над Рязанью
дальние звезды, как поезда,
ходят по расписанью.
Что, если мне вздумается гулять 
в какой-нибудь лунный вечер,-
я буду движением управлять, 
как мировой диспетчер.
На небе, стало быть, нет тропы,
где б заблудиться можно.
Вот уж действительно лгут попы,
можно сказать, безбожно!