Была зима; лежали плотно
Снега над взрытостью полей.
Над зыбкой глубиной болотной
Скользили, выводя изгибы,
Полозья ровные саней.

Была зима; и спали рыбы
Под твердым, неподвижным льдом.
И даже вихри не смогли бы,
В зерне замерзшем и холодном,
Жизнь пробудить своим бичом!

Час пробил. Чудом очередным,
Сквозь смерть, о мае вспомнил год.
Над миром белым и бесплодным
Шепнул какой-то нежный голос:
"Опять пришел солнцеворот!"

И под землею зерна, чуя
Грядущей жизни благодать,
Очнулись, нежась и тоскуя,
И вновь готов безвестный колос
Расти, цвести и умирать!

Из Арктики явившийся, как встарь,
С промерзших речек и застывших кочек,
С астрономических морозных точек
У нас в снегах январь был как январь.

Колхозники чинили инвентарь,
Во мгле теплиц возник живой цветочек.
Зима, в пуховый кутаясь платочек,
Худую вымораживала тварь.

Ночь. Через мелочь елочных свечей
Торчат рога космических лучей
Да и еще какие-то, бедою

Грозящие все пуще, что ни год.
Но ведь весна-то все-таки придет,-
Нет, не померкнет солнце молодое!

Вовсю метель гудит ночами,
И неприметен к лету сдвиг,-
А мы и дней не замечаем,
Не то что краткий этот миг.
Но кто-то угли теплит в горне
И отнимает миг у тьмы,
И под землею слышат корни
Все то, чего не слышим мы.

К десяти часам светает,
Льется робко свет в окно,
Снег летит подобно стае,
Только тает все равно.
Ах, декабрь никак не может
Сделать белым белый свет.
То ли очень осторожен, 
То ли силы вовсе нет.
Вот январь. И день длиннее,
И морозит до костей.
С ним живется веселее.
Он, январь, куда сильней.
В феврале метели круче.
Все кругом белым-бело.
Солнце выйдет из-за тучи -
На душе уже светло.
Дунул ветер: застоялись
Снег и небо, близь и даль!
И во мне перемешались
С декабрем январь, февраль...

Зимнее небо бесцветно
и неподвижна земля.
День пролетит незаметно,
падает снег на поля.
Через деревья и крыши он
пробирается вброд.
Утром из мрака он вышел,
вечером в темень уйдет.
Светлого времени суток
снова не хватит ему:
бледен и мал промежуток,
перемежающий тьму...

Дремучие сосны застыли в безмолвии сонном,
Сквозь тучи - Луна, как пушистый лохматый котенок.
Он скрылся на время от Солнышка - матери-кошки
С небесной тарелочки слизывать звездные крошки.

Ночь полярная долга. 
Лишь февраль впервые 
подрумянил облака, 
сопки снеговые. 
Мачты весело вверху 
вспыхнули как спички. 
Я одет в свою доху, 
жмурюсь с непривычки. 
Люди ахают вокруг:
из-за льдов залива 
солнце выглянуло вдруг, 
покраснев стыдливо. 
"С новорожденным!" - кричат, 
шапки вверх кидая. 
Поцелуи. Смех девчат. 
Радость-то какая:
десять солнечных минут! 
К черту мрак со стужей!
В честь светила дан салют
из двуствольных ружей.
Тут уж не угомонишь
стариков и юных,
что стоят на гребнях крыш,
словно на трибунах.
И собаки сели в ряд,
гавкают, а сами
на диковинку глядят
красными глазами...
Мы горды: у нас не Крым, 
где тепло в апреле, - 
мы дыханием своим 
Север отогрели!

Пустынный мрак равнины ледяной
Прорезал луч весны, давно желанной,
И солнца лик, далекий и туманный, 
Был отражен полярною волной.

Лишь миг сиял улыбкою обманной
Весенний луч над бедною страной
И скрылся снова, золотом затканный,
И все одел холодный мрак ночной.

Но мы ликуем: нас не обманула
Минутная победа зимней тьмы,
И не напрасно солнце нам блеснуло.

Прошла пора молчанья и зимы,-
Взойдет опять весенний свет свободный,
Рассеет тьму и сон зимы холодный.

Далече ухнет в поле ветр ночной
И теплым вихрем, буйный, налетает:
Не с островов ли гость, где обитает
На запад солнца взятых сонм родной?

Довременной бушует он весной,
Острог зимы в его дыханье тает.
И сторожким копытом конь пытает
На тонкой переправе лед речной.

Февральские плывут в созвездьях Рыбы,
Могильные лучом пронзают глыбы,
Волнуют притяженьем область душ.

Закон их своенравен, свычай шалый:
Вчера все стыло в злобе лютых стуж -
Синеет в пятнах дол наутро талый.

Что ни сутки, 
По минутке 
День длинней, 
Короче ночь. 
Потихоньку, 
Полегоньку 
Прогоняем зиму 
Прочь!

Очнулся и смотрю, глаза открыв,
Как будто празднуя свое рожденье:
Во тьму не смытый сном, еще я жив,-
Как новый век, начну свой новый день я!

Не рассвело, но все растет прилив.
Как мутная волна от наводненья,
Холодный зимний день в окно сквозь звенья
Бесшумно льется, стекла не разбив.

Пока я здесь лежал во сне глубоком,
Земля погреться повернулась боком,
Чуть скрипнула, как позвоночник, ось,

И люстрой высоко над облаками,
Просеивая матовое пламя,
Невидимое солнце вновь зажглось.

Из-за деревьев, бронзою пыля,
Восход опять являет миру смелость.
Скрипучая, как яблоко, земля
Одним бочком отчаянно зарделась.

Какая ветка держит этот плод,
Какая ветка от какого древа,
Не знаю я, но так могуч восход,
Авророй называлась эта дева.

Мои рассветы где-то за спиной,
И сколько их еще у нас в запасе,
Куда еще поспеем по земной,
А может быть, и по небесной трассе?

Усталая скрипит земная ось,
Но до сих пор любуемся мы ею.
Ее потрогать нам не удалось,
Она вдали мерцает, как идея.

Останься, тайна, в недрах бытия,
Как атому, не дай ей расщепиться.
Звени, звени, воздушная струя,
Лети, лети, неведомая птица.

Зимний лес, 
Тебе не холодно 
Босиком стоять в снегу? 
Потерпи:
	уж солнце с полудня 
Не спешит сойти в пургу. 
В хлопьях снега 
Ели сказочны, 
Безмятежен вид сосны. 
Но вглядись:
	лес, так и кажется, 
Притаился - 
Ждет весны.

Да, такого неба не бывало, 
Чтоб с полнеба сразу стало алым, 
Чтоб заката лента обвивала 
Облака, грозящие обвалом! 
Вот отсюда и пошло: в лугу
Розовый стожар горит в стогу. 
Розовые сосны на снегу, 
Розовые кони в стойла встали, 
Розовые птицы взвились в дали, 
Чтобы рассказать про чудеса... 
Это продолжалось полчаса!

Тот лишний день, который нам дается,
как полагают люди, не к добру, -
но люди спят, - еще до дня, до солнца -
к добру иль нет, я этот день - беру.

Не сообщает сведений надземность,
но день - уж дан, и шесть часов ему.
Расклада високосного чрезмерность
я за продленье бытия приму...

Успею ль до полуночного часа
узнать: чем заплачу календарю
за лишний день? за непомерность счастья?
я все это беру? иль отдаю?

Ударили над степью вьюги,
Так закружили, что - ни зги.
Потом притихли, залегли
Сугробами по всей округе,
И солнце красною лисой
Скатилось в вереск невысокий,
Там притаилось.
Вышли сроки,
В зенит пошло - лучи трубой.
Конец снегам.
Над темным кряжем
Маячит сажень журавлей.
И грач, задумчив, строг и важен,
Вышагивает у тополей.

Как осень изменяет сад,
Дает багрец, цвет синей меди,
И самоцветный водопад
Снегов предшествует победе,
И жаром самой яркой грезы
Стволы украшены березы,
И с летней зеленью проститься
Летит зимы глашатай - птица,
Где тонкой шалью золотой
Одет откос холмов крутой
И только призрачны и наги
Равнины белые овраги,
Да голубая тишина
Просила слова вещуна,
Так праздник масленицы вечный
Души отрадою беспечной
Хоронит день недолговечный,
Хоронит солнца низкий путь,
Зимы бросает наземь ткани
И, чтобы время обмануть,
Бежит туда быстрее лани.
Когда над самой головой
Восходит призрак золотой
И в полдень тень лежит у ног,
Как очарованный зверок,
Тогда людские рощи босы
Ткут пляски сердцем умиленных,
И лица лип сплетают косы
Листов зеленых...

Луна плывет по реке.
В безветрии звезды теплятся.
Срезая речную рябь,
она на волне колеблется.
А молодая ветвь
ее приняла за зеркальце.

У моста, поеживаясь спросонок, 
Две вербы ладошками пьют зарю, 
Крохотный месяц, словно котенок, 
Карабкаясь, лезет по фонарю.

Уж он-то работу сейчас найдет 
Веселым и бойким своим когтям! 
Оглянется, вздрогнет и вновь ползет 
К стеклянным пылающим воробьям.

Город, как дымкой, затянут сном, 
Звуки в прохладу дворов упрятаны, 
Двери домов еще запечатаны 
Алым солнечным сургучом.

Спит катерок, словно морж у пляжа, 
А сверху задиристые стрижи 
Крутят петли и виражи 
Самого высшего пилотажа!

Месяц, прозрачным хвостом играя, 
Сорвавшись, упал с фонаря в газон. 
Вышли дворники, выметая 
Из города мрак, тишину и сон...

Я часто, по весенним вечерам, 
Сидел один на каменной ступени
И в высь глядел, и в темной той высИ,
Одна звезда спадала с небеси
Вслед за другой мне прямо в душу... Тени
Ложилися на тихий пруд тогда
Так тихо, что не слышала вода,
Не слышали и темные аллеи
И на воде заснувшие лилеи...

Вечерний мир, доверчивый и строгий,
Меж небом и землей сокрыл межу,
Остановился я среди дороги
И в звезды тихие гляжу.

Так строги, так доверчивы касанья
Моей земли - миров иных.
Любовь уже поет последний стих,
И небо ей дает свое молчанье.

Ты, бледная звезда, вечернее светило,
       В дворце лазуревом своем,
Как вестница, встаешь на своде голубом.
Зачем же к нам с небес ты смотришь так уныло?
Гроза умчалася и ветра шум затих,
Кудрявый лес блестит росою, как слезами.
       Над благовонными лугами
Порхает мотылек на крыльях золотых.
Чего же ищет здесь, звезда, твой луч дрожащий?..
Но ты склоняешься, ты гаснешь, вижу я
С улыбкою бежишь, потупив взор блестящий,
       Подруга кроткая моя!
Слезинка ясная на синей ризе ночи,
К холму зеленому всходящая звезда,
Пастух, к тебе подняв заботливые очи,
       Ведет послушные стада.
Куда ж стремишься ты в просторе необъятном?
На берег ли реки, чтоб в камышах уснуть,
Иль к морю дальнему направишь ты свой путь
       В затишье ночи благодатном,
Чтоб пышным жемчугом к волне упасть на грудь?
О, если умереть должна ты, потухая,
И кудри светлые сокрыть в морских струях,
       Звезда любви, молю тебя я,
Перед разлукою последний луч роняя,
На миг остановись, помедли в небесах! 

...Уж вечер... облаков померкнули края,
Последний луч зари на башнях умирает;
Последняя в реке блестящая струя
С потухшим небом угасает.

Все тихо: рощи спят; в окрестности покой;
Простершись на траве под ивой наклоненной,
Внимаю, как журчит, сливаяся с рекой,
Поток, кустами осененный.

Как слит с прохладою растений фимиам!
Как сладко в тишине у брега струй плесканье!..
Как тихо веянье зефира по водам
И гибкой ивы трепетанье!..

Но что?.. Какой вдали мелькнул волшебный луч?
Восточных облаков хребты воспламенились;
Осыпан искрами во тьме журчащий ключ;
В реке дубравы отразились.

Луны ущербной лик встает из-за холмов...
О тихое небес задумчивых светило,
Как зыблется твой блеск на сумраке лесов!
Как бледно брег ты озлатило!..

Когда палящий день остынет 
И солнце упадет на дно, 
Когда с ночного неба хлынет 
Густое лунное вино,

Я выйду к морю полночь встретить, 
Бродить у смуглых берегов, 
Береговые камни метить 
Иероглифами стихов.

Маяк над городом усталым 
Откроет круглые глаза, 
Зеленый свет сбежит по скалам, 
Как изумрудная слеза.

И брызнет полночь синей тишью, 
И заструится млечный мост... 
Я сердце маленькое вышью 
Большими крестиками звезд

И, опьяненный бредом лунным, 
Ее сиреневым вином, 
Ударю по забытым струнам 
Забытым сердцем, как смычком...

Ночь,
Прекрасна твоя тишина...
Вот встает над долиной луна,
И на грудь
Облегченно легли
Руки пахаря,
Слушая сердце,
Как влюбленные - песню земли...
Ты бросаешь в окошко
Младенцу
Горстку звезд -
Поиграть перед сном...
Ты - забвенье заботам и бедам,
Ты над чьим-то кошмаром и бредом
Простираешься тихим крылом...
Ночь,
Прекрасна твоя тишина
И звучна, как фандыра струна.
Вот за горы луна закатилась.
И мечты,
И тоска, и любовь,
Смех и счастье,
Тревога и боль -
Все притихло в тебе, затаилось...
Ночь,
Певучий фандыр,
Твоих струн
Пальцы
Нежных касаются рук.
Пусть они никогда не порвутся
От чудовищной бури на свете,
Пусть скворцы на рассвете проснутся
И деревья,
И травы,
И дети...

Ночь дышит мраком - душистым, жарким,
Цветною пряжей дрожит она,
И, бирюзовым сияньем ярким
Венчая небо, царит луна, -
То листья тучек дрожащих красит
Она лучами, то снова гасит;
То отблеск лунный пронзит волну,
Что одинока во тьме долины, -
Падет подобьем стального клина,
Как якорь - с неба и в глубину!..

О! мчатся зимы, и весны мчатся, 
Тускнея, солнце глядит на мир, 
И звезд небесных лучи темнятся, 
И все темнее волны сапфир! 
Кем я родился? И в чем причина, 
Что рядом с домом моим - пучина, 
Что недоступен приют людской, 
Земля далеко, а гибель - ближе? 
Плыви до смерти, мой челн, плыви же! 
Пусть нас обнимут волна с рекой!..

Со вcex сторон до неба этажи.
Весенняя галактика, скажи:
Зачем рассаду каждого балкона 
Сияющим раствором тонкой лжи
Кропит луна, колдуя беззаконно?

Где лик Дианы с томностью ланит? 
На спутнике обшарен каждый кратер,
И никаких загадок не хранит 
Исконный для поэзии магнит -
Он притяжение утратил.

Со всех сторон, куда ни повернись, 
Чернеют окна. Сонную планету
Кропит луна, прицельно глядя вниз, -
Ни одного безумца на карниз
не выманит: карнизов больше нету.

А страсти Коломбины и Пьеро? 
Чернильных слез не льет мое перо -
Для памяти выводит без натуги, 
Что лунной дурью маяться старо, 
Что сгинули прекрасные недуги.

Как мамонт сквозь дремучие века, 
Прорвется к небу рев грузовика - 
Тишком перемигнутся звезды мая. 
Пускай не вдруг, зато наверняка 
Восторжествует музыка немая.

Однако лунный действует гипноз: 
Попало в сердце несколько заноз, 
И хочется над миром сонных лоджий 
О высоту расплющить гордый нос
И снять руками тесный купол божий.

Уже давно все люди спать легли.
Но я не сплю. Луна тому виною.
Асфальт зернисто светится вдали,
Поблескивают крыши под луною.

Луна царит. На всем ее следы - 
Среди лесов светло горят поляны,
И мерным колебанием воды
Ей чутко отвечают океаны.

Висит над миром полная луна.
Безоблачными длинными ночами
Влечет нас, как лунатиков, она,
И медленно поводим мы плечами.

С постелей осторожно мы встаем,
Ногами занемевшими ступая.
Вся комната как будто водоем -
Глубокая она и голубая.

А в четырехугольнике окна,
Себя подставив жадным телескопам,
Сияет колоссальная луна,
По сторонам тускнеют звезды скопом.

Я на Луну немедля полечу,
Я заскольжу по лунной зыбкой нити,
Я поспешу по лунному лучу...
Чтоб не упал, меня вы не спугните.

Ведь я у всех сегодня на виду.
А вскрикнете нечаянно, так что же,
Я, пробудившись, вниз не упаду.
Я вверх взлечу...
		И вы хотите тоже?

Еще потемнеет в одиннадцать,
и полночь, как всюду, -
и все ж
упрямое сердце надеется
и ждешь, с нетерпением ждешь:
неделя-другая, не более -
и тьму словно снимет рукой,
всю ночь своей вольною волею
заря не уснет над рекой!
И, словно беспечно балуючи,
весеннего счастья полно,
поморское солнце полуночи
в мое заглядится окно.
Пусть жизнь обернулась окраиной,
пусть годы стучат по плечу -
я снова душой неприкаянной
полночного солнца хочу!

Червленый щит тонул - не утопал,
В струях калился золотого рая...
И канул... Там у заревого края,
В купели неугасно свет вскипал.

В синь бледную и празелень опал
Из глуби камня так горит, играя.
Ночь стала без теней. Не умирая,
В восточный горн огонь закатный пал.

Недвижен свет. Дома, без притяженья,-
И бдительны, и слепы. Ночь - как день.
Но не межует граней четко тень.

Река хранит чудес отображенья.
Ей расточить огонь небесный - лень...
Намеки здесь - и там лишь достиженья.

Как позолота, стертая веками,
На куполе огромного собора
Бдит солнце здесь, не ослепляя взора,
Разлитое незримыми руками,
И сот ночных расплавленное пламя
Не тронет розоперстая Аврора,
Такая ночь не скроет злого вора,
Мечтателя не укачает снами,
Не ищем мы забвения печали,
Золотонощные вдыхаем весны
И вспоминаем редко о начале,
Когда над нами не дремали сосны
И море вторило бессильным клятвам
О чистоте и счастье непонятном.

Не все-то на севере худо, 
Не все на родном некрасиво: 
Нет! Ночь наша майская - чудо! 
Июньская светлая - диво! 

Любуйтесь бессонные очи! 
Впивайтесь всей жадностью взгляда
В красу этой северной ночи! 
Ни звезд, ни луны тут не надо. 

Уж небо заря захватила
И алые ленты выводит, 
И, кажется, ночь наступила, 
И день между тем не проходит. 

Нет, он остается, да только
Не в прежнем пылающем виде: 
Не душен, не жгуч, и нисколько
Земля от него не в обиде. 

Он долго широким разгаром
В венце золотом горячился, 
Да, видно, уж собственным жаром
И сам наконец утомился. 

Не стало горячему мочи: 
Он снял свой венец, распахнулся, 
И в ванну прохладную ночи
Всем телом своим окунулся, - 

И стало не ярко, не мрачно, 
Не день и не темень ночная, 
А что-то, в чем смугло-прозрачно
Сквозит красота неземная. 

При свете, проникнутом тенью, 
При тени, пронизанной светом, 
Волшебному в грезах виденью
Подобен предмет за предметом. 

Весь мир, от (вчера) на (сегодня)
Вскрыв дверь и раскинув ступени, 
Стоит, как чертога господня, 
Сквозные хрустальные сени. 

Дышит счастьем,
     Сладострастьем
Упоительная ночь!
     Ночь немая,
     Голубая,
Неба северного дочь!

Как над ложем новобрачной
Притаившиеся сны,
Так в ночи полупрозрачной
Гаснут звезды с вышины!
Созерцанья и покоя
Благодатные часы!
Мирной ночи с днем без зноя
Чудом слитые красы!

Дышит счастьем,
     Сладострастьем
Упоительная ночь!
     Ночь немая,
     Голубая,
Неба северного дочь!

Небо хрустальное сине,
Тихие звезды, мерцая,
Светят небесной пустыне
В ночи тоскливые мая.

Сонная грезит столица
И отразились устало
Темные бледные лица
В зеркале темном канала.

Не небо - купол безвоздушный
Над голой белизной домов,
Как будто кто-то равнодушный
С вещей и лиц совлек покров.

И тьма - как будто тень от света,
И свет - как будто отблеск тьмы.
Да был ли день? И ночь ли это?
Не сон ли чей-то смутный мы?

Гляжу на все прозревшим взором
И так покой мой странно тих,
Гляжу на рот твой, на котором
Печать лобзаний не моих.

Пусть лживо-нежен, лживо-ровен
Твой взгляд из-под усталых век, -
Ах, разве может быть виновен
Под этим небом человек!

То ли это мне привиделось
Иль из детских слов пришло?
Нет, взаправду ночка выдалась,
Что, как днем, светлым-светло.
Посмотри, как ярко светятся,
Попрозрачней ранних рос,
Просто сами, не от месяца,
Блузы белые берез.
Ручеек лучит сияние.
Обозначен каждый куст.
На большое расстояние
Слышен шепот чьих-то уст.
А роса такая спелая!
Свет высокий, свет живой!
Ночь бредет, как лошадь белая,
Голубой хрустя травой.

Люди едут и в Крым, и в Сочи. 
Только я вам навек верна, 
Ваша светлость, Белые ночи, 
Абсолютная величина.

В вас вместились зима и лето, 
Небо как серебристый зонт. 
Абсолютно величье света, 
Растворяется горизонт.

Все балласты в ночи бесплотны, 
Пусть аукаются леса! 
Проводами в линейку нотную 
Разлинованы небеса.

Дней грядущих ничуть не старше,
Ночи белые надо мной. 
Абсолютно бессмертье ваше, 
Относителен ваш покой.

С полей уходит ночь. А день еще в далеком.
	Задумалась пора. Минуты не спешат...
Заря чуть брезжит в муть. Ярка звезда востока...
Кого в белесой мгле погосты сторожат?

С небес из чьих-то глаз роса пахучей меда
	струится в синь травы, чтоб грезил мотылек.
Цветы ведут молву про красный час Восхода,
	целуется во ржи с колосьем василек.

По скатам и холмам горбатые деревни,
	впивая тишину, уходят в глубь веков.
Разросся темный лес, стоит как витязь древний -
	в бровях седые мхи
	и клочья облаков.

Раскрылись под землей заклятые ворота.
Пропел из глубины предсолнечный петух,
и лебедем туман поднялся от болота,
	чтоб в красное гнездо
	снести белесый пух.

И будто жизни нет - но песня жизни всюду.
Распался круг времен, и сны времен сбылись.
Рождается рассвет, и близко, близко чудо -
	когда падет звезда
	и Солнцем станет лист.

Хотела небо я перевернуть,
как маленький ковер ручной работы,
на лицевую сторону - где звезды,
	чтобы густые тундровые травы
в созвездиях небесных незабудок
легли на небосвод,-
	а было мне лет пять.
	Я, как котенок крошечный, прозрела,
на жизнь окрестную
во все глаза глядела,-
	вольно же невозможного желать.
	На звездных пяльцах вышивала Дева.
	Моя прекрасная и молодая мать
отца ждала,
смеялась,
песни пела,
	ходила в тундру
звезды собирать,
	и были у нее еще заботы:
меня любить,
ковер ручной работы
вытряхивать,
но звезд не отряхать,-
	и небо звездное лежало в нашем доме,
и было до него рукой подать...
	Пока отец летел над океаном
в нетающих лазурно-черных льдинах,
созвездия небесных незабудок
в полярный день
на небосвод всходили,
чтоб в пустоте зияющей сиять.
	По звездам путь домой определять
отец умел.
	А мать умела ждать.

Опять июль раскрыл над Воркутою
нещедрую на оттепели горсть.
И солнце - долгожданный в тундре гость -
и днем, и ночью не дает покоя.

Зато зимой не надоест небось.
Здесь, словно убоясь морозобоя,
и краешком не выйдет над землею,
простуженной по мамонтову кость...

Солнца контур старинный, 
золотой, огневой, 
апельсинный и винный 
над червонной рекой.

От воздушного пьянства 
онемела земля. 
Золотые пространства, 
золотые поля.

Озаренный лучом, я 
опускаюсь в овраг. 
Чернопыльные комья 
замедляют мой шаг.

От всего золотого 
к ручейку убегу - 
холод ветра ночного 
на зеленом лугу.

Солнца контур старинный, 
золотой, огневой, 
апельсинный и винный 
убежал на покой.

Убежал в неизвестность. 
Над полями легла, 
заливая окрестность, 
бледно-синяя мгла.

Жизнь в безвременье мчится
пересохшим ключом:
все земное нам снится
утомительным сном.

Луга мутило жаром лиловатым, 
В лесу клубился кафедральный мрак. 
Что оставалось в мире целовать им? 
Он весь был их, как воск на пальцах мяк.

Есть сон такой, - не спишь, а только снится, 
Что жаждешь сна; что дремлет человек, 
Которому сквозь сон палит ресницы 
Два черных солнца, бьющих из-под век.

Текли лучи. Текли жуки с отливом, 
Стекло стрекоз сновало по щекам.
Был полон лес мерцаньем кропотливым, 
Как под щипцами у часовщика.

Казалось, он уснул под стук цифири, 
Меж тем как выше, в терпком янтаре, 
Испытаннейшие часы в эфире 
Переставляют, сверив по жаре.

Их переводят, сотрясают иглы 
И сеют тень, и мают, и сверлят 
Мачтовый мрак, который ввысь воздвигло,
В истому дня, на синий циферблат.

Казалось, древность счастья облетает. 
Казалось, лес закатом снов объят. 
Счастливые часов не наблюдают, 
Но те, вдвоем, казалось, только спят.

От зари и до зари
Косят сено косари
И срезают с звонким хрустом
Луговые купыри.
Пахнет яблоками стог, -
Кто устал и занемог,
Подходи и падай в сено
В сапогах иль без сапог.
С неба месяц-истукан
Смотрит, как храпит Иван,
А Ивану-косарю
Лишь бы не проспать зарю.
Месяц бросился с небес
Через поле, через лес.
Подбежал и тоже в сено
С косарями спать залез.

Летний вечер влажно дышит.
Осторожен птичий свист.
Как серьга, под свесом крыши
Месяц тоненький повис.

Смотрит желтыми глазами
С горки черная изба.
А в болотах за лесами
Происходит ворожба.

Ей зачем-то могучая сила дана,
И порою с ума меня сводит она,
Заставляя смеяться и плакать не в лад,
И в нечистую силу поверить,
И в цветок на Купалу, и в спрятанный клад,
И еще, - что любые мне двери
Отворятся... И вот она снова взошла,
И не знаю - куда-то брести наугад
Иль шагами бессонными комнату мерить...

Над излучиной речной 
Тихий сумрак лег ночной, 
Из-за тучи выплыл месяц, 
Месяц ходит, как ручной.

Он проходит над селом, 
Стукнул в тучу - вызвал гром, 
Над рекой остановился - 
Всю засыпал серебром.

На излуке, на затоне 
Серебро лежит, не тонет: 
В лугах, 
В полях - 
Река в рублях!

Клен стоит, над нею свесясь,
И любуется водой...
Это все наделал месяц
Молодой!
Молодой!

Наш месяц смотрит своенравно
На лес, на пруд и на песок,
Юпитер заслонив: он главный -
Он, ослепительно державный,
Повернутый наискосок.

Где отражения огней,
Слышны гребки пловца ночного.
На берегу она - готова
Ждать, отогреть его скорей -
Касанием, дыханьем, словом.

На завтра вот какие вести:
Погожий день рассеет мрак,
И двое снова будут вместе.
На крюк сверкающий повесьте
Ведро: удержит - значит, так.

Вот так бывает на картине: 
Был нерушим ночной покой, 
И месяц, будто ломтик дыни, 
Повис над сонною рекой.

И не казалась даже страшной 
Покоем взятая тайга. 
Он был смешным, почти домашним, 
Он был не ломтик, а серьга.

Всю жизнь цыган такую носит, 
И я на том себя ловлю, 
Что, может, он ее забросил 
В каком-то бешеном хмелю.

Какой оркестр, какие трели!
А что за травы - в серебре!
То лунный диск, то юный месяц
Пунктиром чертят по дуге.
Я весь июнь куда-то еду.
И пью кувшинками росу.
Не это ли - счастливый случай -
Сорвать счастливую звезду?!

Гирлянды звезд опутав
Серебряными снами,
Пересчитав минуты,
Вздыхает ночь стихами.

Луны янтарный профиль
На нотном небосводе
Нашептывает строфы
Пленительных рапсодий.

Поют о Млечных тропах
Трава и звезды хором,
И машет веткой тополь,
Подобно дирижеру.

Лето в зените,
Полночь темна.
Звезды бледнеют -
Всходит луна,
В небо выводит
Свиту планет,
Брызжет холодный
На воду свет.

Луна улыбалась,
Но мне показалось
Улыбка ее неживой,
А тучи под нею -
Трикраты мрачнее,
Чем черный покров гробовой,
Но тут я в молчанье
Увидел мерцанье
Вечерней звезды над собой.
Был луч ее дальний
Во тьме изначальной
Чуть зрим, но согрел с вышины
Он душу, которой
Так больно от взора
Бесстрастной и близкой луны.

Ах, сколько звезд зимой, в ночи морозной,
Открыто детям! И еще не поздно,
Еще не скоро скажут: "Спать пора!"
И только начинается игра.

Совсем иначе светят звезды летом.
Для малышей те звезды под запретом,
До времени они утаены.
Их видит юность. Детство видит сны.

В небеса из каменных оков
Уносился я мечтой моею.
Я искал ее - Кассиопею
За туманом дымных облаков.

Как в плену я любовался ею;
А теперь - широк небесный кров,
И в красе июльских вечеров
Я мечтой свободную лелею -

И по ней - свободный - не грущу;
Здесь она над садом, над водами -
Мне близка; ее я не ищу -

И шестью роскошными звездами
Уж она сияет надо мной - 
Старый друг, прекрасный и родной.

Опускаются крылья заката
У холодной речонки измятой,
Под высоким шатром тишины.
Не гагары сторожкие крячут,
Не туманы кудлатые скачут,-
Скачут белые кони луны.
Кони! Кони! Метельные кони!
Синий сумрак блестит на уклоне,
Белогривый туман у копыт.
Млечный Путь шелестит на угоре,
Звезды яркие пляшут во взоре,
Под ногами дорога кипит.
Откопытили, встали у древа,
Светлоокая юная дева
Белогривых коней распрягла.
Спелых лунных лучей накосила,
В белостволье коней отпустила
И по легкой тропинке ушла.
Но, едва лишь лучи заиграли,
Кони лунные вдаль ускакали
За околицу солнечных дней.
На опушке у лунного древа
Ходит светлая-светлая дева,
Ждет умчавшихся лунных коней.

Враждебных полон тайн на взгорье спящий лес.
Но мирно розовый блистает Антарес
На южных небесах, куда прозрачным дымом
Нисходит Млечный Путь к лугам необозримым.
С опушки на луга гляжу из-под ветвей,
И дышит ночь теплом, и сердце верит ей, -
Колосьям божьих нив, на гнездах смолкшим птицам,
Мерцанью кротких звезд и ласковым зарницам,
Играющим огнем вокруг немой земли
Пред взором путника, звенящего вдали
Валдайским серебром, напевом беззаботным
В просторе полевом, спокойном и дремотном.

Такая ночь, 
	что руки протянуть
Ко всей вселенной, 
	всем созвездьям рядом
И полететь, 
	пронзая Млечный Путь,
Ракетой 
	межпланетного снаряда.

Видны 
	деревьев 
		строгие черты,
Отвесного хребта 
		седые гребни,
И в этом мире 
	кажешься мне 
			ты,
Как листья, юной, 
		как деревья, древней...

И облаков погасла пена.
И стихли, смолкли голоса.
И зной утих. И постепенно
Исчезли в сумраке леса.

И ночь неслышно подступила.
И глянул свет из темноты.
И вспыхнул свод! И проступила
Сама основа красоты!

Ясна, просторна высь. И плавно вправо-влево
Как бы качается далекий свет звезды.
Вознесшихся небес величественно древо.
В туманной мгле ветвей бесчисленны плоды.

Высокий, твердый ствол восходит к небу стройно,
И легкая листва возвышенно поет.
И вечный сад велик. И красота спокойна.
И мощен бой в груди! И вечен звезд полет!

И Млечный Путь стороной ведет
На Керчь, как шлях, скотом пропылен.
Зайти за хаты, и дух займет:
Открыт, открыт с четырех сторон.

Туман снотворен, ковыль как мед.
Ковыль всем Млечным Путем рассорен.
Туман разойдется, и ночь обоймет
Омет и степь с четырех сторон.

Тенистая полночь стоит у пути,
На шлях навалилась звездами,
И через дорогу за тын перейти
Нельзя, не топча мирозданья...

Я видел
Много звезд:
Не только стаи,
А табуны их, целые стада,
Скакали, пыль межзвездную взметая.
И звездные я видел поезда,
И звездные я видел города,
Что громоздились, в бездне вырастая.

Но есть такой вечерний час,
Когда
Лишь ты, моя счастливая звезда,
Одна-единственна, плывешь, блистая
В закате, что не весь еще погас,
Когда еще во тьму не утащились
Седые туши тучевидных масс,
Тебя затмить неправомерно силясь,
И серый месяц в дырку неба вылез,
Сиять над миром безнадежно тщась.

Сумрак васильковый 
Выткан изо льна 
И над частоколом - 
Кринкою луна.

Лай из подворотни 
Весел и знаком, 
Млечный Путь сегодня 
Пахнет молоком.

Дымчатое небо, 
Купол накреня, 
Выпеченным хлебом
Дышит на меня.

И дрожат недальние 
Звезды, блеск гася,- 
Это в мироздании 
Шаг мой отдался...

Зреет рожь над жаркой нивой,
И от нивы и до нивы
Гонит ветер прихотливый
Золотые переливы.

Робко месяц смотрит в очи,
Изумлен, что день не минул,
Но широко в область ночи
День объятия раскинул.

Над безбрежной жатвой хлеба
Меж заката и востока
Лишь на миг смежает небо
Огнедышащее око.

Клубятся тучи, млея в блеске алом.
Хотят в росе понежиться поля,
В последний раз, за третьим перевалом,
Пропал ямщик, звеня и не пыля.

Нигде жилья не видно на просторе.
Вдали огня иль песни - и не ждешь!
Все степь да степь. Безбрежная, как море,
Волнуется и наливает рожь.

За облаком до половины скрыта,
Луна светить еще не смеет днем.
Вот жук взлетел и прожужжал сердито,
Вот лунь проплыл, не шевеля крылом.

Покрылись нивы сетью золотистой,
Там перепел откликнулся вдали,
И слышу я, в изложине росистой
Вполголоса скрипят коростели.

Уж сумраком пытливый взор обманут.
Среди тепла прохладой стало дуть.
Луна чиста. Вот с неба звезды глянут,
И, как река, засветит Млечный Путь.

Вечерний Пан исполнен мира,
Не позовет, не прошумит.
Задумчив, на лесной поляне,
Следит, как вечер из потира
Льет по небу живую кровь,
Как берега белеют вновь
В молочно-голубом тумане,
И ждет, когда луч Алтаира
В померкшей сини заблестит.

Вечерний Пан вникает в звуки,
Встающие во мгле кругом:
В далекий скрип пустой телеги,
В журчанье речки у излуки
И в кваканье ночных прудов.
Один, в безлюдии святом,
Он, в сладком онеменьи неги,
Косматые вздымает руки,
Благословляя царство снов.

Старые
звезды -
глаза их слезятся от света.

Юные
звезды -
подсинены сумерки лета.

(На взгорье, где сосны в ряд,
огни светляков горят.)

Эта звезда не сморгнет никогда - 
без век, без ресниц звезда.
- Где же она?
- Эта звезда
в сонной воде
пруда.

Большая Медведица
кверху брюшком
кормит созвездья своим молоком.
Ворчит,
урчит:
дети-звезды, ешьте, пейте,
светите и грейте!

Донья Луна к нам не пришла:
обруч гоняет она.
Вечно смешлива и весела
лунная донья Луна.

Погаснувшие звезды
плывут в последний путь...
Вот горе,
вот беда!
Куда они, куда?
...Чтоб рано или поздно
в лазури затонуть.

Вот горе,
вот беда!
Куда они, куда?

Приклеен хвост к комете:
на Сириусе дети.

Утра высь,
Сезам, отворись.
Ночи сон,
Сезам затворен.

Солнце село. Деревья
молчат задумчивей статуй.
Печаль жерновов застывших,
нивы
дочиста сжатой!

Пес лишился покоя,
Венеру в небе почуя -
яблоко налитое,
не знавшее поцелуя...

Упал на Землю солнца красный круг.
И над землей, стремительно блистая,
Приподнялась зеркальность золотая
И в пятнах пепла тлела. Все вокруг
Вдруг стало и - туманисто, и - серо...
Стеклянно зеленеет бирюза,
И яркая заяснилась слеза -
Алмазная, алмазная Венера.

Да, потерял ты этот день!
Зачем-то прятался ты в тень...
Ах, сколько солнца прозевал ты!
Хватило бы для целой Ялты.
Сказал ты ветру: "Улетай!"
День этот летний был громаден.
Так много упустил ты за день,-
Теперь попробуй наверстай!
Не наверстаешь,
Не вернуть!

Мертв зной.
Луной
Доволен будь!
И кажется пустой и вздорной
В полночной бездне этой черной
Метеоритов суетня.
Ну что ж!
Присядем у огня -
Дождемся будущего дня.	

Закат погас. Костер горит,
Звенят в степи колосья хлеба.
А я гляжу - вот ковш стоит
Среди полуночного неба.
И мнится, он не синевой,
А ключевой налит водою,
И я тянусь к нему рукой,
Полдневной истомлен жарою.

Пахнет медом сумрак ночи,
Дремлют в травах валуны.
У небесных у обочин
Ходит острый серп луны.
Жнет он синь в глуби вселенной,
Синь, что, как трава, мягка,
И стоят стогами сена
Млечной сини облака.

Как луна, застенчивый и русый,
Я лежу в полуночной степи.
Надо мною звезды, словно бусы,
По незримой движутся цепи.
Захочу - и цепь рукою трону,
Звезд себе насыплю на межу,
Степь от сна их чистым перезвоном
До былинки малой разбужу.

Небо будто бы корзина,
Все от звезд трещит по швам.
Вновь по сфере черно-синей
Звезды катятся к ногам.
Я, как дар необычайный,
Их с моей тропы беру
И со звезд сдираю тайну,
Словно с дерева кору.

Вращаясь на орбитах бешено,
Пылят миры над головой.
И, с небом млечным перемешана,
Летит пыльца на свитер мой.
Пылинки звезд, тельца нетленные,
Ко мне прилипшие в пути,
Я соберу. И вся вселенная
В моей окажется горсти.

Голубоглазо цвел цикорий.
Затвердевала ночь над морем.
Смещался вправо Млечный Путь.
Так близко звезды пролегали,
что на земные наши дали
хотелось с высоты взглянуть.

Почти что на исходе лета
сопровождали ночь кометы.
Что было в них заключено?
То ли последний взор страданья,
иль чуждый образ мирозданья, -
чье нам значение темно...

Млечный Путь - новогодняя елка
с мириадами ярких шаров.
Я на празднике этом надолго ль
и надолго ли радость без слов?

И опять - предвкушение чуда,
словно в детстве, под небом большим.
Кто мы, дети природы, откуда
и куда неизбежно спешим?

Ярче, чем новогодняя елка,
августовское небо горит.
И летящею хвойной иголкой
росчерк гаснущий - метеорит.

Прекрасно озеро Чудское,
Когда над ним светило дня
Из синих вод, как шар огня,
Встает в торжественном покое:
Его красой озарена,
Цветами радуги играя,
Лежит равнина водяная,
Необозрима и пышна...   
Прекрасно озеро Чудское
Когда блистательным столбом
Светило искрится ночное
В его кристалле голубом...
Безмолвна синяя пучина,
В дубровах мрак и тишина,
Небес далекая равнина
Сиянья мирного полна...
С небесных падая высот,
Звезда над озером блеснет,
Огнем рассыплется алмазным
И в отдаленьи пропадет.

Все, что нам звездный свет донес
сквозь долгий мрак,
прими в лицо свое всерьез,
не просто так.
	
Пусть видит ночь, как чуток ты
к ее дарам,
и уведет из тесноты
к своим мирам.

Сверх меры мир в спокойном протяженье,
запас пространства, света перелив...
Как чуждо нам любое завершенье,
но как нам близок всяческий отрыв!
	
Звезда упала. И желанье всех
за взглядом следом спешно к ней припало:
что истекло и что нашло начало?
Кто провинился? Чей искуплен грех?

Пусть будет меньше звезд падучих. 
Печалюсь я в тот миг, когда 
С заоблачной небесной кручи, 
Срываясь, падает звезда.

Она летит, во тьме сгорая. 
И кажется в тот самый миг, 
Что кто-то тихо умирает 
И покидает звездный мир.

Пусть будет больше звезд горящих. 
Я радуюсь в тот миг, когда 
На небе, словно символ счастья, 
Вдруг нарождается звезда.

Она сияет над планетой, 
И на земле в тот самый миг 
Красивые родятся дети 
И веселей куется стих.

Пусть небо вечно будет звездным, 
Как ярко вытканный ковер, 
И никогда знаменьем грозным 
Нас не пугает их узор.

Горят пролетные зарницы, 
И у реки, где новый плес, 
Мне хочется посторониться 
От близко падающих звезд.

Но все же руки поднимаю 
И взгляд за искрою веду, - 
А вдруг, быть может, я поймаю 
Мою летучую звезду?

Но искры гаснут, искры гаснут, 
Но, искры новые даря, 
Вблизи Байкала в ленте красной 
Встает сибирская заря.

Август. 
Персик зарей подсвечен,
и сквозят леденцы стрекоз.
Входит солнце в янтарный вечер,
словно косточка в абрикос.

Крепкозубый, налит початок
смехом желтым, как летний зной.

Снова август.
И детям сладок
смуглый хлеб со спелой луной.

Последний звон косы давно умолк,
И пашни колки, как щетина.
Я счастлив, что один.
Мне хорошо,
И широка вокруг равнина.

Когда сияние поблекнет за холмами,
Тогда лишь я мой покидаю дом
И глубоко вдыхаю
Прохладу августа,
Пью жадным ртом.

Мне долгожданный праздник - эта ночь,
Я вверх гляжу, и небо так бездонно,
Впервые засияли ярко звезды,
И в сердце день уже молчит стозвонный.

Прозрачны звезды августа и часты,
Летят они к земле и в небе тают.
Вот!.. Вспыхнула одна!..
За ней тропинка,
Вся в искрах золотых она блистает.

Полночь.
Звук где-то словно отзвенел,
И мне уже пора покинуть ночь
С ее прохладной тьмой,
Но звездный свод лишь ярче заблестел.
Вдруг упадет еще одна?
Я лучше не пойду домой.

В корзине туч - холодная луна. 
И высыпали звезды, как опята. 
Ночь в августе для чувств обнажена, 
И обнаженность эта необъятна.

Горящею стрелой упал болид. 
Состав промчался, воздух накаляя. 
Сто тысяч звезд в твоих глазах горит. 
Сто тысяч звезд, и каждая - родная...

Когда созреют гроздья звезд,
Расправит плечи Млечный Мост,
И тишь падет росою жадной,
И августовский ветерок -
Лишь отдыха настанет срок -
Повеет сыростью прохладной,
Тогда раскроется душа,
Читай ее, листай страницы!
И из небесного Ковша
Тебе захочется напиться.
Напиться звездной красоты,
Напиться гулкой высоты,
В простор немеряный подняться,
Вдохнуть озон чужих планет, -
Ты знаешь: там встает рассвет
И новые миры родятся...
Родится мир не сразу, нет!
Сперва - лишь контур, силуэт,
Набросок будущего мира.
И долго, подминая даль,
Кружит туманности спираль,
Как будто замысел Шекспира...

Растут, растут причудливые тени.
   В одну сливаясь тень...
Уж позлатил последние ступени
   Перебежавший день.

Что звало жить, что силы горячило -
   Далеко за горой.
Как призрак дня, ты, бледное светило,
   Восходишь над землей.

И на тебя, как на воспоминанье
   Я обращаю взор...
Смолкает лес, бледней ручья сиянье,
   Потухли выси гор;

Лишь ты одно скользишь стезей лазурной;
   Недвижно все окрест...
Да сыплет ночь своей бездонной урной
   К нам мириады звезд.

Столько звезд во Вселенной - и каждая, видимо, чья-то...
Позабыла: их - больше. У каждого есть не одна...
Ты все лето искал Альциону у края заката,
Только летом на наших широтах она не видна...

Столько звезд - выбирай... А за эту - особая плата.
Обжигают гортань и лишаются смысла слова...
Не спеши уходить, астроном. Не звезда виновата.
Упадет - не отыщешь: такая густая трава...

Не может быть!
Смотри! Вот это да!
Летит вполнеба, падая, звезда.
За ней, насиженный покинув пост,
Спешат навстречу мне сто тысяч звезд,
Одна другой красивее и ярче,
Свой путь неповторимо обозначив.
Сверкнет и гаснет... Вот была и нету,
В паденьи не превысив скорость света,
Черкнув в агонии предсмертную дугу.
Я как завороженная ловить ее бегу.
Но снова пусто на траве ночной.
Ни в поле нет, ни в заводи речной.
Наверно, тонут в ней небесные посланья.
Осталось лишь одно заветное желанье:
Зажать в руках, - и будет все иначе...
Дождем вселенским тихо август плачет...

Корабликом месяц затонет у кромки рассвета,
И первые окна несмело зажгутся в домах.
Прощай и прости, мое самое долгое лето!
Кто знает, зачем так обманчив твой щедрый размах?

Последней кометою небо - недремлющий Аргус -
Хитро подмигнет и бесшумно всплакнет невпопад...
Я плакать не стану о Вас, убегающий Август,
Не все ли равно - звездопад, листопад, снегопад?..

Прости и прощай, мое самое долгое лето!
Ты все уместишься в короткий сумбурный рассказ...
Слезою в траву упадет голубая комета,
И где-то проснутся до времени скрипка и флейта,
И вздрогнут от ветра, и тихо заплачут о нас...

Нет, не звезды зажглись
		в тусклой дымке заката,
Это слезы прекрасных
		невидимых глаз
Своевольной и гордой,
		любимой когда-то,
Но печальной, 
		никем не любимой сейчас.

Им на небе бездонном
		блестеть до рассвета
Суждено, удивляя
		случайных гуляк,
И погаснуть в лучах
		уходящего лета,
И оставить на сердце
		мучительный мрак.

Август. Ночью яблоки
Падают в саду
Провожаю взглядом
Падшую звезду.

Вспыхнет и погаснет
Тонкий яркий след...
Можно загадать бы,
Да желанья нет.

Просто где-то в небе
Осерчавший Бог
Тщетно чиркнул спичкой
Стертый коробок.

Багряная печальная луна
Висит вдали, но степь еще темна.
Луна во тьму свой теплый отблеск сеет,
И над болотом красный сумрак реет.
Уж поздно - и какая тишина!

Мне кажется, луна оцепенеет:
Она как будто выросла со дна
И допотопной лилией краснеет.

Но меркнут звезды. Даль озарена.
Равнина вод на горизонте млеет,
И в ней луна столбом отражена.
Склонив лицо прозрачное, светлеет
И грустно в воду смотрится она.

Поет комар. Теплом и гнилью веет.

В те дни, когда видать, что Август отдает
Свой скипетр Сентябрю, когда порой полдневной
Жжет солнце, но заря недужною царевной
Что день все медленней и все поздней встает,

Когда тяжелая земля вновь узнает,
Что солнца страсть прошла, и в суете душевной
То в золоте пред ним красуется, то гневной
Окраской щек свои страданья выдает, -

В те дни, подснежника нежнее и мгновенней,
Таинственный цветок пестрит земли наряд.
Там, где простор холмов открытей и бестенней,

Он в одиночестве растет, чаруя взгляд
Лиловой бледностью. В нем скрыт смертельный яд,
И я б его назвал Улыбкою Осенней.

Жарко блестящее солнце, помедли! Зачем оставляешь
Эти счастливые страны, все ниже и ниже
По небу нашему ходишь: не так, как, бывало, весною
Прямо над нами горело, и долгое утро
С долгим сияющий днем выводило с собою из моря?
Иль тебе милы песчаные степи ливийцев?
Будто бы лучше их медное небо, чем небо Эллады,
Где твои сестры-красавицы вечно сияют:
Кассиопея алмазная и Андромеда златая?
На небосводе ливийском Центавр или Гидра
Могут ли встретить тебя, как царя подобает, с любовью!
Не покидай нас, отрадно светящее солнце!

День, предписан Земли скрижалями,
Под салют листвы препожаловал.

На Весы он для равновесия
Гирьку пробует полумесяца.

Аплодируют листья тополя:
Ходят звезды по небу толпами.

Трем ярчайшим, что над березками,
Светофоры под козырек берут:

Как полковника, рады чествовать
День осеннего равноденствия!

...И обрел половинку день в ночи,
А моя - заплутала в вечности...

Сыпучей ржавчиной краснеют по дороге
Холмы плешивые и слегшийся песок,
И пляшет сумрак в галочьей тревоге,
Согнув луну в пастушеский рожок.

Молочный дым качает ветром села,
Но ветра нет, есть только легкий звон.
И дремлет Русь в тоске своей веселой,
Вцепивши руки в желтый крутосклон.

Манит ночлег, недалеко от хаты,
Укропом вялым пахнет огород,
На грядки серые капусты волноватой
Рожок луны по капле масло льет.

Тянусь к теплу, вдыхаю мягкость хлеба
И с хрустом мысленно кусаю огурцы.
За ровной гладью вздрогнувшее небо
Выводит облако из стойла под уздцы.

Золотое жниво почернили. 
Отсияли радуги мосты. 
И надолго окоем укрыли 
Туч осенних мокрые холсты. 
Поле, поле в тишине и дреме. 
И над всей округою степной, 
Словно острый лемех в черноземе, 
Блещет в тучах месяц молодой.

Как садовник, склоняясь над ветвями вод,
Ты сорви этот плод.
	
И в ладони, которой теплей не сыскать,
Дай ему дозревать.
	
И когда над садами, блаженно горя,
Тихо встанет заря,
	
Заглядевшись на этот небесный огонь,
Разожми ты ладонь,
	
Чтоб стеклянный фонарь, в небо вырвавшись, мог
Осветить даль дорог.
	
И увидишь, как он над речной глубиной
Встанет полной луной.

Вечерний дождь посеребрил дорогу.
Закат узоры шил по серебру.
А ночь дорогу подвела к порогу,
Затеяв непонятную игру.

Едва откроешь дверь - дорога тает,
Сливаясь с непроглядной темнотой.
А глянешь из окна - опять сверкает,
Расшитая серебряной иглой.
	
И мне казалось: млечная дорога
От дальних звезд к порогу пролегла.
И космос начинался от порога.
И даль была таинственно светла.
	
Как будто там, куда дойти непросто,
Куда планеты исчезают днем,
Вдруг вспыхнули полуночные звезды
Холодным немерцающим огнем.
	
Но серебро дороги блекло, блекло.
И стала нестерпимой тишина.
И тусклым светом выбелила окна
За ели уходящая луна.

Ночь подплывает тревожно.
Ветер рыдает над садом.
Месяц на желтые листья
Смотрит тоскующим взглядом.
	
Что-то вдали прозвучало
Жалобно так и уныло,
Что-то в серебряной дымке
По верху сада поплыло.

В темном, тоскующем небе
Море светил необъятно...
Все это так мне знакомо,
Все это так непонятно!

Полночной порою в болотной глуши
Чуть слышно, бесшумно, шуршат камыши.

О чем они шепчут? О чем говорят?
Зачем огоньки между ними горят?

Мелькают, мигают - и снова их нет.
И снова забрезжил блуждающий свет.

Полночной порой камыши шелестят.
В них жабы гнездятся, в них змеи свистят.

В болоте дрожит умирающий лик.
То месяц багровый печально поник.

И тиной запахло. И сырость ползет.
Трясина заманит, сожмет, засосет.

"Кого? Для чего? - камыши говорят,-
Зачем огоньки между нами горят?"

Но месяц печальный безмолвно поник.
Не знает. Склоняет все ниже свой лик.

И, вздох повторяя погибшей души,
Тоскливо, бесшумно шуршат камыши.

Свобода смотрит в синеву.
Окно открыто. Воздух резок.
За желто-красную листву
Уходит месяца отрезок.

Он скоро будет - светлый серп,
Сверкающий на жатве ночи.
Его закат, его ущерб
В последний раз ласкает очи...

Как бледен месяц в синеве,
Как золотится тонкий волос...
Как там качается в листве
Забытый, блеклый, мертвый колос...

Зубы кости слоновой
у луны ущербленной.
О канун умиранья!
Ни былинки зеленой,
опустелые гнезда,
пересохшие русла...
Как луне на закате
одиноко и грустно!..

Серый час был мутен и обманчив,
И хотелось закричать кому-то:
"Помогите! Я уже не мальчик,
Заблудился в поисках уюта!"

Но из полумрака отвечало
Лунное морщинистое рыло:
- Что же! Удивительного мало!
И меня туманами закрыло.

И пошли смеясь мы и ругаясь,
И туман куда-то в водостоки
Уползал, клубясь и содрогаясь,
И вставало солнце на востоке.

Мы менялися лаской привета,
   Но в глазах затаилася мгла,
   Наша память неверной была,
Мы забыли, что умерло лето,
   Что октябрьская полночь пришла,
   Мы забыли, что осень пришла,
И не вспомнили озеро Обер,
   Где открылся нам некогда мир, -
Это дымное озеро Обер
   И излюбленный ведьмами Вир.

Но когда уже ночь постарела
   И на звездных небесных часах
   Был намек на рассвет в небесах,
Что-то облачным сном забелело
   Перед нами в неясных лучах -
И внезапно предстал серебристый
   Полумесяц - двурогой чертой,
Полумесяц Астарты лучистый,
   Очевидный двойной красотой.

Я промолвил: "Астарта нежнее
    И теплей, чем Диана, - она
    В царстве вздохов, и вздохов полна:
Увидав, что, в тоске не слабея,
    Здесь душа затомилась одна, -
Чрез созвездие Льва проникая,
    Показала она в облаках
    Путь к забвенной тиши в небесах
И, чело перед Львом не склоняя,
    С нежной лаской в горящих глазах,
Над берлогою Льва возникая,
    Засветилась для нас в небесах"

Свет ли лунный навеял грезы,
Сон ли горький тяжел, как дым,-
Плачет небо, роняя звезды
В спящий город, его сады.
Ночь застыла на черных лужах
Тьма нависла на лунный гвоздь;
Ветер скован осенней стужей,
Ветер, ветер - желанный гость!
Бросься, ветер, в глаза каналам,
Сдуй повсюду седую пыль,
Хилым кленам, что в ночь стонали,
Звездной сказкой пригрезив быль!..

Вот светлеет небо, и совсем сгорает
Синеватый месяц в голубой заре,
Тихо и красиво клены умирают,
Золотые клены в сером ноябре.
Мне в окно стучатся их сухие руки,
Ни о чем не просят, только не жалеть.
А метель из листьев в безучастной скуке
От меня скрывает золотую смерть.
Вот она приходит, листья собирая,
А затем уходит в дальние края,
Так и я, для мира тихо умирая,
В небо рвусь, туда, где Родина моя.

В душу хлынуло прошлое, леса покой
И знакомый приятельский оклик синиц...
Вспоминаю, мы летом здесь были с тобой,
Сколько песен тут было и щебета птиц!..

А сейчас как-то пусто, все ждет и молчит...
Грустно падают листья, и поле тускнеет,
Поднимает природа не солнечный щит,
А какой-то пятак, что сквозь тучи желтеет...

Погода холодная, серая,
Лишь, вспыхнув последним огнем,
Осинок короткая серия
Прошла за вагонным окном.

Равнина ненастьем измаяна,
Лишь солнце в неполный накал
Порой проступает из марева
Не там, где его ожидал.

Белеет утренник, сверкая,
По скатам блекнущих холмов;
Великим заревом пылая,
Выходит солнце из паров.

Ему обидно и досадно
Гореть так низко над землей,
Горит и слизывает жадно
Снежок над мерзлою травой.

И словно длинной бахромою
Одет холма высокий бок:
Где рощи нет - горит росою,
Где тень от рощи - там снежок.

К зиме с небес ушла завеса,
Что осенью наволокло.
Едва ль не к полдню из-за леса
Светило медленно всплыло.

Взошло и не узнало, право,
Луга, долины и поля...
Да где же зим российских слава?
Полузаснежена земля.

Снег сохранился по низинам,
Но голы взгорья и холмы.
Промерзли нивы - и озимым
Не вынести такой зимы.

И снегу здесь и проку мало.
Так стоит ли радеть и рдеть?..
А все завеса, что мешала
Светилу землю разглядеть.

Вот погодить, набрать бы силу.
Но длинны ночи, кратки дни...
При этаких делах светилу,
Пожалуй, лучше быть в тени.

Земля давно уже остыла.
И в замороженной ночи
звезда в окно мое светила,
неразличимая почти.
Казалось, только тронь ладонью, -
зеленоватый свет ее,
встречая утро молодое,
совсем сойдет в небытие.
Но это только так казалось,
и ночь в морозном ноябре
не начиналась, не кончалась,
не длилась, и не прекращалась,
и не краснела на заре...

Я многого хочу. К примеру - зимы морозной.
Чтобы сугробы в сажень.
И чтоб дымок курился паровозный
Над кровлями деревень.

Чтобы трещал мороз
И чтоб Светило,
Погружено в небесный купорос,
Едва светило.

Чтоб были дни короче
Фразы Цезаря
И ледяными литерами врезаны
Посередине ночи.

Чтобы пронзительные очи холода
Смотрели строго,
Чтобы звездочка была приколота
На грудь сугроба.

Нарастают снега. Сокращается день. 
Год проходит. Зима настает. 
Даже в полдень за мной великанская тень 
Синим шагом по снегу идет.

Снег, свисая, с еловых не сыплется лап, 
И синицы свистят без затей. 
Столько снежных кругом понаставлено баб, 
Столько снежных кругом крепостей.

Незаметно зарею сменилась заря, 
И снега забелели из тьмы. 
Я люблю вас, короткие дни декабря, 
Вечер года и утро зимы.

Палитра декабря бедна.
День, не набравши силы, никнет.
И вот уж огненные блики
Играют в наледи окна.

Снег белизну свою теряет.
И чуть тускнеет горизонт.
Над миром кто-то раскрывает
Огромный черный в блестках зонт.

Мерцают млечные тропинки
На темном куполе небес,
Сияют звезды, и снежинки
Бесшумно падают на лес.

В чертог Зимы со знаком Козерога
Вступило Солнце. Выпит летний мед.
Полет саней. Вся бархатна дорога.
Теченье рек замкнулось в звонкий лед.

Кора дерев, охваченная стужей
Как дверь тюрьмы, туга и заперта.
Дом занесен. В нем долог час досужий.
В узорах окон звездный знак креста.

В трубе - орган. В нем ветром нелюдимым
Размерно сложен сумрачный хорал.
Дух солнечный восходит синим дымом,
Костер стодневный жарко запылал.

В березе белой солнечная сила
Запряталась, чтоб нас зимой согреть.
И пламя в печке пляшет цветокрыло,
Текучую переливая медь.

Слышен лай пса,
Виден край пня.
Семь часов - вся
Долгота дня.

Вот и весь срок.
Вот и весь свет.
Посреди строк
Только твой след.

Только свой слог,
Но не точь-в-точь...
День в постель слег -
И опять ночь.

Как зрачок под бельмом, подо льдом исчезает вода,
И звенят под ногою железные комья земли -
Это вновь налетели косматые псы-холода,
За собой росомаху - полярную ночь привели.

Ты капканы расставил улавливать теплую плоть,
Ты заставишь ее себе лапы в отчаянье грызть.
Будешь ты в темноте на реке лед пешнею колоть,
Будешь ночь и пешню за длину непомерную крыть.

Будет время сочиться и таять, как льдинка в горсти.
За неровным обрывом земли в нетерпенье своем
Набухать будет солнце, пытаясь к весне прорасти,
И прорвется внезапно - забрызгает весь окоем.

Ты увидишь, как вновь на реке прозревает вода
И синеет в провалах снегов уползающих тень, -
Убегают на север костлявые псы-холода,
Тянут длинные нарты - полярный немешкотный день.

Будешь ладить навес (наконец-то и лесу привез).
Ты взмахнешь топором и припомнишь вдруг запах лесной.
Покурить разогнешься - увидишь на тысячи верст:
Жизнь по кругу идет, солнце катится вместе с весной.

Но опять, как зрачок под бельмом, столбенеет вода,
И гремят под ногою железные комья земли -
Это вновь налетели жестокие псы-холода,
За собой росомаху - полярную ночь привели...

Ну, кажется, что астроному
В таком ледяном краю?
Поселок:
Больничка,
Два дома,
За ними яранги встают.

А если пурга заладит,
Не только не встретишь звезды,
В снежной глухом заряде
Теряешь свои следы.

Солнце вмерзло в торосы,
И до поры не жди.
Под малахаем косы
Спящие, как дожди.

Слезу выжимают трудности.
Белый полярный зверь
Ходит у окон юности,
Пробует лапой дверь.

И никому не поверится
В здешние чудеса:
Прыгает мягко Медведица
В синие небеса.

Дышат собаки тяжко,
Топорщится иней усов.
По льду пролетает упряжка
Созвездием Гончих Псов.

Полярный круг железным обручем
Макушку глобуса сдавил.
Здесь ночью небосвод безоблачен,
Увешан гроздьями светил.

А на исходе на прощание
(Я видел раннею весной)
Переливается сияние
Муаровой голубизной.

Придумать можно ли нелепее? -
Почти полгода длится ночь.
На звездное великолепие
Уж никому глядеть невмочь...

Черные ели и сосны сквозят в палисаднике темном.
В черном узоре ветвей - месяца рог золотой.

Слышу, поют петухи. Узнаю по напевам печальным
Поздний, таинственный час. Выйду на снег, на крыльцо.

Замерло все и застыло, лучатся жестокие звезды,
Но до костей я готов в легком промерзнуть меху,

Только бы видеть тебя, умирающий в золоте месяц,
Золотом блещущий снег, легкие тени берез

И самоцветы небес - янтарно-зеленый Юпитер,
Сириус, дерзкий сапфир, синим горящий огнем,

Альдебарана рубин, алмазную цепь Ориона
И уходящий в моря призрак сребристый - Арго.

Где ты, звезда моя заветная,     
Венец небесной красоты?  
Очарованье безответное     
Снегов и лунной высоты?    
Где вы, скитания полночные     
В равнинах светлых и нагих,  
Надежды, думы непорочные     
Далеких юных лет моих?    
Пылай, играй стоцветной силою,     
Неугасимая звезда,  
Над дальнею моей могилою,     
Забытой богом навсегда!

Полнолуние. Ночь глубокая.
Роща в инее - ныне мороз.
В небе облако спит одинокое,
Не шелохнутся тени берез.

Где же тьма? В этом чутком сиянии -
Мириады мерцающих звезд.
И сближаются все расстояния:
Мир таинствен и все-таки прост.

Свет снежинки, стопой не погашенный,
И звезды над твоей головой
Очень схож - синевою окрашенный,
Негустою, почти голубой.

И невольно душа наполняется
Этим светом, величьем берез,
И звездою над миром склоняется,
Что таинствен и все-таки прост.

Морозной ночи тишина,
Лесной завороженный воздух,
Земля в хрусталь погружена,
С ней разговаривают звезды.

Пространств бездонных светляки,
Светила вечной сказки сказок,
Так высоки, так далеки
Над ветками берез и вязов.

Им говорит Земля про нас
И, под натянутой антенной,
Стоишь, не опуская глаз,
На очной ставке со Вселенной.

Свершает ночь свое Богослуженье,
Мерцая, движется созвездий крестный ход.
По храму неба стройное движение
Одной струей торжественно течет.

Едва свилась закатная завеса,
Пошли огни, которым нет числа:
Крест Лебедя, светильник Геркулеса,
Тройной огонь созвездия Орла.

Прекрасной Веги нежная лампада,
Кассиопеи знак, а вслед за ней
Снопом свечей горящие Плеяды,
Пегас, и Андромеда, и Персей.

Кастор и Поллукс друг за другом близко
Идут вдвоем. Капеллы хор поет,
И Орион, небес архиепископ,
Великолепный совершает ход.

Обходят все вкруг чаши драгоценной
Медведицы... Таинственно она
В глубинах неба, в алтаре вселенной
Века веков Творцом утверждена.

Но вот прошли небесные светила,
Исполнен чин, творимый бездны лет,
И вспыхнуло зари паникадило.
Хвала Тебе, явившему нам Свет!

День погас.
	На темном небосводе
Синий вечер звезды зажигает.
Снег и сумрак без конца и края:
Рождество на землю тихо сходит.

Между звезд одна - к земле поближе,
Ярче средь вечерней синевы.
Может быть, Ее я нынче вижу:
Увидали же Ее волхвы!

Вот она -
	над лесом зависает -
Низко,
	только руку протяни...
Гул турбин полнеба сотрясает.
Может, проблесковые огни?..

Есть в декабре часы солнцеворота, 
Когда, уже оледенев насквозь, 
Повертывает мудрая природа 
На лето - солнце,
зиму - на мороз.

В честь этого события когда-то 
Блюститель часобития Кремля 
Имел большую от казны доплату - 
Двадцать четыре суточных рубля.

Целковые серебряно, остыло 
Звенели в царском кабаке чуть свет, 
Где пропивал блюститель до алтына 
Издержки обращения планет...

Этот листочек календаря 
Особенным кажется почему-то. 
Двадцать четвертое декабря - 
День прибавился на минуту!

Вчера еще солнце щурило глаз, 
Так, словно было на всех надуто. 
И вдруг улыбнулось. И день сейчас 
Семь часов и одна минута!

Минута. Но что там она дает?! 
И света на много ли больше брызнет? 
Но эта минута - солнцеворот! 
Первый, радостный лучик жизни!

По книгам старинным пришло рождество. 
Пусть так. Но для нас рождество не это, 
Есть более яркое торжество: 
В холодной зиме зародилось лето!

И пусть еще всюду мороз и снег, 
Но тьма уже дрогнула, отступает... 
Припомни, ведь и с тобой, человек, 
Вот так же точно порой бывает...

Чувствуешь: беды отходят прочь,
Сердце легким стучит салютом...
Кончилась самая длинная ночь,
День прибавился на минуту!

На протяженьи многих зим 
Я помню дни солнцеворота, 
И каждый был неповторим 
И повторялся вновь без счета.

И целая их череда 
Составилась мало-помалу - 
Тех дней единственных, когда 
Нам кажется, что время стало.

Я помню их наперечет: 
Зима подходит к середине, 
Дороги мокнут, с крыш течет, 
И солнце греется на льдине.

И любящие, как во сне, 
Друг к другу тянутся поспешней,
И на деревьях в вышине 
Потеют от тепла скворешни.

И полусонным стрелкам лень 
Ворочаться на циферблате, 
И дольше века длится день, 
И не кончается объятье.

Тише! Замрите!
Последняя ночь последнего месяца
рождает последнее и первое утро...
Свою лебединую песню выводит уставший год.